Если Джонъ -- оселъ, какъ это принято, дѣйствительно является образцомъ самодовольной глупости, то такимъ Джономъ-осломъ несомнѣнно нужно было признать въ Клойстергэмѣ городского аукціониста, мистера Сапси.
Мистеръ Сапси носитъ такое-же платье, какъ ректоръ, а потому нѣсколько разъ ему кланялись на улицѣ, вмѣсто ректора. По этой-же причинѣ его приняли однажды за епископа и назвали "милордъ". Всѣмъ этимъ мистеръ Сапси гордится чрезвычайно, точно также, какъ своимъ краснорѣчіемъ. Когда онъ производитъ продажу различныхъ городскихъ имуществъ, онъ старается придать своему голосу тотъ самый оттѣнокъ, который имѣютъ голоса духовныхъ лицъ, а заканчивая торгъ онъ принимаетъ такую торжественную позу и дѣлаетъ такіе жесты, которымъ могъ-бы позавидовать и самъ ректоръ.
Мистеръ Сапси имѣетъ множество поклонниковъ. Нѣкоторые скептики не признаютъ за нимъ большого ума, но большинство считаетъ его украшеніемъ Клойстергэма. Мистеръ Сапси чрезвычайно самоувѣренъ и держитъ себя съ большимъ достоинствомъ; его рѣчь льется плавно, но медленно, и ходитъ онъ тоже степенно и не торопясь. Разговаривая съ кѣмъ-либо, онъ дѣлаетъ такіе торжественные жесты, точно собирается благословитъ собесѣдника. Возрастъ его скорѣе приближается къ 60-ти, чѣмъ къ 50 годамъ. Фигура у него толстая, съ брюшкомъ, на которомъ жилетка всегда образуетъ широкія складки. По словамъ обитателей Клойстергэма, онъ очень богатъ. На городскихъ избирательныхъ собраніяхъ онъ подаетъ свой голосъ всегда за самыхъ важныхъ кандидатовъ. Вообще, мистеръ Сапси убѣжденъ, что только онъ одинъ и выросъ съ тѣхъ поръ, какъ былъ ребенкомъ, а потому и нѣтъ ничего удивительнаго, что онъ пользуется большимъ значеніемъ въ Клойстергэмѣ.
Живетъ мистеръ Сапси въ собственномъ домѣ, на Хай-Стритѣ, напротивъ женскаго монастыря. Построенъ этотъ домъ въ одно время съ монастыремъ, а потому сильно обветшалъ. Надъ дверью поставлено деревянное изображеніе отца мистера Сапси, въ длинной тогѣ и парикѣ. Сдѣланная въ половину человѣческаго роста фигура эта изображаетъ отца мистера Сапси въ моментъ исполненія имъ обязанностей аукціониста, продающаго имущества съ молотка. Посѣтители М-ра Сапси не разъ выражали удивленіе вѣрному воспроизведенію на этомъ изображеніи всѣхъ деталей: руки, молотка, стола.
Мистеръ Сапси сидитъ въ мрачной комнатѣ, выходящей окнами на выложенный камнемъ дворъ и на огороженный заборомъ садъ. Передъ нимъ у камина стоитъ на столѣ бутылка портвейна. Въ каминѣ горитъ огонь. Хотя это, собственно и роскошь въ такое время года, но иногда, въ холодные осенніе дни, оно очень пріятно. Въ этой же комнатѣ бросаются въ глаза нѣсколько предметовъ, чрезвычайно характерныхъ для особы мистера Сапси. Это часы съ недѣльнымъ заводомъ, барометръ и портретъ хозяина. Часы мистеръ Сапси противопоставляетъ времени, барометръ -- погодѣ, а себя самого -- всему человѣчеству.
Кромѣ бутылки на столѣ лежатъ еще различныя принадлежности для письма и какая-то рукопись. Наклонившись надъ этой рукописью, м-ръ Сапси съ торжественнымъ выраженіемъ на лицѣ читаетъ ее, потомъ встаетъ и, прогуливаясь по комнатѣ, медленно, но довольно тихо, такъ что можно разобрать одно только слово "Этелинда", на память читаетъ ея содержаніе.
