о Ральфѣ Никкльби, Ньюмэнѣ Ногсѣ и о нѣкоторыхъ мудрыхъ предосторожностяхъ, результатъ которыхъ выяснится изъ послѣдующей главы.
Въ блаженномъ невѣдѣніи того непріятнаго факта, что племянникъ его мчится во всю прыть четверки добрыхъ коней, приближаясь къ сферѣ его дѣятельности, и что каждая проходящая минута уменьшаетъ разстояніе между ними, Ральфъ Никкльби сидѣлъ у себя въ кабинетѣ за обычными своими занятіями. Повидимому, онъ спокойно просматривалъ свою счетную книгу, а между тѣмъ, помимо его воли, мысли его безпрестанно возвращались къ вчерашнему его свиданію съ племянницей. И всякій разъ, какъ онъ ловилъ себя на этомъ, у него вырывался возгласъ досады, и онъ съ удвоеннымъ прилежаніемъ углублялся въ счетную книгу. Но опять и опять, наперекоръ всѣмъ его усиліямъ сосредоточиться, тянулась все та же цѣпь мыслей, путая его вычисленія и безнадежно отвлекая его вниманіе отъ цифръ, на которыя онъ смотрѣлъ. Наконецъ, онъ положилъ перо и откинулся на спинку кресла съ такимъ видомъ, какъ будто рѣшился дать волю этимъ назойливымъ мыслямъ, въ надеждѣ, что легче отъ нихъ отдѣлается, передумавъ ихъ до конца.
"Я не такой человѣкъ, чтобы поддаться обаянію хорошенькаго личика,-- пробормоталъ онъ сурово,-- осклабленный, голый черепъ скрывается подъ хорошенькимъ личикомъ, и такіе люди, какъ я, которые смотрятъ въ корень вещей, сидятъ черепъ, а не его изящную оболочку. А между тѣмъ я почти полюбилъ эту дѣвочку, т. е. полюбилъ бы, если бы ея не испортили воспитаніемъ. Слишкомъ ужь она обидчива и горда. Если бы мать ея умерла, а молокососа братца повѣсили, мой домъ былъ бы ея домомъ. Да, еслибъ тѣ двое могли куда-нибудь сгинуть!... Я отъ души имъ этого желаю".
Несмотря на смертельную ненависть, наполнявшую душу Ральфа, когда онъ вспоминалъ о Николаѣ, несмотря на безпощадное презрѣніе, какимъ онъ о клеймилъ бѣдную мистриссъ Никкльби, несмотря даже на всю низость его поведенія относительно Кетъ въ прошломъ, настоящемъ и, вѣроятно, въ будущемъ, если бы это оказалось въ его интересахъ, въ его мысляхъ, какъ это ни странно, было въ тотъ моментъ что-то мягкое, человѣчное. Онъ думалъ о томъ, чѣмъ могъ бы быть его домъ, если бы въ немъ жила Кетъ. Онъ мысленно сажалъ ее передъ собой, смотрѣлъ на нее, слушалъ ея голосъ. Онъ снова чувствовалъ на своей рукѣ нѣжное прикосновеніе ея дрожащей ручки. Онъ наполнялъ свои роскошныя комнаты разными принадлежностями женскаго рукодѣлія, тѣми безчисленными мелкими вещицами, которыя говорятъ о присутствіи женщины въ домѣ. Потомъ онъ представилъ себѣ свой холодный домашній очагъ, унылое безмолвіе своей великолѣпной квартиры, и довольно было одного такого проблеска человѣческихъ желаній, чтобы этотъ богачъ почувствовалъ себя одинокимъ, заброшеннымъ и несчастнымъ. На одинъ мигъ золото потеряло въ его глазахъ свое обаяніе: онъ понялъ, что есть сокровища сердца, которымъ нѣтъ цѣны, которыхъ не закупишь никакимъ золотомъ.
