въ которой послѣдствія происшествія, описаннаго въ предыдущей главѣ, даютъ двумъ джентльмэнамъ случай разсказать другъ другу весьма интересныя исторіи.
-- Эй!-- крикнулъ кондукторъ, въ одну минуту очутившись на ногахъ и бросаясь къ передней лошади.-- Эй! Нѣтъ ли здѣсь кого-нибудь изъ джентльменовъ, кто бы мнѣ помогъ?... Да стой ты, проклятая кляча!
-- Что случилось?-- спросилъ Николай, оглядываясь точно спросонокъ.
-- Что случилось? Кажется, достаточно для сегодняшней ночи,-- отвѣтилъ кондукторъ.-- Проклятая кривоглазая бестія! Она нынче совсѣмъ ошалѣла! Тянула, тянула въ сторону, пока не перевернула кареты. Послушайте, помогите мнѣ кто-нибудь! Проклятая кляча! Кажется, у меня всѣ кости переломаны,
-- Сейчасъ!-- отвѣчалъ Николай, поднимаясь на ноги.-- Я готовъ. Меня только ошеломило паденіемъ, вотъ и все.
-- Держите ее, да покрѣпче, пока я перерѣжу постромки,-- сказалъ кондукторъ.-- Чортъ бы ее побралъ!.. Вотъ такъ! Чудесно, пріятель. Готово! Теперь пускайте. Небось, подлая животина мигомъ найдетъ свое стойло!
Дѣйствительно, какъ только животныя почуяли себя на свободѣ, они повернули и пустились вскачь къ конюшнѣ. Она была не далѣе, какъ на разстояніи одной мили.
-- Умѣете вы трубить?-- спросилъ кондукторъ, отцѣпляя каретный фонарь.
-- Кажется, сумѣю,-- отвѣчалъ Николай.
-- Такъ возьмите рожокъ, вонъ онъ лежитъ на землѣ, и трубите такъ, чтобы можно было мертваго воскресить, пока я успокою тѣхъ, что вопятъ тамъ въ каретѣ. Иду, иду! Не надрывайтесь такъ, сударыня.
Съ этими словами кондукторъ подошелъ къ каретѣ и началъ дергать дверцу, оказавшуюся наверху, между тѣмъ какъ Николай схватилъ рожокъ и разбудилъ окрестное эхо самыми невѣроятными звуками, когда-ибо поражавшими ухо смертнаго. Это музыкальное упражненіе не замедлило оказать должное дѣйствіе: оно не только привело въ себя ошеломленныхъ паденіемъ пассажировъ, но привлекло вниманіе окрестныхъ жителей. Вдали заблистали огни и показались движущіяся человѣческія фигуры; слѣдовательно можно было разсчитывать, что вскорѣ явится и ожидаемая помощь.
И въ самомъ дѣлѣ, не успѣли еще пассажиры окончательно придти, въ себя, какъ прискакалъ верховой. Послѣ тщательно наведенныхъ справокъ оказалось: у дамы, изъ купэ, разбита лампочка, а у ея сосѣда голова; двое пассажировъ имперіала оказались съ подбитыми глазами, у третьяго, сидѣвшаго въ купэ, былъ расквашенъ носъ, а кучера контузило въ високъ. Мистеру Сквирсу чемоданомъ чуть не переломило реберъ. Остальные были здравы и невредимы, благодаря огромному сугробу снѣга, въ который они упали. Какъ только всѣ эти факты были установлены, дама изъ купэ стала выказывать поползновеніе упасть въ обморокъ; но послѣ того, какъ ее предупредили, что въ случаѣ такого несчастія джентльмены будутъ принуждены нести ее на плечахъ до ближайшей таверны, она сочла болѣе благоразумнымъ отправиться туда на собственныхъ ногахъ, какъ и всѣ остальные пассажиры.
Наконецъ все общество добралось до желаннаго пристанища, оказавшагося лишеннымъ всякихъ удобствъ и состоящимъ изъ одной только общей залы, съ посыпаннымъ пескомъ поломъ и двумя, тремя скамьями. Тѣмъ не менѣе большая охапка дровъ и куча угля, подброшенная въ огонь, вскорѣ придали дѣлу иной оборотъ, и пока пріѣзжіе уничтожали съ помощью воды слѣды своего недавняго приключенія, комната обогрѣлась и освѣтилась, что представляло пріятный контрастъ съ мракомъ и холодомъ, царившими снаружи.
-- Прекрасно, мистеръ Никкльби, вы сегодня отличились,-- сказалъ Сквирсъ, помѣстившійся въ самомъ тепломъ уголкѣ, у огня.-- Я сдѣлалъ бы то же самое, если бы подоспѣлъ во-время, но я очень радъ, что это сдѣлали вы. Вы поступили очень, очень хорошо.
-- Такъ хорошо,-- замѣтилъ веселый пассажиръ, которому видимо не нравился покровительственный тонъ, принятый мистеромъ Сквирсомъ,-- что не удержи онъ лошадей, въ вашемъ черепѣ осталось бы гораздо меньше мозговъ, чѣмъ требуется для того, чтобы успѣшно преподавать въ школѣ.
Это замѣчаніе напомнило всѣмъ присутствующимъ о поступкѣ Николая, и его засыпали комплиментами и изъявленіями благодарности.
-- Конечно, я очень радъ, что отдѣлался такъ легко,-- сказалъ Сквирсъ,-- да и всякій бываетъ счастливъ, избѣгнувъ опасности; но если бы пострадалъ кто-нибудь изъ моихъ мальчугановъ, если бы хоть одного изъ этихъ малютокъ я былъ не въ состояніи сдать родителямъ здравымъ и невредимымъ, въ томъ видѣ, въ какомъ получилъ, что сталось бы со мной тогда? Нѣтъ, право, кажется, лучше было бы поплатиться собственной головой.
-- Они всѣ братья, сэръ?-- освѣдомилась леди, охранявшая себя лампочкой.
-- Въ нѣкоторомъ смыслѣ, мэмъ, такъ какъ всѣ они пользуются однимъ и тѣмъ же отеческимъ надзоромъ,-- отвѣчалъ Сквирсъ, засовывая руку въ карманъ за объявленіями.-- Мы съ мистриссъ Сквирсъ замѣняемъ имъ отца съ матерью... Мистеръ Никкльби, потрудитесь передать леди вотъ это объявленіе, а эти предложите джентльменамъ. Можетъ быть, въ числѣ ихъ знакомыхъ найдутся родители, которые пожелаютъ воспользоваться услугами нашего просвѣщеннаго заведенія.
Съ этими словами мистеръ Сквирсъ, никогда не упускавшій случая выказать себя съ наивыгоднѣйшей стороны, засунулъ руки между колѣнъ и, изобразивъ на своемъ лицѣ самую добродушную мину, на какую былъ способенъ, устремилъ на своихъ воспитанниковъ исполненный кротости взглядъ, между тѣмъ какъ Николай, весь красный отъ стыда, раздавалъ присутствующимъ объявленія.
-- Надѣюсь, мэмъ, что послѣднее приключеніе не причинило вамъ вреда?-- сказалъ веселый пассажиръ, обращаясь къ безпокойной леди съ благою цѣлью перемѣнить разговоръ.
-- Тѣлеснаго никакого, сэръ,-- отвѣтила леди
-- Надѣюсь, и душевнаго также?
-- Этотъ предметъ разговора оскорбляетъ меня до глубины души,-- отвѣчала леди въ величайшемъ волненіи,-- я прошу васъ, сэръ, какъ джентльмена, не возвращаться къ нему больше.
-- Боже мой, мэмъ,-- воскликнулъ веселый пассажиръ съ самой пріятной улыбкой,-- но я только хотѣлъ знать!
-- Надѣюсь, я могу считать себя въ правѣ не отвѣчать на вопросы по этому поводу,-- сказала леди строго,-- въ противномъ случаѣ я буду принуждена обратиться къ покровительству остальныхъ джентльменовъ. Послушайте, хозяинъ, пошлите кого-нибудь изъ слугъ къ дверямъ, пусть посторожатъ, не проѣдетъ ли отъ Грантгэма зеленая карета, и сейчасъ же остановилъ ее:
Это требованіе произвело видимое впечатлѣніе на всѣхъ обитателей харчевни; когда же для вящшаго вразумленія посланнаго мальчишки пожилая леди объяснила ему, что на козлахъ зеленой кареты будетъ кучеръ въ шляпѣ съ золотымъ галуномъ, а на запяткахъ -- лакей, по всей вѣроятности, въ шелковыхъ чулкахъ,-- сама хозяйка заведенія стала оказывать путешественницѣ усиленное вниманіе. Даже пассажиръ изъ купэ послѣ этого объясненія поспѣшилъ освѣдомиться съ величайшей учтивостью, имѣется ли въ той мѣстности хорошее общество. На этотъ вопросъ пожилая леди отвѣтила утвердительно и притомъ съ такимъ видомъ, который ясно показывалъ, что она принадлежитъ къ сливкамъ этого общества.
