-- Я очень мало знаю этого господина, сэръ,-- сказалъ Невиль младшему канонику, когда они пошли домой.
-- Какъ? Вы мало знаете вашего опекуна?-- повторилъ младшій каноникъ.
-- Почти совсѣмъ не знаю.
-- Какимъ-же образомъ...
-- Онъ сдѣлался, хотите сы сказать, моимъ опекуномъ? Я объясню вамъ это, сэръ. Я полагаю, вы знаете, что я и моя сестра мы прибыли съ Цейлона?
-- До сихъ поръ не зналъ этого.
-- Удивляюсь. Мы жили тамъ съ нашимъ отчимомъ. Наша матушка скончалась когда мы еще были дѣтьми. Наша жизнь была ужасна. Матушка сдѣлала отчима нашимъ опекуномъ, но онъ оказался такимъ скупымъ, что попрекалъ насъ каждымъ кускомъ хлѣба. Передъ своей смертью онъ поручилъ насъ мистеру Хонитундеру, своему другу или знакомому.
-- Это было давно?
-- Нѣтъ совсѣмъ недавно. Отчимъ былъ человѣкъ грубый и жестокій. Еслибъ онъ не умеръ, я убилъ бы его.
При этихъ словахъ юноши мистеръ Криспаркль остановился и со страхомъ взглянулъ на своего будущаго воспитанника.
-- Васъ это удивляетъ, сэръ -- спросилъ молодой человѣкъ мягко.
-- Меня поражаетъ то, что вы сказали, ужасно поражаетъ!
Юноша опустилъ голову и, сдѣлавъ нѣсколько шаговъ въ молчаніи, произнесъ:
-- Вы не видали, какъ онъ билъ вашу сестру. Я-же видѣлъ, какъ онъ билъ мою сестру, и видѣлъ это не разъ и не два. Я никогда не забуду этого.
-- Ничто, даже слезы красивой и любимой сестры, ничто не можетъ оправдать тѣхъ ужасныхъ словъ, которыя вы произнесли,-- замѣтилъ Криспаркль, невольно смягчая строгій тонъ.
-- Я очень жалѣю, что употребилъ ихъ, и особенно въ вашемъ присутствіи, сэръ. Прошу позволенія взять ихъ назадъ. Но позвольте мнѣ оправдаться въ одномъ пунктѣ. Вы говорили о слезахъ моей сестры. Долженъ вамъ сказать, что еслибъ имъ разорвалъ ее на части, она не пролила бы ни одной слезы.
Мистеръ Криспаркль, вспомнившій въ это время свое первое впечатлѣніе отъ юноши, нисколько не удивился его признанію и ему не хотѣлось разспрашивать его.
-- Вамъ можетъ казаться страннымъ, что я такъ скоро рѣшился быть откровеннымъ съ вами, но мнѣ хотѣлось бы сказать вамъ нѣсколько, словъ въ свое оправданіе,-- сказалъ нерѣшительно Невиль.
-- Вамъ оправдываться не въ чемъ, мистеръ Невиль.
-- Нѣтъ, есть въ чемъ, сэръ. Во всякомъ случаѣ, если бы вы лучше знали меня, я долженъ былъ бы защищаться.
-- Все это прекрасно. Но почему вы не хотите дать мнѣ возможность самому узнать васъ?-- отвѣтилъ Криспаркль.
-- Кажется, вамъ хочется, чтобы я молчалъ, сэръ -- разочарованно замѣтилъ юноша.-- Что дѣлать, я долженъ повиноваться вашему желанію.
Непріязненная нота, которая послышалась Криспарклю въ этихъ словахъ заставила каноника призадуматься. Ему пришло въ голову, что онъ можетъ отшатнуть отъ себя юношу, самъ того не желая, лишиться его довѣрія, которое не могло не способствовать ему въ руководствѣ развитіемъ взятаго къ себѣ питомца. И, поэтому, когда они очутились въ виду освѣщенныхъ оконъ его дома, онъ остановился и сказалъ:
-- Повернемъ еще, мистеръ Невиль, пройдемся разъ или два взадъ и впередъ по улицѣ, а то вы не успѣете сказать мнѣ того, что хотѣли. Напрасно вы подумали, что я не хотѣлъ васъ выслушать. Совсѣмъ наоборотъ. Я прошу васъ быть вполнѣ откровеннымъ.
