Когда мистеръ Пексниффъ и его дочери усѣлись въ почтовую карету, она была совершенно пуста, чему они очень обрадовались, потому что видѣли съ внѣшней стороны многихъ пассажировъ, которымъ было препорядочно холодно. Когда всѣ зарыли ноги въ солому, укутавшись выше подбородка и поднявъ рамы кареты, мистеръ Пексниффъ весьма справедливо замѣтилъ, что весьма утѣшительно чувствовать себя въ теплѣ, когда знаешь, что многимъ холодно, что это весьма естественно и весьма умно устроено, не только въ отношеніи почтовыхъ каретъ, по вообще относительно различныхъ отраслей общественной жизни.
-- Еслибъ всѣмъ было тепло и всѣ одинаковы были сыты,-- замѣтилъ онъ:-- мы лишились бы возможности удивляться людямъ, которые твердо переносятъ холодъ и голодъ. И еслибъ намъ было не лучше многихъ другихъ, то что вышло бы изъ врожденнаго человѣку чувства благодарности, которое,-- присовокупилъ мистеръ Пексниффъ, грозя кулакомъ нищему, бѣжавшему за каретой, -- есть одно изъ святѣйшихъ въ нашей природѣ.
Дочери слушали эту нравственную рѣчь съ почтеніемъ и улыбались въ знакъ согласія. Чтобъ лучше подогрѣть и сохранить святыя чувства въ груди своей, мистеръ Пексниффъ спросилъ у старшей дочери взятую съ собою бутылку коньяку и тщательно изъ нея освѣжился.
-- Что такое мы сами?-- сказалъ онъ съ чувствомъ.-- Вѣдь и мы не что иное, какъ кареты: одни ѣдутъ прытко, другіе тихо. Страсти суть наши лошади, а добродѣтель дышло. Мы начинаемъ путь нашъ въ объятіяхъ матери, а оканчиваемъ въ прахѣ могильномъ.
Мистеръ Пексниффъ проговорилъ все это съ такимъ чувствомъ, что ощутилъ необходимость вновь освѣжиться. Сдѣлавъ это, онъ плотно закупорилъ бутылку и уснулъ на три слѣдующія станціи.
Человѣчество, засыпающее въ почтовыхъ каретахъ, всегда пробуждается въ дурномъ и сердитомъ расположеніи духа. Мистеръ Пексниффъ, неизъятый изъ этого общаго правила, почувствовалъ сильную наклонность выместить свое неудовольствіе на дочеряхъ, и уже началъ надѣлять ихъ толчками и сердитыми движеніями ногъ, какъ вдругъ карета остановилась, и черезъ небольшой промежутокъ времени отворились дверцы.
-- Помни же,-- произнесъ рѣзкій голосъ въ потемкахъ:-- что я и сынъ мой садимся внутрь экипажа потому только, что снаружи все уже занято. А потому мы платимъ только то, что слѣдуетъ за наружное мѣсто дилижанса. Ни одного пенни больше.-- Такъ ли?
-- Такъ, сударь,-- отвѣчалъ кондукторъ.
-- Есть ли тамъ кто-нибудь?-- спросилъ голосъ.
-- Три пассажира, сударь.
-- Ну, такъ я прошу трехъ пассажировъ засвидѣтельствовать нашъ уговоръ.
Вслѣдствіе чего еще два человѣка влѣзли въ карету, которой торжественный актъ парламента разрѣшалъ вмѣщать въ себя шесть пассажировъ.
-- Это удачно!-- прошепталъ старшій изъ нихъ, когда карета тронулась.-- Ты большой политикъ, что догадался. Хе, хе, хе! Намъ бы невозможно было сидѣть наверху; я бы умеръ отъ ревматизма!
Потому ли, что сынъ превзошелъ себя, хлопоча о продолженіи дней своего родителя, или потому, что ему было слишкомъ холодно, онъ только кашлянулъ въ отвѣтъ, а старымъ джентльменомъ овладѣлъ минутъ на пять такой сильный кашель, что Пексниффъ, выведенный изъ терпѣнія, наконецъ, вскричалъ:
-- Здѣсь не мѣсто, здѣсь рѣшительно не мѣсто для джентльменовъ съ простудою!
