На самомъ рубежѣ "земли свободы" господствовало еще нѣкоторое броженіе. Наканунѣ выбрали одного альдермена. Страсти партій обыкновенно разгараются въ такихъ случаяхъ нѣсколько сильнѣе обыкновеннаго, и потому друзья отверженнаго кандидата сочли за нужное подтвердить великія начала чистоты избранія и свободы мнѣній преломленіемъ нѣсколькихъ рукъ и ногъ, а потомъ преслѣдованіемъ одного ненавистнаго джентльмена по улицамъ, съ намѣреніемъ раскроить ему носъ. Такія добродушныя вспышки національной фантазіи не были такъ значительны, чтобъ могли имѣть серьезныя послѣдствія послѣ цѣлой ночи; но за то онѣ получили новую жизнь въ голосахъ газетныхъ мальчиковъ, которые рѣзко и крикливо провозглашали о нихъ не только на всѣхъ углахъ и перекресткахъ города, но даже на судахъ и верфяхъ, на палубахъ и въ каютахъ парохода, на который налетѣла цѣлая стая этихъ юныхъ гражданъ, лишь только онъ успѣлъ пристать кз берегу.
-- Вотъ "Нью-Іоркскій Швецъ!" -- кричалъ одинъ.-- Вотъ утренній "Нью-Іоркскій Пронзитель!" -- Вотъ "Нью-Іоркскій Семейный Шпіонъ!" -- Вотъ "Нью-Іоркскій Тайный Подслушиватель!" -- Вотъ "Нью-Іоркскій Грабитель!" -- Вотъ "Нью-Іоркскій Доносчикъ!" -- Вотъ "Нью-Іоркскій Буянъ!" -- Вотъ всѣ нью-іоркскія газеты!-- Вотъ подробности о вчерашнемъ патріотическомъ движеніи, въ которомъ нахлобучили виговъ; объ интересной дуэли на ножахъ въ Арканзасѣ; о разбояхъ въ Алабамѣ: всѣ политическія, торговыя и свѣтскія новости! Вотъ онѣ! Вотъ газеты, газеты!
-- Вотъ "Швецъ!" -- кричалъ другой.-- Вотъ лучшія свѣдѣнія о рынкахъ и судахъ; подробное описаніе послѣдняго бала у мистриссъ Вайтъ, гдѣ была вся нью-іоркская красота и весь модный свѣтъ, съ собственными подробностями о частной жизни всѣхъ бывшихъ на балѣ дамъ! Вотъ разсказъ о вашингтонскомъ скопищѣ и подробное его повѣствованіе о мошенническомъ поступкѣ государственнаго секретаря, когда ему было восемь лѣтъ отъ роду! Вотъ вѣчно бодрствующій "Швецъ", который все видитъ! Первый журналъ въ Соединенныхъ Штатахъ! Вотъ его двѣнадцати тысячный нумеръ и все еще отпечатываются новые!-- Вотъ "Нью-Іоркскій Швецъ!"
-- Какими просвѣщенными средствами обнаруживаются кипучія страсти моего отечества!-- сказалъ голосъ надъ самымъ ухомъ Мартина.
Мартинъ невольно обернулся и увидѣлъ подлѣ себя желтоватаго джентльмена со впалыми щеками, черноволосаго, съ маленькими блестящими глазами и страннымъ, полусердитымъ, полушутливымъ выраженіемъ лица, на которомъ проявлялось грубое лукавство. На головѣ была надѣта шляпа съ широкими полями и руки сложены: все это придавало его особѣ видъ глубокомыслія. Онъ быль одѣтъ въ довольно изношенный долгополый синій сюртукъ, въ коротенькіе широкіе брюки такого же цвѣта и полинялый замшевый жилетъ; безцвѣтные воротнички рубашки выказывались изъ-за шейного платка; онъ стоялъ, прислонившись къ борту парохода со сложенными накрестъ ногами; толстая палка, окованная снизу и украшенная массивнымъ металлическимъ набалдашникомъ, висѣла на шнуркѣ съ его руки. Сблизивъ правый уголъ рта съ правымъ глазомъ, онъ повторилъ:
-- Вотъ какими просвѣщенными средствами обнаруживаются кипучія страсти моего отечества!
Такъ какъ онъ глядѣлъ на Мартина, и подлѣ не было никого другого, Мартинъ кивнулъ головою и сказалъ:
-- Вы говорите о...
-- О палладіумѣ свободы дома и грозѣ чужеземнаго ига,-- возразилъ джентльменъ, показывая на одного необыкновенно грязнаго, кривого газетнаго мальчишку: -- о томъ, чему завидуетъ свѣтъ, сударь, и о руководителяхъ человѣческаго просвѣщенія. Позвольте спросить васъ,-- прибавилъ онъ, тяжко опустивъ на палубу окованный конецъ своей палки, съ видомъ человѣка, съ которымъ нельзя шутить:-- какъ вамъ нравится мое отечество?
-- Я не могу отвѣчать на вашъ вопросъ, потому что еще не быль на берегу.
-- Но развѣ вы не видите этихъ признаковъ національнаго благоденствія?
Онъ указалъ палкою на суда, стоявшія у верфей, и потомъ махнулъ сю неопредѣленно, какъ будто включая въ свое замѣчаніе землю, воздухъ и воду.
-- Право, сударь, не знаю,-- возразилъ Мартинъ.-- Да, я думаю, что вижу.
Джентльменъ бросилъ на него проницательный взглядъ и сказалъ, что ему правится его политика. Онъ прибавилъ, что она натуральна, и что онъ, какъ философъ, любитъ наблюдать предразсудки человѣчества.
