посвящена главнымъ образомъ одному интересному разговору и не менѣе интереснымъ послѣдствіямъ, къ которымъ онъ привелъ.
-- Наконецъ-то Лондонъ!-- вскричалъ Николай, сбрасывая съ себя плащъ и принимаясь будитъ Смайка, который спалъ сладкимъ сномъ.-- Я уже думалъ, что мы никогда не пріѣдемъ.
-- Гм... кажстя, вы не можете пожаловаться, чтобы васъ тихо везли,-- замѣтилъ кучеръ, оглядываясь на него съ недовольнымъ лицомъ.
-- Да, да, я это знаю, но мнѣ очень хотѣлось поскорѣе пріѣхать; должно быть, оттого дорога и показалась мнѣ такой длинной.
-- Да, ужь если съ такой животиной, какъ мои кони, дорога показалась вамъ длинной, значитъ, вамъ очень хотѣлось пріѣхать.
И, разрѣшившись этой сентенціей, кучеръ для вящшей вразумительности своихъ словъ размахнулся бичемъ и смазалъ по икрамъ мальчишку, бѣжавшаго по дорогѣ.
Дилижансъ покатился по шумнымъ, многочисленнымъ, суетливымъ улицамъ Лондона между двухъ длинныхъ рядовъ ярко свѣтящихся фонарей. Тамъ и сямъ, затмѣвая огни фонарей, падали на дорогу разноцвѣтные лучи изъ оконъ аптекъ, вырывались цѣлые снопы свѣта изъ оконъ магазиновъ, гдѣ за стекломъ сверкали драгоцѣнные каменья, переливались всѣми цвѣтами радуги, шелъ и бархатъ, манили взоръ самыя тонкія лакомства, и всевозможные предметы роскоши, смѣняя другъ друга и поражая своимъ блескомъ и обиліемъ.
Безконечной лентой тянулись пѣшеходы, тѣснясь и толкая другъ друга, стремись все впередъ и впередъ и какъ будто даже не замѣчая всѣхъ богатствъ, разсыпанныхъ кругомъ. Экипажи всѣхъ фасоновъ и величинъ двигались одной сплошной массой, точно рѣка, усиливая общій гамъ своимъ несмолкаемымъ грохотомъ.
Любопытно было наблюдать съ имперіала несущагося дилижанса эту быструю смѣну безконечно разнообразныхъ предметовъ: словно какая-то дикая процессія призраковъ мчалась вамъ навстрѣчу. Товары со всѣхъ концовъ свѣта, склады роскошныхъ нарядовъ, горы всего, что только можетъ раззадорить пресыщенный аппетитъ и придать новый вкусъ никогда не прекращающимся, пріѣвшимся пирамъ: посуда чеканнаго золота и серебра, изящнѣйшихъ формъ вазы, блюда и кубки, ружья, шпаги, пистолеты и другія патентованныя орудія истребленія, кресла на колесахъ, костыли и всевозможные приборы для калѣкъ, приданое для новорожденныхъ, лекарства для больныхъ, гробы для умершихъ, кладбища для погребенныхъ,-- все это смѣшалось, перепуталось и, мелькая мимо, какъ будто отплясывало дикій танецъ тѣхъ фантастическихъ фигуръ, что изображены на извѣстной картинѣ стараго голландскаго живописца, и съ тою же суровою моралью для равнодушной, безпечной толпы.
Да и въ самой этой толпѣ было не мало такого, что придавало глубокій, новый смыслъ всей панорамѣ. Яркій свѣтъ, вырывавшійся изъ оконъ ювелира, выставляя во всемъ блескѣ разложенныя въ и ихъ сокровища, озарялъ развѣвающіеся лохмотья уличныхъ пѣвцовъ. Бѣдныя, изможденныя лица склонялись надъ вкусными яствами, соблазнительно выглядывавшими изъ-за витринъ; голодные глаза смотрѣли на все это изобиліе, охраняемое лишь тонкой пластинкой стекла, которая была для нихъ желѣзной стѣной. Полуголыя, дрожащія фигуры останавливались передъ китайскими шелками и затканными золотомъ индійскими тканями. Въ квартирѣ гробовщика праздновались крестины. Траурный гербъ, вывѣшенный на стѣнѣ роскошнаго дома богача, пріостановилъ работу ремонтировавшихъ его штукатуровъ. Жизнь и смерть шли рука объ руку. Богатство и бѣдность стояли бокъ о бокъ. Обжорство и голодъ равняли всѣхъ, укладывая въ могилу.
