Известие о каре, наложенной на князя Ивана Долгорукова, глубоко поразило цесаревича Петра Алексеевича. Царевичу в то время исполнилось только двенадцать лет, но он казался старше своего возраста. Полный, стройный, высокого роста, с лицом женственно белым, с прекрасными голубыми глазами, он был очень красив и привлекателен. Обычно это был живой, веселый мальчик, но в последнее время казался особенно печальным.
-- Ты говоришь, Ваня, нам надо расстаться? -- с глубоким вздохом произнес он, обращаясь к князю Долгорукову, посетившему его на его половине во дворце.
-- Необходимо, царевич! Меня, по воле фельдмаршала, переводят из Петербурга.
-- И все это князь Меншиков? Он? Да? Эх, злой он, недобрый... Я пойду к нему и стану просить, чтобы тебя оставили со мною.
-- И не проси, царевич!.. Ничего не выпросишь, больше только озлобишь его.
-- Ваня, придет же то время, когда я буду приказывать Меншикову, а не просить его? Будет же когда-нибудь конец его властолюбию и силе?
-- Будет, царевич, будет, только надо выждать время.
-- Когда я буду царем, тогда не дам властвовать Меншикову.
-- Тише, царевич, тише! У Меншикова везде есть уши и глаза.
-- Я -- наследник престола и Меншикова не боюсь, -- с царственным достоинством проговорил Петр.
-- Тебе и не след бояться его, но со мною он все может сделать...
-- Ты и представить себе не можешь, как я не люблю Меншикова и его дочери Марии.
-- А княжна Мария объявлена твоей невестой, царевич.
-- Какая она моя невеста? Она старше меня. Это Меншиков и государыня-бабушка задумали женить меня на ней. Но жениться на княжне Марии я не могу; ведь я не люблю ее. Вот выздоровеет бабушка, я так и ей скажу. Знаю, что государыня неволить меня не будет, она добрая, милая... А ведь у меня есть другая бабушка? -- после некоторого раздумья спросил Петр у Долгорукова.
-- Есть, царевич.
-- Где же она?
-- Далеко, в монастыре... -- уклончиво ответил царевичу молодой князь.
-- Кажется, звать ее Еленой?
-- Да, царевич, а прежде звали Евдокией Федоровной.
-- Как же она в монастыре очутилась? Зачем? Царица -- и в монастыре? Все это как-то странно. А дед мой, покойный император, женился на другой -- на теперешней моей бабушке. Все это для меня непонятно. Я спрашивал у Андрея Ивановича, и вот что он ответил мне: "Когда вырастете побольше, царевич, все сами узнаете". А я хочу сейчас знать. Что это за таинственность?.. Ваня, ты не знаешь ли чего-либо относительно моей бабушки Елены?
-- Нет, я ничего, ничего не знаю, ничего... -- уклонился Долгоруков от прямого ответа на такой опасный по тому времени вопрос. -- Но прости, царевич!.. Храни тебя Бог, а мне пора. И не поехал бы, да велят.
-- Ваня, не езди, голубчик! Я упрошу Меншикова, он тебя оставит, -- начал было цесаревич, но в этот момент в комнату быстро вошел его воспитатель Остерман и дрожащим голосом, со слезами на глазах проговорил:
-- Цесаревич, следуйте за мною. Ее императорское величество Екатерина Алексеевна кончается.
При этом известии царственный отрок изменился в лице и на глазах у него появились слезы. Он молча, в сопровождении Остермана и князя Ивана Долгорукова, направился во внутренние апартаменты императрицы, однако уже не застал ее в живых: она 6 мая 1727 года тихо скончалась.
В дверях комнаты, где скончалась государыня, цесаревича встретил Меншиков; он был бледен, и его голос дрожал, когда он произнес:
-- Императрица Екатерина Алексеевна в бозе почила. Согласно воле почившей императрицы, а также членов верховного тайного совета, вы, ваше императорское величество, займете престол царей русских. Приветствую императора Петра Второго! -- преклоняя колени перед сыном злосчастного царевича Алексея Петровича, громко произнес князь Меншиков.
Громкое и единодушное "ура" раздалось в царских чертогах.
Меншиков взял императора-отрока за руку и вывел его в большой зал, где собрались высшее духовенство, сенаторы, генералитет и придворные чины, и представил им юного государя.