-- Я вижу, сударь,-- продолжалъ онъ:-- что вы привезли обычное количество бѣдности и нищеты, невѣжества и преступленій, чтобъ поселить ихъ въ сердцѣ великой республики. Что-жъ, сударь! Везите такіе грузы изъ старой страны. Говорятъ, когда корабли готовятся тонуть, крысы изъ нихъ выбираются.
-- Можетъ бытъ, что старый корабль продержится еще года два на водѣ,-- отвѣчалъ Мартинъ, улыбнувшись отчасти замѣчанію джентльмена, а больше манерѣ его произношеніи, потому что онъ дѣлалъ ударенія на всѣ частицы и слоги, предоставляя крупныя слова ихъ собственнымъ средствамъ.
-- Поэтъ говоритъ, что надежда -- кормилица юнаго желанія,-- замѣтилъ джентльменъ.
Мартинъ кивнулъ головою.
-- Однако, она теперь не вскормитъ своего младенца, сударь, вы увидите.
-- Это докажется временемъ.
Джентльменъ важно кивнулъ головою и сказалъ:
-- Какъ васъ зовутъ, сударь?
Маріинъ сказалъ ему.
-- Сколько вамъ лѣтъ?
Мартинъ сказалъ и это.
-- Какого вы ремесла, сударь?
Мартинъ отвѣчалъ и на этотъ вопросъ.
-- Какое ваше назначеніе?
-- Право,-- отвѣчалъ Мартинъ, смѣясь:-- я еще и самъ этого не знаю.
-- Да?
-- Нѣтъ.
Джентльменъ взялъ свою трость подъ мышку и обозрѣлъ Мартина съ головы до ногъ. Потомъ протянулъ ему правую руку и сказалъ:
-- Имя мое полковникъ Дайверъ, сударь. Я издатель "Нью-Іоркскаго Буяна".
Партинъ выслушалъ съ приличною почтительностью.
-- Вы, я думаю, знаете, что "Нью-Іоркскій Буянь" органъ здѣшней аристократіи, сударь?-- продолжалъ полковникъ.
-- Такъ здѣсь есть аристократія? Что же ее составляетъ?
-- Добродѣтель и разумъ, сударь; и необходимое слѣдствіе того и другого въ нашей республикѣ -- доллары.
Мартинъ слушалъ его съ удовольствіемъ, чувствуя, что при такихъ условіяхъ ему будетъ легко сдѣлаться въ скоромъ времени великимъ капиталистомъ. Въ это время подошелъ къ нимъ капитанъ быстроходнаго "Скрю", чтобъ пожать руку полковнику; видя подлѣ него хорошо одѣтаго незнакомца (потому что Мартинъ сбросилъ свой плащъ), онъ притянулъ руку и ему. Мартинъ чрезвычайно обрадовался этому, потому что ему не хотѣлось бы явиться полковнику Дайверу въ смиренномъ качествѣ пассажира носовой каюты.
-- Что, капитанъ?-- сказалъ полковникъ.
-- Что, полковникъ!-- вскричалъ капитанъ.-- Вы смотрите необыкновенно блистательно, такъ что я едва узнаю, что это вы; что фактъ.
-- Хорошій переходъ, капитанъ?-- спросилъ полковникъ, отводя его въ сторону.
-- Лихой переходъ, сударь,-- сказалъ или скорѣе пропѣлъ капитанъ, потому что онъ былъ настоящій уроженецъ новой Англіи:-- принимая въ разсчетъ погоду.
-- Да?
-- Да, полковникъ. Я сейчасъ послалъ къ вамъ въ контору списокъ пассажировъ.
-- Нѣтъ ли у васъ свободнаго юнги?-- сказалъ полковникъ почти строгимъ тономъ.
-- Я считаю, что ихъ наберется цѣлая дюжина, если вамъ нужно, полковникъ.
-- Малой умѣренной величины могъ бы перенести въ мою контору дюжину шампанскаго, капитанъ,-- замѣтилъ задумчиво полковникъ.-- Такъ переходъ былъ лихой?
-- Да, полковникъ.
-- Очень радъ, капитанъ. Если у васъ мало цѣльныхъ бутылокъ, такъ юнга можетъ принести двадцать четыре полубутылки и пройтись два раза. Такъ первостепенный переходъ, капитанъ? Да?
-- Рервостепенный.
-- Удивляюсь вашей удачѣ, капитанъ. Можете также прислать мнѣ пробочникъ и съ полдюжины бокаловъ, если угодно. Какъ бы стихіи ни бушевали противъ нашего пакетбота "Скрю", сударь,-- сказалъ полковникъ Мартину,-- а онъ ходокъ первостепенный!
Капитанъ, у котораго въ это гремя въ одной каютѣ угощался "Нью-Іоркскій Швецъ", а въ другой "Пронзитель", и оба очень роскошно, пожалъ руку полковнику и поспѣшилъ отправить шампанское, зная очень хорошо, что если разгнѣвается "Буянъ", то можетъ сильно повредить ему, объявивъ его на другой же день несостоятельнымъ и разбранивъ впрахъ его "Скрю".
Полковникъ, оставшись наединѣ съ Мартиномъ, предложилъ ему, какъ англичанину, показать городъ и, если угодно, отрекомендовать ему пристойную гостиницу; онъ пригласилъ его также завернуть въ контору журнала и распить бутылку шампанскаго его же привоза.
