Письмо было вскорѣ кончено, запечатано и вручено Марку Тэпли для немедленнаго доставленія. Онъ исполнилъ свое посольство такъ удачно, что возвратился съ отвѣтомъ въ ту же ночь. Маркъ пришелъ къ жилищу стараго Чодзльвита и, пославъ наверхъ письмо Мартина, завернутое въ собственное его рукописное, прошеніе, заключавшееся въ томъ, чтобъ молодая миссъ съ своей стороны попросила стараго Чодзльвита принять Марка Тэпли къ себѣ въ услуженіе; далѣе онъ разсказывалъ, что она сама въ большихъ тороплхъ сбѣжала къ нему и сказала, что встрѣтитъ его молодого барина въ Сентъ-Джемскомъ Паркѣ, въ восемь часовъ завтрашняго утра. Новый господинъ и новый слуга сговорились между собою, что Маркъ долженъ рано утромъ дождаться около отеля и проводить Мери на мѣсто свиданія; потомъ, когда это было устроено, Мартинъ снова взялъ перо и написалъ другое посланіе, котораго содержаніе читатель вскорѣ узнаетъ.
Мартинъ поднялся до разсвѣта и пришелъ въ паркъ. Утро было холодное, сырое и зловѣщее; облака были такъ же грязны, какъ земля, и перспектива каждой улицы и аллеи задергивалась на близкомъ разстояніи туманомъ, какъ грязнымъ занавѣсомъ. Онъ бѣсился на судьбу и погоду, но въ скоромъ времени увидѣлъ свою возлюбленную и поспѣшилъ къ ней. Оруженосецъ ея, мистеръ Тэпли, тотчасъ же пріотсталъ, прислонился къ дереву и принялся съ сосредоточеннымъ вниманіемъ разсматривать туманныя облака.
-- Милый Мартинъ!
-- Милая Мери!-- Больше они не нашли сказать другъ другу ничего, хотя Мартинъ и взялъ ея руку, и они прошли разъ шесть взадъ и впередъ по одной короткой, уединенной аллеѣ.
-- Если въ тебѣ есть какая-нибудь перемѣна послѣ нашей разлуки,-- сказалъ, наконецъ, Мартинъ, глядя на нее съ гордымъ восхищеніемъ:-- то я нахожу тебя теперь прекраснѣе, нежели когда-нибудь!
Еслибъ Мери принадлежала къ числу обыкновенныхъ молодыхъ дѣвушекъ, то опровергла бы такое замѣчаніе самымъ интереснымъ и кокетливымъ образомъ. Но она была воспитана въ суровой школѣ; душа ея окрѣпла среди нужды и огорченій, пріучившихъ ее къ постоянству, самоотверженію, твердости и преданности. Судьба не лелѣяла и не баловала ес; привязанность ея къ любимому человѣку были чистая, глубокая и полная. Она видѣла въ немъ человѣка, который для нея лишился дома и богатства, и сталъ скитальцемъ; а потому она считала священнымъ долгомъ внушать ему бодрость и надежду, увѣренная вполнѣ, что никакія искушенія не заставятъ ее сдѣлаться недостойною его любви.
-- Что сдѣлалось съ тобою, Мартинъ?-- отвѣчала она.-- Ты кажешься болѣе задумчивымъ и безпокойнымъ, нежели былъ прежде.
-- О, что до этого, милый другъ, тутъ почему удивляться,-- возразилъ Мартинъ, обхвативъ ея станъ; онъ сперва оглянулся, не замѣчаетъ ли кто за ними, но увидѣлъ, что Маркъ разсматриваетъ туманъ тщательнѣе прежняго.-- Жизнь моя, особенно въ послѣднее время, была очень тяжка.
-- Знаю, знаю. Я никогда не переставала думать о тебѣ...
-- Надѣюсь и увѣренъ; я претерпѣлъ многое и считаю себя въ правѣ ожидать такого вознагражденія.
-- Жалкое вознагражденіе!-- сказала Мери съ грустною улыбкой.-- Ты дорого заплатилъ за мое бѣдное сердце; но оно твое и всегда будетъ неизмѣнно твоимъ.
-- Я въ этомъ увѣренъ, иначе не поставилъ бы себя въ теперешнее положеніе. Не говори, Мери, что бѣдное сердце, потому что я убѣжденъ въ совершенно противномъ. Теперь, милая Мери, я сообщу тебѣ свое намѣреніе, которое удивитъ тебя, но на которое я рѣшился для тебя же.-- Я... прибавилъ онъ съ разстановкою, глядя ей въ глаза: -- я ѣду за границу.
-- За границу, Мартинъ!
-- Только въ Америку... Вотъ ты уже и упала духомъ!