Рядомъ съ бутылкой стоятъ на подносѣ три чистыхъ стаканчика для вина. Въ то время, какъ мистеръ Сапси расхаживаетъ по комнатѣ, входитъ горничная и докладываетъ:
-- Сэръ, васъ желаетъ видѣть мистеръ Джасперъ.
-- Проси,-- торжественно произноситъ хозяинъ, придвигая въ то же время къ себѣ два стаканчика.
Въ комнату входитъ мистеръ Джасперъ. Тогда мистеръ Сапси обращается къ нему съ слѣдующимъ витіеватымъ привѣтствіемъ:
-- Очень польщенъ видѣть васъ, сэръ, и очень радъ принять васъ у себя въ домѣ!
-- Вы очень любезны,-- отвѣчаетъ мистеръ Джасперъ,-- но польщенъ долженъ быть я, а не вы.
-- Вы чрезвычайно любезны, но могу васъ завѣрить, что я счастливъ видѣть васъ въ моемъ скромномъ жилищѣ. И, повѣрьте, я далеко не всякому сказалъ бы это (Послѣднія слова мистера Сапси произноситъ такъ торжественно, что ихъ смыслъ становится очевиднымъ: "Вы, конечно, сомнѣваетесь, чтобы такому лицу, какъ я могло бытъ пріятно ваше общество, но это такъ").
-- Я давно искалъ знакомства съ вами,-- говоритъ мистеръ Джасперъ.
-- Я давно знаю васъ, какъ человѣка съ изысканнымъ вкусомъ. Позвольте налить вамъ стаканчикъ вина.
Съ этими словами мистеръ Сапси наполняетъ два стакана и затѣмъ произноситъ:
Когда французы къ намъ придутъ,
То въ Дуврѣ насъ они найдутъ.
Слова эти во времена дѣтства мистера Саиси были излюбленнымъ патріотическимъ тостомъ, а потому онъ и считалъ ихъ самымъ подходящимъ возгласомъ для всѣхъ временъ и эпохъ.
-- Вы, конечно, сами знаете, мистеръ Сапси,-- обращается къ хозяину мистеръ Джасперъ, съ улыбкой, глядя на аукціониста,-- что никто лучше васъ не изучилъ свѣта..
-- Да, въ этомъ отношеніи,-- съ самодовольной улыбкой отвѣчаетъ мистеръ Сапси, я, дѣйствительно, кое-что знаю.
-- Меня всегда удивляла эта ваша репутація, и это-то обстоятельство и возбудило во мнѣ желаніе лично узнать васъ. Вѣдь, въ этомъ заброшенномъ захолустьѣ Клойстергэма рѣшительно ничего не знаешь о томъ, что дѣлается за его предѣлами.
-- Хотя я и не бывалъ въ другихъ странахъ, молодой человѣкъ,-- говоритъ мистеръ Сапси и вдругъ останавливается.-- Вы разрѣшите мнѣ называть васъ молодымъ человѣкомъ? Вѣдь я гораздо старше васъ.
-- Пожалуйста.
-- Такъ, вотъ, я говорю, что если я и не бывалъ въ другихъ странахъ, зато другія страны побывали у меня. Я хочу сказать, что я знакомился съ ними по обстоятельствамъ моей профессіи. Такъ, напримѣръ, если, описывая чье-либо имущество, я вижу часы французской работы, я сразу, лишь дотронувшись къ нимъ, узнаю ихъ и говорю: "это Парижъ". Если мнѣ попадаются чашки китайскаго фарфора, то, и не видавъ раньше такихъ чашекъ, я уже знаю: "это Пекинъ, Нанкинъ и Кантонъ". Совершенно также съ Японіей и Египтомъ, съ сандальнымъ или бамбуковымъ деревомъ изъ Остъ-Индіи: какъ только я притрагиваюсь къ какому-либо предмету, я уже знаю, откуда онъ. Однажды мнѣ пришлось наложить руку даже на сѣверный полюсъ. Это было эскимосское копье. И я готовъ держать пари на полпинты хереса, что я не ошибся!
