Посмотримъ теперь, что происходило въ домѣ мистера Пексниффа съ тѣхъ поръ, какъ очаровательная Мерси вышла замужъ.
Начнемъ съ него самого. Отцы, во всѣхъ комедіяхъ, отдавъ дочерей своихъ избраннымъ ихъ сердца, поздравляютъ себя съ тѣмъ, что имъ больше не остается сдѣлать ничего, какъ только умереть немедленно. Но мистеръ Пексниффъ, отецъ болѣе мудраго и положительнаго разбора, устроивъ счастіе милой дочери доставленіемъ ей прекраснаго и кроткаго супруга, былъ совершенно различныхъ понятій. Онъ, повидимому, думалъ, что ему теперь только надобно начать жить, и что, лишившись одного утѣшенія, онъ долженъ окружить себя другими.
Но какъ ни велика была склонность почтеннаго архитектора къ невиннымъ наслажденіямъ, онъ постоянно находилъ себѣ помѣху. Милая Черри, уязвленная предпочтеніемъ, оказаннымъ ея сестрѣ, объявила упорную войну своему дорогому папа. Она явно возмутилась противъ него и неутомимо нападала на своего родителя съ безпримѣрнымъ ожесточеніемъ.
Отецъ и дочь сидѣли однажды за завтракомъ. Томъ Пинчъ удалился, и они остались вдвоемъ. Мистеръ Пексниффъ сначала нахмурился; но потомъ, разгладивъ чело, взглянулъ украдкою на свое дѣтище. Носъ ея былъ очень красенъ и обнаруживалъ враждебныя приготовленія.
-- Черри, дитя мое,-- воскликнулъ мистеръ Пексниффъ:-- что встало такое между нами? Что насъ разъединяетъ?
-- Вздоръ, па!-- отвѣчала очень просто покорная дочь.
-- Вздоръ!-- повторилъ отецъ трогательнымъ голосомъ.
-- О, теперь поздно говорить объ этихъ вещахъ... Я знаю имъ цѣну.
-- Это жестоко! Это очень жестоко! Она мое дитя... Я носилъ ее на рукахъ, когда на ней были еще шерстяныя туфельки много лѣтъ тому назадъ!
-- Вамъ нѣтъ нужды упрекать меня этимъ, на. Я еще не такимъ множествомъ лѣтъ старше моей сестры, а она замужемъ за вашимъ другомь...
-- О, человѣческая натура! Бѣдная человѣческая натура! Подумать, что отъ такой причины поселился раздоръ!
-- Отъ такой причины? Скажите настоящую причину, па, а не то я сама ее выскажу. Замѣтьте, я выскажу!
Мистеръ Пексниффъ вдругъ перемѣнилъ тонъ.
-- Ты выскажешь?-- вскричалъ онъ гнѣвно.-- Да. Ты уже сдѣлала это вчера и дѣлаешь всегда. Ты не знаешь приличій; ты на скрываешь своего нрава; ты сто разъ обнаруживала себя при мистерѣ Чодзльвитѣ.
-- Я! О, конечно! Я мало объ этомъ думаю.
-- Такъ и я также.
Дочь отвѣчала ему презрительнымъ смѣхомъ.
-- А если ужъ мы дошли до объясненія, Черити,-- сказалъ мистеръ Пексниффъ, грозно поднявъ голову:-- такъ скажу вамъ, миссъ, что я не позволю вамъ этихъ пустяковъ! Я не допущу, чтобъ вы такъ дѣйствовали.
-- А я буду такъ поступать,-- возразила Черити, рѣзко возвысивъ голосъ.-- Да, па, я буду дѣйствовать такъ, какъ мнѣ хочется, и не допущу, чтобъ меня угнетали. Со мною поступили постыднѣе, нежели съ кѣмъ нибудь! (Тутъ она начала всхлипывать). И, можетъ быть, я должна ожидать отъ васъ еще худшаго. Но мнѣ все равно... да!
Мистсръ Пексниффъ пришелъ въ такое отчаяніе отъ громкаго голоса своей дочери, что, оглянувшись вокругъ себя, схватилъ ее за плечи и затрясъ такъ, что затрепеталъ каждый волосокъ на ея маковкѣ. Она была до того удивлена такимъ нападеніемъ, что оно произвело желанное дѣйствіе.
