Дня за два или за три до отправленія Пексниффовъ во-свояси, отчего коммерческіе джентльмены были неутѣшны, въ полдень, Бэйли младшій предсталъ передъ миссъ Черити и съ своею обычною любезностью объявилъ ей, что какой-то джентльменъ желаетъ ее видѣть и ждетъ въ гостиной.
-- Джентльменъ, ко мнѣ!-- воскликнула Черити, прервавъ свою работу -- она была занята обрубливаньемъ носовыхъ платковъ для мистера Джинкинса.-- Кто бы это былъ? Не ошибся ли ты, Бэйли?
Рыжій пажъ оскалилъ зубы.
-- Какъ это странно, Мерси! Я даже чувствую большую наклонность не идти къ нему.
Младшая сестра полагала, что причиною такого замѣчанія была гордость и желаніе кольнуть ее за побѣды надъ тоджерскими коммерческими джентльменами. А потому она очень учтиво отвѣчала, что все это очень странно, и что она также не можетъ постичь причины такого смѣшного посѣщенія.
-- Рѣшительно невозможно угадать!-- вскричала Черити съ нѣкоторою язвительностью.-- Но тебѣ тутъ не на что сердиться, мой другъ.
-- Благодарю васъ, сестрица, я и сама это знаю.
-- Я боюсь, что тебѣ вскружили голову; я рано, ты такая безумная!
-- Я и сама этого опасаюсь, милая Черити,-- отвѣчала Мерси съ большимъ чистосердечіемъ.-- Каждый день слышишь столько вздору, лести, комплиментовъ и прочаго, что понсволѣ закружится голова. Какъ тебѣ должно быть отрадно и спокойно, милая Черити! Тебя не безпокоятъ эти гадкіе мужчины... Какъ ты это умѣешь дѣлать?
Такой невинный вопросъ могъ бы повлечь къ бурнымъ послѣдствіямъ, еслибъ Бэйли младшему не пришла фантазія проплясать "лягушечью джиггу". Черити подавила свою досаду и пошла за Бэйли въ гостиную, чтобъ принять таинственнаго обожателя, который тамъ дожидался.
-- А, кузина!-- воскликнулъ онъ -- Видите, вотъ я и здѣсь. А ужъ вы вѣрно думали, что я пропалъ. Ну, какъ вы себя чувствуете?
-- Благодарю васъ,-- отвѣчала Черити, протянувъ руку мистеру Джонсу Чодзльвиту.
-- Ну, хорошо. Васъ не утомила поѣздка въ Лондонъ? А что дѣлаетъ та, другая? Она здорова?
-- Она не жаловалась ни на какую болѣзнь, сударь. Можетъ быть, вы хотите ее видѣть?
-- Нѣтъ, нѣтъ кузина! Не торопитесь; въ этомъ нѣтъ нужды. Какая вы жестокая дѣвушка!
-- Вы этого не можете знать.
-- Можетъ быть. А что, вы уже думали, что я пропалъ? Не правда ли?
-- Я вовсе не думала объ этомъ.
-- Будто? Ну, а другая?
-- Я не знаю, о чемъ думаетъ моя сестра.
-- Ну, а смѣялась она надъ этимъ?
-- Нѣтъ, она даже и не смѣялась.
-- Она ужасно любитъ смѣяться! Я бы давно къ вамъ пришелъ, еслибъ знала, гдѣ найти васъ. Вы тогда такъ скоро убѣжали!
-- Нашъ папа очень торопился.
-- Жаль, что я не успѣлъ спросить, гдѣ онъ остановился. Я бы и теперь не нашелъ васъ, еслибъ не встрѣтился съ нимъ на улицѣ сегодня утромъ. Какой онъ лукавый!
-- Прошу васъ говорить о моемъ отцѣ съ большимъ уваженіемъ, мистеръ Джонсъ! Я не позволю подобнаго тона даже въ шуткѣ.
-- Гм... а я позволю вамъ говорить о моемъ отцѣ, какъ вамъ угодно. Въ его жилахъ, вмѣсто крови, течетъ какое то жидкое неблагополучіе. Какъ вы думаете, кузина, сколько ему лѣтъ?
-- Да, онъ старъ, но прекрасный и препочтенный джентльменъ.
-- Препочтенный джентльменъ! Гм! Не мѣшало бы ему быть еще почтеннѣе. Но что объ немъ толковать! Я зашелъ къ вамъ за тѣмъ, кузина, чтобъ пригласить васъ прогуляться со мною и показать вамъ здѣшніе виды; а потомъ вы зайдете въ нашъ домъ и освѣжитесь чѣмъ нибудь. Пексниффъ сказалъ, что онъ завернетъ за вами сегодня вечеромъ. Вотъ его записка; я нарочно заставилъ его написать два слова, на случай, если вы не повѣрите. Ничего нѣтъ лучше письменныхъ доказательствъ! Ну, вы приведете съ собою ту?
