I. Что необходимо человѣку еще.
Луиза очнулась отъ своего забытья. Глаза молодой женщины томно открылись, чтобъ остановиться прежде всего на ея бывшей кровати въ родительскомъ домѣ. Сначала ей показалось, будто бы все происшедшее съ того времени, когда эти предметы окружали ее постоянно, было сномъ, но по мѣрѣ того, какъ къ ней возвращалось сознаніе, прошлыя событія стали принимать въ ея умѣ болѣе реальную форму.
Она едва могла двинуть отяжелѣвшей головой отъ нестерпимой боли; глаза у ней также ломило, а всѣ члены ослабѣли, словно разбитые. Страшная апатія до такой степени овладѣла ею, что она нѣкоторое время не замѣчала присутствія въ комнатѣ своей младшей сестры. Даже когда ихъ взоры встрѣтились, и Дженъ приблизилась къ кровати, Луиза лежала нѣсколько минутъ молча, глядя на дѣвочку, которая боязливо взяла ея неподвижную руку.
-- Когда перенесли меня въ эту комнату?-- спросила, наконецъ, она.
-- Вчера вечеромъ, Луиза.
-- Кто же это сдѣлалъ?
-- Вѣроятно, Сэсси.
-- Почему ты такъ думаешь?
-- Потому что я застала ее здѣсь сегодня поутру. Она не пришла будить меня, какъ дѣлаетъ постоянно, и я отправилась искать ее сама. Комната Сэсси была пуста; я обѣгала весь домъ и, наконецъ, нашла ее тутъ. Сэсси ухаживала за тобою и примачивала тебѣ голову. Хочешь видѣть отца? Сэсси сказала, чтобъ я позвала его, когда ты проснешься?
-- Какое веселое у тебя личико, Дженъ!-- промолвила Луиза все еще съ нѣкоторою робостью и наклонилась, чтобъ поцѣловать младшую сестру.
-- Неужели? Мнѣ пріятно это слышатъ. Я увѣрена, что все это, благодаря Сэсси.
Рука Луизы, поднявшаяся было, чтобъ обнять Дженъ, снова опустилась.
-- Если хочешь, скажи отцу, что я проснулась,-- произнесла молодая женщина, и когда младшая сестра хотѣла выбѣжать изъ спальни, она удержана ее на минуту, чтобъ спроситъ: -- Не ты ли такъ мило убрала мою комнату и придала ей такой привѣтливый видъ?
-- О, нѣтъ, Луиза, это было сдѣлано до моего прихода. Это сдѣлала...
Луиза отвернулась и не стала слушать дальше. Когда Дженъ ушла, она снова повернула голову и лежала лицомъ къ двери, пока та не отворилась, чтобъ пропустить ея отца.
Онъ былъ встревоженъ, растерянъ, и его обыкновенно твердая рука дрожала въ рукѣ дочери. Мистеръ Гредграйндъ подсѣлъ къ ея постели, нѣжно освѣдомляясь, какъ она себя чувствуетъ, и настаивая на томъ, что ей необходимо соблюдать полнѣйшій покой послѣ вчерашняго волненія и ходьбы пѣшкомъ въ такую непогоду. Онъ говорилъ глухимъ, взволнованнымъ голосомъ, совершенно непохожимъ на его обычный диктаторскій тонъ и часто запинался въ своей рѣчи.
-- Моя дорогая Луиза, моя бѣдная дочь!
Онъ до того растерялся, дойдя до этихъ словъ, что притихъ совсѣмъ.
-- Мое несчастное дитя!...-- вымолвилъ опять мистеръ Гредграйндъ, дѣлая усиліе объясниться съ Луизой, что было ужасно трудно. Наконецъ, собравшись съ духомъ, онъ началъ снова:
-- Напрасно старался бы я, Луиза, выразить тебѣ, насколько былъ удрученъ тѣмъ, что обрушилось на меня вчера вечеромъ; я и теперь жестоко подавленъ случившимся. Почва ускользаетъ у меня изъ подъ ногъ. Единственная опора, на которую я полагался, единственная крѣпость, казавшаяся мнѣ несокрушимой, рухнула въ одну минуту подо мною. Я ошеломленъ такими открытіями. Для меня это не вопросъ мелочнаго самолюбія, но я долженъ сознаться, что ударъ, постигшій меня вчера, слишкомъ тяжелъ, слишкомъ тяжелъ...