Да, то былъ Лондонъ. Въ этомъ убѣдилась даже неугомонная старуха-провинціалка, попутчица Николая, которая еще за двѣ мили до Кингстона высунулась въ окно дилижанса и кричала, кондуктору, что навѣрно они уже давно проѣхали Лондонъ и онъ забылъ ее высадить.
Николай взялъ номеръ для себя и для Смайка въ той гостиницѣ, гдѣ останавливался дилижансъ, и, не медля ни минуты, отправился на квартиру Ньюмэна Ногса. Онъ едва владѣлъ собой отъ нетерпѣнія и тревоги, возраставшихъ въ немъ съ каждой секундой.
Въ каморкѣ Ньюмэна топился каминъ и горѣла свѣча. Полъ былъ чисто выметенъ, въ комнатѣ прибрано, на столѣ стоялъ ужинъ. Все было такъ мило и уютно, какъ только можетъ бытъ въ такой убогой клѣтушкѣ; все говорило о нѣжной заботливости, о вниманіи хозяина къ дорогимъ гостямъ, но самого хозяина, не было.
-- Не знаете ли, когда мистеръ Ногсъ вернется домой?-- спросилъ Николай жилица-сосѣда, постучавшись къ нему.
-- А, мистеръ Джонсонъ!-- сказалъ Кроуль, выползая изъ своей комнаты.-- Добро пожаловать, сэръ. Какой у васъ свѣжій видъ! Вотъ никогда бы не повѣрилъ...
-- Простите,-- перебилъ его Николай,-- пожалуйста отвѣтьте на мой вопросъ: мнѣ очень нужно знать, когда, вернется мистеръ Ногсъ.
-- О, у него какое-то сложное дѣло; онъ вернется не раньше двѣнадцати часовъ. Ему, знаете, очень не хотѣлось идти, но что будешь дѣлать! Онъ, впрочемъ, просилъ вамъ передать, чтобы вы не дожидались его съ ужиномъ и вообще располагались, какъ дома, а мнѣ велѣлъ васъ развлекать, что я и исполню со всѣмъ моимъ удовольствіемъ.
И, въ доказательство своей полной готовности сдѣлалъ все отъ него зависящее, чтобы гости не скучали, мистеръ Кроуль подсѣлъ къ накрытому столу, наложилъ себѣ полную тарелку говядины и принялся жевать, приглашая Николая и Смайка послѣдовать его примѣру.
Но Николай былъ такъ огорченъ своей неудачей и такъ волновался, что и подумать не могъ объ ѣдѣ. Онъ усадилъ Смайка за столъ, а самъ ушелъ, не слушая мистера Кроуля (который убѣждалъ его съ полнымъ ртомъ, что было бы гораздо лучше, еслибь онъ остался поужинать) и строго наказавъ Смайку задержать Ньюмэна, когда тотъ вернется.
Какъ и предвидѣла миссъ Ла-Криви, Николай отправился прямо къ ней. Не заставъ ее дома, онъ сначала колебался, идти ли ему къ матери: ему очень не хотѣлось быть причиной размолвки между нею и Ральфомъ. Но увѣренность, что Ньюмэнъ не вытребовалъ бы его въ Лондонъ, если бы не было серьезныхъ причинъ, дѣлавшихъ необходимымъ его присутствіе дома, заставила его рѣшиться. Онъ повернулъ въ восточную часть города и зашагалъ скорымъ шагомъ.
-- Мистриссъ Никкльби нѣтъ дома,-- сказала ему служанка,-- и она вернется не раньше полуночи, а можетъ быть, и позже. Миссъ Никкльби, кажется, здорова, но теперь она не живетъ дома и рѣдко бываетъ у насъ.-- Служанка не могла сказать, гдѣ живетъ Кетъ, но навѣрно знала, что не у г-жи Манталини.