Миссъ Черити взглянула на почеркъ отца: "Ступайте съ нимъ", было тамъ сказано: "и да будетъ между нами доброе согласіе, если оно возможно". Послѣ того она вышла, чтобъ приготовиться къ прогулкѣ и объявить эту новость сестрѣ. Вскорѣ она возвратилась вмѣстѣ съ Мерси, которая вовсе не чувствовала расположенія промѣнять блистательныя побѣды надъ тоджерскими коммерческими джентльменами на общество мистера Джонса Чодзльвита и его почтеннаго отца.
-- Ага,-- вскричалъ:-- вотъ и вы!
-- Да, страшилище,-- отвѣчала Мерси:-- и я бы очень охотно желала быть въ другомъ мѣстѣ.
-- Не можетъ быть, чтобъ вы такъ думали!
-- Оставайтесь при своемъ мнѣніи, страшилище, а я буду при своемъ; мое мнѣніе таково, что вы пренепріятный и прегадкій человѣкъ -- Тутъ она отъ всего сердца засмѣялась.
-- О, какая вы острая! Да съ вами бѣда!
-- Что жъ? -- вскричала Мерси:-- Если мы не идемъ сейчасъ же, такъ лучше всего снять шляпку и остаться дома!
Угроза эта подѣйствовала на Джонса, и онъ, взявъ своихъ кузинъ подъ руки, повелъ за двери. Любезность его, замѣченная Бэйли младшимъ изъ форточки, причинила тому сильный припадокъ кашля, котораго жертвою онъ былъ до тѣхъ поръ, пока Джонсъ и обѣ миссъ Пексниффъ не скрылись за уголъ.
Мистеръ Джонсъ спросилъ своихъ спутницъ, хорошіе ли онѣ ходоки; получивъ удовлетворительный отвѣтъ, онъ подвергъ ихъ пѣшеходныя способности жестокому испытанію: показалъ имъ столько мостовъ, церквей, улицъ, площадей и публичныхъ зданій, что другому на разсмотрѣніе ихъ понадобился бы годъ. Надобно замѣтить, что мистеръ Джонсъ имѣлъ непреодолимое отвращеніе къ внутренности тѣхъ зданій, за входъ въ которыя надо было платить. Онъ до такой степени держался своего мнѣнія, что когда миссъ Черити упомянула, что онѣ были раза два или три въ театрѣ съ Джинкинсомъ и другими коммерческими джентльменами, то первый вопросъ Джойса былъ:-- а кто же платилъ? Узнавъ, что платили Джинкинсъ и прочіе, онъ рѣшилъ, что этотъ народъ -- чудные олухи, и часто, во время прогулки, неумѣренно смѣялся ихъ простотѣ.
Послѣ двухчасовой, весьма утомительной, прогулки, и когда уже начало смеркаться, мистеръ Джонсъ сказалъ дѣвицамъ, что намѣренъ сыграть лучшую шутку, какая только ему извѣстна: дѣло состояло въ томъ, чтобъ нанять извозчика на край города за шиллингъ. Къ счастію дѣвицъ, онѣ пріѣхали такимъ образомъ въ жилище своего путеводителя.
Старинное складочное мѣсто, подъ фирмою "Энтони Чодзльвита и сына", оптовыхъ торговцевъ изъ Манчестера, находилось въ весьма узкой улицѣ, недалеко отъ почты, гдѣ каждый домъ казался темнымъ даже въ самое свѣтлое, ясное лѣтнее утро. Домъ, въ которомъ вели свои дѣла Энтони Чодзльвитъ и сынъ, былъ въ числѣ самыхъ мрачныхъ, ветхихъ, грязныхъ и закопченыхь, какіе только можетъ себѣ вообразить человѣкъ, бывавшій въ торговыхъ частяхъ Лондона. Все въ этомъ домѣ доказывало, что хозяева думаютъ только о дѣлѣ и презираютъ всякую мысль о комфортѣ и роскоши. Въ темныхъ спальняхъ висѣли по стѣнамъ нанизанныя на веревочки полусъѣденныя молью письма; на полу валялись остатки и обрывки негодныхъ товаровъ, старинные образчики, изломанные ящики и тому подобное. Въ единственной пріемной комнатѣ все было основано на тѣхъ же началахъ: тамъ вездѣ валялись старыя бумаги, счеты, ящики, счетныя книги и разныя принадлежности торговыхъ занятій. Маленькій столикъ былъ накрытъ для обѣда, а передъ каминомъ сидѣлъ самъ Энтони Чодзльвитъ; онъ всталъ, чтобъ встрѣтить своихъ прекрасныхъ посѣтительницъ.
-- Ну, что, привидѣніе, готовъ обѣдъ?-- сказалъ мистеръ Джонсъ, почтительно привѣтствуя этимъ титуломъ своего родителя.
-- Я думаю, что готовъ,-- отвѣчалъ старикъ.
-- Да что мнѣ въ томъ, что вы думаете? Мнѣ надобно знать навѣрное!
-- Я навѣрное не знаю.
-- Вы ничего навѣрное не знаете! Дайте свѣчу: надо посвѣтить дѣвушкамъ.
