V

-- Что это, княжич, ты не весел, что свою буйную головушку повесил? -- весело проговорил Левушка Храпунов, подходя к своему задушевному приятелю, Ивану Алексеевичу Долгорукову, сидевшему за столом в таверне, что находилась на "проспекте", близ реки Невы.

Эта таверна называлась "Рог изобилия", и ее содержал немец Карл Циммерман. Она в то время играла немаловажную роль: в нее с целью кутежей собиралась вся знатная молодежь, а также и офицеры. Карл Циммерман умел потрафлять своим высокородным гостям, и золото из карманов гостей, посещавших "Рог изобилия", переходило в большие карманы угодливого немца.

Молодой князь Иван Долгоруков часто бывал у Циммермана в таверне и оставлял там много денег со своим товарищем, офицером Преображенского полка Храпуновым.

-- А, Левушка, здорово! -- поднимая голову и радуясь приходу товарища, промолвил он.

-- Да с чего ты, Иванушка, голову-то свою опустил? -- переспросил у товарища офицер Левушка Храпунов. -- С Меншиковым не поладил, что ли?

-- Что Меншиков? Не страшен он мне, Лева!

-- Ты правду говоришь, Иванушка, бояться Меншикова тебе не след. Против него у тебя есть защитник посильней и могущественнее Меншикова.

-- Ты про государя говоришь? Так до него меня теперь не допускают. Меншиков к себе увез государя и стережет его, как цербер. Ну да авось не надолго. Петр-то Алексеевич сильно меня любит и, наверно, скоро призовет к себе! Да и впрямь, кто лучше меня его повеселить да позабавить может! Эх, скорей бы это случилось! Уж посмеемся мы тогда над Алексашкой!

-- Тише, Иванушка, что ты кричишь? У Меншикова везде есть уши и глаза,

-- Дай только подрасти императору, он обрубит у Меншикова долгие уши и выколет его не в меру зоркие глаза.

-- Ох, Иванушка, с тобой как раз наживешь беду немалую. Тебе хорошо: у тебя, говорю, есть заступа. А за меня кто заступится?

-- А я-то? Забыл про меня? Меншикову хотелось услать меня из Питера куда-нибудь подальше, да не пришлось.

-- Император заступился за тебя?

-- Да! Меншиков задумал женить государя на своей дочери, но это ему не придется, -- посматривая из предосторожности по сторонам, тихо проговорил князь Иван.

-- Как не придется? Да ведь княжна Мария Александровна уже объявлена невестой государя.

-- Что же из того? Только объявлена. А ведь и в самый девичник часто свадьбы расходятся.

-- Знаешь, Иванушка, лучше оставим про то говорить. Не место и не время. Ты лучше скажи мне причину своей печали.

-- Что говорить! Ты моему горю, Левушка, не поможешь.

-- А кто знает? Может быть, и помогу. Ты только скажи... Ведь знаешь, что я для тебя вдрызг расшибусь.

-- Спасибо, спасибо, Левушка... Слушай... влюблен я...

-- Так с того и тоскуешь? Это на тебя не походит.

-- А ты спроси, товарищ, в кого я влюблен-то?

-- В кого, в кого?

-- В графиню Шереметеву.

-- Неужели Наталью Борисовну полюбил? Да как это тебя угораздило?.. Графиня Наталья Борисовна не по тебе...

-- Знаю, Левушка, знаю! Не стою я ее. Она святая, а я... Ну что я против нее?.. Бесшабашный гуляка.

-- Да расскажи, Иванушка, как это случилось?

-- Увидал я графиню Наталью, и она душу мою озарила. Видал ты, Левушка, когда-нибудь Наталью Борисовну?

-- Раз только видел.

-- Ну, ну, что? Какой она тебе показалась?

-- Только и могу сказать тебе, Иванушка: красота графини Натальи Борисовны какая-то особая, не человеческая.

-- Именно, именно... Сам я, Левушка, сознаю, что любить такую девушку мне не след. Она выше любви, я... я не смею любить графиню Наталью и все же люблю ее.

-- Посватайся.

-- Что ты, что ты! Какой я жених? Да графиня за меня и не пойдет. Ей все мои "художества" известны, и смотрит она на меня как на бесшабашного пропойцу и кутилу.

-- Что же ты намерен делать? -- спросил Храпунов.

-- Пить, гулять -- может, в разгульной жизни я позабуду свою любовь и в пьянстве найду себе утеху, -- с тяжелым вздохом ответил товарищу князь Иван.