Когда вся компанія размѣстилась, наконецъ, вокругъ огня и въ комнатѣ на нѣкоторое время воцарилось молчаніе, веселый пассажиръ сказалъ:-- Такъ какъ кондукторъ отправился верхомъ въ Грантгэмъ за другою каретой и такъ какъ едва ли онъ вернется ранѣе двухъ-трехъ часовъ, я предлагаю распить сообща пуншевою чашу. Что вы на это скажете, сэръ?
Этотъ вопросъ относился къ пассажиру изъ общаго отдѣленія, у котораго была расшиблена голова. Это былъ человѣкъ благообразный, очень скромной наружности, одѣтый въ трауръ. На видъ ему можно было дать не больше сорока лѣтъ, но голова у него была уже сѣдая; должно быть, горе и забота преждевременно состарили его.
Предложеніе веселаго пассажира видимо расположило сѣдого джентльмена въ его пользу, и онъ сеѣчасъ же выразилъ свое полное согласіе распить пуншъ.
Когда пуншъ былъ готовъ, веселый пассажиръ принялъ на себя обязанность виночерпія и, раздавъ стаканы присутствующимъ, завелъ разговоръ о древностяхъ города Іорка, съ которымъ онъ, какъ и сѣдой джентльменъ, былъ, повидимому, близко знакомъ. Когда же этотъ предметъ разговора оказался исчерпаннымъ, онъ обратился, улыбаясь, въ сѣдому джентльмену съ просьбой что-нибудь пропѣть.
-- При всемъ желаніи не могу,-- отвѣчалъ тотъ, въ свою очередь улыбаясь.
-- Какая жалость!-- воскликнулъ веселый пассажиръ.-- Неужели изъ всѣхъ присутствующихъ не найдется никого, кто бы помогъ намъ своею пѣсенкой скоротать время?
Пассажиры одинъ за другимъ отказались, отговариваясь, кто тѣмъ, что не умѣетъ пѣть, кто тѣмъ, что не поетъ безъ нотъ, или не помнитъ словъ и т. д.
-- Въ такомъ случаѣ, можетъ быть, леди не- откажется доставить намъ удовольствіе,-- сказалъ президентъ собранія съ величайшей учтивостью, причемъ, однако, въ глазахъ его забѣгали насмѣшливыя искорки,-- и пропоетъ намъ какую-нибудь небольшую итальянскую арію изъ послѣдней оперы, представленной въ городѣ?
Но леди не удостоила эту просьбу отвѣтомъ, а, презрительно вздернувъ голову, пробормотала что-то насчетъ своего удивленія по поводу того, что за ней до сихъ поръ не ѣдетъ зеленая карета. Тогда нѣкоторые изъ присутствующихъ обратились къ самому веселому пассажиру, прося его спѣть для развлеченія общества.
-- Съ большимъ бы удовольствіемъ, если бы умѣлъ,-- отвѣчалъ онъ,-- такъ какъ я считаю, что въ томъ случаѣ, когда совершенно чужіе другъ другу люди бываютъ принуждены провести насколько часовъ въ тѣсномъ кругу, на обязанности каждаго лежитъ быть по возможности пріятнымъ для всего общества.
-- Хорошо, если бы это правило всегда примѣнялось въ жизни,-- замѣтилъ сѣдой джентльменъ.
-- Значитъ вы согласны со мной? Очень радъ,-- сказалъ веселый пассажиръ.-- Въ такомъ случаѣ, если вы не можете намъ пропѣть, вы, можетъ быть, не откажетесь что-нибудь разсказать?
-- Я самъ только-что хотѣлъ просить васъ о толъ же.
-- Съ удовольствіемъ, только послѣ васъ.
-- Хорошо,-- сказалъ съ улыбкой сѣдой джентльменъ.-- Будь по вашему. Боюсь только, что мой разсказъ окажется недостаточно веселъ дли развлеченія общества. Но это будетъ уже ваша вина, вы за нее и будете въ отвѣтѣ... Мы съ вами только-что говорили о Іоркскомъ монастырѣ. Мой разсказъ имѣетъ къ нему нѣкоторое отношеніе. Назовемъ его хотя бы: "Пять сестеръ изъ города Іорка".
Послѣ горячихъ изъявленій всеобщаго одобренія (причемъ безпокойная леди не преминула воспользоваться случаемъ и пропустить подъ шумокъ стаканчикъ пунша) сѣдой джентльменъ началъ такъ:
-- Много лѣтъ тому назадъ -- говорю "много", такъ какъ пятнадцатое столѣтіе насчитывало въ то время какихъ-нибудь два-три года своего существованія и на престолъ Англіи вступилъ Генрихъ IV,-- въ старинномъ городѣ Іоркѣ жили пять молодыхъ дѣвушекъ -- сестеръ, о которыхъ я и поведу свой разсказъ,
"Всѣ пять были настоящія красавицы. Старшей въ то время шелъ двадцать третій годъ, вторая была годомъ моложе старшей, третья годомъ моложе второй, четвертая годомъ моложе третьей. Всѣ четыре были высокія, стройныя дѣвушки, съ черными блестящими глазами и черными, какъ смоль, волосами; каждое ихъ движеніе было исполнено благородства и граціи, и слава объ ихъ красотѣ гремѣла по всей округѣ.
"Но какъ ни прекрасны были четыре старшія сестры, пятая, шестнадцатилѣтняя дѣвушка, далеко превосходила ихъ своей красотой! Самый нѣжный пушокъ созрѣвающаго плода, самыя чудныя краски прелестнѣйшаго цвѣтка не могли бы поспорить съ бѣлизной ея лилейнаго личика, съ ея розовыми, какъ сама розовыми щечками и яркими синими глазками. Роскошнѣйшая виноградная лоза теряла всю свою прелесть въ сравненіи съ прихотливыми локонами пышныхъ волосъ, обрамлявшихъ ея чело.
"Ахъ, если бы въ нашей груди сердце могло всегда биться такъ радостно и легко, какъ оно бьется въ молодости,-- какой бы былъ рай на землѣ! Если бы, старѣясь и разрушаясь, человѣкъ могъ сохранять свое сердце молодымъ и нетронутымъ! Но, увы, невинность, которою мы наслаждаемся въ дѣтствѣ, мало-по-малу утрачивается и, наконецъ, совсѣмъ пропадаетъ въ тяжелой борьбѣ съ жизнью, часто ничего не оставляя въ нашей душѣ, кромѣ самой мрачной пустоты.
"Сердце этой прелестной молодой дѣвушки было само веселье, сама радость. Нѣжная привязанность къ сестрамъ и горячая любовь ко всему прекрасному на землѣ -- вотъ единственныя чувства, съ которыми она была знакома. Ея звонкій голосъ и серебристый смѣхъ были чудною музыкой, оглашавшею домъ, котораго она была жизнью и свѣтомъ. Цвѣты, вырощенные ею въ саду, были ярче и лучше другихъ, птицы въ клѣткахъ начинали пѣть, заслышавъ издали ея голосъ, но, очарованныя его прелестью, пристыженный, умолкали. Прелестная Алиса!-- ее звали Алисой, могло ли что-либо живущее не поддаться твоему обаянію!
"Въ наши дни вы бы тщетно стали искать того мѣста, гдѣ нѣкогда жили сестры, такъ какъ самое ихъ имя давно позабыто и старики антикваріи считаютъ ихъ исторію простымъ вымысломъ. Тѣмъ не менѣе іоркскія сестры жили на свѣтѣ. Онѣ жили въ старомъ деревянномъ домѣ -- старомъ даже въ тѣ времена,-- съ высокою остроконечною крышей и дубовыми балконами старинной рѣзной работы. Домъ стоялъ среди прелестнаго фруктоваго сада, обнесеннаго такою высокой стѣной, что искусный стрѣлокъ могъ бы, стоя на ней, легко попасть въ колокольню аббатства Св. Маріи. Въ то время старый монастырь процвѣталъ, и сестры, жившія въ его богатыхъ владѣніяхъ, ежегодно уплачивали извѣстную сумму монахамъ Бенедиктинскаго ордена, братству котораго принадлежалъ монастырь.
"Было яркое, солнечное лѣтнее утро, когда черная фигура одного изъ монаховъ показалась въ воротахъ аббатства и направилась къ дому красавицъ-сестеръ. Надъ головой святого отца разстилалось синимъ куполомъ небо; земля подъ ногами его зеленѣла, какъ изумрудъ; рѣка сверкала на солнцѣ потокомъ алмазовъ; птицы въ рощѣ заливались на всѣ голоса; высоко въ небѣ, надъ волнующимся моремъ колосьевъ, лилась звонкая пѣсня жаворонка; воздухъ былъ наполненъ гуломъ и жужжаніемъ насѣкомыхъ. Казалось, все кругомъ радовалось и смѣялось, только одинъ святой отецъ шелъ, мрачно потупивъ глаза. Не тлѣнъ ли земная красота, да и самъ человѣкъ на землѣ? Что же могло быть общаго между ними и святымъ проповѣдникомъ?
"И такъ, устремивъ глаза въ землю и глядя по сторонамъ лишь настолько,-- чтобы не наткнуться на какое-нибудь препятствіе по дорогѣ, монахъ медленно шагалъ впередъ, пока не подошелъ къ небольшой калиткѣ въ оградѣ виноградника сестеръ, въ которую и вошелъ, плотно притворивъ ее за собой.