-- Вы внушили мнѣ довѣріе, сами не зная того, съ той самой минуты, какъ я прибылъ сюда. Я говорю "съ той самой минуты", точно я здѣсь уже цѣлую недѣлю. Говоря правду, вѣдь когда мы ѣхали сюда съ сестрой, то мы рѣшили искать повода для ссоры съ вами, затѣмъ оскорбить васъ и уѣхать.
-- Въ самомъ дѣлѣ?-- сказалъ мистеръ Криспаркль, не находя никакого другого отвѣта.
-- Вы видите, мы не знали даже, кто вы такой. Какъ-же намъ было думать о васъ?
-- Конечно,-- сказалъ мистеръ Криспаркль.
-- Никого не любя до сихъ поръ изъ тѣхъ людей, съ которыми намъ приходилось сталкиваться, мы настроили себя враждебно и но отношенію къ вамъ.
-- Правда?-- снова вырвалось у мистера Криспаркля.
-- Но мы полюбили васъ, сэръ, и мы сразу увидѣли всю громадную разницу между вашимъ домомъ и вашимъ обращеніемъ съ тѣмъ, что мы знали до сихъ поръ. Все это вмѣстѣ взятое, въ связи съ царящей кругомъ тишиной и съ тѣмъ, что мнѣ посчастливилось остаться съ вами наединѣ, въ связи съ старымъ и торжественнымъ видомъ Клойстергэма, освѣщеннаго луной, все это и расположило меня открыть вамъ мою душу.
-- Я вполнѣ понимаю васъ, мистеръ Невиль, и считаю ваше побужденіе прекраснымъ и благотворнымъ для васъ самихъ.
-- Прошу васъ, однако, сэръ, имѣть въ виду, что, говоря о моихъ недостаткахъ, я не отношу ихъ ни мало къ моей сестрѣ. Изъ испытаній нашей злосчастной жизни она вышла гораздо болѣе совершенной, чѣмъ я, настолько совершеннѣе меня, насколько эта соборная башня выше домовыхъ трубъ.
Мистеръ Криспаркль не вполнѣ былъ теперь увѣренъ въ справедливости словъ юноши.
-- Съ самыхъ раннихъ лѣтъ моей жизни,-- продолжалъ Невиль,-- я долженъ былъ таить въ своей душѣ злобу и ненависть. Это сдѣлало меня скрытнымъ и мстительнымъ. Меня держали всегда въ большой строгости. Поэтому, я прибѣгалъ къ хитростямъ и обманамъ. Я лишенъ былъ не только всякаго воспитанія, по свободы, денегъ, одежды, всего самаго необходимаго, самыхъ простыхъ дѣтскихъ радостей, самыхъ невинныхъ удовольствій юности. Все это повело къ тому, что у меня нѣтъ никакихъ свѣжихъ чувствъ, никакихъ свѣтлыхъ воспоминаній, что во мнѣ не развились никакіе хорошіе инстинкты. Однимъ словомъ -- я не умѣю даже назвать этого -- я лишенъ всего, что вы считали бы необходимымъ внушить всякому юношѣ и къ чему вы привыкли сами.
-- Все это, конечно, правда. Но это далеко не утѣшительно,-- подумалъ, слушая юношу, мистеръ Криспаркль, въ то время, какъ они снова повернули дъ дому.
-- Чтобы покончить, скажу вамъ еще, что я росъ среди слугъ-рабовъ, принадлежавшихъ къ низшей человѣческой расѣ и, кто знаетъ, можетъ быть, многое перенялъ отъ нихъ. По крайней мѣрѣ, иногда мнѣ кажется, что и въ моей крови есть тотъ элементъ дикости и жестокости, который я замѣчалъ и въ нихъ.
-- Пожалуй, судя по тону его рѣчи, онъ правъ,-- подумалъ мистеръ Криспаркль.
