Мистеръ Пексниффъ ѣхалъ въ наемномъ каорюлетъ, потому что Джонсъ Чодзльвитъ сказалъ: "не жалѣйте издержекъ". Человѣчество вообще одарено злыми языками, а Джонсъ не хотѣлъ допустить противъ себя ни малѣйшаго дурного слова. Онъ рѣшилъ, чтобъ никто не смѣлъ обвинять его въ скупости, когда дѣло шло о похоронахъ его отца.
Мистеръ Пексниффъ посѣтилъ уже гробовщика и ѣхалъ къ одной почтенной женщинѣ, исполнявшей разныя обязанности при похоронахъ и бывшей притомъ еще повивальной бабкой. Это была мистриссъ Гемпъ, жившая въ домѣ продавца пѣвчихъ птицъ, прямо надъ его лавкой. Къ ней не имѣли обычая стучаться, потому что такія попытки бывали всегда безполезны; а чаще всего, чтобъ привлечь ея вниманіе, нуждающіеся бросали ей по ночамъ въ окна камня, палки, осколки и черепки.
Въ настоящемъ случаѣ мистриссъ Гемпъ не спала цѣлую ночь, потому что ея совѣта и содѣйствія требовала какая то родильница; наконецъ, кончивъ свое дѣло, она возвратилась домой очень поздно и залегла спать. Окна ея были плотно занавѣшены, и мистеръ Пексниффъ, выйдя изъ кабріолета, не зналъ, какъ къ ной приступиться. Еслибъ птичникъ былъ дома, то еще можно бы было какъ-нибудь добраться до мистриссъ Гемпъ; но онъ куда то вышелъ, ставни его были закрыты и дверь заперта. Мистеръ Пексниффъ дернулъ за звонокъ изо всей силы; дребезжащій голосъ разбитаго колокольчика- отвѣчалъ слабымъ звукомъ, но никто не являлся. Птичникъ былъ также и цирюльникомъ и парикмахеромъ, что объявляла всѣмъ и каждому щегольская вывѣска; но все таки его не было дома, и обстоятельство это нисколько не помогало Пексниффу. Потомъ, въ невинности сердечной, почтенный джентльменъ постучалъ въ двери, придѣланною къ нимъ скобкою. Въ то же мгновеніе, во всѣхъ сосѣднихъ окнахъ показались женскія головы, которыя кричали ему въ голосъ: "Стучите въ окна, стучите въ окна! Иначе вы даромъ потеряете время!"
Воспользовавшись такимъ совѣтомъ, мистеръ Пексниффъ попросилъ у своего кучера бичъ и вскорѣ пробудилъ мистриссъ Гемпъ отъ пріятнаго сна.
Одна изъ стоявшихъ на улицѣ замужнихъ женщинъ замѣтила другой:-- онъ блѣденъ, какъ лепешка.
-- Да такъ и должно быть, если въ немъ только есть душа!-- отвѣчала другая.
Третья, со сложенными руками, сказала, что лучше бы ему было придти за мистриссъ Гемпъ въ другой разъ, да видно ужь такая ея участь.
Мистеръ Пексниффъ понялъ съ неудовольствіемъ, что сосѣди мистриссъ Гемпъ воображаютъ себѣ, что онъ пришелъ по дѣлу, катающемуся не окончанія жизни, а, напротивъ, начала ея. Да и сама мистриссъ Гемпъ была въ такомъ заблужденіи, потому что кричала изъ за занавѣсокъ, одѣваясь поспѣшно:
-- Что, отъ мистриссъ Перкинсъ? Иду!
-- Нѣтъ,-- рѣзко отвѣчалъ Пексниффъ:-- дѣло другого рода!
-- Кто же? Мистеръ Вильксъ?-- кричала мистриссъ Гэхнъ.
-- И не онъ, я его не знаю,-- отвѣчалъ Пексниффъ,-- Одинъ джентльменъ умеръ, и васъ рекомендовалъ мистеръ Моульдъ.
