Миссъ Никкльби, доведенная до отчаянія преслѣдованіями сэра Мельбери Гока и непріятными осложненіями, изъ нихъ вытекающими, прибѣгаетъ за покровительствомъ къ дядѣ, какъ къ послѣднему рессурсу.
Утро приноситъ съ собой размышленіе. Но какія несходныя теченія мысли пробудило наступившее утро въ душѣ людей, такъ неожиданно столкнувшихся въ описанный вечеръ, благодаря услужливымъ стараніямъ господъ Пайка и Плека!
Размышленія сэра Мельбери Гока (если можно примѣнить это слово къ низкимъ помысламъ развратника, разсчетливаго и коварнаго, чьи радости, сожалѣнія, страданія и удовольствія были всегда и исключительно для себя и за себя,-- безпутнаго кутилы, растерявшаго весь свой умственный багажъ, кромѣ способности позорить природу человѣка, внѣшній обликъ которой онъ носилъ) сосредоточивались на Кетъ. Сэръ Мельбери говорилъ себѣ; что она безспорно красавица, что человѣку съ его ловкостью ничего не стоитъ преодолѣть ея дикость и что, продолжая свое преслѣдованіе и добившись побѣды, онъ покроетъ славой въ глазахъ свѣта свое и безъ того громкое имя.
Дабы это послѣднее соображеніе (игравшее для сэра Мельбери огромную роль) не показалось страннымъ инымъ простакамъ, мы позволимъ себѣ имъ напомнить, что для большинства людей понятіе о свѣтѣ сводится къ понятію объ отдѣльномъ кружкѣ, въ которомъ проходитъ ихъ жизнь, и что все ихъ честолюбіе, вся жажда одобренія заключены въ тѣсныя рамки этого небольшого мірка. Мірокъ сэра Мельбери былъ населень развратниками, и въ своихъ поступкахъ онъ сообразовался съ мнѣніемъ этихъ людей.
Несправедливые поступки, случаи насилія, послѣдствія жестокаго деспотизма и самаго дикаго ханжества ежедневно повторяются на нашихъ глазахъ. У насъ принято трубить о каждомъ такомъ происшествіи; мы изумляемся, становимся втупикъ передъ дерзостью главныхъ героевъ, бросающихъ вызовъ мнѣнію свѣта. Какое заблужденіе! Потому только, что эти люди такъ дорожатъ мнѣніемъ своего собственнаго тѣснаго кружка,-- потому только и совершаются подобныя вещи, поражающія изумленіемъ насъ, представителей другого, чуждаго имъ міра.
Размышленія мистриссъ Никкльби были проникнуты чувствомъ гордости и самодовольства. Подъ вліяніемъ своей пріятной иллюзіи она, какъ только встала, усѣлась за письмо къ Кетъ. Въ краснорѣчивомъ посланіи выражала она полнѣйшее свое одобреніе ея превосходному выбору, превозносила сэра Мельбери до небесъ и для вящшаго успокоенія своей дочери прибавляла, что именно такого зятя выбрала бы она, мистриссъ Никкльби, если бы ей предоставили выбирать между всѣми мужчинами, живущими на землѣ. Затѣмъ добрѣйшая леди, оговорившись предварительно въ томъ смыслѣ, что, дескать, не даромъ же прожила она такъ долго на свѣтѣ и ей ли не знать всѣхъ его обычаевъ, преподавала нѣсколько совѣтовъ, очень тонкаго свойства, насчетъ отношеній молодыхъ дѣвицъ къ ихъ вздыхателямъ, подкрѣпивъ житейскую мудрость этихъ совѣтовъ примѣрами изъ личнаго своего опыта. Наипаче всего рекомендовала она строгую сдержанность, но только какъ качество, похвальное само по себѣ, но и какъ тактику, существенно способствующую укрѣпленію страсти поклонника. "Никогда во всю свою жизнь, дорогая моя,-- прибавляла мистриссъ Никклъби,-- не радовалась я такъ, какъ вчера, когда убѣдилась, что твой здравый смыслъ уже подсказалъ тебѣ эту истину". Въ заключеніе почтенная матрона дѣлала нѣсколько искусныхъ намековъ на ту неизреченную радость, какую доставило ей сознаніе, что дочь ея въ значительной мѣрѣ унаслѣдовала тонкій материнскій умъ и осторожность въ поступкахъ (которые, надо надѣяться, разовьются со временемъ до полнаго своего объема), и этимъ заканчивала свое длинное и неудобочитаемое письмо.
Бѣдняжка Кетъ совсѣмъ опѣшила, получивъ эти мелко исписанныя вдоль и поперекъ четыре страницы поздравленій и пожеланій по поводу того, что всю эту ночь не дало ей сомкнуть глазъ, изъ-за чего она все утро проплакала въ своей комнатѣ. Но худшимъ изъ всѣхъ испытаній была для нея необходимость состроить веселое лицо и идти развлекать мистриссъ Вититтерли, которая, будучи утомлена и не въ духѣ послѣ пріятныхъ волненій вчерашняго вечера, естественно разсчитывала найти въ своей компаньонкѣ пріятную собесѣдницу (иначе за что же та получала жалованье и полное содержаніе въ ея домѣ?). За то мистеръ Вититтерли ходилъ весь день какъ въ угарѣ, съ восторгомъ вспоминая, что настоящій лордъ жалъ ему руку, что настоящій лордь принялъ его приглашеніе и скоро посѣтить его домъ. А самъ милордъ въ это время, не страдая недугомъ преувеличенной склонности къ размышленіями, услаждалъ себя бесѣдой съ господами Пайкомъ и Плекомъ, усердно поддерживавшими свое остроуміе дорого стоящими возліяніями за счетъ милорда.
Было четыре часа пополудни по вульгарному времени, которое показываютъ солнце и часы. Мистриссъ Вититтерли по своему обыкновенію возлежала въ гостиной на кушеткѣ, а Кетъ читала ей вслухъ новый трехтомный романъ подъ заглавіемъ: "Леди Флабелла", только что принесенный изъ библіотеки неизмѣннымъ Альфонсомъ. И, надо правду сказать, для дамы, изнемогающей подъ бременемъ земной оболочки, какою была мистриссъ Вититерли, это произведеніе было какъ нельзя болѣе подходящимъ, ибо съ начала до конца въ немъ не было ни одной строчки, которая могла бы взволновать живого человѣка хоть малѣйшимъ намекомъ на чувства или мысль.