Энтони подалъ ему ветхій конторскій подсвѣчникъ, съ которымъ Джонсъ предшествовалъ дѣвицамъ въ ближайшую спальню, гдѣ онѣ сняли свои шали и шляпки; возвратившись, онъ занялся, въ ожиданіи обѣда, откупориваньемъ бутылки вина и обтачиваньемъ ножа, ворча про себя комплименты отцу. Обѣдъ состоялъ изъ горячей бараньей ноги со множествомъ зелени и картофеля, что все было принесено грязною старушонкой.
-- Живемъ какъ холостяки, кузина,-- сказалъ Джонсъ, обратясь къ Черити.-- Я увѣренъ, что другая будетъ смѣяться, возвратясь домой, какъ вы думаете? Вы будете сидѣть у меня по правую сторону, а та пусть сядетъ по лѣвую. Послушайте, вы, другая, садитесь сюда!
-- Вы такое пугало,-- возразила Мерси:-- что у меня пропадетъ аппетитъ, если я сяду подлѣ васъ.
-- Не шалунья ли она?-- прошепталъ Джонсъ, толкнувъ локтемъ старшую сестру.
-- Право не знаю,-- сердито возразила Черити.-- Мнѣ надоѣли ваши смѣшные вопросы.
-- Что тамъ дѣлаетъ мой драгоцѣнный родитель?-- продолжалъ Джонсъ, видя, что отецъ его ходитъ взадъ и впередъ вмѣсто того, чтобъ сѣсть за столъ.-- Чего вы ищите?
-- Я потерялъ очки.
-- Да развѣ вы не можете ѣсть и пить безъ очковъ! А гдѣ этотъ соня Чоффи? Эй, дуракъ, не знаешь своего имени, что ли?
Видно, что онъ не зналъ своего имени, потому что не пришелъ, пока не позвалъ его самъ старикъ Энтони. По этому призыву, медленно отворилась стеклянная дверь маленькой конторки, отдѣленной въ комнатѣ легкою перегородкою, и оттуда выползъ весьма древній старичокъ съ тусклыми глазами и морщинистымъ лицомъ. Онъ былъ такъ же ветхъ и запыленъ, какъ все остальное въ этомъ домѣ; костюмъ его былъ черный, старомодный, весьма изношенный; панталоны подвязаны у колѣнъ порыжѣвшими ленточками, а на нижней части тоненькихъ ногъ были протертые шерстяные чулки того же цвѣта. Казалось, онъ былъ засунутъ съ полстолѣтія назадъ въ чуланчикъ, куда сваливали всякій хламъ, забытъ тамъ, и только теперь кто-то открылъ его.
Онъ медленно приблизился къ столу и усѣлся на столъ, но потомъ, какъ-будто почуявъ, что тутъ есть чуткіе, и въ добавокъ еще дамы, приподнялся, повидимому, желая поклониться; однако, онъ не сдѣлалъ этого, а снова опустился на стулъ, дышалъ въ свои морщинистыя руки, чтобъ согрѣть ихъ, и сидѣлъ неподвижно, не глядя ни на кого и ни на что, съ глазами ничего невидѣвшими, съ лицомъ, ничего невыражавшимъ.
-- Нашъ прикащикъ, старый Чоффи,-- сказалъ Джонсъ, представляя его дамамъ.
-- Онъ глухъ?-- спросила одна изъ нихъ.
-- Нѣтъ, кажется, нѣтъ. Онъ не глухъ, батюшка?
-- Онъ никогда не говорилъ этого,-- отвѣчалъ старый Чодзльвитъ.
-- Слѣпъ?-- спросили дѣвицы
-- Нѣтъ. Онъ, кажется, не вовсе еще ослѣпъ, батюшка?
-- Конечно, нѣтъ.
-- Да что же онъ?
-- А вотъ я вамъ сейчасъ скажу,-- отвѣчалъ Джонсъ вполголоса своимъ кузинамъ: во-первыхъ, онъ чертовски старъ, что мнѣ не слишкомъ нравится, потому-что, кажется, будто и отецъ мой беретъ съ него примѣръ; во-вторыхъ, онъ чудный старичишка,-- продолжалъ онъ вслухъ:-- и не понимаетъ ничьихъ словъ, кромѣ его,-- тутъ онъ показалъ вилкою на своего почтеннаго родителя.
-- Какъ странно!-- вскричали обѣ сестры.
-- Вотъ видите,-- сказалъ Джонсъ:-- онъ всю жизнь свою корпѣлъ надъ счетами и счетными книгами, и, наконецъ, лѣтъ двадцать назадъ, заболѣлъ горячкою. Во все это время (недѣли съ три) онъ былъ какъ одурѣлый, все считалъ и досчитался ужъ не знаю до котораго мильона. Теперь мы мало занимаемся дѣлами, и онъ недурной приказчикъ.
-- Очень хорошій,-- замѣтилъ Энтони.
-- Ну, по крайней мѣрѣ, не дорогой и заработываетъ свою соль,-- возразилъ Джонсъ.-- Я ужъ сказалъ вамъ, что онъ не понимаетъ никого, кромѣ моего отца -- онъ такъ давно къ нему привыкъ! Я видалъ, какъ онъ игрывалъ въ вистъ, имѣя партнеромъ моего отца и вовсе не понимая, противъ кого онъ играетъ.
