Торжественное приветствие и радушный прием, встреченный нами со стороны населения у устья реки Камчатки, а в не меньшей степени также и утомление после всех тягостей и лишений пути вызвали во мне желание остаться здесь для более или менее продолжительного отдыха. Но с другой стороны, довольно позднее время года и предстоявшее еще продолжительное обратное путешествие через долину р. Камчатки побуждали торопиться с отъездом. Поэтому я решил 30 и 31 июля посвятить нужным приготовлениям, а 1 августа тронуться в путь.
Сначала я предполагал ехать дальше на север, по крайней мере, до мыса Камчатки, а также объехать Нерпичье озеро. Но от этих планов пришлось отказаться уже по тому одному, что Завойко отдал приказание Моневскому забрать при отъезде в Петропавловск (который должен был состояться на днях) мой вельбот с командой ввиду нужды в них для других работ. Первоначально предполагавшаяся поездка потребовала бы, по крайней мере, 14 дней, а так как к тому же погода становилась все более и более непостоянной, то пришлось совершенно отказаться от этого намерения. Я мог отправиться в своей лодке и со всею командой не далее, как до Нижнекамчатска, т. е. на расстояние 30 верст вверх по реке. Затем мои люди должны были вернуться и поступить в распоряжение лейтенанта Моневского, чтобы вернуться с ним на новопостроенном здесь каботажном судне в Петропавловск. Предполагалось также при этом случае отправить домой все собранные коллекции и излишние предметы и забрать с собой новые запасы, в изобилии присланные сюда Завойко. Таким образом, благодаря попечительности губернатора, я был превосходно снаряжен всем нужным. Особенно много получил я охотничьих принадлежностей и чая, а последний составляет совершенную необходимость в путешествии по Камчатке, потому что за все услуги и за полученную еду приходится расплачиваться только чаем. У меня было теперь также достаточное количество сахара, сухарей, консервов и пр.
Но прежде чем перейти к рассказу собственно о путевых при ключениях, здесь нелишне сделать еще несколько замечаний о поселении Усть-Приморском и о Нерпичьем озере.
Поселение, в котором мы находились, состоит исключительно из небольших бревенчатых построек, беспорядочно разбросанных по берегу реки Камчатки. Посреди частных домов, числом около пятнадцати, поднимается небольшая, очень простая часовня, в которой иногда совершает службу священник из Нижнекамчатска. Сверх того здесь построено еще несколько более просторных казенных домов для офицеров и магазинов для разных судостроительных материалов. Наконец, на берегу стоит еще небольшой деревянный маяк, который указывает судам, приходящим с моря, вход в устье. Постоянное население при нашем посещении состояло из 37 душ мужского и 44 женского пола первоначально русского происхождения; сверх того при постройке судов здесь бывает еще некоторое число матросов.
Река Камчатка в области своего устья течет с северо-запада и затем почти под прямым углом поворачивает на юго-запад, огибая несколько возвышенную, кое-где поросшую кустарником песчаную местность, на которой и расположено поселение. При этом крупном изгибе реки с нею соединяется река Озерная, т. е. большой и широкий исток Нерпичьего озера. Озерная то и заставляет реку Камчатку как бы уклониться от первоначального направления и повернуть на юго-запад. Соединившись, обе реки текут еще на очень коротком протяжении в широком и глубоком русле на юго-запад, и, прорвав береговую плотину, с шумом изливаются через глубокое устье в море. Сюда проходят небольшие суда, чтобы стать на якоре в более спокойной воде, у самого поселения. Начиная от устья в юго-западном направлении простирается на много верст "залив" со спокойной, большею частью глубокой водой. Этот "залив" простирается гораздо более чем на половину расстояния до мыса Подкамень и без сомнения составляет прежнее, старое русло реки Камчатки, которое, будучи оставлено благодаря новому прорыву, теперь образует длинный глухой рукав, отделенный от моря только береговым валом.
Полоса, образуемая береговой плотиной, представляет очень изменчивую ширину, высоту и прочность, повсюду состоит лишь из песку и щебня. Она проходит большой дугой от мыса Подкамень, направляясь сперва на северо-восток, затем на восток и, наконец, на юго-восток почти до мыса Лахтак; здесь она опять примыкает к скалистому берегу, как у своего начала -- у мыса Подкамень. Это колоссальная пересыпь, местами имеющая в ширину несколько шагов, местами же до 50--70 сажень, образует как бы плотину, которая отделяет воду реки Камчатки и Нерпичьего озера от моря и прерывается только в одном месте, именно у устья, где вся запруженная вода проходит через эту плотину, высота которой доходит до 15, местами даже до 25 футов.
Описываемая плотина образует сперва, на западе, южный берег залива, т. е. старого русла реки, затем, далее к востоку, южный берег Озерной, а отчасти также южный берег Нерпичьего озера.
Вся низменность, прорезанная многочисленными водными бассейнами и рукавами и простирающаяся внутрь страны от колоссальной береговой плотины, составляет результат отложения в течение многих тысячелетий аллювиальных масс, приносимых рекой Камчаткой, которая непрерывно доставляет изнутри страны и отлагает здесь громадные количества песку, щебня и глины. Морские волны набросали принесенные массы в виде высокого берегового вала и плотно утрамбовали их; в то же время они положили предел отлагающей деятельности реки до тех пор, пока новые намытые и накопленные массы твердого материала не сделают возможным нового приращения суши насчет моря. Как мне кажется, не подлежит ни малейшему сомнению, что вся эта низменность от моря до Нижнекамчатска и от гор мыса Подкамень, направляющихся к Ключевской сопке, до скалистых гор, тянущихся к северу от мысов Камчатки и Лахтака, отвоевана у моря лишь в новейший геологический период деятельностью реки. Вся эта область устья представляет низменную, песчаную, большею частью мокрую и лишенную древесной растительности местность, на которой произрастают только ивняк и громадные хвощи. Богатая водой и массой плавающих в ней веществ, широкая река Камчатка доходит до моря через настоящий лабиринт крупных и мелких озер, старых, занесенных песком и еще открытых рукавов, луж и болот. Многочисленные удлиненные речные острова, особенно характерные для нижнего течения реки, также составляют депо для наносного материала; они непрерывно разрушаются со стороны, обращенной к устью, и столь же непрерывно нарастают с противоположной стороны. Общее устье всех этих водных масс, во всяком случае, представляет очень мало стойкости и, нужно думать, перемещалось с течением времени по всей громадной длине дюнного вала, как это можно и теперь еще наблюдать по береговому очертанию залива, Озерной, озера Кудахал и т. д.
Присоединяю еще некоторые наблюдения и измерения, сделанные здешними обывателями.
Устье, открывающееся в море, в настоящее время всякий год подвигается сажени на 4 к западу. Ширина его равна 70 саженям. Скорость течения реки Камчатки равна 7 верстам, а Озерной -- 4 -- 5 верстам в час.
Ширина реки Камчатки между поселением и мысом Варгановым 1 верста 50 сажень.
В 24 часа с небольшим повторяются по два раза отлив и прилив, причем вечерний прилив всегда бывает сильнее. У устья вода поднимается на 9, 13 и 15 футов, у поселения -- на 7 футов и еще в Нерпичьем озере на 3 фута. При отливе глубина на устье равна только 6 футам, но к поселению быстро возрастает до 10, 20, 28 -- 30 футов.
Если Нерпичье озеро и было первоначально большой бухтой Камчатского моря, глубоко вдававшейся в сушу между мысами Лахтак и Подкамень, то, во всяком случае, в настоящее время эта бухта сильно занесена с запада действием большой реки. Южный и юго-западный берега озера представляют очень низкую аллювиальную местность, имеющую тот же характер, что и вся область устья. За исключением лишь немногих более глубоких мест у каменистых восточных берегов, где наибольшая глубина равна 25 футам, все озеро очень неглубоко: в западной его части имеются песчаные мели, на которых не более 2 -- 3 футов воды. Некоторые участки даже поднимаются в виде островов на несколько футов над уровнем воды, например большие острова Танехан, Кирун и Сивучий. Средняя глубина озера и его стока, т. е. реки Озерной, имеющей около 10 верст в длину, вероятно, лишь в немногих местах превосходит 10--12 футов.
Нерпичье озеро представляет большой пресноводный бассейн, имеющий в длину с запада на восток около 30 верст и с севера на юг около 20 верст, в окружности же верст 80. Оно лишь с востока, севера и северо-запада окружено скалистыми горами и в северо-восточном углу при посредстве короткого и неглубокого пролива соединяется с почти круглым прибавочном озером -- Култуком. Большое озеро вдается в обширный гористый полуостров, который образует наиболее далеко выдающийся к востоку выступ на всем побережье Камчатки. Южная оконечность этого полуострова образуется холодным, скалистым и изорванным мысом Камчатским, северная -- мысом Столбовым. К северу от Нерпичьего озера горы означенного полуострова через посредство Новиковской Вершины соединяются с предгорьями Шивелюча. Новиковская Вершина, вместе с тем, образует водораздел между системами озер Нерпичьего и Столбового. Из них последнее находится к северу от первого, гораздо меньших размеров и через короткий сток открывается в северный -- Укинский -- залив. Тот же гористый полуостров представляет чрезвычайно интересную границу для всей страны, а именно: 1) по отношению к растительности, потому что к северу отсюда сильно убывают и, наконец, совершенно исчезают леса; 2) по отношению к животным, потому что начиная отсюда становятся чаще северные формы, как северный олень на суше, морж и белуха на море; 3) по отношению к туземному населению, потому что к северу отсюда живут оседлые коряки; 4) наконец, к северу от этой линии прекращается деятельность камчатского ряда вулканов, и все вулканические явления сводятся к нескольким горячим ключам. Рассматриваемая граница идет поперек всей Камчатки в виде довольно прямой линии, направляющейся от мыса Камчатки на северо-запад через Седанку и Тигиль к Охотскому морю. Новиковская Вершина известна также в Камчатке по своим перевалам, по которым идет дорога от камчадалов, живущих в области устья, к укинцам и олюторцам севера. Эта дорога была очень оживлена в прежнее время, когда восточный берег Камчатки еще был гуще заселен; теперь в Уку едут больше через Еловку и Озерную.
Животная жизнь на водах устья Камчатки чрезвычайно богата. Главным условием, благоприятствующим этой разнообразной жизни, является невероятное количество лососей, ежегодно входящих из моря в реку и далее -- в самые крайние, часто находящиеся высоко в горах ручьи, где эти рыбы даже массами покрывают берега. С входом рыб в реки жизнь в стране обновляется. За рыбами из моря в реку Камчатку и в Нерпичье озеро входят большие стаи тюленей, а в последнее еще и сивучи. Как люди, так и разные звери -- медведи, волки, ездовые собаки, лисицы -- неотлучно держатся у реки. Множество гусей, уток, гагар, лебедей наполняют воздух и поверхность воды. Поздней осенью становится тише, а зимою и совсем умолкают голоса животных. Жители, не заготовившие себе запасов летом, зимою должны голодать, потому что могучая река, еще недавно кипевшая жизнью, тогда бывает совсем мертва.
К вечеру 31 июля рассеялись облака, в последние дни вполне закрывавшие небо, и внезапно выступили великолепные и величественные формы северокамчатских исполинских вулканов. На северо-западе и западе над плоской равниной области устья поднимаются Шивелюч с его разорванной вершиной и бесподобный высокий цельный конус Ключевской сопки с Крестовской и Ушкинской. При ясном воздухе я мог с маяка взять следующие пеленги: Ключевская сопка 254 1/2°, Крестовская 253°, Ушкинская 256°, Шивелюч: высшая вершина 297°, низшая -- 295°, мыс Камчатка 124° (OSO) и утес Лахтак 113 1/2°.
На 1 августа был назначен день моего отъезда. Все необходимое было уже приготовлено, и в 3 часа дня я вошел в свой вельбот, который верой и правдой служил мне на море и теперь должен был сослужить еще последнюю службу -- довезти меня рекой до Нижнекамчатска. Со мной были опять все мои спутники, и каждый из них в эту последнюю поездку как бы сугубо старался о том, чтобы оставить о себе добрую память. Свежий юго-восточный ветер дал нам возможность отправиться на парусах, и таким образом, несмотря на противное течение, лодка наша быстро шла вперед. В шесть часов мы проехали весь путь -- 30 верст -- и в 9 часов вечера были уже в доме старосты. Это был очень старый человек по имени Кузнецов, принявший нас с величайшим радушием. Отношения старика к его однодеревенцам были, по-видимому, крайне патриархальны. Проникнутый сознанием собственного достоинства, он раздавал короткие и категорические приказания, немедленно же приводившиеся в исполнение. Обыватели называли Кузнецова не иначе как городничим, потому что Нижнекамчатск прежде был городом.
Местность по нижнему течению реки Камчатки представляет очень мало привлекательного. Река, имеющая в ширину полверсты, местами же доходящая и до двух верст, переполнена низкими песчаными островами, частью вполне голыми, частью поросшими скудной травой и ивовым кустарником. Вода, загрязненная массой твердых веществ, мутна и, при глубине в 3 -- 4 сажени, течет со скоростью примерно четырех верст в час. Берега также состоят лишь из низменных песчаных участков, поросших травами, хвощом и ивой. Всюду виднелись свежеобвалившиеся, подмытые водой части берега, впадающие в реку, и отходящие от нее рукава, поросшие тростником и хвощом, лужи и маленькие озера, окруженные ивняком. Наконец, после того, как мы проехали более половины пути, берега начали постепенно повышаться и сделались более сухи. Прибрежная местность также становилась более высокой, и в то время как река со своими многочисленными песчаными островами вполне сохраняла прежний характер, местами стали ближе подступать покрытые лесом холмы. К ивам, которые были уже гораздо крупнее, теперь присоединялись уже корявые березы (B. Ermani), ольха и рябина. В скором времени мы достигли устья более глубокой реки Ратуги, приходящей с севера, именно с Новиковской Вершины, и сейчас же после того прибыли в Нижнекамчатск, также стоящий на левом, следовательно северном, берегу Камчатки, которая здесь очень красива. В противоположность богатству животной жизни, только что виденному нами на восточном берегу Камчатки, животная жизнь на всем протяжении от устья реки до Нижнекамчатска представляла поразительную бедность: за исключением неизбежных водяных птиц -- уток, гагар и чаек -- мы не встретили ни одного животного, даже ни одного медведя.
Старый городничий Кузнецов угостил меня к ужину отлично зажаренными утками и рыбами, в ответ на что я пригласил его на чай. Когда в заключение на столе появился еще грог, старик стал словоохотлив и рассказал мне некоторые очень интересные события из своей жизни. Хронологические данные рассказчик, при ослабевшей памяти, мог, конечно, как он и сам признавался, приводить лишь в круглых числах. Тем не менее, сообщения, полученные непосредственно от очевидца, не лишены ценности. Здесь я хоть вкратце привожу главные факты, оставляя за собой право в главе, специально посвященной истории Камчатки, еще раз воспользоваться сообщениями Кузнецова и сравнить их с рассказами других здешних старожилов. Кузнецов, сын очень зажиточных родителей, живших в Нижнекамчатске, родился около 1770 г. И, подобно своему отцу, занимался торговлей. Еще молодым человеком он отправился к родственникам в Вологду, чтобы там научиться торговому делу. В 1804 г. Кузнецов вернулся в Нижнекамчатск и с того времени безвыездно жил в Камчатке. Составив себе большое состояние, он затем, вследствие нескольких кораблекрушений, опять потерял его. Теперь ему было более 80 лет и приходилось жить в самых стесненных обстоятельствах, совершенно так же бедно, как камчадалам и здешним русским; но по всей стране он пользовался глубоким уважением. Стар и млад одинаково относились к нему с величайшим почтением. Кузнецов сообщил мне следующее.
Со времени первого открытия Камчатки Дежневым и Атласовым, примерно до 1740 г., казаки хозяйничали в стране самым беззаконным образом и обращались с камчадалами как нельзя более жестоко.
Чтобы положить конец безобразиям, правительство отправило в Камчатку особых начальников, которые с 1740 до 1760 года управляли страною из Нижнекамчатска. Последний еще ранее 1740 г. был населен казацкими властями, так же, как и Большерецк, и Верхнекамчатск. Эти три поселения были основаны еще при Атласове, именно в 1703 г.
С 1760 до 1780 г. только что упомянутые начальники имели своей резиденцией Большерецк.
В 1780 г. поселения Тигиль и Нижнекамчатск были возведены в ранг городов, и начальники опять переведены в Нижнекамчатск. Около этого времени правительство отправило в Камчатку также несколько батальонов пехоты.
Когда Кузнецов в 1804 г. снова вернулся в Камчатку, то застал там начальником края и местных батальонов генерала Кошелева. В следующем году этот генерал предпринял поход против олюторцев, ничем не кончившийся. Год спустя Кошелев выступил против каменцев, живущих у Пенжинской губы. Он пошел на них двумя колоннами, из которых одна подвигалась через Тигиль, другая -- через Дранку. В 1807 г. Кошелева сменил генерал Петровский, отозванный в 1813 г. вместе с батальонами.
С 1813 г. на должность начальников края назначаются морские офицеры, и резиденцией их становится Петропавловск.
В 1813 г. был назначен начальником лейтенант Рикорд. Он, однако, до 1817 г. большую часть времени провел в Японии, стараясь добиться освобождения взятого в плен Головнина. В отсутствие Рикорда в Петропавловске оставался лейтенант Рудаков, подчиненный капитан-лейтенанту Миницкому, начальнику Охотского порта. В 1817 г. Рикорд вернулся в Петропавловск и правил Камчаткой до 1820 г., когда его сменил лейтенант Станицкий. С 1813 г. Петропавловск все время оставался главным городом полуострова, и до Завойко включительно начальниками были морские офицеры.
Мой рассказчик, старый и строго религиозный человек, особенно напирал на то, что из Нижнекамчатска впервые стало распространяться в крае христианство и что распространение это совершалось с величайшей настойчивостью и с неизменным успехом. Но вместе с тем, Кузнецов сожалел о том, что, несмотря на все усилия, дело христианства не в таком положении, как было бы желательно, и что предстоит еще очень и очень много работы на этом поприще. В последнем старик был, конечно, прав, потому что в Камчатке крещение было, да и теперь остается лишь чисто внешним, формальным актом. Истинно христианского духа, сколько-нибудь более глубокого понимания религии, настоящего поучения или попечения о душевном спасении обращаемых никогда не было, да и теперь нет. Здешнее духовенство, необыкновенно невежественное, ограничивалось только исполнением внешних обрядов и церемоний крещения и занесением имен крестимых в списки. Главная цель заключалась, конечно, в возможном увеличении этих списков, потому что очень длинные ряды имен свидетельствовали об усердии священника к делу веры и вели к разного рода наградам. Так проникло в страну это якобы христианство и таким продолжает оно пребывать и поныне! Самое большее, чего удалось достигнуть у здешних инородцев, заключается в смеси некоторых внешних обрядов христианства с массой языческих суеверий.
2 августа стояла очень плохая дождливая погода, а потому решено было отложить продолжение путешествия. Нижнекамчатск находится в очень живописном месте. Он расположен на реке Камчатке, имеющей здесь почти версту в ширину, и при устье реки Ратуги; кругом -- красивые, покрытые растительностью высоты. Население, состоящее из 56 душ мужского и 52 женского пола, занимает 20 домов, которые вместе со службами -- амбарами и балаганами -- неправильно разбросаны вокруг церкви, расположенной в середине поселения. Все поселение, совершенно утерявшее свое прежнее значение, производит впечатление некоторого запущения. Потемневшие остовы домов и церкви обнаруживают многочисленные следы упадка. Особенно много пришлось перенести Нижнекамчатску от разливов реки Ратуги: весною она нередко приносит колоссальную массу воды, размывая и унося в своем течении легкую аллювиальную почву, на которой выстроено селение. Этот приток, длина которого равна приблизительно 100 верстам, теперь у устья имел в ширину 30 сажень при глубине в 8--10 футов, между тем как во время таяния снега в этом же месте ширина, говорят, нередко бывает втрое больше. Весною 1838 г. Ратуга, вследствие очень внезапно наступившей оттепели, принесла необыкновенно много воды, прорыла себе совершенно новое русло в рыхлой песчаной почве и уничтожила при этом значительную часть прежней городской земли со всем, что на ней было. Старый дом начальника, множество других казенных домов, одна церковь, остатки прежних деревянных укреплений и городские ворота исчезли. Деревня помещается теперь почти совсем в новом месте; только нынешняя церковь и несколько домов стоят по-старому. Нынешняя церковь построена из остатков обеих прежних, т. е. Успенской и Никольской, и в нее перенесены старые, богато вызолоченные образа. На месте старого города нередко находят еще золотые монеты или мелкие золотые вещи. Несколько лет тому назад на месте, где прежде была кузница, в которой работали также и с благородными металлами, нашелся кусочек необделанного золота. Находка эта подала повод к молве, что река Ратуга золотоносна. Жители Нижнекамчатска, хотя и русского происхождения, теперь по нравам и обычаям едва отличаются от камчадалов. Одежда, жилище, пища, все привычки здешних русских стали почти совершенно тожественны с камчадальскими. Они только говорят несколько более чистым русским языком, чем камчадалы (это различие также все уменьшается), да по праздникам ходят в церковь в национальном русском платье. От прежнего блеска древней столицы страны осталось только название "городничего", которым обыватели продолжают величать своего старосту Кузнецова.