Мистриссъ Гемпъ выглянула изъ окна съ траурною физіономіею и сказала, что сейчасъ сойдетъ внизъ. Но слова Пексниффа вооружили противъ него всѣхъ: женщины, особенно стоившая со сложенными руками, принялись осыпать его бранью; мальчишки теребили его со всѣхъ сторонъ за платье, такъ что онъ былъ радешенекъ появленію мистриссъ Гемпъ на улицѣ. Она сошла съ лѣстницы въ калошахъ съ деревянными подошвами, съ огромнымъ узломъ и весьма полинялымъ зонтикомъ. Впопыхахъ, она приняла было кабріолетъ за дилижансъ и требовала, чгобъ узелъ ея положили наверхъ; потомъ, усѣвшись съ большими затрудненіями, она безпрестанно вертѣлась, поправлялась и давила мистеру Пексниффу мозоли своими калошами; она успокоилась не прежде, какъ пріѣхалъ къ дому плача, гдѣ она собралась съ духомъ и сказала:
-- Такъ бѣдный джентльменъ умеръ, сударь? Ахъ, какъ жаль! Что жъ дѣлать! Мы всѣ должны ожидать того же! Ахъ, бѣдняжка!
Мистриссъ Гемпъ была малорослая, толстая, пожилая женщина, съ коротенькой шеей, хриплымъ голосомъ и влажными глазами, которые она какъ то особенно искусно закатывала подъ лобъ, такъ что видны были одни бѣлки. Она всегда одѣвалась въ старое черное платье, уже значительно порыжѣвшее; шаль и шляпка соотвѣтствовали остальному костюму. Она дѣлала это съ разсчетомъ: во-первыхъ, не желая щегольствомъ показать неуваженіе къ покойнику; а во-вторыхъ, съ намѣреніемъ намекнуть ближайшимъ его родственникамъ или наслѣдникамъ о томъ, что ей бы не мешало подарить новое одѣяніе. Успѣхъ такихъ дипломатическихъ маневровъ былъ очевидный, потому что платья, шали и шляпки мистриссъ Гемпъ красовались на гвоздяхъ по крайней мѣрѣ дюжины лавокъ ветошниковъ Гай-Гольборна. Лицо ея -- и больше, всего носъ -- были красны и опухли; очень трудно было пользоваться ея обществомъ, не чувствуя присутствія спиртуозныхъ напитковъ. Подобно всѣмъ людямъ, достигшимъ въ своемъ ремеслѣ значительной степени совершенства, мистриссъ Гемпъ съ равнымъ усердіемъ встрѣчала смертныхъ при началѣ ихъ поприща и провожала при концѣ его.
-- Ахъ!-- повторила мистриссъ Гемпъ:-- когда моего бѣднаго Гемпа потребовали на послѣднюю квартиру, и я видѣла его въ госпиталѣ съ мѣдными монетами въ глазахъ, я думала, что упаду въ обморокъ! Но я выдержала...
Если вѣрить слухамъ, то мистриссъ Гемпъ выдержала это испытаніе съ такою твердостью, что бренные остатки мистера Гемпа достались въ пользу науки. Но это случилось двадцать лѣтъ назадъ, и супруги давно уже разлучились по причинѣ несходства понятій насчетъ нѣкоторыхъ напитковъ.
-- И съ тѣхъ поръ вы, я думаю, сдѣлались ко всему равнодушны?-- сказалъ мистеръ Пексниффъ.-- Привычка вторая натура, мистриссъ Гемпъ.
-- Вы можете это говорить, сударь; однако, все начинается съ того, что бываетъ очень тяжело, да тѣмъ и оканчивается. Еслибъ я не поддерживала себя по временамъ капелькой чего нибудь -- а я могу только отвѣдывать -- такъ ужъ знаю, что никакъ бы не могла пройти и половину того, что я прошла.