-- Моя простуда въ груди, Пексниффъ,-- отвѣчалъ старикъ послѣ кратковременнаго молчанія.
По голосу и манерѣ говорившаго, по присутствію его сына и потому, что старикъ зналъ Пексинффа, этотъ догадался тотчасъ же, съ кѣмъ имѣлъ дѣло.
-- Гм! Я думалъ, что говорю съ чужимъ, а между тѣмъ встрѣчаюсь съ родственникомъ,-- сказалъ Пексниффъ съ своею обыкновенною кротостью. Мистеръ Энтони Чодзльвитъ и сынъ его, мистеръ Джонсъ,-- потому что мы сдѣлались ихъ спутниками, мои милыя -- извинятъ мое поспѣшное замѣчаніе. Я не желаю оскорблять чувства людей, съ которыми связанъ родствомъ. Я могу быть лицемѣромъ, но не скотомъ,-- присовокупилъ онъ рѣзко.
-- Фу, Пексниффъ,-- отвѣчалъ старикъ:-- что значитъ слово лицемѣръ? Мы всѣ лицемѣры и были лицемѣрами въ тотъ день. Еслибъ мы не были лицемѣрны, то не собрались бы всей родней у васъ. Одно различіе между вами и остальными состояло въ томъ... сказать-ли, Пексниффъ, въ чемъ состоитъ это различіе?
-- Если вамъ угодно, почтеннѣйшій.
-- Ну, дѣло въ томъ, что вы дѣйствуете безъ сотоварищей, и потому вамъ легко обмануть всякаго, даже тѣхъ, кто занимается тѣмъ же ремесломъ. Кромѣ того, вы такъ умѣете ханжить... хе, хе, хе! что, глядя на васъ, можно думать, будто вы себѣ вѣрите. Я бы готовъ былъ побиться объ закладъ,-- а этого я никогда не дѣлалъ и не дѣлаю,-- что даже теперь, передъ своими дочерьми, вы поддерживаете роль, которую разыгрываете передъ всѣми. Вотъ я, напримѣръ, если у меня явится какая-нибудь затѣя, то я сообщу ее Джонсу, и мы разсуждаемъ объ ней открыто. Вѣдь вы не обижаетесь, Пексниффъ?
-- Обижаюсь, почтенный другъ мой!-- вскричалъ Пексниффъ такимъ тономъ, какъ будто кто-нибудь сказалъ ему что-нибудь чрезвычайно лестное.
-- Вы ѣдете въ Лондонъ, мистеръ Пексниффъ?-- спросилъ сынъ.
-- Да, мистеръ Джонсъ, мы ѣдемъ въ Лондонъ. Мы вѣрно будемъ пользоваться вашимъ сообществомъ во всю дорогу?
-- О, лучше спросите объ этомъ отца, я не намѣренъ проговариваться!
Отвѣтъ Джонса очень позабавилъ Пексниффа. Послѣ того, мистеръ Джонсъ сообщилъ ему, что онъ дѣйствительно ѣдетъ вмѣстѣ съ отцомъ къ себѣ домой въ Лондонъ: ее что съ достопамятнаго дня родственной сходки, они съ отоцмъ оставались въ тѣхъ странахъ, чтобъ высмотрѣть, нельзя-ли сдѣлать какой-нибудь выгодной покупки, потому что у нихъ въ обычаѣ всегда стараться убивать однимъ камнемъ двухъ птицъ.-- Если вамъ все равно, съ кѣмъ ни толковать объ этомъ, то говорите съ отцомъ, а я хочу поболтать съ дѣвушками,-- прибавилъ онъ и усѣлся въ противоположномъ углу кареты, подлѣ прелестной миссъ Мерси.
