Ночь темна и пасмурна; люди забрались въ постели или грѣются около каминовъ; нищета дрогнетъ по угламъ улицъ. Земля подъ чернымъ покрываломъ, какъ будто въ траурѣ по вчерашнемъ днѣ. Купы деревьевъ грустно покачиваютъ вѣтвями. Пробилъ часъ! Все безмолвно, все успокоилось, кромѣ быстрыхъ облаковъ, которыя проносятся мимо луны, и осторожнаго вѣтра, слѣдующаго за ними надъ землею.
Куда такъ спѣшатъ вѣтеръ и облака? Если они, какъ виновные духи, летятъ на страшное совѣщаніе съ подобными имъ силами, то въ какой дикой странѣ вселенной происходить этотъ совѣтъ стихій, послѣ котораго онѣ снова раздѣляются, какъ грозныя привидѣнія?
Здѣсь! Вдалекѣ отъ тѣсной тюрьмы, называемой землею, на пустыняхъ водъ. Здѣсь онѣ ревутъ, бѣснуются, воютъ на свободѣ.
Впередъ, впередъ, черезъ несчетныя множества миль пространства, катятся длинныя, бурыя волны. Здѣсь онѣ гонятся другъ за другомъ, сталкиваются, бѣшено настигаютъ другъ друга, борются, и борьба кончается брызгами и пѣною, бѣлѣющею среди ночного мрака. Здѣсь безпрестанно мѣняются ихъ виды, мѣсто и цвѣтъ; постоянно одно -- ихъ вѣчное движеніе. Ночь темнѣетъ; вѣтры бушуютъ сильнѣе, и мильоны сердитыхъ голосовъ дико и гнѣвно кричатъ: "Корабль!..."
А онъ смѣло несется впередъ; высокія мачты трепещутъ; члены трещатъ отъ напряженія. Онъ идетъ впередъ и -- то является на вершинахъ крутящихся волнъ, то глубоко погружается въ ихъ подвижные овраги. Волны бурно напираютъ на него и отскакиваютъ съ пѣною, и разсыпаются сердитыми всплесками. Хотя онѣ безъ устали движутся и плещутъ всю ночь и нисколько не унимаются разсвѣтомъ, но судно все идетъ впередъ; внутри его горятъ тусклые огоньки; люди тамъ спятъ, какъ-будто подъ ними нѣтъ смертоносной стихіи, которая уже поглотила многихъ, и какъ будто алчная бездна не зіяетъ подъ ними и не отдѣляется отъ нихъ только немногими досками!
Въ числѣ спящихъ путешественниковъ были Мартинъ и Маркъ Тэпли; непривычное движеніе укачало ихъ въ тяжкую дремоту, и они были нечувствительны къ духотѣ, въ которой лежали, и къ реву, который окружалъ ихъ извнѣ. Уже давно разсвѣло, когда Маркъ пробудился, и первое, что онъ замѣтилъ, открывъ глаза, были его собственныя пятки, глядѣвшія на него сверху.
-- Ну!-- сказалъ Маркъ, усѣвшись съ большимъ трудомъ послѣ многихъ тщетныхъ попытокъ: -- сколько помнится, я еще первую ночь простоялъ на головѣ.
-- Вольно же ложиться на палубѣ съ головою подъ-вѣтромъ,-- проворчалъ ему кто-то изъ сосѣдней койки.
-- Въ другой разъ я этого не сдѣлаю, когда узнаю, на какомъ мѣстѣ карты отыскать эту страну "подъ-вѣтромъ",-- возразили Маркъ,-- А между тѣмъ, и я дамъ добрый совѣтъ: не совѣтую впередъ никому изъ моихъ друзей ложиться спать на кораблѣ.
Сосѣдъ его сердито заворчалъ и повернулся на другой бокъ.
-- Потому-что,-- продолжалъ Маркъ въ видѣ монолога, тихимъ голосомъ:-- море вещь самая безтолковая. Оно всегда праздно, потому что не знаетъ, что съ собою дѣлать, и походитъ на бѣлыхъ медвѣдей, которыхъ показываютъ въ звѣринцахъ и которые вѣчно качаютъ головами.
-- Ты ли это, Маркъ?-- спросилъ слабый голосъ изъ другой койки.