"Онъ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ, какъ до слуха его коснулись звуки свѣжихъ голосовъ и веселаго смѣха; онъ поднялъ голову нѣсколько выше, чѣмъ имѣлъ обыкновеніе это дѣлать, и увидѣлъ сестеръ. Всѣ пять сидѣли на зеленой лужайкѣ, Алиса посрединѣ. Всѣ пять прилежно занимались своею обычною работой -- вышиваньемъ.
"-- Да благословитъ васъ Богъ, мои прекрасныя дочери!-- сказалъ монахъ. И дѣйствительно, онѣ были прекрасны... Даже святой отецъ не могъ не залюбоваться ими, какъ совершеннѣйшими изъ созданій Творца.
"Сестры поклонились ему съ уваженіемъ, подобающимъ его сану, и старшая попросила его сѣсть, указавъ ему на дерновую скамью возлѣ себя. Но монахъ покачалъ головой и опустился на голый камень; такой поступокъ, очевидно, былъ угоднѣе небесамъ.
"-- Вы все веселитесь, дѣти мои,-- сказалъ монахъ.
"-- Вы знаете, какая хохотушка наша Алиса,-- отвѣчала старшая сестра, нѣжно поглаживая улыбающуюся дѣвушку но головкѣ.
"-- О чемъ же мнѣ грустить, батюшка, когда все кругомъ такъ весело смѣется на солнышкѣ?-- добавила красавица Алиса, вся вспыхнувъ подъ устремленнымъ на нее строгимъ взглядомъ монаха.
"Въ отвѣтъ на это тотъ только торжественно склонилъ голову, между тѣмъ какъ сестры молча продолжали свою работу.
"-- Да, такъ-то безвозвратно уносится драгоцѣнное время,-- произнесъ, наконецъ, святой отецъ, снова обращаясь къ старшей сестрѣ. Незамѣтно уходятъ дни, которые вы тратите на подобные пустяки. Увы, съ какимъ легкомысліемъ расточаются драгоцѣнныя капли неизвѣстнаго потока, называемаго вѣчностью, которыя Господь отпустилъ намъ на нашу долю!
"-- Святой отецъ,-- сказала старшая сестра, откладывая по примѣру остальныхъ свою работу,-- сегодня съ утра мы помолились Богу, роздали обычную милостыню бѣднымъ, которые ждали у нашихъ воротъ, посѣтили больныхъ, словомъ, исполнили всѣ наши утреннія обязанности. Что же дурного въ нашемъ теперешнемъ невинномъ занятіи?
"-- Взгляните сюда,-- сказалъ монахъ, и съ этими словами взялъ изъ рукъ дѣвушки ея работу,-- взгляните сюда, на это замысловатое смѣшеніе красокъ, на эту безцѣльную работу, единственное назначеніе которой состоять вы томъ, чтобы служить суетнымъ украшеніемъ и тѣшить вашу глупую тщеславную гордость. Сколько дней вы уже убили на этотъ безсмысленный трудъ, а между тѣмъ онъ еще не доведенъ и до половины. Съ каждымъ протекшимъ днемъ сгущается тѣнь надъ нашей могилой и, видя это, червь ликуетъ, предвкушая новую добычу. Неужели же, дочери мои, нѣтъ болѣе полезнаго дѣла, которымъ мы могли бы наполнить быстро бѣгущіе часы нашей жизни?
"Старшія сестры въ смущеніи опустили глаза, точно почувствовавъ справедливость упрека; только Алиса съ твердостью устремила свой кроткій взглядъ на монаха.
"-- Наша дорогая матушка, миръ ея праху...-- начала молодая дѣвушка.
"-- Аминь!-- торжественно произнесъ монахъ.
"-- Наша дорогая матушка,-- продолжала Алиса дрожащимъ отъ волненія голосомъ,-- когда она была еще жива и мы затѣяли это большое вышиванье, говорила намъ бывало, что, когда ея съ нами не будетъ, мы должны его продолжать въ свободное отъ занятій время. Она говорила, что веселые, безмятежные часы, проведенные нами за этой работой, будутъ, быть можетъ, самыми счастливыми въ нашей жизни и что, если впослѣдствіи, когда каждая изъ насъ станетъ жить своей отдѣльной жизнью, когда намъ суждено будетъ ознакомиться съ ея заботами и горемъ, что если, прельщенныя ея блескомъ и искушеніями, мы когда-нибудь забудемъ обязанности, которыя на насъ налагаетъ любовь, связывающая дѣтей одной матери,-- одного взгляда на нашу общую дѣтскую работу будетъ достаточно, чтобы пробудить въ нашей душѣ прежнее чувство нѣжной взаимной любви.
"-- Алиса права, святой отецъ,-- сказала старшая сестра съ гордостью, и съ этими словами снова принялась за свое прерванное занятіе. Ея примѣру послѣдовали и всѣ остальныя.
"Передъ каждой изъ нихъ стояли довольно большія пяльцы съ вышивкой весьма сложнаго узора, но рисунокъ и краски были у всѣхъ одинаковые. Всѣ пять сестеръ, граціозно склонившись надъ пяльцами, снова принялись за работу, а монахъ, опустивъ голову на руки, молча смотрѣлъ на нихъ, медленно переводя взглядъ съ одной на другую.
"-- Не лучше ли было бы,-- сказалъ онъ, наконецъ, -- отогнать отъ себя эти мысли и самую возможность опасности, посвятивъ свою жизнь на служеніе Богу въ какомъ-нибудь мирномъ убѣжищѣ? Дѣтство, отрочество, юность и старость смѣняютъ другъ друга съ быстротою мгновенія. Да и что такое въ сущности вся наша жизнь, какъ не короткій мигъ, приближающій насъ къ могилѣ? Не отвращайте же вашихъ лицъ отъ неизбѣжнаго конца и, съ твердостью глядя впередъ, бѣгите угара свѣтской жизни, одурманивающаго тѣхъ, кто ему предался. Монашеское покрывало, дочери мои, вотъ единственное ваше спасеніе!
"-- Нѣтъ, нѣтъ, никогда!-- воскликнула Алиса.-- Никогда не измѣняйте свѣту, воздуху и вѣчно юной природѣ ради холодныхъ стѣнъ угрюмой кельи! Никогда, слышите ли, милыя сестры! Природа съ ея дарами есть благо уже сама по себѣ, и мы, какъ и все живущее на землѣ, можемъ смѣло пользоваться жизнью, никому не причиняя вреда. Всѣ мы, конечно, должны умереть, это наша общая горькая участь, но, по крайней мѣрѣ, умремъ окруженныя жизнью, и когда наше холодѣющее сердце замретъ въ груди на-вѣки, пусть драгія горячія сердца бьются около насъ; пусть въ нашемъ послѣднемъ взглядѣ запечатлѣется безпредѣльный сводъ неба, а не тѣсныя, голыя стѣны и желѣзные затворы монашеской кельи. Будемъ жить, мои милыя сестры, и умремъ въ этомъ веселомъ зеленомъ саду, и уже одно сознаніе, что мы избѣжитъ холодныхъ стѣнъ монастыря, будетъ счастьемъ для насъ.
"Окончивъ эту страстную тираду, молодая дѣвушка залилась горячими слезами и спрятала свое личико на груди старшей сестры.
"-- Успокойся, успокойся, Алиса,-- сказала та, цѣлуя склонившуюся къ ней прелестную головку.-- Монашеское покрывало никогда не омрачитъ твоего юнаго чела... Что вы на это скажете, сестры? Рѣшайтесь. Мы же съ Алисой уже приняли наше рѣшеніе.
"Сестры заявили въ одинъ голосъ, что и ихъ рѣшеніе твердо принято разъ навсегда и что ни одна изъ нихъ никогда не пойдетъ въ монастырь.
"-- Отецъ, вы слышали наше послѣднее слово?-- сказала старшая сестра, поднимаясь съ мѣста и съ достоинствомъ выпрямляясь во весь свой высокій ростъ.-- То самое завѣщаніе, которое обогатило монастырь св. Дѣвы Маріи и оставило насъ, сиротъ, подъ его святымъ покровительствомъ, не запрещаетъ намъ свободно избрать образъ жизни, нисколько не насилуя нашихъ желаній. Мы просимъ васъ не возобновлять болѣе этого разговора. Скоро уже полдень, сестры. Идемте домой, пора намъ заняться какимъ-нибудь дѣломъ до вечера.
"Съ этими словами старшая сестра взяла за руку Алису и направилась къ дому; остальныя сестры послѣдовали за ними.
