Необитаемыя комнаты въ Темпѣ имѣли въ себѣ столько загадочнаго, что Томъ находилъ въ нихъ и въ своихъ новыхъ занятіяхъ какую то особенную прелесть. Каждое утро, запирая за собою дверь въ Ислингтонѣ, Томъ направлялся въ какую то непостижимо обаятельную атмосферу, которая сгущалась вокругъ него сильнѣе и сильнѣе, пока не наставало время возвратиться домой. Тогда она оставалась за нимъ какимъ то фантастическимъ, неподвижнымъ облакомъ.
Каждый день приходила ему въ голову одна и та же мысль: кто былъ таинственный обладатель библіотеки, которую онъ взялся привести въ порядокъ? Явится ли онъ наконецъ, и что онъ за человѣкъ? Воображеніе Тома не могло остановиться на мистерѣ Фипсѣ, и онъ охотно вѣрилъ словахъ его, когда тотъ говорилъ, что дѣйствуетъ по порученію другого. Какъ онъ ни ломалъ себѣ голову, какія бы догадки ни представлялись уму Джона Вестлока, но все таки ни тотъ, ни другой не выходили изъ прежней неизвѣстности.
Между тѣмъ, Томъ трудился прилежно: книги располагались по мѣстамъ, каталогъ составлялся, и такъ какъ Томъ позволялъ себѣ иногда прочитывать кое-что (что въ сущности было необходимо для успѣха его обязанности) и бралъ по временамъ книги домой, принося ихъ непремѣнно каждое утро назадъ, то жизнь его текла очень тихо, спокойно и совершенно по его вкусу. Несмотря, однако, на занимательность книгъ и новизну положенія Тома, вниманіе его не было такъ исключительно поглощено ими въ таинственныхъ комнатахъ Темпли, чтобъ его не развлекалъ малѣйшій шумъ шаговъ на дворѣ. Тогда сердце его начинало биться отъ любопытства, онъ прислушивался, думая: "вотъ онъ наконецъ! Теперь-то я его увижу!" -- Но ни чьи шаги не раздавались на его лѣстницѣ, и никто не являлся.
Мистеръ Фипсъ скорѣе запутывалъ, нежели объяснялъ загадочность его положенія. Когда Томъ пришелъ къ пому за жалованьемъ по истеченіи первой недѣли, онъ сказалъ:
-- Между прочимъ, мистеръ Пинчъ, вамъ нѣтъ надобности говорить объ этомъ!
Томъ вообразилъ, что мистеръ Фипсъ намѣренъ сообщить ему желанный секретъ и отвѣчалъ, что онъ совершенно съ нимъ согласенъ, и что онъ можетъ на него положиться. Но такъ какъ Фипсъ возразилъ на это: "Прекрасно, очень хорошо!" и ничего больше, Томъ вздумалъ навести его на положительный отвѣтъ:
-- Вы хотѣли сказать...
-- О, нѣтъ, ровно ничего.-- Видя, однако, что Томъ сконфузился, онъ прибавилъ:-- То-есть, что вамъ нѣтъ надобности говорить постороннимъ людямъ о мѣстѣ вашихъ занятій; вы сами увидите, что это будетъ лучше!
-- Я еще не имѣлъ удовольствія видѣть моего хозяина,-- замѣтилъ Томъ, опуская въ карманъ свое жалованье за недѣлю.
-- Не видали?-- возразилъ Фипсъ.-- Нѣтъ, кажется, не видали.
-- Я бы желалъ поблагодарить его и узнать, доволенъ ли онъ моими трудами.
-- Совершенно справедливо,-- проговорилъ мистеръ Фипсъ, зѣвая.-- Очень похвально. Это дѣлаетъ вамъ честь.
Томъ рѣшился напасть на него съ другой стороны.
-- Я скоро кончу съ книгами, сударь. Надѣюсь, что послѣ этого занятія мои не кончатся?
-- О, нѣтъ! Вамъ еще будетъ много дѣла, много дѣла! Идите осторожнѣе. Здѣсь темновато.
Вотъ все, что Томъ могъ узнать отъ мистера Фипса. Но теперь случилось другое обстоятельство, которое отвлекло умъ Пинча даже отъ этой таинственной задачи и направило его размышленіе въ другую сторону, еще чуднѣе первой.
