Партія Гредграйнда нуждалась въ поддержкѣ для окончательнаго укрѣпленія владычества фактовъ. Она усердно вербовала себѣ сторонниковъ, а гдѣ же было можно успѣшнѣе находить ихъ, какъ не между изящными джентльменами, которые, убѣдившись въ ничтожествѣ всего на свѣтѣ, были одинаково готовы на все?
Вдобавокъ, эти здравые умы, достигшіе такой блистательной высоты безразличія, влекли къ себѣ многихъ изъ гредграйндовскаго толка. Послѣдователи Томаса Гредграйнда питали слабость къ изящнымъ джентльменамъ; хотя они увѣряли въ противномъ, но втихомолку преклонялись передъ ними. Они лѣзли изъ кожи въ своемъ стараніи подражать имъ, также говорили нараспѣвъ, какъ аристократы, и съ такимъ же разслабленнымъ видомъ раздавали заплесневѣлыя крохи политической экономіи въ видѣ угощенія своимъ послѣдователямъ. Никогда не было видано на свѣтѣ такой диковинной помѣси человѣческой породы.
Среди изящныхъ джентльменовъ, не принадлежавшихъ, строго говоря, къ гредграйндовскому толку, былъ одинъ -- хорошей фамиліи, красивой наружности, счастливо одаренный юмористической жилкой. Этотъ юморъ оказалъ ему большую услугу, когда онъ выступилъ однажды въ Палатѣ Общинъ, чтобъ изложитъ свое мнѣніе (а также мнѣніе администраціи) объ одной желѣзнодорожной катастрофѣ. При ней, не смотря на безупречный составъ самыхъ добросовѣстныхъ служащихъ на жалованьѣ у самыхъ щедрыхъ директоровъ, какіе только существуютъ, не смотря на самыя лучшія механическія приспособленія, когда либо изобрѣтенныя техниками, (несчастье произошло на превосходнѣйшей въ свѣтѣ желѣзнодорожной линіи), было убито пять человѣкъ, а тридцать два ранено по непредвиденной случайности, безъ которой превосходство принятой здѣсь системы положительно было бы неполно. Среди убитыхъ оказалась между прочимъ корова, а среди найденныхъ и никѣмъ не востребованныхъ вещей -- вдовій чепецъ. И почтенный депутатъ до того пасмѣшилъ всю палату (которая отличается тонкимъ пониманіемъ юмора), увѣнчавъ этимъ чепцомъ коровью голову, что она не захотѣла серьезно вникнуть въ протоколъ судебнаго слѣдствія и оправдала правленіе желѣзной дороги подъ громкіе клики одобренія и раскаты хохота.
У этого то джентльмена былъ младшій братъ еще болѣе красивой наружности. Онъ началъ свою житейскую карьеру драгунскимъ корнетомъ; однако военная служба показалась скоро ему несносной. Оставивъ полкъ, молодой человѣкъ пристроился къ одному англійскому посланнику заграницей, но и должность при посольствѣ надоѣла этому баловню судьбы; тогда онъ поѣхалъ въ Іерусалимъ, гдѣ опять соскучился; сталъ путешествовать по бѣлу свѣту на собственной яхтѣ, но нестерпимая скука преслѣдовала его повсюду. И вотъ къ этому вѣчно скучающему субъекту обратился однажды тотъ почтенный членъ палаты общинъ, веселый шутникъ, съ такимъ братскимъ совѣтомъ:
-- Джимъ, ты можешь начать карьеру государственнаго человѣка, примкнувъ къ людямъ положительнаго факта, а имъ нужны единомышленники. Отчего бы тебѣ не удариться въ статистику?
Джимъ, увлеченный прежде всего новизною идеи и томимый жаждой перемѣны, былъ не прочь "удариться" въ статистику, какъ и во все другое. Онъ такъ и сдѣлалъ: погрузился наскоро содержаніемъ одной или двухъ синихъ книгъ, а затѣмъ предусмотрительный братъ похвастался его познаніями среди сторонниковъ положительнаго факта и сказалъ:
-- Если вамъ нужно пристроить куда нибудь къ мѣстечку красиваго молодца, который сумѣлъ бы при случаѣ сказать чертовски славную рѣчь, то обратите вниманіе на моего брата Джима: онъ именно таковъ, какой вамъ требуется.