-- Да, сударь, все, что отъ меня осталось послѣ двухъ недѣль такого путешествія, по милости котораго я очень часто видѣлъ себя кверху ногами, цѣпляясь за что нибудь; въ желудокъ мой попадало очень мало, а изъ него выходило разными путями очень много, такъ что я поневолѣ спалъ съ тѣла. Какъ вы себя чувствуете сегодня утромъ?
-- Очень дурно. Ухъ! Это несносно!
-- Почетно не упасть здѣсь духомъ,-- пробормоталъ Маркъ, держась рукою за голову, которая у него жестоко болѣла отъ немилосердой качки:-- хоть это утѣшительно. Добродѣтель сама себя награждаетъ. Молодецкая бодрость также.
Маркъ былъ правъ. Всѣ пассажиры носовой каюты благороднаго и быстроходящаго пакетбота "Скрю" должны были запасаться бодростью также, какъ и провизіей, потому что хозяева судна не снабжали ихъ этими вещами. Каюта была темная, низкая, душная, со множествомъ устроенныхъ одна надъ другой коекъ, и все это было переполнено мужчинами, женщинами и дѣтьми въ разныхъ степеняхъ нищеты и болѣзни; но теперь въ койкахъ не доставало мѣста, а потому вся палуба была завалена тюфяками и постелями, такъ что не оставалось и слѣда удобства, опрятности и благопристойности. Такого рода обстоятельства не только не допускали взаимной любезности между пассажирами, но, напротивъ, скорѣе могли поощрять каждаго къ грубому эгоизму. Маркъ это чувствовалъ и ободрялся духомъ.
Тутъ были Англичане, Ирландцы, Валлисцы и Шотландцы -- почти всѣ съ своими семействами и всѣ съ бѣднымъ запасомъ грубой пищи и скудной одежды; тутъ были дѣти всѣхъ возрастовъ, начиная съ грудныхъ младенцевъ. Въ тѣспую каюту тѣснились всякаго рода страданія, порожденныя бѣдностью, болѣзнями, горестями и трудами. А между тѣмъ, всѣ старались помогать другъ другу. Здѣсь старуха хлопотала о больномъ внучкѣ и держала его въ тощихъ рукахъ; тамъ бѣдная женщина, съ ребенкомъ на колѣняхъ, починивала платье другому маленькому творенію и придерживала третье, которое ползало по полу. Далѣе видны были старики, неловко занимавшіеся разными хозяйственными бездѣлками, или молодые люди исполинскихъ статей, которые хлопотали для малютокъ и оказывали имъ нѣжныя услуги, какихъ только можно было бы ожидать развѣ отъ карликовъ. Даже одинъ полу умный, забравшійся въ уголъ, увлекся общимъ примѣромъ и щелкалъ пальцами, чтобъ развеселить одного плачущаго ребенка.
-- Ну-ка,-- сказалъ Маркъ съ широкой улыбкой одной женщинѣ, которая недалеко отъ него одѣвала троихъ дѣтей:-- передай-ка сюда одного.
-- Я желалъ бы лучше, чтобъ ты приготовилъ завтракъ вмѣсто того, чтобъ возиться съ людьми, до которыхъ тебѣ нѣтъ никакого дѣла,-- сказалъ Мартинъ съ досадою.
-- А вотъ она это сдѣлаетъ, сударь. Мы честно раздѣлимъ работу: она приготовитъ чай, а я вымою ея ребятишекъ. Я не умѣю готовить чай, а мальчика нетрудно вымыть.
Женщина была слабаго и болѣзненнаго сложенія, и потому была очень благодарна Марку, котораго добродушіе она не въ первый разъ испытывала: онъ всякую ночь прикрывалъ ее своимъ теплымъ сюртукомъ, а самъ спалъ на голой палубѣ подъ какою-то попоной. Но Мартинъ, рѣдко выглядывавшій изъ своей койки, взбѣсился на сумасбродство этой рѣчи и выразилъ свое неудовольствіе нетерпѣливымъ стономъ.
-- Конечно, сударь,-- продолжалъ Маркъ, причесывая одного мальчика:-- ей очень плохо.
-- Кому плохо?
-- Да той женщинѣ, сударь, которая отправляется отыскивать своего мужа съ этими тремя маленькими препятствіями и въ такое время года. Зажмурь-ка лучше глаза, молодой человѣкъ, а не то ихъ искусаетъ мыломъ,-- замѣтилъ Маркъ другому мальчику, котораго теперь принимался мыть.