-- Я повторю это, если ты еще разъ осмѣлишься говорить такъ громко!-- воскликнулъ онъ, садясь и переводя духъ.-- Что ты разумѣешь подъ тѣмъ, что съ тобою поступили постыдно? Если мистеръ Джонсъ предпочелъ тебѣ твою сестру, я то тутъ чѣмъ виноватъ?
-- Но развѣ меня не обидѣли? Развѣ не пренебрегли моими чувствами? Развѣ онъ не обратился напередъ ко мнѣ?-- всхлипывала Черити, всплеснувъ руками.-- И о, Боже мой, я дожила до того, что меня трясутъ!
-- Доживешь до этого и въ другой разъ, если не будешь соблюдать приличія подъ этимъ скромнымъ кровомъ! Ты меня удивляешь. Если Джонсъ о тебѣ не заботился, какъ ты можешь жалѣть о немъ?
-- А о немъ жалѣть?
-- Такъ къ чему же ведутъ всѣ твои продѣлки?
-- Но меня обманули, мой отецъ и сестра были въ заговорѣ противъ меня. Я на нее не сержусь,-- продолжала Черри, смотря сердитѣе, чѣмъ когда нибудь.-- Я сожалѣю о ней, потому что знаю, какая участь ждетъ ее съ этимъ злодѣемъ.
-- Называй его какъ хочешь, но чтобъ это было кончено.
-- Нѣтъ, не кончено, не будетъ кончено. Не въ одномъ этомъ мы съ вами не сходимся. Я этого не допущу. Я этому не покорюсь. Знайте, что не покорюсь! Я еще не сошла съ ума и не слѣпа!
Слова ея поразили мистера Пексниффа. Досада его превратилась въ кротость, и слова сдѣлались ласковыми и льстивыми.
-- Милая моя,-- сказалъ онъ:-- если въ минуту гнѣва я прибѣгъ къ недоброжелательнымъ средствамъ, чтобъ остановить маленькій взрывъ, вредный для самой тебя -- прошу у тебя прощенія. Отецъ проситъ прощенія у своего дитяти -- этого, я думаю, достаточно для самой звѣрской натуры!
Но для миссъ Пексниффъ это оказалось недостаточнымъ. Напротивъ, она повторила еще нѣсколько разъ, что она не сошла съ ума, что не ослѣпла, что не допуститъ этого.
-- Ты заблуждаешься, дитя мое! Но я не хочу разспрашивать, въ чемъ дѣло, не желаю знать этого. Нѣтъ, прошу тебя, каковъ бы ни былъ предметъ твоего заблужденія, не станемъ говорить о немъ!-- прибавилъ мистеръ Пексниффъ, краснѣя и протягивая руку.
-- Конечно, лучше избѣгать этого, сударь. Но я бы желала избѣгнуть этого вполнѣ, а потому прошу васъ найти мнѣ жилище.
-- Жилище, дитя мое?
-- Другое жилище, папа,-- возразила Черри съ возрастающею величавостью.-- Помѣстите меня у мистриссъ Тоджерсь, или гдѣ бы то ни было, на независимой ногѣ; но если то случится, я не хочу жить здѣсь.
Можетъ быть, воображеніе миссъ Пексниффъ представило ей въ перспективѣ множество тоджерскихъ энтузіастовъ, восторженно желающихъ пасть къ ногамъ ея. Можетъ быть, мистеръ Пексниффъ, при мысли о мистриссъ Тоджерсъ, увидѣлъ легкое средство избавиться отъ безпокойствъ, причиняемыхъ тяжелымъ нравомъ своей дочери.
Но онъ былъ человѣкъ съ высокими чувствами и до крайности чувствительный. Онъ обѣими руками прижалъ носовой платокъ къ глазамъ и сказалъ:
-- Одна изъ моихъ птичекъ покинула меня, чтобъ пріютиться на груди чужого; другая хочетъ летѣть къ Тоджерсъ! Что мнѣ остается?... Не знаю, что со мною дѣлается!
Черити оставалась мрачною и непреклонною, несмотря на эти трогательныя слова.
-- Но я всегда жертвовалъ счастіемъ своихъ дѣтей своему собственному -- то есть, своимъ счастіемъ счастію моихъ дѣтей. Теперь я не отступлю отъ своихъ старинныхъ правилъ. Если ты можешь быть счастливѣе у мистриссъ Тоджерсъ, нежели въ домѣ твоего отца, ступай къ ней! Не думай обо мнѣ, дитя мое!