"Монахъ, уже и раньше не разъ заводившій съ сестрами подобныя рѣчи, но никогда еще не встрѣчавшій такого рѣшительнаго отпора, шелъ за ними въ нѣкоторомъ отдаленіи, опустивъ глаза въ землю. Губы его шевелились, точно шептали молитву. Тогда сестры были уже у дверей дома, онъ ускорилъ шаги и окликнулъ ихъ:
"-- Стойте!-- сказалъ монахъ и торжественно поднялъ къ небу правую руку, устремивъ взоръ, исполненный гнѣва, на Алису и ея старшую сестру.-- Стойте! Вы должны меня выслушать, должны узнать, что такое тѣ воспоминанія, которыми вы дорожите больше, чѣмъ вѣчностью, и которыя мы мечтаете воскресить этими игрушками. Вы должны были бы благодарить небо, если бы эти воспоминанія угасли въ вашихъ сердцахъ. Всякое земное воспоминаніе съ годами отравляется горькимъ разочарованіемъ, смертью, какою-либо тяжелою перемѣною или отчаяніемъ. Придетъ время, когда одного взгляда на эту глупую бездѣлушку будетъ довольно, чтобы растравить глубокую рану бъ вашихъ сердцахъ и нарушить вашъ душевный покой. И когда настанетъ этотъ часъ, а онъ непремѣнно настанетъ, откажитесь отъ свѣта, къ которому васъ теперь такъ влечетъ, и вы всегда найдете мирное убѣжище, отъ котораго теперь съ такимъ ужасомъ отворачиваетесь. Тогда холодная келья покажется вамъ теплѣе самой пылкой земной привязанности, потухающей отъ дыханія ненависти или горя; тамъ вы оплачете ваши юношескія грезы. Такова воля неба, не моя,-- добавилъ монахъ нѣсколько мягче, замѣтивъ выраженіе ужаса на лицахъ сестеръ.-- Да будетъ надъ вами благословеніе Пречистой Дѣвы, мои дочери!"
"Съ этими словами онъ скрылся за калиткой, а сестры поспѣшно вошли въ домъ. Съ этого дня онѣ болѣе, не видали монаха.
"Но какъ бы грозно ни говорили служители алтаря, природа не перестала улыбаться. На слѣдующее утро солнце свѣтило такъ же ярко, какъ и наканунѣ, и такъ же продолжало свѣтить во всѣ послѣдующіе дни. Сестры попрежнему гуляли, работали, или весело болтали въ своемъ мирномъ зеленомъ саду.
"Между тѣмъ время шло; а вѣдь время идетъ иной разъ быстрѣе, чѣмъ въ сказкахъ, къ числу которыхъ, можетъ быть, принадлежитъ и этотъ разсказъ. Домъ пяти сестеръ стоялъ на старомъ своемъ мѣстѣ; тѣ же деревья бросали тѣнь на лужайку, и по прежнему жили здѣсь пять сестеръ; только теперь онѣ были, пожалуй, еще лучше, чѣмъ прежде. Все было ни прежнему, но все-таки въ домѣ произошли перемѣны. Теперь въ немъ раздавался иногда звонъ оружія и блѣдный лучъ мѣсяца сверкалъ, отражаясь на стальномъ шлемѣ. По временамъ запыхавшійся всадникъ останавливалъ у калитки сада своего взмыленнаго скакуна, и женская фигура спѣшила ему навстрѣчу, видимо сгорая отъ нетерпѣнія поскорѣе узнать привезенныя вѣсти. Въ одинъ прекрасный день блестящая кавалькада рыцарей и дамъ остановилась на ночь въ аббатствѣ и на утро тронулась въ обратный путь, увозя съ собою двухъ красавицъ-сестеръ. Затѣмъ всадники стали появляться рѣже и, повидимому, теперь все только съ грустными вѣстями; наконецъ, и совсѣмъ перестали являться, и только время отъ времени, послѣ заката солнца, какой-то поселянинъ, прихрамывая, подходилъ къ оградѣ сада и, стараясь оставаться незамѣченнымъ, передавалъ въ домъ какія-то таинственныя порученія. Однажды, въ глубокую полночь, въ аббатство прискакалъ гонецъ и на утро домъ сестеръ огласился рыданіями. Затѣмъ тамъ воцарилась мертвая тишина: рыцари и дамы, блестящіе всадники и ихъ кони, все исчезло, какъ сонъ.
"Небо было покрыто тучами, зловѣщій отблескъ заходящаго солнца еще окрашивалъ красноватымъ свѣтомъ края облаковъ, когда изъ мрачнаго зданія аббатства вышла темная фигура монаха съ скрещенными на груди руками. Густой туманъ обвивалъ кусты и деревья. Прерывая по временамъ царившую весь этотъ день неестественную тишину, вѣтеръ жалобно завывалъ, точно предчувствуя близкія опустошенія, которыя принесетъ съ собой надвигающаяся буря. Летучія мыши, какъ привидѣнія, вынырнувъ изъ тумана, безшумно проносились въ тяжеломъ воздухѣ и утопали въ немъ. Земля кишѣла гадами, которые, инстинктомъ предчувствуя дождь, выползли изъ своихъ норъ.
"Но теперь глаза монаха не были устремлены въ землю; теперь они смотрѣли впередъ, переходя съ предмета на предметъ, какъ будто эта унылая картина находила откликъ въ его душѣ.
"И на этотъ разъ, какъ и тогда, онъ остановился у сада сестеръ и вошелъ въ калитку.
"Но теперь онъ не услышалъ смѣха; взглядъ его не остановился на прелестныхъ фигурахъ красавицъ-сестеръ. Все кругомъ было тихо и мрачно. Обломанныя вѣтки деревьевъ висѣли почти до земли; лужайка заросла густою, высокой травой, которой, повидимому, уже давно, очень давно не касалась ничья нога,
"Съ разсѣяннымъ видомъ и равнодушіемъ человѣка, привыкшаго ко всякимъ перемѣнамъ, монахъ шагалъ по направленію къ дому и черезъ нѣсколько минутъ очутился въ низкой полутемной комнатѣ, гдѣ сидѣли четыре сестры. Онѣ были въ глубокомъ траурѣ, и ихъ черныя платья еще рѣзче выставляли блѣдность ихъ лицъ, на которыя время и горе наложили свою неизгладимую печать. Онѣ были все еще прекрасны, но свѣжесть юности на ихъ щекахъ на-вѣки увяла.
"Но гдѣ же была младшая сестра? Гдѣ была Алиса? На небесахъ!
"Даже монахъ почувствовалъ нѣкоторое стѣсненіе въ груди при видѣ сестеръ, которыхъ онъ не видалъ столько лѣтъ. Онъ не могъ не замѣтить на ихъ поблѣднѣвшихъ лицахъ слѣдовъ, которые не могутъ быть проведены однимъ только временемъ. Онъ молча сѣлъ и просилъ ихъ продолжать разговоръ.
"-- Всѣ онѣ здѣсь, у меня, милыя сестры,-- сказала старшая дрожащимъ голосомъ.-- Съ тѣхъ поръ я ни разу не рѣшалась взглянуть на нихъ; но теперь я упрекаю себя за эту слабость. Можетъ ли быть что-нибудь тягостное въ воспоминаніи о ней? Воспоминаніе о прошлыхъ счастливыхъ дняхъ, да это теперь наша единственная радость!
"Съ этими словами она взглянула на монаха, встала съ мѣста и, выдвинувъ одинъ изъ ящиковъ шкапа, достала одну за другою пять рамъ съ давно оконченными вышивками. Лицо ея было совершенно спокойно, но руки сильно дрожали, когда она доставала послѣднюю. Когда же раздались горькія рыданія трехъ ея сестеръ, долго сдерживаемыя слезы хлынули изъ ея глазъ, и она простонала:
"-- Да благословитъ ее Богъ!
"Монахъ всталъ и подошелъ къ сестрамъ.
"-- Вѣроятно, это послѣдняя вещь, которую она держала въ рукахъ передъ смертью?-- спросилъ онъ вполголоса.
"-- Да,-- отвѣтила старшая сестра съ новымъ взрывомъ рыданій.
"Монахъ обратился ко второй изъ сестеръ.
"-- И тотъ прекрасный юноша, который впервые увидалъ тебя за этою же работой, и, какъ очарованный, глядѣлъ тебѣ въ очи съ любовью, давно покоится на равнинѣ, обагренной кровью. Остатки его нѣкогда блестящаго вооруженія, покрытые ржавчиной, теперь разбросаны но землѣ и такъ же мало отличаются отъ нея, какъ и его истлѣвшій остовъ.
"Дѣвушка вмѣсто отвѣта съ рыданіемъ заломила руки.
"-- Придворныя интриги,-- продолжалъ монахъ, обращаясь къ двумъ другимъ сестрамъ,-- оторвали васъ отъ вашего мирнаго пристанища и бросили въ водоворотъ свѣтской жизни. Тѣ же самыя интриги и тщеславіе надменныхъ гордецовъ были причиной того, что вы вернулись домой незамужними вдовами, опозоренными и отвергнутыми. Правду ли я говорю?
"Одни рыданія были отвѣтомъ на эти слова.
"-- Что пользы,-- продолжалъ монахъ съ жаромъ, и голосъ его звучалъ глубокимъ убѣжденіемъ,-- что пользы проливать слезы надъ бездушною вещью, воскрешающей въ вашихъ сердцахъ блѣдные призраки разбитыхъ юношескихъ надеждъ? Заройте имъ, закройте на-вѣки! Покайтесь! Покиньте надежды и мечты и пусть монастырь будетъ имъ могилой.
