Ньюмэнъ Ногсъ устраиваетъ мистриссъ и миссъ Никкльби въ ихъ новомъ жилищѣ.
Итакъ, миссъ Никкльби шла домой, погруженная въ самыя грустныя мысли. Да и не мудренно. Событія этого утра способны были хоть кого навести на самое мрачное раздумье. Это былъ первый жизненный дебютъ бѣдной Кетъ, а поведеніе ея дяди было вовсе не такого рода, чтобы успокоить страхъ или уничтожить сомнѣнія неопытной дебютантки. Модный магазинъ г-жи Манталини тоже не произвелъ на нее хорошаго впечатлѣнія, и она смотрѣла впередъ на открывавшуюся передъ нею карьеру съ тяжелымъ предчувствіемъ и горькимъ разочарованіемъ въ сердцѣ. Если бы утѣшенія матери могли хоть отчасти успокоить ея взволнованную душу, она, конечно, ободрилась бы, такъ какъ на эти утѣшенія мистриссъ Никкльби не скупилась. Въ отсутствіе дочери мистриссъ Никльби припомнила еще два случая, когда модистки нажили огромное богатство, хотя и не могла съ увѣренностью утверждать, составили ли онѣ состояніе исключительно своимъ ремесломъ или у нихъ были деньги и раньше, или можетъ быть, имъ удалось удачно пристроиться за богатыхъ мужей. Какъ бы то ни было достойная леди пришла къ тому логическому выводу, что есть же на свѣтѣ люди, а въ томъ числѣ и модистки, которые сколачиваютъ себѣ капиталы, не имѣя гроша за душою, а слѣдовательно, никто не можетъ поручиться, что Кетъ не окажется одною изъ этихъ счастливицъ. Миссъ Ла-Криви, присутствовавшая на маленькомъ семейномъ совѣтѣ, осмѣлилась было выразить сомнѣніе насчетъ вѣроятности такой необыкновенной удачи для Кетъ, удачи, противорѣчивыми всѣмъ выводамъ обыденной жизни,-- но это возраженіе было въ конецъ разбито нѣжной мамашей, объявившей, что на этотъ счетъ у нея есть предчувствіе, Надо замѣтить, что эти предчувствія мистриссъ Никкльби проставляли родъ ясновидѣнія, которое она всегда пускала въ ходъ въ своихъ спорахъ съ покойнымъ мистеромъ Никкльби и, въ качествѣ неопровержимаго аргумента, изъ десяти разъ девять не оправдывались.
-- Боюсь, что швейная работа вредна для здоровья,-- сказала миссъ Ла-Криви.-- Когда я только-что начинала заниматься портретною живописью, помню, ко мнѣ пришли съ заказомъ три молоденькія швеи, и всѣ три были необыкновенно блѣдны и имѣли нездоровый видъ.
-- О, это далеко не общее правило!-- замѣтила мистриссъ Никкльби.-- Я тоже какъ сейчасъ помню: когда я собиралась заказывать мою пунцовую мантилью (онѣ въ то время были въ большой модѣ), мнѣ рекомендовали швею; такъ у той лицо было красное, какъ морковь, чуть ли не краснѣе этой самой мантильи.
-- Можетъ быть, она пила?-- позволила себѣ замѣтить миссъ Ла-Криви.
-- Ужь не знаю, пила ли она,-- отвѣчала мистриссъ Никкльби обиженнымъ тономъ,-- только лицо у нея было просто багровое. Итакъ, ваше наблюденіе, какъ видите, ничего не доказываетъ.
Такимъ образомъ почтенная матрона съ помощью самыхъ неопровержимыхъ доказательствъ разбила всѣ доводы, какіе были приведены противъ плана устройства будущности ея дочери, предложеннаго Ральфомъ. Счастливая женщина! Каковъ бы ни былъ проектъ, но если это былъ проектъ новоиспеченный она разрисовывала его въ своемъ воображеніи розовой краской, онъ забавлялъ ее, какъ забавляетъ ребенка пестрая игрушка.