Миссъ Черити, знавшая, что это предложеніе должно было доставить тайное удовольствіе ея родителю, подавила свою собственную радость и принялась договариваться въ условіяхъ. Мистеръ Пексниффъ смотрѣлъ на этотъ предметъ такъ близоруко, что угрожало другое разногласіе, могшее кончитъся новымъ сотрясеніемъ; но постепенно, мало по малу, отецъ и дочь сходились и соглашались между собою, такъ что буря пронеслась мимо. Идея миссъ Черити была такъ благопріятна обоимъ, что мудрено бы имъ было не сладить между собою. Устроили такъ, что планъ ея будетъ немедленно приведенъ въ исполненіе, что разстроенное здоровье Черити и желаніе ея быть ближе къ сестрѣ объяснятъ отъѣздь ея мистеру Чодзльвиту и Мери, отъ которыхъ она часто уходила подъ предлогомъ нездоровья. Согласившись на эти предварительныя условія, мистеръ Пексниффъ далъ ей свое благословеніе со всѣмъ величіемъ человѣка, утѣшающагося мыслію, что добродѣтель сама себя награждаетъ. Такимъ образомъ, отецъ и дочь примирились между собою въ первый разъ послѣ того достопамятнаго вечера, когда мистеръ Джонсъ, отвергши старшую сестру, предложилъ руку и сердце младшей, а мистеръ Пексниффъ оправдалъ его поступокъ на основаніяхъ высокой нравственности.
Но какъ же случилось, что мистеръ Пексниффъ рѣшился разлучиться съ милою Черри? Что такъ сильно измѣнило взаимныя ихъ отношенія? Отчего миссъ Пексниффъ доказывала такъ шумно, что она въ здравомъ умѣ и что еще не ослѣпла? Невозможно, чтобъ мистеръ Пексниффъ имѣлъ намѣреніе вступить во второй бракъ... или чтобъ дочь его проникла въ тайну такихъ замысловъ своего родителя!
А вотъ, посмотримъ.
Мистеръ Пексниффъ, какъ человѣкъ безъ упрека, могъ дозволить себѣ то, чего бы не могли обыкновенные смертные. Онъ зналъ чистоту своихъ собственныхъ побужденій; а имѣя побужденіе, онъ дѣйствовалъ. Но имѣлъ ли онъ сильныя и ощутительныя побужденія ко вступленію во второй бракъ? Да, и множество побужденіи!
Старый Мартинъ Чодзльвитъ подвергся постепенно важнымъ перемѣнамъ. Онъ сдѣлался, сравнительно, гораздо сговорчивѣе прежняго еще съ того самаго вечера, въ который онъ такъ неожиданно нагрянулъ въ домъ мистера Пексниффа. Характеръ его постепенно смягчился до безчувственнаго равнодушія почти ко всѣмъ, кромѣ Пексниффа. Онъ смотрѣлъ попрежнему, но нравъ его значительно измѣнился. Онъ весь какъ будто поблекъ, такъ что если у него исчезла одна какая нибудь черта характера, то мѣсто ея не являлось другой. Физическія чувства его также ослабѣли: онъ видѣлъ хуже, бывалъ иногда глухъ, не замѣчалъ происходившаго при немъ, и случалось, что по временамъ молчалъ по нѣскольку дней. Мистеръ Пексниффъ замѣтилъ это съ самаго начала; имѣя въ свѣжей памяти Энтони Чодзльвита, онъ видѣлъ въ братѣ его Мартинѣ тѣ же признаки разрушенія.
Для джентльмена столь нѣжно чувствительнаго, какъ мистеръ Пексниффъ, такое зрѣлище было очень горестно. Онъ не могъ не предвидѣть возможности, что почтенный родственникъ его сдѣлается жертвою людей себялюбивыхъ, и что богатства его попадутъ въ руки недостойныхъ. Такая будущность огорчила его до того, что снь рѣшился прибрать имѣніе старика въ свои собственныя руки, отстраняя отъ него дурныхъ искателей завѣщаній и предоставляя его своимъ стараніямъ. Сначала, онъ испытывалъ понемногу, возможно ли завладѣть волею стараго Мартина и взять надъ нимъ верхъ; видя усилія свои успѣшными, сверхъ ожиданія, мистеръ Пексниффъ уже начиналъ думать, что слышалъ звонъ денегъ стараго Мартина въ своихъ собственныхъ карманахъ.
