Душевному спокойствію миссъ Никкльби угрожаетъ опасность.

Мѣсто -- роскошная анфилада комнатъ въ Редженъ-Стритѣ, время три часа пополудни для жалкихъ тружениковъ, влачащихъ скучное бремя жизни, и первый утренній часъ для беззаботныхъ счастливцевъ, срывающихъ цвѣты удовольствія; дѣйствующія лица -- лордъ Фредерикъ Верисофтъ и его пріятель сэръ Мельбери Гокъ.

Оба элегантные джентльмена покоятся на кушеткахъ, небрежно развалившись. Между ними стоитъ накрытый столъ, а на столѣ сервированъ завтракъ, блистающій изысканностью и обиліемъ яствъ, къ которымъ никто еще не прикасался. По комнатѣ разбросаны газеты, но и онѣ, какъ и завтракъ, остаются нетронутыми, и не потому, чтобы о нихъ заставила забыть оживленная бесѣда. Достойные друзья еще не обмѣнялись ни словомъ, и тишина въ комнатѣ нарушается только тогда, когда который-нибудь изъ нихъ заворочается на своемъ ложѣ, отыскивая болѣе удобнаго изголовья для своей отуманенной головы, и у него вырвется нетерпѣливый возгласъ. Въ такія минуты его безпокойное состояніе какъ будто передается его компаньону.

Уже однихъ этихъ признаковъ вполнѣ достаточно, чтобы приблизительно опредѣлить размѣры кутежа, происходившаго наканунѣ, если бы даже не было другихъ указаній на веселыя забавы, въ которыхъ прошла эта ночь. Два билліардныхъ шара, измазанные мѣломъ, двѣ искалѣченныя шляпы, бутылка изъ подъ шампанскаго съ обмотанной вокругъ горлышка грязной перчаткой, чтобы ловчѣе было пускать ее въ ходъ въ качествѣ наступательнаго оружія, сломанная трость, футляръ отъ картъ безъ крышки, пустой кошелекъ, разорванная часовая цѣпочка, пригоршня серебра, перемѣшаннаго съ окурками и пепломъ отъ сигаръ, и многіе другіе слѣды дебоша краснорѣчиво свидѣтельствовали о характерѣ джентльменскихъ забавъ, имѣвшихъ здѣсь мѣсто.

Лордъ Верисофтъ заговорилъ первымъ. Спустивъ съ кушетки свою обутую въ туфлю ногу, онъ зѣвнулъ во весь ротъ, не безъ труда принялъ сидячее положеніе, обратилъ усталый, сонный взглядъ на пріятеля и окликнулъ его вялымъ голосомъ.

-- Чего вамъ?-- отозвался сэръ Мельбери, поворачиваясь.

-- Неужели мы такъ пролежимъ здѣсь весь день?-- спросилъ милордъ.

-- Мы, кажется, больше ни на что не способны, по крайней мѣрѣ, сейчасъ,-- отвѣчалъ сэръ Мельбери.-- У меня нѣтъ ни малѣйшаго желанія двигаться.

-- Двигаться!-- воскликнулъ лордъ Фредерикъ.-- Да, у меня такое ощущеніе, что я не то что двигаться, а, кажется, съ великимъ удовольствіемъ умеръ бы сію минуту.

-- Такъ отчего же вы не умираете?

Съ этими словами сэръ Мельбери отвернулся къ стѣнѣ, очевидно, задавшись задачей во что бы то ни стало уснуть.

Его подающій надежды другъ и ученикъ придвинулъ стулъ къ столу и попробовалъ ѣсть, но убѣдившись, что это ему не подъ силу, лѣниво всталъ, дотащился до окна, постоялъ, потомъ походилъ изъ угла въ уголъ, не отнимая руки отъ своего горячаго лба, и, наконецъ, бросился опять на кушетку и еще разъ окликнулъ пріятеля.

-- Ахъ, чортъ! Чего вамъ отъ меня нужно?-- простоналъ сэръ Мельбери и сѣлъ.

Но хотя это было сказано достаточно брюзгливо, сэръ Мельбери, должно быть, почувствовалъ, что отмалчиваться больше нельзя. Онъ потянулся, зѣвнулъ, опять потянулся, перевелъ плечами, объявилъ, что, въ комнатѣ "адскій холодъ", наконецъ, придвинулся къ столу, чтобы въ свою очередь произвести экспериментъ надъ завтракомъ, и не замедлилъ оказать въ этомъ дѣлѣ несравненно большіе успѣхи, чѣмъ его менѣе обтерпѣвшійся другъ.