Рано утром 3 августа мы приготовились к отъезду. Сперва мои люди, кроме Шестакова, вошли в вельбот, который при ружейных салютах и прощальных возгласах быстро понесся вниз по течению и вскоре исчез за изгибом реки. Затем и мы вошли в ждавшие нас у берега баты -- какие-то большие, бесформенные корыта, сделанные из одного ствола. Старик Кузнецов вместе со многими обывателями проводил нас до берега и здесь простился с нами, что сопровождалось множеством церемоний. Затем всякий из нас, захватив часть багажа, поместился в середине своего бата. Два гребца, полагающиеся на каждый бат, стали, вооруженные длинными шестами, по одному на каждом конце лодки, длина которой составляет добрых 12 футов. Отталкиваясь одновременно с одной и той же стороны шестами от дна, они таким образом с большой силой гнали лодку вперед. При движении вверх по реке батам необходимо держаться как можно ближе к берегу и всюду искать наиболее слабого встречного течения. Если требуется переправиться на другой берег реки, то приходится грести, причем гребцы садятся на свои места и быстро гребут короткими веслами, концы которых имеют вид широких лопаток. При движении вниз по реке, напротив того, ищут самого сильного течения, работая на глубокой воде -- веслами, на мелкой -- шестами. В подобных случаях нередко соединяют также по два бата, чтобы придать больше стойкости и подъемной силы этим лишенным киля, очень валким лодкам. На таких связанных батах (по-русски -- паромах) сплавляются вниз по течению довольно значительные грузы.
Таким образом, преследуемые бесчисленным множеством комаров, в теплую, хотя и пасмурную погоду, мы начали свое путешествие, которое, конечно, могло совершаться лишь очень медленно.
Сперва берега еще оставались низменными и песчаными, подобно всей обширной прилегавшей к ним местности, прорезанной неглубокими рукавами реки и усеянной мелкими и крупными озерами. Из числа последних особенно замечательно большое глубокое озеро Асабач, имеющее до 60 верст в окружности и открывающееся в главную реку с правой, т. е. южной стороны, близ Нижнекамчатска. Сама река Камчатка на этом протяжении имеет до 450 сажень в ширину, до 3 сажень в глубину и скорость течения 5 верст в час. На берегах видны только большие ивовые кусты, хвощи, изредка еще немногочисленные березы, а на более сухих местах растет высокая трава.
Только пройдя верст 10 вверх по реке, мы достигли небольшого кряжа, идущего с юга на север и почти под прямым углом прорезанного рекою Камчаткой на протяжении 15 верст. В этой теснине (русское название -- Щеки) характер ландшафта совершенно изменяется. Берега становятся скалистыми, но остаются еще невысокими. Голые скалы и лесные участки, состоящие из березы, ольхи и рябины с кустами роз и лилиями под сенью дерев, чрезвычайно живописно перемежаются с узкими ущельями и красивыми долинами. Река в этой теснине суживается до 100 сажень и протекает в одном русле без островов при глубине в 4 сажени и скорости течения 7 верст в час. Горная порода здесь опять почти исключительно та же слоистая, весьма богатая кварцем, метаморфизированная осадочная порода, которая встречается на мысах Шипунском и Кроноцком, а также у Петропавловска.
В западной части описываемой теснины, именно на северном берегу реки, находятся остатки Щековского острога, теперь совершенно оставленного, но в пору процветания Нижнекамчатска представлявшего богатое и очень людное место. Недалеко от острога мы вышли из теснины и опять встретили низменную, ровную местность, в которой река снова становится очень широкой. Она распадается здесь на множество богатых островами рукавов, и берега ее покрыты тою же растительностью, какую мы видели и раньше. Но поразительно великолепна картина, развертывающаяся в этом месте перед зрителем. Над далеко расстилающейся равниной низменного побережья высоко поднимаются в величавой красе несколько изолированных горных групп: к северо-западу -- умеренно высокие горы Харчиной и колоссальные массивы Шивелюча; к западу и юго-западу -- величественная фигура Ключевской сопки с ее придаточными конусами.
Животная жизнь и здесь не представлялась особенно богатой. Перед нами взлетало множество уток да некоторые другие водяные птицы; затем мы встретили следы одного медведя и несколько раз -- следы выдры; вот и все. Мертвая тишина только по временам прерывалась возгласами плотовщиков, которые гнали лес, назначенный для постройки судов, из растущих вверх по реке хвойных лесов в поселение Усть-Приморское.
Немного не доезжая цели нашего плавания, острога Камаки, мы прошли мимо остатков другого острога -- Капитовского, находящихся на правом берегу реки; и этот острог в доброе старое время был очень оживлен и имел зажиточное население, теперь же он совершенно опустел. В 4 часа дня мы прибыли в Камаку. Девять домов с несколькими балаганами, расположенные на левом, несколько возвышенном берегу и составляющие этот острог, а равно 26 обывателей и 24 обывательницы его производят довольно грустное впечатление. Здесь гнездятся, по-видимому, всякие болезни и нищета. Острог прежде стоял 8 верстами выше по реке, но из-за нездорового места перенесен на теперешнее. К сожалению, однако, несчастным, как кажется, не поздоровилось и здесь. В остроге едва ли был хоть один здоровый человек, и нам стоило немало труда раздобыть 4 рабочих для дальнейшей поездки. К тому же от балаганов, где висели тысячи рыб и под которыми валялся всякого рода гнилой отброс, распространялась невыносимая вонь. Сперва я думал разбить палатку, чтобы избегнуть жалких лачуг, к тому еще переполненных больными. Но тучи комаров, страшная вонь и всюду бродившие вороватые ездовые собаки заставили меня перебраться в дом тойона (старосты), где я получил хоть чистую комнату.
Шестаков, во время путешествия распоряжавшийся всеми нашими запасами провизии, принялся готовить ужин. Вместе с тем, пущен был в дело самовар -- принадлежность хозяйства, имеющаяся во всяком камчадальском поселении. Это послужило сигналом для всех обывателей -- собраться в соседней комнате. В Камчатке повсюду принято, чтобы приезжий угощал всех чаем -- этим самым любимым напитком камчадалов, причем, само собою разумеется, все и собираются для такого удовольствия. С другой стороны, и для камчадалов не подлежит сомнению, что они должны бесплатно доставлять все жизненные припасы; последние же, конечно, исключительно местные продукты и доставляются этими добродушными и всегда приветливыми людьми самым щедрым образом. Хлеб в камчадальских поселениях составляет большую редкость, да туземцы совсем и не замечают этого недостатка, заменяя хлеб обыкновенно картофелем, а еще более клубнями сараны (Fritillaria kamtschatica). Расплату же деньгами за разные работы, как то за езду на собаках зимою и в лодках -- летом, камчадалы берут неохотно или, по крайней мере, совершенно равнодушно. Они даже довольны, если такой расплаты и совсем не производят. Зато чай, табак, охотничьи принадлежности и т. п. доставляют им величайшее удовольствие. На такие подарки они даже прямо рассчитывают. Но мне никогда не приходилось встречать в Камчатке попрошайничество, или недовольство полученным, или нелюбезность. Камчадал всегда приветлив, любезен, услужлив и послушен. Если же неохота или суеверие, здесь вообще очень распространенное, мешают ему быть услужливым, то он притворится незнающим или непригодным для требуемой работы.
К чаю я пригласил в свою комнату тойона и нескольких стариков. Сперва они робко уселись подле меня и ограничивались односложными ответами. Только убедившись в том, что я ничего им не собираюсь приказывать и ничего с них не требую, они стали словоохотливее. Камчадалы, в течение целого ряда поколений терпевшие от дурного и беспощадного управления чиновников, теперь очень запуганы и к русским относятся с большим недоверием и осторожностью. Они опасаются, что какое-нибудь неосторожное слово вызовет новые для них тягости, а потому предпочитают и совсем молчать. Это вошло уж теперь, по-видимому, в их характер, так что чрезвычайно трудно заставить камчадала рассказать что-нибудь. Такое положение очень достойно сожаления, потому что среди камчадалов еще сохранились кое-какие предания из времен старины.
Я начал с расспросов о рыбной ловле и, затронув, таким образом, любимую камчадалами тему, развязал языки своим собеседникам. О последовательности хода здешних рыб я узнал следующее: первою в весеннее время идет из моря в реки небольшая хахелча, ловимая у Камаки уже в апреле месяце. Эта рыбка, длина которой не превосходит нескольких дюймов, поднимается не особенно далеко вверх по реке и не доходит далее Козыревска, где борьба с противным течением уже вполне обессиливает ее. Хахелча (Gasteracanthus cataphractus Pall.) идет в пищу человеку только в голодные годы, а то служит лишь кормом для собак. Она, как кажется, представляет более северный вид и свойственна исключительно Тихому океану. На западном берегу Камчатки хахелчи, по-видимому, нет, точно так же она не встречается и в Авачинской губе. Зато она поднимается по реке Камчатке и по морскому берегу к северу от мыса Камчатки встречается колоссальными массами, так что волны нередко выбрасывают на сушу целые кучи этих рыбок. В хозяйстве укинцев и олюторцев, а также на Анадыре хахелча играет довольно важную роль, потому что здесь крупные виды лососей входят в реки в значительно меньшем количестве, чем далее к югу.
Что касается больших лососей, то последовательность видов их у Камаки следующая. Сперва, в мае, является чавыча (Salmo orientalis); в 1852 году первая рыба была поймана 12 мая. Затем идет красная рыба (ксивуч камчадалов, S. lycaodon), хайко (S. l agocephalus), горбуша (S. proteus) и, наконец, в начале августа, кизуч (S. sanguinolentus), приходящий с моря еще до сентября, хотя к началу хода попадающийся более в одиночку. В незамерзших ручьях, нередко на значительной высоте в горах, находят еще в Рождество живых кизучей; но тогда они очень тощи и обессилены от долгого и чрезвычайно утомительного путешествия. Чавыча самая лучшая, вкусная и большая из всех здешних лососей. Она достигает длины 4, а в исключительных случаях даже 5 футов и высоко ценится как особенно лакомое блюдо. Косяки этого крупного лосося по числу особей самые небольшие. Кизуч же, напротив, входит в реки в наибольшем количестве и потому, собственно, представляет главнейшую рыбу для зимних запасов. Но жители также охотно ловят красную рыбу, хайко и горбушу и сохраняют ее разными способами на зиму.
Мне приводили как особенно важное преимущество Камаки и других здешних поселений то обстоятельство, что перечисленные выше рыбы приходят сюда, не испытав еще всех тягостей пути, а потому бывают очень жирны. В местности же, лежащие по верхнему течению реки, лососи являются уже исхудавшими, так что жителям приходится довольствоваться менее вкусной рыбой.
Относительно камчадальского языка мои собеседники, как бы стыдясь его, сообщили мне, что по-камчадальски теперь говорят еще разве одни только старые бабы, между тем как мужчины более не понимают камчадальской речи, и все уже говорят по-русски. Хотя, быть может, и правда, что чрезвычайно сильно сократившееся в численности племя, собственно, близкое даже к полному вымиранию, все больше и больше отказывается от своего родного языка, тем не менее, эти инородцы все еще остаются очень привязанными к своим старинным обычаям и носятся со своим обрусением только для того, чтобы быть на хорошем счету. При этом очень забавно было слышать из уст этих новорусских людей их необыкновенно неуклюжую русскую речь. В произношение они вносили особую мягкость, избегая по возможности всяких шипящих и твердых звуков, между тем как собственный их камчадальский язык полон таких шипящих и наполовину выговариваемых звуков. Затем при рассказе они пользовались, по-видимому, очень ограниченным запасом слов и нередко прибегали к выражениям и словам, более свойственным старинной, чем современной русской речи. Почти ни одна фраза не обходилась без слова "однако", выражавшего некоторое сомнение. Часто прибавлялось еще "видишь ты". Весьма употребительны "здеся-ка" (вместо "здесь") и "тама-ка" (вместо "там"), "дивно" (вместо "много"), "шибко" (вместо "очень"), "мало-мало" (вместо "так себе"). Чрезвычайно употребительно также слово "парень" вместо "молодец, приятель и брат".
Близ домов виднелись небольшие, окруженные изгородями огороды, на которых хорошо родились некоторые овощи, как картофель, капуста, репа и редька. Но эти огороды устраивались, по-видимому, более из послушания начальству, чем по собственному побуждению жителей, которые сами относились к делу более равнодушно. Почти то же самое, как кажется, можно сказать о здешнем скотоводстве; я видел здесь 10 очень недурных коров. Рыболовство, охота и сбор ягод и корней все еще составляют их настоящую стихию.
Рано утром 4 августа перед нами открылся величественный вид на здешние горы. Позади нас, к востоку, выступала вся цепь, пробиваемая рекою Камчаткой в теснине (Щеках). В этом месте прорыва горы были менее значительны, но к северу и югу они повышались, приобретая значительные размеры и скалистый характер. Особенно величественен был вид обоих близких отсюда вулканов: Шивелюча на северо-западе и Ключевской сопки на западо-юго-западе. Оба значительной своей частью вдавались в снеговую область; Шивелюч -- своей изорванной, зубчатой, вытянутой вершиной и Ключевская сопка -- своим исполинским конусом. Первый представлялся в виде большой мертвой массы, между тем как из острой вершины последнего вытекали светлые массы пара и дыма, которые сильным ветром отгонялись в сторону, почти перпендикулярно оси поднятия вулкана.
В 7 часов утра мы были уже в дороге и, с трудом передвигаясь при помощи шестов, шли вдоль низкого песчаного берега. На берегу виднелся лишь ивовый кустарник, а местами еще и немного ольхи. Очень часто мы проезжали мимо устьев неглубоких протоков реки и истоков озер, где росли хвощи, достигавшие до 4 футов в вышину. Дул очень сильный противный ветер; это обстоятельство не только задерживало наше плавание, но, благодаря довольно сильному волнению, даже угрожало опасностью нашим неуклюжим лодкам при переправе на веслах через более глубокие рукава. Подвигаясь вдоль левого берега, мы прошли мимо места, где прежде стоял острог Камака, т. е. верст на 8 выше теперешнего, и достигли широкого истока озера Кабурхало; здесь волнение было так сильно, что мы сперва не решались переправиться. Наконец Шестаков собрался с духом и благополучно переехал на другую сторону. Я тоже добрался до берега несмотря на то, что волны заливали бат. Но гребцы маневрировали так неискусно, что в тот момент, когда мы причаливали, несколько довольно сильных волн ударило в бок лодки, моментально залив и затопив ее. К счастью, это случилось у самого берега, где вода была не особенно глубока. Мы тотчас выскочили из бата, но весь багаж насквозь промок, и, к сожалению, при этом погибло многое из числа собранных предметов. Не оставалось ничего более, как тотчас же разложить большой огонь и заняться просушкой вещей.
Прошло несколько часов, прежде чем мы хоть немного восстановили порядок и могли продолжать путешествие. Медленно подвигаясь, до позднего вечера мы все видели те же берега, поросшие вербой и хвощами. Кроме уток и чаек, не видно было живого существа. Наконец мы разбили палатку на несколько более возвышенном песчаном берегу. На последнем участке пути мы проехали мимо острога Каменного, теперь населенного лишь очень немногими жителями, но в прежнее время также, как говорят, более многолюдного. Каменный лежит на левом берегу главной реки, и так как мы прошли южнее, пользуясь более тихим протоком, то и не коснулись этого поселения.
5 августа стояла прекрасная, почти безветренная погода. Рано утром мы опять уже были в батах, как вчера, пошли неглубокими и более тихими протоками, пользуясь то шестами, то веслами, и в 10 часов утра были уже в большой русской деревне Ключи. Здесь мы остановились в опрятном и просторном доме старосты Ушакова.
Лишь поблизости Ключей берега реки повышаются, и у самой деревни к реке с правой стороны подступает массивная порода темного цвета и лавового характера, вероятно, древний лавовый поток с Ключевской сопки. Сейчас же за этим местом и на той же стороне реки видны строения деревни.
Долина реки Камчатки начинается у моря, близ устья обширной низменностью, доходящей до Нижнекамчатска, затем здесь и у Щек она сильно суживается горными кряжами, потом снова расширяется почти до Ключей, где опять суживается Шивелючем и его предгорьями на север и Ключевской группой вулканов на юг.
Деревня Ключи лежит у самого берега красивой реки и вплотную у подошвы мощного вулкана, который во всей своей величавой красе постепенно поднимается отсюда до громадной высоты 16000 футов. Колоссальное возвышение поверхности, закрывающее весь горизонт с юга, постепенно повышается от берега реки и служит общим основанием для самой значительной вулканической группы всего полуострова. Всего далее к востоку поднимается на этом пьедестале Ключевская сопка. Обе стороны ее наклонены к горизонту под углом в 35 -- 36° и составляют почти полный конус, верхняя треть которого при теперешнем нашем посещении была покрыта снегом. На самой верхушке конуса замечалось только сравнительно небольшое притупление, с которого поднималось много светлоокрашенного пара, по-видимому исключительно водяного. От северного края верхнего притупления тянулись вниз по белому снегу, приблизительно до четверти высоты конуса, черноватые полосы; последние вероятно, выдавали места, где пар растопил снег, обнаружив, таким образом, темноцветные горные породы. Но эту темную часть можно было бы также принять за глубокую трещину в вершине горы. На нижней трети вулкана, как бы окаймляя с северо-востока и востока подошву его на упомянутом уже большом возвышении, поднимается большое число очень маленьких конусов (я их насчитал около 20), которые все без исключения представляют собою подобие небольших самостоятельных огненных жерл, но совершенно недеятельны. На том же большом возвышении к западу поднимается Ушкинская сопка, вышиною только в 9592 фута, совершенно недеятельная, с закругленной вершиной и, благодаря снежным массам, сплошь до подошвы белая. Между Ушкинской и Ключевской сопками поднимается еще меньшая конусообразная гора, называемая здесь Средней. И эта последняя не обнаруживала никаких следов деятельности и была совершенно покрыта снегом. На том же громадном пьедестале, немного к югу-западу от Ключевской сопки, высится большой недеятельный конус Крестовской сопки (12799 футов), совершенно заслоненный, однако, Ушкинской сопкой и потому невидимый из деревни Ключей.
Ни на одном из этих чудных вулканов не видно было ребер, какие я видел на многих, правда, погасших вулканах, например на Коряцкой и Кроноцкой сопках, где они очень красивы и хорошо развиты. Если такого рода ребра и были на Ключевской сопке, то они, вероятно, засыпаны массами лапилей. Форма других вулканов была замаскирована снегом.
Во всяком случае, из величественной вулканической группы, которая, при наблюдении из Ключей, занимает весь горизонт к югу, юго востоку и юго-западу, наибольшим и вместе с тем единственным деятельным вулканом представлялась Ключевская сопка. Днем виден был поднимавшийся с нее высокий светлый столб пара, ночью -- огонь. Наблюдавшиеся явления производили такого рода впечатление, как будто огненно-жидкая лава из глубины верхнего кратера освещала вытекавшие облака пара. Вместе с тем, особенно в ночной тиши, слышен был глухой, очень далекий шум, напоминавший гром и доносившийся с вершины через очень долгие, неправильные промежутки времени.
Насколько сохранились предания, Ключевская сопка (прежде называвшаяся Камчатской сопкой) всегда была деятельным вулканом. Жители Ключей не знают ее иначе, как в виде вулкана, из вершины которого постоянно и непрерывно выделяется более или менее значительное количество пара, и это сопровождается также появлением огня. От времени до времени деятельность сопки усиливалась до сильнейших извержений с обильным выпадением пепла и сильным истечением лавы, достигавшей на севере и западе даже до реки Камчатки, на что ясно указывают застывшие массы у Ключей и Козыревска. Другие же вулканы, поднимающиеся на том же возвышении или на большом вулканическом куполе, именно Ключевская, Средняя и Крестовская сопки, насколько позволяют судить предания, никогда не обнаруживали ни малейших следов деятельности.
Как с юга к долине реки Камчатки приближается этот гигантский купол, увенчанный высочайшими вулканическими конусами полуострова, так с севера к ней же подходит другой мощный вулкан со своими предгорьями. Против деревни Ключи, немного к с северо-западу от нее, поднимается низкая и вытянутая горная масса Тимаска, проходящая параллельно реке Камчатке и удаленная от нее не более, как верст на десять. За Тимаской возвышается еще другая, округленная и разорванная группа, которая заслоняет нижнюю часть Шивелюча, далеко превосходящего высотой все эти горы. Только что упомянутые группы гор, имеющие выраженный вулканический характер, представляют предгорья -- быть может, также остатки -- такого же купола, какой находится под Ключевской сопкой. Как бы то ни было, они находятся в очень тесной связи с главным вулканом на этой стороне реки -- с Шивелючем. К предгорьям этого же вулкана принадлежат далее находящиеся у западной его подошвы горы -- Харчинская, а также тянущиеся к северу и востоку вулканические возвышения и, быть может, наконец, также некоторые части Новиковской Вершины. Шивелюч, достигающий высоты около 10000 футов, образует собою высокий гребень, простирающийся с северо-востока на юго-запад, причем северо-восточная часть его гораздо выше. Гребень этот зубчатый и с весьма заметным вдавлением посередине, благодаря чему образуются как бы две вершины: более высокая на северо-востоке и более низкая на юго-западе. Я не мог заметить на Шивелюче каких бы то ни было следов деятельности, хотя жители Ключей уверяли, что от времени до времени из вершины его выделяется пар.