Но, размышляя объ этомъ предметѣ, онъ всегда чувствовалъ, что Мери Грегемъ представляетъ его замыселъ значительный камень преткновенія. Что старикъ ни говори, но мистеръ Пекснифъ зналъ, что онъ очень къ ней привязанъ, что онъ доказывалъ это при тысячѣ незначительныхъ случаяхъ, всегда былъ доволенъ, когда Мери подлѣ него, и безпокоился, если отсутствіе ея бывало продолжительно. Мистеръ Пексниффъ не хотѣль вѣрить, чтобъ Мартинъ дѣйствительно поклялся не оставить ей ничего, и очень хорошо зналъ, что беззащитное положеніе сироты тяготило душу стараго Чодзльвита.-- "А что",-- говорилъ мистеръ Пексниффъ:-- "еслибъ я на ней женился?.. Еслибъ, увѣрившись напередъ въ его согласіи,-- а бѣдный джентльменъ уже почти выжилъ изъ ума,-- я женился бы на ней!"
Мистеръ Пексниффъ живо чувствовалъ прекрасное -- особенно въ женщинахъ. Обращеніе его съ ними было до крайности вкрадчиво, что отчасти входило въ составъ его любезнаго и обходительнаго характера. Прежде еще, чѣмъ зародилась въ головѣ его мысль о второй женитьбѣ, онъ уже много разъ доказывалъ Мери, какъ нѣжно чувствовалъ вліяніе ея красоты. Доказательства этого обожанія бывали, правда, принимаемы съ негодованіемъ, но это ничего не значило. Вскорѣ чувства его разгорѣлись до такой степени, что прозорливая Черри поняла ихъ безъ большого труда. Такимъ образомъ, интересъ и склонность дѣйствовали въ мистерѣ Пексниффѣ заодно.
Что до мысли отмстить молодому Мартину за его грубыя выраженія при разставаньи съ нимъ, мистеръ Пексниффъ былъ такъ добродѣтеленъ, что его нельзя было подозрѣвать въ козняхъ противъ внука его почтеннаго друга. Насчетъ отказа со стороны Мери, Пексниффъ также нисколько не безпокоился, увѣренный вполнѣ, что она никогда не выдержитъ, если онъ и старикъ Чодзльвить станутъ дѣйствовать противъ нея заодно. Нравственныя правила мистера Пексниффа не заставили его соображаться въ этомъ случаѣ съ желаніями ея сердца: онъ вполнѣ былъ убѣжденъ въ своихъ добродѣтеляхъ и въ томъ, что всякая женщина, какую бы онъ ни избралъ, должна считать подобную честь особеннымъ блаженствомъ.
-- Что, мой добрый сэръ,-- сказалъ почтенный архитекторъ, встрѣтившись въ саду съ старикомъ Мартиномъ:-- какъ поживаетъ мой безцѣнный другъ въ это очаровательное утро?
-- Вы говорите обо мнѣ?-- возразилъ старикъ.
-- А, сегодня онъ глухъ, какъ я вижу... О комъ же иначе, почтенный сэръ?-- прибавилъ онъ вслухъ.
-- Вы могли говорить о Мери.
-- Конечно, такъ. Совершенно справедливо. Я могъ говорить о ней, какъ о безцѣнномъ другѣ, надѣюсь...
-- Надѣюсь, что такъ. Я думаю, она этого стоитъ.
-- Думаете! Вы думаете, мистеръ Чодзльвитъ!
-- Я слышу, что вы говорите, но не могу уловить вашихъ словъ. Говорите громче!
-- Онъ глухъ, какъ кремень,-- подумалъ Пексниффъ.-- Я говорилъ, почтенный сэръ, что мнѣ приходится разстаться съ моею Черри.
-- А что же она сдѣлала?
-- Какіе смѣшные вопросы! Онъ сегодня просто ребенокъ,-- пробормоталъ мистеръ Пексниффъ. Послѣ того онъ прибавилъ нѣжно громкимъ голосомъ:-- она не сдѣлала ничего, почтенный другъ мой.
-- Что же вы съ нею разстаетесь?
-- Она нездорова и горюетъ объ отсутствіи сестры: онѣ съ колыбели обожаютъ другъ друга. Я хочу отправить ее въ Лондонъ для перемѣны мѣста.
-- Очень разсудительно.