Съ бьющимся сердцемъ, страшась готовой на него обрушиться невѣдомой бѣды, Николаѣ воротился къ Ньюмэну. Тотъ еще не приходилъ. Нечего было и ждать его раньше двѣнадцати часовъ. Нельзя ли послать за нимъ, попросить его придти хоть на минутку, или доставить ему записку, на которую онъ могъ бы отвѣтить на словахъ?- Но и это оказывалось неисполнимымъ. Ньюмэнъ былъ не въ Гольденъ-Скаерѣ; вѣроятно, его отправили съ порученіемъ куда-нибудь далеко.
Николай старался успокоиться, заставить себя ожидать терпѣливо, но у него такъ расходились нервы, что ему не сидѣлось. Ему хотѣлось двигаться, что-нибудь дѣлать, и казалось, что онъ теряетъ даромъ время, оставаясь на мѣстѣ. Мысль эта нелѣпая, онъ это самъ понималъ, но не могъ ее побороть. Наконецъ, онъ вскочилъ, надѣлъ шляпу и вышелъ.
На этотъ разъ онъ повернулъ къ Вестъ-Энду и принялся колесить на улицамъ ускореннымъ шагомъ, волнуемый всевозможными опасеніями и предчувствіями, съ которыми онъ не могъ совладать. Онъ зашелъ въ Гайдъ-Паркъ, безлюдный и безмолвны и въ эту пору дня, и зашагалъ еще быстрѣе, точно надѣясь оставить позади свои мысли. Но здѣсь, гдѣ посторонніе предметы не развлекали его вниманія, эти мысли преслѣдовали его еще неотступнѣе, и надъ всѣми преобладала одна: должно быть бѣда, постигшая его семью, такъ ужасна, что ему боятся о ней сообщить. Снова и снова вставалъ передъ нимъ все тотъ же вопросъ: что же такое, наконецъ, могло случиться? Онъ ходилъ до изнеможеніи, но ни на іоту не подвинулся въ рѣшеніи этого вопроса, и когда онъ вышелъ изъ парка, его недоумѣніе и тревога только возрасли.
Онъ почти ничего не ѣлъ съ ранняго утра и теперь, послѣ усиленной ходьбы, совсѣмъ ослабѣлъ. Когда, повернувъ назадъ, къ квартирѣ Ньюмэна, онъ, еле волоча ноги, тащился по одной изъ тѣхъ улицъ, что проходятъ между Паркъ-Лэномъ и Бондъ-Стритомъ, ему попался по дорогѣ богатый ресторанъ. Онъ машинально остановился. "Должно быть здѣсь очень высокія цѣны,-- подумалъ онъ,-- но стаканъ вина съ бисквитомъ не разорятъ даже меня. Развѣ зайти? Или не стоитъ?"
Онъ прошелъ было мимо, но потомъ взглянулъ на длинный рядъ фонарей, тянувшійся впереди, подумалъ, какъ долго еще придется идти, и оттого ли, что онъ это подумалъ, оттого ли, что онъ былъ въ томъ настроеніи, когда человѣкъ всего легче поддается первому побужденію, или оттого, что его тянуло къ этому ресторану какое-то страпное, безотчетное чувство, которое онъ затруднился бы опредѣлить,-- онъ повернулся назадъ и вошелъ.
Залъ ресторана былъ обставленъ роскошно. На стѣнахъ -- богатѣйшіе французскіе обои съ золоченымъ карнизомъ изящнаго рисунка, на полу -- великолѣпный коверъ. Два большихъ зеркала -- одно надъ каминомъ, другое, отъ потолка до самаго пола, на противоположной стѣнѣ, повторяли ли Безконечности эту красивую обстановку, удесятеряя общій эффектъ. За отдѣльнымъ столомъ, у камина, сидѣла шумная компанія изъ четырехъ человѣкъ; кромѣ нихъ было еще только двое обѣдавшихъ,-- оба пожилые люди, сидѣвшіе порознь.