Благодаря подступающим с севера и юга названным вулканическим группам долина реки Камчатки здесь опять суживается. Река теряет свои многочисленные рукава и острова, сосредоточиваясь в одном русле, которое у деревни имеет в ширину сажень 250 -- 300 при глубине воды около 3 сажень и при скорости течения, равной 4 -- 5 верстам в час.
Староста Ушаков, с которым я познакомился еще во время моей зимней поездки с Завойко, заранее узнал через камчадалов, приехавших до меня, о моем прибытии, и потому имел возможность приготовиться к приему. Причаливая, я видел уже на берегу старосту в сопровождении большой толпы; все вышли приветствовать меня. Меня тотчас же проводили в дом Ушакова и понесли за мной весь багаж. Здесь нас опять встретили самые радостные приветствия, после чего мне отвели большую уютную комнату. Чисто выбеленные стены, опрятный деревянный пол, большие окна -- все вместе придавало моей комнате жилой, приятный вид. Я, во всяком случае, рассчитывал пробыть здесь несколько дней, имея в виду совершить отсюда восхождение на Ключевскую сопку. К сожалению, как видно будет из дальнейшего, этот план не удался.
После того как я немного устроился в отведенном мне помещении, в мою комнату явился радушный хозяин с закуской. Стол покрылся множеством разных блюд. Ушаков сел на скамью несколько поодаль, от времени до времени угощая меня и давая объяснения относительно кушаний. С особенным самодовольством он напирал на то, что крупа и мука для ячменного хлеба получены из выращенного здесь ячменя, что картофель и капуста -- с собственного его огорода, что масло и молоко -- также продукты собственного его хозяйства. Далее я узнал, что давшие такое отличное жаркое утки были действительно харчинские, славящиеся как самые жирные и хорошие по всей Камчатке. В числе блюд были и некоторые чисто камчадальские, относительно которых хозяин уверял меня, что, будучи сам православным русским крестьянином, он выставил их лишь с целью вполне наглядно пояснить мне разницу между басурманской и христианской пищей.
К этим "басурманским" блюдам принадлежали, прежде всего, юкола (сушеные лососи), затем сарана (вареные клубни Fritillaria kamtschatica, вкусом напоминающие картофель), кипрей и т. п. Кипрей -- сердцевина стеблей Epilobium angustifolium, из которой делаются плоские серые лепешки, с ладонь величиною. Сердцевина раздавливается в кашицу, сушится на воздухе и собирается в большом количестве как зимний запас. Кипрей очень любят по причине его сладковатого вкуса и употребляют как десерт или закуску к разным рыбным блюдам. Для меня Ушаков также приготовил прекрасный десерт, именно ароматные ягоды Lonicera coerulea (у здешних русских -- жимолость), которые в большом количестве поспевали именно теперь на красивых и высоких кустах в окрестностях Ключей.
За едой я свернул разговор на имевшееся у меня в виду восхождение на Ключевскую сопку, но тотчас же заметил, что затронул самую неприятную для Ушакова тему. Он привел множество доводов в доказательство того, что такое восхождение невозможно, затем стал очень несловоохотлив и вскоре ушел из комнаты. Самый основательный из его доводов заключался в том, что сопка теперь очень неспокойна, что всякую минуту может произойти катастрофа и что в верхних частях горы уже выпали, вероятно, большие массы свежего снега; но в действительности самым серьезным препятствием являлось суеверие. Как бы то ни было, никакие деньги, никакие обещания не доставили мне ни спутников, ни проводников. Здесь также довольно свежа еще была память об экспедиции Эрмана (1829 г.). Не вполне удавшееся тогда восхождение приводилось теперь в доказательство того, что гора никого не подпускает к себе, никому не выдает своих тайн. Однако несмотря на все это я не окончательно отказался от своего плана, а решил еще поискать проводника.
После обеда я опять разыскал старосту и просил его проводить меня по деревне и показать огороды и поля. По обеим сторонам широкой и чистой улицы, кое-где покрытой травою и проходившей параллельно течению реки, на протяжении приблизительно одной версты расположено было 50 исправных деревянных домов со службами. Посреди длинного ряда домов возвышалась красивая деревянная церковь. Огороды, довольно больших размеров, были окружены прочными деревянными изгородями и все лежали со стороны горы; со стороны же реки, напротив, не было ни одного. К огородам на большом протяжении примыкали поля. Последние, впрочем, на первый же взгляд обнаруживали, что хозяева их -- не земледельцы и что здесь работой руководило скорее начальническое: "Чтобы было!". Обработка и удобрение, а также орудия были хуже чем посредственны. Обыватели, не получая ровно никаких рациональных указаний, очевидно, работали только во исполнение строгого приказания; лишь изредка вознаграждаемые хорошей жатвой, они становились поэтому все равнодушнее к земледелию. Земледельческие работы считались только весьма тяжким бременем, и население тешилось надеждой, что Правительство, приняв во внимание постоянный неурожай и убедившись, следовательно, в бесполезности этих земледельческих работ, перестанет, наконец, требовать их от жителей Камчатки. Как повсюду в Камчатке, мне рассказывали и здесь, что порядочный урожай возможен только тогда, когда вулканы за зиму насыплют достаточно пепла. Тогда чрезвычайно обильный снег быстро исчезает под лучами солнца, так что делается возможною весьма ранняя обработка. Время цветения и созревания приходится при таких условиях еще перед наступлением сильных ночных морозов, и жатва обеспечена. Но обстоятельства лишь очень редко складываются так благоприятно, а поэтому урожай всегда неверен, а большей частью даже и совсем неудовлетворителен. Теперь я видел только плохие поля ячменя, овса и гречихи, отчасти еще в цвету; следовательно, и в этом году нельзя было рассчитывать на урожай. Но огородничество шло совсем иначе. На всех огородах видно было много картофеля, капусты, репы и редьки, обещавших хороший сбор. К тому же, эти продукты приобрели, как мне казалось, расположение жителей: недород овощей и отсутствие их в хозяйстве составляли уже чувствительное лишение. Во всем остальном здешние русские крестьяне настолько стали похожи на камчадалов, что лишь немногим отличаются от них. Для русских главными занятиями также сделались рыбная ловля и охота, пища их почти исключительно животная. Хлеб совсем не составляет для них безусловной необходимости и отступает совершенно на второй план сравнительно с рыбными блюдами. Рогатого скота (140 голов), лошадей (162), даже кур было довольно много во всех домах, так что, по-видимому, содержание домашних животных пользовалось большим расположением жителей и велось более разумно. Только крестьяне жаловались на большие потери, причиняемые им медведями: года не проходит без того, чтобы медведи не задрали несколько лошадей и коров на пастбищах.
6 августа был праздник, и уже с раннего утра жители деревни, разряженные по праздничному, спешили в церковь к обедне. Согласно русскому вкусу в одежде их было много красного и других ярких цветов, но при этом неизменно камчатская обувь и куклянки. В Ключах 165 душ мужского и 179 женского пола.
После богослужения мы отправились верхом к небольшой мельнице, построенной у западного конца деревни на одном из рукавов реки. Это единственная мельница во всей Камчатке. Жернова были хороши и сработаны из старой трахитовой лавы, но все остальные принадлежности были очень первобытной работы. Дорога к мельнице шла по местности с прелестной растительностью. Большие, высокие кусты жимолости (Lonicera coerulea), обвешанные массой плодов, боярышник (Crataegus), черемуха (Prunus padus) перемежались с вербами, таволгами и дикими розами, из блестящей темно-зеленой листвы которых уже выглядывали крупные красные плоды. Земля была покрыта высокой травой, из которой там и сям выдавался стебель лилии. Совершенно одиночными являлись кое-где старые суковатые березы (В. Ermani). Я сделал также экскурсии к востоку от деревни и к местности, лежащей позади нее и постепенно поднимающейся к вулкану; и здесь всюду оказалась также роскошная кустарная растительность. Коренная порода, за исключением лишь немногих мест, была покрыта очень толстым слоем гумуса и сгнивших растительных остатков. Здесь были, по-видимому, остатки старых потоков лавы, состоявшие из очень темной, твердой, немного пористой породы с содержанием зернышек оливина.
День стоял теплый, но небо, к сожалению, так заволокло, что не было видно ни одного из вулканов, -- обстоятельство, которым крестьяне воспользовались, чтобы отговорить меня от восхождения на гору. Все уверяли, что туман образуется лишь вследствие обильного выпадения снега в горах.
Вечером ко мне пришло много крестьян, очевидно привлеченных моим обильным запасом чая. Таким образом, в короткое время собралось большое общество. Мне сообщили, что жители деревни ради праздника не прочь поплясать и что скоро вернутся с охоты за утками бабы и девки, которые проведут вечер здесь. Утки теперь линяли, и слабый пол отправился на неглубокий, покойный рукав реки, чтобы набить там палками массу неспособных к полету птиц и принести их домой для зимнего запаса. В самом деле, часок спустя прибыли нагруженные утками баты, а затем вскоре появились отважные охотницы в своих нарядах.
На сцене появились семь самоваров, чтобы заготовить воды для любимого напитка. Налицо оказались также скрипка и балалайка, стало быть, все было готово к танцам. Тотчас же началась дикая пляска -- восьмерка, причем танцующие поддерживали музыкантов притопыванием ног и пением. В промежутках между танцами, как бы для отдыха, играли в фанты, сопровождавшиеся пением. Так шло бесшабашное и шумное веселье, пока, наконец, около двух часов утра общество не разошлось, облегчив мой запас чая на четыре фунта.
Утром 7 августа вся местность была покрыта густым туманом, продолжавшимся почти до вечера. Жители опять прилежно работали. Мужчины рыбачили посредством широких сетей: пущенные вниз по течению сети плыли навстречу поднимающимся в реку лососям. Рыбаки уверяли, что кизуч, именно и шедший в то время, самая хитрая из всех рыб, что в глубоких водах он всегда идет у самой поверхности и что требуется тишина и соблюдение большой осторожности, чтобы не разогнать его. Кизуч будто бы особенно боится собак и даже на время совсем останавливается в ходе, если, например, собака переплывет через реку. Иное дело с хайко, который, тоже еще продолжая свой ход, держится, однако, всегда в глубине. Пойманная рыба в невероятном количестве доставлялась на берег и передавалась там женщинам для дальнейшей обработки. Обработка эта была различна, смотря по тому, на что годилась какая рыба. Хорошие экземпляры откладывались в сторону для употребления в свежем виде; другие шли на юколу; плохие бросались в яму и предоставлялись процессу гниения, т. е. из них готовилась так называемая кислая рыба, блюдо ужасное и, однако, весьма любимое камчадалами. Самые лучшие рыбы очищались от кожи, костей, затем их сырое мясо в деревянных сосудах растиралось в густую кашу, которую формовали в виде хлебов и пекли в печи (так называемое тельное). Из этого тельного готовили также род пирога, накладывая на него сарану или ягоды. Кроме того, заготовляли рыбу еще и так: накидывали ее в чистый бат и обливали водой, которую приводили в сильное кипение, бросая в нее раскаленные камни. Жир рыбий всплывал при этом на поверхность воды, откуда счерпывался и сохранялся для еды или для освещения. В совершенно свежем виде такой жир имеет довольно приятный вкус. Сто рыб доставляли около пуда жира. Вываренные остатки рыб идут на корм собакам.
Вечер был очень хороший и теплый. Крестьяне, покончив свои дневные работы, сели в свои баты и, тихо работая веслами, с песнями разъезжали по реке. Красивые берега и контуры величавых конусов, выступившие из тумана на севере и юге, придали этой сцене чрезвычайно привлекательный вид, еще выигравший от огненного сияния на вершине Ключевской сопки. Несмотря на то, что воздух был еще довольно непрозрачен, красный огонь, то усиливаясь, то слабея, светил с вулкана; казалось, в самом деле, что сопка готовится к усиленной деятельности. В то же время иногда ощущалось легкое дрожание земли, между тем как с вершины мощного конуса раздавался глухой гром.
8 августа также принесло пасмурную погоду. Время проходило, а так как никакие обещания не могли побудить жителей к сопровождению меня на сопку, то я наконец принужден был отказаться от своего плана и назначил отъезд на 9-е.
Особенно интересно было для меня знакомство с одним очень старым жителем Ключей, более чем 90-летним крестьянином Удачиным, воспоминания которого уходили в очень давнее время. Отец его родился в Вологде и уже лет через 25 после Атласова поселился в Камчатке, где умер от оспы в 1768 [г.], именно в ту страшно опустошительную эпидемию, которая и теперь еще играет очень важную роль в летоисчислении камчадалов. Сам Удачин родился около 1760 г. в Нижнекамчатске. К сожалению, его воспоминания были очень сбивчивы и, главным образом, вертелись около второстепенных мелочей, так что, в сущности, почерпнуть из них можно было лишь очень мало. Но общий характер старины, все страшные неистовства казаков по отношению к камчадалам старик передавал очень живо и вполне согласно с историческими памятниками. Сущность его рассказов сводится к следующему. Удачин подтвердил известия Миллера и Крашенинникова о большом восстании камчадалов в 1731 г. Он рассказывал, как многочисленные толпы камчадалов, особенно же ключевские и еловские, под предводительством своего героя Харчина напали на русских вечером Ильина дня и перерезали их, как те же камчадалы хитростью захватили и сожгли поселение казаков пониже Ключей, тогда населенных исключительно камчадалами и составлявших старинную, пользовавшуюся большой славой деревню их, как далее они подвергли той же участи Нижнекамчатский острог. Спасся только один русский, доставивший печальную весть на суда, собравшиеся у устья реки Камчатки для похода против чукчей. Команда с судов поспешно направилась в Ключи, и после ряда кровавых битв русские взяли вверх. Спустя несколько лет из Якутска прибыл полковник Василий Мерлин с множеством солдат и произвел страшно строгий суд над камчадалами и казаками, предав смертной казни множество тех и других. Дед Удачина с материнской стороны, приобретший печальную известность казак Никифор Колыгов, также был приговорен к смертной казни, но откупился несколькими соболями.
После подавления бунта все камчадалы были прогнаны из Ключей и переселены в Козыревск, находящийся выше по реке. В Ключах же водворились русские, частью из Нижнекамчатска, а еще более с берегов Лены, так что с 1740 года это чисто русская деревня. Нижнекамчатск был также немедленно восстановлен, но не на прежнем месте, а немного ниже по реке, где стоит и теперь, т. е. при впадении Ратуги в Камчатку. Удачин еще очень хорошо помнил новопостроенную крепость. Поселение было окружено очень прочным частоколом с воротами и дверьми, в амбразурах были поставлены пушки, и вообще крепость была сильно укреплена. Старая крепость, по словам Удачина, также была очень сильна и взята лишь хитростью. Камчадалы зажгли один из домов в предместье, и русские, ничего не подозревая, выбежали из крепости тушить пожар. Камчадалы воспользовались этим моментом, в большом числе вышли из засады, напали на русских, перебили их и сожгли деревянное укрепление. В нововыстроенном остроге стояли Успенский собор, Приказ, госпиталь, казарма, дом начальника и еще некоторые другие дома; собственно же частные дома, Никольская церковь и два гостиных двора находились впереди крепости. Торговля здесь процветала, и все товары можно было достать очень дешево. Вообще, благодаря прежде гораздо более многочисленному населению, во всей стране было больше оживления, между тем как теперь она представляется совершенно мертвой. Прежде было также значительно больше и более ценного пушного зверя, а потому сюда притекало больше денег и товаров.
Камчадалы прежде были гораздо более самоуверенны, чем теперь, и нередко в борьбе с русскими обнаруживали черты большой храбрости и самоотвержения. Вооруженные одним холодным оружием, они мужественно выступали против огнестрельного оружия русских, стремясь освободить свою родину от владычества казаков.
По мнению Удачина, камчадалы почти вполне сохранили свою внешность, нравы, обычаи и привычки. Изменилось у них немногое: так, русская изба вытеснила юрту, а христианство -- поклонение Кутхе. Последнее изменение, однако, чисто внешнее, потому что у них еще вполне процветают суеверия. Ворон и поныне остается птицею, посвященной Кутхе; и теперь еще, в важных случаях, камчадалы прибегают к шаманству, хотя, боясь священника, делают это под большим секретом. На севере, у оседлых коряков, у укинцев, паланцев и олюторцев, вполне открыто еще соблюдается старая вера. Камчадалы нередко отправляются туда, чтобы испросить совета и помощи у тамошних шаманов.
Наконец, Удачин рассказал мне легенду, заслуживающую внимания по некоторым чертам сходства с библейским рассказом о потопе. По этой легенде Камчатка в глубокой древности была залита большим наводнением. Жители ее выстроили себе громадный плот, на котором и спаслись. Впоследствии, после стока воды, плот остановился на вершине хребта Тимаска и остался там. Много лет после того на горе еще были видны обломки этого плота.
Много лет спустя после Мерлина, рассказывал далее Удачин, Правительство перевело из Сибири в Камчатку несколько батальонов солдат под командой генерала Сомова и расквартировало их главным образом в Нижне- и Верхнекамчатске. Самыми населенными и большими камчадальскими деревнями (острогами) по реке Камчатке в то время были Машура и Хапича. Население Хапичи, находившейся между Ключами и Камакой, совершенно вымерло в 1768 [г.] во время страшной эпидемии оспы, и с той поры этот острог более не существует. На восточном берегу полуострова самыми большими камчадальскими острогами были Кроноки и Чаема, ныне также совершенно вымершие и безлюдные местности. Такая судьба постигла, впрочем, все поселения восточного берега, от самого южного конца до устья реки Камчатки.
9 августа, в 2 часа дня, после многих сборов и прощальной закуски баты были готовы для нашего отъезда. Ушаков и его однодеревенцы проводили меня до берега, и еще долго после отплытия до нас доносились прощальные выстрелы. Вся подошва горы была скрыта в тумане, из которого выдавались только чудные вершины: на севере -- на вид недеятельный, зубчатый гребень Шивелюча и на юг -- прекрасный конус Ключевской сопки с далеко растянувшимся столбом дыма.
Мы опять медленно шли на шестах вдоль правого берега реки. К западу от Ключей горы с обеих сторон сильно расступаются и долина реки скоро достигает своей наибольшей ширины. Мои люди считали эту ширину верст в 40 -- 50. Сверх того, на полпути от Ключей до Крестов (Крестовской) в р. Камчатку с севера впадает р. Еловка, также с широкой долиной, так что ширина лишенной гор долины как бы еще увеличивается. Берега самой реки состоят из слоев песка и глины, покрытых богатой и густой кустарной растительностью. Верба, боярышник, черемуха, рябина, ольха и одиночные суковатые березы на обширном пространстве покрывают местность, придавая берегам очень привлекательный вид. Сама река представляет среднюю ширину в 200 сажень, скорость течения ее равна 4 -- 5 верстам в час. Река имеет глубину 7 -- 9 аршин, но переполнена мелями и усеяна множеством поросших кустарником островов.
Так как мы все шли правым берегом, то и не видали устья Еловки, скрытого за островами и открывающегося на левом берегу. Не доезжая верст 15 до Крестов, мы остановились и разбили палатки, так как команда просила позволения поохотиться за утками, которых здесь бесчисленное множество.
Еловка, самый значительный из притоков Камчатки, начинается, по крайней мере, верст за 200 от своего устья, в Срединном хребте; истоки ее находятся в близком расстоянии от истоков Седанки, наибольшего притока реки Тигиля. Долина Еловки отделяет Срединный хребет от Шивелюча и его предгорий, причем река протекает, однако, очень близко от них. Эта долина составляет ныне наиболее употребительный путь на север -- к укинцам и олюторцам.
Так как мне пришлось упомянуть об этом пути, а самому не довелось проехать по нему, то считаю уместным привести здесь все узнанное мною о тех местах на основании официальных материалов канцелярии губернатора и частных сведений от купцов, ездивших туда.
Дорога делится на следующие участки, находящиеся между населенными пунктами.
Ближе всего к устью Еловки, а именно верстах в 20 к северу от нее, находится Харчина. Десять домов этого места выстроены на берегу реки и заселены 26 душами мужского и столькими же женского пола. Предгорья Шивелюча близко подходят к деревне; близ нее находится также несколько небольших озер. Харчина пользуется особенной известностью по всей Камчатке из-за необыкновенно жирных уток, убиваемых в окрестностях ее. Как в Европе говорят о страсбургских паштетах, так в Камчатке о харчинских утках.
За 57 верст к северу от Харчиной, также на реке Еловке, лежит поселение Еловка, состоящее из 14 домов с 30 душами мужского и 38 женского пола. Это самое северное камчадальское селение на восточной стороне Срединного хребта. Немного севернее этой деревни проходит северная граница хвойных деревьев, именно лиственницы и пихты, между тем как ползучий кедр идет еще далее к северу. Здесь дорога расходится в двух направлениях: одна ведет через перевалы Срединного хребта к Седанке (150 верст), а оттуда к Тигилю (45 верст) на Охотское море, другая же далее на север, а именно: в 73 верстах от Еловки находится Озерное, поселение с 7 домами, в которых живет 25 душ мужского и 24 женского пола. Деревня лежит на среднем течении береговой реки Озерной, впадающей в Берингово море, и населена уже сидячими коряками (укинцами), однако еще с примесью камчадальского элемента. Затем, в 36 верстах расстояния, находится Ука всего с 3 домами. Ука расположена при впадении одноименной с нею реки в Берингово море и населена чистокровными укинцами, 12 мужчинами и 14 женщинами. Отсюда, а также от Озерного, идут дороги через перевалы Новиковской вершины, т. е. между морем и Шивелючем, прямо на юг, к Нижнекамчатску и устью реки Камчатки.