Луиза не могла его утѣшить; вся ея жизнь была разбита вдребезги, какъ корабль, наскочившій на утесъ.
-- Не стану говорить, Луиза, что еслибъ по счастливой случайности, ты пораньше открыла мнѣ глаза, это было бы гораздо лучше для насъ обоихъ; лучше для твоего спокойствія и для моего собственнаго. Но я сознаю, что вызывать дѣтей на откровенность не входило въ программу моего воспитанія. Я провѣрилъ мою... мою систему самъ про себя и примѣнялъ ее со всею строгостью, а теперь долженъ нести отвѣтственность за ея недостатки. Умоляю. тебя только вѣрить, мое любимое дитя, что я дѣйствовалъ такъ ради твоей пользы и твоего блага.
Онъ говорилъ серьезно и -- надо отдать ему справедливость -- говорилъ искренно. Измѣряя бездонныя глубины казенной мѣрой, прикладывая ко всей вселенной свой заржавѣвшій циркуль, онъ воображалъ, что совершаетъ нѣчто великое. Въ предѣлахъ своей короткой привязи онъ топтался на мѣстѣ, попирая ногами цвѣты человѣческаго существованія, но дѣйствовалъ такъ съ большимъ простосердечіемъ, чѣмъ множество бездушныхъ горл(тновъ его партіи.
-- Я вполнѣ вѣрю тебѣ, отецъ. Я знаю, что всегда была твоей любимицей, что ты имѣлъ въ виду устроить мое счастіе. Я никогда не порицала тебя и не стану порицать.
Онъ взялъ ея протянутую руку и удержалъ въ своей.
-- Милая, я просидѣлъ всю ночь напролетъ у своего письменнаго стола, размышляя о томъ, что произошло между нами. Вникнувъ въ твой характеръ, вникнувъ въ то, что стало извѣстно мнѣ такъ недавно и что ты таила отъ меня цѣлые годы, сообразивъ, подъ какимъ непосредственнымъ давленіемъ это вырвалось у тебя наружу, я пришелъ къ тому выводу, что ошибался и не могу больше довѣрять самому себѣ.
Онъ могъ бы прибавить еще многое, глядя на жалкое лицо дочери, обращенное къ нему. Но вмѣсто всякаго добавленія мистеръ Гредграйндъ осторожно откинулъ со лба ея спутанные волосы своею рукой. Такія ничтожныя проявленія нѣжности, обыкновенныя у другого человѣка, имѣли здѣсь большое значеніе; и Луиза приняла ихъ, какъ знакъ глубокаго раскаянія.
-- Но,-- медленно и нерѣшительно продолжалъ мистеръ Гредграйндъ, точно подавленный своею безпомощностью,-- если у меня есть поводъ не довѣрять себѣ въ прошломъ, то, значитъ, я не могу довѣрять себѣ больше ни въ настоящемъ, ни въ будущемъ. Говоря откровенно, такъ оно и есть. Не дальше, какъ сутки тому назадъ я былъ далекъ отъ этой мысли, но теперь чувствую, что едва ли способенъ оправдать твое довѣріе, едва ли сумѣю отвѣтить, какъ слѣдуетъ, на горячую мольбу, съ которой ты пришла ко мнѣ; едва ли я обладаю вѣрнымъ инстинктомъ -- если допуститъ, что существуетъ такое свойство въ природѣ -- который указалъ бы мнѣ, какъ тебѣ помочь, какъ вывести тебя на истинный путь, дитя мое.
Луиза лежала, отвернувшись и прикрывая согнутымъ локтемъ лицо, такъ что отецъ не могъ его видѣть. Вся порывистость и горячность улеглись въ ней; однако, хотя она и смягчилась, но не плакала. Между тѣмъ съ ея отцомъ произошла настолько рѣзкая перемѣна, что теперь онъ былъ бы радъ увидѣть ее въ слезахъ.
-- Есть люди,-- продолжалъ онъ съ прежней нерѣшительностью,-- по словамъ которыхъ, мудрость не одинакова; они увѣряютъ, что существуетъ мудрость головы и мудрость сердца. Я съ этимъ не соглашался, но, какъ много было сказано сейчасъ, теперь я больше не вѣрю себѣ. Я всегда полагалъ, что человѣкъ можетъ прожить одной головою; однако, теперь вижу, что это примѣнимо не ко всѣмъ. Какъ могу я осмѣлиться теперь утверждать противное! Что если мудрость сердца заключается именно въ томъ, чѣмъ я пренебрегъ при твоемъ воспитаніи, если оно и есть тотъ безошибочный инстинктъ, Луиза, который нуженъ...