Немногое нужно, чтобы прогнать такія мысли изъ головы такого человѣка. Машинально обративъ разсѣянный взглядъ на окно конторы своего клерка, Ральфъ вдругъ почувствовалъ, что онъ служитъ предметомъ очень внимательныхъ наблюденій. Близко пригнувшись къ окну, почти касаясь стекла своимъ краснымъ носомъ, Ньюмэнъ Ногсъ дѣлалъ видъ, что онъ очиниваетъ перо обломкомъ ржаваго ножа, а самъ во всѣ глаза смотрѣлъ на своего принципала, и на лицѣ его было написано жадное любопытство.
Ральфъ перемѣнилъ положеніе и нагнулся надъ книгой, притворяясь, что онъ углубился въ счеты. Лицо Ньюмэна скрылось, и вмѣстѣ съ нимъ исчезли безъ слѣда тяжелыя мысли, осаждавшія Ральфа за нѣсколько минутъ передъ тѣмъ.
Немного погодя онъ позвонилъ. Ньюмэнъ моментально явился на зовъ, и Ральфъ украдкой взглянулъ на него, какъ будто боялся прочесть по его лицу, что онъ знаетъ его недавнія мысли.
Но физіономія Ньюмэна не выражала ровно ничего. Если возможно представить себѣ человѣка зрячаго и даже съ широко раскрытые глазами, но которые никуда не смотрятъ и ничего не видятъ, то Ньюмэнъ казался такимъ человѣкомъ теперь, когда Ральфъ Никкльби смотрѣлъ на него.
-- Что вамъ надо?-- проворчалъ Ральфъ.
Въ глазахъ клерка блеснула искорка пониманія. Онъ опустилъ ихъ на своего принципала и сказалъ:
-- Я думалъ, вы звонили, и съ этимъ лаконическимъ отвѣтомъ повернулся и заковылялъ было прочь.
-- Постойте!-- крикнулъ Ральфъ.
Ньюмэнъ остановился, но не обнаружилъ ни малѣйшаго замѣшательства.
-- Я звонилъ.
-- Я зналъ, что вы звонили.
-- Такъ зачѣмъ же вы уходите?
-- Я думалъ вы позвонили, чтобы сказать мнѣ, что не звонили. Вы это часто дѣлаете.
-- Какъ вы смѣете шпіонить за мной? Какъ вы смѣете таращить на меня глаза, негодяй? прокричалъ Ральфъ.
-- Таращить глаза, на васъ!? Ха, ха, ха!
Это было единственное объясненіе, какое удостоилъ дать Ньюмэнъ Ногсь.
-- Берегитесь, сэръ! Серьезно вамъ говорю: перестаньте выкидывать ваши дурацкія пьяныя штуки,-- сказалъ Ральфъ, глядя на него твердымъ взглядомъ.-- Видите этотъ пакетъ?
-- Слава Богу, онъ довольно великъ,-- отвѣчалъ Ньюмэнъ
-- Снесите его въ Сити, къ Крессу, Бредъ-Стритъ. Оставите тамъ, отвѣта не нужно.. Ну, живо!
Ньюмэнъ угрюмо мотнулъ годовой, скрылся изъ комнаты на нѣсколько секундъ и возвратился со шляпой. Послѣ нѣсколькихъ безуспѣшныхъ попытокъ засунуть въ шляпу пакетъ (размѣромъ около двухъ футовъ), онъ взялъ его подъ мышку, очень старательно натянулъ на руки свои перчатки безъ пальцевъ, не сводя все это время глазъ съ Ральфа Никкльби, затѣмъ надѣлъ и поправилъ на головѣ свою шляпу съ такой осторожностью, какъ будто это былъ самый дорогой головной уборъ изъ моднаго магазина, и наконецъ отправился исполнять порученіе.
Исполнилъ онъ его очень проворно, завернувъ въ кабачокъ только на одну минутку, да и то, можно сказать, по дорогѣ, такъ какъ вошелъ онъ въ одну дверь, а вышелъ въ другую. Но на обратномъ пути, подходя къ Странду, онъ вдругъ замедлилъ шаги съ нерѣшительнымъ видомъ человѣка, который колеблется, въ какую сторону ему идти. Наконецъ, онъ видимо остановился на какомъ-то рѣшеніи: свернувъ въ переулокъ, онъ бодро зашагалъ къ намѣченной цѣли и, подойдя къ дому, гдѣ жила миссъ Ла-Криви, тихонько постучался въ дверь.