Вотъ какъ это вышило. Томъ имѣлъ привычку вставать рано, и потому, не имѣя теперь органа для утренняго развлеченія, онъ отправлялся прогуливаться до того времени, въ которое должность призывала его въ Темпль. Весьма естественно, что его, какъ провинціала, интересовали больше прочихъ тѣ мѣста Лондона, въ которыхъ больше жизни, больше суеты, больше движенія; и потому онъ чаще всего странствовалъ по рынкамъ, площадяхъ, набережнымъ и особенно любилъ останавливаться на мостахъ и у пристаней пароходовъ. Руѳь часто сопровождала его въ этихъ прогулкахъ. Такимъ образомъ, послѣ завтрака, они выходили изъ дому часовъ около семи утра, когда хозяина ихъ уже не было дома, потому что онъ постоянно выходилъ очень рано, никто не зналъ куда,-- и потомъ, побродивши вмѣстѣ часа два. Томъ отправлялся въ Темпль, а Руѳь домой. Прогулки эти имѣли для обоихъ особенную прелесть, потому что все было для нихъ ново, все полно занимательности, все приводило въ удивленіе.
Однажды, остановившись противъ пристани, они заглядѣлись на одинь пароходъ, около котораго было больше суеты и возни, нежели около прочихъ. Другой маленькій пароходъ держался подлѣ его борта; пассажиры бѣгали въ хлопотахъ взадъ и впередъ; палуба была загромождена багажомъ, шкафуты завалены; растерявшіяся женщины, очевидно хотѣвшія ѣхать въ Гревзендъ, не слушали увѣреній, что пароходъ отправляется въ Антверпенъ, и упорно упрятывали въ разные уголки свои узлы и корзинки; словомъ, безпорядокъ и суматоха были невообразимые.
Томъ и Руѳь, которую онъ держалъ подъ руку, стояли у самой рѣшетки пристани и до того заинтересовались антверпенскимъ пароходомъ, что и не замѣтили за собой пожилой женщины, пришедшей съ огромнымъ зонтикомъ и не знавшей, что съ нимъ дѣлать. У зонтика была загнутая ручка. Томъ вскорѣ это почувствовалъ, потому что она захватила его сперва за горло, потомъ за ноги, потомъ пощупала его ребра. Онъ оглянулся и увидѣлъ разсерженную физіономію женщины, ксторая тянулась и поднималась на ципочки, чтобъ взглянуть на пароходы.
-- Гдѣ констэбли?-- кричала она гнѣвно.-- Еслибъ эти негодяи меньше салили свои бакенбарды, а больше заботились о своей обязанности, то добрымъ людямъ не приходилось бы сходить съ ума въ этой толкотнѣ!
Ее, дѣйствительно, затолкали порядочно, потому что ей хотѣлось пробиться впередъ, а она была женщина малорослая и жирная. Даже шляпка ея получила видъ треугольной шляпы.
Томъ, видя ее въ такомъ положеніи, вѣжливо спросилъ, на какой пароходъ она намѣрена попасть.
-- Развѣ нельзя глядѣть на пароходъ безъ того, чтобъ хотѣть попасть на него? Вѣдь вы же тутъ глазѣете!-- возразила она съ досадою.
-- Который же изъ нихъ желаете вы видѣть?-- сказалъ Томъ.-- Мы постараемся пропустить васъ впередъ. Только не будьте такъ сердиты.
Мистриссъ Гемпъ (это была она) нѣсколько поукротилась, и при помощи Тома кое какъ втѣснилась въ уголокъ между Руѳью и рѣшеткою пристани.
-- А который изъ этихъ движущихся уродовъ Энкворкъ?-- спросила мистриссъ Гемпъ, переводя духъ.
-- О какомъ пароходѣ вы спрашиваете?-- сказала Руѳь.
-- Объ экворкскомъ, моя миленькая; я не хочу васъ обманывать. Къ чему мнѣ!
-- Вотъ антверпенскій паровой пакетботъ, тамъ въ серединѣ,-- отвѣчала Руѳь.
-- Я бы желала, чтобъ онъ былъ въ брюхѣ Іоны!-- воскликнула мистриссъ Гемпъ, очевидно смѣшивая пророка съ проглотившимъ его китомъ. Потомъ она положила подбородокъ на желѣзныя перила рѣшетки и, пристально глядя за антверпенскій пароходъ, по временамъ охала и стонала. Добрая Руѳь спросила ее, не провожаетъ ли она кого нибудь изъ своихъ дѣтей или мужа?
-- О, нѣтъ, мой цыпленочекъ!-- отвѣчала мистриссъ Гемпъ. Потомъ, покачавъ головою, прибавила:-- Не желала бы я быть мужчиной съ такими мыслями въ головѣ, да не знаю, кто бъ и желалъ этого!
