<ЧАСТЬ ВТОРАЯ>

Старец худ, обряды.

Целование.

Поучения.

Волнение.

Ракитин.

Това<рищ> у Алеши.

Алеша заметил монашка.

Монашек и инок Ферапонт.

Монашек, воротившись, на колени встал, чуду внимал, монашек мелькал, но Алеша не заметил, потом он припомнил всё, но в настоящую минуту было не до того. Старец вдруг, утомясь, уже в постели и заведя глаза, как бы вспомнил о нем и потребовал его к себе. {монашек мелькал ~ его к себе, вписано. }

Старец высылает Алешу.

Отец Паисий подтверждает: "Ступай, сирота". {"Ступай, сирота", вписано на полях. }

Выходит в волнении.

Почувствовав, что еще силен: "Буду говорить". {Почувствовав ~ говорить", вписано на полях. }

-- Вы не можете не сообщить, не имеете права.

Хотя Алеша и поспел, но Ракитин раньше его передал отцу Паисию, которого тоже вызвал.

-- То ли еще узрим.

Стало быть, и Паисий подвергался сему легкомысл<ию> монахов.

Всех же больше совершившимся чудом, казалось, был поражен захожий монашек из Обдорска. Дело в том, что он был в некотором недоумении и почти не знал, чему верить. Еще вчера он был за пост, а про старчество он и прежде слыхал как про вредное новшество. Не без того, что заметил в монастыре, он выслушал и некоторые осуждения, сходные с своими, иных легкомысленных и ропщущих братии -- и вот теперь вновь чудо. Алеша заметил, что шныряет.

Всего более поразил он инока, что был виду крепкого. "Человечьим".

-- Но я тебя во сне видел.

-- Человечьим.

-- Содержишь ли посты? Ныне поганцы говорят, что поститься столь нечего, великое заблуждение.

-- У нас устав. Но что значит сие перед вашими двумя ломтями.

-- Говорите вы, лишь хлебца кусок вкушаете.

-- А грузди, -- произнося придыхательно, вроде французского аш. NB выговаривая г придыхательно, почти как хер.

-- Я-то от их хлеба уйду, не нуждаясь, хотя бы и в лес. А они-то { Далее было: здесь} не уйдут от хлеба...

-- Кто?

-- Здешние.

-- Ныне ученые. Я малограмотен, а достигну.

-- Что говорят, будто вы Святодух.

-- А черти? один на пупе висит. Страшно, а как унесет?

-- Хвост придавил да закрестил, погнил, должно быть, теперь. <23>

-- Правда ли, что со святым духом общение имеете?

-- Слетает. Бывает.

-- Как же слетает, в каком же виде?

-- Птицы, в виде птицы.

-- Святой дух в виде голубине.

-- То святой дух, а то Святодух, Святодух слетает. Птицею, ино ласточкой, ино щеглом, а ино и синицей.

-- Как же вы узнаете его?

-- Говорит.

-- Как говорит, каким же языком?

-- Человечьим, человечьим.

-- Чего же он вам говорит?

-- Вот сегодня возвестил, что дурак посетит. Много, инок, знать хочешь.

-- Страшно и ужасно сие.

-- Бестолковые вы люди. Како наблюдаете пост?

-- Трапезник наш по древлему скитскому. {-- Бестолковые ~ скитскому, вписано на полях. } <24>

-- Красным-то лучше, а белое-то на больницу похоже.

-- Она услышит, что я засадил, -- она к нему пойдет. А услышит, что тот меня избил, -- она ко мне придет. Вот характер -- (только чтоб насупротив делать).

-- Коньячку хочешь, я тебе кофе дам.

-- Вот вы и добрые стали.

-- Ничего, совсем не добрые, ступай. Руку поцеловал.

-- Ну хорошо (bis), -- боясь расчувствоваться. -- Ты что? (расчувствовался) еще увидимся. Алеша! Думаешь, не увидимся? {-- Вот вы и добрые ~ не увидимся? вписано на полях. }

-- С тобой только одним бывали у меня добренькие минутку а то я злой человек. {-- С тобой ~ злой человек, вписано на полях позднее. }

-- Он у Дмитрия невесту хочет отбить, для того здесь и живет. Он мне сам сказал.