Все это было очень ласково и гостепріимно, а потому Мартинъ согласился охотно. Потомъ, сказавъ Марку, глубоко занятому своею пріятельницей и ея тремя дѣтьми, чтобъ онъ дожидался его въ конторѣ журнала "Буянъ" -- разумѣется, когда кончитъ съ нею и очиститъ багажъ -- онъ пошелъ вмѣстѣ со своимъ новымъ знакомцемъ на берегъ.
Они прошли мимо печальной толпы переселенцевъ, которые сидѣли на пристани кучками около своихъ сундуковъ и постелей, безъ крова, безъ пристанища, какъ будто свалившись на какую-нибудь новую планету. Потомъ Мартинъ прошелся съ полковникомъ по многолюдной улицѣ, по одну сторону которой были верфи и набережныя, а по другую множество конторъ и магазиновъ; украшенныхъ сплошь и рядомъ черными вывѣсками съ бѣлыми надписями и бѣлыми вывѣсками съ черными надписями; оттуда они своротили въ узкую улицу и потомъ въ другія узкія улицы, пока, наконецъ, не остановились передъ домомъ, на которомъ было изображено огромными литерами: "Журналъ Буянъ".
Полковникъ, шедшій во все это время съ видомъ человѣка, которому въ тягость собственное его величіе, повелъ Мартина по грязной лѣстницѣ въ комнатку, усѣянную обрѣзками бумаги и обрывками газетъ; тамъ, за старымъ шероховатымъ письменнымъ столомъ, сидѣлъ нѣкто съ перомъ въ зубахъ и огромными ножницами въ правой рукѣ, обрѣзывая листы "Буяна". Фигура эта была такъ забавна, что Мартину стоило большого труда не засмѣяться, хотя онъ и зналъ, что полковникъ Дайверъ наблюдаетъ за каждымъ его движеніемъ.
Это былъ маленькій молодой джентльменъ самой юношеской наружности съ болѣзненно блѣднымъ лицомъ:-- можетъ быть отъ глубокихъ размышленій, а можетъ быть отъ чрезмѣрнаго жеванія табака, въ чемъ онъ и теперь энергически упражнялся. Воротнички его рубашки были отвернуты внизъ надъ черною лентой; рѣдкіе волосы были не только приглажены и зачесаны назадъ, чтобъ не лишать его узкаго чела наружнаго признака поэзіи, но даже мѣстами выдернуты съ корнемъ; носъ его принадлежалъ къ числу тѣхъ, которые доставляютъ своимъ обладателямъ прозваніе "курносыхъ". Надъ верхнею губою молодого джентльмена были признаки самаго рѣденькаго и мягкаго пуха, которые скорѣе можно было счесть слѣдами съѣденнаго имъ пряника, нежели предзнаменованіемъ усовъ -- такое предположеніе было бы даже весьма натурально, судя по наружности его, обличавшей нѣжный возрастъ.
Мартинъ съ перваго взгляда вообразилъ, что это сынъ полковника Дайвера, и уже хотѣлъ было начать говорить, что мальчикъ играетъ въ издателя со всею невинностью дѣтства, но полковникъ произнесъ гордо:
-- Мой военный корреспондентъ, сударь, мистеръ Джефферсонъ Бриккъ!
Мартинъ невольно вздрогнулъ, что мистеръ Бриккъ съ самодовольствіемъ приписалъ произведенному имъ эффекту; потомъ онъ протянулъ ему руку съ видомъ покровительства.
-- Я вижу, что вы слыхали о Джефферсонѣ Бриккѣ,-- сказалъ съ улыбкою полковникъ.-- Англія знаетъ Джефферсона Брикка, сударь, Европа также. Когда вы отправились изъ Англіи?
-- Пять недѣль тому назадъ.
-- Пять недѣль,-- повторилъ задумчиво полковникъ, усѣвшись на столъ и болтнувъ ногами.-- Позвольте васъ спросить, которая изъ статей мистера Брикка кажется всего ненавистнѣе британскому парламенту и сентъ-джемскому двору?
-- Клянусь честью,-- возразилъ Мартинъ:-- я...
-- Я имѣю причины думать, что ваша аристократія трепещетъ имени Джефферсона Брикка. Мнѣ бы хотѣлось узнать отъ васъ самихъ, которая именно изъ его фразъ нанесла смертельнѣйшій ударъ...
-- Стоглавой гитарѣ развращенія, пресмыкающейся во прахѣ подъ копьемъ разума и изрыгающей нечистую кровь свою до свода вселенной, раскинутаго надъ нами!-- сказалъ мистеръ Бриккъ, надѣвъ маленькую синюю шапочку.
-- Алтарь свободы, Бриккъ...-- сказалъ Дайверъ.
-- Долженъ быть иногда орошаемъ кровью, полковникъ!-- подхватилъ Бриккъ, неистово тряхнувъ ножницами.
Оба смотрѣли на Мартина, ожидая отвѣта.
-- Клянусь жизнью,-- сказалъ Мартинъ: -- я не могу дать вамъ никакого удовлетворительнаго отвѣта, потому что...
-- Стойте,-- вскричалъ полковникъ:-- вы хотите сказать, что никогда не читали Джефферсона Брикка, сударь, что никогда не видали журнала "Буянъ" и не знаете о его могущественномъ вліяніи на европейскіе кабинеты -- да?
-- Я дѣйствительно хотѣлъ это замѣтить.
-- Хладнокровнѣе, Джефферсонъ, не вспыхивайте. О, Европейцы! Послѣ этого выпьемъ лучше вина! Съ этими словами, онъ принесъ изъ-за двери бутылку шампанскаго и три бокала.
