содержитъ нѣсколько интересныхъ эпизодовъ изъ романа мистриссъ Никкльби и ея сосѣда, джентльмена въ коротенькихъ брюкахъ.
Со времени вышеприведеннаго интереснаго разговора съ сыномъ мистриссъ Никкльби стала выказывать необычайное вниманіе къ своему туалету, ежедневно дополняя свое траурное, вполнѣ подходящее къ ея возрасту платье, составлявшее ея обычный костюмъ, то тѣми, то другими украшеніями, которыя сами по себѣ были довольно невиннаго свойства, но взятыя въ совокупности, и въ особенности принимая въ разсчетъ ихъ цѣль, наводили на нѣкоторыя размышленія. Простое черное платье мистриссъ Никкльби приняло положительно элегантный видъ, благодаря ея новой, кокетливой манерѣ носить это платье, и вся ея внѣшность получила другой, нѣсколько легкомысленный характеръ, при помощи нѣсколькихъ побрякушекъ, искусно размѣщенныхъ опытной рукой. Правда, эти побрякушки были не новыя и стоили очень недорого; все это были остатки прежняго величія, ускользнувшіе отъ общаго разгрома, спокойно лежавшіе, до сихъ поръ въ темномъ уголкѣ какого-нибудь сундука или ящика и извлеченные на свѣтъ Божій единственно для того, чтобы украсить собою трауръ мистриссъ Никкльби, которая такимъ образомъ обратила эту эмблему уваженія къ памяти мертвецовъ въ опасное орудіе убійственныхъ замысловъ противъ живыхъ.
Быть можетъ, эту перемѣну въ привычкахъ мистриссъ Никкльби слѣдовало приписать заговорившему въ ней возвышенному чувству долга и вообще самымъ благороднымъ побужденіямъ души. Быть можетъ, эта леди въ концѣ концовъ упрекала себя за свое малодушіе, за то, что она слишкомъ поддавалась своему горю, и почувствовала необходимость на собственной своей особѣ показать своей дочери, которая была новичкомъ въ искусствѣ покорять сердца, какое огромное значеніе для этой спеціальности имѣетъ элегантность костюма. Наконецъ, и помимо материнскихъ обязанностей и отвѣтственности, эту перемѣну можно было объяснить самымъ безкорыстнымъ милосердіемъ. Сосѣдній джентльменъ былъ униженъ Николаемъ, грубо обозвавшимъ его идіотомъ и болваномъ, а такъ какъ это нареканіе противъ умственныхъ способностей сосѣда косвеннымъ образомъ задѣвало и самое мистриссъ Никкльби, то понятно, что, въ качествѣ доброй христіанки, она должна была возстать противъ такой вопіющей несправедливости и доказать, что онъ не былъ ни тѣмъ, ни другимъ. А какія же средства могла она употребить для столь высокой и благородной цѣли, какъ не тѣ самыя, которыя она и пустила въ ходъ? Не доказала ли она всему міру, что поступки стараго джентльмена были какъ нельзя болѣе понятны и раціональны и являлись лишь естественнымъ результатомъ дѣйствія ея зрѣлыхъ прелестей, которыя она имѣла неосторожность открыть взорамъ человѣка съ слишкомъ пылкимъ сердцемъ.
"Ахъ, какъ строга молодежь!-- думала мистриссъ Никкльби, качая головой.-- Если бы Николай только зналъ, что перенесъ его бѣдный отецъ до нашего брака, когда я еще открыто выказывала ему свою ненависть, онъ былъ бы снисходительнѣе. Забуду ли я когда-нибудь то утро, когда я только презрительно взглянула на него, когда онъ предложилъ мнѣ понести мой зонтикъ, или тотъ вечеръ, когда я дулась на него ужь не помню за что? Еще очень счастливо вышло, что онъ не. эмигрировалъ въ Америку съ горя; но я увѣрена, что моя жестокость заставляла его не разъ думать объ этомъ".
И въ самомъ дѣлѣ, кто знаетъ, не благоразумней ли поступилъ бы покойникъ, если бы эмигрировалъ холостякомъ? На этомъ вопросѣ мистриссъ Никкльби не имѣла возможности остановиться, такъ какъ въ комнату вошла Кетъ съ рабочимъ ящичкомъ въ рукахъ и прервала нить ея размышленій, ибо малѣйшаго обстоятельства бывало всегда съ избыткомъ достаточно для того, чтобы мысли мистриссъ Никкльби приняли другой оборотъ.
-- Кетъ, дорогая моя, не знаю почему, но такой хорошій, теплый лѣтній день, какъ сегодняшній, когда кругомъ поютъ птицы, всегда напоминаетъ мнѣ жаренаго молочнаго поросенка подъ луковымъ соусомъ à la franèaise,-- сказала мистриссъ Никкльби.
-- Что за странная ассоціація идей, неправда ли, мама?