Послѣ нѣсколькихъ опытовъ на публичныхъ собраніяхъ мистеръ Гредграйндъ заодно съ совѣтомъ политическихъ мудрецовъ одобрилъ Джима, и было рѣшено отправить его въ Коктоунъ, чтобъ онъ могъ пріобрѣсти популярность въ самомъ городѣ и въ окружающей его мѣстности. Такова исторія письма, которое Джимъ показывалъ наканунѣ вечеромъ миссисъ Спарситъ и которое попало теперь въ руки мистера Баундерби. Оно было адресовано: "Джозіи Баундерби, эсквайру, банкиру, Коктоунъ", и Гласило: "особенно рекомендую Джемса Гартхауза, эсквайра. Томасъ Гредграйндъ".
Часъ спустя послѣ полученія этого посланія вмѣстѣ съ карточкой мистера Джемса Гартхауза, мистеръ Баундерби надѣлъ шляпу и отправился въ гостинницу. Здѣсь онъ нашелъ мистера Гартхауза смотрящимъ изъ окна въ такомъ безнадежномъ состояніи духа, что онъ былъ почти готовъ "удариться" во что нибудь другое.
-- Мое имя, сэръ,-- сказалъ посѣтитель -- Джозія Баундерби изъ Коктоуна.
Мистеръ Джемсъ Гартхаузъ былъ весьма радъ (о чемъ никакъ нельзя было заключить по его виду) имѣть удовольствіе познакомиться съ нимъ, чего онъ давно желалъ.
-- Коктоунъ, сэръ,-- замѣтилъ Баундерби, безцеремонно подвигая себѣ стулъ,-- не такое мѣсто, къ какимъ вы привыкли. Поэтому, если вы позволите мнѣ,-- впрочемъ это все равно, позволите вы, или не позволите,-- такъ какъ я человѣкъ прямой, то я разскажу вамъ кое что о немъ, прежде чѣмъ мы перейдемъ съ вами къ дальнѣйшему.
Мистеръ Гартхаузъ увѣрялъ, что будетъ въ восторгѣ.
-- Ну, не ручайтесь заранѣе,-- предупредилъ Баундерби.-- Я не обѣщаю вамъ этого. Прежде всего вы видите нашъ дымъ. Для насъ это пища и питье. Ничего нѣтъ здоровѣе на свѣтѣ, въ особенности для легкихъ. Если вы принадлежите къ числу тѣхъ, которые требуютъ, чтобъ мы сжигали его, то мы съ вами не сойдемся. Мы не станемъ портить дно нашихъ паровыхъ котловъ быстрѣе, чѣмъ оно портится теперь, какъ бы ни надрывались сантиментальные лицемѣры въ Великобританіи и Ирландіи.
Чтобы "удариться" въ новое дѣло разомъ со всей силой, пріѣзжій возразилъ на это:
-- Повѣрьте, мистеръ Баундерби, что я вполнѣ и безусловно раздѣляю ваши взгляды. По личному убѣжденію.
-- Весьма радъ слышать,-- отвѣчалъ тотъ. Затѣмъ вы, конечно, наслушались всякой всячины о работѣ на нашихъ фабрикахъ. Вѣдь, такъ? Ну отлично. Я изложу вамъ дѣло, какъ оно есть. Работа у насъ, что ни на есть самая пріятная, самая легкая и самая прибыльная. Болѣе того: устройство нашихъ фабрикъ такъ превосходно, что здѣсь нельзя идти далѣе по части улучшеній; развѣ только устлать полы турецкими коврами, чего мы, конечно, не затѣваемъ.
-- Вы нравы вполнѣ, мастеръ Баундерби.
-- Наконецъ, на счетъ рабочихъ рукъ,-- продолжалъ банкиръ.-- Нѣтъ ни единаго рабочаго въ этомъ городѣ, сэръ, будь онъ мужчина, женщина или подростокъ, который не поставилъ бы себѣ конечной цѣлью въ жизни питаться черепаховымъ супомъ съ золотой ложки и лакомой дичью. Но ни одному изъ нихъ не увидать этого, какъ своихъ ушей. Вотъ я и познакомилъ васъ съ нашими мѣстами.