-- Это отъ горестной мысли, что ты рѣшаешься ѣхать туда для меня. Не хочу стараться отговорить тебя; но тебѣ придется переплыть черезъ широкій океанъ, въ далекую, далекую сторону; болѣзни и нужда горьки и дома, но на чужбинѣ онѣ ужасны! Обдумалъ ли ты все это?
-- Обдумалъ ли!-- вскричалъ Мартинъ со всегдашнею своею запальчивостью.-- Что мнѣ остается дѣлать? Неужели умирать съ голоду здѣсь? Или приниматься за ремесло поденьщика или носильщика, для пріобрѣтенія насущнаго хлѣба? Полно, полно!-- прибавилъ онъ болѣе кроткимъ голосомъ.-- Не унывай, не опускай головы, потому что теперь мнѣ необходимо ободреніе, которое можетъ доставить только твое милое лицо. Ну, вотъ хорошо! Теперь ты снова оправилась.
-- Я стараюсь оправиться,-- отвѣчала она, улыбаясь сквозь слезы.
-- Стараться и сдѣлать для тебя одно и то же. Развѣ я этого не знаю?-- вскричалъ Мартинъ весела.-- Вотъ такъ! Теперь я разскажу тебѣ свои воздушные замки, Мери. Видишь ли,-- продолжалъ онъ, играя ея маленькою ручкой:-- дома я не могъ выбраться впередъ -- этому помѣшалъ тотъ, кого я не хочу называть, чтобъ не огорчить тебя; да и мнѣ оно было бы непріятно. Не говорилъ ли онъ чего-нибудь объ одномъ изъ моихъ родственниковъ, котораго имя Пексниффъ? Отвѣчай только на мой вопросъ, безъ дальнихъ распространеній.
-- Я, къ удивленію своему, слыхала, что это человѣкъ лучшихъ свойствъ, нежели сначала думали.
-- И я думалъ то же самое.
-- Что, вѣроятно, мы познакомимся съ нимъ короче, если не посѣтимъ его и не останемся жить съ нимъ и, кажется, съ его дочерьми. Вѣдь у него есть дочери, мой другъ?
-- Цѣлая пара. Драгоцѣнная пара! Алмазы лучшей воды!
-- О, ты шутишь!
-- Есть шутки, въ которыхъ много серьезнаго и которыя заключаютъ въ себѣ вовсе нешуточное отвращеніе. Послушай, Мери, что бы ни случилось и въ какихъ бы тѣсныхъ сношеніяхъ вамъ ни пришлось быть съ его семействомъ, помни одно и не забывай объ этомъ никогда, хотя бы даже наружность и противорѣчила моимъ словамъ:-- Пексниффъ мерзавецъ.
-- Неужели?
-- Мерзавецъ на словахъ, въ дѣлахъ, во всемъ; мерзавецъ съ верхняго волоска головы до самаго нижняго атома пятки. О дочеряхъ его скажу только, что онѣ дочери почтительныя и стараются слѣдовать своему отцу. Все это отступленіе отъ главнаго пункта, но оно приведетъ меня къ дѣлу.
Онъ пріостановился, чтобъ еще разъ взглянуть ей въ глаза; потомъ, убѣдившись, что вблизи нѣтъ никого, и что Маркъ неутомимо наблюдаетъ туманъ, онъ не только взглянулъ на ея губки, но даже горячо поцѣловалъ ихъ.
-- И такъ, Мери, я отправляюсь въ Америку съ большими надеждами устроиться и возвратиться на родину въ скоромъ времени. Долго ли я буду въ отсутствіи -- неизвѣстно; но я увѣренъ, что недолго. Положись въ этомъ на меня.
-- А между тѣмъ, милый Мартинъ...
-- Объ этомъ ты сейчасъ узнаешь. Вотъ, смотри.
Онъ вынулъ изъ кармана написанное наканунѣ второе письмо, продолжалъ:
-- Въ домѣ этого негодяя, то есть Пексниффа, живетъ одно странное, простодушное, оригинальное существо, котораго имя Пинчъ -- не забудь, Мери. Онъ очень добръ и честенъ, исполненъ усердія и сердечно мнѣ преданъ -- что я современемъ надѣюсь вознаградить, обезпечивъ его жизнь такъ или иначе.
-- Ты все также добръ, Мартинъ!
-- О, объ этомъ не стоитъ говорить! Онъ очень благодаренъ и готовъ мнѣ служить, этого довольно. Я разъ рѣшился разсказать Пинчу свою исторію, и все, что касается до меня и тебя. Это его очень заинтересовало, потому что онъ тебя знаетъ! Не удивляйся, хотя оно тебѣ и къ лицу, но ты слышала его игру на органѣ въ той деревенской церкви; онъ видѣлъ, что ты его слушаешь, и видь твой вдохновилъ его еще больше!
-- Такъ это онъ игралъ на органѣ? Я ему очень благодарна.