-- Честное слово, дорогая моя, я и сама не знаю, отчего это такъ выходитъ,-- отвѣчала мистриссъ Никкльби.-- Оно дѣйствительно странно. Жареный поросенокъ... погоди-ка. Пять недѣль спустя послѣ твоего рожденія у насъ подавали жаркое... Впрочемъ, это не могъ быть поросенокъ, потому что я отлично помню, что была подана цѣлая пара, а ужь, конечно, ни твоему бѣдному отцу, ни мнѣ не могло придти въ голову заказать на второе двухъ поросятъ. Кажется, это были куропатки. Жареный поросенокъ... просто не постигаю! Да у насъ ихъ и совсѣмъ никогда не подавали, я только теперь это вспомнила: вѣдь твой папа не выносилъ даже ихъ вида въ лавкахъ; онъ говорилъ, бывало, что они напоминаютъ ему маленькихъ дѣтей, только у поросятъ цвѣтъ кожи гораздо нѣжнѣе. А онъ ненавидѣлъ маленькихъ дѣтей: страхъ передъ возможностью увеличенія семейства внушалъ ему непобѣдимое отвращеніе къ нимъ. Но, однако, съ чего же мнѣ вдругъ вспомнился поросенокъ? А, знаю! Однажды мы обѣдали у мистриссъ Бивэнъ (знаешь, на большой улицѣ, около того угла, гдѣ жилъ каретникъ и гдѣ еще одинъ пьяница упалъ въ окно подвальнаго этажа пустого дома, за недѣлю до того, какъ онъ былъ нанятъ, и новый квартирантъ нашелъ его у себя), вотъ тамъ-то и подавали жаренаго поросенка. Да, да, конечно, это было такъ, теперь я все вспомнила. Еще тамъ была какая-то птичка, распѣвавшая во все время обѣда... Впрочемъ, это была не птичка, а попугай, и онъ не пѣлъ, а такъ отчаянно бранился, что страшно было слушать... Кажется, это было такъ. Ну, да, конечно. Какъ ты думаешь, моя дорогая?
-- А думаю, что въ этомъ нельзя и сомнѣваться, мама,-- сказала Кетъ съ доброй улыбкой.
-- Нѣтъ, кромѣ шутокъ, скажи мнѣ, Кетъ, что ты объ этомъ думаешь?-- произнесла мистриссъ Никкльби съ такимъ серьезнымъ видомъ, какъ будто рѣчь шла о какомъ-нибудь необыкновенно важномъ вопросѣ.-- Если ты со мной не согласна, скажи прямо: никогда не надо хитрить, въ особенности же когда дѣло идетъ о такой серьезной и рѣдкостной вещи, какъ подобная ассоціація идей.
Кетъ не могла удержаться отъ смѣха и поскорѣе признала себя вполнѣ убѣжденной доводами своей собесѣдницы, боясь, что та будетъ еще долго продолжать этотъ не слишкомъ-то занимательный разговоръ. Затѣмъ, чтобы окончательно отвлечь мысли своей матери отъ злополучнаго поросенка, она предложила ей отправиться съ работою въ садъ подышать воздухомъ и насладиться прекрасной погодой. Мистриссъ Никльби не заставила себя просить; онѣ отправились въ бесѣдку, и такимъ образомъ поросенокъ до поры до времени былъ забытъ.
-- Никогда въ жизни не видѣла такого добраго существа, какъ этотъ Смайкъ,-- сказала, усаживаясь, мистриссъ Никкльби.-- Его нельзя достаточно отблагодарить за вси его труды и хлопоты для насъ. Какъ мило онъ устроилъ этотъ садикъ, эту бесѣдку! Сколько цвѣтовъ насадилъ вокругъ нея!.. Но, знаешь, дорогая Кетъ, я предпочла бы, чтобы онъ не сыпалъ весь песокъ съ твоей стороны и не оставлялъ бы съ моей голую землю.
-- Дорогая мама, пожалуйста перемѣнимтесь мѣстами, мнѣ совершенно все равно, гдѣ сидѣть,-- быстро сказала Кетъ.
-- Ни за что, моя милая! Я буду сидѣть на своемъ мѣстѣ... Что это такое? Взгляни!
Кетъ вопросительно взглянула на мать, не понимая, въ чемъ дѣло.
-- Посмотри-ка, онъ откуда-то досталъ тѣ цвѣты, про которые я какъ-то разъ сказала, что очень ихъ люблю, и спрашивала тебя, любишь ли ты ихъ. Впрочемъ, нѣтъ, я ошибаюсь: это ты говорила, что любишь эти цвѣты, и спрашивала меня, люблю ли ихъ я. Хотя, конечно, это безразлично... А, такъ вотъ они, эти цвѣты! Я нахожу такое вниманіе очень милымъ съ его стороны. Однако,-- добавила она, озираясь,-- я ихъ не вижу подлѣ моего мѣста... Отчего бы это? А, понимаю! Они лучше растетъ на пескѣ. Навѣрное такъ. Оттого-то онъ и песокъ весь высыпалъ на твою сторону. И ты можешь быть увѣрена, Кетъ, что если онъ посадилъ цвѣты съ твоего боку, то сдѣлалъ это потому, что тамъ всегда солнышко. Это очень умно съ его стороны; я бы никогда объ этомъ не подумала.