Далее на север следуют поселения укинцев в следующем порядке (все они расположены по берегу Берингова моря и у устьев одноименных рек). В 67 верстах от Уки находится Холюла с 7 домами и населением из 14 мужчин и 20 женщин. Затем, в 46 верстах от Холюлы -- Ивашка с 10 домами и населением из 34 душ мужского и 23 женского пола. Следуя вверх по течению реки Русаковой, достигают перевала, ведущего в Паллан, но никаких поселений по этой реке не имеется. 26 верстами далее лежит Дранка с 17 домами и населением из 47 мужчин и 48 женщин. Здесь есть церковь и живет священник. Река Дранка ведет к перевалу, через который можно достигнуть деревни Лесной на Охотском море. Наконец, следующие 57 верст ведут к последнему Укинскому селению -- Карате. Здесь 8 домов и 5 юрт, населенных 57 мужчинами и 55 женщинами. Карага расположена у небольшой бухты, против лежащего в недальнем расстоянии острова того же имени. Река Карага, впадающая в небольшую бухту, составляет главную дорогу на северо-запад, к Пенжинскому морю, и, следовательно, к палланцам, каменцам и далее -- в Ижигинск. Этой-то дорогой и направляется обыкновенно зимняя почта из Камчатки в Россию. Перевалы ведут в Лесную, Подкагерную и Пусторецк, расстояние же от Караги до этих пунктов, лежащих при Охотском море, едва превосходит 100 верст. Это самая узкая часть всего полуострова. Срединный хребет тут понижается, переходя в высокую равнину; а еще далее на север начинается плоская, лишеннаятдревесной растительности моховая тундра, -- Парапольский дол, которая тянется почти до Анадыря; только на притоках последнего опять появляется лес.
Число жителей во всех 6 поселениях укинцев вместе равно только 413. Среди этих поселений первое место, во всяком случае, принадлежит Дранке. На описываемом самом узком месте полуострова, вдоль рек, стекающих к обоим морям, существует много соединительных путей между укинскими деревнями и поселениями палланцев на западном берегу полуострова. Довольно гористый остров Карага только временно бывает населен рыбаками, а еще более промышленниками, ежегодно убивающими здесь большое количество моржей.
Далее к северу от укинцев живут олюторцы, коряцкое племя, уже гораздо более похожее на бродячих коряков и более родственное им. Олюторцы также почти все живут у моря, большею частью в поселениях, расположенных при устьях одноименных рек. В административном отношении они делятся на две группы: живущие на юг от мыса Олюторы принадлежат к Петропавловскому округу, а живущие на север от того же мыса -- к Ижигинскому. Они еще не настолько цивилизовались, чтобы пользоваться порядочными домами, а все продолжают жить в небольших земляных юртах. В расстоянии приблизительно 100 верст от Караги лежит первое поселение олюторцев -- Кичига с 10 юртами и с населением из 73 душ мужского и 76 женского пола. На половине пути к Кичиге приходится перейти через береговую речку Тамлат, вытекающую из озера; на берегах ее имеются горячие ключи и залежи серы. Отправляясь далее, достигают мыса Ильпинского, перед которым лежит островок Верхотуров; и мыс, и островок находятся против северного конца острова Караги. Затем, переправившись через реку Анапку (с поселением того же названия), проходят мимо небольшого мыса Говенского и достигают устья реки Вивники с поселением Вивники; это место верстах в 150 от Кичиги. На той же реке, но выше по течению и далее вглубь страны, расположено второе небольшое селение -- Витвей. Направляясь от Вивников далее берегом моря, приходят к находящемуся в 60 верстах оттуда небольшому поселению Теличиге и затем к более значительным деревням Култужной, Олюторе и Аспотке, из которых последняя лежит уже очень близко от мыса Олюторского. Среди горной цепи, направляющейся с севера к морю и образующей здесь мыс, также находится горячий ключ, вероятно, самый северный по восточному берегу Камчатки.
К востоку от мыса Олюторы, следовательно, уже в пределах Ижигинского округа, находятся еще довольно многолюдные поселения Покачинск, Опука и Хатырга, из которых последняя лежит уже недалеко от Анадыря и поселений сидячих чукчей. К востоку и северу от области, занятой олюторцами, тянется до Пенжинского залива Парапольский дол, неизмеримая тундра, по которой кочуют бродячие коряки. Поездки на западную сторону Камчатки совершаются также через эту тундру: сперва следуют вверх по реке Вивники и таким способом добираются до рек Таловки, Пальцовой, Пенжины, Аклана, Каменной и Паренской; от последней же до Ижигинска, как говорят, немногим более 100 верст. Общее число олюторцев считается от 700 до 800 душ.
После этого уклонения на север опять возвращаюсь к нашему лагерю. 10 августа, очень рано утром, мы снова снялись с места и уже в 9 часов утра прибыли в Кресты.
Кресты, или Крестовск, -- небольшое поселение русских крестьян, переведенных сюда в 1820 г. из Ключей. Пять домов, составляющих это поселение, расположены на левом берегу реки Камчатки, в близком расстоянии от устья речки Крестовки, текущей с севера. Последняя играет важную роль в истории Камчатки, потому что Владимир Атласов впервые (13 июля 1697 г.) достиг со своими 55 спутниками реки Камчатки, подвигаясь с севера вниз по Крестовке. В знак завладения страной он воздвиг на берегу большой реки громадный крест с обозначением своего имени и времени прибытия. Говорят, что крест этот был виден еще во времена Беринга. Речка, прежде называвшаяся Кануч, от поставленного там креста получила теперешнее свое название. 14 мужчин и 16 женщин, составляющих нынешнее население Крестов, живут совершенно по-камчадальски. Жители, хотя и имеют недурные огороды, 23 головы рогатого скота и 5 лошадей, все-таки прежде всего, как о деле первостепенной важности, сообщили мне о весьма удачном лове рыбы; и в самом деле, от улова рыбы зависит все их благосостояние, даже самая возможность прокормиться. Оно и понятно, потому что сбор сена для скота и порча огородов наводнениями причиняют им несравненно больше труда и хлопот, чем здешнее рыболовство, при котором громадные массы прекрасной рыбы точно сами лезут в руки ловцам. Как раз в этом же году наводнение уничтожило еще и большую часть картофеля. Хотя и здесь наблюдаются лишь плоские песчаные и щебневые берега, но растительность придает им совсем особый вид. Идя от устья вверх по реке, мы у Крестов впервые достигаем области хвойного леса, которая от Еловки прямо тянется с севера на юг через долину реки Камчатки. За обширной, плоской, лесистой долиной реки опять выступает почти в юго-восточном направлении величественная группа вулканов. Небольшая, вполне коническая, недействующая Крестовская сопка представлялась здесь посередине между массивной, закругленной на вершине Ушкинской и исполинским конусом Ключевской. В дальнейший путь мы могли двинуться лишь в 11 часов, но холодный дождь с сильным ветром заставили нас остановиться уже на середине сорокаверстного пути до Ушков. Мы разбили палатки на берегу, среди хвойного леса, как раз там, где рубят лес для верфи в Усть Приморском.
11 августа мы уже в 11 часов утра прибыли в Ушки. Долина все время сохраняет значительную ширину, которая здесь считается равной, по меньшей мере, 40 верстам. По этой широкой долине протекает река, имеющая в ширину 150 -- 200 сажень, в глубину 6 -- 8 аршин и скорость течения 4 -- 5 верст в час. Здесь встречается множество удлиненных островов, разделенных протоками. Вся долина вообще очень богата речками и озерами. Река Камчатка, притекая с юга, в местности между Крестами и Ушками делает большой изгиб к востоку и обходит, таким образом, вокруг группы Ключевских вулканов; на этом большом изгибе наводнения свирепствуют, по-видимому, особенно сильно. Так, Ушки первоначально помещались на правом берегу, затем подверглись почти полному разрушению, и теперь 8 домов этой деревни стоят на левом берегу, двумя верстами выше по реке. 26 мужчин и 22 женщины, теперь живущие здесь, -- камчадалы, предки которых переселены сюда Рикордом и Голенищевым из Каменного (в Щеках). В Ушках жители также занимаются немного огородничеством и имеют 14 голов рогатого скота и 4 лошадей.
К востоку долина остается ограниченной Ключевской группой, тогда как с запада в большом отдалении тянется Срединный хребет. Впереди высот этого хребта, большею частью покрытых снегом, из Ушков виден еще низкий бесснежный кряж с очень своеобразными контурами. Здесь, в стране конических гор, острых, изорванных и истрескавшихся вершин, ряд гладких столообразных высот представляется чем-то необыкновенным. Это Крюковские горы, имеющие почти такой вид, как если бы плато, первоначально состоявшее из мягкого материала, сплошь превратилось бы благодаря глубоко врезавшимся ущельям в отдельные столообразные горы. Этот ряд небольших высот тянется на значительном протяжении впереди снежных гор Срединного хребта и параллельно им. Он походит на мощный щебневый вал, который образовался за счет Срединного хребта, прежде, быть может, достигавшего еще большей высоты, и который затем во многих местах прорван действием воды.
После непродолжительного отдыха мы двинулись далее и вскоре прошли мимо устья Идягуна, притока, берущего начало в западных горах. В то же время к берегу подходит с востока старый поток лавы, во многих местах сильно выветрившийся. По преданию, этот поток пришел с Ушкинской сопки, которая прежде составляла будто бы острый конус и высотой превосходила Ключевскую. На берегах, поросших хвойным лесом, повсюду виднелись следы опустошений от половодья. Огромные стволы и большое количество разного плавучего леса были выброшены на острова реки и образовали здесь громадные кучи. Местами виднелись обвалы берега и массы щебня, местами -- новые русла и новые песчаные острова. Но коренных пород, кроме указанного лавового потока, здесь совсем нет. Только на полпути к Козыревску, где мы остановились сегодня, опять выступила частью на берегу, частью даже в русле реки, старая, совершенно выветрившаяся лава. В русле лава образует как бы порог, получивший у местных жителей название "застоя", потому что он будто бы задерживает движение восходящих по рекам рыб; но настоящего порога здесь, собственно, не было заметно. Глубина теперь значительно уменьшилась и на самом застое составляла не более одного аршина.
Вечер был чудный. На темном небе с востока обрисовывались теперь шесть исполинских, покрытых снегом вулканов (отсюда уже видна была Толбачинская группа) -- незабвенная картина! В высоком, густом хвойном лесу, вокруг разведенного костра расположилось наше маленькое общество, слушая сказки старого камчадала. Неудивительно, что в местности, где вода производит такие опустошения и так часто причиняет убытки жителям, рассказы о злых водяных духах пользуются большой популярностью. Так и сегодня главную тему разговоров составляла человеконенавистница русалка Камак, которой мои спутники приписывали множество самых злых проделок.
Рано утром 12 августа мы проснулись при чудной погоде и могли любоваться великолепным видом бесподобных вулканических групп. Мы тронулись в дальнейший путь протоками реки и обходя вокруг островов. К лиственничному и пихтовому лесу стали примешиваться на более открытых местах лиственные породы и кустарник: ива, черемуха, рябина, ольха, береза, боярышник, таволга, розы и смородина с красными гроздьями ягод. Розы, как мне казалось, принадлежали к двум видам: на одной были крупные, круглые, на другой -- более вытянутые, сладковатые плоды. На берегах нередко стали уже встречаться мертвые лососи -- явление, вообще наблюдаемое позже и только в верхнем течении рек, где рыбы обыкновенно обессиливают и гибнут.
При этом характере местности, свойственном верховьям камчатских рек, здесь за несколько дней до нашего прибытия произошел случай, напомнивший мне низовья и устья. Козыревские обыватели заметили среди косяка рыб лахтака (Phoca nautica); им удалось даже убить этого большого тюленя, сопровождавшего, следовательно, рыб на их пути от моря, т. е. на протяжении около 250 верст. Валявшиеся на берегу лососи привлекли на берег и хищных зверей: так мы видели несколько молодых волков, множество медвежьих следов, а раз даже и медведя.
Не очень далеко от Козыревска мы прошли мимо устья реки Калю, а немного не доходя этого селения -- мимо Козыревки. Обе речки, начинающиеся в Срединном хребте, содержат массу валунов порфировых пород. В 3 часа мы прибыли в селение Козыревск. Река Калю значительно больше Козыревки, и, как говорят, истоки ее лежат в очень живописном месте. Крашенинников сообщает, что в его время на этой реке в 30 верстах от устья находился большой камчадальский острог. Жители Козыревска также очень жаловались на опустошения, производимые водой. Им уже два раза приходилось переносить дома, да и теперь опять предстоит сделать то же. Далее, обыватели здесь много терпят от медведей, которые и в текущем году растерзали двух лошадей.
При нашем посещении в Козыревске было 6 домов и часовня, жителей же 16 мужчин и 25 женщин. Скота имелось: рогатого 11 голов и лошадей 6.
Река имеет в этом месте около 100 сажень в ширину, глубина ее равна здесь 5 -- 7 аршинам, скорость течения -- 5 верстам в час, но при этом здесь много мелей.
В то время как мы приготовлялись к дальнейшему путешествию, пошел такой сильный дождь, что я решил переночевать в Козыревске. Сейчас же были поставлены два самовара, и я рассчитывал уже получить от своих гостей кое-какие интересные заметки для дневника. Но старый семидесятилетний тойон оказался, к сожалению, очень несловоохотливым, а прочие обыватели следовали его примеру. Таким образом, сведений пришлось получить очень мало. Все, что я узнал, сводилось, собственно, к тому, что здешние охотники в своих скитаниях встречались иногда в Срединном хребте с бродячими коряками; но коряки, обладая такими превосходными пастбищами на севере, гостят лишь очень редко в Камчатке. Гораздо чаще приходится видеть ламутов, которые (как сообщено выше) уже много лет кряду становятся все многочисленнее в Камчатке и, по-видимому, окончательно обжились в беспредельных, безлюдных пустынях по обеим сторонам Срединного хребта, изобилующих прекрасными пастбищами и рыбными реками.
13 августа утром нас задержал сильный дождь, так что мы могли тронуться далее лишь в 9 часов. Из всего расстояния до Толбачи мы 36 верст проехали по самой реке Камчатке, имеющей здесь лишь сажень 100 ширины при глубине в 5--7 аршин и при скорости течения около 5 верст в час. Затем мы въехали в реку Толбачу, по которой приходится пройти еще 30 верст вверх к острогу того же имени. Этот приток, впадающий с восточной стороны в реку Камчатку, имеет в ширину 25 сажень при глубине в 1 1/2 аршина, следовательно, принадлежит к числу еще довольно крупных притоков главной реки. Сама река Камчатка здесь также очень богата островами и окаймлена плоскими песчаными и щебневыми берегами, поросшими разного рода кустарником. Вместе с тем, хвойный лес удаляется от берега, покрывая более дальние и более высокие части все еще очень широкой речной долины. Но в главном своем протяжении эта долина очень низка и покрыта многочисленными, мелкими и крупными водными бассейнами, которые посредством коротких ручьев соединены с главной рекой. Все эти воды теперь кишели рыбой, берега же были усеяны многочисленными следами животных. Мы встретили только одного медведя, которого и убили.
В 6 часов вечера мы были у устья реки Толбачи и начали подниматься вверх по ней. Река извивается так сильно, что один изгиб ее нередко подходит очень близко к другому; вследствие этого 30 верст водного пути до острога соответствуют прямолинейному расстоянию, никак не большему 20 верст. Этот приток также имеет очень болотистые, низкие берега, покрытые частым ивняком и кустами черемухи (Prunus padus). Последние теперь были обвешаны большим количеством спелых, темных ягод, которые камчадалы собирали и ели с большой жадностью.
На восточной стороне горизонта из-за лесов далеко выдавалась Большая Толбачинская сопка. Мощный обвалившийся конус в верхней своей части был покрыт снегом. Северный его край выдавался выше, между тем как с более низкого, южного, поднимался столб пара.
Наступил вечер, и мы разбили свой лагерь на берегу реки, верстах в 7 от Толбачи. Расположившись вокруг огня, который лишь в слабой степени защищал нас от жестоких истязаний комаров, камчадалы опять стали рассказывать свои легенды. Главную тему теперь составляли милости и щедроты, проявляемые их божеством Кутхой по отношению к охотникам. Нередко он ниспосылает промышленникам такое множество самых ценных пушных зверей, что одаренные ими чуть что не гибнут от тяжести подарка. Но если счастливец при этом хоть раз оглянется на зловещий шум, всегда слышимый позади в таких случаях, то все сокровища мгновенно исчезают, и такой охотник во всю жизнь не увидит более даров Кутхи.
14 августа мы уже рано утром прибыли в Толбачу, где встретили приветливый и радушный прием. Тойон угостил нас свежим картофелем, жареными утками и полными чашками великолепной жимолости. Чтобы со своей стороны сделать приятное местным жителям, я устроил стрельбу на призы, для чего раздал необходимый материал и призы, состоявшие из небольшого количества табаку. В состязании участвовало десять стрелков, которые поразили нас своей меткой стрельбой. Такого рода праздник приходился совершенно по вкусу этому охотничьему племени. Стрелки сами придумывали себе как можно более трудные задачи и, вообще, остались очень довольны.
Сильное утомление и легкое нездоровье задержали меня в Толбаче до 15 августа. Мне пришлось провести в этом живописном месте чудный летний день. Деревня имеет опрятный вид и содержится в большом порядке. 6 жилых домов, а также и жители производят впечатление чистоты. Нигде в Камчатке мне так не бросилось в глаза, насколько мало население Толбачи (17 мужчин и 16 женщин) переняло русские нравы, обычаи и язык. Из женщин, вероятно, ни одна не говорила по-русски, из мужчин говорила только самая малая часть. Русское влияние сказывалось только во внешнем виде деревни -- в постройке домов, в огородах при них, обещавших теперь хороший урожай, и в содержании домашних животных (12 голов рогатого скота и 5 лошадей); весь остальной склад жизни остался чисто камчадальским.
При нашем посещении все небольшое население острога прилежно работало над сбором зимних запасов. На первом плане, конечно, как-то само собою разумеется для камчадалов, стояла рыбная ловля: все, мужчины и женщины, прилежно занимались ловом лососей, производимым здесь при помощи заколов. Начинаясь у самых домов, поперек через реку, от берега к берегу, был устроен из тонких жердей очень плотный забор, посередине снабженный несколькими проходами. Перед этими проходами расположены были длинные, также плотно сплетенные из прутьев корзины. Массами поднимавшиеся рыбы, задержанные забором, кучами набивались через проходы в корзины; последние же, сейчас по наполнению, заменялись новыми, а от содержимого освобождались на берегу. Наблюдая за ловом, я мог видеть, что для наполнения такой корзины, имеющей до 8 футов в длину и до 3 футов в поперечнике, едва требуется час времени. Тысячи тысяч лососей вылавливаются таким образом в течение лета. Эта чрезмерно богатая добыча сделала обывателей разборчивыми и притязательными, можно даже сказать небрежными в пользовании ею, так что всюду валялись массы оставшейся без употребления рыбы. На берегу стояли женщины, окруженные свободно бродящими теперь ездовыми собаками и занятые приготовлением из рыбы разных запасов для людей и собак, о чем я уже рассказывал выше.
Обыватели заботились также и о сборе растительных запасов: собирали всякого рода ягоды, сушили на солнце всевозможные корни и стебли. В одном месте лежали белые, похожие на малину клубни сараны (Fritillaria kamtschatica), в другом висели длинные зеленоватые полосы кипрея (из стеблей Epilobium), в третьем виднелись большие черные лепешки, также выставленные для сушки на солнце и состоявшие из растертых ягод черемухи (Prunus padus). Благодаря сильно вяжущему вкусу этих ягод камчадалы очень ценят такие лепешки, составляющие для них любимый десерт. Но не одни только люди любят ягоды черемухи; не в меньшей мере они, как мне передавали, привлекают и медведей. Когда поспевает черемуха, обыватели должны живо с нею справляться, если не хотят, чтобы урожай достался медведям. Эти звери, как говорят, ломают толстые сучья и молодые деревья только затем, чтобы объесть с них ягоды. Все перечисленные растительные пищевые средства были мне уже известны; их собирают и потребляют по всей Камчатке. Но два других встречены были мною в первый раз в Толбаче: это были, во-первых, длинные, тонкие, белые нити "лебяжьего корня", которые употребляются вареными с салом и рыбьей икрой. Теперь они, связанные в маленькие пучки, также сушились на солнце; само же растение встречается на влажных местах и имеет желтый цветок. Во-вторых, мне показали чисто выскобленные деревянистые стебли одного растения с желтыми цветами; эти стебли варятся вместо чая и очень похожи на стебли Potentilla fruticosa.