Воспитаніе мистера Джонса, начиная съ колыбели, было основано на строгихъ правилахъ умѣнья разсчитывать. Первое, выученное имъ слово, было "барышъ", а второе "деньги". Два только результата не были предусмотрѣны его бдительнымъ родителемъ, а то воспитаніе его было бы совершенно: во-первыхъ, наученный отцомъ своимъ перехитрятъ всякаго, онъ дошелъ до того, что получилъ наклонность перехитрить даже, своего почтеннаго наставника и родителя; во-вторыхъ, пріученный смотрѣть на всѣ вещи, какъ на вопросы, касающіеся собственности, онъ постепенно сталъ привыкать смотрѣть и на отца, какъ на нѣкоторую личную собственность, которою располагать нельзя, а потому ее лучше хранить въ ящикѣ особеннаго устройства, въ просторѣчіи называемомъ гробомъ.
-- Ну, кузина,-- сказалъ мистеръ Джонсъ:-- такъ вы ѣдете въ Лондонъ?
Миссъ Мерси отвѣчала утвердительно, щипля за руку сестру и съ трудомъ удерживаясь отъ смѣха.
-- Много красавцевъ въ Лондонѣ, кузина!
-- Будто бы, сударь? Надѣюсь, что они насъ не тронутъ. Послѣ этого отвѣта она напрасно старалась задушить свой смѣхъ въ шали миссъ Черити.
-- Мерри,-- сказала благоразумная дѣвица:--ты рѣшительно конфузишь меня. Какъ можно быть такою дикою!..
Отъ этого миссъ Мери захохотала еще сильнѣе.
-- Я и самъ замѣтилъ дикость въ ея взглядѣ въ тотъ разъ,-- сказалъ Джонсъ, обращаясь къ миссъ Черити:-- но зато ужъ вы были прямо торжественны!
-- О, старомодная фигура!-- сказала Мерси вполголоса.-- Черри, другъ мой, какъ хочешь, сядь подлѣ него. Я умру, если онъ еще заговоритъ со мною, непремѣнно умру со смѣха!-- Чтобъ предупредить такое гибельное послѣдствіе, она выскользнула изъ своего мѣста и втѣснила туда свою старшую сестру.
-- Не безпокойтесь о томъ, что меня тѣсните; я люблю, когда меня тѣснятъ дѣвушки. Сядьте ближе ко мнѣ, кузина.
-- Нѣтъ, благодарствуйте,-- отвѣчала Чсрити.
-- А вонъ, другая опять смѣется; я не удивляюсь, если она смѣется надъ моимъ отцомъ. Если онъ надѣнетъ свой старый фланелевый колпакъ, я ужъ и не знаю, что она сдѣлаетъ! Это хранитъ мой отецъ, Пексниффъ?
-- Да, мистеръ Джонсъ.
-- Такъ наступите ему на ногу; та, которая ближе къ вамъ, у него въ подагрѣ.
Видя, что Пексниффъ задумался надъ его добродушною просьбой, онъ выполнилъ ее самъ, крича въ то же время отцу:
-- Батюшка, проснитесь! А то вы опять завизжите отъ удушья. Съ вами никогда не бываетъ удушья, кузина?
-- Иногда,-- отвѣчала Черити:-- но рѣдко.
-- Ну, а съ тою?
-- Не знаю, спросите ее.
-- Да съ нею нельзя говорить, она такъ смѣется. Послушайте только, какъ она залилась! Однѣ вы разсудительны, кузина.
-- Мерси немножко вѣтрена, но это пройдетъ со временемъ.
-- Для этого нужно много времени.
Потомъ, послѣ нѣсколькихъ замѣчаній насчетъ кареты, всѣ умолкли и не говорили ни слова до самаго ужина.
Хотя мистеръ Джонсъ проводилъ Черити въ трактиръ и усѣлся подлѣ нея за столомъ, ясно было, что вниманіе его было обращено и на другую, потому что онъ часто искоса поглядывалъ на Мерси и сравнивалъ наружность сестеръ; при чемъ преимущество осталось за полнотою и округлостью младшей сестры. Впрочемъ, онъ не слишкомъ безпокоилъ себя наблюденіями, потому что весьма дѣятельно занимался ужиномъ, при чемъ совѣтовалъ на ухо своей сосѣдкѣ, чтобъ она больше ѣла, потому что платить придется то же самое. Отецъ его и Пексниффъ, вѣроятно, слѣдуя тому же благоразумному правилу, поглощали съ большимъ усердіемъ все, что только было у нихъ подъ рукою, отъ чего физіономіи ихъ приняли жирное выраженіе, пріятное для глазъ.