-- Мама,-- сказала Кетъ, склонивъ голову къ работѣ, такъ что лица ея совсѣмъ не было видно,-- скажите, до вашего замужества...
-- Боже мой, дорогая Кетъ, съ чего это тебѣ вздумалось спросить меня о томъ времени, когда я еще не была замужемъ? Вѣдь я говорю теперь о Смайкѣ, о его любезности и вниманіи ко мнѣ. Можно подумать, что ты вовсе не интересуешься садомъ.
-- Ахъ, мама, вы прекрасно знаете, что я имъ интересуюсь,-- сказала Кетъ, поднимая голову.
-- Въ такомъ случаѣ почему же ты не хочешь замѣчать чистоты и порядка, въ которыхъ онъ содержится? Право, Кетъ, я нахожу это очень смѣшнымъ.
-- Но, мама,-- тихо возразила Кетъ,-- увѣряю васъ, что я все прекрасно замѣчаю. Бѣдный малый!
-- Но ты никогда о немъ не говоришь, вотъ все, что я могу сказать,-- закончила мистриссъ Никкльби, и такъ какъ эта добрая женщина не любила подолгу останавливаться на одномъ предметѣ, то и теперь сейчасъ же попалась на удочку, закинутую ей дочерью, и спросила ее, что она хотѣла ей только-что сказать?
-- Что я хотѣла вамъ сказать, мама?-- спросила съ удивленіемъ Кетъ, уже успѣвшая забыть о своей неудавшейся попыткѣ перемѣнить разговоръ.
-- Боже мой, моя милая, что съ тобой? Ты спишь или съ ума сошла? Вѣдь ты же сама спросила меня сейчасъ что-то о томъ времени, когда я не была еще замужемъ.
-- А, да, помню! Я хотѣла спросить, много ли было у васъ поклонниковъ до замужества?
-- Поклонниковъ, милочка?-- воскликнула мистриссъ Никкльби съ торжествующей улыбкой.-- Да никакъ не менѣе дюжины.
-- Неужели, мама?-- проговорила Кетъ спокойнымъ и не выражавшимъ слишкомъ большаго удовольствія голосомъ.
-- Конечно, моя дорогая, никакъ не меньше дюжины, если даже не считать твоего бѣднаго отца и того молодого джентльмена, съ которымъ я встрѣчалась въ танцовальной школѣ и который постоянно присылалъ мнѣ золотые часы и браслеты, завернутые въ золотую бумагу. Впрочемъ, я всегда отсылала ихъ обратно. Потомъ еще онъ имѣлъ несчастіе отправиться въ Ботани-Бэй на военномъ кораблѣ, т. е. на кораблѣ для ссыльныхъ; оттуда убѣжалъ въ лѣсъ и сталъ охотиться на овецъ (не понимаю только, откуда тамъ взялись овцы). Тогда его присудили къ повѣшанію, но онъ какъ-то нечаянно самъ покончилъ съ собой, и правительство помиловало его. Кромѣ того, за мной ухаживали: молодой Люкингъ,-- тутъ мистриссъ Никкльби загнула мизинецъ на лѣвой рукѣ и продолжала, загибая по пальцу при упоминаніи о каждой новой побѣдѣ,-- Моглей, Тинсларкъ, Коббери, Смисферъ...
Достойная леди только-что собиралась загнуть мизинецъ на правой рукѣ, когда громогласное: "Кха, гм!", выходившее, казалось, изъ-за стѣны сосѣдняго сада, заставило вздрогнуть и ее, и ея дочь.
-- Мама, что это такое?-- прошептала Кетъ.
-- Право, не знаю, что и подумать... Вѣроятно, это тотъ джентльменъ, что живетъ по сосѣдству. Понять не могу, что бы это могло значить...-- проговорила мистриссъ Никкльби въ сильнѣйшемъ смущеніи.
-- Кха, гм!-- прокричалъ тотъ же голосъ. Было ясно, что кашляющій старается совсѣмъ не о томъ, чтобы прочистить горло, какъ это обыкновенно бываетъ при кашлѣ, а просто желаетъ разбудить окрестное эхо. Это былъ какой-то звѣриный ревъ, который долженъ быль стоить неимовѣрныхъ усилій тому, кто его издавалъ.
-- Теперь я понимаю, въ чемъ дѣло, дорогая моя,-- сказала мистриссъ Никкльби, положивъ руку на руку дочери.-- Не бойся, это относится не къ тебѣ, и никто не желаетъ пугать насъ. Надо всегда отдавать справедливость людямъ, Кетъ; я по крайней мѣрѣ, считаю это своею обязанностью.
Съ этими словами мистриссъ Никкльби покачала головой и стала гладить руку дочери съ многозначительнымъ видомъ, изъ чего оставалось только заключить, что она могла бы многое разсказать, еслибъ хотѣла, но что, слава Богу, она умѣетъ хранитъ тайны.
-- Мама, что вы хотите этимъ сказать?-- спросила пораженная Кетъ.