Все это Николай охватилъ однимъ взглядомъ, какъ это бываетъ со всякимъ изъ насъ, когда мы попадаемъ въ новое мѣсто. Выбравъ свободный столикъ но сосѣдству съ четырьмя молодыми людьми, онъ сѣлъ спиною къ нимъ и, въ ожиданіи минуты, когда ему можно будетъ спросить себѣ вина, т. е. когда трактирный слуга и одинъ изъ пожилыхъ джентльменовъ разрѣшатъ спорный вопросъ о цѣнѣ какой-то закуски, проставленной на карточкѣ неправильно по мнѣнію джентльмена, взялъ газету и сталъ читать, хотя почти засыпалъ отъ усталости.
Но не прочелъ онъ и двадцати строкъ, какъ вздрогнулъ и очнулся, пораженный: онъ услышалъ имя сестры. "Маленькая Кетъ Никкльби" -- таковы были слова, долетѣвшія до него. Онъ поднялъ голову и увидѣлъ въ зеркалѣ, висѣвшемъ напротивъ, что двое изъ членовъ веселой компаніи встали изъ-за стола и стоятъ передъ каминомъ. "Это сказалъ одинъ изъ нихъ", подумалъ Николай. Съ негодованіемъ онъ ждалъ не услышитъ ли продолженія, ибо тонъ первыхъ словъ былъ далеко непочтительный, да и наружность субъекта, которому, какъ онъ предполагалъ, принадлежали эти слона, была наружность пошлаго фата.
Господинъ этотъ стоялъ спиной къ камину (и позу его, и лицо Николай видѣлъ въ зеркалѣ, не оборачиваясь къ нему) и разговаривалъ съ другимъ джентльменомъ, значительно моложе его. Тотъ былъ къ шляпѣ, стоялъ лицомъ къ огню, противъ зеркала, и поправлялъ воротнички. Они говорили шепотомъ, разражаясь по временамъ громкимъ смѣхомъ, но Николай, какъ ни прислушивался, не могъ больше уловить ничего похожаго на слова, которыя привлекли его вниманіе.
Наконецъ оба собесѣдника, усѣлись на свои мѣста. Компанія приказала подать себѣ вина, и сдѣлалась еще шумливѣе въ проявленіяхъ своего веселья. Но до Николая не долетало больше ни одного знакомаго имени, и онъ началъ уже приходить къ убѣжденію, что то, что ему послышалось, было просто созданіемъ его возбужденной фантазіи, превратившей какія-нибудь другія, сходныя но звуку, слова въ милое имя, наполнявшее всѣ его мысли.
"Но замѣчательная вещь, что мнѣ послышалась такая длинная фраза,-- подумалъ онъ.-- Если бы еще Кетъ или Кетъ Никкльби, а то маленькая Кетъ Никкльби. Очень странно!"
Нить его мыслей оборвалась, потому что въ эту минуту ему подали вино. Онъ выпилъ залпомъ полный стаканъ и взялся опять за газету. Вдругъ знакомый голосъ прокричалъ у него за спиной.
-- За здоровье маленькой Никкльби!
-- Я не ошибся,-- пробормоталъ Николай, роняя газету.-- И это сказалъ тотъ самый господинъ, про котораго я раньше подумалъ.
-- Справедливое возраженіе, что за нее нельзя пить подонками, было принято,-- продолжалъ тотъ же голосъ.-- Итакъ, первые бокалы изъ новой бутылки въ ея честь. Здоровье Кетъ Никкльби, господа!
-- Здоровье Кетъ Никкльби!-- подхватили остальные трое, и бокалы въ одинъ мигъ опустѣли.
Больно почувствовавъ всю небрежную легкость тона, которымъ было названо имя его сестры, и безцеремонную наглость этихъ господъ, осмѣлившихся произносить его въ публичномъ мѣстѣ, Николай буквально закипѣлъ гнѣвомъ. Но онъ обуздалъ себя нечеловѣческимъ усиліемъ воли и даже не повернулъ головы.