Мистеръ Гартхаузъ увѣрялъ, что почерпнулъ весьма много интереснаго и поучительнаго въ этомъ сжатомъ изложеніи всего коктоунскаго вопроса.
-- Видите ли,-- замѣтилъ мистеръ Баундерби,-- я всегда люблю столковаться досконально съ человѣкомъ, въ особенности же съ общественнымъ дѣятелемъ, при первомъ знакомствѣ; мнѣ остается прибавить лишь одно, прежде чѣмъ увѣрить васъ, что я съ величайшимъ удовольствіемъ, по мѣрѣ своихъ слабыхъ силъ, исполню желаніе моего друга Тома Гредграйнда, выраженное въ его рекомендательномъ письмѣ. Вы человѣкъ хорошей фамиліи. Не обманывайтесь ни на одну минуту, воображая, будто бы я также происхожу изъ хорошаго рода. Вышелъ я изъ подонковъ общества, росъ грязнымъ оборванцемъ, и окружала меня съ дѣтскихъ лѣтъ непокрытая бѣднота,-- голь, шмоль и компанія.
Если только что нибудь могло еще больше возвысить мистера Баундерби въ глазахъ Джемса, такъ именно послѣднее обстоятельство. По крайней мѣрѣ онъ высказалъ ему это самъ.
-- Значитъ, теперь мы можемъ пожать другъ другу руки на нравахъ равенства. Я говорю: на нравахъ равенства, потому что, хотя мнѣ хорошо извѣстно лучше всякаго другого, что я такое, а также изъ какой глубокой грязи я вылѣзъ, однако я не уступлю вамъ въ гордости. Я гордъ ничуть не меньше вашего. А теперь, обезпечивъ, какъ слѣдуетъ, свою независимость, я могу перейти къ вопросамъ: какъ вы поживаете? Надѣюсь, хорошо?
Когда они обмѣнивались рукопожатіемъ, мистеръ Гартхаузъ отвѣчалъ, что чувствуетъ себя хорошо и приписываетъ это цѣлебному дѣйствію коктоунскаго воздуха. Его отвѣтъ былъ принятъ мистеромъ Баундерби весьма благосклонно.-- Можетъ быть, вы знаете,-- сказалъ банкиръ, а пожалуй и не знаете, что я женатъ на дочери Тома Гредграйнда. Если у васъ нѣтъ ничего лучшаго въ виду, какъ пройгись со мною но городу, то я буду очень радъ представить васъ ей.
-- Мистеръ Баундерби,-- отвѣчалъ Джимъ, вы угадали самое завѣтное мое желаніе.
Они отправились безъ дальнихъ разсужденій, и мистеръ Баундерби повелъ новаго знакомаго, представлявшаго такой рѣзкій контрастъ съ нимъ, къ своему жилищу изъ краснаго кирпича, съ черными наружными ставнями и внутренними зелеными жалузи, съ черной входной дверью, къ которой вели двѣ бѣлыя ступени. Въ гостиной этого роскошнаго дома ихъ встрѣтила самая замѣчательная молодая женщина, какую только видѣлъ когда либо мистеръ Джемсъ Гартхаузъ. Она держала себя такъ принужденно и вмѣстѣ съ тѣмъ равнодушно; была такъ замкнута и въ то же время бдительна; такъ холодна и горда, а между тѣмъ такъ явно принимала къ сердцу хвастливое смиреніе мужа, такъ стыдилась его, точно каждая новая выходка мистера Баундерби была для нея ударомъ,-- рѣзала бѣдняжку безъ ножа. Наблюдать за нею становилось очень интереснымъ; Джемсъ испытывалъ при этомъ совершенно новое ощущенье. Ея наружность была замѣчательна не менѣе ея обращенія. Черты молодой женщины отличались красотой, во она тикъ тщательно сдерживала ихъ естественную игру, что настоящаго выраженія этого лица, казалось, было невозможно уловитъ. Крайне равнодушная, превосходно владѣвшая собою, никогда не терявшаяся, миссисъ Баундердби, тѣмъ не менѣе, постоянно испытывала какую-то неловкость; она присутствовала тутъ, тогда какъ мысли ея, очевидно витали гдѣ-то далеко. Пускаться въ догадки на ея счетъ было, повидимому, напрасно: еяа сбивала съ толку всякую. проницательность.
