Миссъ Нэгъ обожаетъ Кетъ цѣлыхъ три дня и затѣмъ рѣшается возненавидѣть ее на вѣчныя времена. Причины, побудившія миссъ Нэгъ придти къ такому рѣшенію.

Жизнь труженика, жизнь мелкихъ заботъ и мелкихъ страданій, представляя живой интересъ только для того, кто обреченъ ее вести, не трогаетъ людей, которые хотя и не лишены пониманія и чувства, но чье состраданіе бережется какъ святыня и нуждается въ сильныхъ возбуждающихъ, чтобы себя проявить.

Среди глашатаевъ милосердія немало такихъ, которые требуютъ не меньшаго возбужденія въ своей сферѣ дѣятельности, чѣмъ эпикурейцы въ своей. Вотъ почему мы ежедневно видимъ, что болѣзненное состраданіе изливается на чуждые намъ, далекіе предметы, тогда какъ законный спросъ на то же самое состраданіе, наличность котораго, казалось бы, не должна была ускользнуть отъ вниманія даже самаго ненаблюдательнаго, но нравственно здороваго человѣка, остается неудовлетвореннымъ на каждомъ шагу. Короче говоря, милосердію нужна своя поэзія, какъ нужна она романисту и драматургу. Воришка въ бумазейной курткѣ -- вульгарный объектъ, надъ которымъ человѣку съ утонченными чувствами не стоитъ ни на минуту задумываться; но надѣньте вы на него зеленый бархатный колетъ и шляпу съ перомъ, перенесите театръ его подвиговъ изъ густо населеннаго города въ горное ущелье, и онъ окажется воплощенной поэзіей, героемъ романическихъ приключеній. То же самое и съ величайшей изъ человѣческихъ добродѣтелей, про которую можно сказать, что она порождаетъ, если не заключаетъ въ себѣ, всѣ другія, когда ее поддерживаютъ и упражняютъ, какъ слѣдуетъ. Ей тоже нуженъ поэтическій ореолъ, и чѣмъ меньше будетъ въ этой поэзіи живой, реальной жизни, жизни тяжелой борьбы и труда, тѣмъ лучше.

Жизнь, на которую была обречена бѣдная Кетъ Никкльби въ силу описанныхъ нами выше непредвидѣнныхъ обстоятельству была тяжелая, но не интересная жизнь. Скучная работа, нездоровое помѣщеніе, физическая усталость -- вотъ чѣмъ исчерпывалось ея содержаніе, и потому, боясь убить въ моихъ поэтически-сострадательныхъ читателяхъ всякій интересъ къ моей героинѣ, я не стану утруждать ихъ вниманіе пространнымъ и обстоятельнымъ описаніемъ заведенія, въ стѣнахъ котораго проходила ея жизнь, а лучше выведу на сцену ее самое.

-- Знаете, г-жа Манталини,-- говорила миссъ Нэгъ въ тотъ самый вечеръ, когда Кетъ уныло возвращалась домой послѣ своего перваго рабочаго дня въ магазинѣ,-- знаете, эта миссъ Никкльби весьма приличная особа, въ высшей степени приличная, гм... положительно такъ. И вашей проницательности дѣлаетъ величайшую честь, что вы назначили мнѣ въ помощницы такую прекрасною, такую гм... скромную молодую особу. Видала я, какъ ведутъ себя иныя молодыя женщины, когда имъ представится случай показать себя передъ высшими. Уму непостижимо, что онѣ себѣ позволяютъ иногда! Впрочемъ, Богъ съ ними,-- дѣло не въ нихъ. Я хотѣла только сказать, что вы всегда правы, г-жа Манталини, всегда, и я постоянно твержу нашимъ дѣвицамъ: "Просто не постигаю, какъ это г-жа Манталини устраиваетъ, чтобы никогда не ошибаться, когда всѣ другіе такъ часто ошибаются".

-- Насколько мнѣ извѣстно, миссъ Никкльби не сдѣлала сегодня ничего особенно замѣчательнаго, кромѣ того, что вывела изъ терпѣнія одну изъ нашихъ лучшихъ заказчицъ,-- замѣтила въ отвѣть г-жа Манталини.

-- Да, но мы должны это поставить на счетъ ея неопытности -- возразила миссъ Нэгъ.

-- И молодости?-- коварно вставила г-жа Манталини.

-- Ну, нѣтъ, объ этомъ я не говорю,-- отвѣчала, краснѣя, миссъ Нэгъ.-- Если бы вы принимали въ разсчетъ молодость вашихъ помощницъ, вы бы не...

-- Я не имѣла бы такой превосходной закройщицы, хотите вы сказать?-- докончила хозяйка.

-- Нѣтъ, вы положительно несравненны, г-жа Манталини!-- воскликнула въ восторгѣ миссъ Нэгъ.-- Вы читаете мысли. Человѣкъ еще и рта не раскрылъ, а вы уже знаете, что онъ хочетъ сказать. Прелестно! Ха, ха, ха!

Внутренно хохоча надъ своей помощницей, г-жа Манталини взглянула на нее съ притворно равнодушнымъ видомъ и сказала:

-- Не знаю, но на мой вкусъ, по крайней мѣрѣ, миссъ Никкльби поразительно неловкая дѣвушка.

-- Бѣдняжка! Она въ этомъ не виновата,-- подхватила миссъ Нэгъ.-- Будь тутъ ея вина, мы могли бы надѣяться излечить ее отъ этого недостатка, но на свое несчастіе она уродилась такой, и знаете, г-жа Манталини -- какъ говорилъ человѣкъ, продававшій слѣпую лошадь,-- мы должны уважать чужую бѣду.

-- Ея дядя мнѣ говорилъ, что ее считаютъ хорошенькой,-- продолжала г-жа Манталини.-- Я этого не вижу; по моему, у нея самое обыкновенное лицо.