-- Удивительно! Вашъ методъ знакомства съ міромъ, мистеръ Сапси, замѣчательный методъ!
-- Я говорю обо всемъ этомъ, сэръ,-- съ самодовольнымъ видомъ замѣчаетъ мистеръ Сапси,-- чтобы показать вамъ, молодой человѣкъ, что лучшее доказательство всякаго искусства не въ хвастовствѣ достигнутыми результатами, а въ объясненіи того пути, которымъ вы дошли до него.
-- Ваши слова чрезвычайно поучительны,-- говоритъ мистеръ Джасперъ, но вы, кажется, хотѣли что-то сказать о покойной мистриссъ Сапси?..
-- Да, да, я хотѣлъ,-- говоритъ мистеръ Сапси, наполняя вновь стаканчики виномъ и затѣмъ (очевидно, изъ предосторожности) отодвигая отъ гостя бутылку къ себѣ.-- Но прежде, чѣмъ посовѣтоваться съ вами, какъ съ человѣкомъ хорошаго вкуса, относительно этой бездѣлки (при этомъ мистеръ Сапси показываетъ исписанный имъ листъ), я хотѣлъ-бы, сэръ, ознакомить васъ съ характеромъ опочившей девять мѣсяцевъ тому назадъ мистриссъ Сапси.
Съ трудомъ удерживающій свою зѣвоту и закрывающій себѣ ротъ стаканомъ мистеръ Джасперъ, дѣлаетъ нѣкоторое усиліе, опускаетъ стаканъ на столъ и придаетъ своему лицу выраженіе полнаго вниманія. Но это плохо ему удается: углы рта подергиваются и выдаютъ его непреодолимую потребность зѣвнуть.
-- Такъ вотъ,-- начинаетъ свой разсказъ мистеръ Саиси, шесть лѣтъ тому назадъ, когда мой умъ достигъ... не теперешняго своего развитія, конечно, но того, при которомъ я почувствовалъ себя способнымъ поглотить въ моемъ умѣ чужой умъ,-- я выбралъ себѣ спутницу жизни, ибо нахожу, что нехорошо быть человѣку одному.
Мистеръ Джасперъ дѣлаетъ видъ, что высказанная мысль кажется ему и интересной, и пріятной.
-- Миссъ Бробити держала въ то время женское учебное заведеніе, которое если и не соперничало въ первенствѣ съ заведеніемъ въ монастырскомъ домѣ, то, во всякомъ случаѣ, стояло съ нимъ наравнѣ. Говорили, что она будто-бы со страстью посѣщала всѣ мои воскресные и праздничные аукціоны, что она въ восхищеніи была отъ моего краснорѣчія и что оно даже отразилось на слогѣ диктовокъ, которыя миссъ Бробити дѣлала своимъ воспитанницамъ. Однажды дѣло дошло, какъ мнѣ разсказывали, до того, что отецъ одной изъ дѣвицъ, возмущенный этимъ слогомъ, рѣшился указать прямо на меня. Лично я не вѣрю этому разсказу. Я не могу допустить, чтобы человѣкъ въ здравомъ умѣ могъ сознательно сдѣлать себя предметомъ всеобщаго презрѣнія.
Въ знакъ своего согласія съ мнѣніемъ мистера Сапси мистеръ Джасперъ киваетъ головой. Между тѣмъ мистеръ Сапси дѣлаетъ видъ, что хочетъ налить вина въ полный стаканчикъ своего гостя, что, конечно, невозможно, и успѣшно наполняетъ свой собственный пустой стаканчикъ.