Кетъ читала:
"-- Cherizette,-- сказала леди Флабелла, скользнувъ своими крошечными ножками въ голубыя атласныя туфельки, тѣ самыя, которыя наканунѣ послужили невинной причиной полушутливой, полусерьезной ссоры между нею и молодымъ поклонникомъ Бефильеромъ въ "salon de danse" герцога де-Менсефениль,-- Cherizette, ma chère donnez moi de l`eau de-Cologne, s'il vous plaît, mon enfant.
"-- Мерси, благодарю,-- сказала леди Флабелда, когда вѣтреная, но преданная Шеризетта опрыскала душистой жидкостью тончайшій батистовый mouchoir своей госпожи, обшитый богатѣйшими кружевами и разукрашенный по угламъ вензелями леди Флабеллы и пышнымъ гербомъ ея благородной семьи.-- Мерси, довольно.
"Леди Флабелла еще вдыхала упоительный ароматъ, прижимая платокъ къ своему изящному, но проникнутому всей глубиной мысли и чувства, точеному носику, когда дверь будуара (искусно замаскированная роскошнымъ драпри изъ шелковаго штофа цвѣта итальянскаго неба) распахнулась, и два valets-de-chambre, въ великолѣпныхъ персиковыхъ съ золотомъ ливреяхъ, безшумно вошли въ комнату въ сопровожденіи пажа въ шелковыхъ чулкахъ. Лакеи съ низкимъ поклономъ остановились на почтительномъ разстояніи, между тѣмъ какъ пажъ приблизился къ своей прелестной госпожѣ и, преклонивъ одно колѣно, подалъ ей на золотомъ подносѣ съ тонкой рѣзьбой раздушенное billet.
"Леди Флабелла, въ волненіи, котораго она не въ силахъ была подавить, поспѣшно сломала душистую печать и сорвала конвертъ. Да, такъ, она не ошиблась: письмо было отъ него, отъ Бефильера, молодого, стройнаго красавца, отъ "ея" Бефильера".
-- Прелестно!-- прервала Кетъ ея госпожа, на которую находилъ иногда литературный стихъ.-- Да, это настоящая поэзія! Прочтите еще разъ это описаніе, миссъ Никкльби.
Кетъ прочла.
-- Очень, очень мило!-- произнесла мистриссъ Вититтерли съ томнымъ вздохомъ.-- Такъ нѣжно, мягко, ласкаетъ слухъ, убаюкиваетъ, неправда ли?
-- Да, убаюкиваетъ,-- согласилась Кетъ кротко.
-- Закройте книгу, сегодня я не могу больше слушать. Мнѣ жаль нарушать впечатлѣніе этого прелестнаго описанія. Закройте книгу, миссъ Никкльби.
Кетъ очень охотно повиновалась. Въ тотъ моментъ, когда она встала, чтобы положить книгу, мистриссъ Вититтерли лѣниво навела на нее свой лорнетъ и спросила:
-- Отчего вы такъ блѣдны?
-- Должно быть, это послѣ театра,-- пробормотала Кетъ.-- Вчера при разъѣздѣ была такая суматоха... Я испугалась.
-- Какъ это странно!-- воскликнула мистриссъ Вититтерли съ удивленіемъ.
И въ самомъ дѣлѣ, не странно ли, какъ подумаешь, чтобы какая-то компаньонка могла чего-нибудь пугаться, чѣмъ-нибудь волноваться? Это было почти то же, какъ если бы волновалась паровая машина или другой какой-нибудь механическій аппаратъ.
-- Разскажите, дитя мое, какъ вы познакомились съ лордомъ Фредерикомъ и съ тремя другими милыми молодыми людьми?-- спросила мистриссъ Вититтерли, продолжая изучать въ лорнетъ лицо своей компаньонки.
-- Я ихъ встрѣтила у дяди,-- отвѣчала Кетъ, чувствуя, къ неописанной своей досадѣ, что она густо краснѣетъ, но не въ силахъ подавить гнѣвнаго волненія, заставлявшаго кровь бросаться ей въ лицо всякій разъ, какъ она вспоминала о ненавистномъ ей человѣкѣ.
-- Давно вы съ ними знакомы?
-- Нѣтъ, недавно.
-- Я была очень рада случаю завязать это знакомство и очень благодарна за него вашей почтенной матушкѣ,-- продолжала мистриссъ Вититтерли высокомѣрнымъ тономъ.-- И представьте, какое замѣчательное совпаденіе: одни наши знакомые какъ разъ собирались представить намъ милорда на этихъ дняхъ.
Это было сказано съ нарочитой цѣлью намекнуть миссъ Никкльби, чтобы она не слишкомъ зазнавалась честью болѣе ранняго знакомства съ четырьмя знатными джентльменами (ибо Пайкъ съ Влекомъ тоже попали въ ихъ число), которыхъ мистриссъ Вититтерли до сихъ поръ не знала. Но такъ какъ Кетъ была совершенно равнодушна къ этому важному факту, то намекъ ея госпожи пропалъ даромъ.
-- Они просили позволенія бывать у насъ. Я, разумѣется, разрѣшила.
-- Вы ждете ихъ сегодня?-- рѣшилась спросить Кетъ.
Отвѣтъ мистриссъ Вититтерли оказался, заглушеннымъ неистовымъ стукомъ въ парадную дверь, и не успѣлъ угомониться дверной молотокъ, какъ къ дому подкатилъ щегольскій кабріолетъ и изъ него выскочили сэръ Мельбери Гокъ и лордъ Фредерикъ.
-- Они пріѣхали!-- вскрикнула Кетъ, вскакивая и бросаясь къ двери.
-- Миссъ Никкльби!-- закричала ей вслѣдъ мистриссъ Вититерли не своимъ голосомъ. Компаньонка осмѣливается уходитъ, не испросивъ ея разрѣшенія, она была ошеломлена такой дерзостью.-- Миссъ Никкльби, прошу васъ остаться.
-- Благодарю васъ, но...-- начала было Кетъ.
-- Ради всего святого не заставляйте меня такъ много говорить, это меня волнуетъ,-- перебила ее рѣзко ея госпожа,-- Покорно васъ прошу, миссъ Никкльби, останьтесь!
Напрасно Кетъ протестовала, говоря, что ей нездоровится. Шаги гостей раздавались уже на лѣстницѣ. Она опустилась на стулъ, и въ эту самую минуту сомнительный пажъ ворвался въ комнату и доложилъ однимъ духомъ: "Мистеръ Пайкъ, мистеръ Плекъ, лордъ Фредерикъ Верисофтъ и сэръ Мельбери Рокъ".