-- Неужто он это вам сказал? (Тревожное чувство. И вдруг ему померещилось, что он действительно мог сказать это, не в самом деле, а для того, чтоб глаза отвести, зачем он живет. Но в таком случае зачем он живет? Не сам же зарезать хочет.) {Не сам же зарезать хочет, вписано позднее. }

-- А то как же? не от меня же ему денег выманить.

Нос. Подтеки пятнами. Придавало злобный вид. Он, кажется, это знал сам и злобно поглядел на входившего Алешу.

-- Красный-то лучше. Зачем пожаловал?

-- Узнать о вашем здоровье.

-- Да. И, кроме того, я тебе сам велел. Только: напрасно тревожишься... Вздор это! Я его раздавлю. Тараканы ползают. Иван. И никакой у него такой учености нет, да и образования нет. Коньячок в шкафу. Я сегодня на ухе. 15 лет жить, для себя жить. <25>

-- У меня теперь вдруг озарение (дрожь).

-- Да то, что ни вы Дмитрия не любите вовсе, с самого начала, ни Дмитрий вовсе не любит вас, а только чтит (да, он чтит, я знаю это).

-- Что это, Ал<ексей> Ф<едорови>ч, что с вами!

-- Я не знаю, что со мной, и, право, не знаю, как я это вот смел, но надо сказать правду.

-- Какую правду?

-- А вот какую (как будто летя с кровли). {-- Какую правду? ~ с кровли), вписано позднее. }

-- Позовите Дмитрия и пусть руки соединит -- потому что вы только его и любите, а мучаете его. Если вы его любите, то подайте ему руку, а если не любите, то скажите это ему прямо, чтоб он уже знал и не думал { Незачеркнутый вариант: не надеял<ся>} ничего, потому что он вас любит и мучается. {Если вы его ~ и мучается, вписано на полях. }

-- Вы подлый... юродивый.

-- Может быть, может быть, я ужасно виноват. Иван выходит.

-- С Кат<ериной> Ив<ановной>. Смех и слезы.

-- Подите, вот 200.

-- Только ты ошибся, мой добрый Алеша: никогда она не любила меня. {-- Только ты ~ не любила меня, вписано позднее. } Гордая женщина, как Катерина Ив<ановна>, не нуждается даже и в дружбе. {как Катерина Ив<ановна> ~ в дружбе, вписано. } Тоже было мщение мне за вчерашнее. И два месяца сряду дост<аточно> {И два ~ дост<аточно> вписано. } я выслушивал о любви к тому, но Катер<ина> Ив<ановна> знала о любви моей к ней, хотя я ей никогда не говорил о любви. { Далее было начато: Зная} Я никогда ведь вам не говорил о { В рукописи: про} любви. {Я никогда ~ любви, вписано. } Таким образом я доставлял ей наслаждение язвить каждодневно рассказами о любви к тому. Теперь еду. Но знайте, вы любите только себя и никого больше, { Вместо: себя и никого больше -- было: того} по мере оскорблений -- всё больше и больше.

И всю жизнь, всю жизнь будете уверять себя, что любите того, {И всю жизнь ~ любите того вписано на полях. } и именно такого, как он, и именно вас оскорбляющего, чтоб созерцать ваш подвиг, вашу верность, как я уже вам и сказал, и тем любить лишь одну себя.

-- Иван! Это неправда, неправда, в эту минуту по крайней мере неправда, потому что она слишком оскорблена. {и именно такого ~ слишком оскорблена, вписано на предыдущей странице рукописи. }

-- Надрывом боретесь с ним, и это не от принижения, а именно от гордости. Принижение паче гордости. Я слишком молод, и я влюблен в 1-й раз. Я позволил себе это высказать. Можно б было не объяснять вовсе. Но ведь я еду навсегда. И не сердитесь на меня, {Можно б было ~ на меня вписано. } знайте, что я уже наказан: более вас никогда не увижу. Прощайте, мне не надобно руки вашей; вы слишком сознательно меня мучали, а этого я вам простить не могу. "Den Dank, Dame, begehr ich nicht". {"Награда не нужна мне, госпожа" (нем.). }

-- Таким молоденьким человеком вышел, что очаровательно, вовсе не ученым таким, что очаровательно.

-- В вас гораздо больше ума, чем я думала.

-- Благодарю за комплимент.