-- Мистеръ Джефферсонъ Бриккъ предложитъ намъ тостъ,-- сказалъ полковникъ, наливъ вина себѣ и Мартину и передавая бутылку этому джентльмену.
-- Извольте, сударь!-- вскричалъ военный корреспондентъ.-- Предлагаю выпить въ честь журнала "Буянъ" и его братій -- источника истины, котораго воды черны, потому что составлены изъ типографскихъ чернилъ, но довольно ясны для того, чтобъ въ нихъ отражались будущія судьбы моего отечества!
-- Языкъ моего друга цвѣтистъ, сударь, да!-- замѣтилъ съ удовольствіемъ полковникъ.
-- Дѣйствительно, очень цвѣтистъ,-- отвѣчалъ Мартинъ.
Въ это время полковникъ снова усѣлся на столъ, чему послѣдовалъ и мистеръ Бриккъ. Оба крѣпко принялись за вино и часто поглядывали другъ на друга и на Мартина, который началъ пробѣгать одинъ нумеръ газеты. Когда онъ положилъ его на столъ, что случилось не прежде окончанія его собесѣдниками второй бутылки, полковникъ спросилъ Мартина, что онъ думаетъ о журналѣ?
-- Да тутъ ужасныя личности.
Такое замѣчаніе очевидно польстило полковнику.
-- Мы здѣсь независимы, сударь,-- сказалъ Бриккъ.-- Мы дѣлаемъ, что хотимъ.
-- Судя по этому образцу,-- возразилъ Мартинъ:-- здѣсь должно быть нѣсколько тысячъ людей въ совершенно противоположномъ состояніи: они поступаютъ такъ, какъ бы имъ вовсе не хотѣлось поступать.
-- Они уступаютъ могучему духу національнаго наставника,-- сказалъ полковникъ.-- Они иногда сердятся, но вообще мы пользуемся значительнымъ вліяніемъ надъ общественною и частною жизнью нашихъ гражданъ, что принадлежитъ несомнѣнно къ числу облагороживающихъ учрежденій нашего счастливаго отечества.
-- Позвольте спросить,-- сказалъ Мартинъ послѣ нѣкоторой нерѣшимости: -- часто ли національный наставникъ прибѣгаетъ -- не знаю какъ выразиться, чтобъ не оскорбить васъ-- прибѣгаетъ -- къ поддѣлыванію, напримѣръ, къ печатанію поддѣльныхъ писемъ, увѣряя торжественно, что они были писаны живыми людьми?
-- Ну, какъ вамъ сказать,-- возразилъ холодно полковникъ.-- Да, иногда.
-- А поучаемые имъ?..
-- Покупаютъ ихъ,-- отвѣчалъ полковникъ.
Мистеръ Джефферсонъ Бриккъ разсмѣялся одобрительно.
-- Покупаютъ ихъ сотнями тысячъ экземпляровъ,-- продолжалъ полковникъ.-- Мы народъ бойкій и цѣнимъ бойкость.
-- Такъ поддѣваніе называется по американски бойкостью?-- сказалъ Мартинъ.
-- Что жъ,-- возразилъ полковникъ:-- называйте, какъ хотите, а я думаю, что поддѣлываніе изобрѣтено не здѣсь, сударь; такъ ли?
-- Я полагаю, что нѣтъ.
-- И никакая другая бойкость, я разсчитываю?
-- Вѣроятно нѣтъ.
-- Ну, такъ значитъ, что мы получили все это изъ старой страны, а потому новая тутъ нисколько не виновата. Вотъ и все. Теперь, если мистеръ Бриккъ и вы будете такъ добры, что выйдете, то и я послѣдую за вами и замкну дверь.
Вскорѣ всѣ вышли на улицу. Ясно было, что полковникъ Дайверъ, увѣренный въ своей крѣпкой позиціи и понимая мнѣнія публики, очень мало заботился о томъ, что о немъ думалъ Мартинъ или кто бы то ни было. Его сильно наперченные товары заготовлялись на продажу и продавались выгодно, хотя тысячи его читателей и могли бы забросать его когда нибудь грязью.
Они прошли съ милю по красивой улицѣ, называемой Broadway, а потомъ, своротивъ въ одну изъ несчетнаго множества боковыхъ улицъ, остановились передъ весьма простымъ домикомъ, съ крыльцомъ, передъ зеленою дверью, на которой была прибита металлическая дощечка съ надписью "Покинсъ".
Полковникъ постучался у этого дома съ видомъ человѣка, который въ немъ живетъ; ирландская служанка выглянула изъ окна.
-- Майоръ тутъ?-- спросилъ входя полковникъ.
-- То-есть баринъ, сударь?-- возразила служанка съ нерѣшимостью, обнаруживавшею, что тамъ, вѣроятно, цѣлая тьма майоровъ.
-- Баринъ!-- воскликнулъ полковникъ Дайверъ, взглянувъ на своего военнаго корреспондента.
-- О, унизительныя постановленія этой Британіи!-- отвѣчалъ тотъ.-- Баринъ!..
-- Что жъ такое въ этомъ словѣ?-- спросилъ Мартинъ.
-- Я бы желалъ никогда не слышать его въ своемъ отечествѣ, сударь,-- вотъ и все,-- сказалъ Джефферсонъ.-- Здѣсь нѣтъ господъ.
-- Только хозяева, не правда ли?-- сказалъ Мартинъ.
Мистеръ Джефферсонъ Бриккъ послѣдовалъ за издателемъ журнала "Буявъ", не отвѣчая ни слова.