Должно быть оригинальная наружность посѣтителя произвела не слишкомъ благопріятное впечатлѣніе на служанку, отворившую ему дверь, потому что, увидѣвъ его, она сейчасъ же опять ее притворила, оставивъ только узкую щель, чрезъ которую и спросила, что ему нужно. Но Ньюмэнъ отвѣтилъ только односложнымъ "Ногсъ", какъ будто это было кабалистическое слово, передъ которымъ должны отлетать всѣ запоры, быстро прошмыгнулъ въ прихожую и, прежде чѣмъ ошеломленная служанка успѣла опомниться, стоялъ у дверей мастерской миссъ Ла-Криви.
-- Войдите!-- отозвалась миссъ Ла-Криви на его скромный стукъ.-- Господи!-- вскрикнула она, когда онъ показался на порогѣ.-- Что вамъ здѣсь нужно, сэръ!
-- Вы меня не узнали,-- проговорилъ Ньюмэнъ съ поклономъ -- Меня это удивляетъ. Что меня не узнаютъ люди, знавшіе меня въ мои лучшіе дни, это вполнѣ естественно; но изъ тѣхъ, кто въ первый разъ видитъ меня теперь, рѣдко кто меня забываетъ.
Онъ посмотрѣлъ на свое убогое платье, на свою параличную руку и покачалъ головой.
-- Я васъ дѣйствительно не узнала, представьте!-- сказала миссъ Ла-Крини, вставая навстрѣчу гостю.-- И мнѣ очень стыдно, что я могла васъ забыть, потому что вы добрый, хорошій человѣкъ, мистеръ Ногсъ. Садитесь и разскажите мнѣ о миссъ Никкльби. Бѣдная дѣвочка! Я ее уже нѣсколько недѣль не видала.
-- Какъ такъ?-- удивился Ньюмэнъ.
-- Вотъ видите ли, мистеръ Ногсъ, я уѣзжала изъ Лондона въ первый разъ за пятнадцать лѣтъ.
-- Да, пятнадцать лѣтъ срокъ не маленькій,-- побормоталъ Ньюмэнъ печально.
-- Очень долгій срокъ, когда оглянешься назадъ, на протекшіе годы, но когда живешь изо дня въ день спокойно и тихо, работаешь себѣ помаленьку, такъ время, слава Богу, проходитъ не скучно и одиночество не очень тяготитъ... У меня есть братъ, мистеръ Ногсъ,-- сказала помолчавъ, миссъ Ла-Криви,-- единственный родственникъ, какой остался у меня на землѣ, и всѣ эти годы мы съ нимъ ни разу не видались. Не то чтобы мы были въ ссорѣ,-- о, нѣтъ! Но его отдали учиться въ провинцію, тамъ онъ и остался. Потомъ онъ женился. Ну, понятно, явились новыя привязанности, новые интересы, и отъ забылъ меня, старуху. Не подумайте, что я жалуюсь, избави меня Богъ! Я всегда себѣ говорила: "Это такъ естественно! Бѣднягѣ Джону приходится пробивать себѣ дорогу, у него есть жена есть съ кѣмъ дѣлиться радостью и горемъ; есть дѣти, наполняющія его: жизнь. Зачѣмъ я ему? Христосъ съ ними, лишь бы были довольны и счастливы. Богъ дастъ, наступить день, когда мы всѣ свидимся тамъ, гдѣ нѣтъ разлуки" Но вы представьте себѣ, мистеръ Ногсъ,-- продолжала, маленькая портретистка, всплеснувъ руками и вся просіявъ,--въ одинъ прекрасный день пріѣзжаетъ въ Лондонъ этотъ самый мой братъ и что бы вы думали?-- вѣдь не успокоился пока не разыскалъ меня! Былъ здѣсь, сидѣлъ на этомъ самомъ креслѣ и плакалъ, какъ дитя, отъ радости, что видитъ меня. Упрашивалъ сейчасъ же ѣхать съ нимъ въ деревню, въ его собственный домъ (великолѣпный домъ, мистеръ Ногсъ, съ огромнымъ садомъ, съ землей... Ужъ и не знаю, сколько тамъ земли, поля очень большія, за столомъ прислуживаетъ лакей въ ливреѣ; коровы, лошади, свиньи, чего, чего только нѣтъ)!. И вѣдь уговорилъ: я ѣздила къ нему и пробыла тамъ цѣлый мѣсяцъ. Просилъ остаться совсѣмъ,-- да, совсѣмъ, навсегда! И жена просила, и дѣти. У него четверо дѣтокъ; старшую дѣвочку -- ей теперь восемь лѣтъ, они назвали -- повѣрите ли?-- назвали моимъ именемъ, въ мою честь. Никогда я не была такъ счастлива, никогда во всю мою жизнь!