-- У него нѣтъ аппетита?-- спросила Мерси.
-- О, извините! Онъ ѣстъ, когда ему даютъ. Но ему все равно, ждать ли минуту или часъ, пока отецъ мой здѣсь; и потому, когда я сильно голоденъ, то думаю о немъ не прежде, какъ поусмирю въ свой собственный желудокъ. Ну, Чоффи! болванъ! хочешь, что ли?
Чоффи не слыхалъ ничего.
-- Онъ всегда былъ предрянной старичишка,-- хладнокровно замѣтилъ Джонсъ.-- Спросите его, батюшка.
-- Хочешь ли ты обѣдать, Чоффи?-- спросилъ старый Энтони.
-- Да, да,-- отвѣчалъ Чоффи, принимая понемногу видъ живого существа.-- Да, да. Готовъ, мистеръ Чодзльвитъ. Совершенно готовъ, сударь. Готовъ, готовъ, готовъ.-- Сказавъ это, онъ улыбнулся и приготовился слушать; но такъ какъ съ нимъ перестали говоритъ, то свѣтъ жизни начавъ мало-по-малу исчезать съ лица его, и оно стало безсмысленнымъ по прежнему.
-- Онъ покажется вамъ очень непріятнымъ, потому что давится каждымъ кускомъ,-- сказалъ Джонсъ кузинамъ.-- Вотъ смотрите! Еслибъ я не думалъ позабавить васъ, то не впустилъ бы его сегодня сюда... Какіе лошадиные глаза!
Жалкій предметъ этой кроткой рѣчи, къ счастію, не понималъ никакихъ замѣчаній на свой счетъ. Но какъ баранина была жестка, а десны старика очень слабы, онъ вскорѣ оправдалъ предсказанія Джонса и поперхивался столько разъ, пытаясь обѣдать, что несказанно забавлялъ мистера Джонса, который увѣрялъ обѣихъ сестеръ, что въ этомъ отношеніи Чоффи превзошелъ даже его отца,-- а это, какъ онъ замѣчалъ, не бездѣлица.
Странно, что Энтони Чодзльвитъ, самъ уже очень старый человѣкъ, находилъ удовольствіе въ шуткахъ отпускаемыхъ его сыномъ надъ жалкою тѣнью, сидѣвшею за столомъ ихъ. Надобно, однако, отдать ему справедливость, что онъ смѣялся не столько надъ старымъ приказчикомъ, сколько отъ восхищенія, возбуждаемаго въ немъ остроуміемъ Джонса. По той же причинѣ, грубыя выходки молодого человѣка даже насчетъ его самого, наполняли его тайнымъ наслажденіемъ и заставляли потирать руки, какъбудто онъ говорилъ про себя: Я научилъ его, я воспиталъ его; это мой настоящій наслѣдникъ; онъ лукавъ, смѣтливъ и корыстолюбивъ, а потому не промотаетъ моихъ денегъ.
Чоффи возился такъ долго со своей бараниной, что мистеръ Джонсъ, потерявъ, наконецъ, терпѣніе, вырвалъ у него изъ подъ носа тарелку и посовѣтовалъ отцу намекнуть старичишкѣ, чтобъ онъ лучше жевалъ.
Энтони исполнилъ его желаніе, и Чоффи, оживившись, снова воскликнулъ:-- Да, да, правда, правда! Онъ преострый малый, Богъ съ нимъ! Подлинно вашъ сынъ, мистеръ Чодзльвитъ! Богъ съ нимъ, Богъ съ нимъ!
Мистеръ Джонсъ хохоталъ еще сильнѣе и замѣтилъ своимъ кузинамъ, что Чоффи когда-нибудь уморитъ его со смѣха. Послѣ того сняли со стола скатерть, поставили бутылку вина, и мистеръ Джонсъ наполнилъ рюмки своихъ кузинъ, уговаривая ихъ не щадить вина, потому что его много; однако, онъ вскорѣ присовокупилъ, что только пошутилъ и что онѣ вѣрно не примутъ словъ его иначе, какъ за шутку.
-- Я выпью за здоровье Пексниффа,-- сказалъ Энтони.-- За вашего отца, мои милыя. Ловкій человѣкъ Пексниффъ; смышленъ, только лицемѣръ! Что, сударыни, вѣдь лицемѣръ? Ха, ха, ха! Ну, да, разумѣется. Только онъ ужъ слишкомъ хитритъ. Вотъ вы, мои красавицы, перехитрите хоть что, даже и лицемѣріе -- спросите-ка Джонса!
-- Васъ ужъ нельзя перехитрить въ заботливости о себѣ,-- замѣтилъ почтительный сынъ своему родителю.
-- Слышите, милыя?-- вскричалъ восхищенный Энтони.-- Мудро, мудро сказано! Славное замѣчаніе!
-- Только отъ этого человѣкъ иногда живетъ дольше, чѣмъ нужно,-- шепнулъ мистеръ Джонсъ своей кузинѣ -- Ха, ха! Скажите-ка это той!