-- Злая дѣвчонка!-- говорилъ между тѣмъ тотъ же голосъ.-- Настоящая Никкльби, достойная племянница своего дядюшки Ральфа. Разыгрываетъ недотрогу, чтобы набить себѣ цѣну, совершенно какъ онъ! Ральфу вѣдь то же надо покланяться, прежде чѣмъ добьешься чего-нибудь отъ него. Правда, деньги покажутся тогда вдвое милѣе, но зато и условія будутъ вдвойнѣ тяжелы, потому что ты потерялъ терпѣніе, а онъ нѣтъ. Адски ловкая тактика, что и говорить!
-- Адски ловкая тактика.!-- повторили два голоса изъ троихъ.
Въ этотъ моментъ два пожилые господина, сидѣвшіе за отдѣльными столиками, одинъ за другимъ поднялись уходить. Пока они выходили, Николай сидѣлъ какъ на горячихъ угольяхъ отъ страха, что они не дадутъ ему разслышать что будетъ сказано дальше. Но, на его счастье, разговоръ оборвался на минуту; зато какъ только старики ушли, онъ возобновился съ еще большей непринужденностью.
-- Боюсь, ужъ не приревновала ли ее старуха и не заперла ли подъ замокъ. Клянусь Богомъ, оно похоже на то,-- сказалъ самый младшій изъ четырехъ собесѣдниковъ.
-- Ну, что же? Если онѣ поссорятся и малютка переѣдетъ жить къ матери, тѣмъ лучше для насъ,-- отвѣчалъ на это первый.-- Съ той-то я сдѣлаю все, что захочу. Она вѣритъ каждому моему слову.
-- А вѣдь и правда, чортъ возьми!-- подхватилъ молодой.-- Ха, ха, ха! Старая дура.
Два голоса, все время звучавшіе въ унисонъ, подхватили этотъ хохотъ, и всѣ четверо принялись издѣваться надъ мистриссъ Никкльби. Николай весь вспыхнулъ отъ ярости, но и на этотъ разъ сдержался: онъ твердо рѣшилъ дослушать до конца.
Нѣтъ надобности повторять, что онъ услышалъ. Услышалъ онъ довольно. По мѣрѣ того, какъ вино развязывало языки, онъ узнавалъ, какого сорта господа сидятъ передъ нимъ, узналъ, какіе замыслы имѣютъ они на его сестру, узналъ всю низость поведенія Ральфа и почему понадобилось его, Николая, присутствіе въ Лондонѣ. Онъ услышалъ все это и еще кое-что. Онъ слышалъ, какъ издѣвались надъ страданіями его сестры, надъ ея добродѣтелью, приписывая ея скромность низкимъ разсчетамъ. Онъ слышалъ, какъ нечистыя уста грязнили ея имя, какъ ее дѣлали предметомъ вольныхъ рѣчей, пошлыхъ пари и разныхъ непристойныхъ шутокъ.
Человѣкъ, заговорившій первымъ, давалъ тонъ разговору, вѣрнѣе сказать, онъ говорилъ почти одинъ; остальные только подзадоривали его, вставляя изрѣдка свои замѣчанія. Къ нему-то и обратился Николай, когда овладѣлъ собою настолько, что могъ подойти къ этимъ нахаламъ и заговорить.
-- Позвольте мнѣ сказать вамъ нѣсколько словъ,-- началъ онъ. Слова съ трудомъ выходили изъ пересохшаго горла.
-- Мнѣ?-- переспросилъ съ удивленіемъ сэръ Мельбери Гокъ, окидывая его презрительнымъ взглядомъ.
-- Да, вамъ,-- отвѣчалъ Николай, едва выговаривая, до такой степени душилъ его гнѣвъ
-- Таинственный незнакомецъ, честное слово! воскликнулъ сэръ Мельбери, оглянувшись на своихъ собутыльниковъ и поднося къ губамъ бокалъ.
-- Согласны вы выслушать меня или не согласны?-- спросилъ сурово Николай.
Сэръ Мельбери приподнялъ голову отъ бокала и небрежно попросилъ его изложить свое дѣло, или отойти отъ стола.
Николай досталъ изъ кармана свою визитную карточку и бросилъ ему.
-- Вотъ, сэръ, эта карточка объяснитъ вамъ, что мнѣ отъ васъ нужно,-- сказалъ онъ.