Добрая старушка закрылась платкомъ и заплакала навзрыдъ: въ первый разъ ей представился случай облегчить свое переполненное сердце, и она не могла удержаться.
-- Однако, что жь это я!-- воскликнула она черезъ секунду и, вытеревъ слезы рѣшительнымъ жестомъ, проворно, спрятала платокъ въ карманъ.-- Простите, мистеръ Ногсъ. А просто старая дура. Мнѣ не слѣдовало объ этомъ заговаривать; впрочемъ, я только потому и заговорила, что хотѣла вамъ объяснить, отчего я такъ давно не видалась съ миссъ Никкльби.
-- А со старухой вы тоже не видались?-- спросилъ Ньюмэнъ.
-- Вы говорите о мистриссъ Никкльби? Такъ знаете, что я вамъ скажу, мистеръ Ногсъ: если вы хотите сохранить ея расположеніе, никогда не называйте ее старухой. Я сильно подозрѣваю, что это придется ей не по вкусу. Вы спрашиваете, видѣлись ли мы съ ней? Да, я заходила къ ней третьяго дня, но она витала въ эмпиряхъ, не знаю ужь, по какому случаю, и напустила на себя такую важность и таинственность, что не было возможности добиться отъ нея толку. Ну, а я, признаться сказать, не люблю такихъ фокусовъ. Я и подумала: "Что жъ, я тоже умѣю быть важной, когда захочу". Я думала, что она потомъ успокоится и вспомнитъ обо мнѣ, но она такъ и не была у меня.
-- А миссъ Никкльби?
-- Въ мое отсутствіе она была два раза. Но я боялась, что, можетъ быть, ей будетъ непріятно, если я приду къ ней въ домъ этихъ важныхъ господъ, какъ бишь ихъ тамъ зовутъ?-- Я и рѣшила подождать еще, а если не придетъ, написать ей.
-- Ахъ, Боже мой!-- пробормоталъ Ньюмэнь, хрустнувъ пальцами.
-- А теперь я жду, что вы о нихъ разскажете,-- продолжала миссъ Ла-Криви.-- Какъ поживаетъ старый Кащей изъ Гольденъ-Сквера? Навѣрно хорошо: такимъ людямъ всегда хорошо живется. Я спрашиваю, конечно, не о здоровьѣ его, а вообще... что онъ дѣлаетъ, какъ себя ведетъ?
-- Какъ подлая собака, будь онъ проклятъ!-- выпалилъ Ньюмэнъ, хлопнувъ объ полъ свою драгоцѣнную шляпу.
-- Богъ съ вами, мистеръ Ногсъ, какъ вы меня испугали!-- вскрикнула миссъ Ла-Криви, блѣднѣя.
-- Вчера вечеромъ я еле удержался, чтобы не раскваситъ ему физіономіи,-- говорилъ Ньюмэнъ, нервно шагая но комнатѣ и грозя кулакомъ портрету Каннинга, висѣвшему надъ каминомъ.-- Да, я былъ близокъ къ этому. Я принужденъ былъ засунуть руки въ карманы, чтобы не давать имъ воли. Но все равно: когда-нибудь я не удержусь и отдую его, я знаю, что такъ будетъ. И я давно бы это сдѣлалъ, если бы не боялся повредить другимъ. Но онъ отъ меня не уйдетъ! Я не умру, не раздѣлавшись съ нимъ, какъ онъ того стоитъ! Запрусь съ нимъ на замокъ въ его собственномъ кабинетѣ и изобью его, какъ собаку!