-- А какъ вы полагаете;-- заговорилъ сэръ Мельбери съ кускомъ жаркого на вилкѣ, который онъ подносилъ ко рту,-- какъ вы полагаете, не побесѣдовать ли намъ еще немножко объ этой красоточкѣ?

-- О какой?-- спросилъ лордъ Фредерикъ.

-- Зачѣмъ вы прикидываетесь простакомъ? Ну, разумѣется, о миссъ Никкльби.

-- Вы обѣщали мнѣ разыскать ее,-- сказалъ лордъ Фредерикъ.

-- Обѣщалъ, но теперь передумалъ. Вы не хотите мнѣ довѣриться, такъ и ищите ее сами.

-- Но послушайте...-- началъ было милордъ.

-- Повторяю, ищите ее сами,-- перебилъ его сэръ Мельбери.-- Вы не бойтесь, черной работы я на насъ не свалю, я знаю, что безъ меня вамъ не видать этой дѣвочки. Нѣтъ, нѣтъ. Вы найдете ее, а я наведу васъ на слѣдъ.

-- Ахъ, вы, разбойникъ! Я вижу, вы настоящій, вѣрный другъ!-- воскликнулъ молодой лордъ, на котораго это обѣщаніе произвело дѣйствіе живой воды.

-- Гакъ слушайте же,-- продолжалъ сэръ Мельбери,-- на этотъ обѣдъ ее пригласили въ качествѣ приманки для васъ.

-- Не можетъ быть! Кой чортъ...

-- Въ качествѣ приманки для васъ,-- повторилъ сэръ Мельбери -- Старикъ Никкльби самъ мнѣ сказалъ.

-- Ахъ, онъ старая лисица!-- закричалъ милордъ.-- Вѣдь этакій архиплутъ!

-- Еще бы! Онъ знаетъ, что дѣвочка смазливенькая...

-- Смазливенькая!-- повторилъ съ негодованіемъ юный лордъ. Красавица, картинка, классическая статуя, вотъ она что, клянусь своей душой.

-- Ну, ладно, статуя, такъ статуя,--проговорилъ сэръ Мельбери, пожимая плечами съ напускнымъ или искреннимъ равнодушіемъ,-- объ этомъ ему лучше знать. Это, конечно, дѣло вкуса, и если мы съ вами не сходимся во вкусахъ, тѣмъ выгоднѣе для насъ.

-- Толкуйте! Однако, въ тотъ день вы такъ за ней волочились, что не давали мнѣ слова ей сказать.

-- Ну, да, одинъ разъ, и довольно съ меня: хорошенькаго понемножку. Съ бабами слишкомъ много хлопотъ... Ну, вы, конечно, другая статья, и если вы намѣрены серьезно приволокнуться за племянницей, скажите только дядюшкѣ, что вы желаете знать, гдѣ и съ кѣмъ она живетъ, иначе вы ему больше не кліентъ, и онъ мигомъ доставитъ вамъ нужныя свѣдѣнія, будьте покойны.

-- Отчего вы мнѣ раньше этого не сказали?-- спросилъ лордъ Фридерикъ.-- Или вамъ пріятно было видѣть, какъ я томлюсь, изнываю, горю на медленномъ огнѣ?

-- Во-первыхъ, я этого не видѣлъ, а во-вторыхъ, не зналъ, что ваши чувства такъ серьезны,-- отвѣчалъ сэръ Мельбери беззаботно.

Но настоящая подкладка этого дѣла была такова. Въ тотъ промежутокъ времени, который прошелъ со дня обѣда у Ральфа Никкльби, сэръ Мельбери Гокъ всякими правдами и неправдами старался разузнать, гдѣ скрывается Кетъ, такъ внезапно тогда появившаяся и исчезнувшая безъ слѣда. Понятно, однако, что безъ содѣйствія Ральфа, съ которымъ они разстались въ тотъ день почти-что въ ссорѣ и съ тѣхъ поръ не видались, всѣ его старанія должны были оказаться безплодными; вотъ почему онъ и рѣшилъ теперь повѣдать молодому лорду о признаніи, вырвавшемся тогда у старика. Къ этому рѣшенію онъ пришелъ по многимъ соображеніямъ. Немаловажную роль играло здѣсь желаніе быть увѣреннымъ, что все, что будетъ извѣстно его слабодушному другу, будетъ извѣстно и ему самому; но желаніе снова увидѣть племянницу ростовщика и употребитъ все свое искусство, чтобы смирить ея гордость и отомстить ей за презрѣніе къ нему, было, разумѣется, главнымъ. Тактика была ловкая во всѣхъ отношеніяхъ; къ какимъ бы ни привела она результатамъ относительно Кетъ, сэръ Мельбери Рокъ оставался во всякомъ случаѣ въ барышахъ. Уже одинъ тотъ фактъ, что онъ вытянулъ отъ Ральфа настоящую цѣль, которую старикъ имѣлъ въ виду, вводя племянницу въ подобное общество, и съ такою безкорыстною откровенностью разсказалъ о немъ своему другу, не могъ не поднять его фондовъ въ глазахъ этого друга и, слѣдовательно, значительно облегчалъ перемѣщеніе звонкой монеты (и безъ того совершавшееся очень легко) изъ кармана лорда Фредерика Верисофта въ карманъ сэра Мельбери Гока.