Въ такихъ и подобныхъ тому разговорахъ они пріѣхали къ дому, гдѣ встрѣтили мистера Моульда, гробовщика и похороннаго подрядчика. Это былъ маленькій пожилой джентльменъ, плѣшивый и весь въ черномъ. Въ рукахъ его была записная книжка, изъ подъ жилета красовалась массивная золотая цѣпочка отъ часовъ, а лицо съ трудомъ выражало печаль сквозь разлитое по всей физіономіи самодовольствіе. Онъ походилъ на человѣка, который, вкушая самыя изысканныя вина, старается увѣрить всѣхъ, что онъ принимаетъ лекарство.
-- Ну что, мистриссъ Гемпъ, какъ вы поживаете?-- сказалъ этотъ джентльменъ самымъ сладкимъ голосомъ.
-- Очень хорошо, сударь, благодарю васъ,-- отвѣчала она, присѣдая.
-- Вы приложите особенное стараніе, мистриссъ Гемпъ, чтобъ все было сдѣлано какъ можно лучше.
-- Непремѣнно, сударь; вѣдь вы меня давно знаете,-- и она снова присѣла.
-- Надѣюсь, что вы постараетесь. Какой трогательный случай, сударь!-- продолжалъ мистеръ Моульдъ, обратясь къ Пексниффу.
-- Да, мистеръ Моульдъ!
-- Я, сударь, никогда не видалъ такой сыновней горести. Положительно скажу, что "нѣтъ" никакого ограниченія касательно издержекъ -- никакого! Мнѣ, сударь, заказано поставить всѣхъ моихъ "нѣмыхъ"; а нѣмые нынче дороги, не считая того, что они выпьютъ. Мнѣ велѣно достать серебряныя ручки, украшенныя головками ангеловъ, и не жалѣть страусовыхъ перьевъ: однимъ словомъ, все заказано на самую пышную ногу.
-- Мой другъ, мистеръ Джонсъ, прекраснѣйшій человѣкъ!
-- Я много видалъ сыновнихъ чувствъ, мистеръ Пексниффъ, а также и не сыновнихъ. Такова уже наша участь! Но не видалъ ничего, что до такой степени приносило бы честь человѣческой натурѣ.
-- Пріятно слушать такія мнѣнія, мистеръ Моульдъ.
-- А что за человѣкъ былъ мистеръ Чодзльвитъ! Что ваши лорды мэры и шерифы! Да, мы его знали; насъ трудно обмануть!-- Добраго утра, мистеръ Пексниффъ.
Мистриссъ Гемпъ и мистеръ Пексниффъ поднялись по лѣстницѣ. Первая отправилась въ комнату, гдѣ лежалъ покойникъ, отъ котораго не отходилъ Чоффи, самъ едва дышавшій, а Пексниффъ пошелъ къ Джонсу.
Онъ нашелъ образецъ скорбящихъ сыновей за письменнымъ столомъ, за какою-то бумагой, на которой онъ въ раздумьи чертилъ разныя фигуры. Кресла, шляпа и трость стараго Энтони были убраны съ глазъ; желтыя занавѣски опущены, и самъ Джонсъ казался до такой степени унылымъ, что едва могъ говорить или двигаться.
-- Пексниффъ,-- сказалъ онъ шепотомъ:-- вы будете распоряжаться всѣмъ, а послѣ разскажите всякому, кто объ этомъ заговоритъ, что все было сдѣлано какъ слѣдуетъ. Вы не имѣете въ виду никого пригласить на похороны?
-- Нѣтъ, мистеръ Джонсъ.
-- А если есть, то пригласите. У насъ нѣтъ тутъ ничего секретнаго.
-- Дѣйствительно, мистеръ Джонсъ, я думаю, что некого пригласить.
-- Хорошо; такъ вы, я Чоффи и докторъ -- ровно для одной кареты. Намъ нужно взять съ собою доктора, Пексниффъ, потому что онъ зналъ, въ чемъ съ нимъ было дѣло и что нечѣмъ было помочь.