-- Да, онъ; и ничего за это не беретъ. Удивительный простакъ! Совершенный ребенокъ, но предоброе твореніе, увѣряю тебя.
-- Я въ этомъ увѣрена,-- отвѣчала Мери очень серьезно.
-- О, безъ сомнѣнія,-- возразилъ Мартинъ со своею всегдашнею небрежностью.-- Ну, вотъ... Но я лучше прочитаю тебѣ письмо, которое хочу сегодня же отправить къ Пинчу по почтѣ.
Мартинъ прочиталъ ей письмо со множествомъ замѣчаній, поясненій и отступленій; сущность письма заключалась въ слѣдующемъ: молодой Чодзльвитъ увѣдомлялъ Тома о томъ, что онъ ѣдетъ въ Америку и будетъ адресовать письма къ нему на имя мистриссь Люпенъ въ "Синій Драконъ"; что съ нимъ отправляется Маркъ Тэпли, на котораго онъ случайно наткнулся въ Лондонѣ и который настоятельно желаетъ быть подъ его покровительствомъ; онъ просилъ Тома быть особенно попечительнымъ о Мери, которая будетъ жить вмѣстѣ съ его дѣдомъ у Пексниффа и къ которой письма будутъ также пересылаться черезъ него, Пинча, и что онъ вполнѣ полагается на его благоразуміе и скромность; наконецъ, онъ возвращаетъ ему съ благодарностью золотую монету, которою Томъ ссудилъ его на разставаньи. Послѣднее Мартинъ не дочиталъ до конца, а поспѣшно спрятавъ письмо въ карманъ, вскричалъ:-- "Ну, это пустяки -- тутъ больше ничего нѣтъ!"
Въ это время подошелъ Маркъ Тэпли и замѣтилъ, что въ городѣ бьютъ часы.
-- Я бы не сказалъ ни слова, прибавилъ онъ:-- но эта молодая дама просила меня не прослушать часовъ.
-- Да, это правда; очень благодарна,-- сказала Мери.-- Черезъ минуту я буду готова. Милый Мартинъ, намъ остается очень мало времени; многое хотѣлось бы мнѣ сказать, но это останется до минуты нашего слѣдующаго благополучнаго свиданія. Дай Богъ, чтобъ оно настало скоро и было счастливо! Но на этотъ счетъ я не опасаюсь.
-- Чего опасаться! Что значитъ нѣсколько мѣсяцевъ? Что значитъ цѣлый годъ? Когда я весело возвращусь назачъ, проложивъ себѣ въ свѣтѣ новую дорогу, оглянусь на теперешнее наше разставанье, немудрено, что оно мнѣ покажется горестнымъ. Но теперь! Клянусь, я не желалъ бы болѣе благопріятныхъ предзнаменованій, потому что тогда я бы чувствовалъ менѣе склонности къ этой поѣздкѣ и не видѣлъ бы въ гей такой необходимости.
-- Правда, правда. Когда же ты ѣдешь?
-- Сегодня вечеромъ, въ Ливерпуль. Черезъ три дня отходитъ оттуда судно. Черезъ мѣсяцъ или меньше мы будемъ тамъ. А что такое мѣсяцъ! Сколько мѣсяцевъ прошло съ нашей послѣдней разлуки?
-- Они долги, когда на нихъ оглянешься, то въ сущности ничего!-- отвѣчала Мери, стараясь казаться веселою.
-- Разумѣется, ничего! Мнѣ предстоитъ перемѣна мѣста, перемѣна людей, обычаевъ, перемѣна заботъ и ожиданій! Время будетъ летѣть! Я могу перенести все, лишь бы только быть въ безпрестанной дѣятельности, Мери.
Огорчилась ли она такимъ забвеніемъ о ея собственныхъ чувствахъ?-- Нѣтъ! Она видѣли только мужественный и отважный духъ человѣка, который для нея бросаетъ все и пренебрегаетъ трудами и опасностями, чтобъ доставить ей спокойствіе и счастіе. Сердце, въ которомъ нѣтъ эгоизма, не хочетъ признавать отвратительное присутствіе его въ другихъ.
-- Прошло четверть часа!-- закричалъ имъ Маркъ.
-- Сію минуту,-- сказала Мери.-- Еще одно должна я сообщить тебѣ, милый Мартинъ. За нѣсколько минутъ ты желалъ, чтобъ я только отвѣчала на одинъ твой вопросъ; но ты долженъ узнать, что послѣ той разлуки, которой я была несчастною причиной, онъ ни разу не произносилъ твоего имени и всегда былъ со мною ласковъ попрежнему.
-- Благодарю его за послѣднее и больше ни за что. Подумавъ хорошенько, я могу благодарить его и за первое, потому что не ожидаю и не хочу, чтобъ онъ снова произнесъ мое имя. Можетъ быть, оно впослѣдствіи будетъ съ упрекомъ упомянуто въ его завѣщаніи. Пусть будетъ такъ, если ему угодно!