Съ хозяйки дома вниманіе гостя перешло на окружающую обстановку. Въ этой гостиной не было ничего, въ чемъ сказывался бы женскій вкусъ. Никакого граціознаго украшенія, никакой прихотливой затѣи, хотя бы тривіальной, въ которой отразилось женское вліяніе. Унылая и неуютная со своей хвастливой и угрюмой роскошью, эта комната непривѣтливо смотрѣла на посѣтителей, и ни малѣйшій слѣдъ какого нибудь женскаго занятія не смягчалъ и не оживлялъ ея суроваго вида. Каковъ былъ мистеръ Баундерби посреди своихъ домашнихъ боговъ, таковы же были и эти грубыя, напыщенныя божества, окружавшія его. Они были вполнѣ достойны хозяина и подобраны ему подъ стать.
-- Вотъ, сэръ,-- сказалъ Баундерби,-- жена моя, миссисъ Баундерби, старшая дочь Тома Гредграйнда. Мистеръ Джемсъ Гартхаузъ, Лу. Мистеръ Гартхаузъ сталъ подъ знамя твоего отца. Если онъ не сдѣлается въ скоромъ времени сотоварищемъ Тома Гредграйнда, то, надѣюсь, мы услышимъ о немъ по крайней мѣрѣ, какъ о депутатѣ одного изъ нашихъ сосѣднихъ городовъ. Какъ видите, мистеръ Гартхаузъ, жена моя моложе меня годами. Ге знаю, что нашла она во мнѣ особеннаго, что согласилась выйти за меня замужъ. Но, вѣроятно, что нибудь да нашла; иначе она не сдѣлалась бы моею женою. Она обладаетъ множествомъ драгоцѣнныхъ знаній, сэръ, по части политики и другихъ предметовъ. Еслибъ вамъ понадобились какія нибудь свѣдѣнія, мнѣ было бы трудно рекомендовать вамъ для ихъ полученія болѣе компетентное лицо, чѣмъ Лу Баундерби.
Гость выразилъ увѣренность, что онъ дѣйствительно не могъ бы майти болѣе пріятнаго или болѣе свѣдущаго совѣтчика.
-- Эге,-- подхватилъ хозяинъ,-- если вы такой мастеръ по части комплиментовъ, то вы пойдете здѣсь далеко, потому что не встрѣтите конкуренціи. Умѣнье говоритъ комплименты никогда мнѣ не давалось, и я отказываюсь понимать это искусство. По правдѣ говоря, я презираю его. Но вы получили совсѣмъ иное воспитаніе; мое было ужъ слишкомъ реально, чертъ возьми! Вы джентльменъ, а я не заявляю никакихъ претензій на это званіе. Я просто Джозія Баундерби изъ Коктоуна. Но если хорошія манеры и общественное положеніе ничего не значатъ въ моихъ глазахъ, то Лу Баундерби, пожалуй, цѣнитъ ихъ. Она не обладаетъ моими преимуществами -- которыя вы, можетъ быть, назовете недостатками, но я тѣмъ не менѣе зову ихъ преимуществами,-- поэтому вы не станете расточать передо мною своихъ талантовъ, смѣю сказать.
-- Мистеръ Баундерби,-- замѣтилъ Джимъ, съ улыбкой обращаясь къ Луизѣ,-- это благородное животное въ естественномъ состояніи, вполнѣ свободное отъ сбруи, въ которой работаетъ такая кляча, жертва общественной условности, какъ я.
-- Вы питаете большое уваженіе къ мистеру Баундерби,-- спокойно промолвила она,-- и это вполнѣ естественно съ вашей стороны.
Гартхаузъ понесъ постыдное пораженіе для джентльмена, который такъ отлично зналъ свѣтъ, а теперь растерянно спрашивалъ себя, какъ слѣдуетъ ему принять ея замѣчаніе.
-- Насколько я поняла изъ словъ мистера Баундерби, вы собираетесь посвятить себя на служеніе отечеству. Вы намѣрены,-- продолжала Луиза, оставаясь на томъ же мѣстѣ, гдѣ она поздоровалась съ гостемъ, все съ тою же странной смѣсью самообладанія и необъяснимой неловкости,-- указать народу выходъ изъ всѣхъ его затрудненій.