-- Гдѣ же она сойдется съ своимъ мужемъ?-- спросилъ Мартинъ, зѣвая.
-- Да я боюсь, что она сама этого не знаетъ,-- отвѣчалъ Маркъ вполголоса,-- Надѣюсь, что они не разойдутся; а если только онъ не будетъ ждать ее на пристани, такъ она пропала.
-- Какъ же она рѣшилась на такое сумасшествіе?
Маркъ посмотрѣлъ на него и отвѣчалъ спокойно:-- Я ужъ этого не знаю. Она писала къ нему черезъ кого-то; хорошо, если письмо дошло; а дома ей приходилось очень тяжело. Онъ уѣхалъ въ Америку года два назадъ.
Вскорѣ бѣдная женщина пришла съ горячимъ чаемъ. Когда завтракъ былъ конченъ, Маркъ перестлалъ постель Мартина и отправился наверхъ, чтобъ вымыть посуду, состоявшею изъ двухъ оловянныхъ кружекъ и бритвеннаго тазика.
Надобно замѣтить, что Марка Тепли укачивало не менѣе любого пассажира, большого или малаго, на цѣломъ суднѣ. Но рѣшившись, какъ онъ говорилъ "выйти молодцомъ изъ крутыхъ обстоятельствъ", онъ былъ душою носовой каюты и оживлялъ своимъ примѣромъ всѣхъ, хотя ему самому и приходилось по временамъ выбѣгать наверхъ посреди веселаго разговора, когда качка производила на него свое рвотное вліяніе.
По мѣрѣ того, какъ качка уменьшалась, Маркъ дѣлался полезнѣе слабѣйшимъ пассажирамъ носовой каюты. Лишь только проглядывалъ лучъ солнца, онъ сбѣгалъ внизъ и вытаскивалъ на воздухъ или какую-нибудь женщину, или съ полдюжины ребятишекъ, или другія вещи, которыхъ провѣтриваніе казалось ему полезнымъ. Если хорошая погода вызывала наверхъ тѣхъ, которые рѣдко вылѣзали изъ каюты, и они забирались въ баркасъ или ложились на рострахъ, Маркъ Тэпли не замедлялъ очутиться въ ихъ центрѣ; тамъ онъ передавалъ отъ однихъ другимъ куски солонины и сухарей, разрѣзывалъ карманнымъ ножомъ порціи дѣтямъ, или читалъ присутствующимъ старыя газеты, или отпускать шутки матросамъ и при случаѣ помогалъ ихъ работѣ; словомъ, Маркъ являлся вездѣ, гдѣ только присутствіе его могло къ чему-нибудь служить. Къ концу перехода онъ достигъ такой степени всеобщаго удивленія, что начиналъ уже сомнѣваться, дѣйствительно ли плаваніе на "Скрю" такъ неблагопріятно, что можно причесть его къ числу невыгодныхъ обстоятельствъ жизни.
-- Если это продолжится,-- говорилъ мистеръ Тэпли:-- то немного будетъ разницы между "Скрю" и "Синимъ-Дракономъ". Кажется, сама судьба рѣшилась не допускать меня ни до чего порядочнаго.
-- Скоро ли мы дойдемъ, Маркъ?-- сказалъ Мартинъ, подлѣ койки котораго онъ предавался такимъ размышленіямъ.
-- Говорятъ, что черезъ недѣлю, сударь. Судно наше идетъ хорошо. Не лучше ли вы сдѣлаете, если выглянете наверхъ?
-- Чтобъ всѣ джентльмены и дамы кормовой каюты увидѣли меня тамъ въ толпѣ нищихъ, нагруженныхъ въ эту гнусную яму! Очень весело!
-- Но вѣдь никто изъ нихъ васъ не знаетъ и, конечно не станетъ думать о васъ. А вамъ тамъ вѣрно будетъ лучше.
-- А развѣ ты воображаешь, что мнѣ здѣсь Богъ знаетъ, какъ пріятно?
-- Всѣ сумасшедшіе дома на свѣтѣ не могли бы представить такого дурака, который сталъ бы утверждать это.