-- Мартинъ, если ты когда-нибудь, въ спокойный часъ, у зимняго огонька или на лѣтнемъ воздухѣ, или слушая нѣжную музыку, или вспомнивъ о смерти, о родинѣ, о дѣтствѣ... если въ такія минуты, хоть разъ въ мѣсяцъ, хоть разъ въ годъ, подумаешь о немъ или о тѣхъ, кто тебя обидѣлъ, я увѣрена, ты въ душѣ простишь ихъ!
-- Еслибъ я считалъ это возможнымъ, Мери, то рѣшился бы не думать о немъ въ такое время, чтобъ послѣ не стыдиться своей слабости. Я родился не для того, чтобъ быть игрушкою чьей бы то ни было, а тѣмъ меньше его: вся моя юность была пожертвована его волѣ и прихотямъ -- этого довольно. Онъ запретилъ тебѣ говорить обо мнѣ, неправда ли? Итакъ, милый другъ, въ первомъ письмѣ, которое ты напишешь мнѣ по почтѣ въ Нью-Іоркь, и во всѣхъ остальныхъ, которыя перешлешь черезъ Пинча, помни, что онъ для насъ не существуетъ, что онъ для насъ умеръ. Теперь -- Богъ съ тобою!
-- Еще вопросъ, Мартинъ: запасся ли ты деньгами для путешествія?
-- Запасся ли? Вотъ вопросъ! Какъ же я бы рѣшился идти въ море безъ денегъ?
-- Но довольно ли ихъ у тебя?
-- Больше, чѣмъ довольно. Въ двадцать разъ больше. Полные карманы!
-- Проходитъ полчаса!-- закричалъ Маркъ Тэпли.
-- Прощай, другъ мой, будь счастливъ!-- воскликнула Мери дрожащимъ голосомъ.
Маркъ Тэпли отвернулся -- онъ почувствовалъ сильный припадокъ чиханья. Послѣ кратковременной паузы, Мери, съ опущенною вуалью прошла мимо его скорыми шагами. Она пріостановилась, дошедъ до угла, и сдѣлала Мартину прощальный знакъ рукою. Онъ бросился къ ней, но она удвоила шаги, и мистеръ Тэпли послѣдовалъ за нею.
Когда онъ возвратился въ комнату Мартина, то нашелъ его сидящаго въ грустномъ раздумьи передъ запыленною рѣшеткою камина.
-- Что, Маркъ?
-- Что, сударь! Я проводилъ молодую даму до дому. Она посылаетъ вамъ тьму нѣжныхъ желаній и это -- подавая ему кольцо -- на память.
-- Брильянты!-- вскричалъ Мартинъ, цѣлуя кольцо. Отдадимъ ему справедливость: онъ думалъ о ней, а не о драгоцѣнныхъ камняхъ, и, надѣвая его на мизинецъ, сказалъ:-- Великолѣпные брильянты. Странный человѣкъ мой дѣдъ! Это вѣрно онъ ей подарилъ.
Маркъ быль совершенно увѣренъ, что она купила кольцо и заплатила за него, можетъ быть, всѣ свои деньги, чтобъ только обожатель ея имѣлъ при себѣ какую-нибудь вещь существенной цѣнности, на случай крайности. Странная непонятливость Мартина въ этомъ случаѣ безъ труда объяснилась Марку, который съ тѣхъ поръ вполнѣ понялъ главную отличительную черту его характера.
-- Она стоитъ всѣхъ моихъ пожертвованій,-- сказалъ Мартинъ вполголоса:-- вполнѣ стоитъ. Никакія богатства (тутъ онъ провелъ себѣ но подбородку и задумался), никакія богатства не могли бы вознаградить за потерю такого сердца. Не говоря уже о томъ, что, пріобрѣтя ея привязанность, я слѣдовалъ влеченію своихъ собственныхъ желаній и разстроилъ эгоистическіе замыслы другихъ, не имѣвшихъ права думать за меня. Она совершенно достойна -- больше нежели достойна -- всѣхъ пожертвованій, какія я сдѣлалъ. Да, безъ сомнѣнія.
Эти размышленія могли достичь, а могли и не достичь ушей Марка. Какъ бы то ни было, онъ не спускалъ глазъ съ Мартина и смотрѣлъ на него съ самымъ значительнымъ выраженіемъ лица. Потомъ, когда молодой человѣкъ всталъ и взглянулъ на него, онъ вдругъ отвернулся, какъ-будто забылъ о какомъ-то необходимомъ приготовленіи къ путешествію, и улыбнулся какъ-то особенно странно, между тѣмъ, какъ губы его, казалось, хотѣли выговорить:,"Весело!"