-- Самое обыкновенное лицо и никакой ловкости!-- подхватила миссъ Нэгъ съ сіяющей улыбкой. Но все равно, я все-таки скажу, г-жа Манталини, что полюбила бѣдною дѣвочку, и будь она вдвое безобразнѣе и вдвое менѣе ловка, чѣмъ она есть, это заставило бы меня только быть къ ней вдвое добрѣе, вотъ и все.

Дѣло обстояло не совсѣмъ такъ. Миссъ Нэгъ ощутила зарождающуюся нѣжность къ Кетъ Никкльби лишь съ той минусы, какъ ей довелось быть свидѣтельницей "провала" молодой дѣвушки передъ важными дамами, а вышеприведенный короткій діалогъ съ хозяйкой заведенія раздулъ эту нѣжность до ужасающихъ размѣровъ,-- фактъ тѣмъ болѣе замѣчательный, что когда миссъ Нэгъ впервые окинула лицо и фигуру Кетъ критическимъ окомъ, ее охватило предчувствіе, что онѣ никогда не сойдутся.

-- Да, я полюбила ее,-- повторила миссъ Нэгъ, любуясь своимъ отраженіемъ въ ближайшемъ зеркалѣ,-- полюбила отъ всего сердца, по совѣсти говорю.

Дружеская преданность миссъ Нэгъ была такого безкорыстнаго характера и стояла настолько выше такихъ мелкихъ человѣческихъ слабостей, какъ лесть или злорадство, что на другой же день Кетъ Никкльби была заботливо выведена изъ заблужденія насчетъ своей способности чему-нибудь научиться, если такое заблужденіе у нея было. Доброжелательная миссъ Нэгъ заявила ей съ самой трогательной откровенностью, что, какъ по всему видно, она навсегда останется "безрукой", но, что, впрочемъ, это отнюдь не должно ее безпокоить, ибо она, миссъ Нэгъ, приложитъ съ своей стороны усиленныя старанія оставлять ее повозможности "въ сторонѣ", такъ что ей останется только помнить о томъ, чтобы не слишкомъ выставляться впередъ и не обращать на себя вниманія посѣтителей. Это послѣднее предложеніе до такой степени согласовалось съ самымъ задушевнымъ желаніемъ робкой дѣвушки, что она съ полнѣйшей готовностью обѣщала послѣдовать совѣту добрѣйшей дѣвственницы, даже не спросивъ и не задумавшись надъ тѣмъ, какія побужденія руководили ею.

-- Я принимаю въ васъ горячее участіе, душечка,-- говорила миссъ Нэгъ,-- участіе почти родной сестры. Мнѣ даже самой это странно, увѣряю васъ.

Оно было дѣйствительно странно: горячее участіе миссъ Нэгъ къ Кетъ Никкльби должно было быть по всѣмъ правиламъ участіемъ старой тетки или бабушки, а ужъ никакъ не сестры; къ такому заключенію, по крайней мѣрѣ, естественно приводила огромная разница ихъ лѣтъ. Но миссъ Нэгъ носила платья самаго молодого фасона: можетъ быть, чувства ея тоже пріобрѣли юношескій видъ

-- Господь съ вами, милочка, какая вы сегодня безрукая!-- сказала миссъ Нэгъ въ концѣ второго дня поступленія Кетъ въ магазинъ, награждая ее поцѣлуемъ.

-- Боюсь, что обязательная откровенность, съ какою вы высказали мнѣ ваше мнѣніе, не исправила меня, хоть и заставила живѣе почувствовать мои недостатки,-- проговорила Кетъ со вздохомъ.

-- Нѣтъ, нѣтъ, нисколько не исправила,-- подхватила миссъ Нэгъ въ приливѣ добродушной веселости.-- Но лучше вамъ съ самаго начала знать правду, чтобы не разочаровываться потомъ. Въ какую сторону вамъ идти, моя милая?

-- Мнѣ въ Сити.

-- Въ Сити?-- протянула миссъ Нэгъ, весьма благосклонно поглядывая на себя въ зеркало, передъ которымъ она подвязывала шляпку.-- Богъ мой, да неужели вы живете въ Сити?

-- Развѣ это такая рѣдкость, чтобы кто-нибудь жилъ въ Сити?-- спросила Кетъ, чуть-чуть улыбаясь.

-- Я не повѣрю, чтобы тамъ можно было прожить три дня подрядъ при какихъ бы то ни было обстоятельствахъ, особенно молодой дѣвушкѣ.

-- Люди со скромными средствами... т. е. бѣдные люди, хотѣла я сказать,-- поспѣшно поправилась Кетъ, боясь показаться заносчивой,-- бѣдные люди должны жить тамъ, гдѣ позволяетъ имъ жить ихъ карманъ.

-- О, да, это правда, совершенная правда!-- сказала съ чувствомъ миссъ Нэгъ, подкрѣпляя свои слова выразительнымъ вздохомъ и соболѣзнующимъ покачиваніемъ головы: весьма распространенная мелкая монета сочувствія къ ближнему, которую въ хорошемъ обществѣ всегда пускаютъ въ оборотъ въ такихъ случаяхъ.-- Вотъ то же самое я часто говорю своему брату въ отвѣть на его опасенія, не слишкомъ ли сыро спать нашей прислугѣ на кухнѣ и не оттого ли она у насъ постоянно хвораетъ (наши кухарки дѣйствительно вѣчно хвораютъ и уходятъ отъ насъ одна за другой); я говорю ему: "Повѣрь мнѣ, люди этого класса рады спать и не въ такомъ помѣщеніи. Господь Богъ даетъ каждому крестъ по плечу". Неправда ли, какая отрадная мысль?

-- Очень отрадная,-- согласилась Кетъ.