-- Въ заключеніе я хочу сказать нѣсколько словъ о моей сестрѣ, сэръ. Мы съ нею близнецы. Но, къ стыду своему, долженъ сказать, что въ то время, какъ лишенія и страданія сгибали меня, она никогда не поддавалась имъ. Когда мы бѣгали отъ всего этого (а бѣгали мы за шесть лѣтъ четыре раза, причемъ насъ ловили и жестоко наказывали), то планъ бѣгства и иниціатива его всегда принадлежали ей. При этомъ она всегда переодѣвалась мальчикомъ, и вела себя, какъ мужчина. Во время нашего перваго бѣгства намъ было всего по семи лѣтъ, но я помню и теперь, съ какимъ отчаяніемъ она рвала и кусала себѣ волосы, которые она не могла отрѣзать, потому что я потерялъ ножъ, который былъ приготовленъ для этого. Больше мнѣ нечего сказать вамъ, сэръ. Развѣ одно только:-- будьте ко мнѣ снисходительны.
-- Насчетъ этого, мистеръ Невиль, можете быть спокойны,-- отвѣтилъ младшій каноникъ.-- Я предпочитаю помочь чѣмъ нибудь, чѣмъ проповѣдывать, и на вашу исповѣдь я не отвѣчу поученіемъ. Но прошу васъ, все-же не забывать, что только постояннымъ и самымъ серьезнымъ содѣйствіемъ вашимъ я смогу достигнуть какихъ-либо благихъ результатовъ въ моемъ попеченіи о васъ. Въ остальномъ-же пусть поможетъ намъ небо.
-- Съ своей стороны я постараюсь сдѣлать все возможное, сэръ.
-- Я тоже сдѣлаю все, что смогу, мистеръ Невиль. Вотъ вамъ моя рука. И пустъ Богъ благословитъ нашъ совмѣстный трудъ!
Въ это время они успѣли подойти къ дому Криспариля и, остановившись у дверей, услышали, несущійся изъ оконъ смѣхъ и говоръ.
-- Пройдемтесь еще разъ прежде, чѣмъ войти,-- сказалъ мистеръ Криспаркль, мнѣ хочется задать вамъ еще одинъ вопросъ. Когда вы сказали мнѣ, что съ пріѣздомъ сюда вы перемѣнили обо мнѣ свое первоначальное мнѣніе, вы говорили только за себя, или и за вашу сестру?
-- И за нее, безъ сомнѣнія.
-- Извините меня, мистеръ Невиль, но мнѣ кажется, что вы не успѣли даже и поговорить съ вашей сестрой послѣ того, какъ встрѣтились со мной. Мистеръ Хонитундеръ былъ чрезвычайно краснорѣчивъ, и -- говорю это безъ всякой злобы -- говорилъ все время почти одинъ. Не говорили-ли вы, поэтому, за вашу сестру, безъ достаточнаго на это права?
Невиль, улыбаясь, покачалъ отрицательно головой.
-- Вы не знаете, сэръ, какое полнѣйшее согласіе царитъ между мной и моей сестрой. Хотя бы мы не сказали одинъ другому слова и даже не взглянули другъ на друга, мы чувствуемъ и думаемъ одно и то-же. И въ настоящую минуту, она не только испытываетъ мои чувства, но отлично знаетъ, что я воспользовался нашей совмѣстной прогулкой для того, чтобы поговорить съ вами и за себя, и за нее.
Мистеръ Криспаркль съ нѣкоторымъ сомнѣніемъ посмотрѣлъ въ лицо юноши, но на этомъ лицѣ была такая непоколебимая и твердая увѣренность въ томъ, что все сказанное было правдой, что каноникъ опустилъ глаза на мостовую и затѣмъ молчалъ до самыхъ дверей своего дома.
-- Теперь и я попрошу васъ, сэръ, пройтись еще разъ,-- сказалъ юноша, невольно краснѣя. Вы сказали, что мистеръ Хонитундеръ былъ очень краснорѣчивъ... Такъ?
-- Да.
-- Такъ вотъ, еслибъ не это краснорѣчіе, то я не задалъ бы вамъ того вопроса, который хочу задать. Скажите, мистеръ Эдвинъ Друдъ... я, кажется, вѣрно называю его...
-- Да.
-- Онъ занимается или занимался съ вами?
-- Никогда, мистеръ Невиль. Онъ пріѣхалъ къ своему родственнику, мистеру Джасперу.
-- Миссъ Будъ тоже его родственница.
"Зачѣмъ онъ спрашиваетъ меня объ этомъ?" -- думаетъ мистеръ Криспаркль, стараясь понять побужденіе юноши и затѣмъ объясняетъ ему все, что ему самому извѣстно объ отношеніяхъ Эдвина къ Розѣ.