-- Мистеръ Ногсъ, перестаньте, а то я закричу, право, закричу!-- пролепетала перепуганная миссъ Ла-Криви.
Но Ньюмэнъ метался изъ угла въ уголъ, бормоча:
-- Ну, да ладно! Сегодня онъ пріѣдетъ: я ему написалъ. Тотъ-то вѣдь не знаетъ, что мнѣ все извѣстно, ему и въ лобъ не влетаетъ! У, старая лиса! Онъ думаетъ, что на него нѣтъ управы. Посмотримъ, посмотримъ! Я ему покажу! Я укорочу его, каналью, да, я, Ньюмэнъ Ногсъ! Хо, хо!
Ньюмэнъ дошелъ до той степени бѣшенства, когда человѣку, что называется, уже нѣтъ удержу. Не переставая бѣгать но комнатѣ, онъ выдѣлывалъ руками самыя эксцентрическія движенія, какія только можно вообразить: то наносилъ воображаемые удары миніатюрамъ, висѣвшимъ по стѣнамъ, то какъ будто затѣмъ, чтобы усилить иллюзію, барабанилъ кулаками по собственной головѣ, и вообще такъ бѣсновался, что, наконецъ, въ полномъ изнеможеніи, задыхаясь, повалился на стулъ.
-- Ну, вотъ, теперь мнѣ легче, и я вамъ все разскажу,-- выговорилъ онъ, подбирая съ полу свою шляпу.
Не скоро успокоилась миссъ Ла-Криви, напуганная почти до безчувствія такими необычайными проявленіями гнѣва; но, когда она успокоилась, Ньюмэнъ добросовѣстно разсказалъ ей все, что произошло между Кетъ и ея дядей во время послѣдней ихъ встрѣчи, разсказалъ и о своихъ прежнихъ подозрѣніяхъ на этотъ счетъ и о поводахъ для такихъ подозрѣній, и въ заключеніе сообщилъ, что и онъ съ своей стороны принялъ рѣшительныя мѣры, секретно написавъ Николаю.
Хоть чувства миссъ Ла-Криви и не проявились въ такой оригинальной формѣ, какъ у Ньюмэна, но по своей силѣ и глубинѣ негодованіе ея было едва ли слабѣе. Если бы Ральфъ Никкльби какимъ-нибудь случаемъ очутился между ними въ этотъ моментъ, трудно сказать, въ комъ изъ двоихъ онъ встрѣтилъ бы болѣе опаснаго врага, въ Ньюмэнѣ Ногсѣ или въ миссъ Ла-Криви.
-- Да проститъ меня Богъ за такія слова,-- сказала миссъ Ла-Криви, открывая по своей привычкѣ этотъ предохранительный клапанъ, прежде чѣмъ выпустить пары своего гнѣва,-- но, право, я, кажется, съ наслажденіемъ проткнула бы его вотъ этимъ.
Оружіе, которое она держала въ рукѣ, было не изъ самыхъ страшныхъ: это былъ просто-на-просто небольшой черный карандашикъ. Но, замѣтивъ свою ошибку, добрая душа поспѣшила замѣнить его перламутровыми ножикомъ для фруктъ и, въ доказательство неумолимости своихъ отчаянныхъ намѣреній, нанесла имъ въ пространство такой жестокій ударъ, что отъ него, пожалуй, осталась бы царапина на коркѣ хлѣба.
-- Завтра ея уже не будетъ въ этомъ домѣ,-- сказалъ Ньюмэнъ.-- Это все таки утѣшеніе.
-- Не будетъ!-- воскликнула съ негодованіемъ миссъ Ла-Криви.-- Да ей не слѣдовало тамъ оставаться и одного дня!