Выраженіе удивленія и нѣкотораго замѣшательства промелькнуло на лицѣ сэра Мельбери, когда онъ прочелъ фамилію Николая, но онъ сейчасъ же овладѣлъ собой и, перебросивъ карточку сидѣвшему напротивъ лорду Верисофту, взялъ зубочистку изъ стоявшаго передъ нимъ стакана, и какъ и и въ чемъ не бывало принялся ковырять въ зубахъ.
-- Скажете вы мнѣ ваше имя и адресъ?-- спросилъ Николай, блѣднѣя по мѣрѣ тою, какъ разгорался его гнѣвъ.
-- Нѣтъ, не скажу,-- отвѣчали ему.
-- Если между вами есть порядочный человѣкъ, господа,-- сказалъ тогда Николай, обводя взглядомъ присутствующихъ и съ трудомъ шевеля своими побѣлѣвшими губами,-- онъ скажетъ мнѣ, какъ зовутъ этого господина и гдѣ онъ живетъ.
Ему отвѣтило гробовое молчаніе.
-- Я братъ молодой леди, о которой здѣсь говорилось,-- продолжалъ онъ,-- и я объявляю во всеуслышаніе, что этотъ господинъ -- низкій лжецъ и трусъ. Если у него есть другъ между вами, пусть онъ ему посовѣтуетъ не позорить себя этими подлыми попытками скрыть свое имя. Онѣ безполезны: я не отстану отъ него, пока не узнаю.
Сэръ Мельбери бросилъ на него презрительный взглядъ и сказалъ, обращаясь къ пріятелямъ:
-- Пускай себѣ болтаетъ на здоровье! Я не даю объясненій людямъ его званія. Пускай говоритъ хоть всю ночь и благодаритъ свою хорошенькую сестру, если ему не проломятъ головы за его дерзость.
-- Вы негодяй безъ чести и совѣсти, и я разславлю васъ на весь свѣтъ!-- прокричалъ Николай.-- Я узнаю, кто вы; я прослѣжу васъ до вашей квартиры, ходите по улицамъ хоть до утра!
Рука сэра Мельбери невольно сжала графинъ, и одну минуту казалось, что онъ вотъ-вотъ запуститъ имъ въ голову своего обидчика. Но онъ только налилъ вина въ свой бокалъ и язвительно разсмѣялся
Николай отошелъ, сѣлъ лицомъ къ ихъ столу и, кликну въ слугу, сталъ съ нимъ расплачиваться.
-- Знаете вы, какъ фамилія этого господина?-- спросилъ онъ его, не понижая голоса и показывая пальцемъ на сэра Мельбери.
Сэръ Мельбери опять захохоталъ, и два голоса, неизмѣнно ему вторившіе, поддержали его и на этотъ разъ, хотя гораздо слабѣе.
-- Какъ ихъ фамилія, сэръ?-- откликнулся лакеи, мигомъ смекнувъ, въ чемъ его выгода., и вкладывая въ тонъ своего отвѣта ровно такую дозу непочтительности, какую могъ себѣ позволить, не рискуя получить по физіономіи.-- Нѣтъ, сэръ, не знаю.
-- Эй, вы!-- крикнулъ ему сэръ Мельбери, когда онъ отошелъ.-- Знаете вы, какъ фамилія этого господина?
-- Нѣтъ, сэръ, не знаю.
-- Такъ вотъ она,-- можете прочесть,-- и сэръ Мельбери швырнулъ лакею карточку Николая.-- А когда запомните, бросьте въ печку этотъ кусокъ картона.
Лакей осклабился, взглянулъ съ нѣкоторымъ сомнѣніемъ на Николая и весьма дипломатично разрѣшилъ щекотливый вопросъ объ участи карточки, засунувъ ее за зеркало надъ каминомъ. Покончивъ съ этимъ дѣломъ, онъ скромно удалился.
Николай скрестилъ руки, закусилъ губы и сидѣлъ, не шевелясь, но достаточно ясно показывая всѣмъ своимъ видомъ, что онъ твердо рѣшился привести въ исполненіе свою угрозу прослѣдить сэра Мельбери до его жилища.