Река Толбача образуется из двух ручьев, из которых один течет с Большой Толбачинской сопки, другой же, более южный, с гор, видимых к востоку отсюда. Последний несет с этих гор массу галек древних метаморфических сланцев, а также порфировых и гранитовых пород, перемешивая эти гальки с обломками лавы, приносимыми северным ручьем с Толбачинской сопки. К востоку от Большой Толбачинской сопки поднимается Малая Толбачинская -- недействующий полный конус с очень красивыми ребристыми боками. Нижняя, еще сохранившаяся часть Большой Толбачи также обнаруживает ребра; но, как уже упомянуто, эта гора теперь представляет только сильно притуплённый конус. Северный край ее кратера, при рассматривании отсюда, круто поднимается в виде небольшого пика, между тем как тянущаяся на юго-восток часть, и теперь еще дымящаяся, плоска и низка. На Большой Толбаче я заметил совершенно такое же явление, какое ранее наблюдал на Ключевской сопке, именно некоторое число очень маленьких конусов, окружающих подошву вулкана. Камни, привезенные оттуда камчадалами, представляли свежие лавы темно-серого и бурого цвета, очень пористые и вполне однородные, без всякого включения кристаллических минералов, как авгит или лейцит. Большая Толбачинская сопка известна здешним жителям как постоянно дымящаяся гора, на которой по временам бывает еще виден и огонь. Но Эрман в 1829 г. наблюдал на ней лишь очень слабые следы деятельности. Крашенинников, напротив, сообщает о весьма сильном извержении этого вулкана в 1739 г. Пепел распространился при этом на расстояние более 12 миль и до того засыпал поверхность, что Крашенинников, в то время как раз бывший в дороге, принужден был дожидаться свежего снега у Машуры, потому что старый снег стал непригоден для езды на санях. Гора ныне имеет высоту 7800 футов (по карте Гидрографического департамента), и уже много лет кряду деятельность ее все усиливается и усиливается.
Другой конус, также видимый из Толбачи и принадлежащий к группе вулканов, которые окружают большое Кроноцкое озеро, именно сопка Кизимень, также дымит приблизительно последние 25 лет, но до сих пор на ней не было видно огня.
Взяв пеленги из Толбачинского острога, я определил следующие направления: Ушкинская сопка 18°, Ключевская и Крестовская, к сожалению, были закрыты, высокий край Большой Толбачи 26° и низкий край ее 31 1/2°, Малая Толбача 45°, наивысшая часть крутой снежной цепи 107 -- 115°, Кизимень 143°, а от 171 до 205° простирается наивысшая часть бесснежной, но крутой горной группы Кинцекла.
К сожалению, время года было уже очень позднее, и к тому же, по словам охотников, в этом году выпало особенно много снега в горах, так что экскурсия к восточным вулканам была невозможна. При других обстоятельствах Толбача, мне кажется, представляет чрезвычайно удобный исходный пункт для посещения толбачинской вулканической группы, а также для исследования многочисленных, пока еще очень мало известных вулканов, со всех сторон окружающих Кроноцкое озеро. В начале июля, с караваном не более как из 5 лошадей, отсюда можно было бы сделать очень удачную поездку, которая много содействовала бы более полному познанию вулканов.
Замечательно то обстоятельство, что, несмотря на большую близость снежных гор, температура воздуха была очень высока: в тени термометр показывал 18 °R и еще поздно вечером -- 15°. Кроме огромного множества комаров, которые покрывали собою решительно все и составляли источник невыносимого мучения для всего живого, мне здесь особенно бросилось в глаза большое количество стрекоз и кузнечиков; последние своей обжорливостью даже вредили огородам. Я не могу припомнить, чтобы где-нибудь в другом месте Камчатки мне приходилось видеть такое множество этих животных.
Видя, что я собираю насекомых, тойон рассказал мне, что в окрестностях деревни, на очень влажных местах, нередко в большом количестве встречается одно небольшое, черноватое четвероногое животное. При дальнейших расспросах оказалось, что это животное по всей вероятности саламандра; но, к сожалению, теперь мне нельзя было добыть экземпляров ее. Как бы то ни было, саламандры, если это действительно они, составили бы единственный пример нахождения земноводных в Камчатке, потому что нигде решительно на всем полуострове не видны и не найдены нами ни лягушки, ни змеи, ни ящерицы, ни черепахи.
Тойон, уже довольно пожилой человек, лет двадцать тому назад был насильственно переселен сюда вместе со своими родителями с западного берега и до сих пор еще с удовольствием вспоминал о старой родине -- Морошечной. Это переселение, к величайшему прискорбию и к большому ущербу населения, произведено было тогдашним начальником Голенищевым. К сожалению, нередко случалось, что здешние управители совсем не старались об охране существующего, о развитии его путем доброго совета и помощи; напротив, вместо того они часто позволяли себе вторгаться во внутреннюю жизнь народа и таким образом все расшатывали, а не укрепляли. К тому же, такие насилия часто производились без действительной надобности, без всякого знания местных условий вообще и экономических в частности. Нередко в основе мероприятий властей лежали исключительно только эгоистические, вполне личные планы и расчеты, и это составляло мотив действий. Так случалось -- и подобные примеры не единичны -- что начальники, находя при своих разъездах расстояния от станции до станции слишком большими и для себя неудобными, тотчас же отдавали приказание: откуда бы то ни было раздобыть людей и устроить, таким образом, промежуточную станцию. При этом обывателей насильственно удаляли с мест, где им хорошо жилось, и водворяли на новые места, не заботясь о том, желают ли того несчастные, можно ли даже вообще жить там.
Утром 16 августа мы приготовились к отъезду. Стоял очень хороший день. Тойон дал нам на дорогу много разной провизии и вместе со своими однодеревенцами проводил нас до берега. Мы довольно скоро поплыли вниз по реке, причем из деревни еще долго доносились до нас обычные прощальные выстрелы. Тем не менее, в главную реку мы вышли опять не ранее двух часов пополудни. На берегу виднелось множество тополей, черемухи, ольхи, лиственницы и пихты с подлеском из разных видов таволги и боярышника. Река все более и более приобретает характер верховья и часто образует сильные изгибы, причем, как постоянно в таких случаях, у берега с вогнутой стороны изгиба вода всегда бывает глубока, с выпуклой же стороны, напротив, она так мелка, что из нее нередко выступают обширные площади, покрытые песком и щебнем. Такие обнаженные, сухие площади песка и щебня зовутся у местных обывателей "песками". Расстояния измеряются здесь не верстами, а только числом "песков". Так, например, приходится слышать, что до такого-то места столько-то "песков", что равнозначно с таким же числом извилин реки. Речные острова также еще часты, притом достигают значительной длины. Ширина реки здесь не превышает 80 сажень; глубина ее равна 2 -- 5 аршинам, скорость течения 6 верстам в час. Весною уровень воды, как говорят, нередко поднимается на 2 сажени.
День был удушливо жаркий, а с Кинцеклы надвигалась гроза с частыми молниями и сильным дождем. При этом комары так нас изводили, что бедные гребцы только и делали, что отмахивались от них; работе это, конечно, мешало, и мы лишь медленно подавались вперед. Видя бесполезность такого плавания, я решил остановиться.
Мы переночевали на большом "песке" берега, где нас дважды, хотя оба раза второпях, посетил медведь. Утром 17 августа мы продолжали путешествие. Сперва мы доехали до Верхнетолбачинского перехода, т. е. до старинной сухопутной дороги к деревне Толбачи, до которой отсюда считается всего 15 верст, между тем как водяной путь, только что нами пройденный, благодаря большим изгибам реки значительно длиннее. Обыватели Толбачи выстроили здесь небольшую избушку и держат несколько батов, чтобы иметь возможность временно охотиться и рыбачить также и на главной реке. Теперь мы достигли устья речки Никол, а, следовательно, были недалеко от гор Кинцекла, откуда и берет свое начало эта недлинная речонка. Середина горной группы Кинцекла лежит на юго-восток от устья Никола. Последний играет важную роль в камчатской старине, потому что здесь жили первые русские поселенцы, прибывшие в Камчатку.
Мюллер в своей "Sammlung russischer Geschichte" (T. III), говоря об интересных плаваниях русских казаков по Ледовитому океану, рассказывает, между прочим, о следующем: "20 июня 1648 г. казак Семен Дежнев вышел с тремя кочами из устья Колымы и направился на восток, с целью отыскать р. Анадырь. Он прошел через Берингов пролив, но потерпел крушение к югу от устья Анадыря, спасся на этой же реке и в 1649 г. основал Анадырск. Вторая коча погибла еще ранее, а третья, под командой некоего Федота Алексеева, совсем пропала без вести и вероятно была занесена к югу. Об этом Алексееве получил сведения известный Володимир Атласов, открывший Камчатку. По прибытии в 1697 г. Атласова в Камчатку, ему сообщили, что русских там давно уже знают, потому что некто Федотов (вероятно сын упомянутого Федота Алексеева) поднялся со своими спутниками вверх по реке Камчатке и поселился затем на Николе (который поэтому зовется также Федотихой). Эти русские поженились на камчадалках и долго жили на Николе. Впоследствии между пришельцами возникли раздоры и междоусобия; последние из них были перебиты камчадалами и еще более -- коряками".
Мы расположились на ночлег на песке над устьем Никола, откуда перед нами открывалась великолепная горная панорама. На темном небе ночью обрисовывались четыре стоящих рядом и окутанных снегом огнедышащих горы: Ушкинская, Ключевская, Крестовская и Большая Толбачинская; с двух из них, именно со второй и с последней, поднимались к небу столбы пара.
Рано утром 18 августа мы оставили свой лагерь. Сначала плавание шло вполне хорошо, но, к сожалению, в скором времени дело изменилось к худшему. Переправляясь через реку, я благополучно прошел мимо места, где в глубокой воде и среди стремительного течения лежала куча застрявшего леса. Мой бат продолжал свое плавание вдоль берега, как вдруг позади нас послышался крик. Я сейчас же повернул назад и к ужасу своему увидел, что благодаря неосторожному управлению бат Шестакова опрокинулся у той же кучи дерева. Все люди спаслись, но потеряна была масса крайне необходимых вещей. Палатка, двустволка, котел, множество провизии, ружье Шестакова, два ружья камчадалов и, наконец, значительная часть моих коллекций безвозвратно остались на глубине. Только несколько мелочей, как платье и медвежьи шкуры, плавали по воде и были вытащены. С грехом пополам обсушившись, мы быстро двинулись к Чапинскому переходу, где нас, теперь не имеющих своего крова, укрыла от начинающегося дождя избушка. Здесь находится выход сухопутной дороги к деревне (острогу) Чапиной; пешком туда пять верст. От избушки было также очень близко и устье реки Чапиной; она больше Никола и истоки ее лежат на хребте Кинцекла близ истоков последнего. Сама деревня находится верстах в 10 от устья вверх по реке Чапиной. Сейчас же по нашему прибытию сюда двое из моих камчадалов поспешно отправились ближней сухопутной дорогой в деревню, чтобы заготовить все нужное для продолжения нашего путешествия.
Проведя из-за множества комаров очень беспокойную ночь, мы рано утром 19 августа были удивлены появлением в нашем лагере тойона и его однодеревенцев. К нам явилось почти все население Чапиной, в том числе женщины и дети. Целью этого посещения было не только выражение соболезнования по поводу испытанного нами несчастья, но также и еще доставка множества всякого рода съестных припасов. Кроме того, мы получили в пользование до ближайшей станции палатку и котел. Коротко сказать, обыватели изо всех сил старались возместить наши потери. Но здесь я не мог возместить гораздо более чувствительной потери камчадалов -- затонувших ружей. Я обещал только довести о том до сведения начальства в Петропавловске, и впоследствии исполнение этого обещания имело результатом то, что губернатор не только заменил потерянные ружья новыми, но еще прибавил к ним разные другие полезные в быту камчадала подарки. Пока же все очень радовались тому, что не погиб хоть ящик с чаем; прошло немного времени, как уже стар и млад наслаждались любимым напитком. За этим приятным занятием у камчадалов развязались языки, и опять пошли обычные расспросы и рассказы. Узнав, что мы морем проехали из Петропавловска в устье реки Камчатки, чапинские обыватели тотчас же поинтересовались узнать, видели ли мы балаганы на Кроноцкой реке (Кродакынге) и стоят ли они еще там. Эти балаганы принадлежат чапинцам и были построены для заготовки корма собакам из трех выброшенных там мертвых китов. Мои собеседники провели целое лето в этой богатой рыбою, дичью и ягодами местности. Туда нетрудно попасть, следуя сперва вверх по реке Чапиной до истоков ее в Кинцекле и затем дойдя через перевал к речкам, текущим с восточного склона этого хребта в Кроноцкое озеро. Последнее -- самое большое из всех озер Камчатки, во всяком случае, оно гораздо обширнее Авачинской губы; в него со всех сторон впадает множество горных речек. Само же это чудное озеро имеет один только сток -- Кродакынг, образующий при своем выходе высокий водопад и после короткого течения достигающий моря. Кроноцкое озеро -- настоящее альпийское озеро, со всех сторон окруженное высокими, крутыми скалами и горами. Мощные вулканические группы и конусы всюду окаймляют его. В числе гор, окаймляющих озеро, находится и вулкан Кинцекла, поднимающийся с северо-западной стороны и обнаруживающий деятельность выделением паров.
Относительно деревни Чапиной, которой мне не пришлось посетить самому, тойон сообщил мне, что население ее состоит из 21 души мужского и 16 женского пола; санитарное положение жителей вполне удовлетворительно. В деревне 8 домов и одна часовня. Всего у обывателей имеется 8 голов рогатого скота и 2 лошади.
В 8 часов утра мы могли подняться в дальнейший путь и опять пошли вверх по реке Камчатке. На всем протяжении до Машуры, т. е. приблизительно верст на 60, река опять имела характер скорее верховья. Острова встречались правда и здесь, но ширина реки не превышала 60 -- 70 саженей, глубина уменьшилась до 3 -- 4 аршин, скорость же, напротив, возросла до 7 верст в час. Мелкий песок, встречавшийся на нижнем течении в русле реки, здесь сменился очень грубым галечником и крупными камнями. Берега состоят из крутых, обнаженных склонов, образуемых делювиальными отложениями и нередко достигающих высоты 50 футов; только верхние части этих склонов покрыты лиственным и хвойным лесом. Еще в Чапиной мне показали выветрелый кусок Мамонтова бивня; здесь же ископаемые кости стали очень обыкновенны. На "песках", принимавших вместе с извилинами реки все большие и большие размеры, нередко встречались большие количества таких ископаемых костей, но все сильно выветрелых, изломанных и темно-бурого цвета; они лежали на отложениях щебня, не покрытых водою и свалившихся с высоких делювиальных берегов. Между прочим, мне встретился здесь бивень молодого экземпляра, наполовину выдававшийся из высокого берегового обрыва. Эти высокие делювиальные берега состоят из системы слоев разного рода обломочного материала: в одном месте видны песок, щебень и глина с сильной окраской от окиси железа, в другом -- слоистая грубая галька. Среди галек находились в очень большом количестве кремни и всякого рода кварцы, также гранитовые породы и слюдяные сланцы со светлой слюдой, порфиры, наконец, еще красные и серые, пористые лавовые породы с вкрапленными в них мелкими кристаллами черного авгита.
Поверх делювиальных слоев берег порос главным образом прекрасной лиственницей и пихтой; на низменностях же росли ивы, боярышник, ольха и, как везде по среднему течению реки Камчатки, чрезвычайно много черемухи.
На берегах всюду виднелись следы сильнейших опустошений, произведенных вешними водами: обвалившиеся берега, с корнем вырванные деревья, нанесенные кучи леса, беспорядочно наваленные кучи камней, перемешанные с лесом. При этом на берегах всюду валялись сотни мертвых лососей, заражавших воздух и привлекавших множество медведей; из них нам удалось убить один крупный экземпляр.
Вечером мы расположились на ночлег на одном из "песков", где более чувствительное движение воздуха несколько ослабляло мучения, причиняемые комарами.
Несмотря на начавшийся дождь, мы 20 августа уже в 7 часов утра были в пути. В общем, берега не представляли ничего нового. Делювиальные склоны, покрытые хвойным лесом, местами поднимались несколько более высоко, сменяясь затем снова плоскими, поросшими лиственным лесом низинами. Такой делювиальный склон левого берега, отличающийся особенным образованием слоев, подходит к воде уже близ Машуры. Здесь наблюдаются горизонтальные, очень тонкие слои разноцветной глины, перемежающиеся со слоями песка и хряща. Глина то темнее, то светлее, местами она изменяется в цвете от красноватого до светло-желтого, а кое-где представляет пеструю окраску. В одном слое глина выдавалась особенной прочностью и распадалась в виде кирпичей; цвет ее здесь колебался от светло-желтого до чисто белого; на плоскостях раздела наблюдалась сильная окраска от окиси железа. В 3 часа мы опять уже были у "перехода" (сухопутной дороги), по которому до Машуры всего одна верста пешего пути, между тем как батам, на которых оставался наш багаж, пришлось еще объехать большой изгиб реки, чтобы пристать к деревне.
Поселение расположено очень живописно на высоком левом берегу главной реки и окружено рослым, густым хвойным лесом. 10 жилых домов со службами были в полной исправности и порядке; жители (33 мужчины и 23 женщины) имели свежий и здоровый вид. Нас тотчас же отвели в очень опрятный дом тойона Мерлина, где мы встретили приветливый и радушный прием со стороны хозяев. Мерлины принадлежат к очень старому камчадальскому роду, который ведет свое начало от одного древнего народного героя. Предком Мерлиных был Божош, знаменитый воин камчадальских легенд, обладавший такой силой, что пущенные им стрелы пробивали деревья; далее, один из Мерлиных победил и убил великого харчинского витязя и разбойника Гулгуча, угнетавшего и грабившего всю страну.
В старину, еще до прихода русских, Машура принадлежала к числу самых больших острогов Камчатки, да и теперь еще по своему положению составляет одно из наилучших поселений полуострова. В пору первого водворения здесь русских в ближайшем соседстве этого острога находилась также и русская деревня. При нашем посещении у обывателей Машуры имелось рогатого скота -- 31 голова и лошадей -- 7. Огороды здесь содержались в хорошем порядке и приносили достаточный урожай. Но во всем прочем Машура, подобно Толбаче, Чапиной и следующему за Машурой вверх по реке Кырганику, принадлежит к числу тех острогов долины реки Камчатки, в которых камчадальские нравы и язык еще всего менее вытеснены русскими. Между прочим, и поселения свои местные жители, говоря между собою, называют исключительно камчадальскими именами: так, Толбача называется Тол-у-ач, Чапина -- Ше-пен, Машура -- Кых-по-терш, Кырганик -- Кирген. О своих старинных божествах и духах камчадалы рассказывали следующее. Главное божество Кукх со своей женою Какх, с сыном Трел-кутхан и дочерью Иш-шахельс пребывает большею частью на вершинах вулканов, где огнем пользуется для приготовления пищи. Перечисленные боги никакого отношения к людям не имели и жили в полном отчуждении и бессилии, так что камчадалы мало на них обращали внимания. Напротив, эта древняя семья богов теперь повсюду осмеивается за такое -- в высшей степени непрактичное -- создание страны. Они одарили жителей исключительно лишь высокими горами да массой снега и льда; если они прямо и не причиняют людям зла, то все-таки проку от них очень мало. Злой же дух Сосо-челк, напротив того, постоянно держится среди людей, чтобы при всякой возможности дразнить их, мешать им и причинять разные неприятности. Таким образом, этому злому духу следует приносить жертвы, а также нужно стараться об умилостивлении его через шаманов. Наконец, в лесах и на низких горах живут еще карлики, Пихлачи, которые зиму и лето разъезжают по стране в очень маленьких санках, запряженных тетеревами, и постоянно копят богатейшие запасы самых драгоценных мехов. Следы от крошечных санок очень скоро затериваются в высокой траве или на снегу; если, однако, кому-нибудь удастся найти такой след, то уж легко поймать и обобрать крошечного возницу. Стоит только положить облупленную ивовую жердь поперек следа: санки разобьются о препятствие, карлик же сам не в состоянии исправить их и непременно нуждается для этого в помощи человека. Таким образом, охотнику остается только идти по следу, который скоро приводит к беспомощному пигмею, просящему выручить его из беды. Но оказанная помощь должна быть оплачена очень дорого, и этого нужно непременно требовать. Если же человек встретит Пихлача и последует за ним по его приглашению, то неминуемо погибнет. Особенно охотно этот лесной карлик преследует христиан.
21 августа мы могли тронуться далее лишь в 11 часов утра. Мои спутники уверяли, что при сильных извержениях Ключевской сопки огонь бывает виден до Машуры, хотя отсюда не был виден ни этот, ни какой-либо другой вулкан; последнее обстоятельство объясняется, впрочем, тем, что лесистые берега высоко поднимаются над водой и заслоняют все за собою.
Тотчас же над Машурой в реку Камчатку впадают общим устьем Малая и Большая Кимитина. Обе реки приходят с левой стороны, следовательно, от Срединного хребта, именно с так называемых Кимитинских гор, составляющих некоторого рода бесснежное предгорье для снеговой Ичинской сопки. Как говорят, в этих горах истоки Большой и Малой Кимитиной очень сближаются с истоками реки Ичи, впадающей в Охотское море. Так образуются перевалы, до которых нетрудно добраться летом на верховых лошадях, а зимою на собаках, и через которые, следовательно, легко попасть на западный берег полуострова.
Река образует множество больших изгибов, в которых течение достигает скорости свыше 7 верст в час и, следовательно, немало затрудняет движение идущих вверх батов. Берега состоят большею частью из высоких делювиальных масс, поросших частым хвойным лесом, большею частью пихтой. На одном из этих щебневых и глинистых обрывов в довольно большом количестве наблюдались выцветы нечистых квасцов, выделившихся в виде игл. Очень близко отсюда берег поднимается крутой стеной; с этого обрыва когда-то сорвалась и убилась девушка, что дало повод назвать это место Девичьим Яром.
К вечеру мы проехали уже значительно большую половину пути до Кырганика и на ночлег опять расположились на "песке". Ночь была очень холодная, первая за это лето, когда термометр упал почти до нуля.