-- Не волнуйся, дорогая,-- промолвила мистриссъ Никкльби, поглядывая на стѣнку сада.-- Вѣдь ты видишь, я не волнуюсь, а ужъ если кому-нибудь извинительно волноваться теперь, такъ это мнѣ, т. е., конечно, принимая во вниманіе всѣ обстоятельства дѣла. Но я совсѣмъ не волнуюсь, ни капельки.
-- Мнѣ кажется, мама, что кто-то старается привлечь наше вниманіе.
-- Да, дѣйствительно, кто-то хотѣлъ привлечь наше вниманіе, вниманіе одной изъ насъ, по крайней мѣрѣ... гм! Но тебѣ нечего тревожиться этимъ.
Ничего не понимавшая Кетъ уже хотѣла было попросить болѣе состоятельныхъ объясненіи, какъ вдругъ за стѣной въ томъ же направленіи, какъ и раньше, раздался шумъ какой-то свалки, затѣмъ неистовый крикъ, похожій на военный кличъ дикарей и изданный надтреснутымъ голосомъ. Послѣ этого послышалось какъ будто шарканье ногъ по песку, и не успѣла затихнуть вся эта возня, какъ въ воздухѣ взвился огромный огурецъ и, описавъ дугу, упалъ прямо къ ногамъ мистриссъ Никкльби.
За этимъ страннымъ феноменомъ послѣдовалъ другой такихъ же размѣровъ; затѣмъ изъ-за стѣны вылетѣла великолѣпная тыква ужасающей величины и тоже упала въ садъ; за тыквой посыпался цѣлый градъ огурцовъ, и весь этотъ растительный фейерверкъ увѣнчался изящнымъ букетомъ изъ луку, редиски и другой мелкой зелени, падавшей изъ-за стѣны и катившейся во всѣхъ направленіяхъ.
Перепуганная Кетъ поднялась со стула и взяла за руку мать съ тѣмъ, чтобы бѣжать съ нею домой. Но, странное дѣло, она почувствовала, что мистриссъ Никкльби упирается и вовсе не торопится слѣдовать за ней. Когда же она взглянула въ ту сторону, куда были устремлены взоры мистриссъ Никкльби, то испугалась еще пуще: надъ стѣной, отдѣлявшей ихъ садъ отъ сосѣдняго, постепенно поднимался старый черный бархатный колпакъ такъ, какъ будто его обладатель медленно карабкался вверхъ но лѣстницѣ. Еще одинъ шагъ, и изъ-за стѣны вмѣстѣ съ колпакомъ появилось толстое старческое лицо, украшенное парою сѣрыхъ широко-раскрытыхъ сумасшедшихъ глазъ.
-- Мама,-- закричала Кетъ въ ужасѣ,-- не теряйте ни минуты, идемъ домой, умоляю васъ!
-- Кетъ, дорогая моя, какое ты дитя!-- произнесла мистриссъ Никкльби, удерживая ее,-- Мнѣ стыдно за тебя! Какъ будешь ты устраивать свои дѣла въ дальнѣйшей жизни, если ты такъ малодушна?.. Что вамъ угодно, сэръ?-- строго вопросила она вслѣдъ затѣмъ, поворачиваясь къ нескромному незнакомцу, хотя на лицѣ ея противъ воли показалась улыбка.-- Какъ вы смѣете заглядывать бъ нашъ садъ?
-- Царица души моей, осуши этотъ бокалъ!-- отвѣчалъ незнакомецъ, съ мольбой простирая къ ней руки.
-- Не говорите глупостей, сэръ!.. Кеть, душечка, пожалуйста не вертись.
-- Почему же вы не хотите сдѣлать хоть одинъ глотокъ изъ этого бокала?-- умильно продолжалъ незнакомецъ, склонивъ голову на правое плечо и прижавъ руку къ сердцу.-- Одинъ глоточекъ, умоляю васъ!
-- Я никогда не соглашусь на подобный поступокъ, сэръ. Пожалуйста уходите,-- отвѣчала съ достоинствомъ мистриссъ Никкльби.
-- Отчего это всегда такъ бываетъ,-- продолжалъ старый джентльменъ, поднимаясь еще одной ступенькой выше и облокачиваясь на стѣнку съ такимъ развязнымъ видомъ, какъ будто онъ смотрѣлъ изъ собственнаго окна,-- отчего это всегда такъ бываетъ, что красота и ледяное сердце идутъ рука объ руку и даже такая почтительная страсть, какъ моя, не можетъ растопить этого льда?-- Тутъ онъ улыбнулся, поцѣловалъ кончики пальцевъ своей правой руки и отвѣсилъ нѣсколько низкихъ поклоновъ, долженствовавшихъ выразить его глубокое уваженіе къ его собесѣдницѣ.-- Или, можетъ быть, въ этомъ виноваты пчелы, которыя осенью вовсе не задыхаются отъ сѣрныхъ паровъ, какъ мы это думаемъ, а улетаютъ въ Варварійскія владѣнія, чтобы навѣвать на плѣнныхъ мавровъ сладкіе сны своимъ монотоннымъ жужжаньемъ? Или, можетъ быть,-- продолжалъ онъ таинственнымъ шепотомъ,-- это происходитъ оттого, то недавно видѣли Чэрингъ-Кросскую статую, гуляющей въ пиджакѣ подъ руку съ Ольдгетскимъ насосомъ передъ зданіемъ Биржи?