-- Ахъ, Боже мой, можете сказать ей сами,-- отвѣчала Черити съ досадою.
-- Она такъ любитъ трунить.
-- Такъ что вамъ о ней заботиться? Я увѣрена, что она объ васъ нисколько не думаетъ.
-- Будто бы?
-- Ахъ, Боже мой! Да разумѣется.
-- А есть еще дѣло, въ которомъ трудно бываетъ перехитрить, батюшка.,-- замѣтилъ Джонсъ послѣ краткаго молчанія.
-- Что такое?-- спросилъ отецъ, смѣясь заранѣе въ ожиданіи чего-нибудь особенно умнаго.
-- Торговля; вотъ правило для торговли: поступай съ другими такъ, какъ бы они хотѣли поступить съ тобой. Всѣ другія основанія ложны.
Восхищенный отецъ захлопалъ въ ладоши; изреченіе сына понравилось ему до того, что онъ поспѣшилъ сообщить его своему ветхому приказчику, который начало потирать руки, кивать дряхлою головою и мигать своими водянистыми глазами.
-- Прекрасно, прекрасно! Весь въ васъ, мистеръ Чодзльвитъ!-- воскликнулъ онъ слабымъ голосомъ, со всѣми признаками восторга.
Послѣ того, Чоффи погрузился въ кресла, стоявшія въ темномъ углу около камина, гдѣ онъ обыкновенно проводилъ вечера, и больше его никто не видѣлъ и не слышалъ; его замѣтили только разъ, когда подали ему чай, въ который онъ машинально обмакивалъ свой хлѣбъ. Чоффи какъ-будто замерзалъ для всего окружающаго -- если можно такъ выразиться и только оттаивалъ на время отъ слова или прикосновенія Энтони Чодзльвита.
Миссъ Черити разливала чай и казалась полною хозяйкой дома, а Джонсъ сидѣлъ къ ней какъ можно ближе, и нашептывалъ нѣжности и комплименты на свой ладъ. Миссъ Мерси, съ своей стороны, безмолвно вздыхала объ обществѣ коммерческихъ джентльменовъ, которые, безъ сомнѣнія, жалѣютъ о ея отсутствіи, и зѣвала надъ какою то газетой. Энтони заснулъ безъ дальнихъ церемоній, а потому Джонсъ и Черити имѣли передъ собою свободное поприще
Когда убрали чай, Джонсъ вытащилъ грязную колоду картъ и принялся занимать своихъ кузинъ разными фокусами, которыхъ основная идея состояла для него въ томъ, чтобъ заставить кого-нибудь побиться объ закладъ, что нельзя сдѣлать того или другого, а потомъ спроворить фокусъ и выиграть деньги. Мистеръ Джонсъ увѣрялъ, что такія продѣлки въ большомъ употребленіи въ лучшемъ обществѣ и что тамъ проигрываютъ на нихъ большія деньги. Неизлишнимъ будетъ замѣтить, что онъ вполнѣ этому вѣрилъ, потому что плутовство имѣетъ свою простоту такъ же, какъ и невинность; а вездѣ, гдѣ только нужно было теплое вѣрованіе въ то, что мошенничество и хитрость -- главное основаніе какихъ-нибудь дѣлъ, мистеръ Джонсъ былъ легковѣрнѣйшимъ изъ смертныхъ. Къ этому надобно еще прибавить и отличавшее его необычайное нсвѣжество.
Достойный сынъ почтеннаго Энтони Чодзльвита имѣлъ всѣ наклонности къ тому, чтобъ сдѣлаться первостепеннымъ развратникомъ -- его удерживала только самая скаредная скупость; такимъ образомъ, дурныя страсти его были обуздываемы другого рода порокомъ, какъ противоядіемъ, такъ какъ правила добродѣтели были бы тутъ совершенно безсильны.
Когда онъ кончилъ всѣ свои штуки картами, сдѣлалось ужо поздно, и такъ какъ Пексниффъ не являлся, молодыя дамы изъявили желаніе возвратиться домой. Но Джонсъ, въ припадкѣ любезности, объявилъ, что никакъ ихъ не отпуститъ безъ того, чтобъ онѣ не вкусили хлѣба съ сыромъ и портера, и даже когда онѣ исполнили его желаніе, онъ не рѣшался позволить имъ отправиться; онъ то упрашивалъ миссъ Черити подождать его немножко, то отпускалъ ей нѣжности по-своему, но, наконецъ, видя старанія свои безплодными, взялъ шляпу и приготовился проводить дамъ въ Тоджерскую; при этомъ, онъ замѣтилъ, что вѣроятно онѣ лучше согласятся идти пѣшкомъ, нежели ѣхать, и что онъ совершенно того же мнѣнія.
-- Покойной ночи,-- сказалъ Энтони.-- Покойной ночи; поклонитесь отъ меня -- ха, ха, ха!-- Пексниффу. Берегитесь Джонса, мои милыя, онъ малый опасный. Да смотрите, не поссорьтесь за него.