-- Подойди, государь, к окну и покажи себя солдатам и народу, -- тихо обратился он затем к Петру, показывая ему на огромное окно.
На площади около дворца стояли войска и множество народа. Император-отрок подошел к окну и с милой улыбкой стал кланяться солдатам и народу.
Раздалось оглушительное и долго не смолкавшее "ура". Юный государь был взволнован -- эти торжественные минуты, свидетельствовавшие о возведении его на вершину высшей, доступной человеку на земле власти, смутили отрока.
-- Брат!.. Петруша... милый!.. -- раздался позади государя приятный голос его сестры, великой княжны Натальи Алексеевны, которая была на два года старше своего венценосного брата.
-- Наташа... милая...
Петр крепко обнял свою сестру; он был взволнован, на его глазах виднелись слезы.
-- Ты, Петруша, теперь -- государь над всею Русью. На тебе лежит великая ответственность... Тебе тяжело будет управлять государством.
-- Мне Бог поможет, сестрица, у меня будут опытные руководители и помощники.
-- Первым вашим руководителем и помощником, государь, буду я, -- вслушиваясь в разговор, происходивший между братом и сестрою, самоуверенно проговорил Меншиков.
-- Вы, князь? -- быстро спросил Петр, стараясь скрыть свое неудовольствие.
-- Да, ваше величество, на то было желание покойной императрицы.
-- Хорошо, князь... я... я... постараюсь выполнить это желание. Пойдем, сестра, поклониться телу нашей покойной бабушки-императрицы.
Император-отрок, проговорив эти слова, вошел с сестрой в комнату, где скончалась государыня, и преклонил колено пред ее телом. Великая княжна последовала его примеру.
Все, чего жаждал Меншиков, теперь было достигнуто. Он стал чуть не полновластным властелином над всею Русью, регентом государства. Верховный тайный совет не ограничивал его власти. Члены совета беспрекословно делали то, что хотел Меншиков, и горе было тому, кто в чем-либо не соглашался с ним. Его слово, его послание было для всех законом.
Сразу же по кончине императрицы Меншиков показал свою власть, и некоторые родовитые вельможи принуждены были покинуть не только двор, но и Петербург. Прежде всего Меншиков постарался отдалить от императора Петра II Долгогуковых и для этого из дворца перевез юного императора в свой новый роскошный дом.
Петр не любил Меншикова. Да и мог ли он любить человека, который наделал так много зла его покойному отцу, царевичу Алексею? С большой неохотой ехал Петр в дом временщика.
-- Ах, Наташа, как в ссылку иду я в дом Меншикова, ненавистен он мне, да и дом его, и его дочь, моя невеста, так же ненавистны, -- тихо сказал он, расставаясь с сестрой.
-- А ехать тебе, Петя, надо.
-- Да, надо... Но я скоро, Наташа, снова вернусь во дворец, только уже не таким, как теперь уезжаю из дворца, -- значительно посмотрев на сестру, проговорил император-отрок и крепко обнял ее.
-- Поедемте, государь, все готово, -- торопил Меншиков Петра. -- В моем доме, государь, вам скучно не будет. Я и моя семья постараемся доставить вам всякое удовольствие. Мы все так вас любим, а в особенности моя старшая дочь.
-- Вы думаете? -- быстро спросил Петр у Меншикова.
-- Я уверен, государь.
Меншиков видел и сознавал, что его дочь Мария не нравится государю; но это не мешало ему надеяться, что он станет тестем императора.
"Тогда я буду на высоте величия. О, тогда все мои враги будут трепетать предо мною, и власть моя будет тогда неотъемлема! Я -- тесть императора. И во что бы то ни стало я достигну этого" -- так раздумывал Меншиков дорогою, сидя в роскошной карете, рядом с императором Петром, которого он вез в свой дом.
Увы! Его враги, во главе которых стояли Долгоруковы, не дремали и деятельно подготовляли способы к свержению его. Путь для этого у них был -- князь Иван Долгоруков, к которому Петр II был чрезвычайно привязан. Хотя император и был временно разлучен со своим любимцем, но Долгоруковы не теряли надежды на то, что он настоит на возвращении к себе князя Ивана Алексеевича, а тогда вновь явится для них возможность воздействовать на монарха-отрока в желательном для них направлении и наконец добиться низвержения всесильного Александра Даниловича.