Когда вопросъ былъ разсмотрѣнъ по существу и окончательно рѣшенъ, Кетъ сообщила матери о намѣреніи дяди устроить ихъ въ одномъ изъ принадлежащихъ ему незанятыхъ домовъ въ Истъ-Эндѣ, и мистриссъ Никкльби ухватилась за этотъ планъ съ тѣмъ же дѣтскимъ восторгомъ, замѣтивъ, что она не можетъ себѣ представить ничего восхитительнѣе прогулки, въ теплые лѣтніе вечера, когда она будетъ ходить въ Вестъ-Эндъ навстрѣчу дочери, возвращающейся съ работы. Замѣчаніе весьма характерное дли мистриссъ Никкльби, точно такъ же, какъ ея забывчивость относительно того ничтожнаго обстоятельства, что въ году бываютъ не только "восхитительные лѣтніе вечера", но и дурная погода, и темныя ночи.
-- Мнѣ будетъ очень, очень жаль съ вами разстаться, мой добрый другъ,-- сказала Кетъ добродушной маленькой портретисткѣ, которую за это время она успѣла отъ души полюбить.
-- О, отъ меня не. такъ-то легко избавиться!-- отвѣчала миссъ Ла-Криви самымъ веселымъ тономъ, на какой она была способна въ эту минуту.-- Я часто буду къ вамъ забѣгать, провѣдывать, какъ вы обѣ поживаете, и если бы даже не только въ Лондонѣ, но въ цѣломъ мірѣ не нашлось души, которая принимала бы въ насъ участіе, помните, что на свѣтѣ живетъ бѣдная одинокая женщина, готовая молиться о васъ день и ночь.
Съ этими словами маленькая старушка (у которой сердце было, пожалуй, вмѣстительнѣе, чѣмъ у двухъ добрыхъ геніевъ-хранителей Лондона, Гога и Магога, взятыхъ вмѣстѣ) принялась выдѣлывать такія уморительныя гримасы, что если бы она могла увѣковѣчить ихъ на слоновой кости или на полотнѣ, онѣ навѣрное составили бы ея карьеру, а потомъ забралась въ самый дальній уголокъ, чтобы "наплакаться всласть", какъ она выразилась.
Но ни слезы, ни разговоры, ни надежды, ни опасенія ничто не могло предотвратить наступленія страшной субботы и появленія Ньюмэна Ногса. Пунктуальный, какъ часы, онъ въ назначенное время приковылялъ къ дверямъ дома, гдѣ жили Никкльби мать и дочь и, въ ожиданіи, чтобы часы на сосѣдней колокольнѣ пробили пять, наполнилъ сквозь замочную скважину всю квартиру маленькой портретистки запахомъ можжевеловой водки. Когда въ воздухѣ замеръ послѣдній ударъ колокола, возвѣстившій о наступленіи шестого часа дня, мистеръ Ногсъ постучался съ дверь.
-- Отъ мистера Ральфа Никкльби,-- со свойственнымъ ему лаконизмомъ возвѣстилъ Ньюмэнъ и поднялся на лѣстницу.
-- Мы сейчасъ будемъ готовы,-- сказала Кетъ.-- Вещей у насъ немного, но, я думаю, намъ все таки придется взять кэбъ.
-- Сейчасъ приведу,-- сказалъ Ньюмэнъ.
-- Зачѣмъ же вамъ безпокоиться?-- проговорила мистриссъ Никкльби.
-- Я такъ хочу.
-- Нѣтъ, нѣтъ, я не могу этого допустить.
-- Но не можете и запретить.
-- Не могу запретить?
-- Разумѣется; я и то уже думалъ нанять для васъ кэбъ, когда шелъ сюда, да побоялся, что вы не готовы. Я много кой о чемъ думаю -- этого никто не можетъ мнѣ запретить.
-- Конечно, конечно; вы правы, мистеръ Ногсъ. Наши мысли свободны, какъ воздухъ. Разумѣется, никто не можетъ запретить человѣку думать о чемъ ему угодно.
-- Однако, есть люди, которые хотѣли бы запретить даже это, еслибъ могли,-- пробормоталъ Ньюмэнъ.
-- Да, да, безъ сомнѣнія, мистеръ Ногсъ, есть люди... есть люди, которые... гм!... А какъ поживаетъ вашъ хозяинъ?
Ньюмэнъ бросилъ многозначительный взглядъ на Кэтъ и отвѣчалъ, что хозяинъ здоровъ и шлетъ имъ свой привѣтъ, причемъ какъ-то особенно подчеркнулъ послѣднее слово.
-- Ахъ, мы такъ много ему обязаны!-- вздохнула мистриссъ Никкльби.
-- Обязаны! Такъ ему и передамъ,-- сказалъ Ньюмэнъ.