-- Радуюсь, что вы такъ думаете. Надѣюсь, что въ ея отсутствіи я буду пользоваться вашимъ обществомъ въ здѣшнихъ скучныхъ мѣстахъ?
-- Я не имѣю намѣренія уѣхать отсюда.
-- Такъ почему, почтенный другъ мой, не хотите вы переселиться ко мнѣ? Я увѣренъ, что въ моемъ смиренномъ домѣ вы найдете больше удобствъ, нежели въ деревенской гостиницѣ! Простите меня, мистеръ Чодзльвитъ, но мнѣ кажется, что какъ бы "Драконъ" ни былъ хорошъ, онъ едва ли мѣсто, приличное для миссъ Грегемъ:
Мартинъ подумалъ съ минуту и потомъ взявъ Пексниффа за руку, сказалъ:
-- Вы правы, онъ не мѣсто для нея.
-- Одинъ видъ кеглей уже долженъ быть непріятенъ для души деликатной.
-- Конечно, кегли -- забава простонародья.
-- Такъ почему же не помѣстить миссъ Грегомъ здѣсь? Я здѣсь одинъ, потому что Томаса Пинча не считаю. Нашъ прелестный другъ займетъ комнату моей дочери; вы выберете себѣ какую угодно, а я надѣюсь, что мы не станемъ ссориться!
-- Вѣроятно, нѣтъ.
Мистеръ Пексниффъ пожалъ старику руку.-- Мы понимаемъ другъ друга, почтенный сэръ.-- Теперь онъ мой!-- подумалъ онъ съ восхищеніемъ.
-- Вы предоставляете вопросъ о вознагражденіи на мое усмотрѣніе?-- сказалъ старикъ послѣ краткаго молчанія.
-- О, не говорите объ этомъ!
-- Я вамъ говорю, что вы предоставите этотъ вопросъ мнѣ!-- возразилъ Мартинъ съ проблескомъ своего стариннаго упрямства.-- Такъ ли?
-- Если вы этого непремѣнно желаете...
-- Желаю, всегда желаю. Я всегда плачу за то, чѣмъ пользуюсь, хоть бы это было даже вамъ. Впрочемъ, послѣ всего, я не оставляю намѣренія разсчитаться съ вами окончательно.
Архитекторъ не могъ говорить отъ избытка чувствъ. Онъ попробовалъ уронить слезу на руку своего покровителя; но слезы не нашлось на этотъ случай.
-- Да будетъ день этотъ какъ можно отдаленнѣе!-- воскликнулъ онъ съ благочестіемъ.-- О, сударь, еслибъ вы знали, какое живое участіе принимаю я въ васъ и вашихъ:-- я говорю о вашей прекрасной питомицѣ!
-- Правда,-- отвѣчалъ старикъ:-- правда. Она нуждается въ участіи. Я худо сдѣлалъ, что воспиталъ ее по своему. Когда, она была ребенкомъ, я радовался при мысли, что сдѣлалъ ей добро, поставя ее между собою и лживыми платами. Но теперь она уже женщина, и я не имѣю такого утѣшенія. У нея теперь нѣтъ другого покровителя, кромѣ ея самой. Дѣйствительно, она нуждается въ деликатномъ участіи. Да, я вижу это!
-- Но еслибъ была возможность опредѣлить ея положенье, почтенный другъ мой?-- намекнулъ Пексниффъ.
-- Какъ же это устроить? Что жъ, не думаете ли вы, что я сдѣлаю изъ нея швею или гувернантку?
-- Оборони Богъ! Но, почтенный сэръ, есть другіе способы: право, есть. Но я теперь такъ взволнованъ, что не желалъ бы продолжать разговора объ этомъ предметѣ. Я даже не знаю, что говорю. Позвольте потолковать объ этомъ въ другой разъ.
-- Развѣ вы нездоровы?-- спросилъ Мартинъ съ безпокойствомъ.
-- Нѣтъ, нѣтъ! Но мы поговоримъ объ этомъ въ другой разъ. Я немножко прогуляюсь. Богъ съ вами!
Старикъ Мартинъ пожалъ ему руку. Мистеръ Пексниффъ поглядѣлъ ему вслѣдъ; въ это время случилось, что Мартинъ оглянулся я дружески кивнулъ Пексниффу, который съ чувствомъ отвѣчалъ на его привѣтствіе.