Полковникъ повелъ ихъ въ одну изъ заднихъ комнатъ нижняго этажа, хорошихъ размѣровъ, но безъ всякаго комфорта; въ ней не было ничего, кромѣ четырехъ бѣлыхъ стѣнъ, плохого ковра, длиннаго обѣденнаго стола, тянувшагося во всю длину, и несмѣтнаго множества оплетенныхъ камышомъ стульевъ. Въ другомъ концѣ этой столовой быль каминъ, и во сторонамъ его стояли двѣ мѣдныя плевальницы огромныхъ размѣровъ. Передъ каминомъ раскачивался въ креслахъ массивный джентльменъ съ шляпою на головѣ, поплевывавшій, для развлеченія, то въ одну, то въ другую плевальницу. Негренокъ въ грязно-бѣлой курткѣ размѣщалъ грязными руками по накрытому грязною скатертью столу тарелки, ножи, вилки и кружки съ водою. Атмосфера комнаты, необычайно жаркая отъ камина, была напитана запахомъ изъ кухни и отъ остатковъ табачныхъ жвачекъ въ плевальницахъ, а потому должна была казаться нестерпимою человѣку непривычному.
Джентльменъ въ креслахъ занимался своимъ созерцательнымъ состояніемъ, не замѣчая прибытія постороннихъ, пока полковникъ не подошелъ къ камину и не пріобщилъ своего приношенія въ лѣвую плевальницу въ то самое мгновеніе, когда склонялся къ ней майоръ,-- потому что это былъ онъ. Майоръ Покинсъ пріостановилъ дѣйствіе своего огня, взглянулъ вверхъ съ видомъ вялаго утомленія, какъ человѣкъ, неспавшій всю ночь. Это же самое выраженіе Мартинъ замѣтилъ и въ полковникѣ Дайверѣ и въ его военномъ корреспондентѣ.
-- Что, полковникъ?
-- Вотъ джентльменъ изъ Англіи, который намѣренъ жить здѣсь, если сумма вознагражденія прійдется ему по нраву,-- возразилъ полковникъ.
-- Радъ видѣть васъ, сударь,-- замѣтилъ майоръ,-- протянувъ Мартину руку и не шевельнувъ ни однимъ мускуломъ своего лица.-- Вы здѣсь увидите настоящее солнце.
-- Помнится, мнѣ случалось иногда видать его и дома,-- возразилъ Мартинъ съ улыбкою.
-- Не думаю,-- сказалъ майоръ съ видомъ стоическаго равнодушія, но съ увѣренностью, недопускавшкю противорѣчія. Рѣшивъ этотъ вопросъ, онъ сдвинулъ шляпу нѣсколько на бокъ для удобнѣйшаго почесыванія головы и лѣниво кивнулъ головою мистеру Джефферсону Бринку.
Майоръ Покинсъ (уроженецъ Пенсильваніи) отличался огромнымъ черепомъ и весьма широкимъ желтымъ челомъ, почему догадывались, что онъ долженъ быть необычайно мудръ. Взглядъ его быль мутенъ, пріемы лѣнивы, и вообще его считали человѣкомъ, которому нуженъ большой просторъ въ умственномъ отношеніи, чтобъ развернуться.
Мистеръ Джефферсонъ Бринкъ, принадлежавшій къ числу его почитателей, воспользовался случаемъ шепнуть Мартину на ухо:
-- Это одинъ изъ замѣчательнѣйшихъ людей моего отечества, сударь.
Майоръ былъ также великимъ политикомъ, причемъ основное правило его было слѣдующее: "пробѣгай перомъ черезъ что бы ни было и всегда будь свѣжъ". Сверхъ того, его считали великихъ патріотомъ, а въ торговыхъ дѣлахъ смѣлымъ спекуяяторомъ. Говоря проще, онъ имѣлъ замѣчательнѣйшій геній для обмановъ и могъ поспорить въ искусствѣ подорвать банкъ, устроить заемъ или землебарышническую компанію (которая бы вовлекла въ разореніе и бѣдствія цѣлыя сотни семействъ) съ любымъ человѣкомъ на всемъ пространствѣ Штатовъ, что и доставило ему репутацію ловкаго дѣльца. Онъ могъ съ величайшею флегмою разсуждать двѣнадцать часовъ сряду объ общественныхъ дѣлахъ, и въ то же самое время пережевать и выкурить больше табака и выпить больше тодди (мятнаго прохладительнаго) и джинъ-грока, нежели какой нибудь джентльменъ изъ его знакомыхъ. Такія качества дѣлали его ораторомъ и человѣкомъ популярнымъ, такъ что народная партія уже промышляла о томъ, чтобъ отправить его въ числѣ своихъ представителей въ Вашингтонъ. Но какъ житейскія дѣла подвержены разнымъ перемѣнамъ обстоятельствъ, то майоръ скрывался по временамъ за неблагопріятнымъ облакомъ, почему въ настоящее время мистриссъ Покинсъ держала гостиницу съ общимъ столомъ, а майоръ Покинсъ "прожевывалъ" большую часть своего времени.
-- Вы посѣтили наше отечество въ эпоху сильнаго упадка торговли, сударь, сказалъ майоръ.
-- Въ эпоху ужасающаго кризиса,-- замѣтилъ полковпикъ.
-- Въ періодъ небывалаго застоя!-- вскричалъ военный корреспондентъ "Буяна".
-- Очень жаль,-- возразилъ Мартинъ:-- однако, я надѣюсь, что такое невыгодное положеніе не будетъ продолжительно.