Томъ и сестра его взглянули другъ на друга. Наконецъ, послѣ краткой нерѣшимости, она спросила:
-- Что же васъ безпокоитъ?
-- Миленькая моя,-- возразила мистриссъ Гемпъ:-- вы еще не замужемъ?
Руѳь засмѣялась, покраснѣла и отвѣчала, что нѣтъ.
-- Ну, вотъ видите! А другихъ много замужемъ. Есть одна премиленькая и молоденькая, которая должна сегодня же утромъ уѣхать на этомъ проклятомъ уродѣ. И мистриссъ Гемпъ снова принялась охать, глядя со вниманіемъ на антверпенскій пароходъ. Но вдругъ она вздрогнула и закричала:
-- Вотъ она идетъ! Ахъ, бѣдняжка! Какъ будто овечка, которую тащатъ на бойню.
-- О которой дамѣ вы такъ тревожитесь?-- спросила Руѳь съ участіемъ.
-- Вотъ!-- стонала мистриссъ Гемпъ:-- Вотъ она идетъ! Она переходитъ по сходню! Ахъ, Боже мой!
-- Вы говорите о той, которая идетъ съ джентльменомъ, завернутымъ и закутаннымъ такъ, что не видать его лица?
-- Онъ долженъ скрывать свою рожу! Онъ долженъ стыдиться самого себя! Развѣ вы не видите, какъ онъ ее дернулъ за руку?
-- Ахъ, вижу, вижу!
-- Теперь онъ тащитъ ее въ каюту. Отчего не хочетъ онъ оставить ее на чистомъ воздухѣ? Я думаю, что въ немъ сидитъ самъ дьяволъ!
Сидѣлъ ли въ немъ дьяволъ или нѣтъ, но только закутанный джентльменъ скрылся въ каюту вслѣдъ за дамою, которую онъ насильно туда втолкнулъ.
Томъ не слыхалъ разговора между мистриссъ Гемпъ и Руѳью, потому что при самомъ началѣ его почувствовалъ, что кто то дернулъ его за рукавъ. Оглянувшись, онъ съ удивленіемъ увидѣлъ подлѣ себя хозяина своей ислингтонской квартиры, который казался имъ такимъ скрытнымъ и котораго имъ такъ рѣдко удавалось видѣть.
-- Извините мистеръ Пинчъ,-- сказалъ ему тотъ на ухо.-- Я уже слабъ и запыхался, да и глаза мои видятъ худо: вѣдь я по молодъ. Не видите ли вы тамъ на пароходѣ одного джентльмена въ широкомъ плащѣ, съ дамою подъ руку? Дама подъ вуалью и въ черной шали; видите?
-- Джентльмена въ широкомъ плащѣ,-- повторилъ Томъ:-- а даму въ черной шали? Постойте дайте посмотрѣть!
-- Да, да!-- вскричалъ тотъ съ сильнымъ нетерпѣніемъ: -- Джентльмена, закутаннаго съ головы до ногъ, какъ будто больной! Онъ, можетъ быть, закрываетъ теперь лицо рукою. Не тамъ! Нѣтъ, нѣтъ!-- прибавилъ онъ, слѣдуя за взорами Тома:-- по тому направленію въ другую сторону! И онъ поспѣшно указывалъ пальцемъ на то мѣсто, гдѣ въ это мгновеніе остановились занимавшія его особы.
-- Тутъ столько народа и такъ много движенія, что, право, трудно... нѣтъ, я дѣйствительно не вижу такого джентльмена. Вотъ дама въ красной шали!
-- Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ!-- кричалъ его хозяинъ:-- Не тамъ! Въ другую сторону! Посмотрите на сходный люкъ, лѣвѣе. Они должны быть около трапа... Видите вы ходъ въ каюту? Вотъ, уже звонятъ въ колоколъ! Видите вы трапъ?
-- Стойте, стойте!-- сказалъ Томъ.-- Вы правы. Вотъ они идутъ. Джентльменъ спускается внизъ, и плащъ тащится за нимъ но ступенькамъ?
-- Тотъ самый!-- отвѣчалъ хозяинъ, глядя не на пароходъ, а прямо въ глаза Тому.-- Сдѣлаете ли вы мнѣ, сударь, одолженіе,-- пребольшое одолженіе? Передайте ему это письмо! Онъ его ждетъ. Меня послали къ нему; но я старъ и слабъ, такъ что не успѣю сбѣгать на пароходъ и возвратиться. Простите ли вы мою смѣлость и будете ли такъ добры, что исполните мою просьбу?