-- Было время, и еще недавно,-- подумалъ мистеръ Пексниффъ:-- когда онъ не хотѣлъ даже смотрѣть на меня! Какъ усладительна такая перемѣна! Теперь мнѣ кажется, что я могу обвертѣть его вокругъ своего мизинца, хотя по наружности онъ тотъ же!
По правдѣ сказать, мистеръ Пексниффъ пріобрѣлъ дѣйствительно большое вліяніе надъ Мартиномъ Чодзльвитомъ. Мартинъ соглашался съ нимъ во всемъ и одобрялъ всѣ его слова и поступки. Старикъ какъ будто для того только избѣгалъ до сихъ поръ сѣтей искателей его богатства, чтобъ сдѣлаться игралищемъ добродѣтельнаго архитектора.
Съ лицомъ, сіяющимъ отъ убѣжденія въ такой отрадной истинѣ, началъ мистеръ Пексниффъ свою утреннюю прогулку. Утро было лѣтнее, прекрасное. Безмятежный Пексниффъ бродилъ по зеленымъ лугамъ, мимо прозрачныхъ прудовъ, подъ тѣнью раскидистыхъ деревьевъ, на каждой вѣткѣ которыхъ птички привѣтствовали erо веселымъ пѣніемъ.
Запнувшись случайно за корень одного стараго дерева, мистеръ Пексниффъ пріостановился, чтобъ обозрѣть почву, которую попирали его благочестивыя стопы. И каково было его изумленіе, когда онъ увидѣлъ недалеко отъ себя прекрасную Мери! Сначала, онъ обнаружилъ намѣреніе удалиться отъ нея; но потомъ прибавилъ шагу, чтобъ догнать ее, напѣвая что то такъ мило и такъ невинно, что ему только не доставало крылышекъ, чтобъ казаться птичкою.
Услышавъ за собою мелодическіе напѣвы, Мери оглянулась. Мистеръ Пексниффъ послалъ ей поцѣлуй рукою и мигомъ очутился подлѣ нея.
-- Бесѣдуете съ природой?-- сказалъ онъ.-- И я также.
Она отвѣчала, что прекрасное утро заставило ее зайти дальше, нежели бы ей хотѣлось, но что теперь она намѣрена возвратиться домой. Мистеръ Пексниффъ сказалъ, что онъ быль совершенно въ такомъ же положеніи, и предложилъ ей свою руку.
Мери отказалась и пошла такъ скоро, что Пексниффъ началъ ей выговаривать.-- Вы мечтали, когда я къ вамъ подошелъ. Зачѣмъ вы теперь такъ жестоки, что бѣжите отъ меня? Неужели вы меня избѣгаете?
-- Да, васъ, вы это знаете,-- отвѣчала она, обернувшись къ нему вспыхнувшимъ отъ негодованія лицомъ.-- Оставьте меня, ваше прикосновеніе мнѣ непріятно!
Его прикосновеніе, то цѣломудренное и патріархальное прикосновеніе, которое такъ радовало мистриссъ Тоджерсъ! Мистеръ Пексниффъ сказалъ, что ему горестно слышать такія слова.
-- Если вы не замѣтили этого прежде,-- сказала Мери:-- то увѣрьтесь изъ моихъ собственныхъ устъ, и если вы благородный человѣкъ, то не обижайте меня болѣе.
-- Хорошо, хорошо! Но вы уязвляете меня до глубины души. Это жестоко! Однакожъ, я не могу съ вами ссориться, Мери.
Она залилась слезами.
Онъ обхватилъ ея станъ, поймалъ другою рукою ея руку, теребилъ ея пальцы и по временамъ цѣловалъ ихъ, говоря:
-- Я радъ, что мы встрѣтились. Очень радъ! Теперь мнѣ предстоитъ возможность говорить съ вами откровенно. Мери,-- продолжалъ онъ нѣжнѣйшимъ голосомъ, къ какому только былъ способенъ:-- душа моя! Я васъ люблю!
Странныя существа дѣвушки! Она какъ будто задрожала.
-- Люблю тебя, жизнь моя!-- продолжалъ онъ страстнымъ голосомъ.-- Люблю болѣе, нежели я считалъ это возможнымъ!
Она силилась высвободить свою руку, но это былъ такъ же легко, какъ высвободиться изъ объятій разнѣжившагося боа констриктора.