22 августа, в 6 часов утра, мы были уже в дороге. И здесь река течет с сильными изгибами, которые также сопровождаются своими "песками". Она становится заметно уже, сохраняет быстрое течение и, за небольшими исключениями, совсем лишена островов. На правом берегу продолжаются делювиальные высоты, левый же становится ниже; но оба остаются покрыты хвойным лесом. Повсюду, особенно же на "песках", валяются массы больших камней, большею частью обломки гранитов и хлоритовых сланцев, к которым в изобилии подмешаны разные кварцы.
Кырганик лежит на левом берегу небольшого рукава одноименной с ним реки. Этот рукав открывается в Камчатку; но главное устье, которым Кырганик впадает в последнюю, находится верстах в двух над деревней. Истоки Кырганика находятся далеко в Срединном хребте и состоят из двух ручьев, из которых один приближается к истокам реки Оглукоминой (опасный узкий перевал Шануган или Поршень), другой -- к истокам реки Ичи. Здесь путешественник достигает части Срединного хребта, принадлежащей к числу замечательнейших пунктов по отношению к гидрографии Камчатского полуострова. Ичинская сопка, высота которой по Эрману равна 16 900 футам, вместе со всеми окружающими ее горами не только составляет высочайший пункт во всем Срединном хребте, но сверх того служит еще областью истока множества рек, текущих частью на восток, к реке Камчатке (каковы: Калю; Большая Кимитина, Малая Кимитина, Кырганик), частью на запад, к Охотскому морю (Компакова, Оглукомина, Ича, Сопочная; Морошечная). Утверждают даже, будто отсюда получает притоки и река Тигиль, протекающая гораздо севернее. Многочисленные поперечные долины, открывающиеся на восток и на запад, почти все представляют перевалы, которыми пользуются охотники для перехода через Срединный хребет, следовательно, они служат путями сообщения между долиной реки Камчатки и западным берегом полуострова. Жители Седанки, как говорят, по долине Тигиля приближаются к Ичинской сопке; этим же путем пользуются будто бы и коряки при своих кочевках до Ичинской сопки и далее на юг. Все эти перевалы равно пригодны зимою -- для езды на собаках, а летом -- на лошадях. То же относится к перевалу, ведущему от Морошечной к Ушкам; притом этот путь настолько короток, что между западным берегом полуострова и Ушками приходится переночевать в дороге один только раз. Высоты вокруг Ичинской сопки (называемой также Ичинской Вершиной, Белой сопкой и Уахларом) составляют, как говорят, любимое летнее местопребывание коряков, где свежий, благодаря близости снега, воздух удивительно смягчает муки, причиняемые комарами, и где, кроме того, имеются хорошие пастбища. Отсюда эти кочевники, подобно ламутам, проходят, говорят, по самому Срединному хребту и вдоль него далеко на юг, до Большерецка. Много лет тому назад кырганикские охотники даже встретили однажды кочующими здесь камчадалов с Морошечной, которые ушли в горы, чтобы избавиться от податей. Эти кочевники имели небольшое стадо одомашненных горных баранов.
Несомненно, что Ичинская сопка, по крайней мере, судя по ее конусообразной форме, представляет старый, ныне не действующий вулкан, который, нужно думать, прорвал и нарушил отложенную здесь древнюю осадочную породу, известную мне по рассказам местных жителей. По этим рассказам, на восточном склоне, идя к Оглукоминой, встречаются сланцы, разбивающиеся на большие, темные плиты. Такая же сланцевая формация встречается, как говорят, к востоку от Кырганика, в Валагинских горах, где подобные плиты найдены по верхнему течению реки Жупановой. Валагинские горы видны из Кырганика на восток и юго-восток. Ограничивая долину реки Камчатки, они тянутся далее к югу, и это южное их продолжение, нужно думать, совпадает с Милковскими горами Эрмана.
Кырганик расположен в очень привлекательной местности, близ леса. 9 домов, составляющих это поселение, производят впечатление порядка. У жителей (31 мужчина и 26 женщин) имеются 30 голов рогатого скота, 4 лошади и обширные огороды. Мы встретили радушный прием в чистом доме тойона Пермякова, где я познакомился с несколькими престарелыми местными охотниками, которые всю свою жизнь пробродили по обширной части страны и потому могли сообщить мне множество ценных географических указаний. Один из них, отец нынешнего тойона, был очень стар (по его собственным словам, ему было уже более 90 лет); другой, прежний тойон острога Афанасий Чуркин, также был старше 70 лет. Рассказы обоих очень согласовывались между собой и взаимно дополняли друг друга. Данные, сообщенные выше об Ичинской сопке и ее окрестностях, заимствованы из рассказов этих стариков; из того же источника я почерпаю еще нижеследующее. Старый Пермяков очень живо вспоминал еще о времени (в пору управления Камчаткой майора Бема, прибывшего сюда в 1773 г.), когда самый оживленный путь между Петропавловском и Нижнекамчатском шел еще вдоль восточного берега, а не так, как теперь, с громадным обходом -- через долину реки Камчатки. Пермякову пришлось несколько раз проехать по этому пути и неоднократно побывать во многих больших острогах, лежавших вдоль старой дороги. Теперь там всюду безлюдно и мертво. Сперва (в 1768 г.) там произвела страшное опустошение оспа, а затем начальники края насильственно перевели остатки населения в долину реки Камчатки. До только что упомянутой сильной эпидемии оспы существовало оживленное сообщение как между острогами, находившимися в долине реки Камчатки, и западным берегом полуострова (через перевалы Срединного хребта), так и -- да еще в большей мере -- с восточным берегом Камчатки, через восточные горы. Таким образом ездили в Петропавловск, на реку Жупанову, на Кроноцкое озеро и во все места по Великому океану. Валагинские горы, изобилующие дикими баранами и северными оленями, также прорезаны несколькими хорошими перевалами. С этих гор течет река Валагин, истоки которой образуются тремя ручьями на высокой о ленной тундре; отсюда же течет и более крупный ручей -- Ветлова, впадающий в реку Камчатку немного повыше Кырганика. Точно так же, говорят, и Китилгина начинается на высокой горной тундре; она впадает в Камчатку между Машурой и Чапиной и составляет переход на восток, к западному истоку реки Жупановой. Не менее важно значение области истоков реки Чапиной: здесь имеется водораздел, изобилующий удобными для верховых лошадей перевалами. Здесь же начинаются и два истока реки Чапиной и один исток Толбачи, а к востоку, на север от Кроноцкого озера, в Тихий океан течет река Чаема; вместе с тем, в это обширное озеро стекают многочисленные ручьи. Наконец к югу направляется главный приток реки Жупановой. Последняя речная область, отличающаяся почти полным отсутствием леса, отделена от реки Камчатки только Кинцеклинскими и Валагинскими горами, составляющими водоразделы; но в то время как Камчатка течет на север, Жупанова, принадлежащая к числу самых больших рек полуострова, течет прямо на юг. Показания моих собеседников относительно большого "залива", простирающегося далеко на юг и виденного нами у устья реки Жупановой, вполне согласовались с собственными моими наблюдениями; нам рассказывали также о трех острогах, когда-то процветавших на берегу этой реки. Истоки рек Вахиля и Халигера, из которых первая впадает в океан сейчас же к югу от мыса Шипунского, вторая -- сейчас же к северу от него, также находятся близ Жупановой сопки. Кырганикские охотники проникали через перевал в Валагинских горах в эти речные долины и таким путем доходили до Петропавловска. О Николе мне сообщали, что он начинается в болотах у подошвы Кинцеклы и имеет лишь весьма короткое течение. Мои старые собеседники часто охотились на реке Семячик, а также в прилежащей к этой реке местности. Ручей, составляющий северный исток Семячика, начинается в горячих ключах. На реке, не очень далеко от устья, имеется водопад, высота которого равна двум саженям. Верстах же в трех от того же устья и в недалеком расстоянии от берега реки растет совершенно изолированный пихтовый лес, занимающий около половины квадратной версты, между тем как вокруг на обширном пространстве, за исключением ползучего кедра, никакого другого хвойного растения не встречается. Прежние жители острога на Семячике начали было строить часовню из пихтового леса; но сперва оспа, а затем переселение оставшегося народа в другое место уничтожили острог; теперь видны еще последние остатки этой постройки. К северу от устья Семячика в небольшую губу Клокенмич впадает очень горячий ручей, образуемый многочисленными горячими ключами, близ которых, говорят, находится сольфатара. Неподалеку отсюда поднимается также сопка Семячик (Большой); последний лет 50 тому назад представлял еще высокий, острый и деятельный конус (то же подтверждали мне впоследствии жители Милковой и Верхнекамчатска). Но затем конус при сильном извержении обрушился и совершенно прекратил вулканическую деятельность. Теперь гора представляется в виде сильно притуплённого конуса, который снова стал выделять столбы пара лишь тому назад года три. Упомянутое большое извержение происходило с такой силой, что выбрасываемые камни довольно больших размеров залетали в море.
Близ Кроноцкого озера имеется другое небольшое озеро, на берегу которого находится горящая сольфатара и в которое с одной стороны впадают многочисленные горячие ключи. Это маленькое озеро посредством ручья Хемчич открывается в Кроноцкое озеро и имеет воду настолько теплую, что никогда, даже в самый сильный холод, не замерзает. К западу от Кроноцкого озера поднимается вулкан Унана, близ которого выходят такие горячие ключи, что в них даже можно быстро сварить яйцо; горячие ключи находятся также у подошвы Кроноцкой сопки.
На Кроноцком озере поднимается 12 небольших, поросших одинокими березами скалистых островов. В водах озера живет весьма вкусная рыба из рода лососей (голец), который не может проникать сюда из моря (так как этому мешает высокий водопад -- единственный исток озера), а живет здесь совершенно изолированно и для нереста входит в небольшие ручьи. Вода падает с такой высоты из озера и образует при этом такую большую дугу, что под водопадом и позади него имеется хорошо утоптанная, широкая медвежья тропа. Небольшие лесочки состоят здесь только из корявых берез, между тем как хвойные деревья появляются лишь гораздо западнее, в долине р. Камчатки.
К сожалению, старики могли сообщить мне лишь эти краткие и неполные сведения, которые я и передаю здесь. Тем не менее, я считаю не лишним привести их здесь, так как они относятся к очень мало известной и вместе с тем в высокой степени интересной местности; к тому же эти данные впоследствии были подтверждены расспросами и в других местах.
23 августа мы могли тронуться в дальнейший путь лишь в 11 часов. Сильное противное течение, скорость которого равнялась приблизительно 7 верстам в час, очень мешало движению неуклюжих батов. Река все еще имела ширину в 50 -- 60 сажень, при глубине в 2 -- 3 аршина. Сначала на некотором протяжении на берегах еще виднелось немного хвойного леса, но затем он совершенно исчез, так как мы находились на южной границе его своеобразного островного распространения. Хвойный лес, состоящий из лиственницы и пихты, простирается от Кырганика до Еловки и по долине р. Камчатки, верст на 10 по обе стороны ее. Затем во всей остальной Камчатке этих деревьев нигде не видно: их нет ни к северу от Еловки, ни к югу от Кырганика, ни к западу, на Срединном хребте или на западном берегу, ни к востоку -- на восточных горах, за исключением разве упомянутого выше маленького островного леска на р. Семячик. Зато ползучий кедровник (Pinus cembra pumila) и можжевельник в изобилии растут по всей стране, от севера до юга. Здесь, с переходом через южную границу высоких хвойных деревьев, они заменяются тополями, а еще более -- высокоствольными ивами (ветлова). Те и другие разрастаются в прекрасные, высокие, стройные деревья; это особенно относится к ивам, с их очень умеренно вытянутыми, ярко-зелеными листьями. Я нередко встречал деревья, имевшие, при толщине ствола в 14--16 дюймов, вышину в 8--10 сажень и доставлявшие хорошие, годные для построек бревна в 4--5 сажень длины. Эта ива по всей Камчатке, за исключением области хвойного леса, доставляет очень ценный материал для построек.
С востока долина Камчатки ограничивается сперва Кинцеклинским, затем Валагинским хребтами, проходящими не в особенно далеком расстоянии от реки и разделенными друг от друга очень заметным перевалом, который ведет к рекам Жупановой и Семячику. Сперва мы прошли мимо устья ручья Асаныч, идущего из тундры и впадающего с правой стороны в р. Камчатку, затем мимо устья р. Валагин и в 5 часов были у небольшой речки Милковки, впадающей в Камчатку слева. Мы въехали в Милковку и поднялись вверх по ней немного, насколько только допускало мелководье, после чего нам пришлось пройти пешком еще с полверсты, чтобы добраться до большой русской деревни Милковой; здесь мы встретили хороший и радушный прием в доме старосты Кошкарева. Милковка -- небольшая речонка, едва имеющая 3 версты в длину и приходящая из мокрой тундры; весной же она становится обыкновенно очень много водной и стремительной. На берегу ее, не более как в расстоянии версты от главной реки, расположена деревня. 27 домов с красивой деревянной церковью, со всеми пристройками и большими огородами образуют длинную и широкую улицу. Жители (при нашем посещении 110 душ мужского и 101 душа женского пола) русского происхождения и имеют 105 голов рогатого скота и 20 лошадей. Указом от 26 июля 1733 г. императрица Анна повелела завести земледелие в Камчатке, и для приведения в исполнение этого указа в 1738 и 1744 гг. с берегов Лены в Камчатку переведено было 20 русских крестьянских семей, из числа которых 9 было поселено в Большерецке, 5 в Милковой (что и послужило причиной ее возникновения) и 6 в Нижнекамчатске. Переселенцы привезли с собою зерно на посев, рогатый скот и лошадей и должны были ввести земледелие в страну. В Большерецке, по случаю ранних и сильных морозов, попытка эта с самого начала кончилась полнейшим неуспехом, так что 9 тамошних семей уже в 1758 г. переведены были в Милкову, где они стали устраивать и обрабатывать поля под надзором лейтенанта Холмовского. В 1760 г. земледелие в Камчатке достигло наибольших результатов, но с того времени снова сильно упало. Некоторые начальники края, например Бем (1773 г.), Сомов (1799 г.), Кошелев (1802 г.), Голенищев (1825 г.), энергично старались о поднятии сельского хозяйства. Другие же, напротив, скорее препятствовали, чем содействовали этому. Но как бы то ни было, всякие меры оказывались бесполезными -- ночные морозы все портили. И в настоящее время обыватели прилежно работают, но, как и в Ключах, более из послушания начальству, чем по собственному убеждению, по которому, напротив, все труды и старания земледельца должны остаться совершенно бесплодными. Повсюду в Камчатке население высказывает одно и то же, очень основательное мнение, а именно, что без дождей пепла с вулканов нельзя ждать урожая. Такие дожди делают поверхность снега темной, следовательно громадные массы его скорее и ранее поддаются действию солнечных лучей. В силу этого можно при таких условиях раньше закончить посев, и хлеб созреет еще до морозов. При нашем посещении ячмень и овес стояли очень хорошо и были еще совсем зелены, а ночные морозы, между тем, уже наступили.
С 1774 до 1780 г. в Милковой получалось железо из очень плохой болотной руды и всего добыто 275 пудов; но так как качество железа было очень неудовлетворительно, то и добывание прекратилось.
К большой выгоде и пользе страны в 1846 г. по всей Камчатке введено было разведение в огородах картофеля и овощей, например, капусты, репы и пр. Эти огороды, постоянно расположенные в непосредственной близости домов, всегда освобождаются гораздо ранее от снега; наконец, на небольших площадях можно в случае надобности и пособить горю, так что работа на огородах начинается гораздо ранее, чем на обширных, дальних полях, а потому большею частью приводит к удовлетворительным результатам. Если как-нибудь и случится раньше времени ночной мороз, то самое большее -- почернеет картофельная ботва, между тем как клубни останутся под защитой земли; капуста же выдерживает небольшой мороз без всякого для себя вреда.
Далее, в 1847 г. в Ключах и Милковой был введен в высшей степени полезный промысел. Камчадальская крапива повсюду достигает необыкновенного роста и часто образует обширные чащи. Обывателей научили изготовлять пряжу из крапивы, и в настоящее время нередко можно видеть сделанные из этого материала рыболовные сети, а также прочную хорошую ткань, употребляемую для белья.
Утром 24 августа после сильного ночного мороза мы вышли из дому, чтобы осмотреть деревню, огороды и поля. Глазам нашим представилась картина жестокого опустошения, произведенного холодом среди еще зеленой, сочной растительности полей. Опять все пропало, опять потеряна была масса труда и хлопот! Только редкий год обходится без ранних морозов и, следовательно, столь же редкий год удается крестьянину собрать свою жатву.
Население Милковой во всех отношениях сходно было с населением Ключей. При всем старании обывателей жить по православному, по-русски, в общем складе их жизни сказывались, тем не менее, кое-какие чисто камчадальские черты. Это обнаруживалось прежде всего тем, что обычный рыбный промысел играл здесь не меньшую роль, чем у камчадалов; ясно было, что рыболовство составляет главный источник существования для населения. При нашем посещении Милковой шел в большом количестве кизуч, но очень часто встречался и хайко. Как в Кырганике и Машуре, так и здесь небольшие ручьи были перегорожены заборами, и наполненные рыбой корзины передавались на берегу женщинам, приготовлявшим из нее зимние запасы.
Начиная отсюда, трудно плыть в батах вверх по Камчатке, потому что течение становится очень сильным и часто встречаются мели. Таким образом, мы распорядились, чтобы сегодня же нам пригнали с пастбища лошадей, необходимых для продолжения путешествия.
С запада в большом отдалении виднеется Срединный хребет, который тянется на горизонте над далеко раскинувшейся долиною реки, а с востока довольно близко подходят Валагинские горы, образующие собою не особенно высокую скалистую цепь без выдающихся вершин. Особенно близким кажется перевал, из которого выходит р. Валагин. Когда происходило последнее извержение Большого Семячика, столб огня и пара виднелся как раз над этим перевалом, т. е. под 117° от Милковой. Далее к северу очень заметен еще перевал, из которого выходит Китилгина. С восточного склона Валагинских гор по этой местности стекают к реке Жупановой два притока ее, Кабелкы и Катакенич. Галечник в речках и ручьях окрестностей Милковой состоит исключительно из гранитов, кварцев и сланцев, похожих на зеленокаменную породу.
25 августа, после очень сильного ночного мороза, стоял прекрасный, ясный осенний день. Нас ожидали уже 4 лошади: для меня, Шестакова и проводника по одной, для багажа -- четвертая. Но так как расстояние до Верхнекамчатска составляет всего только 12 верст, и так как старик Кошкарев очень радушно приглашал нас еще пообедать у него, то отъезд наш и был отложен до часу дня. Дорога почти непрерывно шла по твердому, сухому грунту; мы пересекли три небольших ручья по довольно первобытным мостам. Большая часть пути была покрыта лесом. Суковатые березы (B. Ermani) с боярышником, чернотальником (Salix pentandra), шиповником, громадным Epilobium и высокой травой сменялись на более сырых местах тополями и высокоствольными ивами Светлова), между тем как по берегам небольших ручьев и канавок узкая дорога вилась среди самой густой чащи громадных многолетних трав. Heracleum, Filipendula kamtschatica, Senecio cannabifolius, а часто также крапива достигают здесь такой высоты, что совершенно скрывают всадника вместе с лошадью. Шестаков, первый раз в жизни сидевший на лошади, к величайшей потехе своих спутников имел очень жалкую физиономию, особенно когда лошадь пускалась рысью; но он скоро вышел из этого неприятного положения, так как в 5 часов мы были уже в Верхнекамчатске. Сперва мы проехали мимо совершенно оставленной теперь пустынной Варлатовки, где полковник Сомов, доставивший по велению императора Павла в 1799 г. два батальона солдат в Камчатку, выстроил дома для одной части команды. После того как в 1813 г. эти солдаты опять были отозваны из Камчатки, Варлатовка более не заселялась и превратилась в груду развалин, оставшихся еще при нашем проезде. Затем мы миновали обширные и очень хорошие сенокосы жителей Верхнекамчатска и наконец достигли р. Андреяновки, на берегах которой, не очень далеко от впадения ее в Камчатку, и расположен сам Верхнекамчатск. Андреяновка -- небольшая речка, но имеющая значение благодаря тому, что два ручья, которыми она начинается в Срединном хребте, доставляют удобные перевалы на западный берег. Один из этих ручьев ведет к истокам Оглукоминой, другой -- к истокам Компаковой. Взяв пеленги, я нашел указанное мне место истоков под 290° и начало Кырганы под 310°.
Галечник, который наполняет в очень большом количестве Андреяновку, состоит из зеленокаменных пород, гранитов, слюдяных сланцев и всякого рода кремней, из чего можно заключить, что Срединный хребет в этой местности состоит преимущественно из плутонических пород.
Верхнекамчатск принадлежит к числу наиболее старых русских поселений в Камчатке и основан Атласовым уже в 1703 г., одновременно с Большерецком. Сперва Верхнекамчатск играл роль укрепления, потом он был переименован в город и служил резиденцией для сборщика ясака. Теперь это только подобие камчадальского острога, и в нем не осталось и следа прежнего блеска. 10 домов с пристройками и огородами, часовня и кузница беспорядочно разбросаны по левому берегу Андреяновки. Жители (21 душа мужского и 32 души женского пола), имеющие 34 головы рогатого скота и 10 лошадей, занимаются жалким скотоводством и огородничеством; главное же их занятие заключается в рыболовстве и охоте. Рыба и здесь составляет главную пищу населения. Старинный русский склад жизни заметен здесь в очень слабой степени, камчатский же, напротив, всюду выступает на первый план. К счастью, жителей Верхнекамчатска не так сильно принуждают к земледелию, как жителей Милковой и Ключей, и, таким образом, первые избавлены от бесплодных трудов и работ.