-- Удивительный случай, неслыханный!-- говорилъ Плекъ, привѣтствуя дамъ съ самой дружелюбной фамильярностью.-- Не успѣли мы съ Пайкомъ постучаться, смотримъ: подкатываютъ лордъ Фредерикъ съ сэромъ Мельбери. Удивительный случай!
-- Въ одинъ и тотъ же моментъ!-- подхватилъ мистеръ Пайкъ.
-- Въ какомъ бы порядкѣ вы ни пріѣхали, благо пріѣхали. Очень рада васъ видѣть,-- сказала мисгрнесъ Вититтерли, которая, пролежавъ три съ половиной года на одной и той же кушеткѣ, успѣла выработать цѣлую серію граціозныхъ позъ и теперь принимала самыя эффектныя изъ нихъ на удивленіе зрителей.
-- А какъ здоровье миссъ Никкльби?-- спросилъ сэръ Мельбери, подходя къ Кетъ. Онъ сказалъ это очень тихо, но мистриссх Вититтерли разслышала.
-- Да вотъ все жалуется, что вчерашній шумъ при разъѣздѣ очень ее напугалъ,-- поспѣшила отвѣтить за Кетъ эта свѣтская леди.-- Я, признаюсь, нисколько этому не удивляюсь: мои нервы тоже совершенно разбиты.
-- А между тѣмъ,-- проговорилъ сэръ Мельбери, поворачиваясь къ ней,-- между тѣмъ на видъ вы...
-- Цвѣтете,-- докончилъ мистеръ Пайкъ, приходя на помощь своему патрону. М-ръ Плекъ, разумѣется повторилъ то же самое.
-- Сэръ Мельбери, кажется, большой льстецъ, неправда ли, милордъ?-- сказала мистрисъ Вититтерли, обращаясь къ юному джентльмену, который въ эту минуту молча сосалъ набалдашникъ своей трости и пялилъ глаза на Кетъ.
-- Чортъ знаетъ какой льстецъ!-- отвѣчалъ милордъ и, разрѣшившись этимъ глубокомысленнымъ замѣчаніемъ, углубился въ прежнее занятіе.
-- Да и миссъ Никкльби далеко не смотритъ больной,-- продолжалъ сэръ Мельбери, переводя на молодую дѣвушку свой наглый взглядъ.-- Она всегда прекрасна, но сегодня въ особенности: сегодня на ея щечкахъ какъ будто играетъ отраженія вашего прелестнаго румянца, мэмъ.
И въ самомъ дѣлѣ, глядя на яркую краску, которая залила лицо бѣдной дѣвочки при этихъ словахъ, можно было подумать, что мистриссъ Вититтерли уступила ей часть искусственныхъ розъ, украшавшихъ ея собственное лицо. Мистриссъ Вититтерли согласилась, хотя и не съ большою готовностью, что Кетъ сегодня дѣйствительно авантажна, а про себя подумала, что сэръ Мельбери Гокъ далеко не такой симпатичный мужчина, какимъ показался ей съ перваго взгляда. Оно и понятно: нѣтъ собесѣдника пріятнѣе искуснаго льстеца, пока мы сами служимъ предметомъ его лести, но вкусъ его становится для насъ сомнительнымъ, какъ только онъ начинаетъ говорить комплименты другимъ.
-- Пайкъ!-- сказалъ наблюдательный мистеръ Плекъ, замѣтивъ, какой эффектъ произвели на хозяйку похвалы по адресу миссъ Никкльби.
-- Что тебѣ, Плекъ?-- откликнулся Пайкъ.
-- Скажи по совѣсти: кого напоминаетъ тебѣ профиль мистриссъ Вититтерли?
-- Право, не знаю... Ахъ, да! Ну, конечно...
-- Герцогиню Б., хотѣлъ ты сказать?-- подхватилъ мистеръ Плекъ съ таинственнымъ видомъ.
-- Графиню Б.,-- поправилъ Пайкъ, и чуть замѣтная усмѣшка скользнула по его лицу.-- Изъ двухъ сестеръ красавицей считается графиня, а не герцогиня.
-- Правда твоя, графиню Б. Но какое сходство!
-- Поразительное!-- подтвердилъ мистеръ Пайкъ.
Ботъ до чего дожила мистриссъ Вититтерли! Два компетентные, безпристрастные судьи провозгласили ее литымъ портретомъ графини! Вотъ что значитъ попасть въ хорошее общество! Она могла бы двадцать лѣтъ прозябать среди представителей своего вульгарнаго круга и ни разу не услышать этого. Да и могло ли быть иначе? Что могутъ знать "тѣ" люди о графиняхъ?
Между тѣмъ два достойные джентльмена по жадности, съ какою мистриссъ Вититтерли проглотила закинутую ей приманку, довольно вѣрно заключили о размѣрахъ ея аппетита къ лести и принялись отпускать ей этотъ товаръ въ самыхъ неумѣренныхъ дозахъ, доставляя такимъ образомъ сэру Мельбери Гоку полную возможность осаждать Кетъ своими любезными разспросами, на которые она понсволѣ должна была отвѣчать. А лордъ Фредерикъ тѣмъ временемъ, благо ему не мѣшали, съ наслажденіемъ сосаль себѣ свою трость и, вѣроятно, не придумалъ бы другого занятія до самаго конца визита, если бы не мистеръ Вититтерли, который въ это время вернулся домой и сейчасъ же завладѣлъ своимъ именитымъ гостемъ.
-- Милордъ, я польщенъ, восхищенъ, очарованъ, я гордъ, какъ король!-- говорилъ мистеръ Вититтерли.-- Сидите, милордъ, сидите, пожалуйста не безпокойтесь Я гордъ, поистинѣ гордъ!
Нельзя сказать, чтобы такія рѣчи мистера Вититтерли были по душѣ его дражайшей половинѣ, ибо хоть и сама она была готова подскочить до потолка отъ гордости и восторга, ихъ знатные гости отнюдь не должны были объ этомъ догадываться. Напротивъ, она всячески старалась дать имъ понять, что не видитъ въ ихъ посѣщеніи ничего особеннаго, что принимать у себя въ домѣ лордовъ и баронетовъ ей вовсе не въ диковину. Но мистеръ Вититтерли не могъ сдержать своихъ чувствъ.
-- Это такая честь, такая честь!-- разливался онъ.-- Джулія, душа моя, завтра ты за это поплатишься.
-- Какимъ образомъ?-- удивился лордъ Фредерикъ.
-- Реакція, милордъ, реакція. Такое страшное напряженіе всей нервной системы не проходитъ даромъ. Слабость, апатія, уныніе, полное изнеможеніе -- вотъ его результаты. Милордъ, скажу вамъ только одно: если бы сэръ Темли Снеффинъ увидѣлъ это хрупкое существо въ настоящій моментъ, онъ не далъ бы за ея жизнь ни... вотъ этого.