Когда уже они не въ силахъ были ѣсть, мистеръ Пексниффъ и Джонсъ потребовали себѣ по стакану горячаго пунша. Проглотивъ животворную влагу, мистеръ Пексниффъ, подъ предлогомъ, чтобъ посмотрѣть готова ли карета, отправился въ буффетъ и дополнилъ тамъ свою бутылочку, чтобъ послѣ на свободѣ освѣжиться въ темномъ экипажѣ.
Кончивъ дѣла, всѣ усѣлись въ карету на свои прежнія мѣста и снова тронулись впередъ. Мистеръ Пексниффъ, прежде нежели рѣшился заснуть, произнесъ весьма нравственную рѣчь о пищевареніи, на которую слушатели не нашлись что сказать, и захрапѣлъ. Остатокъ ночи прошелъ обыкновеннымъ порядкомъ. Пексниффъ и Энтони Чодзльвитъ кивали другъ другу и стукались по временамъ между собою. Карета ѣхала, останавливалась, потомъ опять ѣхала и опять останавливалась безчисленное множество разъ. Пассажиры входили и выходили; свѣжія лошади замѣняли усталыхъ и тому подобное. Наконецъ, нашихъ путешественниковъ такъ начало трясти по неровнымъ каменьямъ, что Пексниффъ проснулся, выглянулъ изъ кареты и объявилъ, что уже настало утро и они пріѣхали въ Лондонъ. Вскорѣ послѣ того дилижансъ остановился противъ своей конторы. Простившись на-скоро съ Энтони Чодзльвитомъ и его сыномъ и оставя багажъ свой въ конторѣ, мистеръ Пексниффъ подхватилъ подъ руку своихъ дочерей, перебѣжалъ черезъ улицу и потомъ рысью отправился съ ними черезъ переулки, канавки, проходные дворы, получая толчки отъ проходящихъ, убѣгая отъ лошадей и экипажей и ежеминутно боясь быть раздавленнымъ или сбитымъ съ ногъ. Наконецъ, въ одной изъ самыхъ закопченыхъ частей города, семейство остановилось, усталое, запыхавшееся, покрытое потомъ. Мистеръ Пексниффъ объявилъ, что они находятся у монумента; но туманъ былъ такъ густъ, что въ двухъ шагахъ едва была возможность различать предметы. Оглядѣвшись вокругъ себя и убѣдившись въ томъ, что онъ не ошибся, почтенный джентльменъ постучался въ двери весьма чернаго и закоптѣлаго дома, на которомъ мѣдная дощечка гласила: "Коммерческая гостиница для пріѣзжихъ. Мистеръ Тоджерсъ!..
Повидимому, мистеръ Тоджерсъ еще не всталъ, потому что Пексниффъ звонилъ и стучался нѣсколько разъ, не производя ни на кого ни малѣйшаго впечатлѣнія. Наконецъ, цѣпь и нѣсколько запоровъ отодвинулись съ ржавымъ шумомъ, какъ будто само желѣзо охрипло отъ холодной погоды, и мальчишка съ огромною рыжею головою, крошечнымъ, незамѣтнымъ носомъ и весьма грязнымъ сапогомъ на лѣвой рукѣ, предсталъ предъ нашими пріѣзжими.
-- Всѣ еще въ постели?-- спросилъ Пексниффъ.
-- Всѣ еще въ постели!-- отвѣчалъ мальчикъ.-- Я бы лучше хотѣлъ, чтобъ они еще были въ постели, а то всѣ шумятъ, всѣ разомъ требуютъ своихъ сапоговъ. Я думалъ, что вы газетчикъ и удивлялся, отчего вы не просунули газету въ рѣшетку, по обыкновенію. Что вамъ угодно?