-- Вотъ хорошо! Ссориться за это животное!-- вскричала Мерси.-- Можешь взять его себѣ, милая Черити; дарю тебѣ свою долю этого страшилища.
-- Что? Видно я кислый виноградъ, кузина?-- сказалъ Джонсъ.
Миссъ Черити была чрезвычайно довольна этимъ возраженіемъ и замѣтила Джонсу, что если онъ будетъ такъ жестокь съ ея сестрою, то заставитъ ненавидѣть себя, Мерси, которая дѣйствительно имѣла свою долю добродушія, отвѣчала мистеру Джонсу только хохотомъ. Послѣ того, они вышли изъ дома и дошли до коммерческой гостиницы безъ всякихъ вспышекъ. Мистеръ Джонсъ велъ своихъ кузинъ подъ руки и часто пожималъ вмѣсто одной руки другую и довольно сильно; но такъ какъ онъ во все это время шепотомъ разговаривалъ съ Черити, то ошибки его можно было приписать случаю. Когда двери Тоджерса отворились передъ ними, Мерси поспѣшно вырвалась и побѣжала вверхъ, а Черити и Джонсъ оставались еще минутъ около пяти на лѣстницѣ и продолжали разговаривать. На слѣдующее утро, мистриссъ Тоджерсъ кому-то замѣтила:-- Ясно, что тутъ происходитъ, и я этому очень рада, потому что миссъ Пексниффъ давно пора пристроиться.
Наконецъ, приблизился день, когда свѣтлое видѣніе, такъ внезапно озарившее Тоджерскую и пронзившее яркимъ лучомъ грудь Джинкинса, должно было исчезнуть; когда этому видѣнію, какъ будто какому-нибудь узлу съ бѣльемъ или боченку съ устрицами, или жирному джентльмену, или вообще всякому прозаическому существу предстояло быть погруженнымъ въ простой почтовый экипажъ и отправиться изъ столицы въ провинцію.
-- Никогда еще, мои милыя миссъ Пексниффъ,-- сказала имъ мистриссъ Тоджерсъ поздно вечеромъ наканунѣ ихъ отъѣзда:-- никогда еще не видала я джентльменовъ такъ чувствительно растроганныхъ, какъ теперь растроганы коммерческіе джентльмены; они, я думаю, не оправятся раньше, какъ чрезъ нѣсколько недѣль. Вамъ обѣимъ придется отвѣчать за многое.
Дѣвицы скромно отреклись отъ участія въ такомъ бѣдственномъ состояніи сердецъ Тоджерскихъ джентльменовъ.
-- А вашъ благочестивый папа! Вотъ также потеря! Да, милыя миссъ Пексниффъ, вашъ папа истинный вѣстникъ мира и любви!
Находясь въ нѣкоторой неизвѣстности насчетъ того, какого именно рода любви былъ вѣстникомъ мистеръ Пексниффъ, дочери его приняли второй комплиментъ нѣсколько холодно.
-- Еслибъ я рѣшилась измѣнить довѣренности и попросить васъ оставить на эту ночь отпертою дверь изъ вашей комнаты въ мою, я увѣрена, что вамъ было бы очень интересно; но я этого не сдѣлаю; я обѣщалась мистеру Джинкинсу, что буду молчать, какъ могила.
-- Что такое, милая мистриссъ Тоджерсъ?
-- Дорогія мои миссъ Пексниффъ, если вы ужъ непремѣнно хотите знать, такъ нечего дѣлать: мистеръ Джинкинсъ и другіе джентльмены вздумали дать вамъ сегодня ночью серенаду на крыльцѣ. Я бы, по правдѣ сказать, желала, чтобъ они назначили время двумя часами раньше, потому что, когда джентльмены сидятъ поздно, то они пьютъ, а когда они пьютъ, то нельзя, чтобъ музыка ихъ была черезчуръ хороша. Но ужъ они такъ уговорились, и я увѣрена, что вы будете довольны ихъ вниманіемъ.
Молодыя дѣвицы были сначала такъ заняты этою новостью, что рѣшились не ложиться спать, пока не услышатъ конца серенады. Но черезъ полчаса, онѣ перемѣнили свое намѣреніе и заснули иакъ сладко, что вовсе не обрадовались, когда ихъ вскорѣ послѣ того разбудили жалобные звуки музыки, нарушившей безмолвіе ночи.
Музыка была очень трогательна... очень. Самый разборчивый вкусъ не могъ бы пожелать ничего болѣе мрачнаго. Вокальный джентльменъ былъ за капельмейстера, Джинкинсъ пѣлъ басомъ, остальные пѣли или играли кто какъ могъ. Младшій джентльменъ выдувалъ свою горесть на флейтѣ. Еслибъ обѣ миссъ Пексниффъ и мистриссъ Тоджерсъ сгорѣли, а серенада была дана въ честь ихъ пепла, то и тогда было бы невозможно выразить сильнѣе неописанное отчаяніе музыки хора, составленнаго изъ коммерческихъ джентльменовъ. То было requiem, панихида, плачъ, вопль, стонъ, рыданіе -- все вмѣстѣ. Флейта младшаго джентльмена слышалась дико, подобно вою порывистаго вѣтра -- онъ былъ музыкантъ ужасный, онъ поражалъ и изумлялъ!
