Миновали сутки, миновали еще другія. Стефена Блэкпуля все нѣтъ, какъ нѣтъ. Гдѣ же онъ былъ и почему не возвращался?
Каждый вечеръ Сэсси приходила на квартиру Рэчель посидѣть съ ней въ ея маленькой чистенькой комнаткѣ. Каждый день Рэчель работала, какъ должны работать такіе люди, несмотря ни на какія душевныя тревоги. Фабричному дыму, извивавшемуся на подобіе длинныхъ змѣй, было безразлично, кто пропалъ или кто нашелся, кто оказался правымъ или виноватымъ; слоны, страдавшіе меланхолическимъ умопомѣшательствомъ, по примѣру сторонниковъ положительныхъ фактовъ, ни въ какомъ, случаѣ не отступали отъ своей обычной рутины. Прошли еще сутки, миновала другія. Однообразная жизнь фабричнаго города ничѣмъ не нарушалась. Даже исчезновеніе Стефена Блэкпуля начинало казаться чѣмъ-то обыденнымъ, какъ и все остальное,-- такимъ же прискучившимъ чудомъ, какъ и любая машина на одной изъ коктоунскихъ фабрикъ.
-- Едва ли,-- говорила Рэчель,-- найдется теперь въ городѣ и двадцать человѣкъ, которые вѣрили бы еще въ невинность бѣднаго малаго.
Она сказала это Сэсси, когда онѣ сидѣли у ней на квартирѣ, освѣщенной только фонаремъ на уличномъ перекресткѣ. Сэсси пришла уже въ сумерки, чтобъ подождать возвращенія дѣвушки съ работы, и съ той минуты онѣ сидѣли у окна, гдѣ Рэчель нашла свою гостью, и не нуждались въ болѣе яркомъ освѣщеніи для своей печальной бесѣды.
-- Какъ будто самъ Богъ послалъ мнѣ васъ,-- продолжала Рэчель,-- съ вами я отвожу душу. Бываютъ минуты, когда мнѣ кажется, что я схожу съ ума. Но вы какъ-то умѣете вдохнуть въ меня надежду и поддержать мои падающія силы. Такъ вы вѣрите,-- хотя обстоятельства складываются противъ Стефена,-- что его невинность, будетъ доказана?
-- Вѣрю,-- отвѣчала Сэсси,-- вѣрю отъ всей души. Знаете, Рэчель, я до такой степени убѣждена, что ваше довѣріе къ нему не можетъ быть обмануто, что вполнѣ раздѣляю ваши чувства. Я такъ увѣрена въ Стефенѣ съ своей стороны, какъ будто знала его долгіе годы и дѣлила съ нимъ горе, по вашему примѣру.
-- А я, дорогая моя,-- промолвила Рэчель дрожащимъ голосомъ,-- знаю его такъ коротко, знаю, какъ твердо держался онъ всего честнаго и добраго въ жизни, несмотря на самыя тяжкія испытанія, что, кажется, еслибъ онъ пропалъ теперь навсегда, то, проживи я хоть сто лѣтъ, я и тогда могла бы сказать при послѣднемъ своемъ издыханіи:;-- "Господь мнѣ свидѣтель, что я никогда не переставала вѣрить Стефену Блэкпулю".
-- Всѣ мы въ Стонъ-Лоджѣ убѣждены, милая Рэчель, что рано или поздно съ него будетъ снято всякое подозрѣніе.
-- Чѣмъ больше я въ томъ убѣждаюсь, чѣмъ сильнѣе я чувствую вашу доброту ко мнѣ, чѣмъ больше цѣню, что вы приходите нарочно развлечь меня и не стыдитесь показываться со мною на улицахъ, зная, что я сама нахожусь въ подозрѣніи, тѣмъ больнѣе мнѣ вспомнить, какъ обидѣла я своимъ недовѣріемъ ту молоденькую леди. И при всемъ томъ...
