Торгово-промышленник наших дней. Он по-прежнему держится:
-- Купеческой веры.
Считает себя сверхчеловеком и по праздникам надевает чуйку1 и едет в автомобиле в моленную, где должен "в наказанье" стоять столбом и не иметь права даже молиться, потому что у него:
-- Скобленый затылок.
Он не верит ни в Бога, ни в черта, и под его покровительством собираются "соборы", которые обсуждают вопросы:
-- Можно ли есть телятину?
И:
-- Не грех ли ходить к парикмахеру?
По-прежнему он тщеславен.
"Занимается самоубийством", покровительствует воздухоплаванию, издает декадентские журналы2, звонит в своей моленной под Пасху раньше Ивана Великого3.
-- Только чтоб о нем говорили!
Чтоб наполнить своим шумом всю Москву.
Он создал целую теорию:
-- Божественного происхождения своей власти.
Когда к нему приходят просить крупного пожертвования, он говорит:
-- Мы -- Божьи банкиры. Господь вручил нам силу, могущество, власть, давши нам миллионы. Мы не можем, не имеем права-с умалять врученное нам могущество!
И он уверяет Россию:
-- Меня возьмите, сударыня, в представители. От глубины кармана говорю. Не интеллигентишка какой-нибудь, который, черт его знает почему, взял себе за правило за младшего брата распинаться. Так! Блажь! Фантазия! Не от науки, не от теорий-с, не от ума, не от души, не от сердца какого-нибудь, а от кармана-с буду об общем благе хлопотать! Вон откуда идет. Основание верное! Верьте слову торговца-с. Покупатель нужен! А ежели покупатель, при теперешнем порядке вещей, маломощен, -- буду для него, для подлеца, политических свобод требовать. Пущай на свободе шерстью обрастет, чтоб что на нем стричь было!
Он заседает в Государственном совете.
Он издает политические газеты.
Он устраивает:
-- Совещания с представителями науки.
Он имеет при себе "интеллигентных сотрудников", которые сочиняют ему речи.
Которыми он гремит в Совете, потчует на бирже заезжих министров и портит им дичь, спаржу, сладкое, фрукты и кофе на званых обедах.
Европейский буржуа в полном смысле слова!
-- Птица крупного полета.
Но вот он в Государственном совете.
Речь заходит о грошах, о ничтожестве.
На чей счет лечить рабочих?
И вдруг сквозь "государственный ум", сквозь выученные наизусть фразы "интеллигентного сотрудника", расталкивая локтями все "высокие соображения", прорывается содержатель портняжной мастерской, который в субботу прижимает в расчете подмастерье.
-- Каких рупь восемь гривен? Каких руль восемь гривен? -- с визгом, с надрывом кричит он. -- А арниковой примочки4 на десять копеек забыл? Что ж, я тебя на свой счет примачивать буду? "Утюгом руку спортил"! Так ты с утюгом обращайся осторожно. Утюг осторожность любит. Так с тобой арникой одной изойдешь!
И в Государственном совете "государственный ум" являет жалкое и несчастное зрелище своим визгом:
-- Кому платить за фершала?! Вот он устраивает собеседования:
-- Представителей торгово-промышленности с представителями науки. Приглашает на "ученую чашку чаю".
Говорит этой скромной и стыдливой пока еще девице -- российской экономической науке:
-- Вы, душечка, купца не чуждайтесь! Купец вас ничему дурному не научит! Купца узнать нужно. Вы будете к нему поласковее.
Но один из профессоров возражает:
-- Супротив интересов торгово-промышленности.
И "европейской складки буржуа" отдает приказ по своей газетной армии:
-- А ну-ка, взъерепеньте-ка мне этого самого профессоришку, чтоб сладких слов за чаем не говорил.
И газета две недели подряд "цыганит" вчерашнего гостя своего издателя.
-- Уж и профессор! Как едаких в университетах-то держат!
И бедный профессор долго потом, даже когда просто у знакомых ему предлагают:
-- Не хотите ли чашку чаю? -- смотрит подозрительно:
-- Нет, уж я, знаете ли... чай пить в гостях остерегусь! "Кто пьет чай, тот отчаянный".
Особенно, -- купеческий.
В политическую газету, которую стал издавать "совсем европейский буржуа"5, он внес целиком нравы Ножовой линии.
-- Господин, господин! Куды идете? У них нитки гнилые. Двух дней рубашки не проносите! Господин! Голым щеголять захотели? Шишгаль6! Товару на грош, а покупателя завлекаешь! Видать, и покупатель хорош! Шишгаль к шишгали и идет!
Достаточно вспомнить те ушаты помоев, которыми обливала московская купеческая газета на последних городских выборах своих политических противников.
Что касается речей...
Один сановник, не особенно давно посетивший Москву, -- жаловался в Петербурге:
-- Прежде в Москве хоть ели хорошо. А теперь, чтобы поесть, пришлось со своим секретарем потихоньку к Тестову убежать. Как губернатор в "Птичках певчих". "Не говоря ни с кем ни слова". И: "Плащом прикрывши пол-лица". Поел балыку, ухи, поросенка холодного. Гурьевской каши, по крайней мере, спокойно... И обед великолепный. Суп, рыбу ешь еще спокойно, но как только "в бокалах заискрилось шампанское", так и начнут на чай просить.