Джентльмены разыграли нѣсколько пьесъ; мистриссъ Тоджерсъ полагала даже, что можно было бы уменьшить ихъ число. Но даже тутъ, въ торжественныя минуты, когда потрясающіе звуки должны были бы пронзить его насквозь, Джинкинсъ не могъ оставить въ покоѣ младшаго джентльмена. Онъ просилъ его ясно и отчетисто, передъ началомъ второй пьесы, чтобъ онъ не игралъ; да, онъ желалъ, чтобъ младшій джентльменъ не игралъ. Дыханіе младшаго джентльмена слышалось сквозь замочную скважину: онъ не игралъ -- могла-ли флейта выразить чувства, обуревавшія его грудь? Нѣтъ, даже тромбонъ былъ бы слишкомъ нѣженъ!
Середина приходила къ концу. Литературный джентльменъ сочинилъ пѣснь и положилъ ее на музыку одной старинной баллады. Всѣ запѣли хоромъ, кромѣ младшаго джентльмена, хранившаго грозное молчаніе. Пѣснь призывала Аполлона въ свидѣтели того, что будетъ съ тоджерскими, когда Милосердіе и Жалость покинуть ихъ стѣны; потомъ музыка склонилась на звуки Rule Britannia, и джентльмены мало-по-малу удалились, чтобъ усилить эффектъ хора отдаленіемъ. Наконецъ, коммерческая гостиница успокоилась.
Мистеръ Бэйли угостилъ отъѣзжающихъ красавицъ своимъ вокальнымъ прощаньемъ не ранѣе, какъ на слѣдующее утро. Вошедъ къ нимъ, когда онѣ укладывали свои вещи въ дорогу, онъ затянулъ жалобную пѣснь щенка, находящагося въ критическихъ обстоятельствахъ.
-- Такъ вотъ, сударыни, вы ѣдете? Худо!
-- Да, Бэйли, мы ѣдемъ домой,-- возразила Мерси.
-- И вы не намѣрены подарить никому изъ нихъ клочка вашихъ волосъ?
Обѣ сестры засмѣялись
-- А знаете ли, сударыня, я ухожу отсюда, я не намѣренъ дольше оставаться здѣсь, чтобъ та старая называла меня всякими именами.
-- Куда же ты пойдешь?
-- Или въ сапоги съ отворотами, или въ армію.
-- Въ армію!
-- Ну, да; почему-жъ не туда? Въ Товерѣ множество барабанщиковъ. Я съ ними знакомъ.
-- Да тебя застрѣлятъ.
-- Что-жъ, лучше пускай въ меня попадетъ ядро, нежели полѣно, а она вѣчно поймаетъ что-нибудь въ этомъ родѣ и пуститъ въ меня, когда у джентльменовъ хорошъ аппетитъ. Развѣ я виноватъ, что они истребляютъ ея провизію! Не правда-ли?
-- Безъ сомнѣнія,-- отвѣчали обѣ.
-- Ну, видите! Нѣтъ... Да... О!.. Ахъ! Никто не скажетъ, чтобъ я былъ виноватъ, а она такъ думаетъ. Но я не хочу, чтобъ на мнѣ вымещалась каждая дороговизна на рынкахъ. Не хочу оставаться здѣсь. А потому,-- прибавилъ мистеръ Бэйли, осклабя лицо:-- если вы намѣрены дать мнѣ что-нибудь, такъ давайте разомъ, потому что, если вы и пріѣдете сюда въ другой разъ, то ужъ меня не найдете, а другой мальчикъ вѣрно не будетъ стоить ничего, готовъ поручиться!
Молодыя дѣвицы послѣдовали его совѣту, какъ за себя, такъ и за мистера Пексниффа, и наградили Бэйли-младшаго такъ щедро, что онъ не зналъ, какъ выразить свою благодарность, которая обнаруживалась въ продолженіе цѣлаго дня разнообразными значительными пантомимами и необычайнымъ усердіемъ въ пользу Пексниффа и его семейства.
Мистеръ Пексниффъ и Джинкинсъ воротились къ обѣду вмѣстѣ, рука объ руку. Джинкинсъ устроилъ себѣ полу праздникъ, чѣмъ несказанно выигралъ передъ остальными джентльменами, которыхъ время, къ несчастью, было занято вплоть до вечера. Пексниффъ потребовалъ бутылку вина, и они сидѣли за нею очень дружно, какъ вдругъ, среди ихъ наслажденія, возвѣстили о приходѣ Энтони Чодзльвита съ сыномъ.
-- Пришелъ проститься съ вами,-- сказалъ Энтони вполголоса Пексниффу, когда они усѣлись вдвоемъ въ сторонѣ отъ прочихъ.-- Что намъ отдѣляться другъ отъ друга, Пексинффъ? Порознь мы, какъ двѣ половинки ножницъ, а вмѣстѣ можемъ кое-что сдѣлать, а?