-- Но, вѣдь, вы довѣряете ей теперь, Рэчель?
-- Да, послѣ того, какъ вы сблизили насъ между собою. Но все-таки порою я не могу отдѣлаться отъ мысли...
Она заговорила совсѣмъ тихо, словно про себя, такъ что Сэсси, сидѣвшей съ ней рядомъ, пришлось внимательно вслушиваться, чтобы разслышать что нибудь.
-- Все-таки я невольно не довѣряю кому-то въ душѣ. Я не знаю, кто онъ такой, не могу себѣ представить, какъ и почему такъ выходитъ, но мнѣ сдается, что кто-то устранилъ Стефена съ дороги. Еслибъ Стефенъ вернулся по доброй волѣ сюда и доказалъ свою невинность передъ всѣми, то это какъ будто повредило бы кому-то, кто, желая помѣшать раскрытію истины, не допустилъ Стефена явиться въ Коктоунъ и устранилъ его съ дороги.
-- Это ужасная мысль,-- промолвила Сэсси, блѣднѣя.
-- Да, ужасно подумать, что Стефенъ можетъ быть убитъ.
Сэсси вздрогнула, поблѣднѣвъ еще больше.
-- Когда это приходитъ мнѣ въ голову, милочка,-- сказала Рэчель,-- а это случается иногда, хотя я всячески отгоняю такую мысль, принимаясь считать до большихъ цифръ за работой или повторяя стишки, которые учила въ дѣтскіе годы,-- такъ вотъ, когда я задумаюсь о томъ, то сама себя не помню; я готова метаться, какъ угорѣлая, во всѣ стороны и, несмотря на какую угодно усталость, меня такъ и тянетъ бѣжать куда-то со всѣхъ ногъ на цѣлыя мили разстоянія. Мнѣ надо отдѣлаться отъ этой мысли прежде, чѣмъ я лягу спать... Вотъ что: я провожу васъ домой.
-- Стефенъ могъ заболѣть на обратномъ пути -- сказала Сэсси,-- дѣлая слабое усиліе раздуть въ ней хоть искру надежды. Мало ли мѣстъ по дорогѣ, гдѣ онъ могъ остановиться для отдыха.
-- Но, вѣдь, Стефена нѣтъ нигдѣ. Его разыскивали по всѣмъ мѣстамъ, но не нашли.
-- Вѣрно,-- нехотя согласилась Сэсси.
-- Онъ могъ бы дойти пѣшкомъ въ два дня,-- продолжала Рэчель.-- Еслибъ даже силы измѣнили ему дорогой, Стефенъ имѣлъ возможность пріѣхать; вѣдь, я послала ему денегъ на проѣздъ на тотъ случай, еслибъ у него не хватило своихъ собственныхъ.
-- Будемъ надѣяться, что завтрашній день принесетъ намъ что нибудь утѣшительное. Пойдемте пройтись по воздуху!
Ласковой рукой повязала Сэсси платокъ на блестящихъ черныхъ волосахъ работницы, какъ та имѣла обыкновеніе его носить, и онѣ вышли вмѣстѣ. Ночь была ясная, теплая; кучки фабричныхъ мѣшкали тамъ и сямъ на уличныхъ перекресткахъ; но большая часть ихъ сидѣла за ужиномъ, и улицы были довольно пустынны.
-- Теперь вы не такъ волнуетесь, Рэчель, и рука у васъ перестала горѣть.
-- Мнѣ всегда легче на ходу, въ особенности на свѣжемъ воздухѣ. Но когда я принуждена сидѣть въ духотѣ, на меня налаг даетъ слабость и какое-то забытье.
-- Вы должны беречь свои силы, Рэчель, потому что ваша помощь каждую минуту можетъ понадобиться Стефену. Завтра суббота. Если завтрашній день вы не получите никакихъ вѣстей, то пойдемте прогуляться за городъ на весь день. Это подкрѣпитъ васъ на цѣлую недѣлю. Согласны?