Такъ разсуждалъ сэръ Мельбери, и результатомъ такой логики было то, что вскорѣ послѣ вышеописаннаго разговора два друга отправились къ Ральфу Никкльби, чтобы привести въ исполненіе одинъ планъ дѣйствій, измышленный сэромъ Мельбери номинально въ интересахъ его молодого пріятеля а въ сущности для достиженія его собственныхъ цѣлей.

Они застали Ральфа дома и одного. Когда всѣ трое вошли въ гостиную, у хозяина, очевидно, мелькнуло воспоминаніе о происходившей здѣсь сценѣ. Онъ бросилъ на сэра Мельбери наблюдательный взглядъ, на который тотъ, впрочемъ, отвѣтилъ только безпечной улыбкой.

Переговоривъ о денежныхъ дѣлахъ (что заняло очень немного времени), молодой лордъ, слѣдуя наставленіямъ своего друга, не безъ замѣшательства заявилъ Ральфу, что онъ желаетъ побесѣдовать съ нимъ наединѣ.

-- Наединѣ? Ого,-- воскликнулъ сэръ Мельбери, притворяясь удивленнымъ.-- Ну, ладно, бесѣдуйте, я пройду въ сосѣднюю комнату. Только пожалуйста поскорѣе, мнѣ будетъ скучно ждать.

Съ этими словами онъ взялъ свою шляпу и, напѣвая, какой-то романсъ, исчезъ за дверью во вторую гостиную, притворивъ ее за собой.

-- И къ вашимъ услугамъ, милордъ,-- сказалъ Ральфъ -- Въ чемъ дѣло?

-- Никкльби,-- заговорилъ его кліентъ, разваливаясь на диванѣ, на которомъ они оба сидѣли, чтобы быть поближе къ уху старика,-- Никкльби, какая красоточка ваша племянница!

-- Вы находите,-- отозвался Ральфъ равнодушно.-- Гм... да, очень возможно. Я не даю себѣ труда задумываться о такихъ вещахъ.

-- Ну, полно, вы отлично знаете, что она чертовски красива. Вы должны это знать, не отпирайтесь.

-- Да, кажется, ее находятъ хорошенькой. Впрочемъ, я и самъ это вижу. А если бы не видѣлъ, такъ вы, милордъ, такой авторитетъ во всемъ, у васъ такая гибель вкуса, что я, конечно, повѣрилъ бы вамъ на слово.

Никто, кромѣ молодого дурака, къ которому были обращены эти слова, не остался бы глухимъ къ язвительному тону, какимъ они были сказаны, или слѣпымъ къ исполненному презрѣнія взгляду, сопровождавшему ихъ. Но лордъ Фредерикъ Верисофтъ былъ глухъ и слѣпъ, и принялъ комплементъ за чистую монету.

-- Что жь, Никкльби,-- сказалъ онъ,-- пожалуй, вы правы, хоть, можетъ быть, и преувеличиваете немножко. Но дѣло не къ томъ. Я хочу знать, гдѣ живетъ эта красавица: мнѣ хочется взглянуть на нее еще разокъ.

-- Я долженъ вамъ сказать, милордъ...-- началъ было Ральфъ.

-- Не говорите такъ громко!-- перебилъ его тотъ, удивительно искусно разыгрывая главную часть навязанной ему роли.-- Я не хочу, чтобы Гокъ насъ слышалъ.

-- Ага! Вѣрно вы знаете, что онъ вашъ соперникъ?-- проговорилъ Ральфъ, пронизывая его взглядомъ.

