описываетъ дальнѣйшія событія въ жизни миссъ Никкльби.
Съ тяжелымъ сердцемъ и грустными предчувствіями, которыхъ никакія усилія воли не могли подавить, выходила изъ Сити Кетъ Никкльби утромъ того дня, когда должны были начаться ея занятія у госпожи Нанталины. Городскіе часы показывали только три четверти восьмого, когда она уже пробиралась одна по шумнымъ улицамъ Лондона, направляясь хъ Вестъ-Энду.
Много блѣдныхъ, болѣзненныхъ дѣвушекъ, назначеніе которыхъ въ жизни -- терпѣливо трудиться, соперничая въ этомъ съ скромнымъ шелковичнымъ червемъ, надъ производствомъ дорогихъ нарядовъ, украшающихъ богатыхъ и безпечныхъ франтихъ, много такихъ дѣвушекъ проходитъ въ этотъ ранній часъ по улицамъ столицы, направляясь къ мѣсту своего дневного труда, наскоро, словно крадучись, урывая немногіе глотки свѣжаго воздуха и ловя на ходу рѣдкій солнечный лучъ, который долженъ скрасить ихъ монотонное существованіе въ теченіе долгихъ, томительныхъ часовъ, составляющихъ ихъ рабочій день. Подходя къ моднымъ кварталамъ, Кетъ все чаще и чаще встрѣчала дѣвушекъ этого класса, спѣшившихъ, какъ и сама она, къ своей тяжелой работѣ, и по ихъ нездоровому виду, по ихъ усталой, слабой походкѣ все больше и больше убѣждалась, что предчувствія ея были основательны.
Она пришла къ госпожѣ Манталини за нѣсколько минутъ до назначеннаго часа. Походивъ передъ домомъ въ надеждѣ, не подойдетъ ли кто-нибудь изъ ея будущихъ сотоварокъ и не избавитъ ли ее отъ непріятной необходимости объяснять прислугѣ цѣль своего посѣщенія, она, наконецъ, робко постучалась у подъѣзда. Ей отворили не скоро; отворилъ заспанный лакей, который успѣлъ кое-какъ застегнуть свою полосатую куртку, спускаясь но лѣстницѣ, и теперь подвязывалъ передникъ.
-- Дома госпожа Манталини?-- спросила Кетъ дрожащимъ голосомъ.
-- Трудненько не застать ее въ такую пору, миссъ,-- отвѣчалъ лакей такимъ тономъ, что лучше бы онъ прямо сказалъ: "моя милая".
-- Могу я ее видѣть?
-- Видѣть?-- протянулъ лакей съ удивленіемъ, придерживая дверь, выпучивъ глаза на посѣтительницу и широко ухмыляясь.-- Разумѣется, нѣтъ.
-- Она сама назначила мнѣ придти сегодня,-- пролепетала Кетъ.-- Я... я буду здѣсь работать.
-- А, такъ вамъ слѣдовало звонить вотъ сюда, въ мастерскую,-- сказалъ лакей, дотрогиваясь до ручки звонка.-- Впрочемъ, постойте, я забылъ... Миссъ Никкльби, такъ ваша фамилія?
-- Да.
-- Такъ проходите наверхъ: госпожа Манталини васъ ждетъ. Вотъ сюда. Осторожнѣе... не споткнитесь объ эти вещи на полу.
Съ такимъ предостереженіемъ, относившимся къ безпорядочной кучѣ всевозможныхъ предметовъ домашняго хозяйства: подносовъ со стаканами, лампъ, пустыхъ бутылокъ и пирамидъ изъ стульевъ, загромождавшихъ всю прихожую и достаточно ясно свидѣтельствовавшихъ о томъ, что наканунѣ здѣсь происходила пирушка, лакей прослѣдовалъ во второй этажъ и ввелъ Кетъ въ маленькую комнатку, имѣвшую сообщеніе съ той, гдѣ она въ первый разъ видѣла хозяйку магазина.
-- Подождите здѣсь, я ей сейчасъ доложу.
Высказавъ это обѣщаніе съ большой снисходительностью, лакея удалился и оставилъ Кетъ одну.