Мартинъ вовсе не зналъ Америки; иначе ему было бы хорошо извѣстно, что если вѣрить ея гражданамъ, взятымъ по одиночкѣ, то она всегда въ застоѣ, всегда въ упадкѣ и всегда въ состояніи, предшествующемъ ужасающему перелому, хотя всѣ вмѣстѣ Американцы готовы поклясться чѣмъ угодно, что отечество ихъ счастливѣйшая и наиболѣе цвѣтущая страна въ цѣломъ свѣтѣ.
-- Что жъ отвѣчалъ майоръ на вопросъ Мартина:-- мы еще какъ нибудь надѣемся поправиться.
-- Мы страна упругая,-- замѣтилъ "Буянъ".
-- Мы юный левъ,-- сказалъ военный корреспондентъ.
-- Внутри насъ сильныя и живительныя начала,-- замѣтилъ майоръ.-- Не выпьемъ ли мы горькой передъ обѣдомъ, полковникъ?
Полковникъ охотно согласился, и майоръ Покинсъ предложилъ отправиться въ сосѣдній погребокъ. Потомъ онъ сказалъ Мартину, что узнаетъ отъ мистриссъ Покинсъ всѣ подробности касательно цѣны стола и помѣщенія; а ее будетъ онъ имѣть удовольствіе видѣть черезъ четверть часа за обѣдомъ. Послѣ этого онъ поспѣшно вышелъ изъ комнаты, чтобъ освѣжиться выпивкою.
Въ погребѣ было еще нѣсколько человѣкъ джентльменовъ, жаждавшихъ горькой и довольно неопрятныхъ и между ними одинъ, отправлявшійся на шесть мѣсяцевъ въ западные штаты, въ которомъ Мартинъ узналъ одного изъ своихъ спутниковъ кормовой каюты на "Скрю".
Черезъ нѣсколько минутъ, всѣ отправились назадъ къ жилищу майора Покинса. Мартинъ шелъ подъ руку съ Джефферсономъ Бриккомъ, а полковникъ предшествовалъ имъ, идучи рядомъ съ майоромъ. Не дойдя нѣсколько шаговъ до дома, они услышали внутри его громкій звонъ колокола. Лишь только донеслись къ нимъ эти звуки, полковникъ и майоръ ринулись впередъ и ворвались въ двери какъ бѣшеные. Мистеръ Бриккъ, высвободивъ руку свою изъ подъ руки Мартина, поспѣшно нырнулъ въ ту же сторону и скрылся.
-- Милосердное небо!-- подумалъ Мартинъ: -- Ужъ не загорѣлся ли домъ!
Однако, въ домѣ не было видно ни дыма, ни пламени, никакихъ признаковъ пожара. Мартинъ также прибавилъ шагу, но споткнулся на мостовой, и мимо него пронеслись въ домъ еще три джентльмена, съ встревоженными лицами, стремившіеся также въ двери дома майора Покинса. Будучи не въ силахъ превозмочь свое любопытство, Мартинъ удвоилъ шаги, но и тутъ, несмотря на его торопливость, его чуть не сбили съ ногъ два другіе изступленные джентльмена, которые столкнули его въ сторону и съ неистовствомъ пронеслись мимо.
-- Гдѣ же?-- закричалъ запыхавшись Мартинъ одному негру, котораго встрѣтилъ въ сѣняхъ.
-- Въ обѣденной, сударь. Полковникъ удержалъ стулъ подлѣ себя, сударь.
-- Стулъ!
-- Для обѣда, сударь.
Мартинъ вытаращилъ на него глаза и расхохотался отъ души, чему отвѣчалъ негръ, весело оскаливъ свои бѣлые зубы. Потомъ онъ вошелъ въ столовую, гдѣ полковникъ, почти уже кончившій свой обѣдъ, повернулъ для него стулъ спинкою къ столу.
Общество было многочисленно, человѣкъ восемнадцать или двадцать. Ножи и вилки двигались необыкновенно дѣятельно; говорили весьма мало, и каждый торопился ѣсть, какъ будто ожидая голодной смерти. Живность, составлявшая главную часть припасовъ, исчезала такъ быстро, какъ будто влетала на крыльяхъ въ человѣческіе желудки. Устрицы, приправленныя наперченными пикулями, скользили десятками въ рты присутствующихъ. Самыя ѣдкія пряности съѣдались, какъ варенье, и никто даже не морщился. Огромныя груды неудобоваримыхъ въ желудкѣ припасовъ таяли, какъ ледъ на лѣтнемъ солнцѣ. Зрѣлище было страшное! Пища глоталась цѣлыми кусками, какъ будто джентльмены насыщали не себя, а легіоны безпокойныхъ кикиморъ, подававшихъ имъ покоя ни на одно мгновеніе. Что въ это время чувствовала мистриссъ Покнисъ, неизвѣстно; ей оставалось одно утѣшеніе -- что обѣдъ кончался очень скоро.
Когда полковникъ кончилъ, а это случилось въ то время, какъ Мартинъ только собирался начать обѣдать, онъ спросилъ его, что онъ думаетъ о присутствующихъ -- замѣтивъ, что они собрались изъ всѣхъ странъ Союза,-- и не желаетъ ли знать о нихъ нѣкоторыхъ подробностей?
-- Скажите, пожалуйста,-- отвѣчалъ Мартинъ:-- кто эта болѣзненная маленькая дѣвочка прямо противъ насъ, съ круглыми глазами?