-- Да, онъ вѣчно торчитъ у меня на дорогѣ, но на этотъ разъ я намѣренъ забѣжать впередъ. Ха, ха, ха! Воображаю, Никкльби, какъ онъ злится за то, что мы съ вами говоримъ по секрету... Ну-съ, такъ гдѣ же она живетъ?... Говорите. Больше я ничего у васъ не прошу.

"Клюетъ рыбка, клюетъ" -- подумалъ Ральфъ.

-- Ну, что же вы молчите?-- настаивалъ милордъ.-- Я спрашиваю, гдѣ она живетъ?

-- Послушайте, милордъ,-- проговорилъ Ральфъ, потирая руки съ сосредоточеннымъ видомъ,-- прежде, чѣмъ я вамъ отвѣчу на этотъ вопросъ, мнѣ надо хорошенько подумать.

-- Нѣтъ, нѣтъ, совсѣмъ не надо. О чемъ тутъ думать? Говорите сейчасъ.

-- Если я вамъ скажу, изъ этого не выйдетъ добра. Она -- дѣвушка скромная, выросла въ порядочной, честной семьѣ. Бѣдняжка хороша собой -- это правда, и беззащитна... Бѣдная, бѣдная дѣвочка!-- Преподнося этотъ краткій очеркъ положенія Кетъ, Ральфъ говорилъ съ такимъ видомъ, какъ будто думалъ вслухъ, самъ того не замѣчая, но острый, проницательный взглядъ, какимъ онъ при этомъ смотрѣлъ на своего собесѣдника, лучше всякихъ словъ доказывалъ, что онъ лжетъ.

-- Говорятъ вамъ, я хочу только взглянуть на нее,-- сказалъ съ нетерпѣніемъ милордъ.-- Надѣюсь, хорошенькая женщина не растаетъ оттого, что на нее посмотрятъ лишній разъ. Ну, говорите же, гдѣ она живетъ?.. Послушайте, Никкльби, вы на мнѣ наживаетесь,-- вамъ это лучше, чѣмъ кому-нибудь знать. Такъ я даю вамъ слово, что никогда и ни съ кѣмъ, кромѣ васъ, не буду имѣть дѣлъ, если вы мнѣ скажете, о чемъ я васъ прошу.

-- Ну, хорошо, милордъ,-- сказалъ, наконецъ, Ральфъ съ видомъ жертвы, которую принуждаютъ къ уступкѣ,-- такъ какъ вы даете мнѣ такое обѣщаніе, мнѣ же съ своей стороны пріятно оказать вамъ услугу, тѣмъ болѣе, что, основываясь на вашихъ словахъ, я не вижу въ вашей просьбѣ ничего дурного,-- извольте, я вамъ скажу. Но предупреждаю: то, что вы отъ меня услышите, вы должны хранить въ строжайшей тайнѣ.

Онъ показалъ пальцемъ на дверь въ сосѣднюю комнату и выразительно кивнулъ головой.

Молодой лордъ притворился, что онъ совершенно признаетъ необходимость такой предосторожности. Тогда Ральфъ сказалъ ему адресъ племянницы, разсказалъ, въ какой семьѣ и въ качествѣ чего она живетъ, и прибавилъ, что, но слухамъ, это люди очень тщеславные, что они ищутъ аристократическихъ знакомствъ и что, слѣдовательно, милорду будетъ очень легко попасть къ нимъ въ домъ, если онъ пожелаетъ.

-- Вѣдь вы хотите видѣть ее, а для этого вамъ стоитъ только познакомиться въ этомъ домѣ,-- закончилъ Ральфъ.

Лордъ Фредерикъ долго благодарилъ его, пожимая его грубую, мозолистую руку, наконецъ, вспомнилъ, что совѣщаніе ихъ слишкомъ затянулось, и крикнулъ сэру Мельбери, что онъ можетъ войти.

-- А я ужь думалъ, вы тутъ заснули,-- сказалъ сэръ Мельбери, появляясь въ дверяхъ съ надутымъ лицомъ.

-- Простите, что я заставилъ васъ ждать,-- отвѣчалъ милордъ,-- но Никкльби говорилъ такія удивительно забавныя вещи, что я совсѣмъ заслушался и позабылъ о времени.

-- Нѣтъ, нѣтъ, милордъ шутитъ,-- это я его заслушался, а не онъ меня,-- сказалъ Ральфъ.-- Вы вѣдь знаете, какъ остроуменъ, какъ элегантно остроуменъ бываетъ иногда лордъ Фредерикъ... Осторожнѣе, милордъ, здѣсь ступенька. Сэръ Мельбери, пропустите милорда.