"Сестры попросили три дня на размышленіе, и въ эту ночь онѣ впервые остановились на мысли, что, можетъ быть, монашеское покрывало было бы дѣйствительно самымъ подходящимъ саваномъ для ихъ погибшихъ надеждъ. Но настало утро, и хотя лужайки сада сестеръ заросли густою, высокой травой, хотя поникшія вѣтви деревьевъ попрежнему почти касались земли, для нихъ онъ былъ все прежнимъ райскимъ садомъ, въ которомъ онѣ бывало такъ часто сиживали въ тѣ времена, когда горе и разочарованіе были имъ извѣстны только по имени. Здѣсь, здѣсь всѣ тѣ уголки, всѣ тропинки, которыя такъ любила Алиса; а рядомъ, въ одномъ изъ придѣловъ собора, была и плита, подъ которою она покоилась вѣчнымъ сномъ.
"Могли ли онѣ, помня, какъ трепетало ея юное сердечко при одной мысли о монастырской кельѣ, могли ли онѣ придти къ ней на могилу въ одѣяніи, отъ одного вида котораго содрогнулся бы, можетъ быть, ея прахъ? Могли ли онѣ, преклоняя колѣна у ея могилы, молиться горячей молитвой всему сонму ангеловъ, зная, что лицо одного изъ этихъ ангеловъ омрачается при видѣ ихъ печальныхъ одеждъ? Конечно, нѣтъ.
"Испросивъ разрѣшеніе церкви, сестры обратились къ извѣстнѣйшимъ въ то время художникамъ съ заказомъ расписать для нихъ самыми лучшими красками пять оконныхъ стеколъ однимъ и тѣмъ же узоромъ. Узоръ этотъ былъ точною копіей съ узора ихъ прежней общей работы. Стекла были вставлены въ широкое окно собора, до той поры лишенное всякихъ украшеній, и когда свѣтило солнце, которое она нѣкогда такъ любила, знакомый рисунокъ отливалъ всѣми цвѣтами радуги и, пропуская цѣлый потокъ яркаго свѣта, игралъ на могильной плитѣ, согрѣвая вырѣзанное на ней имя "Алиса".
"Многіе годы изо-дня-въ-день сестры безшумно появлялись у могильнаго камни и, преклонивъ колѣни, проводили здѣсь долгіе часы. Черезъ нѣсколько лѣтъ стали приходить уже не четыре, а только три сестры, потомъ двѣ, и, наконецъ, спустя еще много лѣтъ, здѣсь появлялась только одна женская фигура, согбенная подъ бременемъ годовъ. А потомъ насталъ день, когда и она не пришла, а на надгробной плитѣ появилось пятое имя.
"Наконецъ стерся и самый камень, и былъ замѣненъ другимъ; не одно поколѣніе смѣнилось съ тѣхъ поръ. Время изгладило живыя краски рисунка; но яркій потокъ свѣта по прежнему льется въ окно на забытую могилу, отъ которой не осталось больше и слѣда, и по сей день, показывая путешественнику Іоркскій соборъ, ему указываютъ на старинное окно, которое зовется окномъ "Пяти Сестеръ".
-- Печальная исторіи,-- сказалъ веселый пассажиръ, опоражнивая свои стаканъ.
-- Исторія, взятая изъ жизни, а жизнь вся состоитъ изъ печалей,-- отвѣчалъ разсказчикъ любезно,-- хотя въ голосѣ его звучали торжественныя, грустныя ноты.
-- Конечно, въ каждой картинѣ есть тѣни, но если поближе къ ней присмотрѣться, увидишь и свѣтъ,-- возразилъ на это веселый джентльменъ.-- Вотъ хотя бы и въ вашемъ разсказѣ: вѣдь младшая сестра была веселая дѣвушка.
-- За то какъ рано она умерла!-- замѣтилъ разсказчикъ.
-- Но, можетъ быть, она бы умерла еще раньше, если бы ея жизнь была, не такъ счастлива,-- произнесъ съ чувствомъ веселый джентльменъ.-- И неужели вы думаете, что ея сестры, которыя такъ нѣжно любили ее, были бы менѣе огорчены ея смертью, если бы она была несчастна при жизни? По моему, если что можетъ смягчить первое острое горе тяжелой утраты, такъ это сознаніе, что тотъ, кого мы оплакиваемъ, былъ счастливъ и всѣми любимъ здѣсь, на землѣ, и слѣдовательно приготовился къ иной, болѣе счастливой и чистой жизни. Неужели же солнце свѣтило бы такъ ярко, если бы оно встрѣчало только печальныя лица?
-- Можетъ быть, вы отчасти и правы,-- замѣтилъ разсказчика
-- Можетъ быть!-- воскликнулъ веселый пассажиры -- Да развѣ въ этомъ можно сомнѣваться? Возьмите какое хотите горе, и вы всегда найдете немало связанныхъ съ нимъ отрадныхъ воспоминаній. Конечно, воспоминаніе объ утраченной радости -- тяжелая вещь...
-- И очень,-- перебилъ разсказчика
-- Разумѣется. Воспоминаніе о невозвратно утраченномь счастіи тяжело, но и въ немъ кроется доля какой-то грустной сладости. Къ сожалѣнію, воспоминанія прошлаго всегда связаны для насъ съ чѣмъ-нибудь печальнымъ, съ чѣмъ-нибудь, что мы оплакиваемъ или въ чемъ горько каемся. Но я твердо убѣжденъ, что въ жизни самаго несчастнаго человѣка, если только онъ оглянется назадъ, найдется столько свѣтлыхъ лучей, что я не вѣрю въ возможность существованія такого человѣка (за исключеніемъ вполнѣ отчаявшагося), который согласился бы выпить стаканъ воды изъ Леты, если бы это было въ его власти.
-- Можетъ быть, вы и правы,-- сказалъ опять сѣдой джентльменъ послѣ короткаго размышленія.-- Да, мнѣ кажется, что вы правы.
-- Еще бы! Что бы тамъ ни говорили философы, въ жизни добро всегда возьметъ перевѣсъ надъ зломъ. Если наши привязанности несутъ съ собою заботы и горе, онѣ же служатъ источникомъ нашего утѣшенія и всѣхъ нашихъ радостей и, вѣрьте мнѣ, какъ бы мы ни были несчастны, онѣ являются самымъ прочнымъ и крѣпкимъ звеномъ, связывающимъ насъ съ ихъ лучшимъ міромъ.-- Однако, довольно! Теперь я разскажу вамъ исторію совершенно иного рода.
Помолчавъ съ минуту, веселый пассажиръ снова розлилъ пуншъ по стаканамъ и, бросивъ лукавый взглядъ на безпокойную леди, видимо боявшуюся, какъ бы онъ не сталъ разсказывать что-нибудь неприличное, началъ такъ:
"Повѣсть о баронѣ Грогцвигѣ".
"Молодой баронъ фонъ-Кельдветутъ изъ Грогцвига, въ Германіи, былъ именно таковъ, какимъ подобаетъ быть всякому молодому барону. Мнѣ не зачѣмъ упоминать о томъ, что жилъ онъ въ замкѣ, такъ какъ это само собою разумѣется, точно также нѣтъ надобности говорить, что онъ жилъ въ старомъ замкѣ, потому что кто же изъ нѣмецкихъ бавоновъ жилъ когда-нибудь въ новомъ замкѣ? Насчетъ этого почтеннаго зданія ходило немало страшныхъ и таинственныхъ разсказовъ, въ которыхъ не послѣднее мѣсто занимали разсказы о томъ, что, когда дуетъ вѣтеръ, онъ завываетъ въ трубахъ замка и реветъ въ сосѣднемъ лѣсу; а когда лунный свѣтъ проникаетъ въ узкія бойницы, онъ освѣщаетъ только тѣ части галереи и залъ, на которыя попадаетъ, оставляя неосвѣщенными всѣ другія мѣста. Ходили слухи, будто бы одинъ изъ предковъ барона, сильно нуждаясь въ деньгахъ, закололъ однажды кинжаломъ одного заблудившагося джентльмена, справлявшагося у него о дорогѣ. Таинственныя явленія, происходившія въ замкѣ, приписывались именно этому обстоятельству. Я же съ своей стороны твердо убѣжденъ, что все это были однѣ только росказни, ибо предокъ барона, человѣкъ весьма почтенный, впослѣдствіи очень раскаивался въ своемъ необдуманномъ поступкѣ и, захвативъ силой большой запасъ камня и строевого лѣсу, принадлежавшій его сосѣду, слабѣйшему барону, выстроилъ въ видѣ искупленія капеллу, заручившись такимъ образомъ форменнымъ удостовѣреніемъ въ уплатѣ своего долга небесамъ.
"Разъ я заговорилъ о предкахъ барона, я считаю своею обязанностью упомянуть о тѣхъ генеалогическихъ правахъ на общее уваженіе, какими онъ пользовался. Къ сожалѣнію, я не могу опредѣлять съ точностью, сколько именно предковъ насчитывалъ баронъ, но навѣрное знаю, что онъ ихъ насчитывалъ больше, чѣмъ кто бы то ни было изъ дворянъ того времени, и сожалѣю объ одномъ, что онъ не живетъ въ ниши времена, ибо въ этомъ случаѣ онъ насчитывалъ бы ихъ еще больше. Ужасно несправедливо, въ сущности, поступила судьба съ великими людьми прошлыхъ столѣтій, произведя ихъ такъ рано на свѣтъ, потому что человѣкъ, родившійся три-четыре вѣка тому назадъ, естественно не можетъ разсчитывать имѣть такое же количество предковъ, какъ человѣкъ, родившійся въ наши дни. Этотъ послѣдній, кто бы онъ ни былъ, будь онъ башмачникъ или даже еще того хуже, конечно, будетъ имѣть болѣе длинный рядъ предковъ, чѣмъ самый знатный изъ дворянъ старыхъ временъ, а это, по моему, большая несправедливость.