-- Ах, простите, простите.

-- Но видите, теперь я опять не знаю, Ивана ли любит она или Дмитрия?

-- И какой я был мальчик! И как я смел! Как я смел! <26>

Ему казалось, что он причиною новых несчастий. Во всяком случае наглупил, выскочил.

Надо было Ивана. Непременно, непременно.

Усложнение.

Поручение близ квартиры Мити.

Тут он стал обдумывать поручение.

Мальчик припомнился.

Столичный трактир.

Доброе лицо, какой-то новый человек сидел перед ним (брат Иван). {Столичный трактир, ~ Иван), вписано и очерчено рамкой. }

-- Там произошло такое, об чем тебе и еще слишком рано знать, Lise; всё, что можно тебе рассказать, я расскажу тебе сама, когда вернусь от Кат<ерины> Ивановны...

Алеша и Lise.

-- Всё, что можно знать. Вы охраняете нравственность. Министр доносит, что нравственность хороша.

-- А.

-- А об остальных мильонах людей ни слова, надо, чтоб все...

-- Все, все, -- крикнула Lise.

-- Давайте вместе!

-- Если б вы знали, Lise, какие голодные! Мы виноваты (Старец).

Lise: "Чем же мы-то?"

Ал<еша>: "Всё равно мы возьмем на себя, и если б никто не взял, а мы одни возьмем, то и то не сомневаться..."

-- Вы новое платье наденете? Бархатный сюртучок. Белая пуховая шляпа и маленькая роза в петлице. Это очень хорошо. Вы будете не отходить от меня.

-- Нет, Lise, это не так, я уж об этом думал. Если надо идти, так я, естественно, уйду. Ведь насмотримся.

-- Нет, это не так. Это потому, что вы еще меня не любите, что между нами происходит теперь, то это брак по рассудку, вам Старец велел жениться, вот вы меня и выбрали. Вы холодны.

И потом: "О, как вы холодны!" Ходил, ходил и поцеловал.

-- Нет, это мы еще не умеем. Поцеловал.

-- Что с вами?

-- Я и сам думаю, что это ужасно глупо.

-- Глупо?

-- Я думал, что жених. Вы говорите, холодный. От маменьки тихонько.

-- Тихонько, тихонько, я сама скажу, а вы раньше меня ни слова. <27>

-- Евпл. Нравится вам мое имя?

-- Отменно хорошо умею понимать-с. {-- Евпл. Нравится ~ понимать-с. вписано. }

Воротился Алеша.

-- Катерина Ив<ановна> больна, в жару, бредит -- заснула.

Вышел от Катер<ины> Ив<ановны>. "Наглупил! вот выскочил". (Старец).

Брата Митю -- на квартиру (поручение к мочалке недалеко от квартиры Мити).

-- Я, может быть, даже много напортил.

-- Как глубоко говорил ей брат Иван, как он был зол.

-- И все-таки, может быть. Ему надо было брата Ивана. {-- Я, может быть ~ брата Ивана, вписано на полях. }

Брата же Ивана он уверен был, что встретит.

После Lise пошел к Фоме, две хозяйки.

Смердяков.

Ивана -- в трактире.

Съел свой хлебец.

Банная мочалка, мальчик.

-- Высеку.

-- Не высеку. Отрежьте пальцы-с.

-- Папа, папа, какой это нехороший город, папа. -- Вот мы переедем в хороший город, Саша.

-- Ведь мальчик у нас с лошадкой родится.

-- Фокусик, фокусик я вам один покажу-с.

-- А что же я моему мальчику скажу-с, если 200 приму, ведь я уже не вправе принять.

-- Губенки-то вздрагивают. Змей спускать.

-- Словоерс приобретается в унижении-с.

-- Штабе я капитан-с.

-- Словоерсом стал говорить-с.

-- Штабс-капитан Словоерсов-с.

-- Снегирев-с.

-- Я этот хлеб, говорит, не заработала и сидит голодная.

-- Мудреное наше время-с.

-- И ничего во всей природе благословить он не хотел-с.

-- Вы меня прослезили-с.

-- Так ведь прослезил меня.

-- Мой помет-с.

-- Умру я -- кто-то их возлюбит.