Тотъ, кто хоть разъ въ своей жизни видѣлъ Ньюмэна Ногса, едва ли могъ не узнать его при встрѣчѣ, и Кетъ, пораженная оригинальными манерами клерка своего дяди (хотя на этотъ разъ, несмотря на грубый лаконизмъ его рѣчи, въ ней проглядывала какая-то особенная почтительность), взглянувъ на него попристальнѣе, припомнила, что она уже гдѣ-то видѣла этого страннаго человѣка.
-- Простите мое любопытство,-- сказала она. Не васъ ли я видѣла во дворѣ конторы дилижансовъ въ то утро, когда мой братъ уѣзжалъ въ Іоркширъ?
Ньюмэнъ бросилъ бѣглый взглядъ на мистриссъ Никкльби и, нисколько не краснѣя, отвѣтилъ: "Нѣтъ!"
-- Нѣтъ? Какъ странно!-- воскликнула Кетъ.-- А я готова была бы поручиться, что это были вы.
-- Вы ошибаетесь; сегодня я выхожу въ первый разъ. Я три недѣли просидѣлъ дома -- у меня былъ припадокъ подагры.
Ньюмэнъ былъ ничуть не похожъ на подагрика; но не успѣла Нетъ это подумать, какъ мистриссъ Никкльби обратилась къ ней съ просьбой поскорѣе запереть дверь, потому что мистеръ Ногсъ рискуетъ простудиться, и такимъ образомъ прервала нить ея размышленій. Затѣмъ эта почтенная леди высказала еще болѣе настоятельное требованіе, чтобы за кэбомъ была послана служанка, такъ какъ она, мистриссъ Никкльби, положительно боится, чтобы съ мистеромъ Ногсомъ не повторился припадокъ его недуга. Ньюмэну не оставалось ничего больше, какъ покориться. Итакъ, служанка привела кэбъ, и послѣ безконечныхъ слезныхъ объятій и поцѣлуевъ, причемъ фигурка миссъ Ла-Криви то и дѣло мелькала отъ окна кареты къ дверямъ и обратно, а ея желтый тюрбанъ не разъ приходилъ въ слишкомъ близкое для его безопасности соприкосновеніе съ прохожими на тротуарѣ, онъ (т. е. кэбь, а не желтый тюрбанъ) тронулся съ мѣста, увозя съ собою двухъ леди со всѣмъ ихъ имуществомъ и Ньюмэна Ногса, который взобрался на козлы, вопреки всѣмъ просьбамъ и доводамъ мистриссъ Никкльби, увѣрявшей, что онъ идетъ прямо на смерть.
Экипажъ свернулъ по направленію къ Сити, спустился къ рѣкѣ и, послѣ безконечнаго странствованія по улицамъ, запруженнымъ въ этотъ часъ всевозможными экипажами, остановился передъ огромнымъ старымъ и мрачнымъ домомъ въ улицѣ Темзы. Окна и двери дома были до того грязны, что, казалось, онъ давнимъ давно стоитъ необитаемымъ. Ньюмэнъ отомкнулъ дверь ключомъ, который онъ вынулъ изъ своей шляпы, служившей ему, къ слову сказать, складочнымъ мѣстомъ, такъ какъ отъ кармановъ его не оставалось ничего, кромѣ дыръ. Въ эту шляпу онъ складывалъ всякую всячину, за исключеніемъ денегъ, которыхъ не пряталъ туда по той простой причинѣ, что ихъ у него не было. Затѣмъ онъ выгрузилъ изъ кэба вещи дамъ и повелъ ихъ въ домъ.
Какой это былъ мрачный, унылый старый домъ! Внутри, гдѣ, можетъ быть, нѣкогда жизнь била ключомъ, было такъ же печально и мрачно, какъ снаружи. За домомь тянулась пристань, выходившая на Темзу. Здѣсь стояла пустая собачья конура, валялись обглоданныя кости, старые заржавленные обручи и доски отъ бочекъ, но нигдѣ ни признаковъ жизни. Яркая картина безмолвнаго разрушенія.
-- Какой унылый, страшный домъ!-- сказала Кетъ.-- Право, невольно приходитъ въ голову, что на немъ лежитъ печать проклятія. Если бы я была суевѣрна, я бы. кажется, способна была вообразить, что въ этихъ старыхъ стѣнахъ совершилось какое-нибудь страшное преступленіе и что съ тѣхъ поръ онѣ прокляты Богомъ.
-- Боже мой, Кетъ, можно ли говорить подобныя вещи!-- воскликнула мистриссъ Никкльби.-- Ты меня до смерти напугаешь.