"Однако, вернемся къ нашему барону фонъ-Кельдветуту Грогцвигу. Это былъ красивый, статный мужчина, черноволосый, съ огромными усами. Онъ охотился въ зеленомъ камзолѣ тончайшаго сукна, въ желтыхъ ботфортахъ, съ рогомъ черезъ плечо, какъ въ наши дни ихъ носятъ кондукторы дилижансовъ. Стоило ему бывало затрубить въ рогъ, какъ двадцать четыре дворянина менѣе знатнаго рода, всѣ въ зеленыхъ камзолахъ, только немного погрубѣе, и въ желтыхъ ботфортахъ, только съ подошвами немного потолще, являлись къ его услугамъ, и вся кавалькада, вооруженная пиками, вродѣ тѣхъ, изь которыхъ нынче дѣлаются ограды въ садахъ, скакала галопомъ поохотиться на кабана или поднять медвѣдя, причемъ въ послѣднемъ случаѣ баронъ сперва убивалъ звѣря, а затѣмъ мазалъ себѣ его саломъ усы.
"Весело жилось барону Грогцвигу, но еще веселѣе -- его приближеннымъ. Каждую ночь они распивали рейнвейнъ, и пили до тѣхъ поръ, пока не сваливались подъ столы, но и здѣсь они не разставались съ бутылкой, а еще требовали себѣ трубки. Никогда ни у кого не было такихъ бравыхъ, храбрыхъ, веселыхъ молодцовъ, какіе были въ буйной свитѣ барона Грогцвига.
"Однако, застольныя удовольствія или, вѣрнѣе, удовольствія подъ столомъ, требуютъ нѣкотораго разнообразія, особенно когда за столомъ ежедневно собираются одни и тѣ же двадцать пять собесѣдниковъ, когда они обсуждаютъ одни и тѣ же вопросы и ведутъ одни и тѣ же разговоры. Заскучалъ, наконецъ, и баронъ, и ему захотѣлось разнообразія. Началъ онъ ссориться со своими товарищами, причемъ каждое послѣобѣда колотилъ двоихъ, троихъ изъ нихъ. Сначала это его занимало, но черезъ недѣлю-другую надоѣло и это развлеченіе, и баронъ принялся ломать себѣ голову, придумывая, чѣмъ бы ему позабавиться.
"Въ одинъ прекрасный вечеръ, послѣ цѣлаго дня, проведеннаго на охотѣ, гдѣ онъ перещеголялъ чуть ли не самаго Немврода, убивъ однимъ медвѣдемъ больше обыкновеннаго и приказавъ съ тріумфомъ доставить его въ замокъ, баронъ фонъ-Кельдветутъ сидѣлъ мрачный, какъ ночь, во главѣ своего стола, сердито уставившись на закончены и потолокъ обѣденной залы. Онъ уже выпилъ чуть ли что не боченокъ вина, но чѣмъ больше онъ пилъ, тѣмъ становился мрачнѣе. Джентльмены, удостоившіеся въ этотъ день опасной чести быть сосѣдями барона но правую и лѣвую его руку, старались во всемъ слѣдовать примѣру хозяина и, осушая стаканъ за стаканомъ, бросали другъ на друга мрачные взгляды.
"-- Быть по сему! Пью здоровье баронессы Грогцингской,-- вдругъ крикнулъ баронъ во все горло и изо всей силы ударилъ кулакомъ но столу, а лѣвой рукой молодецки закрутилъ усъ.
"Двадцать четыре джентльмена въ зеленыхъ камзолахъ поблѣднѣли, какъ смерть, причемъ только одни ихъ носы не измѣнили своего обычнаго багроваго цвѣта.
"-- Пью здоровье баронессы Грогцвигской, слышите вы?-- повторилъ баронъ еще громче, грозно оглядывая присутствующихъ.
"-- Здоровье баронессы Грогцингской!-- подхватили хоромъ зеленые камзолы, и двадцать четыре глотки разомъ осушили двадцать четыре кубка такого стараго и крѣпкаго рейнскаго, что двадцать четыре языка разомъ облизнули сорокъ восемь причмокнувшихъ губъ, и столько же глазъ зажмурилось отъ удовольствія.
"-- Здоровье единственной дочери барона Швилленгаузена,-- сказалъ Кельдветутъ. снисходительно поясняя предложенный тостъ.-- Завтра же, до захода солнца, мы отправимся просить у стараго барона руки его прекрасной дочери, и горе ему, если онъ мнѣ откажетъ, я отрѣжу ему носъ!
"Слова эти были встрѣчены хриплымъ крикомъ всей банды, причемъ каждый изъ молодцовъ тронулъ сперва эфесъ своей шпаги, а затѣмъ кончикъ своего носа съ самымъ зловѣщимъ выраженіемъ лица.
"Какая трогательная вещь нѣжная дочерняя привязанность! Если бы дочь барона фонъ-Швилленгузена объявила отцу, что сердце ея уже занято или бросилась бы къ его ногамъ и омочила имъ горючими слезами, или упала бы въ обморокъ, умоляя отца о пощадѣ, можно было бы прозакладывать сто противъ одного, что Швилленгаузенскому замку тутъ бы пришелъ и конецъ или, вѣрнѣе, конецъ пришелъ бы не только замку, но и барону. Но юная дѣвица выказала удивительную твердость духа, и когда на слѣдующее утро отъ Кельдветута прибыль посолъ, она скромно удалилась въ свою комнату и стала выглядывать въ окошко въ ожиданіи прибытія самого претендента и его свиты. Едва она увидѣла красиваго всадника съ огромными усами и убѣдилась, что онъ-то и былъ ея нареченнымъ, какъ бросилась къ отцу и объявила, что ради его спокойствія она готова принести себя въ жертву. Почтенный баронъ прижалъ дочь къ груди и уронилъ слезу умиленія.
"Въ этотъ день въ Швилленгаузейскомъ замкѣ шелъ пиръ на весь міръю Двадцать четыре зеленыхъ камзола изъ свиты Кельдветута обмѣнялись клятвой въ вѣчной дружбѣ съ дюжиною такихъ же зеленыхъ камзоловъ изъ свиты фонъ-Швилленгаузена и поклялись старому барону, что будутъ пить его вино до тѣхъ поръ, пока цвѣта ихъ лицъ и носовъ не придутъ въ полную взаимную гармонію. На прощанье новые друзья нѣжно потрепали другъ друга по спинѣ, и баронъ фонъ-Кельдветуть со своею свитою весело поскакалъ домой.
"Цѣлыхъ шесть недѣль у кабановъ и медвѣдей былъ праздникъ. Фамиліи Кельдветутовъ и Швилленгаузеновъ пировали, празднуя свое соединеніе. Копья ржавѣли, и даже баронскій рогъ охрипъ отъ долгаго бездѣйствія.
"Счастливое это было время для двадцати четырехъ зеленыхъ камзоловъ; но, увы, счастье перемѣнчиво, и скоро ихъ блаженству насталъ конецъ!
"-- Милый мой...-- сказала баронесса.
"-- Душенька...-- сказалъ баронъ,
"-- Эти несносные, скверные крикуны...
"-- О комъ вы говорите, сударыня?-- спросилъ баронъ съ удивленіемъ.
"Тутъ баронесса, стоявшая въ ту минуту съ мужемъ у окна, указала ему во дворъ, гдѣ ни о чемъ не подозрѣвавшіе зеленью камзолы распивали прощальную чарку передъ охотой на кабана.
"-- Это моя почетная свита, сударыня,-- сказалъ баронъ.
"-- Выгони ихъ, мой милый!-- нѣжно шепнула баронесса.
"-- Выгнать!-- воскликнулъ баронъ внѣ себя отъ изумленія.
"-- Если ты меня любишь, мой милый,-- отвѣтила баронесса еще нѣжней.
"-- Чорта съ два!-- завопилъ баронъ.
"Тутъ баронесса громко вскрикнула и упала безъ чувствъ къ его ногамъ.
"Что было дѣлать барону? Онъ крикнулъ горничную баронессы, погналъ гонца за докторомъ; потомъ, какъ бѣшенный, бросился во дворъ, поколотилъ двухъ зеленыхъ, которые больше другихъ привыкли къ колотушкамъ, и проклялъ всѣхъ остальныхъ, послалъ ихъ къ... но все равно куда. Я, къ сожалѣнію, не знаю нѣмецкаго языка, иначе я вложилъ бы въ уста барона болѣе мягкое выраженіе.