-- Вы говорите о женщинѣ въ синемъ платьѣ, сударь?-- спросилъ полковникъ съ особеннымъ удареніемъ.-- Это мистриссъ Джефферсонъ Бриккъ, сударь.
-- Нѣтъ, нѣтъ, я говорю о дѣвочкѣ, которая тамъ сидитъ, какъ кукла -- прямо противъ насъ.
-- Это мистриссъ Джефферсонъ Бриккъ.
Мартинъ взглянулъ на полковника; но лицо послѣдняго было совершенно серьезно.
-- Боже мой! Такъ можно въ скоромъ времени ожидать молодаго Брикка?
-- Ихъ уже двое, сударь.
Мистриссъ Бриккъ сама такъ походила на ребенка, что Мартинъ не могъ выдержать, чтобъ не замѣтить этого полковнику.
-- Да, сударь,-- возразилъ полковникъ:-- но одни постановленія способствуютъ развитію человѣческой природы, а другія его замедляютъ. Джефферсонъ Бриккъ одинъ изъ замѣчательнѣйшихъ людей моего отечества.
Разговоръ этотъ происходилъ шопотомъ, потому что мистеръ Бриккъ сидѣлъ по другую сторону Мартина.
-- Позвольте васъ спросить, мистеръ Бриккъ,-- сказалъ Мартинъ, чтобъ вступить съ нимъ въ разговоръ:-- кто этотъ коротенькій (онъ хотѣлъ сказать "молодой", но удержался) джентльменъ съ краснымъ носомъ?
-- Про...фессоръ Мюллитъ, сударь.
-- Чего же онъ профессоръ?
-- Воспитанія.
-- То есть, родъ школьнаго учителя?
-- Онъ человѣкъ съ прекрасными нравственными правилами и необыкновенныхъ способностей, сударь,-- отвѣчалъ военный корреспондентъ.-- На послѣднемъ избраніи президента, онъ счелъ за нужное отвергнуть своего отца, подававшаго голосъ въ пользу противной стороны. Послѣ того, онъ написалъ нѣсколько могущественныхъ памфлетовъ, подписывая ихъ псевдонимомъ Suturb, то есть Brutus, если прочитать наоборотъ. Онъ одинъ изъ замѣчательнѣйшихъ людей нашего отечества, сударь.
Продолжая свои разспросы, Мартинъ узналъ, что въ числѣ присутствующихъ было не менѣе какъ четыре майора, два полковника, одинъ генералъ и одинъ капитанъ. Тутъ, повидимому, не было ни одного человѣка безъ титула, потому что использовавшіеся военными чинами были или докторы, или процессоры, или преподобные. Изъ дамъ, замѣчательнѣйшими были мистриссъ Покинсъ, весьма костлявая, прямая и молчаливая, и одна старая дѣвица съ зубастою физіономіей. Она отпускала громкія фразы въ пользу независимости женщинъ и даже распространяла свои мнѣніи на публичныхъ лекціяхъ; всѣ остальныя дамы не имѣли въ себѣ ничего отличительнаго, такъ что могли бы помѣняться между собою, не обративъ этимъ на себя ничьего вниманія.
Нѣкоторые изъ джентльменовъ встали и вышли; другіе, съ болѣе сидячими наклонностями, просидѣли еще цѣлую четверть часа и не вставали съ мѣста, пока не ушли дамы, которыя также не заставили себя ждать.
-- Куда онѣ идутъ?-- спросилъ Мартинъ на ухо Джефферсона Брикка и глядя на дамъ.
-- Въ свои комнаты, сударь.
-- Развѣ не будетъ дессерта или какого-нибудь промежутка для разговоровъ съ ними?
-- Мы, сударь, народъ дѣятельный и не тратимъ на это времени.
Такимъ образомъ ушли дамы; мужья и родственники кивнули имъ головами, и тѣмъ кончилось дѣло съ ними. Мартинъ рѣшился послушать разговоръ дѣятельныхъ джентльменовъ, которые теперь толпились около камина и плевальницъ, и сильно работали зубочистками: онъ, какъ иностранецъ, надѣялся почерпнуть изъ ихъ бесѣды какія нибудь свѣдѣнія.
Разговоръ былъ не очень интересенъ. Главнымъ предметомъ его были доллары, къ которымъ стремились всѣ желанія, чувства и помышленія присутствующихъ. По количеству долларовъ взвѣшивались люди; первую степень уваженія, кромѣ денегъ, занимали всякія средства къ пріобрѣтенію ихъ.-- Все для долларовъ! Вотъ основное правило этихъ великихъ республиканцевъ. Въ ихъ глазахъ, величайшимъ патріотомъ былъ тотъ, кто шумѣлъ и буйствовалъ громче всѣхъ и кто меньше всѣхъ заботился о приличіяхъ. Такимъ образомъ, Мартинъ узналъ въ нѣсколько минутъ, что здѣсь считались блистательными подвиги въ родѣ тѣхъ, что, напримѣръ, люди ходятъ въ совѣщательныя собранія съ пистолетами, шпагами, скрытыми въ палкахъ, и другими такими же миролюбивыми игрушками; что политическіе противники хватаютъ другъ друга за горло, и что очень часто убѣжденія основываются на ударахъ.
Раза два Мартинъ рѣшался спросить о національныхъ поэтахъ, о театрѣ, литературѣ, искусствахъ.. Но свѣдѣнія этихъ джентльменовъ не выходили за предѣлъ того, что они почерпали въ изліяніяхъ геніевъ, подобныхъ полковнику Дайверу, Джефферсону Брикку и другихъ имъ подобныхъ.