-- А, вотъ что!-- говоритъ Невиль. Ну, теперь я понимаю, откуда у него этотъ видъ собственника!
Послѣднія слова вырвались у Невиля совершенно невольно и, конечно, не предназначались для ушей мистера Криспаркля. Обратить на нихъ вниманіе, значило-бы почти то-же, что прочесть изъ за спины чужое письмо.
Черезъ нѣсколько минутъ послѣ этого разговора Криспаркль и Невиль входили въ домъ.
Въ гостиной за роялемъ сидѣлъ мистеръ Джасперъ и аккомпанировалъ миссъ Розѣ, которая пѣла. Такъ какъ мистеръ Джасперъ аккомпанировалъ безъ нотъ, а Роза была легкомысленнымъ и невнимательнымъ созданіемъ, которое постоянно сбивалось съ такта, то, вполнѣ естественно, что онъ очень внимательно слѣдилъ глазами за ртомъ пѣвицы, время отъ времени давая ей вѣрный тонъ. Около рояля, обнявъ Розу, стояла Елена, но глаза ея устремлены были не на Розу, а на Джаспера. При входѣ Невиля она обмѣнялась съ нимъ многозначительнымъ взглядомъ, въ которомъ, какъ показалось мистеру Криспарклю, братъ съ сестрой выразили другъ другу все, что имъ хотѣлось. Послѣ этого, Невиль всталъ около рояля противъ Розы и, восторженно глядя на нее, погрузился въ ея пѣніе. Мистеръ Криспаркль сѣлъ рядомъ съ матерью. Что касается Эдвина, то онъ галантно подсѣлъ къ миссъ Тиникльтонъ и занимался тѣмъ, что открывалъ и закрывалъ ея вѣеръ, между тѣмъ какъ сама миссъ, подобно Тону, соборному сторожу, или-же подобно импрессаріо, съ достоинствомъ и не безъ гордости за свое учебное заведеніе слушала пѣніе Розы.
Пѣніе не прекращалось. Романсъ, который пѣла Роза, былъ очень печальный, а голосъ молодой дѣвушки звучалъ жалобно и нѣжно. Между тѣмъ, Джасперъ не спускалъ глазъ съ прелестныхъ губокъ Розы и снова и снова заставлялъ ее брать все одну и ту-же ноту, точно въ этой нотѣ было что то, что онъ хотѣлъ передать ей и отъ чего зависѣла самая его судьба, а голосъ Розы становился все жалобнѣе и начиналъ дрожать. Вдругъ она остановилась и, заливаясь слезами и закрывъ лицо рукой, вскрикнула: "Ч не могу вынести этого! Мнѣ страшно! Уведите меня!"
Однимъ ловкимъ движеніемъ Елена увлекла красавицу на диванъ и, ставъ передъ нею на колѣни и сдѣлавъ знакъ, чтобы никто не подходилъ, она сказала:
-- Пустяки! Сейчасъ все пройдетъ. Подождите минуту и не говорите съ ней, и она будетъ опять здорова!
Въ это-же самое время Джасперъ, снявшій съ клавишъ свои руки, какъ ни въ чемъ ни бывало, продолжалъ сидѣть у рояля, точно ожидая, что пѣніе возобновится. Всѣ-же остальные присутствующіе повскакали со своихъ мѣстъ и волновались.
-- Кисанька не привыкла пѣть въ обществѣ, вотъ въ чемъ дѣло,-- говорилъ Эдвинъ.-- У нея разстроились нервы. Кромѣ того ты, Джонъ, такой добросовѣстный и требовательный учитель, что, я думаю, она боится тебя. Это вполнѣ возможно.
-- Вполнѣ возможно,-- повторила за нимъ и Елена.
-- Ты слышишь, Джонъ?-- И затѣмъ, обратившись къ Еленѣ, Эдвинъ спрашиваетъ:
-- А вы въ подобныхъ-же обстоятельствахъ боялись-бы его, миссъ Ландлессъ?
-- Ни при какихъ обстоятельствахъ я не боялась бы его,-- отвѣчаетъ Елена.