Комната не проставляла нечего особенно интереснаго. Изъ всей ея обстановки больше всего бросался въ глаза писанный масляными красками поясной портретъ г-на Манталини, котораго художникъ изобразили въ небрежно-граціозной позѣ, съ запущенной въ волосы пятерней, что выставляло въ очень выгодномъ свѣтѣ брилліантовый перстень на его мизинцѣ, свадебный подарокъ госпожи Манталини. Но если нечѣмъ было развлечься въ этой комнатѣ, за то въ смежной слышались голоса, и такъ какъ бесѣдующіе говорили очень громко, а переборка была очень тонка, то Кетъ не могла не распознать, что голоса эти принадлежали г-ну и г-жѣ Манталини.
-- Душа моя,-- говорилъ г-нъ Манталини,-- если ты будешь такъ жестоко, такъ дьявольски оскорбительно ревновать, ты будешь очень несчастна, ужасно, чертовски несчастна!
Засимъ послышался такой звукъ, какъ будто г-нъ Манталини прихлебывалъ свои кофе.
-- Я и такъ несчастна,-- отвѣчала г-жа Манталини, очевидно, сквозь слезы.
-- А все оттого, что ты злая, ничѣмъ не довольная, чертовски неблагодарная маленькая фея,-- сказалъ г-нъ Манталини.
-- Вовсе нѣтъ,-- проговорила г-жа Манталини съ рыданіемъ.
-- Не приходи въ дурное расположеніе духа, мой ангелъ,-- продолжалъ г-нъ Манталини, разбивая яйцо.-- У насъ такая миленькая, такая дьявольски обворожительная мордашка, что ей совсѣмъ не слѣдуетъ дуться; она тогда теряетъ нею свою привлекательность и становится сердитой и отталкивающей, какъ у какой-нибудь противной, страшной старухи-колдуньи.
-- Меня не всегда можно умаслить такимъ способомъ,-- сказала съ досадой г-жа Манталини.
-- Такъ мы умаслимъ ее другимъ способомъ, такимъ, какой ей больше по вкусу. А не желаетъ, такъ и совсѣмъ не станемъ умасливать,-- отозвался г-нъ Манталини, не вынимая изо рта чайной ложечки, которою онъ кушалъ яйцо.
-- Тебѣ легко говорить,-- замѣтила г-жа Манталини.
-- Не очень-то легко, когда ѣшь яйцо въ смятку и желтокъ течетъ у тебя по жилету, потому что для какого хочешь жилета, кромѣ желтаго, яичный желтокъ -- аксессуаръ совсѣмъ неподходящій.
-- Ты волочился за ней цѣлый вечеръ,-- сказала г-жа Манталини, видимо желая направить разговоръ къ тому пункту, съ котораго онъ начался.
-- Нѣтъ, жизнь моя, это неправда.
-- Правда, правда! Я весь вечеръ смотрѣла на тебя.
-- Ахъ, мои милые, плутовскіе, блестящіе глазки! Такъ вы весь вечеръ смотрѣли на меня!-- воскликнулъ томнымъ голосомъ г-нъ Манталини въ порывѣ восторга.-- О, сатана и всѣ черти!
-- И я опять повторяю,-- продолжала, не слушая его, г-жа Манталини,-- что ты не долженъ вальсировать ни съ кѣмъ, кромѣ жены. Я не могу этого выносить, Манталини, я отравлюсь!
-- Она отравится! Она будетъ жестоко страдать! О, нѣтъ!-- воскликнулъ съ пафосомъ г-нъ Манталини, который, судя но звуку его голоса, пересѣлъ на другое мѣсто, поближе къ женѣ.-- Нѣтъ, нѣтъ, она не отравится, потому что мужъ у нея красавецъ мужчина и могъ бы жениться на двухъ графиняхъ и на богатой вдовѣ.
-- На двухъ?-- переспросила госпожа.-- Ты раньше говорилъ на одной.
-- На двухъ, какъ честный человѣкъ! На двухъ настоящихъ графиняхъ, красавицахъ и богачкахъ, разрази меня Богъ!
-- Такъ отчего же ты не женился?-- спросила г-жа Манталини игриво.
-- Отчего? А развѣ я не встрѣтилъ на одномъ утреннемъ концертѣ прелестную маленькую волшебницу, самую обворожительную въ цѣломъ мірѣ? Теперь эта волшебница -- моя жена; такъ пускай же всѣ графини и вдовы на свѣтѣ провалятся ко всѣмъ...