-- Долженъ вамъ сказать, молодой человѣкъ, что все существо миссъ Бробити было преисполнено благоговѣніемъ къ человѣческому разуму. Умъ, обращенный на познаніе міра и людей -- былъ ея кумиромъ. Когда я сдѣлалъ ей предложеніе, она до такой степени была поражена, что я снизошелъ до нея, что смогла произнести лишь слѣдующія слова: "О, Ты!.." Эти слова, конечно, относились ко мнѣ, но, какъ я ни ободрялъ ее, продолжить начатую рѣчь она не смогла. Она устремила на меня свои ясные голубые глаза, крѣпко сжала свои прозрачныя руки, а лицо ея покрылось смертельною блѣдностью. Я сталъ собственникомъ ея учебнаго заведенія, передалъ его по контракту другому лицу, а мы зажили вмѣстѣ, какъ одно существо. Но, все-же, она никогда не могла найти словъ, которыя удовлетворительно выразили бы ея, быть можетъ, чрезмѣрное уваженіе къ моему уму. До самаго послѣдняго дня -- она скончалась отъ болѣзни печени -- она говорила со мной лишь незаконченными, прерывающимися фразами.
Когда акціонистъ оканчивалъ свою рѣчь, мистеръ Джасперъ уже успѣлъ сомкнуть вѣжды. Но какъ только голосъ мистера Саиси замолкъ онъ снова открылъ ихъ и въ тонъ, только что умолкнувшей рѣчи, произнесъ: "A!", точно хотѣлъ и ему было трудно не прибавить къ этому "A!" -- "минь"!..
-- Съ того дня -- продолжаетъ далѣе мистеръ Сапси, наслаждавшійся самъ полудремотой, которую нагнали на него вино и догоравшій огонь въ каминѣ,-- я сталъ такимъ, какимъ вы видите меня: одинокимъ мизантропомъ, которому приходится по вечерамъ, какъ я самъ выражаюсь, бесѣдовать съ пустыннымъ воздухомъ. Я не могу сказать, чтобъ я упрекалъ себя, но по временамъ я невольно задаю себѣ вопросъ: а что, если-бы ея мужъ былъ ближе къ ней по умственному развитію? Не оказало-бы это, можетъ быть, благотворнаго дѣйствія на ея больную печень?
Мистеръ Джасперъ отвѣчаетъ въ самомъ подавленномъ и грустномъ настроеніи:
-- Такъ было, вѣрно, суждено.
-- Мы можемъ только предполагать такъ,-- говоритъ мистеръ Сапси.-- По моему, "человѣкъ предполагаетъ, а Богъ располагаетъ". Конечно, ту-же мысль можно, можетъ быть, выразить и иначе, но я выражаю ее именно такъ.
Мистеръ Джасперъ бормочетъ что-то въ знакъ своего согласія.
-- Ну, а теперь, мистеръ Джасперъ,-- заканчиваетъ аукціонистъ свой разсказъ, беря исписанный листъ въ руки,-- позвольте обратиться къ вамъ, какъ къ человѣку со вкусомъ, и спросить вашего мнѣнія о той надписи, которую я не безъ труда сочинилъ и которую приготовилъ для памятника мистриссъ Сапси. Вотъ, взгляните на нее сами; пусть глазъ вашъ слѣдить строка за строкой за ея содержаніемъ
Мистеръ Сапси смотрѣлъ на бумагу и читалъ:
Этелинда,
Уважаемая супруга Мистера Томаса Сапси,
Клойстергэмскаго аукціониста, оцѣнщика, государственнаго чиновника и т. д.,
Который, при всемъ своемъ знаніи людей и свѣта,
Не встрѣтилъ ума,
Болѣе способнаго оцѣнить его.
Прохожій, остановись
И спроси себя,
Въ силахъ-ли ты сдѣлать то-же самое?
И если нѣтъ,
То отойди со стыдомъ.
Въ то время какъ мистеръ Джасперъ читалъ эти строки, мистеръ Сапси, желая видѣть выраженіе лица человѣка со вкусомъ, читавшаго его эпитафію, повернулся спиной къ камину, такъ что лицо его было обращено къ двери, изъ которой снова показалась его горничная.
-- Къ вамъ Дордльсъ пришелъ, сэръ,-- доложила она.
Мистеръ Сапси торопливо придвигаетъ къ себѣ третій стаканчикъ, наливаетъ въ него вина и отвѣчаетъ;
-- Пусть Дордльсъ войдетъ сюда.
-- Превосходно!-- восклицаетъ Джасперъ, возвращая листъ мистеру Сапси.
-- Вы одобряете?