И для пущей наглядности своего аргумента мистеръ Вититерли взялъ изъ табакерки щепотку табаку и развѣялъ ее по воздуху, какъ эмблему непрочности.
-- Да, сэръ Темли Снеффинъ не поручился бы и понюшкой табаку за существованіе мистриссъ Вититтерли въ этотъ моментъ,-- повторилъ мистеръ Вититтерли, оглянувшись на присутствующихъ съ торжественно-серьезнымъ лицомъ, и въ тонѣ, какимъ онъ это сказалъ, слышался сдержанный восторгъ, какъ будто имѣть жену въ такомъ безнадежномъ состояніи здоровья было высочайшимъ отличіемъ, о какомъ только можетъ мечтать человѣкъ.
Мистриссъ Вититтерли вздохнула и посмотрѣла на гостей съ такимъ выраженіемъ, точно хотѣла сказать: "Хоть я и раздѣляю это мнѣніе, но хвастаться своими заслугами не стану".
-- Мистриссъ Вититтерли -- любимая паціентка сэра Темли Снеффина,-- продолжалъ супругъ.-- Я, кажется, не ошибусь, если скажу, что она первая изъ больныхъ, на которой было испробовано извѣстное новое средство, то самое, что, говорятъ, убило цѣлую семью въ Кенсингтонъ-Грэвелѣ. Вѣрно ли я говорю, милая Джулія? Вѣдь ты первая принимала это лекарство?
-- Кажется, что такъ,-- протянула мистриссъ Вититтерли слабымъ голосомъ.
Въ эту минуту неутомимый мистеръ Пайкъ по нѣкоторымъ признакамъ замѣтилъ, что его знатный покровитель находится въ затрудненіи, какъ ему поддержать этотъ разговоръ, и поспѣшилъ его выручить, освѣдомившись съ большимъ интересомъ, вкусное ли это лекарство.
-- Нѣтъ, сэръ, даже этимъ оно не можетъ похвастаться,-- отвѣчалъ мистеръ Вититтерли.
-- Ахъ, Боже! Значитъ мистриссъ Вититтерли настоящая мученица!-- воскликнулъ съ восхищеніемъ Пайкъ, отвѣшивая ей низкій поклонъ.
-- Я и сама это думаю,-- проговорила мистриссъ Вититтерли, улыбаясь
-- И, конечно, ты мученица, дорогая моя!-- подхватилъ супругъ такимъ тономъ, какъ будто говорилъ: "Я не чванюсь нашими съ тобой привилегіями, нѣтъ! Но я ихъ сознаю".-- Пусть мнѣ покажутъ, милордъ,-- прибавилъ мистеръ Вититтерли, круто поворачиваясь къ своему аристократическому гостю,-- пусть мнѣ покажутъ другую такую мученицу, какъ мистриссъ Вититтерли, мученицу или мученика, все равно, пусть мнѣ ихъ покажутъ, и... я буду очень радъ на нихъ посмотрѣть, больше я ничего не скажу.
Пайкъ и Плекъ не преминули замѣтить, что быть мученицей въ высшей степени поэтично, и такъ какъ визитъ затянулся уже достаточно долго, они стали прощаться по знаку своего патрона. За ними всталъ и самъ сэръ Мельбери, а за нимъ лордъ Фредерикъ. Послѣдовалъ обмѣнъ дружескихъ привѣтствій, изліяній, изъявленій удовольствія по поводу столь удачно завязавшагося знакомства; затѣмъ гости откланялись и вышли, сопутствуемые горячими увѣреніями хозяевъ, что во всякое время дня и ночи они почтутъ за особенную честь принять ихъ подъ своего кровлей.
О томъ, что гости стали являться изо дня въ день во всякое время: сегодня обѣдали, завтра ужинали, потомъ опять обѣдали, приходили и уходили, когда хотѣли, посѣщали со своими новыми знакомыми общественныя мѣста, случайно встрѣчались съ ними на гуляньяхъ,-- о томъ, что вездѣ и всегда сэръ Мельбери неотступно преслѣдовалъ Кетъ своими ухаживаньями, что сломить ея гордость сдѣлалось цѣлью всѣхъ его стремленій, потому что онъ чувствовалъ, что въ случаѣ неуспѣха его репутація ловеласа пошатнется хотя бы въ глазахъ двухъ его клевретовъ, и не могъ съ этимъ примириться,-- о томъ, что бѣдная дѣвушка не знала ни минуты покоя, если не считать тѣхъ часовъ, когда она могла остаться одна въ своей комнатѣ и плакать, вспоминая все, что ей пришлось вытерпѣть въ теченіе дня,-- объ этомъ едва ли нужно говорить. Все это были лишь естественныя послѣдствія хитроумнаго плана, измышленнаго сэромъ Мельбери и приводимаго въ исполненіе его пособниками Пайкомъ и Плекомъ.
Такъ продолжалось двѣ недѣли. Само собой разумѣется, что довольно было бы и одного дня, даже для самаго недальнозоркаго человѣка, чтобы убѣдиться, что лордъ Фредерикъ Вернеофтъ и сэръ Мельбери Гокъ со всѣми ихъ титулами отнюдь не принадлежатъ къ числу пріятныхъ собесѣдниковъ и по своимъ привычкамъ, манерамъ, вкусамъ и тону разговора и ни коимъ образомъ не могутъ разсчитывать блистать въ дамскомъ обществѣ. Но мистриссъ Вититтерли вполнѣ довольствовались титулами: грубость въ ея глазахъ становилась юморомъ, вульгарность превращалась въ очаровательную эксцентричность, наглость -- въ милую непринужденность, составляющею завидное преимущество тѣхъ, кто имѣетъ счастье принадлежать къ большому свѣту.