-- Но вѣдь это только моя фантазія, мама,-- сказала Кетъ, пытаясь улыбнуться.
-- Очень хорошо, моя милая; но я тебѣ совѣтую держать про себя твои глупыя фантазіи и не будоражить ими меня. Развѣ ты не могла подумать объ этомъ раньше?.. Впрочемъ, ты такъ беззаботна. Мы бы могли взять съ собой миссъ Ла-Криви или завести собаку,-- словомъ, могли бы что-нибудь придумать, но ты всегда такъ, совсѣмъ какъ твой бѣдный покойный отецъ. Если я не подумаю за васъ всѣхъ и не позабочусь...
Это было обычное вступленіе мистриссъ Никкльби къ безконечнымъ жалобамъ, которыя не обращались ни къ кому въ частности, но продолжались обыкновенно до тѣхъ поръ, пока эта добрѣйшая леди окончательно не выбивалась изъ силъ.
Между тѣмъ Ньюмэнъ, дѣлая видъ, что онъ ничего не слышитъ и не замѣчаетъ, повелъ дамъ въ первый этажъ, гдѣ въ двухъ комнатахъ были сдѣланы кое-какія попытки придать имъ болѣе жилой видъ. Въ одной стояло нѣсколько стульевъ, былъ разостланъ старый коверъ, имѣлся столъ, накрытый вылинявшею цвѣтною скатертью, и былъ приготовленъ каминъ, такъ что оставалось только затопить его. Въ другой стояла старинная кровать съ пологомъ и прочая необходимая мебель.
-- Посмотри, душенька, какъ добръ и предупредителенъ твой дядя, сказала мистриссъ Никкльби, стараясь казаться довольной. Если бы не онъ, у насъ бы теперь ничего не было, кромѣ купленной нами вчера кровати.
-- Да, это очень мило съ его стороны,-- отвѣтила Кетъ, оглядывая комнаты. Разумѣется, Ньюмэнъ Ногсь не сказалъ, что это онъ обшарилъ весь домъ съ подваловъ до чердака въ поискахъ за скудною обстановкою, за которую Кэтъ съ матерью заочно благодарили теперь Ральфа, не сказалъ, что это онъ на собственные кровные полпенни купилъ имъ молока къ чаю и заботливо поставилъ его на полку, что это онъ налилъ воды въ старый заржавленный котелокъ, собралъ на набережной дровъ и раздобылъ угля у сосѣдей. Онъ ничего не сказалъ, но одна мысль, что кто-нибудь могъ заподозрить Ральфа Никкльби въ подобной заботливости, до такой степени его поразила, что онъ громко захрустѣлъ всѣми десятью пальцами. Сначала эти странные звуки перепугали мистриссъ Никкльби, но, сообразивъ, что, по всей вѣроятности, они какимъ-нибудь образомъ связаны съ подагрою, она успокоилась и воздержалась отъ всякихъ замѣчаній.
-- Мы не смѣемъ васъ больше задерживать,-- сказала Кетъ Ньюмэну Ногсу.
-- Не могу ли я еще чѣмъ-нибудь вамъ служить?-- спросилъ онъ.
-- Благодарю васъ, кажется, намъ больше ничего не нужно.
-- Можетъ быть, мистеръ Ногсъ, не отказался бы выпить за наше здоровье? сказала мистриссъ Никкльби, принимаясь рыться въ своемъ ридикюлѣ въ поискахъ за мелкой монетой.
-- Я боюсь, мама, какъ бы онъ не обидѣлся,-- проговорила Кетъ вполголоса, видя, какъ при словахъ ея матери Ньюмэнъ измѣнился въ лицѣ.
Мистеръ Ногсъ отвѣсилъ молодой дѣвушкѣ низкій поклонъ, который приличествовалъ скорѣе джентльмену, чѣмъ такому оборванцу, какъ онъ, и, приложивъ руку къ груди, простоялъ съ минуту въ такой позѣ, какъ будто собирался что-то сказать. Однако, онъ ничего не сказалъ и съ новымъ поклономъ молча вышелъ изъ комнаты.
Когда раздался стукъ захлопнувшейся тяжелой выходной двери, прокатившійся зловѣщимъ гуломъ по всему огромному, мрачному дому, Кетъ почувствовала искушеніе окликнуть Ногса и попросить его вернуться, но устыдилась своей слабости, сдержалась, и Ньюмэнъ безпрепятственно отправился домой.