"Не сумѣю объяснить, какія средства пускаютъ въ ходъ иныя жены, чтобы держать мужей подъ башмакомъ, но, конечно, на этотъ счетъ у меня, можетъ быть, свое мнѣніе, а именно: по моему не слѣдуетъ выбирать въ члены парламента женатыхъ людей, такъ какъ навѣрно трое изъ четверыхъ подадутъ голоса не но своему убѣжденію, а согласно убѣжденіямъ своихъ супругъ (если только у дамъ могутъ быть убѣжденія). Въ настоящую же минуту я долженъ сказать, что баронесса Кельдветутъ вскорѣ пріобрѣла огромное вліяніе на своего мужа, и мало-по-малу, шагъ за шагомъ, день за днемъ, годъ за годомъ, баронъ сталъ уступать то въ томъ, то въ другомъ спорномъ вопросѣ, сталъ отказываться то отъ одной, то отъ другой изъ старыхъ привычекъ. Такимъ образомъ, въ самомъ расцвѣтѣ силъ, годамъ къ сорока восьми или около того, баронъ окончательно отказался отъ пировъ и кутежей, отъ охоты и старыхъ пріятелей, словомъ, отъ всего, къ чему онъ привыкъ и что когда-то любилъ. Храбрый, свирѣпый левъ быль укрощенъ своею собственной женою и обращенъ въ комнатную собачку въ своемъ собственномъ Грогцвигскомъ замкѣ.
"Но тутъ еще не конецъ злоключеніямъ барона. Около года спустя послѣ свадьбы баронесса подарила мужа прехорошенькимъ маленькимъ барончикомъ, и въ честь появленія его на свѣтъ былъ сожженъ роскошный фейерверкъ и выпита не одна дюжина бутылокъ вина. Ровно черезъ годъ послѣ этого появилась на свѣтъ хорошенькая маленькая баронесса; еще черезъ годъ -- опять барончикъ, и т. д., изъ году въ годъ то барончикъ, то баронесса поочереди (а въ одинъ годъ такъ даже разомъ барончикъ съ баронессой). Такъ продолжалось до тѣхъ поръ, пока баронъ не оказался отцомъ небольшого семейства изъ двѣнадцати душъ. Ежегодно къ ожидаемому торжественному событію въ замокъ Кельдветутъ являлась почтенная баронесса фонъ-Швилленгаузснъ въ сильнѣйшемъ волненіи за свою дорогую дочь, баронессу фонъ-Кельдветутъ, и хотя всѣмъ и каждому было извѣстію, что почтенная леди рѣшительно ни въ чемъ не прилагала руки для благосостоянія своей дочери, она считала своею непремѣнною обязанностью находиться въ самомъ разстроенномъ состояніи чувствъ во все время своего пребыванія въ Грогцвигскомъ замкѣ и коротала долгіе часы досуга, то читая нотаціи зятю по поводу его хозяйства, то оплакивая горькую участь своей несчастной дочери. Если же иной разъ баронъ Грогцвигъ не выдерживалъ и въ минуту досады, набравшись храбрости, замѣчалъ, что, по его мнѣнію, жена его была ничуть не несчастнѣе женъ другихъ храбрыхъ бароновъ, баронесса фонъ-Швилленгаузенъ призывала всѣхъ въ свидѣтели, что страданія ея дочери не трогаютъ никого, кромѣ нея одной, бѣдной матери,-- воззваніе, на которое у ея родныхъ и друзей быль всегда готовъ одинъ отвѣтъ, что, конечно, она, баронесса, гораздо чувствительнѣе своего зятя и что другую такую безчувственную скотину, какъ баронъ Грогцвигъ, трудно сыскать.
"Бѣдный баронъ переносилъ все это, пока могъ; когда же не стало больше его силъ, онъ сдѣлался мраченъ и даже потерялъ сонъ и аппетитъ. Но впереди его ожидала еще болѣе горькая напасть, и, когда она пришла, баронъ окончательно впалъ въ черную меланхолію.
"Времена перемѣнились. Дѣла барона шли плохо; онъ задолжалъ и запутался. Грогцвигскіе сундуки давно отощали, хотя семейство Швилленгаузеновъ считало ихъ неистощимыми, и какъ разъ въ ту минуту, когда баронесса собиралась подарить своего мужа тринадцатымъ отпрыскомъ его фамилію, баронъ Кельдветутъ сдѣлалъ открытіе, что его карманы пусты.
"Что теперь дѣлать?-- подумалъ баронъ.-- Остается одно -- покончить съ собой".
"Счастливая мысль! Баронъ достаетъ изъ буфета старый охотничій ножъ, точитъ его о саногь и приставляетъ къ горлу.
"-- Гм... да онъ еще, кажется, не довольно остеръ,-- сказалъ онъ, опуская руку.
"Баронъ поточилъ ножъ еще немного и снова приставилъ его къ горлу, но на этотъ разъ его остановилъ страшнѣйшій дѣтскій визгъ, раздавшійся изъ дѣтской маленькихъ барончиковъ и баронессъ, расположенной въ башнѣ съ желѣзными рѣшетками въ окнахъ для предотвращенія паденія въ ровъ.
"-- Если бы я былъ холостымъ,-- сказалъ баронъ со вздохомъ;-- я бы уже разъ пятьдесятъ могъ перерѣзать себѣ горло безъ всякой помѣхи. Эй, кто тамъ есть! Подайте, мнѣ бутылку вина и самую большую трубку въ маленькую комнату со сводами, что около залы.
"Одинъ изъ слугъ, расторопный малый, тотчасъ бросился исполнять приказаніе и не больше какъ черезъ полчаса или черезъ часъ объявили барону, что все готово. Баронъ всталъ и направился въ комнату со сводами. Здѣсь полированныя панели стѣнъ отражали яркое пламя камина; на столѣ стояли бутылки и лежала трубка, и все это придавало комнатѣ удивительно уютный видъ.
"-- Оставь лампу,-- сказалъ баронъ.
"-- Не угодно ли еще чего вашей милости?-- спросилъ слуга
"-- Пошелъ вонъ!-- былъ отвѣтъ. Слуга вышелъ, а баронъ заперъ за нимъ дверь на засовъ.
"-- Теперь выкурю послѣднюю трубочку, да и прости-прощай!-- сказалъ баронъ, потомъ положилъ ножъ на столъ такимъ образомъ, чтобы онъ былъ подъ рукой, отхлебнулъ изрядный глотокъ вина, и, откинувшись на спинку кресла, вытянулъ ноги къ огню и принялся за свою трубку.
"Баронъ задумался о разныхъ разностяхъ: о своихъ теперешнихъ бѣдахъ, о прежней холостой жизни, о зеленыхъ дворянчикахъ, которые давно разсѣялись по бѣлу свѣту и о которыхъ онъ съ тѣхъ поръ ничего не слыхалъ, за исключеніемъ только двоихъ, которымъ, по несчастной случайности, отрубили головы, да еще четверыхъ, допившихся до бѣлой горячки. Далеко унеслись мысли барона; онъ видѣлъ себя на охотѣ, скачущимъ за кабанами и за медвѣдями... какъ вдругъ, опорожнивъ свой стаканъ, онъ случайно поднялъ глаза и, къ своему удивленію, замѣтилъ, что онъ не одинъ.
"Да, онъ былъ не одинъ. Противъ него, по другую сторону камина, скрестивъ на груди руки, сидѣла страшная, отвратительная человѣческая фигура. Налитые кровью глаза этого человѣка далеко ушли въ орбиты, непомѣрно длинное лицо, сильно смахивавшее на лицо трупа, обрамляли всклоченныя пряди черныхъ, какъ смоль, волосъ. Фигура была закутана въ широкій темносиній плащъ, и, приглядѣвшись поближе, баронъ увидѣлъ, что вдоль борта плаща вмѣсто застежекъ красовались ручки отъ гроба; на ногахъ незнакомца, охватывая ихъ точно броней, были башмаки съ застежками изъ металлическихъ украшеній, какія дѣлаютъ на гробахъ, а на голову былъ накинутъ короткій черный капюшонъ, сшитый изъ погребальнаго покрова. Странный гость не обращалъ, по видимому, никакого вниманія на барона и сидѣлъ, пристально глядя въ огонь.
"-- Эй!-- крикнулъ баронъ, топнувъ ногой, чтобы привлечь на себя его вниманіе.
"-- Что тебѣ надо?-- откликнулся незнакомецъ, скосивъ глаза на барона, но не мѣняя своего положенія.
"-- Это мнѣ нравится!-- сказалъ баронъ, нисколько не испугавшійся ни глухого голоса незнакомца, ни устремленнаго на него тусклаго взгляда.-- Кажется, это я могъ бы спросить тебя, чего тебѣ здѣсь надо? Какъ ты сюда попалъ?
"-- Черезъ дверь,-- отвѣчалъ незнакомецъ.
"-- Кто ты такой?
"-- Человѣкъ.
"-- Не вѣрю.
"-- Не вѣрь.
"-- Да я и не подумаю,-- отрѣзалъ баронъ.
"Незнакомецъ съ минуту молча смотрѣлъ на барона и, наконецъ, сказалъ фамильярно:
"-- Вижу, что тебя не проведешь. Дѣйствительно, я не человѣкъ.
"-- Такъ кто же ты?-- спросилъ баронъ.
"-- Духъ.