Г-нъ Манталини не кончилъ этой фразы и влѣпилъ въ щечку супругѣ звонкій поцѣлуй, который та возвратила, послѣ чего поцѣлуи уже не прекращались, продолжаясь въ перемежку съ ѣдой.
-- Ну, а какъ насчетъ капиталовъ, сокровище моей жизни,-- сказалъ г-нъ Манталини, когда завтракъ и нѣжности кончились,-- много ли у насъ налицо?
-- Очень немного,-- отвѣчала супруга.
-- Надо добыть, ангелъ мой. Возьмемъ за бока старикашку Никкльсби: пусть дастъ намъ подъ вексель.
-- Да зачѣмъ тебѣ деньги? У тебя теперь все, кажется, есть,-- улещала его г-жа Манталини.
-- Душа души моей,-- отвѣчалъ на это супругъ,-- у Скребса продается такая лошадь, что грѣхъ и преступленіе ее упустить. Задаромъ отдаютъ, свѣтъ моихъ очей!
-- Задаромъ? Вотъ это хорошо!-- воскликнула супруга
-- Положительно задаромъ. За сто гиней -- съ гривой, съ ногами, чолкой и хвостомъ. Лошадь красоты неземной, неописанной. Я махну на ней въ паркъ, обгоню экипажи отвергнутыхъ графинь. Старая колотовка-вдова упадетъ въ обморокъ съ досады и горя, а двѣ другія скажутъ: "Онъ женился,-- для насъ онъ погибъ. О, проклятіе!" Онѣ адски возненавидятъ другъ друга и пожелаютъ, чтобы ты умерла. Ха, ха!.. Ловкая махинація, чортъ побери!
Благоразуміе г-жи Манталини, если оно у нея было, не могло устоять передъ такой заманчивой картиной ея торжества. Позвенѣвъ въ карманѣ ключами, она объявила, что пойдетъ посмотрѣть, не найдется ли чего у нея въ конторкѣ, затѣмъ встала со стула, отворила дверь и вошла въ ту комнату, гдѣ была Кетъ.
-- Ахъ, Боже мой, вы здѣсь, дитя мое! Какъ вы сюда попали?-- воскликнула съ удивленіемъ г-жа Манталини, попятившись назадъ.
-- Дитя? закричалъ г-нъ Манталини, вбѣгая вслѣдъ за женой.-- Какимъ образомъ?.. А, гм... чортъ возьми! Мое почтенье, миссъ.
-- Я здѣсь давно жду,-- проговорила Кетъ, обращаясь къ хозяйкѣ.-- Должно быть, слуга забылъ обо мнѣ доложить.
-- Манталини, ты долженъ приструнить этого человѣка,-- сказала г-жа Манталини своему мужу.-- Онъ вѣчно все забываетъ.
-- Я оторву ему носъ за то, что онъ оставляетъ скучать одну такую красоточку,-- объявилъ супругъ рѣшительнымъ тономъ.
-- Манталини, ты забываешься!-- сказала жена.
-- Себя я забываю, душенька,-- это возможно, но тебя -- никогда!-- отвѣчалъ г-нъ Манталини, цѣлуя у нея руку и гримасничая въ сторону миссъ Никкльби, которая поскорѣе отвернулась.
Умиротворенная этимъ комплиментомъ, хозяйка магазина достала изъ конторки какія-то бумаги и вручила ихъ мужу, который принялъ этотъ даръ съ нескрываемымъ восторгомъ. Затѣмъ она попросила Кетъ слѣдовать за ней, и, послѣ нѣсколькихъ безуспѣшныхъ попытокъ со стороны г-на Манталини обратить на себя вниманіе молодой дѣвушки, обѣ дамы вышли, оставивъ интереснаго джентльмена валяться на диванѣ съ ногами выше головы и съ газетой въ рукахъ.
Спустившись съ лѣстницы и пройдя корридоромъ, г-жа Манталини вошла въ большую комнату въ задней части дома. Десятка два молодыхъ женщинъ сидѣло здѣсь за работой. Онѣ шили, кроили, тачали, подметывали и исполняли множество другихъ мелкихъ работъ, извѣстныхъ только знатокамъ портняжнаго искусства. Комната была душная, съ окномъ въ потолкѣ, такая глухая и тихая комната, какую только можетъ пожелать хозяйка магазина для своихъ мастерицъ.