-- Мама, слышите, что онъ говоритъ?-- прошептала Кетъ.
-- Тсс... душечка!-- остановила ее тоже шепотомъ мистриссъ Никкльби.-- Этотъ джентльменъ очень вѣжливъ, и мнѣ кажется, онъ только-что цитировалъ намъ изъ какого-то поэта. Пожалуйста не щиплись такъ больно; вся моя рука уже покрыта синяками... Уходите, сэръ, прошу васъ.
-- Уйти? Совсѣмъ уйти?-- томно произнесъ джентльменъ.
-- Конечно. У васъ не можетъ быть здѣсь никакихъ дѣлъ. Этотъ садъ -- частный, вы, кажется, должны бы это знать.
-- Я и такъ знаю,-- возразилъ старый джентльменъ, прикладывая палецъ къ носу съ самой непозволительной фамильярностью.-- Я знаю, что это очарованное, священное мѣсто, гдѣ небесная красота (новый воздушный поцѣлуй и поклоны) разливаетъ свои чары на сосѣдніе сады и поля, способствуя тѣмъ самымъ раннему созрѣванію плодовъ и хлѣбовъ. Я это знаю, я все знаю! Но позвольте мнѣ, о, прекрасная, позвольте задать вамъ одинъ вопросъ, покамѣстъ не возвратилась еще находящаяся въ отпуску у конно-гвардейцевъ планета Венера, которая такъ завидуетъ вашимъ прелестямъ, что навѣрное вернулась бы назадъ, чтобы прервать наше свиданіе, узнай она только о немъ.
-- Кетъ,-- сказала мистриссъ Никкльби, поворачиваясь къ дочери,-- я, право, затрудняюсь, что ему отвѣчать, а вѣдь ты сама знаешь, надо быть всегда вѣжливой.
-- Дорогая мама,-- сказала Кетъ, вся дрожа,-- не отвѣчайте ни слова, а лучше побѣжимъ домой и запремся, пока не придетъ Николай.
Мистриссъ Никкльби отнеслась къ этому унизительному предложенію весьма величественно, чтобы не сказать съ полнымъ презрѣніемъ, и, повернувшись лицомъ къ старику, съ глупѣйшимъ видомъ смотрѣвшему на нихъ во время ихъ переговоровъ, сказала:
-- Если вы будете вести себя, сэръ, какъ подобаетъ джентльмену, на что я, кажется, могу надѣяться, судя по вашимъ словамъ и... и наружности (вылитый портретъ твоего дѣдушки, Кетъ, въ его лучшіе годы), то можете предложить вашъ вопросъ: я на него отвѣчу.
Если превосходный родитель мистриссъ Никкльби дѣйствительно походилъ въ лучшую пору своей жизни на сосѣда, выглядывавшаго теперь съ верхушки стѣны, то надо сознаться, что объ былъ по меньшей мѣрѣ чудаковатъ. И, вѣроятно, такого же мнѣнія была Кетъ, которая принялась очень внимательно разглядывать сей живой портретъ своего дѣдушки какъ разъ въ ту минуту, когда онъ снялъ свой черный бархатный колпакъ, открывъ почтеннѣйшей публикѣ свою въ конецъ облысѣвшую голову, и предпринялъ цѣлый рядъ присѣданій, сопровождая ихъ воздушными поцѣлуями. Обезсилѣвъ, наконецъ, отъ этихъ утомительныхъ упражненій, онъ снова накрылся, нахлобучивъ свой колпакъ до самыхъ бровей, и, принявъ прежнее положеніе, заговорилъ:
-- Вотъ въ чемъ вопросъ...
Онъ прервалъ начатую фразу, чтобы оглядѣться кругомъ и убѣдиться, что никто не подслушиваетъ. Успокоившись на этотъ счетъ, онъ легонько похлопалъ себя по носу указательнымъ пальцемъ съ прехитрымъ лицомъ, видимо довольный собою за свою предусмотрительность; затѣмъ подтянулъ воротникъ и весьма таинственнымъ тономъ, но довольно громко продолжалъ;
-- Не принцесса ли вы?
-- Вы насмѣхаетесь надо мною, сэръ,-- отвѣчала мистриссъ Никкльби, дѣлая видъ, что направляется домой.
-- Нисколько. Прошу васъ, признавайтесь, вы принцесса?-- допрашивалъ старый джентльменъ.
-- Вамъ хорошо извѣстно, что нѣтъ,-- отвѣчали ему.
-- Такъ, быть можетъ, вы приходитесь родственницей архіепископу Кентеберійскому?-- спросилъ онъ съ любопытствомъ.-- Или не родня ли вы римскому папѣ или, наконецъ, президенту Синей палаты? Вы меня извините, если я путаю, но мнѣ сказали, будто вы доводитесь племянницей шоссейному комитету и невѣсткой лорду-мэру и муниципальному совѣту, чѣмъ, естественно, и объясняется ваше родство съ этими тремя именитыми особами.