-- Клянусь честью, миссисъ Баундерби,-- со смѣхомъ подхватилъ онъ,-- у меня нѣтъ и въ помышленіи ничего подобнаго, и я не думаю притворяться передъ вами. Я кое что видѣлъ на своемъ вѣку по разнымъ мѣстамъ и нашелъ исстоющей всю эту житейскую сутолоку, какъ находятъ се и прочіе съ тою лишь разницею, что одни сознаются въ томъ, а другіе нѣтъ. Я рѣшилъ отстаивать убѣжденія вашего почтеннаго батюшки единственно за неимѣніемъ выбора, потому что мнѣ все равно поддерживать ли тѣ, или иныя идеи.
-- Да развѣ у васъ нѣтъ своихъ собственныхъ?-- спросила Луиза.
-- У меня нѣтъ даже самаго слабаго предпочтенія къ чему либо. Увѣряю васъ, что я не придаю ни малѣйшей важности какимъ бы то ни было взглядамъ. Въ результатѣ различныхъ способовъ, какими я старался убить свою скуку, у меня явилось убѣжденіе, (если только это не слишкомъ серьезный терминъ для того лѣниваго чувства, которое я вынесъ изъ своего опыта), что одно сочетаніе идей можетъ принести столько же вреда или пользы, какъ и всякое другое. Существуетъ одинъ старинный англійскій родъ, принявшій прелестный итальянскій девизъ: "Будь, что будетъ". Вотъ единственная ходячая истина.
Это извращенное признаніе честности въ безчестности (такой опасный, такой гибельный и распространенный порокъ) отчасти расположило, какъ ему показалось, молодую женщину въ его пользу. И онъ поспѣшилъ воспользоваться своей удачей, добавивъ самымъ беззаботнымъ тономъ (который она могла объяснить, какъ ей угодно):
-- Партія, могущая доказать все на свѣтѣ рядомъ единицъ, десятковъ, сотенъ и тысячъ, миссъ Баундерби, во всякомъ случаѣ обѣщаетъ много развлеченія и даетъ человѣку самые лучшіе шансы на успѣхъ. Поэтому я готовъ примкнуть къ ней съ такимъ же усердіемъ, какъ еслибъ я былъ ея убѣжденнымъ сторонни онъ. Да еслибъ и такъ, могъ ли бы я сдѣлать большее?
-- Вы единственный въ своемъ родѣ политикъ,-- сказала Луиза.
-- Извините, за мной нѣтъ даже и той заслуги. Повѣрьте, что еслибъ мы покинули ряды, къ которымъ примкнули отъ скуки, и сплотились бы воедино, то составили бы самую многочисленную партію въ государствѣ.
Тутъ мистеръ Баундерби, которому становилось не втерпежъ вынужденное молчаніе, такъ что онъ рисковалъ лопнуть съ натуги, вмѣшался въ разговоръ, предложивъ отсрочить семейный обѣдъ до половины седьмого, чтобъ успѣть обойти съ мистеромъ Джемсомъ Гартхаузомъ наиболѣе значительныхъ и вліятельныхъ горожанъ Коктоуна съ его предмѣстьями. Обходъ былъ совершенъ, и мистеръ Джемсъ Гартхаузъ, благодаря своему скромному знакомству съ синими книгами, побѣдоносно выдержалъ это испытаніе, хотя съ замѣтною прибавкою скуки.
Вечеромъ столъ былъ накрытъ на четыре прибора, но одно мѣсто оставалось незанятымъ. Это подало поводъ мистеру Баундерби распространиться о сочности тушеныхъ угрей по два пенса за порцію, которыми онъ лакомился на улицѣ восьми лѣтъ отъ роду, и упомянуть объ отвратительной водѣ (предназначенной собственно для поливки мостовой), которою онъ запивалъ это угощеніе. За супомъ и рыбой онъ нашелъ нужнымъ занять своего гостя интересными вычисленіями, въ результатѣ которыхъ оказалось, что онъ (Баундерби) съѣлъ въ дни цвѣтущей юности по крайней мѣрѣ трехъ лошадей подъ видомъ копченыхъ польскихъ колбасъ и сосисокъ послѣдняго сорта. Гость выслушивалъ эти занимательныя подробности съ усталой миной, вставляя отъ времени до времени какое нибудь восклицаніе, въ родѣ: "прелестно", "замѣчательно". Подобные разговоры, пожалуй, привели бы его въ отчаянной рѣшимости махнуть обратно въ Іерусалимъ не дальше, какъ завтра поутру, еслибъ Луиза не затронула такъ сильно его любопытства.