-- Хорошо, милочка.
Въ эти минуту онѣ проходили по улицѣ, гдѣ жилъ мистерѣ Баундерби. Дорога Сэсси лежала мимо его дома, и дѣвушки направились прямо къ нему. Въ Коктоунъ какъ разъ прибылъ какой-то поѣздъ, вслѣдствіе чего по городу поднялась ѣзда. Пока Сэсси съ своей провожатой пересѣкали улицу, впереди и позади ихъ громыхало много наемныхъ экипажей. Когда же онѣ приблизились къ дому банкира, то одинъ изъ кэбовъ подкатилъ съ такой стремительностью къ подъѣзду, что заставилъ невольно оглянуться на себя. При яркомъ свѣтѣ газа на крыльцѣ можно было разсмотрѣть въ окнѣ кареты миссисъ Спарситъ, старавшуюся изо всѣхъ силъ отворить дверцу; при видѣ дѣвушекъ, эта леди крикнула имъ, чтобъ онѣ остановились.
-- Какое совпаденіе!-- воскликнула она, когда кучеръ подоспѣлъ, наконецъ, ей на выручку. -- Сама судьба посылаетъ мнѣ васъ. Вылѣзайте, сударыня, обратилась экономка къ кому-то сидѣвшему въ кэбѣ, вылѣзайте, или васъ вытащатъ силой.
Вслѣдъ затѣмъ изъ экипажа вышла ни кто иная, какъ таинственная старуха, которую миссисъ Спарситъ поспѣшила схватить за воротникъ.
-- Никто не смѣетъ ее трогать!-- воскликнула почтенная лэди съ величайшей энергіей.-- Чтобъ никто не смѣлъ ея касаться! Она принадлежитъ мнѣ. Входите, сударыня,-- прибавила миссисъ Спарситъ тѣмъ же тономъ, какимъ только что приказывала ей вылѣзать.-- Входите, сударыня, или васъ втащатъ силой.
Одного вида матроны съ классической фигурой, хватающей старую женщину за горло и насильно влекущей ее въ жилой домъ было бы при всякихъ обстоятельствахъ вполнѣ достаточно, чтобъ возбудить любопытство всѣхъ британскихъ зѣвакъ, которымъ посчастливилось напасть на такое интересное зрѣлище. Немудрено, что ихъ собралась бы цѣлая толпа, нетерпѣливо ожидавшая, чѣмъ кончится дѣло. Но когда заманчивость такого происшествія еще усугублялась шумомъ, поднятымъ въ городѣ загадочною кражею въ банкѣ, то понятно, что любопытные рѣшительно не могли преодолѣть соблазна проникнуть въ самый домъ, хотя бы на нихъ грозила обрушиться крыша. Такимъ образомъ, изъ кучи случайныхъ зрителей человѣкъ двадцать пять наиболѣе отчаянныхъ и настойчивыхъ проникли въ сѣни вслѣдъ за Сэеси и Рэчелью, которыхъ они притиснули въ свою очередь къ миссисъ Спарситъ и ея жертвѣ, и вся эта безпорядочная толпа ввалилась въ столовую мистера Баундерби, гдѣ оставшіеся позади, не долго думая, вскочили на стулья, чтобъ не прозѣвать ничего изъ ожидаемаго зрѣлища.
-- Приведите сюда мистера Баундерби!-- скомандовала миссисъ Спарситъ.-- Эй вы, молодая женщина, Рэчель, извѣстно вамъ, кто это?
-- Это миссисъ Пеглеръ,-- отвѣчала Рэчель.
-- Я такъ и думала!-- воскликнула миссисъ Спарситъ, сіяя восторгомъ.-- Приведите мистера Баундерби. Подайтесь назадъ, ей вы, очистите мѣсто!
Миссисъ Пеглеръ, кутаясь въ свой платокъ и прячась отъ любопытныхъ взоровъ, взмолилась ей о чемъ то шепотомъ.