-- Сэръ,-- отвѣчала съ живостью мистриссъ Никкльби,-- если бы мой сынъ Николай узналъ, кто осмѣливается распускать про меня подобные нелѣпые слухи, то, я увѣрена, онъ заставилъ бы молчать этого наглеца. Что за идея,-- продолжала мистриссъ Никкльби, гордо выпрямляясь,-- племянница шоссейнаго комитета!
-- Мама, ради Бога, уйдемъ!-- шептала Кетъ.
-- Мама, ради Бога! -- сердито передразнила ее мать.-- Что за глупости, Кетъ! Всегда-то ты такъ! Если бы меня приняли за племянницу какого-нибудь карманнаго воришки, тебѣ было бы все равно, но ты возмущаешься, когда меня называютъ родственницей римскаго папы. Впрочемъ, я давно уже знаю, что мною всѣ пренебрегаютъ, и не разсчитываю ни на чье вниманіе,-- и мистриссъ Никкльби заплакала.
-- Что я вижу, слезы!-- завопилъ старикъ и съ такимъ азартомъ подскочилъ на своей лѣсенкѣ, что сорвался на двѣ или на три ступеньки внизъ и проѣхался подбородкомъ по стѣнѣ.-- Подбирайте, ловите эти хрустальныя капли!.. Закупорьте ихъ въ бутылку! Припечатайте печатью купидона!.. Надпишите: "Первый сортъ"... поставьте на четырнадцатую полку... заприте на засовъ, чтобы онѣ не испарились!
Отдавъ всѣ эти приказанія такимъ повелительнымъ тономъ, какъ будто у него была по меньшей мѣрѣ дюжина слугъ, готовыхъ броситься ихъ исполнять, онъ снялъ свой бархатный колпакъ, затѣмъ надѣлъ его такимъ образомъ, что закрылъ себѣ правый глазъ и три четверти носа, и въ заключеніе подбоченился и такъ грозно посмотрѣлъ на порхавшаго въ вѣтвяхъ ближайшаго дерева воробья, что птичка испугалась и улетѣла. Тогда старикъ, сунувъ въ карманъ свой колпакъ, съ торжествующимъ видомъ и самымъ почтительнымъ тономъ обратился къ мистриссъ Никкльби.
-- Прекрасная леди,-- началъ онъ,-- умоляю васъ, простите меня великодушно, если я ошибся насчетъ вашего родства и семейныхъ связей. Если я и предположилъ, что вы сродни иностраннымъ царскимъ фамиліямъ или отечественнымъ именитымъ особамъ, то, повѣрьте, это случилось только потому, что вы обладаете такими манерами, такимъ королевскимъ достоинствомъ и осанкой, что сама муза трагедіи не могла бы соперничать съ вами даже тогда, когда она играетъ на шарманкѣ передъ Остъ-Индской компаніей. Какъ видите, сударыня, я уже не юноша, и хотя такія красавицы, какъ вы, никогда не старятся, я все же осмѣливаюсь полагать, что мы созданы другъ для друга.
-- Видишь, Кетъ, мой дружокъ? Развѣ не правду я тебѣ говорила?-- пролепетала мистриссъ Никкльби, стыдливо отвращая взоры отъ старика.
-- Сударыня, я обладатель земель, огромныхъ стадъ овецъ, пароходовъ, рыбныхъ промысловъ,-- затараторилъ онъ опять, махнувъ правой рукой не безъ граціи и такъ небрежно, какъ будто ставилъ ни во что такую благосклонность къ нему судьбы.-- Кромѣ того, у меня есть китоловныя суда въ Ледовитомъ океанѣ и нѣсколько устричныхъ отмелей въ Тихомъ океанѣ. Если вы потрудитесь пойти въ государственный банкъ и снять шляпу съ верзилы швейцара, что стоитъ тамъ въ передней, вы найдете къ подкладкѣ ея мою визитную карточку, завернутую въ кусочекъ голубой бумаги. Мою трость вы можете видѣть у капеллана нижней палаты, которому строго запрещено брать деньги за показъ. Я окруженъ врагами,-- продолжалъ онъ, осматриваясь по сторонамъ и понижая голосъ,-- они не. оставятъ меня въ покоѣ, пока не ограбятъ до-чиста. Но если вы отдадите мнѣ вашу руку и сердце, то вы можете призвать на помощь лорда-канцлера или даже, въ случаѣ необходимости, отрядъ полицейскихъ. Стоитъ только послать мою зубочистку главнокомандующему, и онъ очиститъ мой домъ отъ враговъ ко дню нашей свадьбы. А тамъ -- любовь, счастье, блаженство... Блаженство, счастье, любовь!.. Будьте моею! Будьте моею!
Повторяя эти слова съ удивительнымъ энтузіазмомъ, старичекъ опять напялилъ свой колпакъ, затѣмъ воззрился на небо и сдѣлалъ нѣсколько непонятныхъ намековъ насчетъ воздушнаго шара, котораго онъ ждетъ и который неизвѣстно почему запоздалъ.
-- Будьте моею, будьте моею!-- закричалъ онъ въ заключеніе.