Послѣдній вопросъ былъ предложенъ сурово и недовѣрчиво, но мистеръ Пексниффъ, не замѣчая этого, всунулъ ему въ руку свою карточку и велѣлъ вести себя наверхъ въ комнату, гдѣ есть огонь.
-- Или, если каминъ топится въ столовой, я отыщу ее самъ. Не дожидаясь отвѣта, онъ опять подхватилъ своихъ дочерей, ввелъ ихъ въ комнату нижняго этажа, гдѣ скатерть была уже накрыта для завтрака. На столѣ стоялъ огромный кусокъ ростбифа, хлѣбъ, масло, тьма чашекъ и соусникъ, словомъ, всѣ принадлежности сытнаго англійскаго завтрака.
Коммерческая гостиница Тоджерса помѣщалась въ домѣ, въ которомъ во всякое время дня было темно, но въ это утро еще темнѣе обыкновеннаго. Странный запахъ носился въ корридорѣ, какъ будто сосредоточенная эссенція всѣхъ обѣдовъ, приготовленныхъ въ кухнѣ со времени построенія этого дома, пріютилась безвыходно наверху лѣстницы, ведшей въ кухню; въ особенности замѣтенъ былъ сильный запахъ капусты. Столовая внушала всякому инстинктивное убѣжденіе въ присутствіи крысъ и мышей. Главная лѣстница, весьма широкая и темная, ограждалась такими перилами, что они могли бы служить мостами. Въ темномъ углу, на первой площадкѣ лѣстницы, стояли древніе часы, которыхъ циферблатъ видѣли немногіе. Футляръ ихъ былъ весьма массивенъ, черенъ и запачканъ. Наконецъ, вершину лѣстницы освѣщало окно сверху, замазанное и залѣпленное донельзя и смотрѣвшее недовѣрчиво на приходящихъ.
Мистеръ Пексниффъ и его дочери грѣлись передъ каминомъ около десяти минутъ, какъ вдругъ услышали на лѣстницѣ шаги, и владычица гостиницы поспѣшно пошла въ комнату. Мистриссъ Тоджерсъ была костлявая женщина съ рѣзкими чертами лица, рядомъ локоновъ на лбу, расположенныхъ въ видѣ маленькихъ пивныхъ боченковъ, и чепчикомъ, походившимъ на черную паутину. На рукѣ у нея висѣла корзиночка и связка ключей, а въ другой она держала обгорѣлую сальную свѣчу, которую, разсмотрѣвъ Пексниффа, она поставила на столъ, для того, чтобъ принять его съ большимъ радушіемъ.
-- Мистеръ Пексниффъ!-- вскричала хозяйка.-- Добро пожаловать! Кто бы могъ ожидать такого посѣщенія! Сколько лѣтъ прошло... Ахъ, Боже мой! Какъ же вы поживаете, мистеръ Пексниффъ!
-- Такъ же хорошо, какъ и прежде, и попрежнему радъ видѣть васъ. Да вы помолодѣли, мистриссъ Тоджерсъ!
-- Вы нисколько не перемѣнились, мистеръ Пексниффъ!
-- А что вы на это скажете?-- спросилъ Пексниффъ, указывая на своихъ дочерей:-- Кажусь ли я отъ этого старѣе?
-- Это не дочери ваши! Не можетъ быть! Вѣрно вторая супруга и ея сестрица!
Мистеръ Пексниффъ благосклонно покачивалъ головою и сказалъ:-- Мои дочери, мистриссъ Тоджерсъ, не болѣе, какъ мои дочери.
-- Ахъ!-- вздохнула хозяйка.-- Я должна вамъ вѣрить поневолѣ. Милыя миссъ Пексниффъ, еслибъ вы знали, какъ меня осчастливилъ вашъ па!
Она обняла обѣихъ дѣвицъ; потомъ, растрогавшись, а можетъ быть и отъ худой погоды, вынула изъ корзинки носовой платочекъ и поднесла его къ глазамъ.
