Я еще не сказалъ вамъ, изъ кого состояла семья сквайра Тюдора. У него не было братьевъ, и только одна сестра, миссъ Елизабета. Онъ женился на англичанкѣ и имѣлъ двухъ дѣтей -- мальчика и дѣвочку. Послѣдняя была миссъ Гвенліана, а мальчикъ, Овенъ, два года ея моложе, погибъ очень трагичнымъ образомъ, когда ему былъ только годъ. Однажды утромъ, нянька пошла съ нимъ гулять и не вернулась домой къ обѣду. Мистрисъ Тюдоръ стала очень безпокоиться и только-что хотѣла послать людей на поиски няньки съ ребенкомъ, какъ эта женщина явилась, но вся мокрая и безъ ребенка. Она разсказала, горько всхлипывая, что она гуляла, держа на рукахъ маленькаго Овена, по песчаному морскому берегу и зашла очень далеко, такъ какъ отливъ былъ въ этотъ день необыкновенно сильный. Она не замѣтила, когда начался вдругъ приливъ и въ нѣсколько минутъ вода окружила ее со всѣхъ сторонъ. Она кричала о помощи, но никого вблизи не было и она побѣжала къ берегу, высоко держа надъ головою ребенка. Но вода была очень глубока и неожиданно поднялись такія волны, что ей трудно было держаться на ногахъ. На половинѣ дороги она оступилась о камень и упала. Волной выбило у нея изъ рукъ ребенка и унесло въ открытое море, а она сама едва добралась до берега.
Вотъ какъ разсказала нянька о случившемся, и никто такъ не убивался о потерѣ ребенка, какъ она. Ожидая, что море выброситъ на берегъ тѣло бѣднаго ребенка, сквайръ посылалъ нѣсколько дней сряду толпу людей на поиски вдоль всего берега между Мумбльсомъ и Сванси. Но все было тщетно. Вѣроятно, ребенка унесло въ океанъ, такъ что даже не нашли бывшихъ на немъ маленькаго платьица и шляпки съ лентами.
Бѣдная мистрисъ Тюдоръ, которая никогда не отличалась крѣпкимъ здоровьемъ, не могла перенести этого рокового удара, начала чахнуть и, наконецъ, умерла, когда Гвенліанѣ было восемь лѣтъ. Съ тѣхъ поръ сестра сквайра, миссъ Елизабета, поселилась въ его домѣ и приняла все хозяйство въ свои руки.
Это была добросердечная старая дѣва, но у нея были очень странныя идеи по многимъ вопросамъ и я никакъ не могъ съ ней ладить, что, впрочемъ, быть можетъ, происходило отъ ея видимой антипатіи ко мнѣ. Она никакъ не могла понять, что бѣдные люди созданы изъ той же плоти и крови, какъ и она. Она готова была помочь бѣднымъ, но дѣлала это съ такимъ гордымъ пренебреженіемъ, словно они были кошки или собаки, а не существа, думавшія, говорившія и чувствовавшія такъ же, какъ она.
Одной изъ самыхъ любопытныхъ чертъ ея характера была ужасная осторожность, побуждавшая ее принимать мѣры противъ всѣхъ могущихъ встрѣтиться опасностей, хотя она всегда говорила, что Провидѣніе все устроиваетъ къ лучшему. Она такъ часто повторяла эту фразу, что, вѣроятно, вѣрила въ нее, но все-таки полагала, что и сама можетъ помочь Провидѣнію въ наилучшемъ устройствѣ вещей.
Я очень хорошо помню, какъ въ одно воскресеніе миссъ Гвенліана была нездорова и просила тетку дать мнѣ урокъ вмѣсто нея; и смѣшной же это былъ урокъ. По правдѣ сказать, мнѣ далеко не нравилась эта замѣна, такъ какъ я учился только изъ угожденія миссъ Гвенліанѣ; но, не желая ее разсердить, я смиренно принялся за работу подъ надзоромъ миссъ Елизабеты, которая никогда никого не учила, кромѣ приличныхъ дѣвочекъ, посѣщавшихъ воскресную школу близь Пепфора и принадлежавшихъ къ англиканской церкви. Диссентеровъ же она ненавидѣла и считала даже грѣхомъ говорить о нихъ. Поэтому, невѣденіе мною всего того, что, по ея мнѣнію, я долженъ былъ знать, привело ее въ неописанное изумленіе.
Прежде всего, она стала задавать мнѣ вопросы изъ англиканскаго катехизиса и, видя, что я никогда объ немъ не слыхалъ, разсердилась и, давъ мнѣ книжку, велѣла выучить наизусть первую страницу. Я повиновался и вскорѣ повторилъ ей безъ ошибки весь урокъ. Она немного смилостивилась.