-- Такъ зачѣмъ же ты меня уговариваешь? Я ложу здѣсь, потому что не хочу быть узнаннымъ впослѣдствіи, въ лучшіе дни, къ которымъ стремлюсь, кѣмъ бы то ни было изъ этихъ гордыхъ своими кошельками гражданъ, какъ человѣкъ, который прибылъ вмѣстѣ съ ними въ носовой каютѣ. Я здѣсь потому, что хочу скрыть свои обстоятельства. Еслибъ у меня было чѣмъ заплатить за переѣздъ въ кормовой каютѣ, я поднялъ бы голову также высоко, какъ и они; не могши этого сдѣлать, я прячусь. Неужели ты думаешь, что на цѣломъ суднѣ нѣтъ ни одного живого существа, которое терпѣло бы вполовину столько, сколько я теперь терплю? Конечно, нѣтъ!
Маркъ скорчилъ физіономію, какъ будто затрудняясь отвѣчать на такой щекотливый вопросъ; а Мартинъ продолжалъ, снова приготовляясь читать начатую книгу:
-- Но къ чему тебѣ пояснять эти вещи, которыхъ ты навѣрно не поймешь и не можешь понять! Принеси мнѣ стаканъ воды съ ромомъ, только подмѣшай рому, какъ можно меньше, и дай сухарь. Да попроси свою пріятельницу, чтобъ она постаралась держать своихъ дѣтей потише, чѣмъ въ прошлую ночь.
Маркъ поспѣшилъ исполнить его желаніе и потомъ снова принялся размышлять; наконецъ, рѣшилъ, что "Скрю" въ качествѣ пыточнаго средства имѣетъ нѣкоторыя рѣшительныя преимущества передъ "Сннимъ-Дракономъ".
Вскорѣ все засуетилось на быстроходномъ пакетботѣ "Скрю", потому что онъ приближался къ Нью-Іорку. Всѣ принялись готовиться къ переѣзду на берегъ и укладыванію своихъ вещей. Страдавшіе во все продолженіе перехода поправились; здоровые чувствовали себя еще лучше.-- Одинъ американскій джентльменъ изъ кормовой каюты, который во все время былъ завернуть въ мѣхъ и клеенку, неожиданно вылѣзь наверхъ въ самой щегольской и блестящей шляпѣ, и безпрестанно возился съ своимъ чемоданомъ. Потомъ онъ запустилъ обѣ руки въ карманы и прохаживался по палубѣ съ раздутыми ноздрями, какъ-будто уже вдыхая въ себя воздухъ родины. Одинъ англійскій джентльменъ, котораго сильно подозрѣвали въ томъ, что онъ убѣжалъ изъ одного банка, взявъ съ собою нѣчто болѣе, нежели одни ключи отъ его желѣзныхъ сундуковъ, распространялся съ необыкновеннымъ краснорѣчіемъ о правахъ человѣка и безпрестанно напѣвалъ гимнъ "la Marseillaise". Словомъ, близость береговъ Америки произвела на всемъ "Скрю" сильныя впечатлѣнія; вскорѣ, въ свѣтлою ночь, пріѣхалъ туда лоцманъ, который черезъ нѣсколько времени поставилъ пакетботъ на якорь до утра, когда долженъ былъ прибыть пароходъ, чтобъ доставить пассажировъ на берегъ.
Пароходъ пришелъ на слѣдующее утро и снялъ съ пакетбота весь его живой грузъ. Въ числѣ этого груза быль Маркъ, который попрежнему покровительствовалъ бѣдной женщинѣ и ея тремъ малюткамъ, и Мартинъ, который одѣлся приличнымъ образомъ, но накинулъ на себя старый и грязный плащъ, въ ожиданіи минуты, когда ему придется разстаться съ своими спутниками.
Пароходъ, котораго весь механизмъ былъ наверху, быстро понесся впередъ, какъ какое-нибудь огромное допотопное чудовище, и вошелъ въ великолѣпный заливъ; вскорѣ пассажиры увидѣли передъ собою нѣсколько возвышенностей и острововъ, и длинный, низменный, далеко раскинутый по берегу городъ.
-- Такъ вотъ земля свободы, не такъ ли?-- сказалъ мистеръ Тэпли, глядя далеко впередъ.-- Прекрасно. Очень радъ. Всякая земля должна мнѣ понравиться послѣ такого множества воды!