-- Ну, моя милая мистриссъ Тоджерсъ,-- сказалъ Пексниффъ: -- хоть я и зналъ, что вы принимаете въ свою гостиницу только мужчинъ, однако, уѣзжая изъ дома, вообразилъ себѣ, что можетъ быть вы сдѣлаете маленькое исключеніе въ пользу моихъ дочерей.
-- Можетъ быть,-- вскричала мистриссъ Тоджерсъ:-- можетъ быть!
-- Въ такомъ случаѣ скажу, что я былъ увѣренъ въ этомъ. А знаю, что у васъ есть одна завѣтная комнатка, гдѣ моимъ дочерямъ будетъ очень удобно и откуда имъ не будетъ надобности являться къ обѣду за общій столъ.
-- Милыя дѣвушки!-- вскричала хозяйка.-- Я должна ихъ еще разъ обнять!
Мистриссъ Тоджерсъ разнѣжилась отчасти и для того, чтобъ выиграть время на размышленіе, потому что всѣ кровати въ домѣ были уже заняты, кромѣ одной, на которой могъ бы спать Пексниффъ; а потому положеніе хозяйки дѣлалось затруднительнымъ. Даже послѣ вторичныхъ объятій, она не знала на что рѣшиться и глядѣла на обѣихъ сестеръ съ чувствомъ и размышленіемъ.
-- Кажется, я знаю, какъ все устроить,-- сказала она наконецъ:-- мы поставимъ софу въ маленькой комнаткѣ, въ которую ведетъ моя собственная спальня... О, милыя дѣвицы!
Послѣ этого, она обняла ихъ въ третій разъ, прибавя, что никакъ не можетъ рѣшить, которая изъ сестеръ больше походитъ на свою покойную мать -- что было весьма немудрено, потому что мистриссъ Тоджерсъ никогда не видала мистриссъ Пексниффъ. Наконецъ, она предложила своимъ гостямъ отправиться съ нею въ ихъ комнаты, тѣмъ болѣе, что джентльмены скоро соберутся завтракать въ столовую.
Комната, назначенная дѣвицамъ, была въ томъ же этажѣ, какъ столовая. Она имѣла неоцѣненную, по мнѣнію хозяйки, выгоду,-- что въ нее невозможно подсматривать, въ чемъ легко будетъ удостовѣриться, когда туманъ разсѣется. И точно, мистриссъ Тоджерсъ не похвасталась попусту, потому что изъ комнатки открывался видъ на темною коричневую стѣну съ водохранилищемъ наверху, въ двухъ футахъ отъ окна. Спальня соединялась съ этою комнатою посредствомъ дверей, которыя могли отворяться только при помощи большого усилія. Изъ спальни, также фута на два разстоянія, открывался другой уголъ стѣны и другая сторона резервуара.-- Не сырая сторона,-- замѣтила мистриссъ Тоджерсъ:-- та обращена къ мистеру Джинкинсу.
Въ первомъ изъ святилищъ тотчасъ же затопилъ каминъ головастый молодой привратникъ, котораго хозяйка, за его неловкость и неповоротливость, снабдила оплеухой. Приготовивъ собственноручно завтракъ для молодыхъ миссъ Пексниффъ, мистриссъ Тоджерсъ отправилась предсѣдательствовать въ столовую, гдѣ громко подшучивали надъ мистеромъ Джинкинсомъ, котораго портретъ, нарисованный мѣломъ на подошвѣ, кто-то видѣлъ въ корридорѣ.
-- Я не буду васъ спрашивать, правится ли вамъ Лондонъ, мои милыя,-- сказалъ Пексниффъ... пріостановившись въ дверяхъ.
-- Да мы ничего не видали, на!-- вскричала Мерси.
-- Ровно ничего,-- сказала Черити (оба весьма жалобно).
-- Правда, правда,-- отвѣчалъ отецъ.-- Дѣла и удовольствія еще впереди. Все въ свое времи!
Дѣйствительно ли призывали Пексниффа въ Лондонъ архитектурныя дѣла, какъ онъ увѣрялъ Мартина Чодзльвита, мы также увидимъ въ свое время