-- ...Ну так вот, так и доложите-с, вот она какая, мочалка-с. <28>

-- Офицер русской армии-с. Хоть и посрамленный офицер, но всё же офицер-с. Мочалка чести своей не продает! А кабы продал, что бы я мальчику-то моему сказал-с?

-- Горничную девушку надо нанять, я-то, положим, горничная, но ведь разве только собака-с, а горничную девушку нанять, надо денежки заплатить.

-- В России пьяные люди { Далее было: у нас} самые добрые. Самые добрые люди у нас самые пьяные-с есть. { Вместо: Самые добрые ~ пьяные-с есть. -- было: так что выходит у нас, что самые добрые люди и самые пьяные есть.} Маменьку люблю-с. {Маменьку люблю-с. вписано. } Нечего делать, надо бюджет-с. Надо, чтоб Россия в Европе сияла-с, за просвещение Европе надо заплатить-с, вот и пьют наши самые добрые, чтоб за весь этот блеск оплатить. Шутка ли, сколько надо денег, чтоб одних дипломатов держать. Хотел было я с малых лет в дипломаты-с, да вышло, что рылом не вышел-с. Шуты вы, говорят, паяцы, разве может у вас что разумное быть. Так говорю, Варвара Николавна: разве может у нас что разумное быть? <29>

"Фокусик". Что-то как бы дернулось в его лице.

На дороге: "Я очень бы хотел помириться с вашим мальчиком".

-- Точно так-с. Позвольте-с.

-- Кричал, бежал: папа, папа. Пришли мы сюда-с. Обхватил мне ручками шею, обнял, заплакал: папа, папа! И я заплакал-с... Оба заплакали. Знаете, как у детей, когда слезы от большого горя текут, -- ведь это брызгами-с, теплыми брызгами-с; обмочил мне лицо, зарыдал, как в судороге затрясся, обнял меня: папочка, папочка. Бог видел-с. Дети, коли молчаливые, гордые, да перемогают долго слезы в себе, да как прорвутся: трепещется, как раненый голубочек. {Знаете, как у детей ~ как раненый голубочек, вписано на предыдущей странице рукописи. } Обнялись мы, сидим и сотрясаемся. Бог всё это видел-с, видел-с и записал-с.

-- Денег с него не бери. В школе говорят, что он тебе даст 15 руб. {-- Денег с него ~ даст 15 руб. вписано на предыдущей странице рукописи. }

-- Как же ты, говорит, его сам.

-- Слаб я, говорю, а он вдвое сильнее.

-- Кто же сильные?

-- Богатые сильные, говорю.

-- Папа, я разбогатею. Я в офицеры, я всех разобью, я приеду, и тогда никто не смеет. {-- Как же ты ~ никто не смеет, вписано на полях. }

-- Я вам советую не посылать его в школу.

-- Больше не пошлю-с, да и болен он. Кашель.

-- Федор Павлович разгневались и лишили своих милостей. Заподозрил меня, что я будто бы про его замыслы на Аграфену Александровну Степану Михайловичу передал.

-- Фребелевску<ю> систему у нас вводят-с,-- просвещение-с. Читают. Песенки поют-с.

-- Из простых-с, Алексей Федотыч, Федот Алексеич, Федот Федотыч. <30>

M-me Хохлакова вышла в беспокойстве: Катерина Ив<ановна> затворилась, генеральша хотела было домой, заснула. Все сидят около. Заперлась. "Боюсь, что серьезно" (NB. Действительно горячка.)

-- Посидите с Lise. Простите ее. Она плакала, что оскорбила вас. Помиритесь, посидите здесь, а я там.

A part: {В сторону (франц.). } "Алексей Федорович, не обижайтесь ею, не имейте претензии: она добрая, но она больная. Я сама только и делаю, что щажу ее. Она говорит, что вы были ее другом детства. У ней очень серьезные на этот счет чувства. Если б вы знали, у ней на этот счет воспоминания. Стояла сосна. Мама, я помню это со сна. И тут она мне наговорила что-то такое хорошее, я не умею выразить, до свидания. Посидите с ней, ободрите ее, как вы сумеете сделать".

Ушла, Алеша воротился.

-- Послушайте (без глупостей). Мне мама сказала, какое поручение. К бедному отставному офицеру. Вот вы теперь рассказали, что не удалось. Почему же не удалось, я мало поняла...