"-- Вотъ чего бы я никогда не подумалъ,-- сказалъ баронъ презрительно.
"-- Я духъ отчаянія и самоубійства,-- сказалъ призракъ.-- Теперь ты знаешь, кто я.
"Съ этими словами онъ повернулся къ барону, точно собираясь вступить съ нимъ въ разговоръ. Но что больше всего поразило его собесѣдника, такъ это то, что, когда онъ откинулъ свой плащъ, у него оказался воткнутымъ въ груди большой колъ, проходившій насквозь, въ спину. Призракъ съ усиліемъ выдернулъ этотъ колъ и положилъ возлѣ себя на столъ съ такимъ спокойнымъ видомъ, точно это была тросточка для гулянья.
"-- Ну-съ,-- началъ призракъ, поглядывая на охотничій ножъ,-- готовъ ли ты?
"-- Не совсѣмъ,-- отвѣтилъ баронъ,-- вотъ докурю сперва трубку.
"-- Въ такомъ случаѣ нельзя ли поторопиться?-- сказалъ призракъ.
"-- Да ты, какъ видно, спѣшишь,-- замѣтилъ баронъ.
"-- Еще бы! У меня полонъ ротъ дѣла, и въ Англіи, и во Франціи; все мое время на расхватъ.
"-- Ты пьешь?-- спросилъ баронъ, дотронувшись до бутылки копцомъ своей трубки.
"-- Изъ десяти разъ девять, и ужь тогда я напиваюсь до положенія ризъ,-- отвѣчалъ призракъ холоднымъ тономъ.
"-- Никогда не пьешь умѣренно?-- спросилъ баронъ.
"-- Нѣтъ, никогда, потому что такое питье порождаетъ веселость,-- отвѣтилъ съ содроганіемъ призракъ.
"Баронъ съ минуту пристально смотрѣлъ на своего новаго пріятеля, который казался ему очень страннымъ, и наконецъ спросилъ, принимаетъ ли тотъ активное участіе въ событіяхъ, свидѣтелемъ которыхъ ему приходится бывать.
"-- Нѣтъ,-- отвѣчалъ призракъ уклончиво,-- но я всегда присутствую при нихъ.
-- Вѣроятно, затѣмъ, чтобы судить о вѣрности удара?-- освѣдомился баронъ.
"-- Именно,-- подтвердилъ призракъ, поигрывая коломъ и разглядывая его заостренный конецъ -- Однако, нельзя ли тебѣ поторопиться? Меня ждетъ еще одинъ молодой джентльменъ, у котораго оказалось слишкомъ много денегъ и свободнаго времени.
"-- И онъ хочетъ наложить на себя руки оттого, что у него слишкомъ много денегъ! воскликнулъ со смѣхомъ баронъ.-- Ха, ха, ха, вотъ такъ идея. (Баронъ смѣялся впервые послѣ многихъ, многихъ дней).
"-- Пожалуйста не смѣйся, перестань!-- пробормоталъ призракъ въ сильномъ смятеніи.
"-- Это почему?-- спросилъ баронъ.
"-- Потому что я не выношу смѣха, ужъ лучше вздыхай -- мнѣ это будетъ гораздо пріятнѣе.
"При этимъ словахъ баронъ невольно вздрогнулъ, и призракъ, мгновенно оправившись отъ смущенія, съ самымъ любезнымъ видомъ подалъ ему охотничій ножъ.
"-- Престранная, право, фантазія наложить на себя руки, потому что карманъ слишкомъ туго набитъ,-- пробормоталъ баронъ, разсѣянно пробуя пальцемъ остріе оружія.
"-- Ничуть не болѣе странная, чѣмъ идея наложить на себя руки, потому что онъ пусть,-- быстро сказалъ странный гость.
"Случайно ли сдѣлалъ призракъ этотъ промахъ, или онъ думалъ, что рѣшеніе барона настолько непоколебимо, что при немъ можно говорить все, не стѣсняясь, этого ужъ я не сумѣю вамъ объяснить. Знаю только, что оружіе вдругъ замерло въ рукѣ барона, а глаза его широко раскрылись, какъ будто его осѣнила какая-то новая мысль.-- А вѣдь и впрямь на свѣтѣ нѣтъ непоправимыхъ вещей,-- сказалъ баронъ Кельдветутъ.
"-- Кромѣ пустыхъ сундуковъ!-- прокричалъ духъ.
"-- Ну, что жъ, если они опустѣли, это еще не значитъ, что они всегда останутся пусты,-- сказалъ баронъ.
"-- И сварливой жены!-- выкрикнулъ духъ еще пронзительнѣе.
"-- Эка бѣда! Жену можно и усмирить,-- отвѣтилъ баронъ.
"-- А тринадцать штукъ ребятишекъ!-- завопилъ духъ.
"-- Не всѣ же они выйдутъ негодяями,-- сказалъ баронъ.
"Почувствовавъ себя разбитымъ на всѣхъ пунктахъ, духъ пришелъ въ страшную ярость; однако, онъ попытался обратить дѣло въ шутку и сказалъ, что будетъ очень благодаренъ барону, когда тотъ перестанетъ шутить.
"-- Я и не думаю шутить; напротивъ, я говорю совершенно серьезно,-- возразилъ ему баронъ.
"-- Прекрасно, прекрасно, очень радъ это слышать, сказалъ духъ со свирѣпымъ взглядомъ,-- потому что, говорю не преувеличивая, шутка для меня смерть. Однако, рѣшайся покидай-ка скорѣе этотъ злополучный міръ!
"-- Не знаю,-- сказалъ баронъ, играя ножемъ, нашъ міръ можно назвать дѣйствительно злополучнымъ, но, я, судя по твоей наружности, не думаю, чтобы и твой былъ много лучше, а это невольно наводитъ меня на мысль, что въ сущности у меня нѣтъ ни малѣйшей гарантіи, что я хорошо поступаю, рѣшаясь покинуть нашъ міръ. Какъ это я раньше объ этомъ не подумалъ!-- воскликнулъ баронъ, вскочивъ съ мѣста.
"-- Торопись!0- неистовствовалъ духъ, скрежеща зубами.
"-- Убирайся!-- крикнулъ баронъ.-- Конецъ моимъ мученіямъ, теперь ужъ я не буду такимъ дуракомъ! Опять буду дышать чистымъ воздухомъ, опять стану охотиться на медвѣдей. Если же Швилленгаузены вздумаютъ вмѣшаться въ мои дѣла, я серьезно поговорю съ баронессой, а старухѣ проломлю голову.
"Съ этими словами баронъ упалъ въ кресло и такъ громко захохоталъ, что задрожали стѣны.
"Призракъ отступилъ шага на два, поглядѣлъ на барона остановившимся отъ ужаса взглядомъ и только, когда смолкъ его хохотъ, онъ схватилъ колъ, съ силою воткнулъ его въ грудь и со страшнымъ воемъ исчезъ.
"Съ этого дня Кельдветутъ никогда его больше не видѣлъ. Разъ принявъ твердое рѣшеніе жить, баронъ сумѣлъ образумить свою жену и тещу и умеръ много лѣтъ спустя если не богатымъ, то, насколько мнѣ извѣстно, вполнѣ счастливымъ человѣкомъ, оставивъ послѣ себя многочисленное семейство, прекрасно воспитанное подъ его личнымъ рисоводствомъ по всѣмъ правиламъ охоты на кабановъ и медвѣдей.
"И вотъ мой совѣтъ всѣмъ тѣмъ, кому случится придти въ уныніе отъ подобныхъ причинъ (какъ это часто бываетъ на свѣтѣ): не поддаваться отчаянію, а прежде тщательно обсудить вопросъ со всѣхъ сторонъ, разсматривая хорошія его стороны въ увеличительное стекло; если же и послѣ этого останется искушеніе покончить съ жизнью, совѣтую сперва выкурить трубочку, выпить бутылку винца, а за симъ послѣдовать похвальному примѣру барона Грогцвига".
-- Съ вашего позволенія, лэди и джентльмены, карета готова!-- сказалъ новый кучеръ дилижанса, просовывая голову въ двери.
Это извѣстіе заставило общество наскоро покончить съ пуншемъ и предотвратило споры, которые могли бы возникнуть по поводу послѣдняго разсказа. Мистеръ Сквирсъ таинственно отозвалъ сѣдовласаго джентльмена къ сторонкѣ и съ большимъ интересомъ принялся его разспрашивать о чемъ-то, касавшемся, повидимому, пяти іоркскихъ сестеръ; на самомъ же дѣлѣ онъ просто желалъ получить свѣдѣнія насчетъ того, какую плату въ тѣ времена взимали іоркширскіе монастыри со своихъ пансіонеровъ.
Дилижансъ снова пустился въ путь. Къ утру Николай уснулъ, и когда онъ проснулся, то, къ своему сожалѣнію, увидѣлъ, что пока онъ спалъ и сѣдой джентльменъ и веселый пассажиръ оба вышли. День прошелъ очень скучно, и около шести часовъ вечера Николай, мистеръ Сквирсъ, мальчуганы и ихъ общій багажъ были высажены въ нивой гостиницѣ "Короля Георга" въ Грета-Бриджѣ.