-- Да, знай мы все. Но мы не знали, Да и помимо этого никто вѣдь не въ правѣ мѣшаться въ ея дѣла, кромѣ матери и брата. Мать ея слабая, очень слабая женщина, бѣдняжка, а молодой человѣкъ сегодня будетъ здѣсь,
-- Сегодня? Ахъ, Боже мой!-- вскрикнула миссъ Ла-Криви.-- Но послушайте, мистеръ Ногсъ, онъ сдѣлаетъ что-нибудь отчаянное, если вы скажете ему все сразу.
Ньюмэнъ, который принялся было радостно потирать руки въ предвкушеніи скораго пріѣзда Николая, пріостановился въ этомъ занятіи и задумался.
-- Повѣрьте, что такъ будетъ,-- продолжала съ жаромъ миссъ Ла-Криви.-- Если вы выпалите ему всю правду, не подготовивъ его, онъ совершитъ какой-нибудь отчаянный поступокъ, исколотитъ... можетъ быть, убьетъ дядю или кого-нибудь изъ тѣхъ господъ и навлечетъ бѣду на свою голову. А намъ-то всѣмъ развѣ легко это будетъ?
-- Объ этомъ я не подумалъ,-- пробормоталъ Ньюмэнъ въ смущеніи. Лицо у него вытягивалось все больше и больше.-- Я хотѣлъ было просить васъ пріютить его сестру, если это понадобится, но теперь...
-- Теперь гораздо важнѣе уладить то, о о чемъ я вамъ сейчасъ говорила,-- перебила его миссъ Ла-Криви.-- Что я всегда приму его сестру, въ этомъ вы могли быть заранѣе увѣрены, но нельзя даже, предвидѣть, что можетъ случиться съ нимъ, если вы не примете мѣръ предосторожности.
-- Что что я могу сдѣлать?-- вскричалъ Ньюмэнъ, неистово царапая свою голову въ тщетныхъ усиліяхъ найти выходъ изъ затрудненія. Если онъ мнѣ скажетъ, что перестрѣляетъ ихъ всѣхъ, я долженъ буду отвѣтить: "И подѣломъ. Стрѣляйте".
Миссъ Ла-Криви вскрикнула отъ испуга, услыхавъ такія рѣчи, и сейчасъ же потребовала, чтобы Ньюмэнъ далъ ей торжественное обѣщаніе, что онъ не только не станетъ подзадоривать Николая, но всѣми силами постарается смягчить его гнѣвъ. Ньюмэнъ сдѣлалъ эту уступку, хотя и неохотно. Затѣмъ они стали совѣщаться, какъ будетъ лучше и надежнѣе ознакомить его съ обстоятельствами, сдѣлавшими необходимыми его присутствіе въ Лондонѣ.
-- Надо, чтобы онъ успѣлъ остыть, прежде чѣмъ будетъ имѣть возможность что-либо предпринять, это главное,-- сказала миссъ Ла-Криви.-- Не говорите ему ничего до поздняго вечера, вотъ и все.
-- Но онъ пріѣдетъ около семи часовъ,-- отвѣчалъ Ньюмэнъ -- Не могу же я молчать на всѣ его разспросы.
-- Тогда вотъ что мы сдѣлаемъ, мистеръ Ногсъ: уходите вы изъ дому и не возвращайтесь до полуночи. А ему потомъ скажете, что васъ задержали дѣла.
-- Но, не заставъ меня дома, онъ явится къ вамъ.
-- Вѣроятно. Но онъ и меня не застанетъ. Какъ только вы уйдете, я отправлюсь прямо въ Сити къ мистриссъ Никкльби и уведу ее въ театръ, такъ что ему не отъ кого будетъ даже узнать гдѣ живетъ его сестра.
Этотъ планъ дѣйствій казался самымъ надежнымъ и удобоисполнимымъ, и по зрѣломъ обсужденіи они остановились на немъ. Выслушавъ отъ заботливой миссъ Ла-Криви еще нѣсколько дополнительныхъ предосторожностей и заклинаній, Ньюмэнъ простился съ ней и поплелся къ Гольденъ-Скверу, вспоминая дорогой свой разговоръ съ доброй старушкой и перебирая въ умѣ всѣ возможныя и невозможныя случайности, которыя могли разстроить ихъ планъ.