Такъ суетился Ральфъ, провожая съ лѣстницы своихъ гостей, разсыпаясь въ любезностяхъ, съ низкими поклонами, но съ холодной саркастической усмѣшкой, не сходившей съ его лица, и чуть замѣтное подергиванье въ уголкахъ его рта было единственнымъ отвѣтомъ на восхищенный взглядъ, которымъ сэръ Мельбери Гокъ какъ будто поздравлялъ его съ тѣмъ, что онъ былъ такимъ законченнымъ плутомъ.

За нѣсколько секундъ передъ тѣмъ въ передней позвонили, и въ тотъ моментъ, когда хозяинъ и гости спускались внизъ, Ньюмэнъ Ногсъ вышелъ отворить. По заведенному въ домѣ Ральфа порядку Ньюмэнъ долженъ былъ или молча пропустить посѣтителя или пригласить его въ отдѣльную комнату, пока джентльмены уйдутъ. Но на этотъ разъ мистеръ Ногсъ но какой-то, одному ему извѣстной, причинѣ позволилъ себѣ отступить отъ установленныхъ правилъ: храбро взглянувъ на приближавшееся почтенное тріо, онъ доложилъ громко и внятно:

-- Мистриссъ Никкльби.

-- Мистрисъ Никкльби?-- вскрикнулъ съ удивленіемъ сэръ Мельбери Гокъ.

Молодой его другъ быстро обернулся и выпучилъ на него глаза.

Это была дѣйствительно вышееченная доброжелательная леди, прилетѣвшая къ мистеру Никкльби съ извѣстіемъ, что находятся желающіе нанять его домъ въ Сити.

-- Мы не знаете этой дамы,-- сказалъ Ральфъ сэру Мельбери.-- Пройдите въ контору, моя... моя милая. Я сейчасъ къ вамъ приду.

-- Не знаю этой дамы -- говорите вы?-- повторилъ сэръ Мельбери, подходя къ удивленной матронѣ.-- Да неужели это мать миссъ Никкльби,-- обворожительнаго существа, съ которымъ я имѣлъ счастье встрѣтиться въ этомъ домѣ, когда обѣдалъ здѣсь въ послѣдній разъ?... Но нѣтъ, не можетъ быть!.. Тѣ же черты, это правда, та же неизъяснимая прелесть выраже... Но нѣтъ! Эта леди черезчуръ молода.

-- Братецъ, вы можете сказать джентльмену, если это его интересуетъ, что Кетъ Никкльби дѣйствительно моя дочь,-- проговорила мистриссъ Никкльби, отвѣчая на комплементъ граціознымъ наклоненіемъ головы.

-- Слышите, милордъ,-- ея дочь!-- воскликнулъ сэръ Мельбери, оборачиваясь къ своему другу.-- Дочь этой леди!

"Милордъ -- ого!" -- подумала мистриссъ Никкльби.

-- Такъ вотъ она -- та женщина, которой мы обязаны такимъ счастьемъ,-- продолжалъ разливаться сэръ Мельбери.-- Она -- мать прелестной миссъ Никкльби... Милордъ, замѣчаете вы это необыкновенное сходство?.. Никкльби, да представьте же насъ.

Ральфъ долженъ былъ, скрѣпя сердце, продѣлать церемонію представленія.

-- Клянусь жизнью, я въ восторгѣ отъ такой чести,-- сказалъ лордъ Фредерикъ, выступая впередъ.-- Сударыня, позвольте пожать вашу ручку.

Мистриссъ Никкльби такъ растерялась отъ этилъ неожиданныхъ любезностей и такъ сердилась на себя, зачѣмъ она не надѣла новой шляпки, что не могла придумать отвѣта и продолжала присѣдать и улыбаться въ величайшемъ смущеніи.

-- Какъ... какъ поживаетъ миссъ Никкльби?-- спросилъ милордъ. Надѣюсь, здорова?