-- Мы народъ занятой, сударь,-- сказалъ одинъ изъ капитановъ:-- намъ некогда читать пустыхъ сочиненій; хорошо еще, если они попадутся въ газетахъ вмѣстѣ съ другими хорошими вещами, а то какая намъ нужда до вашихъ книгъ!
Тутъ генералъ, чуть не упавшій въ обморокъ отъ мысли, что можно читать что нибудь, кромѣ газетныхъ политическихъ или торговыхъ извѣстій, спросилъ:-- Не желаетъ ли кто изъ джентльменовъ выпить чего нибудь? Большая часть общества, нашедши мнѣніе его превосходнымъ, отправилась вмѣстѣ съ нимъ въ погребокъ. Оттуда они, вѣроятно, разбрелись ни своимъ амбарамъ или конторамъ; потомъ снова въ погребокъ, чтобъ снова толковать о долларахъ, а потомъ, вѣроятно, каждый уходилъ храпѣть въ нѣдрахъ своего семейства.
Когда всѣ эти господа вышли, Мартинъ предался грустному раздумью о долларахъ, демагогахъ, хлопотунахъ, погребкахъ и, наконецъ, о своемъ собственномъ положеніи. Онъ усѣлся за опустѣлымъ столомъ и по временамъ тяжко вздыхалъ.
Надобно замѣтить, что между прочими съ нимъ обѣдалъ человѣкъ среднихъ лѣтъ съ черными глазами и загорѣлою отъ солнца физіономіей, которая обратила на себя вниманіе Мартина своимъ открытымъ и привлекательнымъ выраженіемъ; онъ не могъ узнать о немъ ничего отъ своихъ застольныхъ сосѣдей, которые, повидимому, считали незнакомца гораздо ниже своего вниманія. Онъ не принималъ никакого участія въ разговорахъ около камина и не ушелъ вмѣстѣ съ прочими въ погребокъ. Теперь, слыша, что Мартинъ вздохнулъ въ третій или четвертый разъ, онъ сдѣлалъ какое-то случайное замѣчаніе съ очевиднымъ желаніемъ вступить съ чужеземцемъ въ разговоръ, не навязывая ему своего знакомства нахальнымъ образомъ. Мартинъ былъ ему благодаренъ за такую деликатность и отвѣчалъ на слова его.
-- Не стану васъ спрашивать,-- сказалъ этотъ джентльменъ съ улыбкою:-- какъ вамъ нравится мое отечество, потому что предвижу заранѣе отвѣтъ вашъ. Но какъ Американецъ и, слѣдственно, какъ человѣкъ, который долженъ начать свою рѣчь вопросомъ, а спрошу васъ, какъ вамъ нравится полковникъ?
-- Вы такъ откровенны, что я скажу, не задумавшись: онъ мнѣ вовсе не нравится; хотя не скрою отъ васъ, что считаю себя обязаннымъ ему нѣкоторымъ образомъ, потому что онъ привелъ меня сюда и доставилъ мнѣ столъ и помѣщеніе на недорогихъ условіяхъ,-- прибавилъ Мартинъ, вспомнивъ, что, уходя, полковникъ шепнулъ ему объ этихъ вещахъ.
-- Не очень обязаны,-- возразилъ незнакомецъ сухо.-- Полковникъ имѣетъ привычку посѣщать пакетботы, чтобъ набирать матеріалы для своего журнала и приводить сюда иностранцевъ, имѣя въ виду нѣкоторые проценты, которые хозяйка сбавляетъ съ его еженедѣльныхъ счетовъ. Надѣюсь, что я васъ не оскорбляю?-- присовокупилъ онъ, видя, что Мартинъ покраснѣлъ.
-- Помилуйте, почтенный сэръ,-- возразилъ Мартинъ, пожимая протянутую ему незнакомцемъ руку:-- нисколько! Сказать вамъ правду... я...
-- Ну-съ?..-- отвѣчалъ джентльменъ, садясь подлѣ него.
-- Если говорить откровенно, я не постигаю, какъ этого полковника никто еще не поколотилъ.
-- Э, его ужъ колотили раза два, Вы, можетъ быть, не знаете, что нашъ Франклинъ, еще за десять лѣтъ до нынѣшняго столѣтія напечаталъ въ весьма строгихъ выраженіяхъ, что тѣ, которыхъ оклевещутъ люди, подобные этому полковнику, могутъ по всѣмъ правамъ отплатить за себя доброю дубиной, потому что законы не могутъ имъ помочь?
-- А этого не слыхалъ, но думаю, что такія мысли не уронили его памяти, тѣмъ болѣе...
-- Продолжайте,-- сказалъ, улыбаясь, его собесѣдникъ, какъ будто зная, что именно засѣло у Мартина въ горлѣ.
-- Особенно потому,-- продолжалъ Мартинъ:-- что, судя по всему, слышанному мною, нужно много смѣлости, чтобъ здѣсь писать о какомъ-нибудь вопросѣ, который не зависѣлъ бы отъ мнѣнія партій.
-- Вы правы,-- даже такъ правы, что, по моему, ни одинъ сатирикъ не могъ бы дышать здѣшнимъ воздухомъ. Еслибъ здѣсь завтра появился новый Ювеналъ или Свифтъ, его тотчасъ же закидали бы каменьями. Къ несчастью, у насъ много такихъ людей, какъ этотъ полковникъ Дайверъ. Они часто берутъ верхъ и часто бываютъ даже нашими представителями въ глазахъ иностранцевъ. По хотите ли прогуляться?
-- Очень охотно.
И они вышли рука объ руку на улицу.