Джасперъ опускаетъ руки, смотритъ черезъ плечо на миссъ Ландлессъ и затѣмъ благодаритъ ее за заступничество. Затѣмъ онъ снова кладетъ руки на клавіатуру и, едва дотрогиваясь до нотъ, наигрываетъ что-то, а въ это время его ученицу ведутъ къ окну и окружаютъ всякими заботами. Когда она снова подошла къ роялю, мѣсто Джаспера было уже пусто.
-- Джонъ ушелъ, Кисанька,-- говоритъ ей Эдвинъ.-- Онъ, вѣрно боялся, что его станутъ упрекать, что онъ тебя напугалъ и сочтутъ за чудовище.
Дѣвушка ничего не отвѣтила Эдвину, но вздрогнула при упоминаніи имени Джаспера. А, можетъ быть, ей просто стало холодно, пока она стояла у окна.
Между тѣмъ, миссъ Твинкльтонъ заявляетъ, что уже поздно и что пора вернуться домой. Поднимается суета, приносятъ шляпы и шали. Молодежь предлагаетъ дамамъ проводить ихъ до стѣнъ монастырскаго дома.
Проводы предстояли не далекіе, и скоро за дамами захлопнулась калитка, ведущая во дворъ учебнаго заведенія миссъ Твинкльтонъ, а молодые люди пошли назадъ.
Когда миссъ Твинкльтонъ вернулась домой со своими двумя воспитанницами, всѣ остальныя пансіонерки ея уже спали. Одна только мистриссъ Тишеръ дожидалась отсутствовавшихъ.
Спальня Елены оказалась смежной со спальней Розы, и для того, чтобы устроиться на ночлегъ ей не потребовалось ничьей помощи и ничьихъ указаній. Ее поручили заботамъ ея новой подруги и отпустили спать.
-- Какъ я рада, что никого нѣтъ,-- сказала Елена.-- Я весь день боялась, что вечеромъ воспитанницы начнутъ приставать ко мнѣ.
-- Насъ здѣсь очень немного,-- отвѣтила Роза.-- И всѣ мы, простыя и хорошія дѣвушки; по крайней мѣрѣ всѣ остальныя, кромѣ меня. Я могу отвѣчать за всѣхъ.
-- А я могу отвѣчать за васъ,-- засмѣялась Елена, и, устремивъ свои черные и гордые глаза на прелестное личико своей подруги, принялась затѣмъ цѣловать и ласкать ее.-- Вы хотите быть моимъ другомъ?
-- Надѣюсь, что мы будемъ друзьями. Но только я думаю, что представить меня вашимъ другомъ прямо нелѣпо.
-- Почему?
-- О, я такое ничтожное созданіе, а вы такая сильная и красивая! Такъ и кажется мнѣ, что вы можете раздавить меня... Въ сравненіи съ вами я ничто.
-- Я заброшенное созданіе, дорогая, вотъ я кто! Я не получила ни воспитанія, ни образованія. Я чувствую, что могла бы многому выучиться, а, между тѣмъ, я не знаю ничего и стыжусь своего невѣжества.
-- Однако-же вы сознались мнѣ въ немъ!-- сказала Роза.
-- Что-же я могу сдѣлать съ собой, прелесть моя, когда вы обворожили меня своей красотой!
-- Ужъ будто такъ? Почему-же мистеръ Эдди такъ равнодушенъ къ моей красотѣ?
За короткое знакомство съ Еленой, Роза уже успѣла разсказать ей въ домѣ каноника о своимъ отношеніяхъ къ Эдвину.
-- Не можетъ быть! Онъ долженъ любить васъ всѣмъ сердцемъ!-- воскликнула Елена съ такой серьезностью, что, кажется, она готова была-бы возненавидѣть его, еслибъ это было иначе.
-- Впрочемъ, я сама виновата. Я не всегда достаточно ласкова съ нимъ, и я вообще думаю, что я неласковая. Но это такъ странно!-- отвѣтила Роза.
Елена взглядомъ спрашиваетъ, что хочетъ сказать Роза.
-- Мы такая странная пара,-- говоритъ Роза, понявъ вопросъ, точно онъ былъ выраженъ словами. И мы вѣчно ссоримся!
-- Почему-же?
-- Потому что мы оба сознаемъ наше смѣшное положеніе!
Роза даетъ такой отвѣтъ въ полной увѣренности, что логичнѣе его не можетъ быть другого на свѣтѣ.