-- А гдѣ нашъ любезный другъ, мистеръ Чоффи?-- спросилъ Пексниффъ глубоко растроганнымъ голосомъ.
Но тутъ его прервала мистриссъ Гемпъ, вбѣжавшая въ сердцахъ безъ шляпки и шали, и рѣзко требовавшая нѣкотораго совѣщанія съ Пексниффомъ, котораго вызывала за двери.
-- Вы можете говорить и здѣсь, мистриссъ Гемпъ,-- сказалъ онъ ей печальнымъ голосомъ.
-- Мнѣ нечего говорить при тѣхъ, которые плачутъ о покойникѣ, сударь. Меня рекомендовалъ мистеръ Моульдь; а мистеръ Моульдъ имѣлъ дѣла съ самыми высокими лицами въ цѣлой Англіи, сударь. Если же меня рекомендуетъ такой человѣкъ, я не потерплю, чтобъ за мною подсматривали шпіоны; нѣтъ, джентльмены!
Прежде, чѣмъ ей успѣли отвѣчать, она продолжала, разгораясь болѣе и болѣе:
-- Охъ, джентльмены! Какъ тяжело оставаться вдовою, когда надобно трудиться, чтобъ не умереть съ голода! Но во всякомъ ремеслѣ есть свои правила, которыхъ не должно нарушать. Есть люди, которые родились такъ, что за ними можно шпіонить, а за другими нельзя!
-- Если я понялъ ея слова,-- сказалъ Пексниффъ Джонсу:-- ей мѣшаетъ мистеръ Чоффи. Позвать его сюда?
-- Позовите. Я хотѣлъ сказать вамъ, что онъ тамъ, когда она вошла. Я бы и самъ за нимъ сходилъ, но лучше вамъ сходить, если это для васъ ничею не значитъ.
Мистеръ Пексниффъ поспѣшно отправился, провожаемый мистриссъ Гемпъ, которая значительно успокоилась, замѣтивъ, что онъ взялъ съ собою бутылку чего то и стаканъ.
-- Я увѣрена, бѣдный старичокъ сидитъ тамъ, потому что это ему пріятно; но я не буду обращать на него вниманія все равно, какъ еслибъ онъ былъ мухой. Но видите: многіе не привыкли смотрѣть на подобныя вещи, и ихъ лучше и не показывать. А если и ругнешь ихъ какъ нибудь, такъ для ихъ же добра.
Какими бы эпитетами ни осыпала мистриссъ Гемпъ бѣднаго старика Чоффи, они его не пробуждали. Онъ сидѣлъ подлѣ кровати съ поникнутою головою, въ тѣхъ же самыхъ креслахъ, которыя занималъ во всю предыдущую ночь, и со сложенными руками. Онъ не поднялъ головы и не показалъ ни малѣйшаго признака жизни, до тѣхъ поръ, пока Пексниффъ не взялъ его за руку.
-- Семьдесятъ,-- сказалъ Чоффи.-- Многіе живутъ до восьмидесяти -- четырежды нуль -- нуль, четырежды два -- восемь = восемьдесятъ. О! Зачѣмъ, зачѣмъ, зачѣмъ не дожилъ онъ до -- четырежды нуль -- нуль, до четырежды два -- восемъ = восемьдесятъ, до восьмидесяти?
-- Ахъ, какая горесть!-- воскликнула мистриссъ Гемпъ, овладѣвая бутылкою и стаканомъ.
-- Зачѣмъ онъ умеръ прежде своего стараго, дряхлаго приказчика!-- сказалъ Чоффи, горестно поднявъ голову.-- Возьмите вы его отъ меня, и что мнѣ тогда останется?
-- Мистеръ Джонсъ вамъ остается, почтенный другъ мой,-- возразилъ Пексниффъ.
-- Я любилъ его!-- кричалъ со слезами старикъ.-- Онъ былъ со мною ласковъ. Мы вмѣстѣ учились ариѳметикѣ...
-- Пойдемте со мною, мистеръ Чоффи, соберитесь съ духомъ.