Утром 26 августа стояла прекрасная, хотя очень холодная погода. Вообще со времени моего отъезда из Кырганика температура заметно изменилась. В Толбаче и даже в Машуре ночи были еще довольно теплые, а начиная с Милковой, внезапно пошли ночные морозы. Правда, страна здесь повышается (Верхнекамчатск по Эрману лежит на высоте 900 футов), но повышение это происходит не круто и, во всяком случае, оно не очень значительно; горы тоже подходят сюда не слишком близко и вообще не богаты снегом.
В 8 часов мы были готовы к отъезду, переправились сперва в батах через Камчатку и затем, все оставаясь на правом берегу ее, поехали верхом в Шарому, лежащую в 34 верстах отсюда.
Против Верхнекамчатска находится устье р. Ковычи (по Эрману -- Повычи), текущей с Валагинских гор. В верхнем течении ее находится общеизвестный в Камчатке перевал Верблюжье Горло, которого так боятся при зимних поездках. Он ведет к системам рек Жупановой, Вахиля и Налачевой и составляет, следовательно, очень близкую дорогу в Петропавловск, которой часто пользовались в старину. Этот перевал очень узок и нередко прикрыт большими, нависшими снеговыми массами; иногда достаточно ничтожного сотрясения воздуха, произведенного, например, каким-нибудь звуком, чтобы снеговая масса свалилась и погребла под собою путника. Продолжая нашу поездку, мы снова увидели реку Камчатку лишь у Шаромы, которая расположена на правом берегу реки, здесь уже узкой и очень стремительной. Дорога почти непрерывно шла по слабо волнистой, покрытой лесом местности. Картина растительности была и тут та же, что и у Верхнекамчатска: опять березы со своим подседом на высотах, затем тополи и высокоствольные ивы и, наконец, на самых низких местах -- огромное развитие многолетних трав. Приблизительно на середине пути мы переправились через Клюквину, которая также течет с Валагинских гор в главную реку, и в русле которой мы встречали только гальки плотных сланцев, кремневых и гранитовых пород. Здесь мы остановились на короткое время и развели большой огонь, чтобы обсушить наше платье, насквозь промокшее при езде по высокой, сырой траве.
В 4 часа мы прибыли в Шарому. 9 домов этого поселения и небольшая часовня лежат у самого берега главной реки и вместе с тем -- у устья одноименной небольшой горной речки. Уже дорогой начался дождь, промочивший нас до костей; теперь же лило так, что оставалось только радоваться найденному убежищу в теплом и уютном доме тойона. Радушный хозяин хорошо угостил нас, мы же отблагодарили его за гостеприимство чаем.
Утром 27 августа опять стояла чудная, ясная погода. Вчерашний дождь и высокая, пропитанная водой трава до того промочили наш багаж и платье, что на сегодня у нас было достаточно дела с просушкой вещей, а потому пришлось остаться в Шароме. Но последний дождь, встреченный нами в долине, выпал на высотах в виде снега, так что все горы засияли ослепительной белизной. Здесь долина р. Камчатки опять представлялась значительно суженной. С восточной стороны, в не очень большом расстоянии к югу от Валагина, горы подошли ближе к реке и стали круче; точно так же приблизились с запада, хотя и не в такой степени, как восточные высоты, зубчатые, уже покрытые снегом горы Срединного хребта.
Жители Шаромы (33 мужчины и 41 женщина) уже более производят впечатление чисто камчадальского происхождения. Тойоном здесь был тоже Мерлин, происходивший из проживающей в Машуре отрасли этой фамилии. Здесь царит порядок и здоровье; по-видимому, обыватели отличаются даже некоторой зажиточностью. Превосходные сенокосы окрестных мест доставляют более чем достаточно корма для имеющихся здесь 36 голов рогатого скота, а на огородах поспевает достаточно овощей для людей. Точно так же богатую добычу дают охота и рыбная ловля. Местность здесь изобилует соболями, река полна лососей, хотя последние приходят сюда гораздо позже, чем в низовья Камчатки и, кроме того, являются уже сильно отощавшими после продолжительного и изнурительного путешествия вверх по реке. При нашем посещении шла еще красная рыба и хайко; ход же кизуча только что начался.
В Шароме мне дважды приходилось вспомнить о давно прошедшей старине. Прежде всего, я увидел там каменный топор, принадлежавший тойону и хранившийся как древняя святыня. Этот древний, почтенный памятник каменного века в Камчатке уже вышел из употребления; но мне сегодня же еще пришлось видеть, как выдалбливали ствол ивы железным топором, сделанным совершенно наподобие каменного. Каменный топор имел в длину 5 дюймов, его очень острое лезвие -- 3 дюйма. Весь камень, прочный темно-серый кварц, был очень плоско сточен; конец, противоположный острию, был значительно сужен, вставлен в сильно изогнутый конец толстой палки и укреплен здесь ремнями. Тойон сообщил мне, что очень старые люди в Камчатке все еще прекрасно помнят время, когда подобные каменные топоры и другие каменные орудия были во всеобщем употреблении. Теперь железо стало общедоступным материалом, и поэтому старинные каменные орудия совсем исчезли.
Другим памятником старины оказалась коса, в которую были заплетены волосы одного пришедшего ко мне очень старого туземца. Такая прическа, очень распространенная, судя по рассказам, в Камчатке в прошлом столетии и теперь еще вполне уцелевшая среди многих сибирских инородцев (например, тунгусов, гиляков и др.), здесь в настоящее время совершенно вывелась. К сожалению, старик мог сообщить мне очень мало про старину. Будучи еще совсем молодым человеком, он, по приказанию тогдашнего начальника края, должен был оставить свою любимую родину и переселиться в Верхнекамчатск. Старик был родом с западного берега, где он жил со многими другими земляками в области истоков р. Воровской. По его рассказам, охота там чрезвычайно богата; соболя, лисицы, каменные бараны, северные олени и медведи водятся в изобилии, а также достаточно и рыбы. Жилось там очень привольно и хорошо, и с тяжелым сердцем расстались бедняки со своей родиной. Эта местность, по словам старика, представляет собою очень дикую и скалистую страну, где все охотничьи скитания совершались исключительно пешком, потому что на лошади пройти там удается лишь с трудом.
Тойон и его семейство все время оставались при мне, осыпая меня всякими знаками внимания и любезностями. Таким образом, я имел удовольствие познакомиться с их поистине счастливой семейной жизнью. Тойон привел ко мне своего внука, лет десяти, и сообщил мне, что мальчик уже учится управлять батом и обращаться со своим маленьким ружьем. Такое раннее обучение, прибавил тойон, в Камчатке необходимо, так как хорошо прожить здесь может только очень умелый человек. Кроме того, этот мальчик тоже Мерлин, а потому с раннего возраста должен стараться подражать своим древним героям-предкам. В Шароме также был известен богатырь Божош, и здесь камчадалы прославляли его необыкновенную силу и ловкость. Богатырь этот, охотясь за дикими баранами, догонял на бегу этих быстрых животных и убивал их копьем, так что спутникам его никогда не приходилось сделать ни одного выстрела.
Отец тойона в Верхнекамчатске выучился чтению и письму от Ивашкина, политического преступника, сосланного в Камчатку императрицей Елизаветой (об Ивашкине еще теперь часто приходится слышать в Камчатке). Благодаря своей грамотности, этот отец впоследствии был отправлен начальником края Бемом в качестве учителя в Большерецке. Там родился теперешний тойон, там же он познакомился со своей женой, дочерью казака, и женился. Впоследствии его перевели в Шарому.
После очень холодной ночи я довольно рано утром 28 августа хотел уже тронуться в дальнейший путь, но мой радушный хозяин, а еще более казачка-хозяйка ни за что не хотели отпустить нас, не накормивши. Итак, мы могли уехать лишь в 10 часов, после настоящего завтрака, при котором, по сибирскому обычаю, столы ломились под тяжестью блюд. Мы оставались на правом берегу р. Камчатки до Пущиной, которая также расположена на этом же берегу. Дорога пошла большей частью сухой тундрой, которая поросла травою и одинокими или собранными в небольшие группы березами, рябиной, боярышником, жимолостью и чернотальником. На некоторых низменных местах опять встретились чащи шаламайника и баранника. Черемуха, начиная с Верхнекамчатска, стала встречаться реже, а здесь уже почти не попадалась. Как говорят, одинокие экземпляры ее изредка встречаются еще на самом берегу главной реки. Зато местами стала появляться ольха (Alnus incana). Таким образом, узкая тропа, совершенно схожая с медвежьей, ведет всадника на протяжении 32 верст до Пущиной. Благодаря постоянному приближению лесистых предгорий восточных и западных гор долина реки все суживалась. У Пущиной эти предгорья, по-видимому, уже соединились друг с другом. Ранним вечером мы приехали в Пущину и теперь только опять увидели р. Камчатку, которая уменьшается здесь до размеров совсем ничтожной речки. У Пущиной вода опять кишела большими лосо^ъсями (хайко), которые почти все были сплошь окрашены в красный цвет; только голова их представлялась темно-оливково-зеленой. Описываемая окраска появляется у этих рыб после продолжительного хода и утомительной борьбы с сильным течением.
Четыре дома поселения расположены на берегу реки и производят довольно грустное впечатление. Но еще более грустное впечатление производят несчастные жители (11 мужчин и 8 женщин), которые почти все, в ожидании страшного конца, лежали зараженные отвратительной и прилипчивой болезнью, покрытые ранами и язвами. Уже с самого первого своего поселения в Камчатке завоеватели-казаки своим распутством и развратом внесли сюда этот страшный яд, который теперь передается из поколения в поколение, все более и более ухудшаясь и становясь все разрушительнее. Быть может, исключительно рыбная пища благоприятствует болезни, которая истребляет ни в чем не повинное население, совершенно беспомощное в борьбе с убийственным недугом.
Чтобы по возможности избегнуть всяких сношений с обывателями, мы расположились, как могли, в сенях дома, принадлежавшего тойону и казавшегося еще наиболее чистым. Сильный северный ветер нагнал тяжелые дождевые тучи, разразившиеся уже к ночи целыми потоками дождя. Такой же ливень продолжался и на следующий день, 29 августа, делая для нас невозможным продолжение путешествия. Это невольное пребывание среди больных составляло тяжелое испытание для нашего терпения!
Пущина расположена на небольшой реке того же наименования, против устья р. Кынча; последняя начинается в Срединном хребте, именно в местности, откуда к западу, в Охотское море, течет р. Компакова, доставляющая удобный перевал для отправления на западный берег. Галечник, как в самой р. Камчатке, так и во всех впадающих в нее реках и ручьях, состоит из гранитов, диоритов, древних сланцев и кварцевых пород. Только продвигаясь с востока, среди древних плутонических пород встречаются еще, но в совершенно ничтожном количестве, обломки пористой лавовидной породы. Таким образом, вся область истоков р. Камчатки главным образом плутонического происхождения, с единственным вулканическим возвышением к югу от Валагинских гор и к востоку от берега р. Пуш, где, верстах в 10 от Пущиной, имеются также горячие ключи. Это вулканическое возвышение есть ныне вполне угасший вулкан Бакенинг, принадлежащий, быть может, к числу самых древних вулканических образований в этой части полуострова.
Деревня Пущина, постигнутая такой тяжелой участью, получила свое название оттого, что в старину здесь однажды при перевозке затонула пушка. Этот несчастный случай навлек несчастье и на многих жителей страны. Начальник края рассудил после того за благо, для большего удобства при перевозке транспорта и путешественников, основать поселение в этой местности, прежде совершенно безлюдной. Для приведения этого плана в исполнение с западного берега, из острогов Морошечной, Белоголовой и Компаковой тотчас же переселено было сюда несколько семей, причем начальство нимало не поинтересовалось узнать, годится ли для заселения выбранный им участок. Потомки переселенцев влачат теперь самое плачевное существование. Почти совершенно неспособные к работе из-за упомянутой страшной болезни, они, ничем не защищенные от суровых северных ветров, живут здесь очень близко от высоты перевала, ведущего из долины р. Камчатки к южному концу полуострова. Далее, рыба доходит сюда в небольшом количестве и в изнуренном состоянии, следовательно, зимние запасы здесь можно собирать лишь с трудом, и то неудовлетворительно. При неспособности пущинских обывателей к работе немудрено, что и огородничество им не дается и что они с трудом добывают нужный корм для своего рогатого скота (11 голов) и лошадей (2).
Вечером ветер наконец повернул в другую сторону, разогнал тучи и разбудил в нас надежду завтра выбраться из нашей тюрьмы. В долине Камчатки все знают примету, что северные ветры приносят дождь, южные же, напротив, -- чудные, сухие дни. К югу от перевала, в долине р. Быстрой, наблюдается как раз противное.
После ночи, крайне неприятно проведенной из-за насекомых и зараженного воздуха, мы могли тронуться в путь утром 30 августа. Дорога через перевал Камчатской Вершины к Ганалу длинна и, по-моему мнению, ошибочно считается равной всего только 55 верстам. По недостатку в людях роль проводника взял на себя сам тойон. Дорога от Пущиной идет по правому берегу Камчатки и прямо на юг. Долина быстро поднимается по направлению к перевалу, представляет совершенно плоское дно и очень заметно суживается. Река становится речонкой и течет в виде прозрачного, холодного горного ручья по многочисленным крупным галькам, которые состоят главным образом из гранитов, слюдяных сланцев, зеленокаменных и сланцевых пород. Прежде всего мы опять въехали в прекрасный березовый лес (В. Ermani), с неоднократно уже описанным подседом и с чащами шаламайника на низинах. С дальнейшим передвижением подсед в березовом лесу изменился, и часто стали попадаться можжевельник, кедровник и Rhododendron chrysanthum (пьяная трава). Проехав еще далее, мы достигли участка долины, лишенного древесной растительности; на дне долины видно было множество очень мелких возвышений (бугров), состоявших как бы из сдвинутого в кучи аллювиального наноса и поросших ползучим кедровником. Как раз к югу от этих бугров находится место соединения обоих главных истоков р. Камчатки. Последние приходят с юга и до соединения текут на довольно большом протяжении почти параллельно и очень близко друг к другу. Западный исток, более крупный по протяжению, приходит, описывая очень большую дугу, со Срединного хребта, где начинается из очень рыбного озера, между тем как восточный, которым мы переправились несколько далее к югу, начинается далеко в восточных горах. Этот восточный рукав прорезывает предгорья в небольшом ущелье, покрытом лесом, и сам начинается двумя ручьями, из которых один течет с вулкана Бакенинг и содержит в себе обломки пористых, красных и серых лавовидных пород; другой, более северный, течет с крутых южных острогов Валагинских гор и приносит обломки зеленокаменных пород и сланцев. Переправившись через восточный рукав, мы дошли, вместе с тем, до пределов леса и вступили в обширную тундру, которая занимает короткую расширенную часть долины. Здесь стояла пустая юрта, выстроенная обывателями Пущиной для защиты проезжающих от непогоды. Поверхность тундры покрыта мхом, из которого выглядывают Betula nana, маленькие, совсем хилые ивы, шикша (Empetrum) и голубика, местами же выступают обломки богатых кварцем зеленоватых сланцев. В не особенно большом расстоянии от только что упомянутой юрты мы, на голой тундре, достигли высоты перевала, общеизвестной Камчатской Вершины, которая по Эрману лежит на высоте 1200--1300 футов над уровнем моря, между тем как окаймляющие ее горы достигают приблизительно 4000 футов. Отсюда я увидал Баккенинг под углом в 126° и середину высокого, дикого Ганальского кряжа (Ганальские Востряки) под 188°.
Срединная долина Камчатки, наибольшего возвышения которой мы достигли в описываемом месте, простирается, оставаясь такой же узкой, еще далее на юг; но, начиная с этого водораздела, она становится уже долиною р. Быстрой, несущей свои воды в Охотское море. И здесь долина точно так же сужена подступающими к ней с обеих сторон лесистыми предгорьями, а дно ее покрыто голой тундрой, которая, начиная отсюда, однако обнаруживает явственный наклон к югу. Срединный хребет, начиная с Вершины, становится гораздо площе и тянется в виде возвышенной, покрытой лесом, холмистой области на юг и юго-запад, все время ограничивая долину р. Быстрой с запада. На востоке над тундрой круто поднимаются Ганальские Востряки, высота которых по Эрману равна 4500 -- 4800 футам. Эти горы, представляющие дикий зубчатый гребень и даже издали явственно обнаруживающие слоистость, начинаются на севере, близ Баккенинга и южного конца Валагинских гор, где раздел образуется долиною восточного рукава-истока Камчатки; затем Ганальские горы тянутся далеко к югу, простираясь еще за Ганалом. Голая тундра, все сохраняя свой северный характер, тянется до второй юрты, выстроенной жителями Ганала также для защиты путешественников. Здесь, значительно уже спустившись вниз по долине, мы опять достигли довольно большого леса, состоящего из тополей и особенно из высоких камчатских ив (ветловины).
Река Быстрая начинается на восточном краю тундры из многочисленных мелких озер и луж, находящихся у подошвы Ганальских гор и Баккенинга. Затем она стремительно направляется к югу, между обеими упомянутыми юртами становится крупным ручьем, который почти ежегодно размывает и изменяет свои высокие тундристые берега и всюду принимает в себя мелкие боковые ручейки. Ганальская юрта, где мы вечером расположились на ночлег, выстроена на довольно значительном притоке р. Быстрой, приходящем с запада. Граниты, слюдяные сланцы, зеленоватые кремниевые сланцы и всякого рода кварцы разбросаны всюду и свидетельствуют о плутонической формации гор. Быть может, здесь есть и осадочные образования, которые, во всяком случае, должны являться здесь лишь подчиненными и сильно измененными вследствие воздействия на них вулканических сил. Зато вулканических пород совсем не было видно.
Долина р. Быстрой значительно суживается с прекращением тундры и с приближением лесистых высот. На высотах, по-видимому, преобладает корявая береза, между тем как на низких местах господствуют высокоствольные ивы вместе с множеством рябины и жимолости.
Вулкан Баккенинг, который я имел случай посетить впоследствии, играл, по видимому, весьма важную роль в образовании и возникновении орографических особенностей здешней местности. Так как я вернусь еще к этому предмету в дальнейшем изложении; то здесь достаточно привести только следующее. Баккенинг, теперь совершенно погасший, был, по-видимому, главною причиною поднятия Камчатской Вершины, причем мощные вулканические силы действовали, надо думать, нарушающим и изменяющим образом на первоначально, вероятно, осадочные формации Валагинских и Ганальских гор, а также на древние плутонические массы (граниты) южной оконечности Срединного хребта. Но из этого же центра расходятся также древние трахитовые и более новые вулканические образования, каковы чисто вулканические горные кряжи, тянущиеся к Коряцкой и Авачинской сопкам, далее к Жупановой и, наконец, к Семячику. Если же рассматривать все начинающиеся отсюда горные цепи, то мы получаем даже полную звезду осей поднятия, расходящихся от Баккенинга. К северу тянутся Валагинские горы, к югу -- Ганальские, к северо-северо-западу -- часть Срединного хребта и к юго-западу -- другая часть того же хребта, который, сохраняя это направление при довольно незначительной высоте, направляется к западному морю. На юго-юго-восток горный кряж направляется к Коряке и Аваче, на юго-восток -- к Жупановой сопке и, наконец, на восток -- к Семячику. Из перечисленных горных цепей Срединный хребет составлен, вероятно, исключительно древними плутоническими породами, Валагинские и Ганальские горы должны считаться древними метаморфизированными осадочными образованиями, а, наконец, кряжи, тянущиеся к Коряцкой, Жупановой и Семячинской сопкам, слагаются из древних и более новых вулканических образований.
Местность, занятая Баккенингом, представляется также и в гидрографическом отношении центром поднятия, из которого берут начало расходящиеся во все стороны главные реки полуострова. К северу отсюда течет река Камчатка, к югу -- Быстрая, к юго-юго-востоку -- Авача, начинающаяся здесь из двух озер и образующая проходы к Коряцкой и Авачинской сопкам; наконец отсюда же вытекают некоторые притоки р. Жупановой.
В дороге нас несколько раз поливало дождем из быстро проносившихся туч. При этом всякий раз, как снова открывался вид на горы, я мог ясно видеть, что высоты и гребни гор сияли в покрове свежевыпавшего, ослепительно белого снега. Близ юрты, где мы расположились на ночлег и наловили себе лососей на ужин, появились, также с целью рыболовства, три медведя. Одному из них пришлось поплатиться за свою смелость жизнью, два других спаслись самым безумным бегством.
Ночь на 31 августа была довольно холодная, так что образовалось немного льда и наши ремни стали до того жестки, что возвратить им гибкость можно было лишь погрев их у огня. Тем благодетельнее подействовал на нас после холодного ночного помещения горячий чай, который мы пили, расположившись вокруг горящего костра. В 6 часов утра мы были уже на лошадях и продолжали путешествие при холодном, густом тумане. Сперва дорога шла ивовым и березовым лесом, затем высокой моховой тундрой с многочисленными кочками, поросшими голубикой и Betula nana. После этого опять появился березовый лес, и, наконец, дорога пошла мокрой тундрой у самого берега р. Быстрой. Здесь дно долины, по-видимому, было более горизонтально, судя по тому, что вода текла спокойнее. При этом русло было так неглубоко вырыто в наносной почве, что река распалась на множество мелких рукавов, которые, как говорят, очень часто изменяют свое положение. Немного не доезжая Ганала, мы еще раз удачно поохотились на медведя. Убитого зверя мы предоставили жителям Ганала, и этот дар был принят с большой благодарностью этими, тоже больными и беспомощными, людьми. Около 12 часов дня, после того как рассеялся туман и наступила прекрасная погода, мы прибыли в Ганал.