-- Ну, теперь посмотримъ, понимаешь ли ты то, что училъ, сказала она:-- куда тебя носили, чтобы крестить?
-- Никуда, произнесъ я, не понимая, какого отвѣта она отъ меня ждала.
-- Такъ тебя крестили на дому?
-- Нѣтъ, отвѣчалъ я:-- нигдѣ.
Она вздрогнула и отшатнулась отъ меня, словно я былъ змѣей или какимъ-нибудь другимъ ядовитымъ животнымъ.
-- Ты... некрещеный! воскликнула она: -- Стало быть, Гвенліана имѣетъ дѣло съ язычниками! Некрещеный и не знаетъ катехизиса! И моя родная племянница интересуется такимъ существомъ и взяла его себѣ въ ученики!
Она съ такимъ презрѣніемъ смотрѣла на меня и такъ долго продолжала восклицать "о! о! о!" что я, наконецъ, подумалъ: "вѣроятно я какое-нибудь чудовище". Потомъ она вдругъ рѣшилась разомъ обратить меня на путь истины и произнесла цѣлую проповѣдь. Но что это была за проповѣдь! Я сначала старался ее слушать, хотя рѣшительно не понималъ ни одного слова; но вскорѣ ея строгій, монотонный голосъ усыпилъ меня и я задремалъ. Она разбудила меня пощечиной и съ сердцемъ объяснила, что не желаетъ болѣе имѣть дѣла съ такимъ гадкимъ мальчикомъ. Съ тѣхъ поръ она никогда уже не пыталась меня учить чему бы то ни было.
Лакей сквайра, съ которымъ я былъ очень друженъ, разсказалъ мнѣ потомъ, что миссъ Елизабета просила племянницу бросить знакомство со мною, но молодая дѣвушка съ улыбкой сказала, что если я былъ такимъ гадкимъ мальчикомъ, какимъ старая дѣва меня считала, то тѣмъ болѣе надо постараться меня исправить.
Еще я узналъ отъ моего пріятеля лакея, что когда я сломалъ себѣ руку, то сквайръ былъ не доволенъ частыми посѣщеніями нашего дома его дочерью, и говорилъ, что ей вовсе не мѣсто среди грубыхъ, безнравственныхъ жителей Верхняго Киллея, которые, по слухамъ, часто грабили на Фервудской вересковой степи фермеровъ изъ Гауэра, возвращавшихся пьяными съ рынка въ Сванси. Хотя эти слухи не были подтверждены никакими фактами, но дѣйствительно Верхній Киллей пользовался очень дурной славой во всемъ околодкѣ. Однако, миссъ Гвенліана, сама ничего не боявшаяся, съумѣла урезонить отца и выпросила у него позволеніе нетолько посѣщать нашъ домъ, но и принимать меня въ Пепфорѣ.
Мало по малу, она сдѣлала изъ меня очень порядочнаго ученика, такъ какъ большинство валійцевъ отличаются способностью быстро воспринимать то, что хотятъ, а я хотѣлъ дѣлать все, что ей доставляло удовольствіе. Она научила меня нетолько читать и писать, но познакомила и съ основами религіи, при чемъ я узналъ, къ большому моему удивленію, что люди, ходившіе въ церковь, читали туже библію, какъ и прихожане диссентерской часовни. Впрочемъ, я не очень развился въ религіозномъ отношеніи, такъ какъ мнѣ было все равно, чему она меня ни учила, и я съ одинаковой готовностью принялъ бы на вѣру самыя нечестивыя теоріи, еслибы ей пришло въ голову ихъ проповѣдовать. Поэтому она могла бы сберечь много времени, не выбиваясь изъ силъ, чтобы объяснить мнѣ разницу между добромъ и зломъ, потому что ей было достаточно сказать: это добро, а это зло, и я не сталъ бы требовать никакихъ разъясненій. Я не знаю, вѣрила ли она въ разсказы о грабежѣ Гауэрскихъ фермеровъ, но очень настаивала на томъ, что воровство большой грѣхъ, вѣроятно, желая предостеречь меня отъ воровства. Повторяю: все это было напрасно; ей стоило только сказать, что воровство ей не нравилось, и я никогда не позволилъ бы себѣ сдѣлать то, что могло ее огорчить.
Время шло; я съ удовольствіемъ учился у нея и былъ бы счастливъ, еслибы эти уроки продолжались вѣчно. Но имъ наступилъ конецъ черезъ два года, такъ какъ миссъ Гвенліана уѣхала съ отцомъ за-границу на нѣсколько лѣтъ, по причинѣ своего разстроеннаго здоровья.