Руки его дрожали, а лицо выражало крайнее волненіе и безпокойство. Томъ, который никогда не задумывался, если предстоялъ случай услужить кому нибудь, взялъ письмо, шепнулъ своей сестрѣ, что воротится немедленно, и побѣжалъ на пароходъ, сколько у него было силъ. Ему стояло большого труда попасть на пароходъ, потому что суматоха была страшная; одни валили туда, другіе оттуда; на пароходѣ звонили передъ отплытіемъ, продували машину; крикъ, шумъ, толкотня. Однако, Томъ попалъ на палубу и, не медля ни мгновенія, сбѣжалъ въ каюту, гдѣ нашелъ джентльмена въ широкомъ плащѣ, стоявшаго къ нему спиною въ отдаленномъ углу общей каюты. Услыша за собою шаги Тома, онъ вздрогнулъ и обернулся.
Каково было удивленіе Тома, когда онъ узналъ въ немъ мужа бѣдной Мерси, Джонса! Томъ разслышалъ едва внятный вопросъ его, какого чорта ему надобно?
-- Для меня собственно ничего,-- отвѣчалъ Томъ:-- но меня просили передать вамъ это письмо, хотя я и не зналъ, что оно предназначалось для васъ. Вотъ оно!
Джонсъ взялъ записку, открылъ ее, прочиталъ. Содержаніе ея было весьма краткое, можетъ быть, не больше одной строчки; но оно поразило его, какъ ударомъ молота. Онъ отшатнулся назадъ. Томъ изумился до того, что сталъ, какъ вкопанный. Въ это мгновеніе колоколъ пересталъ звонить, и кто то закричалъ сверху сиплымъ басомъ:-- Нѣтъ ли въ каютѣ кого, кому нужно ѣхать на берегъ!
-- Я, я ѣду!-- кричалъ Джонсъ.-- Минуту еще! Гдѣ эта женщина? Поди сюда! Мы не ѣдемъ!
Съ этими словами, онъ отворилъ дверь одной изъ боковыхъ каютъ и вытащилъ оттуда блѣдную и испуганную Мерси. Она не имѣла времени говорить, потому что мужъ бѣшено влекъ ее наверхъ.
-- Куда мы? Въ чемъ дѣло?
-- Мы возвращаемся въ Лондонъ.-- отвѣчалъ Джонсъ дико.-- Я перемѣнилъ намѣреніе. Я не могу ѣхать. Не спрашивай, не то я убью тебя и еще кого нибудь, Эй, подождите, постойте! Мы ѣдемъ на берегъ. Слышите? Мы на берегъ!
Потомъ, несмотря на свою безумную торопливость, онъ злобно взглянулъ на Тома и погрозилъ ему судорожно стиснутымъ кулакомъ; потомъ бѣшено потащилъ жену черезъ палубу на сходню и по ступенямъ пристани, съ жадностію разсматривая лица столпившихся на набережной зрителей; наконецъ, вдругъ обернулся къ Тому и сказалъ ему съ ужаснымъ ругательствомъ:
-- Гдѣ онъ?
Прежде, чѣмъ Томъ успѣлъ отвѣчать на этотъ непонятный вопросъ, какой то джентльменъ подошелъ къ Джонсу сзади и поздоровался съ нимъ, назвавъ его по имени. Онъ казался иностранцемъ, съ черными усами и бакенбардами, и обращался къ Джонсу съ вѣжливымъ спокойствіемъ, которое чуднымъ образомъ противорѣчило его бѣшенымъ и отчаяннымъ манерамъ.
-- Чодзльвитъ, мой любезнѣйшій!-- сказалъ этотъ джентльменъ, приподнявъ шляпу и кланяясь мистриссъ Чодзльвитъ.-- Двадцать тысячъ разъ прошу извинить меня. Очень сожалѣю, что помѣшалъ вашей маленькой семейной прогулкѣ, которая всегда бываетъ такъ пріятна и освѣжительна; но нашъ улей, нашъ улей, любезный другъ... Надѣюсь, вы меня представите!
-- Это мистеръ Монтегю,-- сказалъ Джонсъ, котораго слова эти, повидимому, задушали.
-- Самый несчастный и наиболѣе кающійся изъ смертныхъ, мистриссъ Чодзльвитъ! До крайности сожалѣю, что испортилъ вашу прогулку; но всему виноватъ этотъ пчелиный улей, какъ я уже сказалъ моему другу. Вы намѣревались прогуляться на материкъ, любезнѣйшій Чодзльвитъ?
Джонсъ упорно молчалъ.