Если хозяйка дома придавала такую окраску поведенію своихъ новыхъ друзей, какъ могла бороться противъ нихъ компаньонка? Если къ хозяйкѣ дома они относились безъ всякой сдержанности, насколько же свободнѣе должны были обращаться они съ бѣдной наемницей? Но это было для Кетъ еще не худшее изъ золъ. Но мѣрѣ того, какъ ненавистный сэръ Мельбери все откровеннѣе ухаживалъ за ней, мистриссъ Вититтерли все больше и больше завидовала ея красотѣ. Если бы послѣдствіемъ этой зависти было изгнаніе ея изъ гостиной въ тѣ часы, когда бывали гости, Кетъ почла бы себя счастливой тѣмъ, что возбудила это чувство. Но на свое несчастье она обладала врожденной граціей, истиннымъ достоинствомъ манеръ и тѣми безчисленными неуловимыми женскими чарами, которыя больше всего заставляютъ насъ цѣнить женское общество, и драгоцѣнныя всегда и вездѣ, эти качества оказывались тѣмъ цѣннѣе въ домѣ, хозяйка котораго была ничего не больше, какъ говорящая кукла. И въ результатѣ вышло то, что Кетъ очутилась между двухъ огней: съ одной стороны она должна была неизбѣжно присутствовать въ гостиной, когда тамъ сидѣлъ сэръ Мельбери съ пріятелями, съ другой,-- и именно поэтому,-- когда они уходили, ей приходилось выносить капризы и придирки мистриссъ Вититтерли. Бѣдняжка была глубоко несчастна.
Мистриссъ Вититтерли старательно скрывала настоящія свои чувства, никогда ни словомъ не обмолвилась объ ухаживаньяхъ сэра Мельбери, и когда ей случалось быть особенно не въ духѣ, она, по обычаю всѣхъ дамъ, приписывала это обстоятельство разстройству нервовъ. Но, когда она открыла, что и лордъ Фредерикъ увлекается Кетъ и что сама она, мистриссъ Вититтерли, оказывается какою-то послѣдней спицей въ колесницѣ,-- когда это ужасное открытіе стало постепенно ей выясняться, окончательно укрѣпилось въ ней, ею овладѣло добродѣтельное, въ высокой степени справедливое негодованіе, и она рѣшила, что обязана, какъ замужняя женщина и блюстительница нравовъ, безотлагательно поговорить объ этомъ съ "молодой особой".
Согласно этому рѣшенію, она на другой же день повела аттаку, воспользовавшись перерывомъ въ чтеніи романа.
-- Миссъ Никкльби, мнѣ надо серьезно съ вами поговорить,-- начала она.-- Я очень жалѣю, что мнѣ приходится прибѣгать къ такимъ мѣрамъ,-- очень жалѣю, увѣряю васъ, но вы не оставляете мнѣ выбора, миссъ Никкльби.
Тутъ мистриссъ Вититтерли мотнула головой -- не гнѣвно, а только добродѣтельно,-- и съ нѣкоторыми признаками подступающаго волненія замѣтила, что, кажется, у нея опять начинается сердцебіеніе.
-- Ваше поведеніе, миссъ Никкльби, мнѣ очень не нравится,-- продолжала она, помолчавъ.-- Я отъ всего сердца желаю вамъ добра, но могу васъ увѣрить, вы плохо кончите, если будете такъ продолжать.
-- Сударыня!-- произнесла Кетъ съ гордымъ достоинствомъ.
-- Не говорите со мной такимъ тономъ, не раздражайте меня!-- оборвала ее мистриссъ Вититтерли, въ свою очередь не выдерживая спокойнаго тона.-- Иначе я буду принуждена позвонить.
Кетъ посмотрѣла на нее, но промолчала.
-- Не воображайте пожалуйста, что, если вы будете смотрѣть на меня такимъ образомъ, я не скажу того, что хотѣла и что считаю своимъ священнымъ долгомъ сказать. Да, напрасно вы стрѣляете въ меня взглядами,-- прибавила мистриссъ Вититтерли съ внезапнымъ приступомъ злости,-- я не сэръ Мельбери, не лордъ Верисофть и даже не Пайкъ.
Кетъ снова взглянула на нее, но сейчасъ же отвела глаза и, облокотившись на столъ, прикрыла ихъ рукой.
-- Если бы подобная вещь случилась, когда я была молодой дѣвушкой,-- продолжала мистриссъ Вититтерли (должно быть, это было бы очень давно, къ слову сказать),-- никто бы этому не повѣрилъ.
-- Еще бы!-- сказала Кетъ.-- Никто не повѣрилъ бы, не зная, сколько мнѣ пришлось выстрадать за послѣднее время.
-- Пожалуйста не толкуйте мнѣ о вашихъ страданіяхъ!-- закричала мистриссъ Вититтерли такимъ пронзительнымъ голосомъ, что оставалось только удивляться, откуда онъ берется у такой слабой больной.-- А главное, не смѣйте мнѣ возражать! Я не привыкла, чтобы мнѣ возражали, и не потерплю этого, слышите?-- и она замолчала, съ явной непослѣдовательностью ожидая отвѣта.
-- Слышу, сударыня,-- отвѣчала Кетъ,-- слышу и удивляюсь.
-- Я всегда считала васъ благовоспитанной молодой особой, конечно, принимая во вниманіе ваше общественное положеніе. А такъ какъ вы отличаетесь хорошимъ здоровьемъ, опрятно одѣваетесь, и тактъ далѣе, я приняла въ васъ участіе и продолжаю принимать, считая это своимъ долгомъ по отношенію къ этой почтенной старушкѣ -- вашей матери. По всѣмъ этимъ причинамъ, миссъ Никкльби, я должна вамъ сказать разъ и навсегда (и попрошу васъ хорошенько запомнить), что я требую, чтобы вы измѣнили ваше слишкомъ смѣлое обращеніе съ джентльменами, посѣщающими мой домъ. Ыы ведете себя недостойно,-- заключила мистриссъ Вититтерли, опуская свои цѣломудренныя вѣжды,-- недостойно и неприлично!
-- Боже мой, не ужасно ли, не жестоко ли, что я должна выслушивать подобныя вещи,-- взмолилась Кетъ, всплеснувъ руками. Мало того, что я терзаюсь день и ночь, мало того, что я почти упала въ своемъ собственномъ уваженіи, такъ мнѣ стыдно встрѣчаться съ этими людьми,-- но я должна еще спокойно выслушивать такія несправедливыя, ни на чемъ не основанныя обвиненія!
-- Прошу васъ помнить, миссъ Никкльби, что, употребляя такія выраженія, какъ "несправедливый" и "ни на чемъ не основанный", вы косвеннымъ образомъ обвиняете меня во лжи.