-- Отвяжитесь отъ меня,-- отвѣчала миссисъ Спарситъ вслухъ,-- вѣдь, я говорила вамъ двадцать разъ дорогой, что не выпущу васъ, пока не передамъ ему изъ рукъ въ руки.
Тутъ появился мистеръ Баундерби въ сопровожденіи мистера Гредграйнда и олуха, съ которыми онъ совѣщался о чемъ-то у себя наверху. Взоръ мистера Баундерби выразилъ болѣе удивленія, чѣмъ радушія при видѣ оравы незваныхъ гостей въ его столовой.
-- Это что,-- откуда?-- спросилъ онъ.-- Миссисъ Спарситъ, сударыня, что это значитъ?!
-- Сэръ,-- отвѣчала эта достойная леди,-- считаю за счастье представить вамъ ту особу, которую вы такъ хотѣли найти. Движимая желаніемъ избавить васъ отъ тяжкой заботы, сэръ, и не имѣя въ рукахъ никакихъ иныхъ нитей, кромѣ самыхъ сбивчивыхъ указаніи относительно мѣстности, гдѣ по догадкамъ жила эта женщина,-- извѣстная вонъ той молодой работницѣ, Рэчель (по счастію, она здѣсь и можетъ удостовѣрить личность подозрѣваемой) я успѣла разыскать и привезти ее съ собою, разумѣется, послѣ самаго энергичнаго сопротивленія. Конечно, не безъ хлопотъ удалось мнѣ достичь своей цѣли; но когда дѣло идетъ о томъ, чтобъ оказать вамъ услугу, то меня не пугаютъ никакія препятствія. Всякій трудъдоставляетъ мнѣ тогда одно удовольствіе, а голодъ, холодъ и жажда служатъ истинной наградой.
Тутъ миссисъ Спарситъ внезапно прикусила языкъ, потому что лицо мистера Баундерби выразило необычайное сочетаніе всевозможныхъ оттѣнковъ замѣшательства, едва миссисъ Пеглеръ предстала его взорамъ.
-- Какъ, что вы хотите этимъ сказать?-- совершенно неожиданно спросилъ онъ съ большой запальчивостью.-- Я спрашиваю, что вы хотите этимъ сказать, миссисъ Спарситъ, сударыня?
-- Сэръ,-- слабымъ голосомъ воскликнула почтенная леди.
-- Зачѣмъ, чортъ побери, мѣшаетесь вы не въ свое дѣло?-- заоралъ Баундерби.-- Какъ смѣете вы совать свой длинный носъ въ мои семейныя дѣла?
Этотъ намекъ на любимую черту лица миссисъ Спарситъ окончательно доконалъ ее. Она опустилась на стулъ и застыла, уставившись на мистера Баундерби испуганнымъ взглядомъ и потирая одну митенку о другую, точно онѣ также застыли.
-- Мой дорогой Джозія,-- воскликнула между тѣмъ миссисъ Пеглеръ, вся дрожа;-- мой милый мальчикъ! Не сердись на меня, я ни въ чемъ не виновата, Джозія. Я сто разъ говорила этой леди, что тебѣ будетъ непріятна ея затѣя, но она настояла на своемъ.
-- Для чего позволила ты ей привезти тебя сюда? Развѣ ты не могла сбить у нея съ головы чепецъ, или вышибить ей зубы, или вцѣпиться ей въ лицо?-- бѣсновался Баундерби.
-- Сынокъ мой родной! Вѣдь, она грозила, если я не послушаюсь, послать за полиціей; лучше ужъ было поѣхать съ ней добровольно, чѣмъ поднимать шумъ и скандалъ въ такомъ -- мисссисъ Пеглеръ робко, но съ гордостью окинула глазами комнату -- въ такомъ великолѣпномъ домѣ. Но право же, я нисколько не виновата! Мой дорогой, благородный, славный сынокъ! Я всегда жила потихоньку и таилась отъ всѣхъ, Джозія, сокровище мое. Я ни разу не нарушила нашего условія: я никому не говорила, что я твоя мать. Я любовалась тобою издали и когда пріѣзжала порою въ городъ черезъ долгіе промежутки времени, чтобъ взглянуть на тебя украдкой, то дѣлала это втихомолку, мой милый, и сейчасъ же возвращалась назадъ.