Елена нѣсколько мгновеній пристально смотритъ на личико Розы и затѣмъ, протягивая ей обѣ свои руки, говоритъ:
-- Хотите быть моимъ другомъ и помогать мнѣ?
-- Конечно, дорогая,-- отвѣчаетъ Роза со всей искренностью своего дѣтскаго сердца.-- Я буду вашимъ другомъ, насколько это доступно такому созданію, какъ я. Но будьте также и вы моимъ другомъ. Я не понимаю сама себя, и мнѣ очень хотѣлось-бы имѣть друга, который понималъ бы меня.
Елена Ландлессъ цѣлуетъ ее и, беря ея за обѣ руки, спрашиваетъ:
-- Кто такой этотъ мистеръ Джасперъ?
Роза отворачивается и говоритъ:
-- Это дядя Эдди и мой учитель музыки.
-- Вы не любите его?
-- О!..-- И Роза закрываетъ лицо руками и дрожитъ отъ ужаса.
-- Вы знаете, что онъ любитъ васъ?
-- Молчите! Молчите!-- кричитъ Роза, падая на колѣни и прижимаясь къ Еленѣ.-- Не говорите мнѣ о немъ! Онъ внушаетъ мнѣ ужасъ. Онъ является мнѣ, какъ страшный призракъ. Я чувствую, что не могу освободиться отъ его власти надо мной. Мнѣ кажется, что когда говорятъ о немъ, то онъ сейчасъ вотъ пройдетъ сквозь стѣны и станетъ передо мной!
Произнося эти слова, Роза, дѣйствительно, оглядывается, точно онъ и въ самомъ дѣлѣ могъ оказаться у нея за спиной.
-- Постарайтесь разсказать мнѣ объ этомъ все, что вы можете, дорогая.
-- Хорошо, постараюсь. Я хочу этого. Вы такая строгая. Но только держите меня и не отходите ни на шагъ.
-- Дитя мое! Вы говорите такъ, какъ будто онъ грозилъ вамъ чѣмъ ни будь.
-- Онъ никогда не говорилъ мнѣ объ этомъ, никогда!
-- Что же сдѣлалъ онъ?
-- Онъ сдѣлалъ меня своей рабой одними своими взглядами. Онъ заставилъ меня понимать себя, не говоря со мной, и онъ безъ всякихъ угрозъ заставилъ меня молчать обо всемъ. Когда я играю, онъ не спускаетъ глазъ съ моихъ рукъ, а когда я пою, онъ впивается взглядомъ своимъ въ мои губы. Когда онъ поправляетъ меня, или дастъ мнѣ тонъ, мнѣ кажется, что онъ шепчетъ мнѣ слова любви и приказываетъ хранить его тайну. Я избѣгаю его взгляда, но онъ принуждаетъ меня смотрѣть въ его глаза противъ моего желанія. Даже когда съ нимъ дѣлаются какіе-то припадки и глаза его становятся мутными и неподвижными и самъ онъ впадаетъ въ какой-то столбнякъ, даже и тогда онъ внушаетъ мнѣ ужасъ и грозитъ чѣмъ-то.
-- Но въ чемъ-же можетъ заключаться эта воображаемая вами угроза?
-- Я не знаю. Я никогда не рѣшалась обдумать и рѣшить это.
-- То-же самое вы испытали и сегодня?
-- Да, но сегодня онъ такъ пристально смотрѣлъ на мои губы, когда я пѣла, что мнѣ казалось, что онъ цѣлуетъ ихъ. И мнѣ стало не только страшно, но стыдно. И я не была въ силахъ вынести этой муки и закричала. Только никому не говорите этого. Эдди его очень любитъ. И если я призналась вамъ во всемъ, то потому, что вы сказали, что не боялись-бы Джаспера ни при какихъ обстоятельствахъ. Держите меня! Не отходите! Я такъ перепугана, что не въ силахъ остаться одна.
Прозрачное блѣдное личико спряталось на грудь Елены, а руки Розы крѣпко обхватили се. Между тѣмъ черные густые волосы Елены, наклонившейся надъ Розой, точно щитомъ прикрыли ея дѣтскую фигуру, а черные глаза Елены горѣли при этомъ злобой. Онѣ сулили горе тому, кто вызвалъ эту злобу!