-- Кетъ, дорогая моя,-- сказала мистриссъ Никкльби,-- я чувствую, что я не въ силахъ говорить, но для нашего общаго блага необходимо отвѣтить ему.
-- Вы въ этомъ увѣрены, мама?-- спросила Кетъ съ нѣкоторымъ сомнѣніемъ.
-- Пожалуйста позволь мнѣ самой судить о томъ, что меня касается,-- отвѣтила язвительно мистриссъ Никкльби.
-- Будьте моею, будьте моею!-- неистовствовалъ между тѣмъ старый джентльменъ.
-- Сэръ, конечно, я имѣю право вовсе не говорить постороннему человѣку, пріятно ли мнѣ его предложеніе,-- начала мистриссъ Никкльби, потупивъ глаза въ землю.-- Но обстоятельства, при которыхъ мнѣ сдѣлано это предложеніе, такъ необыкновенны, что, я думаю, мнѣ позволительно и даже въ нѣкоторомъ родѣ извинительно (обычный припѣвъ мистриссъ Никкльби) выказать, какъ я польщена, что я могу внушать такія чувства.
-- Будьте моею, будьте моею!-- кричалъ старичекъ, не слушая ея.-- Гогъ и Магогъ, Гогъ и Магогъ! Будьте моею, будьте моею!
-- Будетъ достаточно, если я скажу вамъ, сэръ (ибо, я думаю, вы согласитесь принять мои слова за окончательный отвѣтъ и удалиться),-- продолжала съ совершенной серьезностью мистриссъ Никкльби,-- достаточно будетъ сказать, что я вдова и что я посвятила дѣтямъ всю свою жизнь. Быть можетъ, вы, какъ и многіе другіе, не подозрѣвали, что у меня есть дѣти. Я знаю, многіе находятъ, что, глядя на меня, невозможно повѣрить, чтобы у меня могли быть взрослыя дѣти, но тѣмъ не менѣе это фактъ: у меня двое взрослыхъ дѣтей. Намъ очень и очень пріятно имѣть васъ сосѣдомъ, но никакія другія отношенія, кромѣ отношеній добрыхъ сосѣдей, между нами невозможны. Что же касается того, достаточно ли я молода, чтобы выйти замужъ вторично, я скажу только: можетъ быть, да, а можетъ быть, нѣтъ. Но я ни за что на свѣтѣ не стану и думать объ этомъ. Я обѣщала себѣ не выходить замужъ вторично и не выйду. Вотъ отвѣтъ, который я давно обдумала и который буду всегда повторять.
Вся эта длинная рѣчь была произнесетъ въ видѣ монолога въ пространство, хотя предназначалась отчасти для джентльмена, отчасти для Кетъ. Эффектъ ея былъ самый неожиданный. Выслушавъ отъ предмета своей пылкой любви роковой отвѣтъ, губившій всѣ его надежды, несчастный вздыхатель вмѣсто того, чтобы придти въ отчаяніе, какъ этого можно было ожидать, проявилъ самое неучтивое невниманіе. Какъ только мистриссъ Никкльби умолкла, онъ, къ величайшему ужасу этой леди и ея дочери, началъ раздѣваться, причемъ вскочилъ на верхушку стѣны и обнаружилъ все великолѣпіе своихъ коротенькихъ "невыразимыхъ" и сѣрыхъ вязаныхъ чулокъ. Въ заключеніе онъ принялся балансировать на одной ногѣ, бормоча съ новымъ воодушевленіемъ свой излюбленный возгласъ: "Будьте моею!"
Только-что онъ собрался было вывести на послѣдней нотѣ длинную трель съ фіоритурами, какъ на стѣнѣ появилась чья-то грязная большая рука; осторожнымъ, но быстрымъ движеніемъ, какъ будто обладатель ея хотѣлъ поймать муху, эта рука подобралась къ ногамъ стараго джентльмена и схватила его за одну ногу; непосредственно послѣ этого другая рука, парная съ первой, поймала его за другую ногу.
Арестованный такимъ образомъ старичекъ попробовалъ было поднять сперва одну, потомъ другую ногу, но эта задача оказалась ему не подъ силу. Тогда, заблагоразсудивъ оставить свои ноги въ ихъ прежнемъ положеніи, онъ заглянулъ по ту сторону стѣны и громко расхохотался.
-- А, такъ это вы?-- сказалъ онъ.
-- Да, я,-- отвѣчалъ грубый голосъ.
-- Какъ здоровье татарскаго императора?
-- Какъ обыкновенно, ни хуже, ни лучше.
-- А молодой китайскій принцъ все еще не помирился со своимъ тестемъ, великимъ зеленщикомъ?-- продолжалъ разспрашивать старикъ съ большимъ интересомъ.
-- Нѣтъ,-- отвѣчали ему,-- онъ говоритъ, что никогда на это не согласится.
-- Если такъ, то мнѣ, пожалуй, лучше сойти?
-- Конечно, лучше.
Одна изъ рукъ, державшихъ ноги стараго джентльмена, скрылась изъ виду. Онъ усѣлся на стѣнку въ самой непринужденной позѣ и принялся любезно улыбаться мистрисссъ Никкльби, собираясь что-то сказать, но вдругъ исчезъ такъ неожиданно и съ такой быстротой, точно его сдернули за ногу.