-- Да, да, нужно.-- О, Чодзльвитъ и сынъ -- вашъ родной сынь, мистеръ Чодзльвитъ, вашъ родной сынъ, сударь!
Бѣдный Чоффи послѣдовалъ за Пексниффомъ, взявшимъ его подъ руку; онъ былъ въ обыкновенномъ своемъ безчувственномъ состояніи и позволялъ дѣлать съ собою все, что угодно. Мистриссъ Гемпъ, съ бутылкою на одномъ колѣнѣ и стаканомъ на другомъ, сидѣла на стулѣ и долго покачивала головою; наконецъ, она налила себѣ пріемъ крѣпительнаго и послѣ нѣкотораго раздумья поднесла его къ своимъ губамъ. Потомъ она налила себѣ другой пріемъ, потомъ третій -- глаза ея, вѣроятно отъ грустныхъ размышленій о жизни и смерти, закатились такъ, что зрачковъ вовсе не было видно. Но она все продолжала покачивать головою.
Бѣднаго Чоффи усадили въ уголокъ, въ которомъ онъ всегда сиживалъ; тамъ онъ оставался, не двигаясь и не говоря ни слова. По временамъ только онъ вставалъ, дѣлалъ нѣсколько шаговъ по комнатѣ, ломалъ себѣ руки въ нѣмой горести, или вдругъ, неожиданно, испускалъ какіе то странные крики. Цѣлую недѣлю всѣ трое не выходили изъ дома. Мистеръ Пексниффъ хотѣлъ было отлучиться вечеромъ, но Джонсъ такъ настоятельно требовалъ безпрестаннаго его присутствія, что онъ рѣшился остаться.
Джонсъ былъ совершенно подавленъ уныніемъ. Въ продолженіе всѣхъ семи дней, онъ мучился страшнымъ чувствомъ пребыванія его въ домѣ. Шевельнется ли дверь, онъ вздрагивалъ и быстро оборачивался туда съ блѣднымъ лицомъ и испуганными взорами, какъ будто воображая, что рука призрака повернула ея ручку; трещалъ ли огонь, разгораясь въ каминѣ, онъ глядѣлъ черезъ плечо, какъ будто боясь увидѣть какую нибудь страшную фигуру, которая махала на уголья своимъ саваномъ. Малѣйшій шумъ тревожилъ его; разъ ночью, услыша надъ головою шаги, онъ громко закричалъ, что мертвецъ поднялся и прохаживается въ своемъ гробу.
Джонсъ провалялся всю ночь на тюфякѣ, постланномъ на полу гостиной, потому что остальныя комнаты были отданы мистеру Пексниффу и мистриссъ Гемпъ. Вой собаки передъ окнами исполнилъ его ужасомъ, котораго онъ не могъ скрыть. Часто, среди глубокой ночи, онъ вскакивалъ, подходилъ къ окну и жадно смотрѣлъ, не начинаетъ ли свѣтать; всѣ распоряженія, даже насчетъ дневной пищи, были предоставлены Пексниффу. Этотъ почтенный джентльменъ, думая, что скорбящій сынъ требуетъ утѣшенія и что хорошая пища окажетъ ему неоспоримыя облегченія, воспользовался обстоятельствами и заказывалъ всякій разъ самыя вкусныя кушанья, за которыми всегда слѣдовалъ горячій пуншъ, неминуемо возбуждавшій краснорѣчіе мистера Пексниффа, разливавшееся потоками такихъ религіозныхъ и нравственныхъ разсужденій, которые обратили бы на путь истинный самыхъ закоренѣлыхъ язычниковъ.