Г-жа Манталини громко позвала: "миссъ Нэгъ!", и къ ней сейчасъ же подбѣжала низенькаго роста особа, съ суетливыми манерами, расфранченная въ пухъ и прахъ и исполненная сознанія своей важности. Остальныя дамы въ комнатѣ перестали на время работать и принялись шептаться, обмѣниваясь критическими замѣчаніями насчетъ новоприбывшей -- фасона ея платья и добротности матеріи, изъ которой оно было сшито, фигуры ея, цвѣта лица и общаго вида,-- проявляя такимъ образомъ ту самую степень благовоспитанности, какую можно наблюдать среди представителей высшаго круга въ бальной залѣ
-- Миссъ Нэгъ, это та молодая особа, о которой я вамъ говорила,-- сказала г-жа Манталини.
Миссъ Нэгъ состроила почтительную улыбку, выслушивая свою госпожу, весьма искусно преобразила ее въ благосклонно-снисходительную, какъ только повернулась къ Кетъ, и сказала, что хотя съ новенькими всегда много хлопотъ, но она надѣется, что молодая особа приложитъ всѣ старанія быть полезной, и на основаніи этой надежды она, миссъ Нэгъ, готова заранѣе подарить ее своей дружбой.
-- Я думаю, на первое время будетъ лучше всего приставить миссъ Никкльби къ магазину: пусть она помогаетъ вамъ принимать посѣтительницъ и примѣривать платья,-- сказала г-жа Манталини.-- Она едва ли можетъ быть пока полезна здѣсь, въ мастерской, а тамъ ей наружность...
-- Будетъ прекрасно гармонировать съ моей,-- подхватила миссъ Нэгъ.-- Вы совершенно правы, г-жа Манталини, и я могла заранѣе предсказать, что вы не замедлите объ этомъ догадаться. У васъ во всемъ такая гибель вкуса, что я просто понять не могу. Я часто говорю это нашимъ дѣвицамъ,-- когда и гдѣ вы успѣли научиться всему, что вы знаете. Гм... Да, да, миссъ Никкльби совсѣмъ мнѣ подъ пару, только волосы у меня немного темнѣе, да гм... нога, я думаю, будетъ поменьше. Надѣюсь, миссъ Никкльби не посѣтуетъ на меня за это послѣднее заявленіе, когда узнаетъ, что наша семья славилась маленькими ногами съ тѣхъ самыхъ поръ гм... да, вѣроятно, съ тѣхъ поръ, какъ въ нашей семьѣ есть вообще ноги. У меня былъ дядя, г-жа Манталини (онъ жилъ въ Чельтенгамѣ,-- имѣлъ тамъ превосходную табачную лавку, и дѣла его процвѣтали), гм... Такъ у него были такія крошечныя ноги,-- ну, словомъ, не больше тѣхъ, что придѣлываются къ деревяшкамъ дли калѣкъ, и при томъ стройныя ноги, г-жи Манталини, удивительно стройныя.
-- Должно быть немного смахивающія на копыта,-- замѣтила хозяйка.
-- Ахъ, какъ это похоже на васъ!-- воскликнула въ восторгѣ миссъ Нэгъ.-- Ха, ха, ха! На копыта! Замѣчательно остроумно! Я и то постоянно твержу нашимъ дѣвицамъ: "Положительно, mesdames, что бы тамъ ни говорили, а я всегда скажу: никогда и нигдѣ не встрѣчала я такого остроумія гм... А я видала на своемъ вѣку немало остроумныхъ людей. Когда былъ живъ мой братъ (я завѣдывала хозяйствомъ у него въ домѣ, миссъ Никкльби), такъ у насъ разъ въ недѣлю по вечерамъ собиралась молодежь, три или четыре молодыхъ человѣка, славившихся своимъ остроуміемъ въ тѣ времена... И все таки я всегда повторяю дѣвицамъ (да вотъ, еще сегодня поутру я это говорилъ миссъ Симмондсъ): "Никогда и нигдѣ не встрѣчала я такого необыкновеннаго остроумія гм.. у г-жи Манталини. Она остритъ такъ тонко, такъ язвительно и вмѣстѣ съ тѣмъ такъ добродушно, что для меня навсегда останется тайной, гдѣ и какимъ образомъ она этому научилась".