Закинувъ руки въ карманы, съ раздраженіемъ и чувствомъ жестокой обиды, шагалъ мистеръ Баундерби взадъ и впередъ мимо длиннаго обѣденнаго стола, тогда какъ зрители, тѣснившіеся поодаль, жадно ловили каждое слово изъ причитаній миссисъ Пеглеръ и съ каждымъ словомъ все болѣе и болѣе таращили удивленные глаза. Мистеръ Баундерби попрежнему раздраженно прохаживался изъ угла въ уголъ, когда миссисъ Пеглеръ даже умолкла. Тутъ мистеръ Гредграйндъ обратился съ своей стороны къ этой лукавой старухѣ.
-- Удивляюсь, сударыня,-- строго замѣтилъ онъ,-- какъ это у васъ на старости лѣтъ хватаетъ нахальства предъявлять материнскія права на мистера Баундерби, какъ на своего сына, послѣ вашего противуестественнаго, безчеловѣчнаго обращенія съ нимъ въ дѣтствѣ!
-- Это я то была противуестественна!-- подхватила несчастная старушка, это я то обращалась съ нимъ безчеловѣчно! Съ моимъ дорогимъ мальчикомъ?
-- Дорогимъ!-- ѣдко повторилъ мистеръ Гредграйндъ. Еще бы! Конечно, достигнувъ самостоятельно благосостоянія, онъ сдѣлался теперь дорогъ вамъ, не стану этого отрицать. Но не былъ онъ для васъ дорогимъ, когда вы бросили его въ младенчествѣ на произволъ жестокой бабушки-пьянчуги.
-- Я бросила моего Джозію!-- воскликнула миссисъ Пеглеръ, всплеснувъ руками. Да проститъ вамъ Господь ваши скверныя выдумки, какъ и то, что вы порочите память моей покойной матери, которая скончалась на моихъ рукахъ, когда Джозія еще не родился! Дай Богъ вамъ раскаяться въ этихъ несправедливостяхъ, сэръ, и прожить подольше, чтобъ увидѣть свою ошибку!
Она говорила такъ серьезно и такимъ негодующимъ тономъ, что мистеръ Гредграйндъ, у котораго мелькнула вдругъ неожиданная догадка, спросилъ се уже мягче:
-- Такъ неужели вы станете отрицать, сударыня, что бросили своего сына, чтобъ онъ... росъ въ канавѣ?