-- Я пройду съ вами часть дороги, голубчикъ,-- продолжала миссъ Нэгъ,-- на дворѣ ужъ стемнѣло, а наша послѣдняя кухарка слегла въ больницу только на прошлой недѣлѣ (у нея открылся антоновъ огонь на лицѣ), и я буду рада имѣть васъ своей спутницей.

Кетъ охотно отказалась бы отъ этого лестнаго общества, но миссъ Нэгъ, взглянувъ еще разъ въ зеркало, чтобы убѣдиться, хорошо ли сидитъ на ней шляпка, и оставшись вполнѣ довольна собой, взяла ее подъ руку съ такимъ видомъ, который ясно показывалъ, какъ твердо она сознаетъ оказываемое ею снисхожденіе, и онѣ очутились на улицѣ, прежде чѣмъ Кетъ успѣла раскрыть ротъ.

-- Должно быть, мама... моя мать уже поджидаетъ меня на углу,-- проговорила молодая дѣвушка нерѣшительно.

-- О, вы пожалуйста не стѣсняйтесь, дорогая моя,-- отвѣчала на это миссъ Нэгъ съ благосклонной улыбкой.-- Я увѣрена, что ваша матушка -- почтенная старушка, и буду гм... буду очень рада познакомиться съ ней.

Такъ какъ бѣдная мистриссъ Никкльби дѣйствительно оказалась на yrлу улицы, гдѣ она давно уже успѣла окоченѣть въ ожиданіи Кетъ, послѣдней не оставалось другого выбора, какъ познакомить ее съ миссъ Нэгъ, которая приняла это весьма снисходительно, изобразивъ при семъ удобномъ случаѣ своими манерами плохую копію одной изъ дамь полусвѣта, недавно посѣтившей магазинъ. Затѣмъ всѣ три пошли рядышкомъ, взявшись подъ руку какъ нельзя болѣе дружелюбно. Миссъ Нэгъ, конечно, шествовала посрединѣ.

-- Не можете себѣ представить, мистриссъ Никкльби, до чего я полюбила вашу дочь,-- сказала миссъ Нэгъ послѣ того, какъ они прошли нѣсколько шаговъ въ торжественномъ молчаніи.

-- Я очень рада это слышать,-- отвѣчала мистриссъ Никкльби,-- хотя для меня нѣтъ въ этомъ ничего новаго. Кетъ нравится рѣшительно всѣмъ.

-- Гм...-- сдѣлала миссъ Нэгъ выразительно.

-- Вы ее еще больше полюбите, когда узнаете ближе,-- продолжала мистриссъ Никкльби.-- Для меня въ моихъ несчастіяхъ большое утѣшеніе имѣть такую дочь. Въ ней нѣтъ ни гордости, ни тщеславія, а между тѣмъ по ея воспитанію можно было бы ей извинить, если бы даже она и была немножко тщеславна. Ахъ, миссъ Нэгъ, вы знаете, что значитъ потерять мужа!

Такъ какъ миссъ Нэгъ не знала, что значитъ имѣть мужа, она естественно не могла знать, что значило его потерять; поэтому она отвѣтила нѣсколько торопливо:

-- Да, это правда,-- и отвѣтила такимъ тономъ, который долженъ былъ означать: "Вы, можетъ быть, воображаете, что я стремлюсь выйти замужъ? Ну, нѣтъ, не на такую напали! Пусть ужъ другія выходятъ замужъ, а я не такъ глупа".

-- Я убѣждена, что Кетъ уже успѣла сдѣлать успѣхи въ эти два дня,-- сказала съ гордостью мистриссъ Никкльби, взглянувъ на свою дочь.

-- О, разумѣется,-- подтвердила миссъ Нэгъ.

-- И навѣрное съ каждымъ днемъ она будетъ работать все лучше.

-- Я въ этомъ нисколько не сомнѣваюсь, поддакнула опять миссъ Нэгъ, прижимая къ себѣ локоть Кетъ, чтобы подчеркнуть для нея свою шутку.

-- Она всегда была способной дѣвочкой,-- продолжала бѣдная мистриссъ Никкльби, оживляясь,-- всегда, съ ранняго дѣтства. Я помню, когда ей было только два съ половиной года, я помню, какъ одинъ джентльменъ, который часто бывало у насъ въ домѣ... Мистеръ Ваткинсъ, Кетъ, ты его знаешь, тотъ самый, за котораго поручился твой бѣдный папа и который потомъ бѣжалъ въ Америку и прислалъ намъ оттуда пару коньковъ при письмѣ, такомъ миломъ, прочувствованномъ письмѣ, что бѣдный папа плакалъ надъ нимъ цѣлую недѣлю. Помнишь ты это письмо? Онъ еще писалъ тогда, какъ онъ жалѣетъ, что не можетъ возвратить свой долгъ, пятьдесятъ фунтовъ, такъ какъ весь его капиталъ помѣщенъ на проценты и состояніе его быстро растетъ, но, что онъ не забылъ своей крестницы и очень проситъ насъ купить ей (т. е. тебѣ) коралловый уборъ въ серебряной оправѣ, а что будетъ стоить -- приписать къ его старому счету. Помнишь? Неужели не помнишь? Какая же ты, однако, безпамятная! Еще онъ такъ трогательно вспоминалъ въ этомъ письмѣ про старый портвейнъ, который у насъ всегда подавали къ столу, когда онъ приходилъ. Онъ выпивалъ его бывало по полторы бутылки за-разъ. Ну, что, теперь вспомнила, Кетъ?

-- Да, да, мама. Но что же этотъ господинъ?