Миссъ Нэгъ умолкла, чтобы перевести духъ, и пока она молчитъ, мы позволимъ себѣ сдѣлать на ея счетъ одни замѣчаніе -- не но поводу ея поразительнаго краснорѣчія и не менѣе рѣдкой почтительности по отношенію къ г-жи Манталини,-- о, нѣтъ! То и другое слишкомъ очевидно и не требуетъ комментарій. Мы скажемъ только, что миссъ Нэгъ, пускаясь говорить, имѣла привычку прерывать потоки своего краснорѣчія звонкимъ, пронзительнымъ "гм", значеніе котораго въ ея устахъ истолковывалось ея знакомыми различно. Одни изъ нихъ говорили, что миссъ Нэгъ имѣетъ слабость къ гиперболамъ и вводитъ въ свою рѣчь это словечко, когда какая-нибудь новая гипербола нарождается въ ея мозгу. Другіе полагали, что она прибѣгаетъ къ нему, когда ей не хватаетъ словъ, просто затѣмъ, чтобы выиграть время и не дать себя перебить. Можно, пожалуй, прибавить, что миссъ Нэгъ претендовала на молодость, хотя давно оставила ее за плечами, что она была пуста и тщеславна и принадлежала къ числу тѣхъ людей, которымъ можно вѣрить, пока они на глазахъ.
-- Вы потрудитесь объяснить миссъ Никкльби, въ чемъ будутъ состоять ея обязанности,-- сказала ей г-жа Манталини.-- Итакъ, я оставляю ее съ вами. Не забудьте же, миссъ Нэгъ, что я вамъ говорила.
Миссъ Нэгъ, конечно, отвѣтила, что забыть хоть одно слово, слетѣвшее съ устъ г-жи Манталини, физически и нравственно невозможно, послѣ чего хозяйка заведенія, удостоивъ своихъ помощницъ общимъ благосклоннымъ пожеланіемъ добраго утра, величественно выплыла изъ комнаты.
-- Очаровательная женщина,-- неправда ли, миссъ Никкльби?-- сказала ей вслѣдъ миссъ Нэгъ, съ улыбкой потирая руки.
-- Не знаю, я ее мало видѣла -- отвѣчала. Кетъ.
-- А видѣли вы г-на Манталини9
-- Да, два раза.
-- Неправда ли, интересный мужчина?
-- Мнѣ, признаюсь, онъ совсѣмъ не показался интереснымъ.
-- Да что вы, моя милая!-- воскликнула миссъ Нэгъ, воздѣвая въ изумленіи руки.-- Помилуйте, да гдѣ же вашъ вкусъ? Такой красавецъ, высокій, статный! Съ такими удивительными бакенбардами и зубами! Гы... Нѣтъ, положительно вы меня удивляете!
-- Можетъ быть, я слишкомъ глупа и не умѣю его оцѣнить,-- проговорила Кетъ, снимая съ себя шляпку,-- но такъ какъ мое мнѣніе и немъ не можетъ представлять большого интереса ни для него, ни для другихъ, то я жалѣю, что составила его, и, вѣроятно, не скоро его измѣню.
-- Развѣ вы не находите его красивымъ?-- спросила Кетъ одна изъ молодыхъ дѣвицъ.
-- Быть можетъ, онъ и красивъ, но я этого не вижу,-- отвѣчала Кетъ.
-- А какія у него чудныя лошади и какъ онъ ими правитъ!-- вставила другая дѣвица.
-- Очень возможно, но я не видѣла его лошадей.
-- Не видѣли?-- подхватила миссъ Нэгъ.-- Вотъ то-то и есть! Какъ же вы позволяете себѣ сулить о джентльменѣ, не имѣя понятія, какой у него выѣздъ?
Въ этомъ замѣчаніи старой модистки было столько пошло-условнаго даже на неопытный взглядъ дѣвочки-провниціалки, что Кетъ, которой и помимо этого хотѣлось перемѣнить разговоръ, воздержалась отъ дальнѣйшихъ возраженіи, и поле битвы осталось за миссъ Нэгъ.
Послѣ короткой паузы, во время которой дѣвицы успѣли разсмотрѣть Кетъ во всѣхъ подробностяхъ и сравнить свои наблюденія, одна изъ нихъ услужливо предложила помочь ей снять шаль, и когда шаль была снята, спросила, не находитъ ли она, что черный костюмъ во многихъ отношеніяхъ неудобенъ.
-- Да, это правда,-- отвѣчала Кетъ съ горькимъ вздохомъ.