По тону голоса, какимъ заговорилъ со своимъ пріятелемъ младшій изъ членовъ компаніи, было очевидно, что онъ не одобряетъ его образа дѣйствій и уговариваетъ его уступить требованію Николая. Но сэръ Мельбери, бывшій порядочно навеселѣ. повидимому, заупрямился. Онъ очень скоро заставилъ замолкать своего слабодушнаго молодого друга и затѣмъ, такъ, по крайней мѣрѣ, показалось Николаю, хотя словъ онъ не. слышалъ, потребовалъ, чтобы его оставили одного, желая, вѣроятно, избавиться отъ дружескихъ наставленій. И дѣйствительно, немного погодя молодой человѣкъ и двое другихъ, говорившихъ всегда въ одинъ голосъ, встали изъ-за стола и ушли, оставивъ своего пріятеля вдвоемъ съ Николаемъ.
Легко себѣ представить, какимъ черепашьимъ шагомъ должны были ползти минуты для человѣка въ положеніи Николая. Нельзя также сказать, чтобы монотонное тиканье стѣнныхъ часовъ и пронзительный звонъ колокольчика, отбивавшаго въ нихъ четверти, сокращали для него эти минуты. Тѣмъ не менѣе онъ терпѣливо высиживалъ свое, а противъ него, на прежнемъ своемъ мѣстѣ, сидѣлъ, развалясь, сэръ Мельбери Гокъ. Протянувъ ноги на подушку сосѣдняго стула и небрежно бросивъ на колѣни платокъ, онъ допивалъ свой кларетъ съ невозмутимо равнодушнымъ видомъ.
Такъ просидѣли они въ полномъ молчаніи около часу. Николай сказалъ бы, что прошло по меньшей мѣрѣ три часа, если бы не слышалъ, что колокольчикъ прозвонилъ только четыре раза. Раза два онъ въ гнѣвномъ нетерпѣніи поднималъ голову, но сэръ Мельбери сидѣлъ въ той же позѣ, изрѣдка поднося къ губамъ свой бокалъ и обводя стѣны разсѣяннымъ взглядомъ, какъ будто и не замѣчалъ, что передъ нимъ сидитъ живой человѣкъ.
Наконецъ онъ зѣвнулъ, потянулся и всталъ, потомъ спокойно подошелъ къ зеркалу, оглянулъ себя съ головы до ногъ, повернулся и удостоилъ Николая долгимъ презрительнымъ взглядомъ. Николай отъ всего сердца отвѣтилъ ему тѣмъ же. Сэръ Мельбери пожалъ плечами, чуть-чуть улыбнулся, позвонилъ и приказалъ вошедшему лакею подать ему пальто. Лакей исполнилъ приказаніе и услужило распахнувъ дверь.
-- Можете идти,-- сказалъ ему сэръ Мельбери, и опять они съ Николаемъ остались одни.
Сэръ Мельбери, безпечно посвистывая, сдѣлалъ нѣсколько турокъ по комнатѣ, остановился у стола допить свой послѣдній бокалъ, который онъ налилъ за нѣсколько минутъ передъ тѣмъ, потомъ еще разъ прошелся, надѣлъ свою шляпу, поправилъ ее передъ зеркаломъ, натянулъ перчатки и, наконецъ, не спѣша, направился къ выходу. Николай, въ которомъ все клокотало отъ ярости, сорвался съ мѣста и бросился слѣдомъ за нимъ, и не успѣла захлопнуться за сэромъ Мельбери наружная дверь, какъ оба уже стояли на улицѣ рядомъ.
У подъѣзда ожидалъ кабріолетъ. Увидѣвъ сэра Мельбери, грумъ отстегнулъ фартукъ и взялъ лошадь подъ уздцы.
-- Скажете вы мнѣ, кто вы такой?-- спросилъ Николай сдержаннымъ голосомъ.
-- Нѣтъ, не скажу,-- отвѣчалъ сэръ Мельбери рѣзко, подкрѣпляя свой отказъ грубымъ ругательствомъ.