-- Неужели,-- думалъ онъ, наблюдая, какъ она сидѣла на краю стола, гдѣ ея фигура, юношеская, миніатюрная и легкая, но чрезвычайно граціозная, казалась такъ не у мѣста,-- неужели нѣтъ ничего, что могло бы взволновать это лицо?
Клянусь Юпитеромъ, есть! Вотъ оно, и въ самой неожиданной формѣ: на порогѣ появился Томъ. Молодая хозяйка разомъ преобразилась при его появленіи и просіяла улыбкой.
Чудная улыбка. Мистеръ Джемсъ Гартхаузъ, пожалуй, не нашелъ бы ее такой привлекательной, еслибъ не дивился такъ долго безстрастію этого лица. Она протянула руку, хорошенькую маленькую ручку, и ея пальцы охватили руку брата, какъ будто она была готова поднести ее къ губамъ.
"Вотъ тебѣ разъ",-- подумалъ гость, "этотъ олухъ единственное существо, которымъ она интересуется. Примемъ къ свѣдѣнію!"
Олухъ былъ представленъ посѣтителю и усѣлся за столъ. Не особенно лестная кличка, но, надо сознаться -- заслуженная.
-- Въ твои годы, юный Томъ,-- сказалъ Баундерби,-- я не опаздывалъ, а если со мной случался такой грѣхъ, то меня лишали обѣда.
-- Когда вы были въ моихъ лѣтахъ,-- возразилъ Томъ,-- то не имѣли надобности исправлять ошибокъ въ балансѣ, а послѣ того еще переодѣваться.
-- Ну ладно, оставимъ этотъ разговоръ,-- сказалъ Баундерби.
-- Такъ и вы не привязывайтесь ко мнѣ,-- проворчалъ Томъ.
-- Миссисъ Баундерби,-- сказалъ Гартхаузъ, прекрасно слышавшій эту перебранку вполголоса,-- лицо вашего брата удивительно мнѣ знакомо. Не встрѣчался ли я съ нимъ за границей? Или, можетъ быть, въ какомъ нибудь общественномъ учебномъ заведеніи?
-- Нѣтъ,-- отвѣчала молодая женщинѣ съ большою живостью,-- онъ никогда еще не ѣздилъ за границу и получилъ домашнее воспитаніе въ нашемъ городѣ. Томъ, дорогой мой, я объясняю мистеру Гартхаузу, что онъ не могъ встрѣчаться съ тобой за границей.
-- Не имѣлъ этого счастія, сэръ,-- подтвердилъ Томъ,
Что было такого особеннаго въ этомъ угрюмомъ юношѣ, неласковомъ даже съ сестрою, чтобъ вызвать такую радость на ея лицѣ? Должно бытъ, ужъ слишкомъ томилось одиночествомъ ея сердце и слишкомъ велика была въ ней потребность привязаться къ кому нибудь.
"Вотъ почему она такъ любитъ этого олуха", подумалъ мистеръ Джемсъ Гартхаузъ, перебирая въ умѣ свои наблюденія. "Вотъ въ чемъ разгадка этой нѣжности, вотъ въ чемъ".
Между тѣмъ "олухъ" и въ присутствіи сестры, и послѣ ея ухода изъ столовой не находилъ нужнымъ скрывать своего презрѣнія къ мистеру Баундерби, поскольку онъ могъ выразить свои чувства гримасами и лукавымъ подмигиваніемъ незамѣтно для этой независимой личности. Не отвѣчая на подобные телеграфическіе знаки, мистеръ Гартхаузъ тѣмъ не менѣе весь вечеръ поощрялъ Тома къ проказамъ и былъ очень внимателенъ къ нему. Когда же, наконецъ, онъ всталъ, чтобы откланяться, и выразилъ при этомъ опасеніе не найти ночью дороги въ гостинницу, олухъ тотчасъ предложилъ ему свои услуги въ качествѣ провожатаго, и они вышли вмѣстѣ на улицу.