-- Черное такъ марко и черезчуръ грѣетъ,-- прибавила та же мастерица, оправляя платье на Кетъ.
Кетъ могла бы отвѣтить, что траурный черный костюмъ не всегда грѣетъ, что зачастую онъ холодить больше всякаго другого, что онъ не только леденитъ сердце того, кто его носитъ, но распространяетъ свое холодное вліяніе на самыхъ близкихъ нашихъ друзей, замораживаетъ всѣ источники доброты и участія, губитъ въ зародышѣ обѣщанія, расточавшіяся когда-то такъ щедро, и создастъ вокругъ насъ безотрадную пустыню. Немногимъ изъ людей, потерявшихъ друга или близкаго родного, кѣмъ держалась вся ихъ жизнь, не довелось больно почувствовать расхолаживающее дѣйствіе своего траура. Кетъ давно его чувствовала, а въ эту минуту почувствовала особенно живо и не могла удержаться отъ слезъ.
-- Мнѣ очень жаль, что я васъ разстроила своими глупыми словами,-- сказала ей та же дѣвушка.-- Я сболтнула, не подумавши. Вы вѣрно въ траурѣ по какомъ-нибудь близкомъ родственникѣ?
-- По отцѣ,-- отвѣтила Кетъ.
-- По комъ, миссъ Симмондсъ?-- спросила во всеуслышаніе миссъ Нэгъ.
-- По отцѣ,-- отвѣчала дѣвушка тихо.
-- А, по отцѣ,-- протянула миссъ Нэгъ, не давая себѣ ни малѣйшаго труда понизить свой голосъ.-- И долго онъ хворалъ, миссъ Симмондсъ?
-- Тсъ, тише! Я не знаю,-- отвѣчала та.
-- Наша бѣда стряслась неожиданно,-- проговорила Кетъ, отвернувшись,-- иначе я, вѣроятно, успѣла бы теперь къ ней привыкнуть и могла бы спокойнѣе о ней говорить.
Согласно установившемуся въ мастерской г-жи Манталини неизмѣнному правилу стараться вывѣдать всю подноготную о каждой вновь поступающей мастерицѣ, молодыя особы, составлявшія ея штатъ, сгорали желаніемъ знать, кто такая Кетъ, оттуда она, и что ее заставило поступить швеей въ магазинъ. Но, несмотря на то, что наружность ея и волненіе должны были только подстрекнуть естественное ихъ любопытство, довольно имъ было замѣтить, что ихъ распросы заставляютъ ее только страдать, чтобы всякія проявленія этого любопытства прекратились, и миссъ Нэгъ, уразумѣвъ полную безнадежность дальнѣйшихъ попытокъ получить болѣе обстоятельныя свѣдѣнія о "новенькой" въ данную минуту, неохотно скомандовала дѣвицамъ, чтобы онѣ перестали болтать и принимались за работу.
Послѣ этого работа продолжалась въ глубокомъ молчаніи до половины второго, когда на кухнѣ подали завтракъ -- жареную баранину съ картофелемъ. Позавтракавъ, мастерицы вымыли руки (то и другое служило для нихъ единственнымъ отдыхомъ въ теченіе дня), засѣли опять за работу и работали, не разгибая спины, пока грохотъ экипажей на улицѣ и громкій стукъ дверныхъ мостковъ у сосѣднихъ домовъ не возмѣстили, что болѣе счастливые члены общества тоже начали свой рабочій день.
Одинъ изъ этихъ ударовъ дверныхъ молотковъ, рѣзкій стукъ въ дверь квартиры г-жи Манталини,-- доложилъ о прибытіи одной знатной или, вѣрнѣе, богатой дамы, ибо у насъ, кажется, еще не перестали дѣлать различіе между богатствомъ и знатностью. Дама пріѣхала съ дочерью примѣрить платья, давно уже заказанныя къ придворному балу, и Кетъ отрядили ассистентомъ къ миссъ Нэгъ, которая должна была принимать посѣтительницъ подъ верховнымъ надзоромъ самой г-жи Манталини.