-- Джозія -- въ канавѣ!-- подхватила миссисъ Пеглеръ. Никогда этого не бывало, сэръ, никогда въ жизни! Какъ вамъ не стыдно! Джозія знаетъ и подтвердитъ вамъ, что онъ произошелъ хотя и отъ скромныхъ родителей, но эти родители любили его не меньше того, какъ любятъ своихъ дѣтей знатные и богачи. Они ощипывали себя, только бы научить его хорошенько грамотѣ и счету, и ничего не жалѣли для своего сыночка. Я и теперь могу показать его учебныя тетрадки -- онѣ всѣ у меня цѣлешеньки!-- прибавила миссисъ Пеглеръ съ негодующей гордостью. И мой милый мальчикъ знаетъ и скажетъ вамъ, сэръ, что, когда его славный отецъ скончался, оставивъ его сиротой по девятому годочку, то его мать тоже не жалѣла ничего для сынка, чтобъ вывести его въ люди, такъ какъ это составляло ея долгъ, и удовольствіе, и гордость. Мальчикъ поступилъ въ ученье, вышелъ старательнымъ,-- и хозяинъ ему попался добрый. Онъ поддержалъ его спервоначалу, а тамъ Джозія ужъ и пошелъ самъ все въ гору да въ гору и сдѣлался богатымъ и важнымъ. И знаете, сэръ,-- вѣдь, этога мой дорогой мальчикъ не скажетъ вамъ -- что хотя его мать держитъ только маленькую деревенскую лавочку, однако, онъ никогда не забывалъ ее. Онъ положилъ мнѣ даже пенсію по тридцати фунтовъ въ годъ -- больше, чѣмъ мнѣ нужно, потому что я откладываю еще оттуда малую толику. Но мой сынъ заключилъ со мною одно условіе: чтобъ я жила отдѣльно отъ него, сама по себѣ, въ своей деревнѣ, и не хвасталась бы имъ передъ людьми, и не докучала бы ему. Я и не докучала: пріѣду разъ въ годъ сюда взглянуть украдкой на сыночка, такъ что онъ и самъ не догадается. Только всего и было! И это совершенно правильно!-- съ жаромъ прибавила бѣдная старушка въ оправданіе своего любимаго дѣтища.-- Вѣдь, живи я съ нимъ, сколько промаховъ надѣлала бы я некстати! А на своей сторонѣ я всѣмъ довольна и могу гордиться моимъ Джозіей сама про себя и любить его въ глубинѣ души, а не на показъ. Но вы заставляете меня краснѣть, сэръ,-- заключила миссисъ Пеглеръ, за ваши несправедливыя подозрѣнія и выдуманныя вами небылицы. Здѣсь я никогда не бывала и не домогалась сюда попасть, разъ мой сынъ запретилъ мнѣ это. Я и теперь не стояла бы передъ вами, еслибъ меня не привезли къ нему силой. А вамъ стыдно, стыдно, сэръ, клеветать на меня ни съ того, ни съ сего, будто бы я была дурною матерью моему сыну! Вѣдь, онъ тутъ, налицо, и не позволитъ порочить моего добраго имени!
Посторонніе зрители, стоявшіе и не стоявшіе на стульяхъ въ столовой мистера Баундерби, единодушно взяли сторону миссисъ Пеглеръ. Между ними поднялся шепотъ сочувствія къ ней, и мистеръ Гредграйндъ явно для себя оказался предметомъ незаслуженныхъ нареканій, когда хозяинъ дома, не перестававшій мѣрять шагами комнату, раздуваясь и багровѣя все больше и больше съ каждой секундой, остановился, наконецъ, разомъ и сказалъ:
-- Не знаю хорошенько, чему я обязанъ честью принимать у себя всю эту компанію, да и не спрашиваю о томъ. Если любопытство этихъ господъ удовлетворено, то, можетъ быть, они будутъ столь любезны, что разойдутся; но такъ ли это или не такъ, во всякомъ случаѣ, имъ не мѣшаетъ убраться во-свояси. Вѣдь, я не обязанъ прочитать имъ лекцію о моихъ семейныхъ дѣлахъ; я не брался за это и не собираюсь къ этому приступить. Слѣдовательно, кто ожидаетъ отъ меня объясненій по этому вопросу, тотъ ошибется въ своихъ разсчетахъ, въ особенности Томъ Гредграйндъ, да будетъ ему извѣстно. По дѣлу кражи въ банкѣ произошла ошибка относительно моей матери. Этого не случилось бы, еслибъ не чрезмѣрное усердіе нѣкоторыхъ лицъ; ненавижу услужливость некстати вездѣ и во всѣмъ. Добраго вечера!