8 домов этого острога, беспорядочно разбросанные на левом берегу Быстрой, населены 17 мужчинами и 15 женщинами, которые, как я уже упомянул, были заражены той же страшной болезнью, как и жители Пущиной. И здесь видны были небольшие огороды, а сверх того обывателям принадлежало 20 голов рогатого скота. Но самое главное преимущество Ганала заключается в его прекрасной охоте и в рыбном богатстве р. Быстрой. Леса здесь изобилуют соболями, лисицами, северными оленями и медведями, а дикие Ганальские горы, величественно поднимающиеся перед острогом, очень богаты жирными горными баранами. В р. Быструю не только входят обыкновенные виды лососей (хайко, красная рыба, горбуша и кизуч), но она кишит еще гольцами (мальма, Salmo calaris), круглый год остающимися в реке и не спускающимися в море, чтобы снова подняться в нее. 41 версту пути, считаемую до Малки, нетрудно проехать по Быстрой; а так как обыватели были готовы тотчас же ехать со мною далее, то я охотно и с благодарностью воспользовался этим, желая поскорее выбраться из зараженной местности. Два бата немедленно были связаны в паром, и мы понеслись вниз по быстрому течению. Красивый вид открывается только с восточной стороны Ганала благодаря близости великолепных крутых и зубчатых гор; к западу, напротив, перед зрителем расстилается лишь обширная тундра. Прозрачная вода, по которой мы неслись по течению, была наполнена многочисленными гольцами, которые бросались во все стороны, спугнутые нашей быстро мчавшейся лодкой. Мы спугнули также и обратили в бегство несколько беспечно рыбачивших и разгуливавших по берегу медведей. Но о стрельбе нечего было и думать, так как наши четыре гребца имели полны руки дела уже с тем одним, чтобы хорошенько править лодками и уберечь их от посадки на камень. Только там, где река образовала крупные извилины, течение было менее быстро, и люди могли немного отдохнуть. Но где направление реки было более прямолинейно, там течение несло нас со стремительной силой, и гребцы должны были напрягать все свои силы и все внимание, чтобы невредимо пройти мимо порогов и встречавшихся больших камней. Берега большей частью голые, и лишь близ Малки, куда мы прибыли уже в 8 часов вечера, замечается больше зелени на берегах, и вообще вся местность становится более гористой.
Для нас было истинным благодеянием попасть наконец после утомительных дней, проведенных среди больного населения Пущиной и Ганала, в хороший, чистый дом тойона и опять очутиться среди здоровых людей. Измученные дорогой, мы рано отправились на покой.
Ночь опять была очень холодная, хотя температура не падала ниже нуля; утром же 1 сентября густой туман окутывал всю местность. Малка расположена в очень живописном месте, на левом берегу одного из рукавов реки. Острог лежит в довольно обширной котловине и окружен со всех сторон закругленными лесистыми высотами, над которыми только с северо-востока выдаются прекрасные скалистые Ганальские горы. Только с севера открывается более широкая долина, по которой течет река Быстрая. У самой Малки эта река образует крутой изгиб на западо-юго-запад (250°) и прорывает в теснине скалистые высоты. С высот, замыкающих эту котловину с юга и отделяющих ее от долины р. Начики, текущей южнее, берет начало небольшой ручей Мумуч, впадающий в Быструю, так же, как и приходящий с востока ручей Дакхелопич близ самой Малки. На этих высотах, верстах в 5 от селения, выходят известные горячие ключи. Малка, бесспорно, принадлежит к числу самых обширных и зажиточных камчадальских острогов. Благодаря своему защищенному положению в гораздо более низкой части долины она во всех отношениях имеет преимущество перед значительно выше лежащим Ганалом. Охота и рыбная ловля здесь еще богаче, чем там. Дикие бараны, северные олени, медведи, лисицы и соболи ежегодно добываются здесь в большом количестве; что же касается рыбы, идущей к Ганалу, то она должна сперва пройти мимо Малки, следовательно, ловится здесь менее отощавшей, чем там. Голец летом и зимой также играет здесь очень видную роль в деле пополнения запасов продовольствия. Относительно хахельчи, имеющей такое важное значение для жителей северо-восточной части полуострова и даже для жителей долины р. Камчатки, я узнал, что ее не бывает ни в р. Быстрой, ни в какой-либо другой реке западного берега; нужно думать, следовательно, что ее и совсем нет в Охотском море.
В Малке имеются довольно обширные огороды; жителям принадлежат 57 голов рогатого скота и 9 лошадей. 12 домов хорошей постройки производят впечатление порядка и уютности. Жители (38 мужчин и 37 женщин) пользуются хорошим здоровьем.
От Малки, как и от Ганала, несколько перевалов ведут к западному и восточному берегам полуострова. Но большие скопления снега лишь в редкие годы дают возможность пользоваться этими перевалами для проезда на лошадях ранее конца июня; зимой же, напротив, здесь часто проезжают на собаках. Март -- настоящий месяц для разъездов по Камчатке, потому что в это время поверхность снега, оттаивающая днем на солнце, смерзается благодаря сильным ночным морозам в прочную ледяную корку, хорошо выдерживающую тяжесть людей и саней. На образующейся таким образом гладкой ледяной поверхности можно ездить во всех направлениях, нередко через наполненные снегом ущелья и узкие долины. Так, из Ганала, через перевал, открывающийся в южных отрогах Срединного хребта, можно добраться до рек западного берега Немтик и Кол; точно так же перевал от Малки ведет к лежащим близ западного берега поселкам Утка и Кыкшик. Последний перевал составляет очень удобный путь, ведущий вдоль долины р. Степановой, которая течет с севера и впадает в среднее течение р. Быстрой. На этих обеих дорогах жители Малки очень часто встречаются с ламутами, которые кочуют по всей местности к северу от Большерецка. Река Быстрая, соединяющаяся очень близко от Большерецка с р. Начикой и затем текущая к морю уже под названием Большой реки, принимает, кроме Степановой, еще множество других притоков, которые почти все идут с севера. Как указывает уже название реки Быстрой, она благодаря своему значительному падению отличается необыкновенно стремительным течением и едва замерзает в самые сильные морозы. Вместе с тем, плавание по ней на протяжении от Малки до Большерецка очень затруднительно, что зависит, с одной стороны, от страшно сильного течения, с другой же, -- от присутствия на второй половине только что упомянутого пути нескольких довольно высоких и трудно проходимых порогов, каковы Железный, Долгий, Последний и еще несколько других.
Далее, из Ганала через Ганальские горы можно добраться до реки Вактал, притока р. Коряки. И таким образом достигнуть этой последней и р. Авачи. Но этот перевал, называемый Бобровой Падью, в снежные годы очень опасен; так, в 1819 [г.] там погибли три охотника, засыпанные снегом. Наконец, от Малки два перевала ведут прямо к Коряке, минуя Начику; это именно перевалы через Малый и через Большой хребет, из которых последний составляет, как говорят, очень короткий путь.
В 2 часа пополудни мы поехали верхом к горячим ключам в долине Дакхелопич, чтобы расположиться там на ночлег. Сухая дорога, окаймленная березами, рябиной, ивами и жимолостью, ведет к ключам, находящимся на левом берегу ручья. Главный ключ выходит у подошвы закругленной, поросшей березою горы, на небольшом плато, поднимающемся фута на 3--4 над уровнем реки; он бьет из маленького, неглубокого бассейна, имеющего около 8 футов в поперечнике, и, дымясь, стекает в ручей через канавку, имеющую 4 шага в длину. Описываемый ключ при температуре воздуха в 14° показывал 66 °R. Под только что упомянутым плато выходит еще несколько маленьких ключей, имеющих температуру воды 62, 63 и 65°. Поднимающиеся из ключей пары распространяют легкий сероводородный запах. Камни, лежавшие в ключе и возле него (обломки богатых кварцем, зеленоватых сланцев), были покрыты прочной белой массой, которая на лакмусовой бумажке обнаруживала резко щелочную реакцию. Сама же вода, по испытании ее синей и красной лакмусовой бумагой, напротив, оказалась нейтральной реакции. Близ одного из меньших источников, температура которого равна 65°, выходит холодный источник; вода его имеет всего 3 1/2 -- 4° и настолько охлаждает горячую воду в ручье, что делает возможной здесь животную жизнь; так, я видел здесь маленьких рыб и множество мелких улиток (из родов Limnaeus и Planorbis), сидевших в волокнистой темно-зеленой тине. В прежнее время на этом горячем ключе была устроена Правительством водолечебница, где множество несчастных находили, как говорят, исцеление своей страшной болезни. Теперь это так необходимое и полезное учреждение остается необитаемым, без употребления и представляется почти в виде развалин. При нашем посещении стоял еще дом аптекаря и директора, части госпиталя, часовня и стойло. Далее близ ключа находился деревянный бассейн для купающихся; вода в этом бассейне имела температуру 32°, в одном месте даже 43°. При закрытии купальни все эти постройки были проданы Правительством; покупщики же частью разрушили их, частью забрали из них годные к употреблению предметы. Теперь в оставшихся, разоренных и опустошенных комнатах только и есть, что сор, пыль да запах гнили. Остается совершенно непонятным, к чему все это делалось, особенно в такой стране, как Камчатка, где подобное лечебное заведение должно было приносить громадную пользу! Мы разложили огонь перед одним из домов, чай скоро развязал языки камчадалам, и пошли простодушные рассказы на своеобразном камчадальско-русском наречии.
Так я узнал, что у селения Апача, на нижнем течении реки Начики, находится несколько горячих ключей. По одному горячему ключу имеется на Банной и на Сику, двух притоках Начики с южной стороны; третий находится очень близко от самого селения. Все три ключа, как говорят, с очень горячей водой; ключ на Банной бьет вверх фута на два. Все эти источники находятся уже близ Апачинской сопки. Последняя представляет высокий, ребристый, теперь совершенно недействующий конус, поднимающийся сейчас же к югу от р. Начики близ селения Апача. В 18-м веке Апачинская сопка, как говорят, проявляла очень сильную деятельность; теперь же некоторую деятельность обнаруживают по временам два небольших конуса, поднимающиеся у южной ее подошвы. Апачинская сопка находится под 52°30 с. ш. и носит самые различные названия, каковы Апальская, Опальная, также Опалинская; Крузенштерн называет ее даже совсем иным именем -- Пиком Кошелевым.
После краткого сообщения о только что названных ключах мои спутники живо перешли к любимой теме и стали рассказывать о шутках, которые маленький лесной дух Пихлач устраивает с охотниками, и об опасной русалке Камак, заманивающей людей в воду, чтобы там убить и унести их. Поздно вечером мы были испуганы страшным шумом и диким ревом медведей, в самом близком расстоянии от нас завязавших между собою драку, вероятно, при ловле рыбы. Звери до того остервенились, что долго не успокаивались, несмотря на несколько выстрелов, пущенных нами в их сторону. Утром на месте драки всюду заметны были сильные следы крови.
После холодной и несколько пасмурной ночи, проведенной нами близ лагерного огня, мы проснулись рано утром 2 сентября при чудной ясной погоде. В 7 часов мы были уже на лошадях и поехали далее вверх по долине Дакхелопич. Тропинка шла то правым, то левым берегом ручья, и нам приходилось неоднократно переезжать через неглубокую воду. Склоны долины заняты были холмами, поросшими березой, боярышником и жимолостью. Так шла дорога примерно до середины пути, т. е. верст 20. Здесь поднимается конусообразная гора, а рядом с нею -- плоская; между обеими проходит ближайший путь к Коряке, так называемый Большой хребет. Совершенно оставив долину Дакхелопич, мы двигались в южном направлении через небольшую возвышенность к маленькому ручью; затем, следуя этим ручьем по сухой, травянистой тундре, через березовый лес и чащи шаламайника, мы направлялись к реке Начике. От этого пункта идет вторая дорога к Коряке, ведущая через так называемый Малый хребет. Мы переправились вброд через реку и шли вверх по ней до Начики, расположенной на левом берегу.
Не доезжая версты две до острога Начики, я свернул еще на правый берег реки Начики, к месту, где в нее впадает горячий, дымящийся ручей, имеющий с 1/4 версты в длину и составляющий сток горячего ключа. Последний выходит из невысокого склона, образуемого конгломератом, материалом для которого послужили вулканические породы и древние зеленые, богатые кремне-кислотой сланцы. Источник отлагает умеренное количество красной глины, составляющей, по-видимому, лишь продукт разложения названных конгломератов. При температуре воздуха в 10° источник показывал 62°. Вода описываемого ключа во всех отношениях была сходна с водой малкинских источников: здесь ощущался тот же запах сернистого водорода и видны были те же белые инкрустации на камнях.
Площадью, находящейся над горячим ключом, жители Начики воспользовались для своих огородов; но, несмотря на такое положение, и в этом году можно было ожидать небольшого урожая, так как снег исчез лишь в конце июня, а теперь уже более десяти дней как начались ночные морозы. Начика окружена живописным горным ландшафтом и представляет едва ли не наиболее высоко лежащее поселение во всей Камчатке. В нем всего 7 домов, занятых 14 мужчинами и 14 женщинами. Эти люди также переселены сюда с западного берега из-за неуместного административного усердия. До сих пор еще они не достигли благоденствия на новом месте. Стадо их состоит всего из 15 голов рогатого скота и 3 лошадей. Лососи доходят сюда с моря лишь в небольшом количестве, и этим бедным горцам приходится поэтому питаться лишь гольцами да продуктами охоты. Река Начика начинается далеко на востоке, в горах, находящихся близ Паратунки (127°). По рассказам, она вытекает там из озера, имеющего 3 версты в ширину и 6 верст в длину. Отсюда река в виде горного ручья течет сперва на север, далее, образуя большую дугу, поворачивает у острога Начики к западу и сохраняет это направление и далее; затем она протекает почти параллельно Быстрой, которая от Малки также вполне поворачивает на запад. Далее к западу Начика протекает мимо острога Апачи и, приняв несколько притоков с юга, соединяется, как уже упомянуто, недалеко от Большерецка с Быстрой; этим соединением образуется Большая река. Острог Апача находится на нижнем течении Начики, недалеко от подошвы Апачинской сопки и от устий рек Карымчиной, Банной и Сику, текущих с юга. Первая из названных рек составляет очень хороший перевал к Паратунке, две же остальные известны по находящимся на берегах их горячим ключам. Близ Начики в главную реку впадает далее река Ипуки, текущая с юга, и, наконец, против острога -- река Холзан, также берущая начало на юге и открывающая очень известный перевал к верхнему течению Банной (220° на SW). В Карымчину впадает Толмачева, выходящая из озера у подошвы Апачинской сопки; здесь дорога через перевал ведет к поселению Голыгиной на юго-западном берегу Камчатки. К юго-юго-востоку от Начики (111°), близ дороги к Коряке поднимаются две зубчатые снеговые горы, именно Вуазказиц и находящийся вблизи от него Ашхалигач. Из коренных пород у горячих ключей, сверх конгломератовидных масс, я мог найти лишь подчиненную им зеленоватую породу сланцевого и серпентинного характера; последняя, вместе с обломками какого-то трахитопорфира, образует многочисленные гальки в русле реки.
3 сентября, в 5 часов утра, мы были уже на лошадях. Прямо от Начики направившись к северу, мы поднялись на высокий перевал с болотистым грунтом и затем очень скоро достигли ручья, составляющего исток р. Коряки. Последняя в свою очередь -- приток р. Авачи и течет здесь маленьким, очень стремительным ручейком. Горы, окружавшие нас, были голы, покрыты снегом и представляли дикие, изорванные формы. Сперва по пути мы встречали лишь одинокие экземпляры ольхи (Alnus incana) и ползучий кедровник. Потом начался березовый лес (В. Ermani), в котором часто попадался Rhododendron chrysanthum; затем, спускаясь по крутому склону к Коряке, мы уже почти все время ехали прекрасным березовым лесом, с каждым шагом обнаруживавшим все лучшие и лучшие, крупные деревья. Своеобразный характер камчатских березовых лесов вполне проявляется здесь. Благодаря широким кронам красивой, суковатой В. Ermani лес представляется несколько редким. На сухих местах он порастает подседом из Crataegus, Lonicera, роз, Salix pentandra (чернотальник) и немногочисленных кустов рябины, между которыми разрастается высокая трава; над последней в свою очередь выдаются отдельные высокие растения, как Epilobium, Thalictrum, Geranium, Aconitum, Artemisia, Pulmonaria, Delphinium и Fritillaria. На влажных местах, особенно вдоль многочисленных струек воды, пересекавших наш путь, поднималась высокоствольная ива (ветловина) или разрастались Filipendula kamtschatica, Senecio cannabifolius и Heracleum dulce, к которым нередко присоединялись еще высокая крапива и Iris. Мы проехали мимо двух юрт, построенных охотниками в равных расстояниях от Коряки и Начики и служащих для ночлега при охотах в этих очень богатых соболями лесах. По мере приближения к острогу Коряке долина реки того же имени, остававшейся большею частью на севере поблизости от нас, все расширяется и, наконец, соединяется с долиною р. Авачи. Окрестные горы отдаляются от реки и к востоку соединяются с высотами, проходящими южнее Авачинской губы; к западу же они тянутся к Ганальским горам. Таким образом, перед нами вполне открылся вид на величественные вулканы Коряку и Авачу.
В 2 часа пополудни мы прибыли в острог Коряку, который состоит из восьми хорошо построенных домов, расположенных на берегу одноименной с ним реки. Население Коряки состоит из 16 мужчин и 13 женщин; у них всего 29 голов рогатого скота и 6 лошадей. Нас встретил очень радушный прием, и камчадал Волков, который до того уж неоднократно бывал у меня в Петропавловске, вызвался сопровождать нас в батах до Старого Острога; поездка же эта, вследствие очень стремительного течения р. Коряки, требует большого искусства со стороны управляющих батами. В 4 часа мы выехали, а в 6 были уже в Старом Остроге, проехав, таким образом, 20 верст в два часа. Сперва мы неслись очень быстро вниз по р. Коряке. На берегах видны были многочисленные высокие горы, состоявшие из хряща и щебня, а также много леса -- березы и высокоствольной ивы. Затем мы вошли в р. Авачу, на берегах которой, также лесистых, выступают метаморфические сланцы.
В Старом Остроге я остановился у своего давнишнего приятеля Машигина, которого, к сожалению, не застал дома; он отправился на охоту за баранами. Это разрушило мои планы относительно дальнейших поездок в эту осень. Я надеялся съездить с Машигиным еще в Паратунские горы; но так как сыновья его говорили, что старик будет дома не ранее 8--10 дней, и что неизвестно даже, какой дорогой он вернется, то я решил на следующий же день отправиться в Петропавловск. Старый Острог во всех отношениях отличается благоустройством. Восемь домов поселения с их большими огородами производят впечатление зажиточности. Хорошее впечатление производят и жители (30 мужчин и 21 женщина), которым принадлежат 44 головы рогатого скота и 6 лошадей. С величайшим радушием нас устроили в чистых комнатах и осыпали всякими знаками внимания.
4 сентября, к сожалению, шел дождь; тем не менее, когда к полудню он как будто ослабел, я решил опять перейти в баты, чтобы доехать вниз по р. Аваче до деревни того же имени, до которой отсюда считается 25 верст. Сперва берега реки покрыты высокими ивами и березами, поверхность же представляется волнистой; потом берега становятся ниже и покрыты лишь ивняком; наконец река течет по совершенно болотистой местности, сплошь изрезанной протоками и покрытой лужами, и так доходит до деревни Авачи, расположенной уже на самой Авачинской губе. Дорогой опять пошел дождь, так что мы около двух часов добрались до Авачи совершенно измокшими. Деревня произвела на нас очень грустное впечатление. Несколько человек обывателей со всеми 4 лошадьми, имевшимися в деревне, ушли на охоту. Отправляться через Авачинскую губу на небольших батах при сильном волнении представлялось неблагоразумным, и я поэтому решил последние 12 верст до Петропавловска пройти пешком. Большую часть багажа мы оставили в деревне, чтобы захватить ее впоследствии; самые же необходимые предметы понесли за нами два человека. На полдороге, у губы Сероглазки, мы встретили два новых дома, выстроенных в прошедшее лето для Петропавловских казаков; в одном из этих домов мы остановились для кратковременного отдыха, а затем поспешно продолжали свой путь, и в 6 часов вечера я благополучно достиг своей квартиры. Этим закончилось мое продолжительное путешествие, последнюю часть которого мы проделали очень плачевно, идя под дождем пешком по грязи.
Живо счистил я всю дорожную грязь и поторопился в тот же вечер еще представиться губернатору, который принял меня в высшей степени любезно и пригласил почаще бывать у него зимой и даже ежедневно являться к столу.
Дома меня уже ждали многие из знакомых, и начались бесконечные расспросы и рассказы. Особенное впечатление на всех моряков, в том числе и на Завойко, произвела моя поездка на вельботе; за эту первую в таком роде поездку по Камчатке я получал от всех величайшие похвалы.