-- Да, я и прямо скажу: вы говорите неправду,-- промолвила Кетъ съ глубокимъ негодованіемъ.-- Отъ своего ли лица вы высказываете ваше негодованіе, или по наущенію другихъ, мнѣ это все равно. И я всегда скажу: это грубая, низкая, наглая ложь. Возможно ли, чтобы живой человѣкъ... чтобы женщина была свидѣтельницей всѣхъ этихъ гнусностей и не видѣла, какъ унижаютъ другую женщину при ней! Возможно ли, сударыня, чтобы, постоянно видя меня въ обществѣ этихъ людей, вы не замѣтили всей оскорбительной дерзости ихъ взглядовъ! Неужели вы до сихъ поръ не догадывались, что эти негодяи втерлись въ вашъ домъ съ задней мыслью, что въ своемъ неуваженіи къ вамъ, котораго они даже не старались скрывать, въ своемъ полнѣйшемъ пренебреженіи ко всякимъ приличіямъ, не говоря уже о порядочности, они преслѣдовали одну цѣль -- поймать въ свои сѣти одинокую, беззащитную дѣвушку? Казалось бы, даже безъ этого унизительнаго признанія я могла бы разсчитывать найти сочувствіе и поддержку въ женщинѣ, которая настолько старше меня. Неужели я ихъ не нашла? Не могу, не хочу этому вѣрить!
Если бы бѣдняжка Кетъ обладала хоть небольшимъ знаніемъ свѣта, она поборола бы свое волненіе и постаралась бы воздержаться отъ такихъ неблагоразумныхъ рѣчей. Эффектъ ея словъ былъ именно такой, какого и слѣдовало ожидать и какой былъ бы заранѣе предсказанъ всякимъ опытнымъ человѣкомъ. Мистриссъ Вититтерли съ примѣрнымъ спокойствіемъ приняла обвиненіе въ неправдивости, съ геройскимъ мужествомъ выслушала разсказъ о страданіяхъ Кетъ, но при одномъ намекѣ на явное неуваженіе къ ней джентльменовъ она обнаружила сильнѣйшее волненіе, а когда за этимъ ударомъ послѣдовалъ другой въ видѣ заявленія о разницѣ ихъ лѣтъ, она упала навзничь на кушетку и принялась неистово визжать.
-- Что такое? Что случилось,-- закричалъ, врываясь въ комнату мистеръ Вититтерли.-- Боже мой, что я вижу! Джулія, радость моя, очнись, открой глазки!
Но Джулія упорно закрывала глазки и вопила все громче и громче. Мистеръ Вититтерли позвонилъ въ колокольчикъ и принялся выдѣлывать вокругъ кушетки какой-то дикій танецъ, не переставая взывать, чтобы послали за сэромъ Темли Снеффиномъ, и требовать объясненій случившагося.
-- Бѣги за сэромъ Темли!-- кричалъ мистеръ Вититтерли на ухо пажу, подступая къ нему съ кулаками.-- Я это зналъ, миссъ Никкльби,-- прибавилъ онъ, поворачиваясь къ Кетъ съ выраженіемъ грустнаго торжества.-- Я предвидѣлъ, что это общество сведетъ ее въ могилу. Она небесная душа въ слабой земной оболочкѣ. Могла ли она это выдержать?
Съ этими словами онъ поднялъ съ кушетки распростертую земную оболочку своей интересной супруги и понесъ ее въ спальню, чтобъ уложить въ постель.
Кетъ дождалась сэра Темли Снеффина, и какъ только, навѣстивь свою паціентку, онъ явился съ отчетомъ, что "по неизреченной благости Провидѣнія" больная уснула, она поспѣшно надѣла шляпку и шаль и, предупредивъ прислугу, что вернется часа черезъ два, отправилась къ дядѣ.
Для Ральфа Никкльби это былъ необычайно удачный, замѣчательно прибыльный день. Заложивъ руки за спину, онъ расхаживалъ по своему маленькому кабинету, прикидывая въ умѣ, какую сумму барыша уже принесли и должны были принесшему въ будущемъ сегодняшнія операціи, и ротъ его самъ собой раздвигался въ жестокую усмѣшку, а твердыя линіи складокъ, образовавшихся при этомъ вокругъ его губъ, и хитрый взглядъ, свѣтлыхъ глазъ какъ будто говорили, что если есть такая уловка или тактика, которыя могутъ увеличить барыши, онѣ будутъ пущены въ ходъ для этой цѣли.
-- Прекрасно, очень хорошо,-- говорилъ Ральфъ, вспоминая, очевидно, о какомъ-то происшествіи, случившемся въ тотъ день.-- Онъ презираетъ ростовщика, презираетъ?.. Ладно, посмотримъ, кто кого одолѣетъ!... "Честность лучшая политика?"- Гм... время покажетъ, вѣрно ли это.
Онъ постоялъ немного и опять зашагалъ.
-- Подумаешь! Кичится своей честностью, безупречностью своей репутаціи,-- продолжалъ онъ, усмѣхаясь.-- Намѣренъ бороться ими противъ могущества денегъ! Деньги -- сорь, говоритъ онъ. Что за тупоголовый болванъ! Если деньги -- соръ, такъ я ужь... Кто тамъ?
-- Я,-- отвѣчалъ Ньюмэнъ Ногсъ, заглядывая въ дверь.-- Ваша племянница.
-- Ну, что же она?-- спросилъ отрывисто Ральфъ
-- Она здѣсь.
-- Здѣсь?
Ньюмэнъ мотнулъ головой въ сторону своей каморки, давая этимъ понять, что молодая леди дожидается тамъ.
-- Что же ей нужно?-- освѣдомился Ральфъ,
-- Не знаю. Прикажите спросить?
-- Нѣтъ. Попросите ее сюда. Впрочемъ, постойте.-- Онъ торопливо отставилъ въ дальній уголъ денежный ящикъ съ висячимъ замкомъ, стоявшій на столѣ, и положилъ на его мѣсто пустой кошелекъ.-- Ну, вотъ, теперь можетъ войти.
Угрюмо усмѣхнувшись на этотъ маневръ, Ньюмэнъ позвалъ молодую дѣвушку, подалъ ей стулъ и не спѣша заковылялъ къ себѣ, оглядываясь исподтишка на Ральфа.
-- Ну, что, моя... милая,-- проговорилъ Ральфъ достаточно грубо, но все таки и въ голосѣ его, и въ манерѣ было что-то такое, похожее на ласку и никогда не прорывавшееся, когда онъ говорилъ съ другими.-- Ну, что, какія у тебя дѣла?
Кетъ подняла глаза, полные слезъ, сдѣлала усиліе побороть свое волненіе, хотѣла заговорить, и не могла. Она поникла головой и молчала. Ральфъ почувствоваль, что она плачетъ, хоть и не видѣлъ ея лица.
"Я догадываюсь, о чемъ она плачетъ,-- думалъ онъ, глядя на нее.-- Ну, что же, и поплачетъ -- не велика бѣда!-- старался онъ себя успокоить, потому что, какъ это ни странно, но горе хорошенькой племянницы не на шутку взволновало его.-- Поплачетъ и утѣшится; за то она получила полезный, превосходный урокъ".