Хотя мистеръ Баундерби говорилъ, по обыкновенію, свысока, уснащая свою рѣчь этими хлесткими фразами и распахнувъ настежъ дверь передъ своими непрошенными гостями, однако, въ его манерѣ сквозило на этотъ разъ сильное замѣшательство, явная пришибленность, которую онъ напрасно старался скрыть, нелѣпо хорохорясь для вида. Уличенный въ хвастливомъ самоуничиженіи, въ наглой лжи, какъ человѣкъ, построившій свою дутую репутацію на обманѣ, и такъ же далеко уклонившійся отъ правды, какъ еслибъ онъ приписывалъ себѣ происхожденіе отъ какого нибудь знатнаго рода, коктоунскій банкиръ представлялъ собою крайне смѣшную и жалкую фигуру. Пока любопытные зѣваки валили гурьбой изъ распахнутой имъ двери, Баундерби выпускалъ ихъ, скрѣпя сердце, отлично зная, что скандальная исторія, разыгравшаяся у него въ домѣ, немедленнно разнесется по всему городу, чтобъ сдѣлаться достояніемъ стоустой молвы. Кажется, еслибъ ему окарнали оба уха, онъ и тогда не могъ бы имѣть болѣе плачевнаго и растеряннаго вида. Даже злополучная миссисъ Спарситъ, упавшая съ высоты торжества въ бездну отчаянія, не была такъ унижена, какъ этотъ замѣчательный человѣкъ и обязанный всѣмъ самому себѣ враль, Джозія Баундерби изъ Коктоуна.
Рэчель и Сэсси, оставивъ миссисъ Пеглеръ ночевать у ея сына, дошли вмѣстѣ до воротъ Стонъ-Лоджа, гдѣ и разстались. Мистеръ Гредграйндъ вскорѣ присоединился къ нимъ дорогой и съ большимъ участіемъ разспрашивалъ о Блэкпулѣ; онъ полагалъ, что доказанная несостоятельность подозрѣній противъ миссисъ Пеглеръ должна была послужить ему въ пользу.
Что же касается олуха, то впродолженіе всей описанной сцены, какъ и вообще при всѣхъ послѣднихъ событіяхъ онъ не отходилъ ни на шагъ отъ мистера Баундерби. Томъ какъ будто чувствовалъ, что пока зятю не удалось ничего открыть безъ его вѣдома, ему нечего опасаться. Онъ совсѣмъ не посѣщалъ сестры и видѣлъ Луизу только разъ послѣ ея возвращенія домой, именно, въ тотъ вечеръ, когда онъ, какъ мы уже знаемъ, слѣдовалъ тѣнью по пятамъ Баундерби.
Между тѣмъ въ душу его сестры закралось неопредѣленная, смутная боязнь, которой она не высказывала никому: ей мерещилось, что какая-то странная тайна окружаетъ ея порочнаго, неблагороднаго брата. Таже мрачная возможность и въ той же неопредѣленной формѣ представлялась Сэсси съ того дня, когда Рэчель намекнула ей на кого-то, кому понадобилось устранитъ съ дороги Стефена, чтобъ подозрѣваемый не могъ вернуться въ Коктоунъ и повредить своими показаніями настоящему виновнику преступленія. Луиза ни разу не обмолвилась о томъ, что подозрѣваетъ участіе брата въ кражѣ; она и Сэсси не говорили между собою откровенно о щекотливомъ предметѣ; онѣ обмѣнялись только краснорѣчивымъ взглядомъ въ тотъ вечеръ, когда ни о чемъ не догадывавшійся отецъ поникъ сѣдѣющей головой на руку. Но онѣ поняли съ той поры одна другую, что и сознавали ясно. Эта новая боязнь была такъ мучительна, что неотвязно преслѣдовала ихъ обѣихъ, словно призракъ; какъ Луиза, такъ и Сэсси были до того напуганы имъ, что боялись не только за себя, но и другъ за друга.
Между тѣмъ, напускная смѣлость не покидала олуха. Если Стефенъ Блэкпуль не былъ воромъ, то пусть онъ покажется. Почему же онъ отвиливалъ?
Прошла еще ночь. Прошли цѣлыя сутки. Стефена Блэкпуля все нѣтъ, какъ нѣтъ. Гдѣ же онъ пропадалъ и почему не возвращался?