-- Такъ этотъ мистеръ Ваткинсъ, моя милая -- продолжала мистриссъ Никкльби медленно и раздѣльно, какъ будто усиливаясь припомнить фактъ государственной важности,-- этотъ мистеръ Ваткинсъ... Надо вамъ сказать, миссъ Нэгъ, что онъ совсѣмъ не родня тому Ваткинсу, что держалъ въ нашей деревнѣ трактиръ "Стараго Вепря". Вотъ, кстати, не помню я хорошенько, былъ ли это "Старый Вепрь" или "Георгъ Третій", но что-нибудь изъ двухъ, я навѣрное не знаю... да, впрочемъ, это все равно... Такъ мистеръ Ваткинсъ говорилъ, моя милая, когда тебѣ было только два съ половиной года, что никогда въ жизни онъ не видѣлъ такого удивительнаго ребенка, какъ ты. Вы, можетъ быть, не вѣрите, миссъ Нэгъ, но, право, онъ это говорилъ, а дѣтей онъ совсѣмъ не любилъ и кривить душой ему тоже не было никакой надобности. Я хорошо знаю, что это говорилъ именно онъ, потому что, какъ сейчасъ помню, вслѣдъ затѣмъ, какъ онъ это сказалъ, онъ попросилъ въ займы у твоего бѣднаго папа двадцать фунтовъ.

Приведя это убѣдительное и въ высшей степени нелицепріятное показаніе въ пользу геніальности своей дочери, мистриссъ Никкльби остановилась перевести духъ, и миссъ Нэгъ, видя, что разговоръ переходитъ на семейныя доблести, не теряя времени, выступила на сцену съ маленькихъ анекдотомъ изъ собственныхъ семейныхъ воспоминаній.

-- Ахъ, мистриссъ Никкльби, лучше и не говорите мнѣ о займахъ, а то вы меня сведете съ ума,-- начала миссъ Нэгъ.-- Моя мама, гм... была красавица, очаровательное существо, какое только можно вообразить, съ дивнымъ, изящнѣйшей, гм... изящнѣйшей формы носомъ, когда-либо украшавшимъ человѣческое лицо (тутъ миссъ Нэгъ съ большою нѣжностью потерла свой собственный носъ)... Да, такъ моя мама была одною изъ прелестнѣйшихъ во всѣхъ отношеніяхъ женщинъ, но у нея была одна слабость -- давать деньги въ займы, и съ теченіемъ времени эта слабость приняла такіе размѣры, что она раздала, гм... раздала нѣсколько тысячъ фунтовъ, однимъ словомъ, все наше маленькое состояніе. Но что всего хуже, мистриссъ Никкльби, такъ это то, что, проживи мы съ братомъ до, гм... до второго пришествія, я увѣрена, что и тогда намъ не получить назадъ этихъ денегъ. Вотъ что хуже всего.

Безпрепятственно завершивъ этотъ подвигъ изобрѣтательности, миссъ Нэгъ пустилась вспоминать и другіе столь же занимательные, сколько достовѣрные, анекдоты. Послѣ нѣсколькихъ безуспѣшныхъ попытокъ запрудить этотъ обильный потокъ воспоминаній мистриссъ Никкльби покорилась, наконецъ, своей участи и тихонько поплыла по теченію, довольствуясь тѣмъ, что пополняла его слабой струйкой собственнаго своего краснорѣчія Такимъ образомъ дамы шли рядкомъ, вполнѣ довольныя собой и другъ другомъ, и тараторили взапуски, съ тою только разницей, что миссъ Нэгъ все время обращалась къ Кетъ и говорила очень громко, а рѣчь мистриссъ Никкльби лилась однообразно журчащимъ ручейкомъ, причемъ эта добрѣйшая душа была счастлива уже тѣмъ, что она говоритъ, и очень мало заботилась знать, слушаютъ ее или нѣтъ.

Такъ шли онѣ въ завидномъ согласіи, пока не дошли до того дома, гдѣ жилъ братъ миссъ Нэгъ. Братъ миссъ Нэгъ держалъ магазинъ канцелярскихъ принадлежностей и маленькую библіотеку въ одномъ изъ переулковъ близъ Тоттсигамъ-Кортъ-Года и выдавалъ на прочтеніе по-суточно, по-недѣльно, по-мѣсячно и даже на годъ самоновѣйшіе изъ старыхъ романовъ, заглавія которыхъ, выписанныя четкимъ почеркомъ на листѣ картона, красовались надъ дверьми библіотеки. Случилось, что какъ разъ въ тотъ моментъ, когда наши дамы подходили къ этому дому, миссъ Нэгъ была на самой серединѣ своего повѣствованія о двадцать второмъ предложеніи руки и сердца, полученномъ ею въ свое время отъ одного джентльмена съ огромнымъ состояніемъ; поэтому она стала упрашивать своихъ спутницъ зайти къ ней отужинать. Тѣ согласились и всѣ три вошли въ лавку.

-- Не уходи, Мортимеръ,-- сказала миссъ Нэгъ своему брату.-- Это только одна изъ нашихъ дѣвицъ со своей матушкой: мистриссъ и миссъ Никкльби.

-- Ага!-- сказалъ мистеръ Мортимеръ Нэгъ.

Выпустивъ это восклицаніе съ необыкновенно глубокомысленнымъ видомъ, мистеръ Нэгъ не спѣша взялъ щипцы, снялъ съ двухъ свѣчей, стоявшихъ на прилавкѣ, потомъ съ двухъ другихъ на окнѣ, потомъ полѣзъ въ свой жилетный карманъ, досталъ табакерку и понюхалъ табаку.

Въ разсѣянной манерѣ, съ какою онъ все это продѣлалъ, было что-то чрезвычайно выразительное, какъ будто не отъ міра сего. А такъ какъ самъ мистеръ Нэгъ былъ джентльменъ высокій, худощавый, въ очкахъ, съ торжественно грустнымъ лицомъ, и волосъ на головѣ имѣлъ гораздо меньше, чѣмъ полагается вообще имѣть джентльмену на пятомъ десяткѣ, то мистриссъ Никкльби рѣшила, что онъ литераторъ, о чемъ и не преминула сообщить шепотомъ своей дочери.