-- То есть как это: "на чай просить"?
-- А речи! Все содержание: "Стараемся, не будет ли с государства на чаек нам за это?" Слова громкие. Фразы, периоды -- как калачи московские. Пышные, круглые! А содержание: "На чаек бы с вашей милости". Так вторая половина обеда всегда и пропадает! Тут на тарелке перепелка, страсбургским паштетом чиненная и трюфелем, как черной мантией, покрытая, стынет, а я на господина смотрю, который с бокалом в руке "на чай" просит... "На чаек бы с государства российской промышленности!" Нет, уж, знаете, лучше в ресторане. Там я после еды сам на чай даю, а во время обеда никто на чай не просит.
В Государственном совете -- мелкое торгашество.
В прессе -- Ножовая линия.
В "государственных речах" -- бесконечное клянченье и канюченье. Что "торгово-промышленность" даст в Государственной думе?
А ее туда потянуло.
Сначала торгово-промышленники особого интереса к Думе не обнаружили.
-- Государственный совет -- наше место. С сановниками!
А Дума!
-- Разговорный департамент.
Для купца несолидно.
С сановником рядом сидя, всегда какое-нибудь дело обварганишь.
А с депутатами что?
-- Одна словесность.
Теперь торгово-промышленник обратил благосклонное внимание на Государственную думу.
Его тоска по "государственному делу", его желание власти, желание диктовать свою волю, принимавшие в разное время разные формы, приняли теперь форму:
-- Желаю быть депутатом.
Торгово-промышленник обещает идти среди передовых в первом ряду.
Российский капитал звякнет оппозиционно.
-- Собственный интерес заставляет!
Торгово-промышленник уверяет, что:
-- Его интересы совпадают с интересами всяческого прогресса.
Он желает для нее законов, прав, свобод.
Путь развивается.
-- Покупатель нужен.
И торгово-промышленника желают видеть в Думе.
Желают друзья прогресса.
Прогрессивные профессора, публицисты, политические деятели.
-- Мы должны перетащить его в свой лагерь!
-- Реальная сила, с которой придется считаться!
-- Послушайте! Со всех сторон вы только и слышите, разговаривая с торгово-промышленниками: "Вчера я обедал с министром таким-то, -- он мне сказал". -- "Третьего дня я завтракал с министром таким-то, -- он обещает". Теперь им надоело сидеть по министерским передним, -- вытащим их оттуда. В Думу! Пусть говорят с министрами не за обедом, а в Думе. На всю страну! Пусть отвыкнут от устройства дел в приемных кабинетах. Пусть требуют. Пусть требуют в парламенте!
Но не есть ли это общее свойство буржуазии?
Она любит поговорить с министром:
-- Потихоньку.
Мне приходилось встречать немало крупных французских буржуа.
Парламент! Палата депутатов!
Но когда речь заходила о делах, я слышал то же:
-- Это будет наверное. Я вчера обедал с министром, -- и он мне сказал.
-- Я третьего дня завтракал с министром, -- он обещал.
И никогда, когда говорилось "о деле", не говорилось о палате.
Как будто ее не существует!
-- Говорильный департамент.
Отучите ли вы купца от кабинетных ходатайств о торгово-промышленности?
Желает ли он сам от этого отстать?
Он говорит сам:
-- Нам по дороге.
И вы с восторгом усаживаетесь с ним в один вагон.
Уступаете ему отличное место, около окошка.
Такой попутчик!
Но из первой же станции, где оппозиции готовы залить рот "чаем", готовы оказать поощрение, покровительство, -- вообще готовы дать "на чай", -- вдруг он возьмет и выйдет?
-- Счастливого пути!
-- Как?.. Вы хотели...
-- Нет, уж я здесь останусь. Дела заставляют. Счастливо оставаться!
Вдруг он воспользуется своей силой, властью, депутатством только для ходатайствования:
-- На чаек торгово-промышленности?
Горе правительства -- думский мужик.
Правильный мужик.
Хоть с кашей его ешь!
Направо сидит, -- извольте.
Любой запрос провалит.
Хоть завтра предложи г. Марков 2-й все университеты закрыть, -- мужик пробаллотирует правильно:
-- Наплевать! Закрывайте!
Но как произнесли слово "земля", -- анафема!
-- Землю нам!
-- Да ведь ты правый!
-- Так точно. Старались. Уж вы землицу нам на чаек пожалуйте!
-- Да ведь ты что говоришь?! Ведь это -- левая теория!
-- Это нам все единственно. А землицу пожалуйте.
Купец будет сидеть от центра налево.
Но насчет "государственного на чаишки" торговле и промышленности... купец и "покупателя" забудет.
-- А как же интересы покупателя?
-- Ничего-с. И с каким еще поторгуем, ежели правительство хорошо на чай даст.
-- А как же ваши обещания? Прогресс и всякая всячина?
У Островского есть хорошая купеческая фраза:
-- На словах-то вы -- патриот, а на деле яблоки таскаете?7