Роль Кетъ въ торжественной процедурѣ примѣриванья была очень скромна: она должна была держать различныя статьи туалета и подавать ихъ по мѣрѣ надобности миссъ Нэгъ. Иногда ей приказывали завязать какой-нибудь шнурокъ или застегнуть крючокъ. Казалось бы, она могла съ полнымъ основаніемъ разсчитывать, что именно, благодаря второстепенности ея обязанностей въ данномъ случаѣ сварливость и заносчивость заказчицъ не могутъ коснуться ея. Но какъ на грѣхъ случилось, что маменька и дочка были не въ духѣ, отъ нихъ досталось всѣмъ на орѣхи, и бѣдная дѣвушка получила сполна свою долю обидъ. Она была неловка, руки у нея оказались холодныя, грязныя, грубыя. Все-то она дѣлала шиворотъ-на-выворотъ; онѣ удивлялись, какъ можетъ г-жа Манталини держать такихъ помощницъ, убѣдительно просили отрядить къ нимъ кого-нибудь другого, когда онѣ пріѣдутъ въ слѣдующій разъ, и такъ далѣе.
Случай весьма обыкновенный, о которомъ не стоило бы и говорить, еслибъ онъ не имѣлъ довольно грустныхъ послѣдствій для Кетъ. Много горькихъ слезъ пролила она, когда дамы уѣхали: въ первый разъ она почувствовала, что родъ занятій можетъ унижать человѣка. Правда, ее и раньше путала перспектива тяжелаго труда изо дня въ день, но зарабатывать свой хлѣбъ не казалось ей унизительнымъ, пока не приходилось имѣть дѣла съ дерзостью и высокомѣріемъ высшихъ. Философія научила бы ее, это все униженіе было на сторонѣ тѣхъ, кто могъ упасть такъ низко, чтобы не стыдиться проявлять свои дурныя страсти безъ всякой причины, но по молодости лѣтъ она не могла утѣшаться такой философіей, и законная ея гордость была уязвлена. Низшимъ классамъ нерѣдко ставятъ въ упрекъ, что они хотятъ быть выше своего положенія. Не объясняются ли подобныя жалобы тѣмъ простымъ фактомъ, что представители высшихъ классовъ часто бываютъ ниже своего положенія?
Время шло тѣмъ же порядкомъ до девяти часовъ вечера, когда кончились занятія въ мастерской. Измученная и обезкураженная всѣмъ, что она пережила въ этотъ день, Кетъ почти выбѣжала изъ душной комнаты, гдѣ она чувствовала себя, какъ въ тюрьмѣ. На углу улицы ее ждала мать, и онѣ вмѣстѣ отправились домой. Бѣдной дѣвушкъ было тѣмъ тяжелѣе, что она должна была скрывать свои чувства и притворяться, что раздѣляетъ сангвиническія упованія своей спутницы.
-- Знаешь, Кетъ, о чемъ я думала весь день?-- говорила мистриссъ Никкльби.-- Я думала, какую великолѣпную аферу сдѣлаетъ г-жа Манталини, если возьметъ тебя въ компаньонки по своему магазину. И въ этомъ нѣтъ ничего невозможнаго. Я даже знаю такой случаи. Помнишь миссъ Браундокъ, свояченицу двоюроднаго брата твоего бѣднаго отца? Такъ вотъ она попала въ компаньонки къ содержательницѣ одной школы въ Гаммерсмитѣ и нажила большое состояніе въ самое короткое время. Вотъ только не припомню хорошенько, какая это миссъ Браундокъ: не та-ли, что выиграла десять тысячъ фунтовъ въ лоттерею? Кажется, что та... Ну, да, навѣрно та, теперь я припоминаю. "Манталини и Никкльби", какъ это хорошо звучитъ!.. А если Николаю, дастъ Богъ, тоже посчастливится въ жизни, такъ можетъ случиться, что на одной съ вами улицѣ будетъ проживать докторъ философіи Никкльби, директоръ Вестминстерской коллегіи.
-- Милый Николай!-- прошептала Кетъ, доставая изъ ридикюля письмо отъ брата изъ Дотбойсъ-Голла.-- Я позабыла всѣ наши невзгоды, мама, когда прочла его веселое письмо. Такъ радостно думать, что ему хорошо, что онъ доволенъ и счастливъ! Что бы ни пришлось намъ еще вытерпѣть въ будущемъ, эта мысль будетъ всегда служить намъ утѣшеніемъ.
Бѣдная Кетъ! Она не подозрѣвала, какъ шатко было ея утѣшеніе и какъ скоро ей предстояло съ нимъ разстаться.