Въ этотъ горестный промежутокъ времени, не одинъ мистеръ Пексниффъ позволялъ себѣ утѣшенія животной природы человѣка: мистриссъ Гемпъ оказывала такую же разборчивость въ пищѣ и отвергала съ презрѣніемъ рубленую баранину; пунктуальность и осмотрительность ея обнаруживались особенно въ благоразумномъ распредѣленіи напитковъ: къ завтраку, ей непремѣнно требовалась добрая бутылка портера, къ обѣду также; потомъ, для связи обѣда съ чаемъ, полбутылки портера, а къ ужину непремѣнно бутылка крѣпкаго, настоящаго брайтонскаго р аскачивающаго эля, не считая случайныхъ обращеній къ бутылкѣ, поставленной на каминъ. Помощники мистера Моульда считали также неизбѣжнымъ топить въ винѣ свою горесть и никогда не принимались за дѣло, не приготовившись къ нему напередъ добрыми пріемами подкрѣпительнаго. Короче, вся эта странная недѣля прошла въ домѣ покойника среди омерзительныхъ пированій и наслажденій, въ которыхъ не принималъ участія только бѣдный старикъ Чоффи.
Наконецъ, насталъ день похоронъ. Мистеръ Моульдъ, держа въ рукѣ рюмку благороднаго портвейна, бесѣдовалъ съ мистриссъ Гемпъ въ конторкѣ со стеклянною дверью: двое нѣмыхъ стояли съ самыми траурными физіономіями у дверей; весь причтъ мистера Моульда былъ занятъ дѣломъ въ домѣ или на улицѣ; перья, шелкъ и ленты развѣвались въ воздухѣ, кони фыркали; словомъ, все что за деньги можно было сдѣлать, какъ мистеръ Моульдъ выражался съ большимъ чувствомъ,-- было сдѣлано.
-- А что же можетъ сдѣлать больше, нежели деньги, мистриссъ Гемпъ?-- воскликнулъ похоронный поставщикъ, прихлебывая вино
-- Ничто въ свѣтѣ, сударь,-- отвѣчала она.
-- Ничто въ свѣтѣ. Вы правы, мистриссъ Гемпъ. Но почему бы, напримѣръ, завелось у людей обыкновеніе тратить больше денегъ при смерти, нежели при рожденіи людей? Какъ вы это рѣшите?
-- Можетъ быть, потому, что счеты похороннаго подрядчика длиннѣе счетовъ повивальной бабки,-- отвѣчала мистриссъ Гемпъ, укладывая свое вновь пріобрѣтенное черное шелковое платье.
-- Ха, ха! Вы сегодня утромъ завтракали на чей то счетъ, мистриссъ Гемпъ, а? Но замѣтивъ въ бритвенное зеркальце, что и его физіономія смотритъ слишкомъ весело, мистеръ Моульдъ поспѣшилъ придать ей прискорбное выраженіе.
-- Благодаря вашей рекомендаціи, сударь, я рѣдко завтракаю на свой счетъ; надѣюсь, что вы и впередъ меня не забудете!
-- Конечно, если Провидѣнію будетъ угодно. А вотъ, какъ я вамъ рѣшу мой вопросъ: на похороны потому больше тратятъ, что, заплативъ деньги лучшему поставщику, сердце скорбящихъ утѣшается, когда похороны дѣлаются въ наилучшемъ видѣ. Вотъ, посмотрите на сегодняшняго джентльмена, мистриссъ Гемпъ, взгляните только на него.
-- Прещедрый джентльменъ!
-- Не въ томъ дѣло, вовсе не щедрый; но джентльменъ огорченный и скорбящій, который деньгами показываетъ свою любовь и почтительность къ покойному родителю. Деньги доставляютъ ему по четыре лошади къ каждому экипажу; бархатныя драпировки; выкрашенныя чернымъ страусовыя перья; у похоронной процессіи черныя мантіи и ботфорты; покойникъ ляжетъ въ отличную могилу и даже могъ бы лежать въ Вестминстерскомъ Аббатствѣ, еслибъ только захотѣлъ его наслѣдникъ. Да, мистриссъ Гемпъ, вотъ какія вещи можно достать за деньги!
-- Но какое счастіе, что есть такіе люди, какъ вы, которые продаютъ все это, или отпускаютъ на прокатъ!