-- Ну, говори же, въ чемъ дѣло?-- сказалъ онъ, наконецъ, придвигая къ ней стулъ и садясь.
Неожиданная твердость, съ какою Кетъ на него посмотрѣла, и увѣренность ея тона, когда она заговорила, поразили его.
-- Дѣло, которое привело меня къ вамъ, такого рода, что, когда вы о немъ узнаете, вы должны сгорѣть со стыда. Да, вамъ должно быть такъ же стыдно слушать меня, какъ мнѣ -- говорить. Дядя, мнѣ нанесли жестокою обиду, меня унизили, оскорбили ваши друзья.
-- Друзья?-- повторилъ Ральфъ сурово.-- Ты ошибаешься, дѣвочка, у меня нѣтъ друзей.
-- Ну, такъ тѣ люди, которыхъ я у васъ встрѣтила,-- быстро поправилась Кетъ.-- Если они вамъ не друзья, если вы знали, что это за люди, тѣмъ хуже для васъ, тѣмъ вамъ должно быть стыднѣе, что вы ввели меня въ ихъ общество. Если бы, подвергая меня тому, что мнѣ пришлось вынести въ вашемъ домѣ, вы сдѣлали это по невѣдѣнію, потому что слишкомъ довѣряли вашимъ гостямъ, вы имѣли оправданіе, но если еы сознавали, что дѣлаете, а я теперь совершенно въ этомъ увѣрена, вы поступили низко и жестоко.
Ральфъ невольно попятился, пораженный такою смѣлостью рѣчи, и грозно посмотрѣлъ на племянницу. Но она выдержала его взглядъ гордо и стойко, и никогда, кажется, ея блѣдное, горѣвшее гнѣвомъ лицо не было такъ благородно-прекрасно.
Что-то такое въ этихъ горящихъ глазахъ напомнило Ральфу Николая въ минуту ихъ послѣдней встрѣчи, и онъ рѣзко сказалъ:
-- Я вижу и въ тебѣ есть кровь братца.
-- Надѣюсь!-- отвѣчала Кетъ -- Этимъ я могу только гордиться... Дядя, я еще молода; нужда, заботы и горе заставили меня было смириться, но сегодня меня вывели изъ терпѣнія, и будь что будетъ, я больше не стану... я не хочу, какъ дочь вашего брата, выносить подобныя оскорбленія.
-- Какія оскорбленія?
-- Вспомните, что произошло здѣсь, на вашихъ глазахъ, и вы не станете спрашивать, отвѣчала Кетъ, густо краснѣя.-- Дядя, вы должны... я увѣрена, что вы это сдѣлаете... вы должны вырвать меня изъ низкой, позорной компаніи, въ которую я попала. Милый дядя,-- продолжала она, быстро къ нему нагибаясь и положивъ руку ему на плечо,-- я не хотѣла быть дерзкой. Простите меня, если вамъ показалось, что я была рѣзка, но вы не знаете, что я выстрадала, вы не знаете! Конечно, вы и не можете знать, что чувствуетъ молодая дѣвушка въ такихъ случаяхъ, я не въ правѣ на это разсчитывать; но когда я вамъ скажу, что я глубоко несчастна, что сердце мое разрывается отъ отчаянія, вы мнѣ навѣрно поможете. Да, да, я въ этомъ увѣрена!
Съ минуту Ральфъ молча смотрѣлъ на нее, потомъ отвернулся и сталъ нервно постукивать объ полъ ногой.
-- Я ждала день за днемъ,-- продолжала Кетъ, близко нагнувшись къ нему и робко взявъ его за руку,-- я надѣялась, что это гадкое преслѣдованіе, наконецъ, прекратится. День за днемъ я боролась съ собой; чувствуя себя глубоко несчастной, я должна была притворяться веселой. Подлѣ меня не было ни друга, ни совѣтчика -- никого, кто бы могъ меня защитить. Мама воображаетъ, что это почтенные люди, богатые, знатные, а я... Развѣ могу я разбить ея иллюзіи, когда она счастлива ими, когда въ нихъ ея единственная отрада? Госпожа, къ которой вы меня помѣстили, не такая особа, чтобы ей можно было довѣриться въ такомъ щекотливомъ дѣлѣ. И вотъ, я пришла къ вамъ. Вы -- единственный въ этомъ городѣ близкій мнѣ человѣкъ, единственный мой другъ почти что въ цѣломъ мірѣ. Помогите же мнѣ, дядя, умоляю васъ!
-- Чѣмъ я могу помочь тебѣ, дитя?-- проговорилъ Ральфъ, вставая и принимаясь ходить по комнатѣ въ прежней позѣ.
-- Я знаю,-- продолжала Кетъ съ удареніемъ,-- что вы имѣете вліяніе на одного изъ этихъ господъ. Довольно одного вашего слова, чтобы заставить ихъ отказаться отъ этого безчеловѣчнаго преслѣдованія.
-- Нѣтъ,-- отрѣзалъ Ральфъ, оборачиваясь,-- т. е., можетъ быть, слова моего и довольно, но я не могу его сказать.
-- Не можете?
-- Не могу,-- и онъ круто остановился передъ ней, крѣпко стиснувъ руки за спиной.
Кетъ подалась назадъ и посмотрѣла на него большими глазами, какъ будто сомнѣваясь, хорошо ли она разслышала.
-- У насъ общія дѣла,-- продолжалъ Ральфъ, глядя на нее холоднымъ взглядомъ и перекачиваясь съ каблуковъ на носки,-- у насъ общія дѣла, и мнѣ нельзя съ ними ссориться. Да и, наконецъ, на что ты жалуешься? У всѣхъ насъ есть свои испытанія, и это одно изъ посланныхъ тебѣ. Многія дѣвушки гордились бы, имѣя у своихъ ногъ такихъ блестящихъ молодыхъ людей.
-- Гордились бы!-- воскликнула съ негодованіемъ Кетъ.
-- Я не говорю,-- поспѣшно перебилъ ее Ральфъ, выразительно поднимая указательный палецъ,-- я не говорю, что ты не въ правѣ ихъ презирать. Напротивъ, оцѣнивъ этихъ людей по достоинству, ты только доказала, что въ тебѣ есть здравый смыслъ. Впрочемъ, я съ самаго начала предвидѣлъ, что такъ будетъ. И презирай ихъ себѣ на здоровье. Но зачѣмъ тебѣ бѣгать отъ нихъ? Тебѣ ничто не грозитъ. Молодой лордъ ходитъ за тобой но пятамъ, нашептываетъ тебѣ въ уши свои дурацкія нѣжности,-- что жь за бѣда? Его страсть для тебя оскорбительна?.. Вѣрно. Но вѣдь она скоро пройдетъ. Въ одинъ прекрасный день появится на его горизонтѣ другая новинка, и тебя оставятъ въ покоѣ. А пока...