-- Невозможно не одобрить. Кратко, характерно и полно!
Аукціонистъ киваетъ головой, какъ человѣкъ принявшій заранѣе ожидаемое и выдающій росписку. Въ то-же время онъ приглашаетъ вошедшаго въ комнату Дордльса выпить стаканъ вина (при этомъ онъ протягиваетъ поднятый стаканъ къ гостю), чтобы согрѣться.
Дордльсъ -- каменщикъ, занимающійся изготовленіемъ надгробныхъ памятниковъ, склеповъ и т. п. Ремесло это наложило на него своеобразную печать. Въ Клойстергэмѣ нѣтъ человѣка, который былъ-бы извѣстнѣе Дордльса. Онъ самый отъявленный пьяница всего мѣстечка. Говорятъ, что онъ очень хорошій мастеръ. Можетъ быть, такое мнѣніе о немъ и справедливо, хотя никогда никто не видѣлъ его за работой; но зато безусловно вѣрно, что онъ отъявленный пьяница. Онъ знаетъ соборное кладбище не только лучше всѣхъ живыхъ, но, вѣроятно, и лучше умершихъ. По слухамъ, этимъ знакомствомъ онъ обязанъ своей привычкѣ высыпаться въ склепахъ послѣ пьянства и скрываться въ нихъ отъ назойливыхъ уличныхъ мальчишекъ. Свободный-же доступъ въ склепы давало ему его ремесло, благодаря которому онъ, при разныхъ перестройкахъ и поправкахъ дѣйствительно многое могъ видѣть и запомнить. Говоря о себѣ Дордльсъ обыкновенно выражается въ третьемъ лицѣ, быть можетъ, оттого, что онъ немного мистикъ и сомнѣвается иногда въ собственномъ существованіи, а, можетъ быть, и потому, что въ Клейстергэмѣ вообще принято говорить въ третьемъ лицѣ о всѣхъ выдающихся лицахъ. Разсказывая о своихъ работахъ въ склепахъ, онъ говоритъ: "Дордльсъ натолкнулся на останки какого-то старика -- онъ разумѣетъ давно похороненную особу -- и хватилъ своимъ заступомъ прямо по его гробу. Старикъ посмотрѣлъ своими широко-открытыми глазами на Дордльса, точно хотѣлъ спросить его:, ваше имя Дордльсъ? Подходите, я жду васъ чертовски давно!" И сказавъ это покойникъ разсыпается прахомъ." Съ мѣркой въ карманѣ и молоткомъ или другимъ инструментомъ въ рукахъ, Дордльсъ постоянно ходитъ вокругъ собора, постукивая по плитамъ и стѣнамъ склеповъ, и когда, обращаясь къ Тону (церковному сторожу), онъ говоритъ: "Вотъ тутъ еще лежитъ старикъ," то ректоръ, узнавъ объ этомъ отъ Тона, считаетъ такой фактъ несомнѣннымъ. Одѣтъ Дордльсъ всегда въ одну и ту же фланелевую куртку съ роговыми пуговицами. На шеѣ у него всегда желтый галстухъ съ помятыми концами, на головѣ шляпа,-- когда-то черная, но ставшая давно уже рыжей, а на ногахъ рыжія ботинки съ шнуровкой, весьма напоминающія своимъ цвѣтомъ могильные камни. Дордльсъ не терпитъ осѣдлаго образа жизни. Онъ носитъ свой обѣдъ въ узелкѣ и ѣстъ на плитахъ могилъ. Этотъ узелокъ съ обѣдомъ такъ же извѣстенъ Клойстергэму, какъ и самъ Дордльсъ; представить себѣ Дордльса безъ этого узелка невозможно, и не разъ, когда каменщикъ представалъ за пьянствомъ передъ судебнымъ трибуналомъ, его узелокъ тоже являлся передъ клойстергэмскими судьями. Впрочемъ, подобные случаи являлись исключительными. Дордльсъ бываетъ очень рѣдко пьянъ,-- такъ-же рѣдко, какъ рѣдко бываетъ онъ и трезвымъ. Къ этой характеристикѣ Дордльса можно добавить только, что онъ старый холостякъ и что его оффиціальнымъ жилищемъ служитъ небольшой каменный домъ, выстроенный, какъ говорятъ, изъ камней, украденныхъ съ городского вала. Попасть въ домъ Дордльса можно лишь пройдя черезъ кучу щебня и разныхъ осколковъ отъ монументовъ, плитъ и т. п. Около этихъ каменныхъ грудъ можно замѣтить двухъ поденщиковъ, которые обтесываютъ камни, и еще двухъ другихъ, которые, сидя одинъ противъ другого равномѣрно раскачиваясь то въ одну сторону, то въ другую сторону, распиливаютъ какія нибудь доски и кажутся какою-то вѣчной эмблемой Времени и Смерти.