-- Хоть я и вдовецъ, но меня не стѣсняетъ ничто, несмотря на то, что у меня двѣ дочери. Одна изъ нихъ, какъ вамъ извѣстно, замужемъ. Другая, имѣя въ виду -- почему не сознаться въ этомъ?-- близкую перемѣну положенія своего отца, удаляется изъ моего дома. Я пользуюсь доброю славой, надѣюсь. Наружность моя и манеры не чудовищны, я увѣренъ въ этомъ. Люди любятъ отзываться обо мнѣ хорошо. Мы будемъ счастливы другъ съ другомъ и въ обществѣ нашего почтеннаго мистера Мартина, мой ангелъ! Что вы на это скажете, мой розанчикъ?
-- Можетъ быть, вы и заслуживаете мою благодарность,-- отвѣчала Мери торопливо:-- примите ее. Но прошу васъ, оставьте меня, мистеръ Пексниффъ.
Добродѣтельный человѣкъ жирно улыбнулся и притянулъ ее еще ближе къ себѣ.
-- Если вы намѣрены принудить меня силою идти съ вами и выслушивать ваши наглости,-- сказала Мери съ негодованіемъ:-- то не удержите свободнаго выраженія моихъ мыслей. Вы для меня глубоко ненавистны и отвратительны. Я знаю ваши настоящія свойства и презираю васъ!
-- Нѣтъ, нѣтъ!-- возразилъ Пексниффъ сладко.-- Нѣтъ!
-- Не знаю, какими лукавствами пріобрѣли вы себѣ вліяніе надъ мистеромъ Чодзльвитомъ; но будьте увѣрены, сударь, что онъ узнаетъ обо всемъ!
Мистеръ Пексниффъ томно поднялъ взоры и тотчасъ же опустилъ ихъ.-- О, право?-- сказалъ онъ съ величайшимъ хладнокровіемъ.
-- Развѣ недовольно того, что вы изъ дурныхъ, корыстолюбивыхъ видовъ пользуетесь каждымъ его предразсудкомъ и ожесточаете сердце, отъ природы доброе, не допуская истины до его слуха? Развѣ недовольно, что вы въ силахъ дѣйствовать такъ и дѣйствуете? Неужели ко всему этому вы будете еще и со мною такъ грубы, такъ жестоки, такъ подлы?
Мистеръ Пексниффъ молча и хладнокровно продолжалъ вести ее по прежнему.
-- Неужели ничто не можетъ васъ тронуть, сударь?
-- Милая моя,-- замѣтилъ мистеръ Пексниффъ съ безмятежною усмѣшкою: -- привычка наблюдать за своими поступками -- и скажу ли?-- привычка быть добродѣтельнымъ...
-- Лицемѣромъ!-- прервала Мери.
-- Нѣтъ, нѣтъ -- добродѣтельнымъ,-- эта привычка научила меня ограждать себя такъ, что меня трудно разстроить. Подобный фактъ любопытенъ, но справедливъ. И она думала,-- продолжалъ онъ, игриво прижимая ее къ себѣ:-- что она можетъ дѣлать такія вещи! Мало же она знаетъ мое сердце!
Дѣйствительно мало, потому что она готова была предпочесть ласки ящерицы или змѣи нѣжностямъ мистера Пексниффа!
-- Полноте, полноте!-- продолжалъ онъ:-- Два слова поставятъ насъ опять въ пріятное положеніе. А не сержусь на васъ.
-- Вы не сердитесь!
-- Нѣтъ! Я уже сказалъ. Ни вы также?
Подъ рукою его было сильно бьющееся сердце, которое говорило совершенно противное.
-- Я увѣренъ, что нѣтъ, и я скажу вамъ почему. Есть два Мартина Чодзльвита, моя миленькая. Если гнѣвъ вашъ дойдетъ до слуха одного изъ нихъ, то повредитъ этимъ другому. А вѣдь вы не захотите вредить ему?
Она сильно задрожала и взглянула на него съ такимъ гордымъ презрѣніемъ, что онъ невольно отвернулся.
-- Вспомните, моя прекрасная, что мы можемъ серьезно поссориться. Мнѣ бы не хотѣлось вредить даже лишенному наслѣдства молодому человѣку. Но это такъ легко! О, очень легко! Какъ вы думаете, имѣю я вліяніе надъ нашимъ почтеннымъ другомъ? Что-жъ, можетъ быть, имѣю! Немудрено...
И онъ кивнулъ ей съ очаровательно шутливымъ видомъ.