-- Если вы разсчитываете на быстроту ногъ вашей лошади, вы ошибаетесь въ разсчетѣ,-- сказалъ Николай.-- Я поѣду съ вами. Клянусь Богомъ, я васъ не выпущу! Повисну на подножкѣ, а не отстану отъ васъ!
-- Попробуйте, и васъ отстегаютъ кнутомъ,-- былъ хладнокровный отвѣтъ.
-- Вы подлецъ!-- сказалъ Николай.
-- А вы, должно быть, уличный мальчишка, судя по вашимъ манерамъ.
-- Я сынъ джентльмена, равный вамъ по рожденію и воспитанію, а во всемъ остальномъ я стою выше васъ. Повторяю вамъ: миссъ Никкльби моя сестра. Отвѣтите вы мнѣ или нѣтъ за ваше недостойное, скотское поведеніе?
-- Противнику, равному мнѣ, отвѣчу; вамъ, нѣтъ!-- отвѣчалъ сэръ Мельбери, взявшись за вожжи, и вскочилъ въ экипажъ.-- Прочь съ дороги, собака! Вилльямъ, пусти лошадь!
-- Не совѣтую вамъ рисковать!-- закричалъ Николай, вскакивая за нимъ на подножку и хватаясь за вожжи.-- Помните, ему теперь не сдержать лошади. Вы не уѣдете! Вы не уѣдете, клянусь, пока не скажете, мнѣ, кто вы такой!
Грумъ не зналъ, что ему дѣлать: породистая, горячая лошадь рвалась впередъ съ такой силой, что онъ едва ее сдерживалъ.
-- Пусти, тебѣ говорятъ!-- прогремѣлъ его баринъ.
Слуга повиновался. Лошадь взвилась на дыбы и понеслась такъ стремительно, что, казалось, она разобьетъ вдребезги экипажъ. Но Николай, потерявъ всякое сознаніе опасности, да и всего на свѣтѣ, кромѣ бушевавшей въ немъ язрости, стоялъ на подножкѣ и не выпускалъ изъ рукъ вожжей.
-- Отпустите вы вожжи?
-- Скажете вы мнѣ, кто вы?
-- Нѣтъ!
-- Нѣтъ!
Съ послѣднимъ словомь Николая сэръ Мельбери перехватилъ за середину свой длинный хлыстъ и принялся неистово колотить его по головѣ и по плечамъ. Все это произошло гораздо быстрѣе, чѣмъ можно передать словами. Николай сталь защищаться, и хлыстъ сломался во время борьбы. Николаю удалось завладѣть его тяжелой рукояткой; онъ размахнулся и раскроилъ своему противнику лицо отъ глаза до подбородка. Онъ видѣлъ кровавый рубецъ, почувствовалъ, что лошадь понеслась бѣшенымъ галопомъ, въ глазахъ у него заплясали тысячи искръ; его съ силой отбросило въ сторону, и онъ рухнулся на земь.
У него кружилась голова, во всемъ тѣлѣ чувствовалась слабость, но онъ сейчасъ же, хотъ и съ трудомъ, поднялся на ноги. Его заставили очнуться громкіе крики. Но улицѣ бѣжалъ народъ, крича переднимъ, чтобъ очищали дорогу. Взглянувъ впередъ, онъ увидѣлъ, что люди въ испугѣ кидаются въ стороны, что кабріолетъ мчится но тротуару съ ужасающей быстротой, потомъ услышалъ крикъ, паденіе чего-то тяжелаго, звонъ разбитаго стекла... Затѣмъ толпа сомкнулась, и больше онъ уже ничего не видѣлъ и не слышалъ.
О немъ теперь забыли: общее вниманіе было поглощено человѣкомъ, сидѣвшимъ въ экипажѣ. Основательно разсудивъ, что въ его положеніи было бы безуміемъ напоминать о себѣ, онъ свернулъ въ ближайшій переулокъ и поспѣшно направился къ извозничьей биржѣ Онъ почувствовалъ, что шатается, какъ пьяный, и рѣшилъ взять извозчика, и тутъ только замѣтилъ, что по лицу его и по груди течетъ кровь.