Когда Дордльсъ выпиваетъ свой стаканчикъ вина, мистеръ Сапси протягиваетъ ему произведеніе своей музы. Дордльсъ флегматично вытаскиваетъ свою двухфутовую мѣрку и прикидываетъ ее къ строкамъ надписи,-- обсыпая при этомъ листъ песочной пылью.
-- Это, мистеръ Сапси, для памятника?
-- Да, надпись.
И мистеръ Сапси смотритъ, какое впечатлѣніе произведетъ она на грубаго каменьщика.
-- Придется какъ разъ по мѣркѣ,-- говоритъ Дордльсъ.
И, замѣтивъ мистера Джаспера, онъ обращается къ нему:
-- Надѣюсь, вы здоровы, мистеръ Джасперъ?
-- Да, а вы?
-- Да вотъ, схватилъ гробматизмъ, мистеръ Джасперъ. Впрочемъ, и паче и быть не можетъ при моемъ ремеслѣ.
-- Вы, вѣроятно, хотите сказать ревматизмъ,-- рѣзкимъ токомъ поправляетъ его мистеръ Сапси, очень недовольный, что такъ равнодушно отнеслись къ его сочиненію
-- Нѣтъ, я хотѣлъ сказать то, что сказалъ. Гробматизмъ мистеръ Сапси. Ревматизмъ нѣчто совсѣмъ другое. Вотъ мистеръ Джасперъ, навѣрное, понялъ, что хотѣлъ сказать Дордльсъ. Побудьте-ка въ склепахъ раннимъ зимнимъ утромъ, когда нѣтъ еще солнца, походите тамъ между гробами всю свою жизнь, изо дня въ день, тогда поймете, что разумѣлъ Дордльсъ.
-- Да, это страшно холодное мѣсто,-- говоритъ, вздрагивая, мистеръ Джасперъ.
-- Да, подумайте только! Вамъ холодно среди вашихъ пѣвчихъ на клиросѣ собора. А каково-же Дордльсу въ склепахъ, подъ землей, тамъ, гдѣ дышатъ одни мертвецы? Такъ вы желаете, мистеръ Сапси, чтобы я немедленно и принялся за эту работу?
Съ нетерпѣніемъ автора, желающаго видѣть поскорѣе свое произведеніе отпечатаннымъ, мистеръ Сапси отвѣчаетъ:
-- Чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше.
-- Въ такомъ случаѣ дайте мнѣ ключъ.
-- Зачѣмъ? Вѣдь эта надпись должна быть снаружи.
-- Дордльсъ лучше знаетъ, гдѣ должна быть сдѣлана надпись. Спросите кого-нибудь въ Клойстергэмѣ, знаетъ-ли Дордльсъ свое ремесло?
Мистеръ Сапси поднимается съ кресла, достаетъ какой-то ключъ изъ ящика, отпираетъ желѣзный сундукъ и вынимаетъ изъ него нужный ключъ.
-- Когда Дордльсъ сдѣлаетъ какую нибудь работу на могилѣ, снаружи склепа, или внутри его, все равно, онъ любитъ осмотрѣть ее всесторонне и убѣдиться, что она сдѣлана хорошо,-- говоритъ, насупившись, Дордльсъ, принимая отъ мистера Сапси ключъ отъ склепа мистриссъ Сапси.