-- Одиннадцатый часъ,-- сказалъ мистеръ Нэгъ, взглянувъ на часы.-- Томасъ, запирай магазинъ!

Томасъ былъ маленькій мальчикъ не выше половины окна, а въ "магазинѣ" могло, пожалуй, помѣститься два извозчичьихъ кэба.

-- Ага,-- сказалъ еще разъ мистеръ Нэгъ и, тяжко вздохнувъ, поставилъ на полку книжку, которую читалъ.-- Ну, что же, сестра, я думаю, ужинъ готовъ?

Съ новымъ мучительнымъ вздохомъ онъ взялъ съ прилавка свѣчу и, предшествуя дамамъ, направился похороннымъ шагомъ въ свою пріемную, гдѣ накрывала ужинъ поденщица, нанятая; на время болѣзни кухарки и получавшая въ день по восемнадцати пенсовъ, которые вычитались изъ жалованья послѣдней.

-- Мистриссъ Блоксонъ,-- обратилась къ ней миссъ Нэгъ укоризненнымъ тономъ,-- сколько разъ я васъ просила не входить въ комнату въ шляпкѣ!

-- Ну, ужь извините, миссъ Нэгъ, а мнѣ не до того, чтобы помнить о шляпкахъ,-- огрызнулась поденщица, мгновенно вломившись въ амбицію.-- Въ вашемъ домѣ такая грязь, что и безъ того полонъ ротъ дѣла, а если вамъ не нравится моя шляпка, такъ я васъ попрошу искать кого-нибудь другую на мое мѣсто. Я ужь и то надорвалась на вашей работѣ, а получаю гроши. Пусть меня повѣсятъ, если я лгу!

-- А васъ я попрошу избавить меня отъ вашихъ замѣчаній,-- сказала миссъ Нэгъ, дѣлая удареніе на мѣстоимѣніи личномъ.-- Разведенъ на кухнѣ огонь для воды?

-- Нѣтъ, миссъ Нэгъ, огонь не разведенъ. Не разведенъ огонь, лгать не хочу

-- Отчего же вы не позаботились развести?

-- Оттого, что уголь весь вышелъ. Кабы я умѣла дѣлать уголь, я бы надѣлала, но я не умѣю. Такъ прямо и говорю вамъ, миссъ Нэгъ,-- не умѣю.

-- Женщина, придержи свой языкъ!-- неожиданно возгласилъ мистеръ Мортимеръ Нэгъ, врываясь, какъ бомба, въ вышеописанный діалогъ.

-- Съ вашего позволенія, мистеръ Нэгъ,-- сейчасъ же накинулась на него поденщица,-- я и сама рада-радешенька не разговаривать въ этомъ домѣ. Да я, впрочемъ, и то, кажется, говорю только тогда, когда со мной заговариваютъ. Что же до того, сэръ, что вы называли меня женщиной, такъ желала бы и знать, кѣмъ вы назовете себя?

-- Презрѣнное существо!-- воскликнулъ мистеръ Нэгъ, ударивъ себя по лбу.

-- Меня очень радуетъ, что вы знаете себѣ цѣну и зовете себя настоящимъ именемъ, сэръ,-- отрѣзала на это мистриссъ Блоксонъ,-- а такъ какъ дома у меня двое младенцевъ-близнецовъ, которымъ только третьяго дня пошла восьмая недѣля, а мой маленькій Чарли въ прошлый понедѣльникъ упалъ съ лѣстницы и вывихнулъ себѣ руку, то я вамъ буду очень обязана, если завтра къ десяти часамъ утра вы пришлете мнѣ на домъ девять шиллинговъ, которые мнѣ слѣдуютъ съ васъ за эту недѣлю.

Съ этими прощальными словами разобиженная матрона весьма развязно вышла изъ комнаты, оставивъ дверь настежь, и въ тотъ же мигъ мистеръ Нэгъ выскочилъ въ свой магазинъ, оглашая воздухъ громкими стонами.

-- Что съ нимъ такое?-- вскрикнула мистриссъ Никкльби встревоженная этими звуками.

-- Не боленъ ли онъ?-- спросила и Кетъ, тоже испугавшись

-- Тсъ... это очень грустная исторія,-- отвѣчала шепотомъ миссъ Нэгъ.-- Онъ былъ когда то страстно влюбленъ въ гм... въ госпожу Манталини.

-- Не можетъ быть!-- воскликнула мистриссъ Никкльби.

-- Да, увѣряю васъ. Страсть его поощряли, и онъ быль увѣренъ, что женится на ней. Вы себѣ представить не можете, мистриссъ Никкльби, какое у него чувствительное сердце, какъ впрочемъ, гм... какъ и у всей нашей семьи. Обманутая надежда была для него смертельнымъ ударомъ. Онъ очень талантливый человѣкъ, чрезвычайно талантливый. Читаетъ, гм... читаетъ каждый выходяшій въ свѣтъ романъ, т. е., конечно, каждый романъ гм... изъ великосвѣтской жизни. Ну, и вотъ, читая эти романы онъ находилъ въ нихъ такъ много общаго со своей собственно несчастной судьбой и такое, огромное сходство между собой и их героями (потому что. конечно, онъ сознаетъ свое превосходство какъ и вся наша семья, и это очень естественно), что, наконецъ, онъ началъ презирать весь міръ и сдѣлался геніемъ. Я увѣрена, что въ эту самую минуту онъ пишетъ новый романъ.

-- Новый романъ?-- повторила Кетъ, чувствуя, что надо что-нибудь сказать, такъ какъ миссъ Нэгъ сдѣлала паузу.