-- Разумѣется, мистриссъ Гемпъ, разумѣется!
Тутъ разговоръ ихъ былъ прерванъ входомъ главнаго нѣмого -- человѣка увѣсистаго, съ носомъ, который аллегорически называютъ бутылочнымъ. Человѣкъ этотъ былъ нѣкогда нѣжнымъ растеніемъ, но расползся въ жирной атмосферѣ похоронъ.
-- Что, Текеръ,-- сказалъ мистеръ Моульдъ:-- все ли готово внизу?
-- Прекрасный видъ, сударь! Лошади такъ и рисуются, какъ будто каждая знаетъ, сколько стоятъ перья, которыя у ней на головѣ. Съ этими словами, мистеръ Теккеръ принялся перебирать похоронныя мантіи.
-- А тутъ ли Томъ съ виномъ и сухариками?
-- Какъ же, мистеръ Моульдъ.
-- Въ такомъ случаѣ,-- сказалъ Моульдъ, взглянувъ на часы и удостовѣрившись въ зеркалѣ насчетъ приличнаго выраженія своей физіономіи:-- мы можемъ приступить къ дѣлу. Дай мнѣ свертокъ съ перчатками, Теккеръ. О, Теккеръ! Что за человѣкъ былъ покойникъ!
Обязанность мистера Моульда и политика его требовали, чтобъ онъ казался незнакомымъ съ докторомъ, хотя они и были близкіе сосѣди и часто трудились вмѣстѣ. А потому онъ подошелъ къ доктору съ черными лайковыми перчатками, показывая видъ, что никогда въ жизни не видалъ его; а докторъ съ своей стороны смотрѣлъ такъ, какъ будто похоронные поставщики извѣстны ему только по книгамъ.
-- Что, перчатки?-- сказалъ докторъ.-- Мистеръ Пексниффъ, послѣ васъ.
-- Я не могъ и думать о нихъ,-- возразилъ мистеръ Пексниффъ.
-- Вы очень добры, сударь,-- сказалъ докторъ, взявъ себѣ пару.-- Такъ вотъ, сударь, меня подняли въ половинѣ второго.-- Сухарики и вино, а? Который портвейнъ? Благодарствуйте.
Мистеръ Пексниффъ также выкушалъ вина.
-- Да, такъ въ половинѣ второго. Какъ только зазвонили въ колокольчикъ, я и выглянулъ въ окно... Мантія, а? Не завязывайте слишкомъ туго. Хорошо.
Когда мистеръ Пексниффъ облекся въ такую же мантію, докторъ продолжалъ снова:
-- Такъ я выглянулъ, сударь, какъ я уже говорилъ...
-- Мы уже совершенно готовы,-- прервалъ Моульдъ вполголоса.
-- Готовы, а? Хорошо. Мистеръ Пексниффъ, я вамъ доскажу этотъ любопытный случай въ каретѣ. Готовы, а? Нѣтъ дождя, надѣюсь?
-- Прекрасная погода, сударь,-- возразилъ мистеръ Моульдъ.
-- Я боюсь сырости; мой барометръ упалъ,-- сказалъ докторъ.-- Значитъ, мы можемъ поздравить себя. Но, увидя въ это время Джонса и Чоффи, достойный врачъ закрылъ себѣ лицо носовымъ платкомъ, какъ будто въ припадкѣ сильной горести, и послѣдовалъ на улицу за всѣми.
Всѣ принадлежности похоронъ были дѣйствительно великолѣпны. Четыре лошади, запряженныя въ дроги, какъ будто торжествовали при мысли, что умеръ человѣкъ: "они ѣздятъ на насъ, обижаютъ хлыстами и шпорами, увѣчатъ для своей потѣхи -- но они умираютъ, ура! Они умираютъ!"