-- Эх, сердечный мой! Жаль мне тебя, а помочь тебе мне нечем.

-- И не надо, Левушка, предоставь меня моей судьбе. А есть у меня предчувствие, что судьба до добра меня не доведет.

-- Полно, Иванушка, не пеняй на судьбу. Она тебя балует, и счастье улыбнется тебе.

-- Эх, Левушка, счастье мое непрочно. Есть у меня приятели, а больше того -- недругов, и сила на их стороне. Ну да и то молвить, не боюсь я их, не боюсь. Я всей душой люблю государя и до гроба -- его слуга верный и преданный. Как ни силен, как ни могуществен светлейший князь Меншиков, забрать в руки царственного отрока я не дам! -- твердым голосом проговорил Иван Долгоруков.

-- Тише, Иванушка, тише! -- испуганно промолвил его собеседник. -- За нами следят.

-- Кто, кто?

-- Оглянись назад и увидишь.

Долгоруков быстро обернулся и увидал какого-то закутанного в плащ человека в нахлобученной треуголке, закрывавшей половину его лица.

-- Видишь? -- тихо спросил у Долгорукова Храпунов.

-- Вижу... кто это?

-- Секретарь Меншикова, Зюзин; я узнал его. Беда, если он подслушал наш разговор!

-- А это я сейчас узнаю! -- И Долгоруков направился к столу за которым сидел личный секретарь Меншикова, Зюзин, душой и телом преданный ему. -- Послушайте, вы... господин фискал, за благо даю вам совет: пересядьте за другой стол, не то быть тебе битому, -- громко и угрожающим тоном промолвил ему молодой князь.

-- Кто дал тебе право, господин офицер, наносить мне оскорбление? -- тихо спросил Зюзин, меняясь в лице.

-- В моих словах оскорбления не видно, а что я назвал тебя фискалом, так эту кличку ты вполне заслужил...

-- Ты... ты, князь, ответишь за меня.

-- Может быть. А чтобы уж заодно отвечать, я, кстати, поколочу тебя... Вон, крапивное семя! -- грозно крикнул на Зюзина князь Иван, замахиваясь на него.

Личный секретарь Меншикова почел за благо ретироваться при громком хохоте всех находившихся в таверне.

Это происшествие с Зюзиным не прошло даром ни для князя Ивана Долгорукова, ни для его приятеля Храпунова. Гнев Меншикова обрушился на них обоих, в особенности на бедного Левушку. Несмотря на то, что он в оскорблении Зюзина не был виновен, его, по приказу фельдмаршала Меншикова, посадили "под строгий караул" при полку. Что касается Долгорукова, то он был любимцем императора, а потому Меншиков волей-неволей принужден был щадить своего врага. За скандал в таверне Долгоруков поплатился только тремя днями ареста, но за этот арест еще более возненавидел Меншикова и вместе со своими именитыми родичами стал всеми силами стараться расстроить брак Петра II с дочерью Меншикова.

Император-отрок так привязался к Ивану Долгорукову, что не хотел разлучаться с ним и требовал, чтобы тот всегда находился при нем. Это исполнялось, князь Иван приобрел огромное влияние на государя, и могущественный Меншиков был ему теперь нисколько не страшен.

Петр все более и более стал охладевать к своему первейшему министру и регенту, вследствие чего могущество Меншикова пошатнулось. В державном отроке Петре II стал просвечивать нрав его великого деда: он требовал беспрекословного исполнения своих приказаний, не любил никаких возражений.

Петру не нравилось пребывание в доме Меншикова, и он с нетерпением ждал того дня, когда ему можно будет выехать в летнюю резиденцию, то есть в Петергоф, где для него отделывали дворец.

К своей невесте Петр тоже не благоволил и не старался скрывать это. Он по целым неделям не видался со своей невестой и всячески избегал встреч с нею.

Княжна Мария и прежде мало верила, что государь женится на ней, а теперь еще более сомневалась в этом, видя, что отношения между ее честолюбивым отцом и державным женихом обострились.

-- Матушка, никогда, никогда мне не быть женою государя! -- сказала она однажды матери. -- Он смотреть на меня не хочет, избегает даже встречаться со мною.

-- Вижу, милая, сама сознаю, -- с глубоким вздохом ответила Дарья Михайловна. -- Знать, все затеи нашего Данилыча окончатся ничем!