-- Да, новый романъ въ трехъ томахъ, въ осьмую долю листа,-- подтвердила миссъ Нэгъ съ торжествомъ.-- Правда, Мортимеръ имѣетъ большое преимущество передъ другими романистами, такъ какъ въ своихъ описаніяхъ великосвѣтской жизни онъ можетъ пользоваться моей опытностью, потому что, конечно, немногіе изъ авторовъ, описывающихъ большой свѣтъ, имѣютъ возможность знать его такъ близко, какъ я. Но знаете, онъ такъ поглощенъ жизнью высшаго общества, что малѣйшее напоминаніе о будничной житейской прозѣ, какъ, напримѣръ, сейчасъ исторія съ этой женщиной, выводитъ его изъ себя.. А все-таки я всегда скажу: по-моему, разочарованіе, постигшее его въ молодости, было ему очень полезно. Не узнай онъ но опыту, что такое обманутая надежда, онъ не могъ бы описывать обманутыхъ надеждъ и тому подобныхъ вещей, и не случись съ нимъ того, что случилось, я думаю, его геній никогда бы не развернулъ вполнѣ своихъ крыльевъ.

Невозможно предугадать, какъ далеко зашла бы сообщительность миссъ Нэгъ при болѣе благопріятныхъ обстоятельствахъ, но, такъ какъ, съ одной стороны, мрачный геній былъ въ двухъ шагахъ и могъ ее услышать, а съ другой -- надо было кому-нибудь развести огонь къ ужину, то изліянія ея на этомъ прекратились. Если судить по тому, какихъ трудовъ стоило миссъ Нэгъ добыть горячей воды, ея послѣдняя кухарка едва ли знала въ этомъ домѣ какой-нибудь огонь, кромѣ антонова. Какъ бы то ни было, въ концѣ концовъ грогъ быль приготовленъ. Подкрѣпившись предварительно холодной бараниной и сыромъ, гости помогли хозяевамъ распить этотъ грогъ и распрощались. По дорогѣ домой Кетъ развлекалась тѣмъ, что представляла себѣ мистера Мортимера Нэга такимъ, какъ онѣ оставили его, уходя, витающимъ въ заоблачномъ царствѣ среди своихъ книжныхъ полокъ, а мистриссъ Никкльби обсуждала сама съ собой важный вопросъ о томъ, какое имя въ окончательномъ результатѣ присвоитъ себѣ фирма госпожи Ман алини: будетъ-ли она называться "Манталини, Нэгъ и Никкльби" или "Манталини, Никкльби и Нэгъ".

На такомъ градусѣ стояла дружба миссъ Нэгъ съ моей героиней цѣлыхъ три дня, къ немалому изумленію всѣхъ молодыхъ дѣвицъ, работавшихъ въ мастерской, ибо никогда до сихъ поръ они не замѣчали за миссъ Нэгъ такого постоянства въ этомъ направленіи. Но на четвертый день эта дружба подучила ударъ, внезапный и смертельный. Вотъ какъ это вышло

Случилось, что одинъ очень старый и очень знатный лордъ, собиравшійся жениться на очень молоденькой, но далеко не знатной дѣвушкѣ, заѣхалъ въ магазинъ съ невѣстой и ея сестрой, чтобы присутствовать при церемоніи примѣрки двухъ шляпокъ, только наканунѣ заказанныхъ къ свадьбѣ. Госпожа Манталини доложила пронзительнымъ дискантомъ объ этомъ событіи въ трубу, проведенную въ мастерскую, и миссъ Нэгъ бросилась наверхъ о шляпкой на каждой рукѣ.

Она явилась въ магазинъ, задыхаясь отъ скораго бѣга, обворожительная въ своей стремительной поспѣшности, долженствовавшей свидѣтельствовать объ ея рвеніи и усердіи къ дѣлу. Какъ только шляпки были надѣты, съ Нэгъ и съ г-жою Манталини сдѣлались судороги отъ восторга.

-- Восхитительно! Въ высшей степени элегантно!-- говорила г-жа Манталини.

-- Я не видала ничего изящнѣе во всю свою жизнь!-- вторила ей миссъ Нэгъ.

Старый лордъ -- очень старый лордъ, въ скобкахъ сказать -- ничего не говорилъ, а только шамкалъ и хихикалъ въ телячьемъ восторгѣ, не столько отъ шляпокъ и ихъ обладательницъ, сколько отъ сознанія, какой онъ молодецъ, что подцѣпилъ себѣ такую хорошенькую жену. Что же касается самой юной дѣвицы (которая была дѣвицей очень бойкой), то, замѣтивъ, что старый лордъ пришелъ въ такое игривое настроеніе, она принялась гоняться за нимъ по всей комнатѣ, загнала его за трюмо и тамъ поцѣловала. Г-жа Манталини и другая молодая дѣвица, какъ и подобало, скромно отвернулись въ сторонку, но миссъ Нэгъ, подстрекаемая любопытствомъ, на свое несчастье не утерпѣла, заглянула за трюмо и встрѣтилась глазами съ бойкой молодой дѣвицей какъ разъ въ тотъ моментъ, когда та поцѣловала стараго лорда. Молодая дѣвица надула губки, пробормотала что-то такое о "дерзкихъ старухахъ", сердито посмотрѣла на миссъ Нэгъ и презрительно улыбнулась.-- Г-жа Манталини!-- позвала она минуту спустя

-- Къ вашимъ услугамъ, сударыня.

-- Будьте добры, пошлите за той хорошенькой дѣвушкой, которую мы видѣли у васъ вчера.

-- Да, да, пожалуйста!-- сказала и сестра невѣсты.