-- А пока,-- перебила Кетъ со всею гнѣвной горячностью оскорбленной гордости,-- а пока я буду позорить свой полъ и служить игрушкой другому? Пока я буду предметомъ осужденія для всѣхъ порядочныхъ женщинъ и презрѣнія для всѣхъ честныхъ мужчинъ? Буду все ниже и ниже падать въ собственномъ уваженіи и во мнѣніи окружающихъ? Да? Но этого не будетъ, слышите, не будетъ! Пусть лучше вся моя молодость пройдетъ въ самой тяжелой работѣ, пусть непосильный трудъ высосетъ всю мою кровь, но этого не будетъ! Вы ошиблись во мнѣ... Не бойтесь: я оправдаю вашу рекомендацію. Вы помѣстили меня въ этотъ домъ, и я не уйду до истеченія срока контракта. Но знайте: больше я не увижу этихъ людей. А когда кончится срокъ моего обязательства передъ этой семьей, я скроюсь отъ нихъ и отъ васъ, возьму къ себѣ маму, стану работать изо всѣхъ силъ, но за то, по крайней мѣрѣ, сохраню миръ душевный, и, надѣюсь, Богъ не оставитъ меня!..
Она махнула рукой и вышла изъ комнаты. Ральфъ смотрѣлъ ей вслѣдъ не шевелясь, какъ околдованный.
Каково же было изумленіе Кетъ, когда, притворивъ дверь, она увидѣла прямо передъ собой Ньюмэна Ногса. Вытянувшись, какъ палка, онъ стоялъ въ маленькой нишѣ, прижавшись къ стѣнѣ, точно воронье пугало или чучело Гай Фокса. Молодая дѣвушка чуть не вскрикнула отъ испуга, но Ньюмэнъ приложилъ палецъ къ губамъ, и у нея хватило присутствія духа сдержаться.
-- Ничего, ничего, успокойтесь, не плачьте,-- шепталъ онъ ей, выползая изъ своей норы и пробираясь за ней на цыпочкахъ въ переднюю. Онъ утѣшалъ ее, а у самого катились но щекамъ крупныя слезы.
-- Я это, впрочемь, понимаю,-- продолжалъ бѣдняга, вытаскивая изъ кармана что-то, очень похожее на старую пыльною тряпку и утирая глаза молодой дѣвушкѣ, точно нѣжная нянька ребенку.-- Вамъ надобно было выплакаться. Ну, ничего, поплачьте, это хорошо, это даже полезно. Вотъ было бы не хорошо, если бы вы расплакались при немъ! Это было бы очень досадно. Да, да. Ха, ха, ха! Такъ-то. Бѣдняжка вы, бѣдняжка!
И, не переставая сыпать такими безсвязными восклицаніями, Ньюмэнъ утеръ себѣ глаза вышеупомянутой грязной тряпкой, затѣмъ проковылялъ къ двери и отворилъ ее передъ Кетъ.
-- Ну, будетъ, теперь ужь больше не плачьте,-- шепнулъ онъ ей.-- Вы меня скоро увидите. Ха, ха! И еще кого-то, да! Хо, хо, хо!
-- Да благословитъ васъ Богъ,-- сказала ему Кетъ, выходя.
-- И васъ также,-- отозвался Ньюмэнъ, пріотворяя дверь, которую онъ уже успѣлъ запереть.-- Ха, ха, ха!
Онъ еще разъ высунулся, весело кивнулъ, засмѣялся, потомъ заперъ дверь на ключъ, грустно покачалъ головой и заплакалъ.
Ральфъ долго стоялъ въ той самой позѣ, какъ оставила его Кетъ. Услышавъ стукъ запирающейся двери, онъ повелъ плечами, прошелся нѣсколько разъ по комнатѣ, сначала ускореннымъ шагомъ, потомъ все тише и тише, постепенно приходя въ себя, и, наконецъ, сѣлъ за свой столъ.
Много неразгаданныхъ загадокъ представляетъ натура человѣка. Мы видимъ противорѣчіе, но не можемъ его объяснить. Вспоминая свой образъ дѣйствій относительно бѣдной, неопытной дѣвочки, такъ простодушно довѣрившейся ему, Ральфъ не испытывалъ угрызеній. Онъ нисколько не удивился, узнавъ о поведеніи своихъ негодяевъ-кліентовъ: они дѣйствовали именно такъ, какъ онъ ожидалъ, желалъ и разсчитывалъ, именно такъ, какъ было для него всего выгоднѣе. А между тѣмъ онъ ненавидѣлъ ихъ за это, ненавидѣлъ до глубины души. Лица обоихъ кутилъ встали передъ нимъ, какъ живыя; онъ свирѣпо нахмурился, стиснулъ зубы и проскрежеталъ, грозя имъ кулакомъ:
-- О, вы мнѣ за это заплатите! Вы мнѣ заплатите за это!
Онъ обратился за утѣшеніемъ къ своимъ счетнымъ книгамъ. А пока старый ростовщикъ сидѣлъ, нагнувшись надъ своимъ столомъ, за дверью его кабинета происходилъ интересный спектакль, который не мало удивилъ бы его, если бы онъ могъ его видѣть.
Ньюмэнъ Ногсъ былъ единственнымъ актеромъ. Онъ стоялъ лицомъ къ двери, въ двухъ шагахъ отъ нея; обшлага его рукавовъ были отвернуты, а кулаки усердно работали, нанося очень ловкіе и мѣткіе удары въ пустое пространство.
Съ перваго взгляда вы, пожалуй, объяснили бы эти странныя манипуляціи просто, какъ мѣру предосторожности противъ вредныхъ послѣдствій сидячаго образа жизни, имѣющую своей единственной цѣлью развитіе легкихъ и ручныхъ мышцъ. Но неподдѣльное увлеченіе, съ какимъ все это продѣлывалось, злорадное торжество, написанное на лицѣ Ньюмэна Ногса, обливавшемся потомъ, изумительное постоянство, съ какимъ онъ направлялъ свои удары въ одну и ту же панель, футовъ на пять надъ поломъ, и неослабная энергія этихъ ударовъ не оставляли во внимательномъ наблюдателѣ ни малѣйшаго сомнѣнія въ томъ, что мистеръ Ногсъ, въ своемъ воображеніи выколачивалъ душу изъ бреннаго тѣла своего почтеннаго принципала мистера Ральфа Никкльби.