-- Нѣтъ,-- продолжалъ онъ задумчиво.-- Серьезно говоря, моя прелесть, я бы на вашемъ мѣстѣ хранилъ свою тайну тля себя. Мы сегодня утромъ разговаривали съ нашимъ почтеннымъ другомъ, и онъ очень желаетъ, съ безпокойствомъ желаетъ пристроить васъ какъ нибудь. Значить, все равно, скажете ли вы ему о сегодняшнемъ или нѣтъ. А Мартинъ младшій можетъ отъ этого пострадать; мнѣ жаль его, хоть онъ того и не заслуживаетъ. Да.
Она заплакала такъ горько и съ такимъ непритворнымъ отчаяніемъ, что мистеръ Пексниффъ счелъ благоразумнымъ оставить ея талію и держать ее только за руку.
-- А что до нашей доли въ этомъ миломъ секретѣ,-- сказалъ мистеръ Пексниффъ,-- такъ мы лучше промолчимъ о немъ. Вы согласитесь, что такая мѣра благоразумнѣе всего. Я, кажется, слыхалъ -- не помню, когда и гдѣ, что вы съ Мартиномъ младшимъ, будучи еще дѣтьми, очень любили другъ друга. Когда мы женимся, вы вспомните съ удовольствіемъ, что ваша дѣтская привязанность прошла для его же пользы, а не продлилась къ его вреду: тогда мы увидимъ, не можемъ ли какою нибудь бездѣлицей помочь Мартину младшему. Имѣю ли я вліяніе надъ нашимъ почтеннымъ другомъ? А вѣдь можетъ быть, что имѣю! Право...
Выходъ изъ лѣса, въ которомъ происходили эти нѣжности, быль недалеко отъ дома мистера Пексниффа. Онъ пріостановился и, приподнявъ ея мизинецъ, сказалъ съ игривостью:
-- Укусить его, а?
Но не получивъ отвѣта, онъ поцѣловалъ ея пальчикъ: потомъ поклонился къ ея лицу своимъ дряблымъ, обвислымъ лицомъ -- потому что лицо его было дрябло, несмотря на его добродѣтели -- и съ благословеніемъ, которой изъ такою источника должно было доставить ей благополучіе на всю жизнь, позволилъ ей уйти.
Послѣ этой сцены, мистеръ Пексниффъ былъ разгоряченъ, блѣденъ; онъ казался робкимъ, низкимъ, гадкимъ и потому не рѣшился войти къ себѣ, не поправившись и не успокоившись напередъ. Минуты черезъ двѣ, однако, онъ переступилъ черезъ порогъ своего дома съ такимъ спокойнымъ и добродѣтельнымъ видомъ, какъ будто были верховнымъ жрецомъ лѣтней погоды.
-- Я приготовилась уѣхать завтра, папа,-- сказала ему Черити.
-- Такъ скоро, дитя мое?
-- Вовсе нескоро. Я писала къ мистриссъ Тоджерсъ, и она будетъ ждать меня у дилижанса. Теперь, мистеръ Пинчъ, вы скоро останетесь полнымъ господиномъ вашего времени!
Мистеръ Пексниффъ только что вышелъ, а Томъ только что пришелъ.
-- Полнымъ господиномъ?-- повторилъ Пинчъ.
-- Да, вамъ никто не будетъ мѣшать, надѣюсь. Времена перемѣнчивы!
-- Какъ, развѣ вы выходите замужъ?
-- Не совсѣмъ. Я еще не рѣшилась на это, хотя давно могла бы быть замужемъ, еслибь захотѣла.
-- Разумѣется!-- отвѣчалъ Томъ отъ чистаго сердца.
-- Нѣтъ,-- сказала Черри.-- Я не выхожу замужъ. Никто не женится, сколько я знаю. Гм! Но я не останусь жить у папа. У меня есть свои причины. Какъ бы то ни было, мистеръ Пинчъ, мы съ вами разстаемся друзьями, потому что я всегда буду любить васъ за вашу смѣлость въ тотъ вечеръ!
Томъ поблагодарилъ ее за дружбу и довѣренность, хотя таинственность ея словъ сводила его съ ума и не давала ему уснуть чуть ли не всю ночь.
На другой день, миссъ Черити торжественно положила на столъ гостиной ключи отъ всего хозяйства, граціозно простилась со всѣми и покинула родительскій кровъ.