Погребальная процессія потянулась по узкимъ и извилистымъ улицамъ Сити; мистеръ Джонсъ выглядывалъ украдкою изъ кареты, чтобъ удостовѣриться въ эффектѣ, производимомъ на толпу такою пышностью; мистеръ Моульдъ шелъ пѣшкомъ съ гордою скромностью; докторъ разсказывалъ мистеру Пексниффу вполголоса свою повѣсть, а бѣдный Чоффи всхлипывалъ въ углу кареты. Но дряхлый старикъ еще съ самаго начала возбудилъ негодованіе мистера Моульда тѣмъ, что оставилъ носовой платокъ въ шляпѣ и отиралъ слезы кулакомъ. Мистеръ Моульдъ говорилъ, что онъ ведетъ себя неприлично и не долженъ бы былъ присутствовать при такихъ важныхъ похоронахъ. Такимъ образомъ, они въѣхали въ ворота кладбища.
-- Я любилъ его,-- кричалъ старикъ, когда все было кончено, упадая на могилу.-- Онъ всегда былъ хорошъ со мною. О, мой старый другъ и хозяинъ!
-- Перестаньте, перестаньте, мистеръ Чоффи!-- сказалъ докторъ:-- это нехорошо; здѣсь сыро и почва глинистая.
-- Мистеръ Чоффи не могъ бы вести себя хуже сегодняшняго на самыхъ простыхъ похоронахъ,-- сказалъ мистеръ Моульдъ, поднимая его.
-- Будьте мужчиной, мистеръ Чоффи!-- сказалъ Пексниффъ.
-- Будьте джентльменомъ, мистеръ Чоффи!-- говорилъ Моульдъ.
-- Клянусь честью, любезнѣйшій другъ мой,-- шепталъ ему докторъ:-- вѣдь это хуже, чѣмъ малодушіе, это эгоизмъ. Вы бы должны были брать примѣръ съ другихъ, мистеръ Чоффи. Вѣдь вы ему нисколько не родня, а у него остался сынъ.
-- Да, его сынъ, его единственный сынъ!-- кричалъ старикъ, всплеснувъ руками съ какимъ-то особеннымъ увлеченіемъ.-- Его родной, единственный сынъ!
-- У него голова не въ порядкѣ, знаете?-- сказалъ Джонсъ, поблѣднѣвъ.-- Его нечего слушать... Онъ болтаетъ вздоръ... Но не смотрите на него... Отецъ мой поручилъ его мнѣ; я объ немъ позабочусь.
Шопотъ восторга послышался между присутствующими, не исключая мистера Моульда и его причта, при такомь великодушіи Джонса. Но Чоффи не сказалъ больше ни слова и вползъ въ карету.
Сказано было, что Джонсъ поблѣднѣлъ, когда восклицаніе стараго Чоффи обратило на себя общее вниманіе; но безутѣшный сирота тотчасъ же оправился. Однако, наблюдательный глазъ мистера Пексниффа замѣтилъ въ немъ и другія перемѣны: онъ видѣлъ, какъ, по мѣрѣ удаленія отъ дома, Джонсъ болѣе и болѣе успокоивался, и какъ къ нему возвращалось его всегдашнее присутствіе духа, его прежніе взгляды, его прежняя любезность. Теперь, ѣдучи въ каретѣ домой, Пексниффъ не нашелъ на лицѣ его никакихъ слѣдовъ недавней душевной тревоги и безпокойства. Онъ вполнѣ почувствовалъ, что подлѣ него сидитъ настоящій Джонсъ Чодзльвитъ, нисколько не перемѣнившійся отъ смерти отца, а потому мистеръ Пексниффъ снова взялъ на себя роль учтиваго и ласковаго гостя.
Мистриссъ Гемпъ возвратилась домой и въ ту же ночь была приглашена присутствовать при рожденіи близнецовъ; мистеръ Моульдъ пообѣдалъ очень вкусно и провелъ вечеръ очень весело въ своемъ клубѣ; похоронныя принадлежности были убраны; лошади поставлены въ конюшни; докторъ отправился на свадебный обѣдъ, и отъ всей погребальной пышности остались только длинные счеты похороннаго поставщика.