-- Благодарю васъ, милордъ, теперь она здорова,-- отвѣчала почтенная леди, приходя понемногу въ себя,-- совершенно здорова. Ей нездоровилось нѣсколько дней послѣ того, какъ она обѣдала здѣсь, и и почти увѣрена, что она простудилась на извозчикѣ, когда возвращалась домой. Извозчичьи кареты, милордъ,-- это такая ужасная вещь! Лучше ужь пѣшкомъ ходить во всякую погоду, чѣмъ ѣздить на извозчикахъ, право., потому что хоть я и слыхала, будто извозчику грозитъ пожизненная ссылка, если въ его экипажѣ окажется разбитое стекло, но они такой безпечный народъ, что у нихъ вѣчно разбитыя окна въ каретахъ. Одинъ разъ я цѣлыхъ шесть недѣль промучилась флюсомъ изъ-за того, что проѣхалась въ такой каретѣ... Кажется мнѣ, что это была карета, прибавила мистриссъ Никкльби, немного подумавъ,-- впрочемъ, я не увѣрена, можетъ быть, эта была коляска съ фордэкомъ. Только я хорошо помню, что она было темно-зеленаго цвѣта, съ номеромъ въ нѣсколько цифръ, который начинался нулемъ и оканчивался девятью... т. е. нѣтъ, начинался девятью и оканчивался нулемъ, хотѣла я сказать. И, конечно, если бы тогда же навести справки на биржѣ, можно было бы навѣрно узнать, была ли это карета или коляска съ фордэкомъ, но карета или коляска, а только въ ней было разбито окно, и и шесть недѣль проходила съ распухшей щекой -- это фактъ. Я даже думаю, что это была та самая коляска, въ которой мнѣ случилось ѣхать еще разъ послѣ того. И представьте, милордъ, фордэкь былъ не плотно закрытъ. Мы бы такъ этого и не знали если бы кучеръ не потребовалъ съ насъ за это лишній шиллингъ, увѣряя, что это мы его открыли и должны заплатить штрафъ по закону. Не знаю, есть ли такой законъ или нѣтъ, можетъ быть, и былъ въ то время, по, но моему, это постыдный законъ. Я, конечно, плохой судья въ этихъ вещахъ, но я всегда скажу, что хлѣбный законъ ничто въ сравненіи съ этимъ.

Тутъ мистриссъ Никкльби, истощивъ свои разговорные рсссурсы, круто застопорила, повторивъ слабымъ голосомъ, что Кетъ совершенно здорова.

-- И знаете, милордъ,-- прибавила она, помолчавъ,-- я даже нахожу, что у нея теперь такой здоровый видъ, какого не было съ самаго ея дѣтства, съ тѣхъ поръ, какъ она перенесла коклюшъ, скарлатину и корь, одно за другимъ.

-- Мнѣ это письмо?-- сердито перебилъ ее Ральфъ, указывая ка маленькій конвертъ, который она держала въ рукахъ.

-- Вамъ, братецъ. Я нарочно пришла изъ дому, чтобы передать его вамъ.

-- Какъ, вы прошли пѣшкомъ всю дорогу?-- подхватилъ сэръ Meльбери Рокъ, ловя на лету этотъ случай разузнать, гдѣ она живетъ.-- Но вѣдь это ужасное разстояніе! Далеко ли, по вашему, отъ васъ до этого дома?

-- Далеко ли?.. Постойте, сейчасъ я вамъ скажу. Да не менѣе мили, считая отъ нашего подъѣзда до Ольдъ-Бэли.

-- Нѣтъ, нѣтъ, вы ошибаетесь, не такъ много.

-- Никакъ не менѣе мили, могу васъ увѣрить. Спросите хоть милорда.

-- Да, не менѣе мили, я тоже такъ думаю,-- подтвердилъ лордъ Фредерикъ съ торжественнымъ видомъ.

-- Конечно, не меньше, если не больше,-- подхватила мистриссъ Никльби.-- Да, вотъ считайте сами. Весь Ньюгетъ Стритъ изъ конца въ конецъ, потомъ Чипсандъ, Ломбардъ-Стритъ Грэсчерчъ-Стритъ и Темзъ-Стритъ до самой Спигвиффинской верфи. Ну, какъ же не миля?

-- Ваша правда, я сразу не сообразилъ,-- согласился сэръ Мельбери.-- Но неужели вы и назадъ пойдете пѣшкомъ?

-- О, нѣтъ, я сяду въ омнибусъ. Пока былъ живъ мой бѣдный Николай, я никогда не ѣздила, въ омнибусахъ, но при теперешнихъ моихъ обстоятельствахъ... вы сами знаете, братецъ...

-- Да, да, нетерпѣливо перебилъ ее Ральфъ,-- все это такъ, но я совѣтовалъ бы вамъ возвращаться домой, пока не стемнѣло.

-- Вы правы, братецъ, благодарю васъ. Я и сама уже думала, что мнѣ пора проститься.

-- Можетъ быть, войдете на минутку... отдохнуть?-- спросилъ Ральфъ, не имѣвшій привычки угощать своихъ гостей, когда этимъ не достигалось какой-нибудь прямой или косвенной выгоды.