-- А я нисколько не сожалею об этом. Ну какая я царица?.. Ведь во мне царственного ничего нет. Я плачусь только на свою судьбу злосчастную, которая разлучила меня с милым сердцу... Был у меня жених, граф Сапега, -- его отняли у меня. Полюбила я князя Федора Долгорукова, думала найти с ним счастье в супружестве -- и с ним меня разлучили. И все отец... все мои несчастья через него! -- со слезами проговорила княжна Мария. -- И зачем он счастье мое разбивает, зачем? Пойми, матушка, ведь мое положение ужасно! Меня отец навязывает государю, который не только меня не любит, но даже смотреть не хочет. И делает это отец не из-за любви ко мне, нет, а лишь для своего тщеславия, для своего большого могущества. Император -- зять... Есть чем похвалиться!

-- Ох, Машенька, милая! И сама я знаю, сама все вижу, но что же я поделаю с Данилычем? Моих слов он и слушать не хочет. Ослеп он, не видит, что около него грозная туча собирается... Врагами он окружен со всех сторон, сам гибнет и других в погибель тянет. Вас, деток сердечных, мне жалко. За что вы, неповинные, терпеть будете? -- утирая слезы, промолвила княгиня Дарья Михайловна.

-- Матушка, я хочу повидаться с государем, хочу выяснить свое положение.

-- Это хорошо. Тебе даже необходимо откровенно переговорить с ним. Теперь государь дома. Вот бы тебе, Машенька, сейчас к нему пойти?

-- Боязно как-то.

-- Чего же тебе бояться? Войди к государю "прямым лицом" и все ему скажи, что есть у тебя на сердце. На правду государь ответит тебе правдой.

-- Я... я пойду.

-- Иди, иди, дитятко мое... Господь с тобой!

Княжна Мария обняла мать и отправилась на половину императора Петра, своего обрученного жениха.

Императрица Екатерина Алексеевна скончалась 6 мая 1727 года, а 27 мая того же года происходило обручение двенадцатилетнего императора Петра с семнадцатилетней дочерью князя Меншикова Марией.

Царское обручение происходило с особой торжественностью и пышностью. В доме-дворце Меншикова в тот день перебывали весь генералитет и все вельможи государства. Поздравляли императора, его нареченную невесту, а также сияющего и торжествующего Меншикова.

Кажется, в тот день были все счастливы, кроме одной царской невесты. Бледная, печальная, с заплаканными глазами, холодно принимала она приветствия и поздравления. Как до обручения, так и после него император Петр был по-прежнему холоден к своей невесте и даже избегал говорить с нею.

Княжна Мария видела это и решила в личной беседе выяснить все положение. Идя на половину жениха, она составила такое обращение к нему:

"Государь, если я не нравлюсь вам, то откажитесь; еще есть время. Не любя не женитесь; себе, государь, не отравляйте жизни и меня не губите".

Мария подошла к двери и слегка приотворила ее; она была бледна как смерть и сильно взволнована.

Государь был не один: с ним находились его сестра, великая княжна Наталья Алексеевна, и Андрей Иванович Остерман. На плечах у государя был накинут плащ.

-- Что с вами? Вы так бледны! -- спросил у вошедшей невесты Петр.

-- Это пройдет, государь!.. Но мне... мне надо поговорить с вами, -- робко сказала княжна Мария.

-- Только не теперь, пожалуйста, не теперь! Я еду с сестрой кататься. Сегодня я приготовил все уроки Андрею Ивановичу, и он отпускает меня на прогулку. Не так ли, Андрей Иванович? -- обратился он к своему воспитателю.

-- Совершенно справедливо, ваше величество! Если бы вы изволили все дни так подготовлять свои уроки, как сегодня, то я был бы несказанно рад тому.

-- Вот всегда так, Наташа, -- обратился император к сестре. -- Я учусь, а Андрей Иванович называет меня лентяем.

-- Андрей Иванович любит тебя и желает добра, надо его слушать, Петруша, -- тоном старшей сестры заметила царевна Наталья...

-- Я и слушаю. Только Андрей Иванович все морит меня над книгами. Ну, Наташа, едем, едем!

-- Государь, уделите мне несколько минут, -- голосом, полным мольбы, промолвила бедная княжна Мария.

-- Только не теперь, княжна. Я еду. -- И, сказав это, Петр под руку с сестрой поспешно вышел из комнаты.