Обрадованная этимъ исчезновеніемъ, Кетъ только-что хотѣла заговорить съ матерью, какъ вдругъ на стѣнѣ опять показались грязныя руки, а за ними и обладатель ихъ, толстый, коренастый человѣкъ, поднявшійся по лѣсенкѣ на то самое, мѣсто, гдѣ передъ тѣмъ сидѣлъ влюбленный сосѣдъ.
-- Прошу прощенья,-- сказалъ этотъ человѣкъ, улыбаясь и притрагиваясь рукой къ полямъ своей шляпы.-- Я хотѣлъ васъ спросить, не объяснялся ли онъ въ любви которой-нибудь изъ васъ?
-- Да,-- отвѣтила Кетъ.
-- Ага, такъ я и зналъ! Старый грѣховодникъ! Только о томъ и думаетъ, какъ бы приволокнуться за кѣмъ-нибудь,-- сказалъ человѣкъ, вытаскивая изъ шляпы платокъ и вытирая имъ себѣ лицо.
-- Кажется, нечего и спрашивать, не сумасшедшій ли онъ,-- сказала Кетъ.
-- Чего ужъ тутъ спрашивать! Сразу видно,-- отозвался человѣкъ, засовывая платокъ на прежнее мѣсто и надѣвая шляпу.
-- А что, давно онъ въ такомъ положеніи?
-- Порядкомъ таки.
-- И нѣтъ надежды на выздоровленіе?-- спросила Кетъ съ участіемъ.
-- Ни малѣйшей, да и оставалось бы только пожалѣть, если бы была,-- отвѣчалъ человѣкъ, сторожъ изъ сумасшедшаго дома, какъ, вѣроятно, уже догадался читатель.-- На что ему умъ? Это былъ самый жестокій, самый грубый, самый мерзкій негодяй, какой только когда-либо бременилъ собой землю.
-- Неужели?
-- Клянусь святымъ Георгіемъ!-- продолжалъ сторожъ, такъ энергично тряхнувъ головой, что ему пришлось наморщить лобъ, чтобы не дать упасть своей шляпѣ.-- Я никогда не видалъ такого мерзавца, и мой товарищъ говоритъ то же. Своею жестокостью онъ уложилъ въ гробъ свою бѣдную жену, вышвырнулъ на улицу родныхъ своихъ дѣтей, и вотъ, наконецъ, слава Богу, сошелъ съ ума отъ злости, отъ жадности, отъ пьянства и распутства. Иначе онъ, конечно, свелъ бы многихъ съ ума. Надежда для него, для такого негодяя! Здѣсь на землѣ и безъ того такъ мало надежды, что, держу пари на полкроны, она приберегается для людей почище его!
Высказавъ такимъ образомъ свое мнѣніе, сторожъ еще разъ потрясъ головой, какъ бы говоря, что онъ ни подъ какимъ видомъ не допуститъ себя до снисхожденія въ такихъ случаяхъ; затѣмъ снова притронулся къ полямъ своей шляпы и съ разгнѣваннымъ видомъ (относившимся, впрочемъ, не къ дамамъ) удалился, унося съ собой лѣстницу.
Во время этого разговора мистриссъ Никкльби смотрѣла на сторожа строгимъ и презрительнымъ взоромъ. Когда онъ ушелъ, она глубоко вздохнула, крѣпко сжала губы и съ сомнѣніемъ покачала головой.
-- Несчастный!-- сказала Кетъ, вспоминая о сумасшедшемъ.
-- Да, поистинѣ несчастный! Какой позоръ, что подобныя несправедливости допускаются въ цивилизованной странѣ!
-- Да какъ же поступать въ такихъ случаяхъ, мама? Людскія болѣзни...
-- Болѣзни!-- подхватила мистриссъ Никкльби.-- Какъ, неужели ты такъ простодушна, что вѣришь сумасшествію этого джентльмена?
-- Да развѣ можно въ этомъ сомнѣваться, мама? Стоитъ только взглянуть на него!
-- Такъ я тебѣ скажу, Кетъ, что я не понимаю, какъ ты можешь быть такъ легковѣрна. Онъ совсѣмъ не сумасшедшій и никогда имъ не былъ. Эти люди составили заговоръ, чтобы ограбить его. Вѣдь ты слышала, онъ самъ это говорилъ. Я не спорю: онъ держитъ себя нѣсколько оригинально, быть можетъ, даже легкомысленно, но онъ не сумасшедшій. Развѣ можетъ сумасшедшій изъясняться такъ поэтично и почтительно, дѣлая предложеніе женщинѣ, говорить такъ обдуманно и спокойно, вмѣсто того, чтобы броситься на колѣни передъ какой-нибудь дѣвчонкой, какъ поступилъ бы въ этомъ случаѣ всякій дѣйствительно сумасшедшій? Нѣтъ, нѣтъ, въ его сумасшествіи слишкомъ много сознательности, повѣрь мнѣ, дорогая Кетъ.