-- Нѣтъ, нѣтъ, пора домой,-- проговорила мистриссъ Никкльби, взглянувъ на часы.

-- Лордъ Фредерикъ, намъ по дорогѣ съ мистриссъ Никкльби,-- сказалъ сэръ Мельбери.-- Проводимте ее до омнибуса.

-- Конечно, конечно. Съ большимъ удовольствіемъ.

-- Ахъ, нѣтъ, не безпокойтесь! Я, право, не могу этого допустить,-- протестовала мистриссъ Никкльби.

Но сэръ Мельбери Гокъ и милордъ, повидимому, твердо рѣшили довести свою любезность до конца и, распростившись съ Ральфомъ, который, очевидно, находилъ (и не безъ основанія), что онъ будетъ менѣе смѣшонъ, если останется простымъ зрителемъ этой сцены и воздержится отъ дѣятельнаго участія въ ней, вышли изъ дома вмѣстѣ со своей дамой. Выступая по улицѣ между такими двумя кавалерами, добрѣйшая леди не слышала земли подъ собой: она была въ полномъ экстазѣ и отъ вниманія этихъ двухъ титулованныхъ особъ, оказаннаго ей лично, и отъ пріятной увѣренности, что теперь ея дочери остается только выбирать между двумя блестящими партіями. А пока она уносилась мыслью въ ослѣпительное будущее, ожидавшее ея дочь, сэръ Мельбери Гокъ и его пріятель обмѣнивались многозначительными взглядами поверхъ ея шляпки,-- той самой старой шляпки, по поводу которой бѣдняжка такъ сокрушалась, зачѣмъ не оставила ее дома,-- и разсыпались въ восторженныхъ, но почтительныхъ комплиментахъ многочисленнымъ совершенствамъ миссъ Никкльби.

-- Какимъ утѣшеніемъ, какою отрадой, какимъ благословеніемъ Божіимъ должна быть для васъ эта прелестная дѣвушка!-- говорилъ сэръ Мельбери, вкладывая въ свой голосъ всю теплоту чувства, какую только способенъ былъ выразить этотъ голосъ.

-- Вы не ошиблись, сэръ,-- съ готовностью откликнулась почтенная матрона.-- Она у меня любящая дочь, добрѣйшее, кроткое существо. И какъ умна!

-- Да, это видно съ перваго взгляда,-- подтвердилъ лордъ Фредерикъ авторитетнымъ тономъ эксперта въ этой области.

-- Она и въ самомъ дѣлѣ очень умна, увѣряю васъ. Еще въ школѣ (она училась въ Девонширѣ, милордъ) всѣ въ одинъ голосъ признавали ее самой умной изъ пансіонерокъ. А тамъ было очень много умныхъ дѣвушекъ, могу васъ увѣрить. Двадцать пять воспитанницъ по пятнадцати гиней въ годъ за каждую, не считая экстренныхъ расходовъ,-- это что-нибудь да значитъ. Тамъ были двѣ миссъ Даудльсъ -- изящныя, благовоспитанныя, очаровательныя дѣвушки изъ прекрасной семьи... Ахъ, Боже мой,-- продолжала мистриссъ Никкльби, захлебываясь отъ избытка чувствъ,-- я никогда не забуду, какъ она радовала меня и своего бѣднаго отца, когда была въ школѣ, никогда не забуду! Какія восхитительныя письма писала она намъ каждые полгода! Буквально въ каждомъ письмѣ говорилось, что она первая ученица во всемъ заведеніи и дѣлаетъ такіе успѣхи, какъ никто. Я и теперь не могу объ этомъ вспомнить безъ слезъ. Всѣ эти письма дѣвочки писали сами, только учитель чистописанія потомъ разсматривалъ ихъ въ лупу и подправлялъ слегка серебрянымъ перомъ... т. е. по крайней мѣрѣ, я такъ думаю, что онѣ писали сами, хотя Кетъ и увѣряла впослѣдствіи, что она не узнаетъ своего почерка. Но я доподлинно знаю, что всѣ онѣ списывали съ одного образца, общаго для всѣхъ, что было, разумѣется, очень полезно и хорошо, и значитъ навѣрное писали сами.