-- Пусть я умру!-- вскричалъ Монтегю:-- а право, мнѣ жаль, клянусь честью, жаль! Но что же сдѣлать, когда въ нашемъ ульѣ предстоитъ возможность дѣлать медъ: вотъ одно мое извиненіе! Что это за чудная женщина, которая безпрестанно присѣдаетъ?-- сказалъ Монтегю, оглянувшись на м-съ Гемпъ.-- Я ея не знаю.
-- Вотъ эта милая парочка меня знаетъ, сударь!-- Дай Богъ имъ счастья! А какъ вы блѣдны, сударыня! Что это съ вами?
-- И ты тутъ?-- проворчалъ Джонсъ сердито; но, видя, что мистриссъ Гемпъ угрожаетъ взрывомъ, продолжалъ:-- Вотъ, посмотрите за нею, проводите ее домой, мнѣ некогда! Онъ не сказалъ ни слова больше, но взглянулъ на Монтегю, давая ему понять, что готовъ къ его услугамъ.
-- Мнѣ очень досадно, что я васъ увлекаю,-- сказалъ Монтегю.
Джонсъ бросилъ на него зловѣщій взглядъ, который долго не выходилъ изъ памяти Тома.
-- Клянись жизнью, досадно! Зачѣмъ вы меня къ этому принудили?
Съ тѣмъ же злобнымъ взглядомъ Джонсъ отвѣчалъ, послѣ краткаго молчанія:-- Вы же довели меня до этого!
Онъ проговорилъ это, какъ связанный по рукамъ и по ногамъ, который чувствуетъ себя въ полной власти другого, но въ которомъ сидитъ какой то злой, неугомонный демонъ. Даже походка его, когда они пошли вмѣстѣ, казалась походкою человѣка скованнаго; но стиснутые кулаки, судорожно нахмуренныя брови и сжатыя губы, показывали присутствіе того же демона.
Недалеко отъ пристани дожидался красивый кабріолетъ, въ который сѣли Монтегю и Джонсъ, и уѣхали.
Вся эта необыкновенная сцена прошла такъ быстро, что Томъ, хотя онъ и былъ тутъ однимъ изъ главныхъ дѣйствующихъ лицъ, готовъ былъ счесть ее сновидѣніемъ. Никто не обращалъ на него вниманія послѣ того, какъ онъ оставилъ пароходъ. Онъ стоялъ за Джономъ и такъ близко отъ него, что невольно слышалъ каждое слово; онъ не сходилъ съ мѣста, держа подъ руку свою сестру, въ надеждѣ воспользоваться удобнымъ случаемъ объяснить свое странное участіе въ этомъ странномъ происшествіи. Но Джонсъ смотрѣлъ въ землю; никто не думалъ о Томѣ, а потому, прежде, чѣмъ онъ успѣлъ рѣшиться на что нибудь, всѣ ушли.
Онъ глядѣлъ во всѣ стороны, надѣясь увидѣть своего хозяина; но его давно уже не было. Отыскивая его глазами, онъ замѣтилъ, что чья то рука зоветъ его изъ наемнаго экипажа; поспѣшивъ къ нему, онъ увидѣлъ Мерси. Она говорила ему торопливо, высунувшись за окошко экипажа, чтобъ не услыхала сосѣдка ея, мистриссъ Гемпъ.
-- Ради самаго неба, что это значитъ?-- сказала Мерси.-- Зачѣмъ онъ вчера ночью приказывалъ мнѣ готовиться къ долгому путешествію и зачѣмъ привели вы насъ назадъ, какъ преступниковъ? Милый мистеръ Пинчъ! Сжальтесь надъ нами! (Она въ отчаяніи всплеснула руками).-- Какова бы ни была эта ужасная тайна, сжальтесь! Богъ наградитъ васъ!
-- Если я что нибудь могу сдѣлать, положитесь на мое усердіе!-- возразилъ Томъ.
Она скрылась въ экипажѣ и махнула ему рукою. Выражалъ ли этотъ жестъ упрекъ, горькое признанье, мольбу, горесть или отчаяніе -- того онъ не могъ понять. Мерси уѣхала, а Томъ съ сестрою въ безмолвномъ изумленіи отправился прочь.
Назначилъ ли въ то утро мистеръ Педжетъ никогда неприходившему человѣку свиданіе на Лондонскомъ Мосту -- неизвѣстно; однако, онъ смотрѣлъ въ это время черезъ парапетъ на пароходную пристань, и вѣроятно, не для своей забавы -- онъ никогда не забавлялся. Значитъ, онъ былъ тамъ за дѣломъ.