"Семейное счастье"
Кого не прельщали мечты любви, кого не увлекала ее чудная поэзия, кто не искал ее высоких восторгов!.. Вечно поет о ней песни, поэты не устают говорить о ней, и слова их все также свежи и сильны, как прежде, также доступны сердцу человека, также властны будить в нем заснувшие воспоминания и поднимать золотые надежды нового счастья. Любовь -- это великая потенция человека, чарующий источник наслаждения, красоты и поэзии, это -- светозарная вершина жизни, непреодолимыми силами влекущая к себе все живое. Наделяя человека способностью любви, природа, казалось, хотела вознаградить его за все страдании, за бедность и пошлость жизни, хотела дать ему дорогое и несомненное благо.
Граф Толстой, пытливо ищущий в жизни того, что могло бы удовлетворить человека, не мог не отметить, конечно, этого выдающегося блага. Он отозвался на него романом "Семейное счастье". Роман этот выражает как бы чистый закон любви. Все лишнее, осложняющее, устранено из него с такою тщательностью, что он производит впечатление почти психологического эксперимента. В нем, в сущности, только два действующих лица -- он и она, Сергей Михайлович и Маша. Его фабула проста до полного отсутствия всяких внешних событий, и все содержание его исчерпывается естественною и необходимою драмою чувства.
Завязка романа сводится к тому, что Сергей Михайлович, помещик тридцати-шести лет, полюбил свою соседку по имению, красивую семнадцатилетнюю девушку Машу. Она отвечала ему самой полной и искренней взаимностью. Любовь их была нежная и сильная, стыдливая и гордая, чистая и прозрачная, но в то же время это не был только плод воображения, только надуманная прекрасная мечта: это было истинное, человеческое чувство, согретое и обвеянное дыханием страсти, сдержанное и поднятое идеальными стремлениями. Любовь соединила их: они сделались мужем и женой. Началась семейная жизнь, открылась возможность "семейного счастья..." "Брак есть высочайшая награда любви", писал когда-то Белинский, и многие идеалисты думают вместе с ним, что брак -- это непреходящее и немеркнущее счастье любви, что семья -- это какой-то зачарованный мир, где вечно разлито поэтическое сияние молодой страсти.
Не так смотрит на семейную жизнь наш художник. Два месяца Сергей Михайлович и его молодая жена были действительно счастливы. Жизнь их была не хуже их прежних мечтаний. "Не было этого строгого труда, пишет Маша, исполнения долга, самопожертвования и жизни для другого, что я воображала себе, когда была невестой; было, напротив, одно себялюбивое чувство любви друг к другу, желание быть любимым, беспричинное, постоянное веселье и забвение всего на свете..." Но "прошло два месяца, пришла зима с своими холодами и метелями, и я, несмотря на то, что он был со мною, начинала чувствовать себя одинокою, начинала чувствовать, что жизнь повторяется, и нет ни во мне, ни в нем ничего нового, а что, напротив, мы как будто возвращаемся к старому. Он начал заниматься делами без меня больше чем прежде, и опять мне стало казаться, что есть у него в душе какой-то особый мир, в который он не хочет впускать меня. Его всегдашнее спокойствие раздражало меня". Итак, через два месяца уже легкая тень набежала на взаимные отношения мужа и жены, и едва заметная трещинка уже расколола гармонию их светлого счастья. Заметив состояние своей жены, Сергей Михайлович предложил переехать на зиму в Петербург. Здесь они вошли в светскую жизнь и Маша увлеклась ею больше, чем ожидал и хотел ее муж, здесь произошла первая размолвка, прокралось первое непонимание друг друга, сказалось первое жесткое слово, поднялась первая мысль осуждения -- и навсегда исчезли прелесть и счастье прежних отношений. "Прежние наши отношения, рассказывает Маша, когда бывало всякая непереданная ему мысль, впечатление, как преступление, тяготило меня, когда всякий его поступок, слово, казались мне образцом совершенства, когда нам от радости смеяться чему-то хотелось, глядя друг на друга, -- эти отношения так незаметно перешли в другие, что мы и не хватились, как их не стало. У каждого из нас явились свои интересы, заботы, которые мы уже не пытались сделать общими..." "Когда мы оставались одни, что случалось редко, я не испытывала с ним ни радости, ни волнения, ни замешательства, как будто я сама с собой оставалась. Я знала очень хорошо, что это был мой муж, не какой-нибудь новый, неизвестный человек, а хороший человек, -- муж мой, которого я знала, как самое себя. Я была уверена, что знала все, что он сделает, что скажет, как посмотрит... Я ничего не ждала от него. Одним словом, это был мой муж и больше ничего".
Что же случилось? Ничего особенного, ничего неожиданного. Никто из них не совершил дурного или позорного поступка, ничто не изменилось из внешних условий их жизни; не было даже неизбежного почти в каждой семейной драме третьего лица, которое бы стало между ними и, возбудив чувство к себе, разрушило их прежний союз; поводом к их размолвкам и несогласиям служили всегда такие маленькие, ничтожные, повседневные обстоятельства: ей хотелось на балы, -- его тянуло в деревню; она болтала с кузиною про свои семейные отношения, -- его оскорбляло это легкомысленное залезание в святыню его чувства. Можно бы думать, что настоящею причиною падения их счастья было несходство возрастов: ему было 36 лет, ей 17, он пережил уже всевозможные увлечения в жизни, перед ней они только теперь раскрывались. Но разве лучше было бы для их любви, если бы оба они увлекались удовольствиями света, различными приманками столичной жизни, если бы вместо испытанного жизнью человека, старающегося оберегать дорогое сокровище своей любви, ее мужем был бы какой-нибудь юноша, легкомысленно отдающийся всем соблазнам: разве не скорее еще погибло бы тогда их взаимное счастье? Нет, не от того исчезло оно. Человек слишком беден, ограничен и неподвижен, чтобы надолго удовлетворить то громадное требование совершенства, которое присуще любви. Нот истинная причина ее неизбежного увядания. Страсть поднимает человека на такую высоту душевных настроений и ожиданий, вызывает в нем такие нежные, интимные чувства, держится на таких тонких и хрупких отношениях, для которых губительными оказываются легчайшие прикосновения грубой действительности. А такие прикосновения в жизни неизбежны, и прежде всего и больнее всего мы чувствуем их от любимого человека. Истинная страсть -- как-будто не от мира сего. Как экзотическое произведение какой то неведомой сферы, она не может долго жить на земле; как лучезарный эфемерид, она слетает к человеку только на несколько мгновений... Психологический процесс увядания страсти составляет, как мы уже сказали, основное содержание рассматриваемого романа и проведен в нем с обычным мастерством и правдивостью нашего художника.
Но что же остается от семейного счастья? -- "С этого дня кончился мой роман с мужем; старое чувство стало дорогим, невозвратным воспоминанием, а новое чувство любви к детям и к отцу моих детей положило начало другой, но уже совершенно иначе счастливой жизни, которую я еще не прожила в настоящую минуту...", так заканчивает автор свое произведение, и показав нам яркую картину падения прежнего счастья, опускает занавес перед началом какого-то смутного, нераскрытого счастья новой жизни.