Въ такихъ воспоминаніяхъ прошелъ незамѣтно и для разсказчицы, и для слушателей весь скучный путь до станціи омнибусовъ. Изысканная вѣжливость новыхъ знакомыхъ мистриссъ Никкльби не допустила ихъ разстаться съ ней, пока они не усадили ее въ карсту, и когда она уже сидѣла на мѣстѣ, они сняли шляпы -- "совсѣмъ сняли, обнаживъ головы", какъ неоднократно и очень торжественно завѣряла впослѣдствіи мистриссъ Никкльби, разсказывая этотъ случай, и посылали ей воздушные поцѣлуи своими желтыми перчатками, пока не скрылись изъ виду.

Мистриссъ Никкльби забилась въ самый дальній уголь омнибуса, закрыла глаза и отдалась пріятнымъ размышленіямъ. Кетъ ни словомъ не обмолвилась ей о томъ, что она встрѣчала этихъ джентльменовъ. "Это только доказываетъ, что она неравнодушна къ одному изъ нихъ",-- разсуждала почтенная дама. Но вотъ вопросъ къ которому? Милордъ моложе, и титулъ у него болѣе громкій, но Кетъ не такая дѣвушка, чтобы подобныя соображенія могли вліять на нее. "Я, разумѣется, не стану стѣснять ея чувства,-- говорила себѣ мистриссъ Никкльби,-- но на мой взглядъ не можетъ быть никакого сравненія между милордомъ и сэромъ Мельбери. Сэръ Мельбери -- законченный джентльменъ. Какія манеры! Какая предупредительность, привѣтливость въ обращеніи! Да и красавецъ собой. О, этотъ постоитъ за себя! Разкѣ онъ можетъ не нравиться?.. Да, да, надѣюсь, что это сэръ Мельбери, иначе быть не можетъ". Затѣмъ ея мысли перенеслись въ прошлое: сколько разъ она бывало предсказывала, что хоть ея Кетъ и безприданница, а сдѣлаетъ лучшую партію, чѣмъ любая богатая дѣвушка. И, представляя себѣ со всею живостью материнской фантазіи всю красоту и привлекательность бѣдной дѣвочки, такъ бодро вступавшей въ новую жизнь, исполненную труда и лишеній, бѣдная женщина не выдержала: сердце ея переполнилось и слезы потекли по щекамъ.

Тѣмъ временемъ Ральфъ шагалъ по своей конторѣ, встревоженный и смущенный. Сказать, что Ральфь любилъ кого-нибудь или былъ къ кому нибудь привязанъ, хотя бы въ самомъ узкомъ, будничномъ значеніи этихъ словъ, было бы смѣшно и нелѣпо. А между тѣмъ, когда онъ вспоминалъ о племянницѣ, въ душу его закрадывалось странное чувство, очень близкое къ участію и жалости. Сквозь черную пелену равнодушія и ненависти, застилавшую для его глазъ человѣческій родъ, когда онъ думалъ о ней, пробивался лучъ свѣта, слабый, блѣдный лучъ, даже въ лучшія минуты еле мерцавшій, но все таки пробивался, рисуя ему образъ этой скромной дѣвочки такимъ свѣтлымъ и чистымъ, какимъ не являлось для него ни одно живое существо.

"Досадно, что я ему сказалъ,-- думалъ Ральфъ.-- А между тѣмъ необходимо было чѣмъ-нибудь придержать этого мальчишку. Онъ мнѣ нуженъ, пока съ него можно тянуть деньги. Продать дѣвушку... Толкнуть ее на путь соблазна, гдѣ она можетъ подвергнуться оскорбленіямъ въ видѣ пошлыхъ и грубыхъ рѣчей... Но зато онъ доставляетъ мнѣ хорошій доходъ: двѣ тысячи фунтовъ за короткое время -- это не шутка... Э, все вздоръ! Чего я раскисъ? Да развѣ лучше поступаютъ тѣ матери, которыя сбываютъ съ рукъ своихъ дочерей?"

Онъ сѣлъ и сталъ откладывать на пальцахъ шансы въ пользу Кетъ и противъ нея.

"Коли бы я не навелъ ихъ на слѣдъ,-- говорилъ онъ себѣ,-- это сдѣлала бы ея глупая мать, и не дальше, какъ сегодня. Весь вопросъ въ томъ, какова окажется сама дѣвочка. Если она останется вѣрна себѣ, какъ этого можно ожидать, судя по тому, что я видѣлъ, ей не грозитъ никакой бѣды. Посердится немножко, поплачетъ изъ оскорбленнаго самолюбія, ей это даже полезно.... Да, да,-- сказалъ онъ громко, запирая своей несгораемый шкапъ,-- пусть испытаетъ судьбу, пусть испытаетъ судьбу!"