Дордльсъ хочетъ положить ключъ, полученный имъ отъ неутѣшнаго Вдовца, въ карманъ своей куртки, но видитъ, что онъ черезчуръ великъ. Тогда, опустивъ свою мѣрку въ наружный карманъ этой куртки, каменьщикъ разстегивается и опускаетъ ключъ мистера Сапси въ громадный боковой карманъ.
-- Вотъ такъ Дордльсъ!-- восклицаетъ при этомъ мистеръ Джасперъ.-- Онъ кругомъ обшитъ карманами!
-- И тяжелыя штучки ношу я въ нихъ. Вотъ попробуйте-ка эти два ключа!
-- Покажите ужъ и ключъ мистера Сапси. Да, онъ, все-таки, самый тяжелый.
-- Самый тяжелый изъ тяжелыхъ, надѣюсь,-- говоритъ Дордльсъ. Это все отъ склеповъ, и отъ склеповъ, сработанныхъ Дордльсомъ, Дордльсъ почти всегда носитъ при себѣ ключи отъ склеповъ, хотя, по правдѣ говоря, нужны они бываютъ рѣдко...
Продолжая разсматривать ключи, Джасперъ говоритъ:
-- Да, я давно хотѣлъ спросить васъ: правда, что васъ зовутъ иногда "Каменный Дордльсъ?"
-- Въ Клойстергэмѣ меня зовутъ Дордльсъ, мистеръ Джасперъ.
-- Конечно, это я знаю, но, кажется, ребятишки...
-- Ну, если вы станете слушать ребятишекъ...-- прерываетъ его недовольнымъ тономъ Дордльсъ.
-- Я обращаю на нихъ не больше вниманія, чѣмъ вы, Дордльсъ, но недавно на клиросѣ возникъ среди насъ вопросъ, откуда могло взяться такое прозвище?
-- Можетъ быть Стони {Каменный, по англійски Stony, отъ ston, камень. Джасперъ играетъ созвучными словами ston и ton (звукъ).} произошло отъ тона, звона?-- говоритъ мистеръ Джасперъ, звеня ключами.
-- Не сбейте бородокъ, мистеръ Джасперъ!
-- Можетъ быть, такое прозвище произошло отъ вашего имени Стефенъ?-- вмѣсто отвѣта замѣчаетъ Джасперъ, снова позвякивая новымъ подборомъ ключей.
-- Изъ этихъ ключей вамъ не устроить камертона, мистеръ Джасперъ,-- говоритъ Дордльсъ, замѣтивъ, съ какою цѣлью мистеръ Джасперъ звенитъ ключами.
Мистеръ Джасперъ, смотрѣвшій до сихъ поръ на огонь въ каминѣ и взвѣшивавшій теперь на рукѣ разные ключи, съ хитрой улыбкой обращается при этомъ къ Дордльсу и передаетъ ему ключи.
Всегда полутрезвый, но чрезвычайно высоко цѣнящій свою персону, Дордльсъ, какъ будто чѣмъ-то обиженъ. Онъ молчаливо опускаетъ въ карманъ два ключа, застегивается, потомъ снимаетъ со спинки стула свой узелокъ, который онъ повѣсилъ на нее при входѣ, засовываетъ въ этотъ узелокъ третій ключъ и, не удостоивъ ни хозяина, ни гостя даже поклона, выходитъ изъ дома м-ра Сапси.
Тогда аукціонистъ предлагаетъ мистеру Джасперу сыграть партію въ трикъ-тракъ, партію, которая въ связи съ назидательными рѣчами мистера Сапси затягивается до поздняго вечера и заканчивается, наконецъ, ужиномъ изъ холоднаго ростбифа съ салатомъ. Конечно и ко времени ухода гостя, мистеръ Сапси не успѣлъ излить передъ нимъ всей своей многословной мудрости, но мистеръ Джасперъ обѣщалъ зайти побесѣдовать съ нимъ въ другой разъ, а поэтому мистеръ Сапси благосклонно отпускаетъ его, увѣренный, вѣроятно, что за долгій вечеръ онъ далъ своему гостю достаточно матеріала для размышленій.