Этого Кина нельзя было не любить.
Его любили все.
Актрисы, актёры, товарищи, друзья, публика, встречные.
От антрепренёра до его человека "Николашки", в которого он каждое утро, аккуратно, запускал сапогом, когда тот его будил на репетицию.
И, справляя тризну по тебе, мой бедный друг, как же я, по нашему старому славянскому обычаю, не заколю у тебя на могиле твоего любимого коня?
-- Он же ж ездит же ж на мне ж, как на коне ж!
Как же я, мой Кин, не выведу твоего Соломона?[*]
[*] - А. А. Рудзевич -- здравствует и по сей день. Среди разных странностей этого своеобразного и живого человека, следует отметить его влюблённость в Дорошевича. В настоящее время Рудзевич -- администратор Харьковского театра. А. К.
Антрепренёр Рудзевич, устроитель всевозможнейших "поездок", -- любил его до безумия.
-- Та ж Кола ж! Беже ж ты мой!
Тоже оригинальный представитель нашей русской богемы.
Одной очень молодой и красивой артистке, в присутствии её высокоаристократической родни, с ужасом отпускавшей её на сцену, он "бухнул" такой комплимент:
-- Та ж у вас не лыцо, а целая дэрэвня!
-- Как деревня?
Он пояснил:
-- Увидит помэщик вас на сцэнэ, -- сейчас дэрэвню подарит. Накажи ж меня бог!
Этот дикарь, влюблённый в актёров ещё больше, чем в сцену, -- в любви к Рощину доходил до мании величия.
Он привёз Рощина на гастроли в какой-то городок на Волге.
Исправник спросил его "так, между прочим":
-- А что, Рощин-Инсаров хороший актёр?
Надо было увидеть лицо Рудзевича:
-- Да вы!.. Да вы!.. Да вы -- социалысть!
Исправник даже опешил:
-- Позвольте...
-- Вы позвольте! Как же ж вы смеете такие вопросы задавать? Да знаете вы, Рощын сейчас пошлёт телеграмму директору императорских театров...
Исправник, не дослушав, начал извиняться.