-- Ничто на свѣтѣ меня такъ не раздражаетъ, какъ видѣть вередъ собой уродливыя старыя лица. Терпѣть не могу имѣть дѣло со старухами,-- продолжала нареченная милорда, томно раскинувшись на софѣ.-- Пожалуйста, г-жа Манталини, посылайте за той хорошенькой дѣвушкой всякій разъ, какъ я къ вамъ пріѣзжаю.

-- Да, да, непремѣнно посылайте за ней, за хорошенькой и молоденькой,-- подхватилъ старый лордъ.

-- О ней всѣ кричатъ,-- прибавила тѣмъ же небрежно томнымъ голосомъ бойкая дѣвица,-- и милордъ непремѣнно долженъ ее видѣть, такъ какъ онъ большой поклонникъ красоты.

-- Да, ею всѣ восхищаются,-- сказала г-жа Манталини.-- Миссъ Нэгъ, пошлите сюда миссъ Никкльби, а сами можете не возвращаться.

-- Виновата, г-жа Манталини, я не разслышала послѣднихъ вашихъ словъ,-- пробормотала миссъ Нэгъ, вся дрожа.

-- Я сказала: можете не возвращаться,-- повторила хозяйка сухо.

Миссъ Нэгъ скрылась, не прибавивъ больше ни слова, и минуты черезъ двѣ вмѣсто нея явилась Кетъ. Она помогла дѣвицамъ снять новыя шляпки и надѣть старыя, краснѣя до ушей отъ сознанія, что старый лордъ и обѣ его дамы все время не спускаютъ съ нея глазъ.

-- Какъ вы краснѣете, милочка! сказала ей избранница милорда.

-- Она у насъ новенькая. Вотъ недѣльки черезъ двѣ попривыкнетъ, тогда перестанетъ краснѣть,-- пояснила г-жа Манталини съ благосклонной улыбкой.

-- Должно быть, это вы, милордъ, смутили ее вашими неотразимыми взглядами,-- сказала невѣста.

-- Нѣтъ, нѣтъ, только не я! Я женюсь и начинаю новую жизнь. Да, да, новую жизнь, ха, ха, ха!

Весьма утѣшительно было слышать, что старичокъ вознамѣрился начать новую жизнь, ибо для всякаго было очевидно, что старой ему ненадолго хватитъ. Отъ одного только усилія, съ какимъ онъ хохоталъ, желая изобразить игривую веселость, его схватилъ жестокій приступъ кашля, и прошло нѣсколько минутъ прежде, чѣмъ онъ пересталъ задыхаться и могъ выговорить, что на его взглядъ эта дѣвочка "слишкомъ хороша для модистки".

-- Надѣюсь милордъ, вы не считаете красоту помѣхой въ нашемъ дѣлѣ,-- проговорила, жантильничая, г-жа Манталини.

-- О, нѣтъ, конечно, нѣтъ, иначе вы давно бы перемѣнили профессію,-- отвѣтилъ ей галантно старый лордъ.

-- Ахъ, вы, противный ловеласъ!-- сказала ему бойкая молодая дѣвица, ткнувъ его зонтикомь въ бокъ.-- Я не хочу, чтобы вы такъ говорили. Какъ вы смѣете!

За этимъ игривымъ вопросомъ послѣдовалъ новый тычекъ въ бокъ, а за нимъ другой и третій. Наконецъ, старый лордъ ухватился за зонтикъ и ни за что не хотѣлъ его выпускать; это заставило другую дѣвицу придти на выручку сестрѣ, и въ результатѣ зрителямъ предстала премиленькая картина разыгравшейся молодежи.

-- Такъ вы потрудитесь, г-жа Манталини, распорядиться насчетъ тѣхъ небольшихъ передѣлокъ въ моей шляпкѣ, на которыя я вамъ указала,-- проговорила бойкая дѣвица, прощаясь.-- Ну-съ, господинъ ловеласъ, какъ вамъ угодно, вы выйдете первымъ. Я ни за что не оставлю васъ одного съ этой хорошенькой дѣвушкой. Я васъ слишкомъ хорошо знаю Душечка Дженъ, пропусти его впередъ, а мы пойдемъ сзади: его ни на секунду нельзя спускать съ глазъ.

Видимо польщенный такимъ подозрѣніемъ, старый лордъ, проходя, запустилъ уморительный взглядъ по адресу Кетъ и, получивъ новый пинокъ зонтикомъ за свою шаловливость, проковылялъ на своихъ дрожащихъ ногахъ на подъѣздъ, гдѣ его блистательную особу подхватили подъ руки два дюжихъ лакея и усадили въ карету.

-- Фу, старый уродъ!-- сказала г-жа Манталини.-- Неужели ему не вспоминается катафалкъ, когда онъ садится въ свою карету? Ну, моя милая, уберите-ка всѣ эти вещи.

Кетъ, которая, во все продолженіе вышеописанной сцены, стояла, скромно потупившись, была очень рада, что ее, наконецъ, отпустили, и весело сбѣжала во владѣнія миссъ Нэгъ.

Но за время ея короткаго отсутствія положеніе дѣлъ въ маленькомъ царствѣ радикально измѣнилось. Вмѣсто того, чтобы возсѣдать на обычномъ своемъ мѣстѣ съ соблюденіемъ всего своего величественнаго достоинства, какъ это подобало замѣстительницѣ главы заведенія, миссъ Нэгъ лежала ничкомъ на большомъ ящикѣ изъ подъ платьевъ и заливалась слезами, а присутствіе подлѣ нея трехъ или четырехъ суетящихся дѣвицъ съ уксусомъ, оленьими рогомъ и другими возстановительными средствами въ рукахъ уже само по себѣ, даже помимо нѣкотораго разстройства ея головного убора и букляшекъ на лбу, достаточно убѣдительно свидѣтельствовало о томъ, что она только-что очнулась отъ жесточайшаго обморока.