Онъ высказалъ это съ большимъ сомнѣніемъ, какъ будто и теперь ему было трудно допустить подобную возможность. Дочь не отвѣтила ни слова; она лежала молча на постели по прежнему полуодѣтая, почти въ томъ же видѣ, какъ вчера вечеромъ, когда она рухнула на полъ въ кабинетѣ отца.
-- Луиза,-- началъ онъ опять, касаясь рукой ея волосъ,-- послѣднее время, моя дорогая, я часто отлучался изъ дому; и хотя твоя сестра воспитывалась по той же... системѣ (это слово какъ будто застряло у него въ горлѣ), но послѣдняя неизбѣжно измѣнилась, благодаря постороннему вліянію, въ данномъ случаѣ съ младенческихъ лѣтъ. Скажи мнѣ -- я спрашиваю тебя въ полномъ невѣдѣніи и отложивъ въ сторону всякую гордость -- скажи мнѣ, дочь моя, не къ лучшему ли это для нашей Дженъ?
-- Отецъ,-- отвѣчала Луиза, не шевелясь,-- если въ ея юной душѣ пробудилась гармонія, молчавшая въ моей до тѣхъ поръ, пока она разрѣшилась диссонансомъ, пускай Дженъ благодаритъ Бога и идетъ своимъ болѣе счастливымъ путемъ, считая величайшимъ благомъ для себя, что она избѣгла моей участи.
-- Дитя мое, дитя мое!-- воскликнулъ мистеръ Гредграйндъ съ растерянностью отчаянія,-- я несчастнѣйшій человѣкъ, мнѣ невыносимо видѣть твое горе! Что въ томъ, что ты не упрекаешь меня, если я самъ такъ горько упрекаю себя!-- Онъ поникъ головою и заговорилъ съ нею тихимъ голосомъ: -- Луиза, я догадываюсь, что вокругъ меня въ этомъ домѣ медленно совершалась какая-то перемѣна, которой я былъ обязанъ единственно любви и благодарности одного существа. Какъ по твоему, могло ли втихомолку сердце сдѣлать то, чѣмъ пренебрегъ разумъ и чего онъ не могъ совершитъ? Можетъ ли это произойти?
Молодая женщина молчала.
-- Мнѣ нечѣмъ тутъ гордиться, Луиза. Да и могу ли я быть надменнымъ, когда ты сломлена на моихъ глазахъ въ цвѣтѣ лѣтъ! Но можетъ ли это быть такъ? Не ошибаюсь ли я, моя дорогая?
Онъ еще разъ взглянулъ на Луизу въ ея безпомощномъ одиночествѣ и вышелъ изъ комнаты, не прибавивъ больше ни слова. Вскорѣ послѣ его ухода Луиза услыхала легкіе шаги за дверью и догадалась, что кто-то стоитъ возлѣ ея кровати. Она не подняла головы. При одной мысли о томъ, что Сэсси увидитъ ее въ такомъ жалкомъ поолженіи, при одномъ воспоминаніи о сострадательномъ взглядѣ, нѣкогда возмутившемъ ее такъ глубоко, глухой гнѣвъ вспыхивалъ въ ея душѣ, какъ недобрый огонь. Всякая сила, не находящая себѣ исхода, производить взрывъ и опустошеніе. Воздухъ, благодѣтельной для земли, вода и тепло, способствующія ея плодородію, взрываютъ ее, когда они сдавлены въ ея нѣдрахъ. Такъ было и съ Луизой: ея лучшія достоинства, такъ долго подавляемыя въ ней, породили мрачное ожесточеніе, направленное противъ лучшаго друга.
Къ счастію, она почувствовала нѣжное прикосновеніе къ своей шеѣ и поняла, что Сэсси считаетъ ее спящей. Ласковая рука невольно успокоила гнѣвъ ея души. Пускай же она будетъ тутъ, пускай обниметъ ее!
И любящая рука не отстранялась, пробуждая къ жизни рой болѣе кроткихъ думъ и успокоивая. Когда же спокойствіе и сознаніе, что ее берегутъ, смягчили Луизу, къ ея глазамъ, стали подступать слезы. Нѣжное лицо прильнуло къ ея лицу, и она почувствовала, что оно также орошено слезами, и поняла, что ея собственное горе было причиной этихъ слезъ.