-- Единодушіе всегда восхитительно.
-- Я ужъ этого не знаю, потому что мнѣ бы не хотѣлось быть заодно съ многими; но вы знаете, какъ я объ васъ думаю.
Мистеръ Пексниффъ, помня слово "лицемѣръ", отвѣчалъ только двусмысленнымъ движеніемъ головы.
-- Лестно, очень лестно,-- продолжалъ Энтони:-- я невольно отдавалъ справедливость вашей ловкости, даже въ то время. Но вѣдь мы понимаемъ другъ друга.
-- О, совершенно!
Энтони взглянулъ на своего сына, сѣвшаго подлѣ миссъ Черити, потомъ на Пексниффа, и потомъ опять на сына, и такимъ образомъ посматривалъ нѣсколько разъ. Случилось такъ, что взгляды мистера Пексниффа взяли такое же направленіе; но, замѣтивъ это, онъ тотчасъ потупилъ глаза и даже прищурилъ ихъ, чтобъ въ нихъ нельзя было ничего прочесть.
-- Джонсъ малый смышленный,-- сказалъ старикъ.
-- Кажется, онъ очень смѣтливъ,-- возразилъ Пексниффъ весьма чистосердечно.
-- И бережливый.
-- И бережливый? Не сомнѣваюсь.
-- Смотрите-ка, какъ онъ смотритъ на вашу дочь.
-- Полноте, полноте, почтенный сэръ! Молодые люди... молодые люди... нѣсколько сродни другъ другу... больше ничего.
-- Нѣтъ ли еще чего-нибудь?
-- Невозможно угадать! Рѣшительно невозможно! Вы меня удивляете...
-- Да, я это знаю,-- отвѣчалъ сухо старикъ.-- Но вѣдь нѣжность Джонса къ вашей дочери можетъ продлиться, а можетъ и кончиться. Предположивъ, что она продлится, то, такъ какъ мы оба порядочно опушили свои гнѣзда, вѣдь дѣло выйдетъ выгодно для насъ обоихъ.
Мистеръ Пексниффъ хотѣлъ было отвѣчать съ кроткою улыбкой, но Энтони остановилъ его.
-- Знаю, что вы хотите сказать: вы никогда объ этомъ въ думали и, какъ отецъ, не можете сразу сказать свое мнѣніе и прочее. Все это хорошо и въ вашемъ духѣ. Мнѣ бы, однако, хотѣлось вести дѣло на-чистоту и устранить всякое недоумѣніе. Благодарю васъ за вниманіе. Мы, кажется, понимаемъ другъ друга.
Вскорѣ послѣ того, онъ всталъ и подошелъ къ тому мѣсту, гдѣ сидѣли Джонсъ и дѣвицы. Но такъ какъ дилижансъ отличался своею пунктуальностью, то отъѣзжающимъ надобно было отправиться въ контору, которая была такъ близко, что все общество рѣшилось идти туда пѣшкомъ, тѣмъ болѣе, что вещи были уже отосланы заранѣе. Пришедъ въ контору, Пексниффы нашли ночной дилижансъ совершенно готовымъ и большую частъ тоджерскихъ джентльменовъ, включая и младшаго изъ нихъ, который былъ растроганъ до крайности и погруженъ въ глубокую грусть.
Ничто не могло сравниться съ отчаяніемъ мистриссъ Тоджерсъ, когда она провожала Пексниффовъ до конторы и прощалась съ ними. Ее поддерживали съ каждой стороны по одному коммерческому джентльмену, и она безпрестанно прикладывала носовой платокъ къ глазамъ. Джинкинсъ, вѣчный камень преткновенія на жизненномъ пути младшаго джентльмена, стоялъ на подножкѣ почтовой кареты и разговаривалъ съ дамами, когда онѣ уже усѣлись; на другой подножкѣ стоялъ Джонсъ, пользовавшійся правомъ родства, между тѣмъ, какъ младшій изъ тоджерскихъ, пришедшій на мѣсто прежде всѣхъ, не могъ выбраться изъ конторы, заваленной чемоданами и узлами и наполненной носильщиками, безпрестанно толкавшими его и суетившимися около багажа путешественниковъ. Наконецъ, передъ тѣмъ, какъ дилижансъ тронулся, младшій джентльменъ, взволнованный и взбѣшенный, хотѣлъ бросить своей красавицѣ тепличный цвѣтокъ, стоившій довольно дорого; онъ попалъ имъ въ кондуктора дилижанса, который прехладнокровно принялъ цвѣтокъ и засунулъ его себѣ въ петлицу, поблагодаривъ напередъ подателя.
Наконецъ, дилижансъ двинулся. Тоджерскіе осиротѣли. Молодыя дѣвицы предались своимъ грустнымъ размышленіямъ; но Пексниффъ, отбросивъ мірское, сосредоточилъ всѣ свои добродѣтельные помыслы на томъ, что ему предстояло изгнать изъ своего благочестиваго дома обманщика и неблагодарнаго, котораго присутствіе было святотатствомъ передъ его пенатами.