-- Господи! Что случилось?-- вскрикнула Кетъ, поспѣшно подбѣгая къ интересной группѣ.

Этотъ вопросъ вызвалъ сильнѣйшее симптомы приближающагося новаго обморока. Дѣвицы засуетились еще пуще съ оленьимъ рогомъ и уксусомъ, подарили Кетъ уничтожающимъ взглядомъ и громко зашептали хоромъ:

-- Какъ ей не стыдно!

-- Да что такое, въ чемъ дѣло?-- допрашивала бѣдная Кетъ.-- Разскажите мнѣ, что случилось.

-- Что случилось!-- завопила миссъ Нэгъ, внезапно выпрямляясь, къ немалому смятенію обступившихъ ее дѣвицъ.-- И вы еще спрашиваете! Стыдитесь, безсовѣстная!

-- Богъ съ вами, съ ума вы сошли!-- воскликнула Кетъ, ошеломленная порывистой искренностью, съ какою ужасное прилагательное вылетѣло изъ стиснутыхъ зубовъ миссъ Нэгъ.-- Чѣмъ я васъ обидѣла?

-- Она обидѣла меня!-- повторила миссъ Нэгъ съ горькимъ сарказмомъ.-- Она, эта дѣвчонка, ничтожество, выскочка! Ха-ха-ха!

По хохоту миссъ Нэгъ было очевидно, что въ вопросѣ Кетъ она усмотрѣла нѣчто чрезвычайно забавное, а такъ какъ миссъ Нэгъ, въ качествѣ ближайшаго начальства, давала тонъ дѣвицамъ, онѣ не замедлили въ свою очередь поднять громкій хохотъ. Затѣмъ вся компанія закивала головами я перемигнулась, давая понять, какъ тонко она оцѣнила всю соль отвѣта миссъ Нэгъ.

-- Вотъ она, госпожа, вотъ паша красавица, полюбуйтесь!-- продолжала миссъ Нэгъ, вскакивая со своего ящика и церемонно, съ низкими реверансами, представляя Кетъ восхищеннымъ зрительницамъ этой комедіи.-- Всѣ о ней прокричали! Всѣ восхищаются ея красотой, всѣ... У, наглое творенье!

Дойдя до этого патетическаго мѣста своей рѣчи, миссъ Нэгъ добродѣтельно содрогнулась,-- движеніе, которое немедленно передалось всѣмъ дѣвицамъ,-- затѣмъ дико захохотала и, наконецъ, ударилась въ слезы.

-- Пятнадцать лѣтъ,-- вопила миссъ Нэгъ, жалостно рыдая,-- пятнадцать лѣтъ я была славой и украшеніемъ этой комнаты и всего заведенія! И, благодареніе Богу (тутъ она замѣчательно энергично топнула сперва правой, потомъ лѣвой ногой), никогда за все время не приходилось мнѣ сталкиваться съ интригами и происками мерзкихъ дѣвчонокъ, которыя всѣхъ насъ позорятъ своимъ поведеніемъ и заставляютъ краснѣть за себя. Тѣмъ больнѣе я это чувствую теперь, хоть и презираю такіе поступки.

Тутъ миссъ Нэгъ опять приготовилась упасть въ обморокъ, а молодыя дѣвицы удвоили свою заботливость и принялись доказывать ей, что она должна быть выше подобныхъ вещей. По крайней мѣрѣ, онѣ съ своей стороны презираютъ такой образъ дѣйствій и полагаютъ, что его даже не слѣдуетъ замѣчать, въ доказательство чего всѣ четыре закричали въ одинъ голосъ:

-- Это позоръ -- такъ поступать, и до такой степени насъ возмущаетъ, что мы просто не знаемь, куда дѣваться отъ злости.

-- Вотъ до чего я дожила!-- взвизгнула миссъ Нэгъ, неожиданно приходя въ неистовство и пытаясь оторвать одну изъ своихъ фальшивыхъ букляшекъ.-- Меня называютъ старухой и уродомъ!

-- Ахъ, нѣтъ, не говорите этого, пожалуйста не говорите!-- раздался дружный хоръ.

-- Развѣ я заслужила, чтобы меня называли старухой?-- не унималась миссъ Нэгъ, барахтаясь въ рукахъ своихъ утѣшительницъ.

-- Не думайте объ этомъ, дорогая!-- отвѣтствовалъ хоръ.

-- Я ненавижу ее, ненавижу и презираю! Пусть никогда больше не смѣетъ со мной заговаривать! Пусть и съ ней не говоритъ никто изъ тѣхъ, кто считаетъ себя моимъ другомъ! Лукавая, безстыжая дѣвчонка! Проныра!

Уничтоживъ такимъ образомъ предметъ своей ярости, миссъ Нэгъ еще разъ взвизгнула, потомъ три раза икнула, всхлипнула разъ десять, потомъ осовѣла и впала въ столбнякъ, потомъ вздрогнула, очнулась, поправила свою наколку и объявила, что теперь ей совсѣмъ хорошо.

Бѣдная Кетъ смотрѣла сперва на эти фокусы въ полнѣйшемъ недоумѣніи. Она то краснѣла, то блѣднѣла, и нѣсколько разъ порывалась заговорить. Но когда ей окончательно выяснились истинные мотивы такой внезапной перемѣны къ ней со стороны миссъ Нэгъ, она отошла въ другой уголъ и слушала спокойно, не удостоивая отвѣчать.

Однако, хоть молодая дѣвушка гордо воротилась на свое мѣсто и повернулась спиной къ кучкѣ сателлитовъ, вертѣвшихся въ другомъ концѣ комнаты вокругъ своей планеты, она пролила втихомолку такія горькія слезы, что миссъ Нэгъ возрадовалась бы въ сердцѣ своемъ, если бы могла ихъ видѣть.