Когда Луиза сдѣлала видъ, что проснулась, и сѣла на постели, Сэсси отодвинулась и спокойно встала у кровати.
-- Надѣюсь, я не потревожила васъ. Я пришла спросить, не посидѣть ли мнѣ съ вами?
-- Зачѣмъ тебѣ сидѣть со мною? Ты нужна сестрѣ; ты для нея все.
-- Неужели?-- спросила Сэсси, качая головою.-- Мнѣ хочется быть чѣмъ нибудь и для васъ, если это возможно.
-- Чѣмъ же? -- спросила Луиза почти сурово.
-- Тѣмъ, что для васъ всего нужнѣе, еслибъ это было можно. Во всякомъ случаѣ, мнѣ хотѣлось бы попробовать быть вамъ полезной. И хоть это трудно, но мое усердіе никогда не охладѣетъ. Позволите ли вы мнѣ?
-- Это отецъ послалъ тебя сюда?
-- Нѣтъ, увѣряю васъ,-- возразила Сэсси; -- онъ сказалъ мнѣ только, что я могу теперь войти къ вамъ. Но давеча утромъ онъ выслалъ меня изъ вашей комнаты... или по крайней мѣрѣ...
Она замолчала въ смущеніи.
-- По крайней мѣрѣ что?-- спросила Луиза со своимъ пытливымъ взоромъ.
-- Я и сама думала, что мнѣ лучше уйти, потому что не знала, какъ вамъ понравится, что я буду здѣсь.
-- Будто ужъ я всегда ненавидѣла тебя?
-- Надѣюсь, что нѣтъ; вѣдь, я сама всегда васъ любила и всегда старалась выказать вамъ свою любовь. Но вы немножко перемѣнились ко мнѣ не задолго до вашей свадьбы. Меня это ничуть не удивило. Вы такая ученая, а я круглая невѣжда. Это было вполнѣ естественно во многихъ отношеніяхъ: послѣ выхода замужъ, у васъ явились новыя знакомства, новые друзья... Значитъ, я не имѣла повода жаловаться и не обидѣлась на васъ.
Сэсси раскраснѣлась во время своей скромной и торопливой рѣчи. Луиза поняла эту деликатную скрытность любящаго существа и была невольно тронута.
-- Могу ли я попытаться?-- промолвила Сэсси, осмѣлившись поднять свою руку, чтобъ обвить ею машинально склонявшуюся къ ней Луизу.
Молодая женщина взяла эту руку, готовую обнять ее, и отвѣчала, удерживая ее въ своей рукѣ:
-- Прежде всего, Сэсси, знаешь ли ты, что я такое? Я такъ горда и такъ озлоблена, такъ сбита съ толку, и разстроена, такъ ожесточена и несправедлива къ другимъ и себѣ, что все во мнѣ бурно, мрачно и порочно. Развѣ это не отталкиваетъ тебя?
-- Нѣтъ.
-- Я такъ несчастна, а все, что сдѣлало бы меня иною, такъ опустошено во мнѣ, что еслибъ я была лишена разсудка вмѣсто того, чтобъ быть такой ученой, какою ты меня считаешь, я бы и тогда не нуждалась до такой степени, какъ теперь въ знакомствѣ съ простѣйшими истинами, ведущими къ счастію, миру, довольству, чести, ко всѣмъ благамъ которыхъ во мнѣ нѣтъ. И это тебя не отталкиваетъ?
-- Нисколько!
Въ невинности своей мужественной души, въ полнотѣ своей неизмѣнной преданности эта покинутая дѣвочка сіяла дивнымъ свѣтомъ надъ мракомъ, окутавшимъ душу другого существа.
Луиза сама привлекла руку Сэсси къ себѣ на плечо, чтобъ она могла обвиться вокругъ шеи, сплетясь съ другой рукою дѣвушки. Она упала на колѣни и, прильнувъ къ дочери бродячаго фигляра, смотрѣла на нее почти съ благоговѣніемъ.
-- Прости меня, пожалѣй меня, помоги мнѣ! Сжалься надъ моей страшной бѣдой и позволь мнѣ склонить голову къ твоему любящему сердцу!
-- Прижмись ко мнѣ вотъ такъ!-- воскликнула Сэсси. Прижмись скорѣй, дорогая, милая.