Алеша рассказал и про Илюшу. Сильное впечатление: "Как же вы ему не вручили?"

-- Завтра вручу.

Рассуждение Алеши. Восторг Lise, дебаты вместе.

-- Как вы умны, я бы никогда не выдумала.

-- Lise, Lise, Старец говорил, { Далее было: о народе: сколько бедных, сколько горя} что как за детьми ходить.

-- Давайте ходить вместе. Откиньте глупости -- давайте ходить, ваш Старец святой.

-- Да -- народ, сколько бедных, один мильон.

-- Пойдемте вместе. Вы не думайте, эти глупости, это только, это вздор. {Вы не думайте ~ вздор, вписано. }

-- Пойдемте.

-- Ах, как я счастлива!

-- И я счастлив. Я вас помню, Lise: вы еще с детства необыкновенно высказывались (quelque chose dans un mot), {нечто в одном слове (франц.). } вы из всех одна. Избрана будете. <31>

-- Как я счастлива! Алеша, я ведь... (и не может сказать). Я ведь в самом деле написала.

-- И тем лучше. { Далее было: Вы такой холодный.}

-- Тем лучше? Разве вы любите? 15 лет и 3/4 и т. д. Но вы так холодно. Что это с вами? Вы так хладнокровно (поцеловал).

-- Вы не умеете. Алеша, как вы любите? Я вас просто люблю.

Алеша: "Я не знаю, просто ли я вас люблю. Вообще я ничего в этом не смыслю". {-- Тем лучше? ~ не смыслю", вписано на полях. }

-- Давеча письмо.

-- А! так значит, вы так много понимаете.

-- Посмотрите, не подслушивает ли мамаша? Поцелуйте мне Руку.

Бархатный костюм. Упоение Лизы. Опять поцелуй.

-- Маменька подслушивает. Ну, идите, идите к Старцу... и проч.

-- Ах, он хороший! Ах, он великий!

Выходит: Хохлакова.

-- Выйдя в свет, надо жениться. Это-то я знаю, как я ни молод. Я заметил в вас много способностей, каких во мне недостает. Потом заметил, что вы любите бедных. Потом, что вы задаете вопросы и что вопросы эти вас очень интересуют. Я знал женщин, но с вамп я рос, хотя мы и разных лет, так что всех ближе -- это вы. Сидя в креслах, вы должны были думать.

Алеша: "Вы лучше меня, вы глубже. У вас душа веселее и вы добрее. Вы смеетесь как ребенок и мыслите { Далее было: иногда} как мученица. Вы очень глубокие вопросы иногда задаете. Я вас с детства знаю. Вы сейчас задали один вопрос. Я каждую мысль вашу знаю. Вы и не знаете, как вы хороши и чисты сердцем. (Давеча письмо.)".

-- Алеша, как я счастлива. Знаете, я давеча это письмо. Я за вами буду смотреть, как мамаша, в щелку.

-- Это, конечно, предрассудок, но ведь нельзя же вам не быть женщиной.

-- Вы думаете, что все женщины подсматривают? Алеша, ведь вы ничего не понимаете в женщине.

-- Ах, правда, вы правы, только подслушивать нехорошо.

-- Да ведь я же из любви подслушиваю, беспокоюсь за милое существо.

-- На практике, без сомнения, это может быть иногда прекрасно, но по принципу -- нехорошо.

-- Нет, Алеша, не будем ссориться в самом начале. Видите, это может быть и впрямь дурно, только я все-таки это буду делать.

Алеша: "Делайте. Ведь мне всё равно, я не за себя, я, что бы вы там ни подглядели и ни подслушали, буду в главном поступать, как я прежде по долгу решил".

-- В главном пусть.

-- А не <в> главном?

-- А не <в> главном во всем уступлю.

-- Так и я вам во всем уступлю. { Далее было начато: и даже в}

-- А я вам в самом главном уступлю.

-- Объявляю вам, что я не буду подслушивать, никогда, никогда, потому что вы правы, и хотя бы мне ужасно хотелось подслушать... (Ну, ступайте к Старцу.) <32>

-- О, теперь уже приходите как можно чаще. Разве мне можно теперь без вас? Мы всё будем говорить, как мы будем вместе жить. Мы всё будем с вами говорить об этом. Т-с... Мама подслушивала, она сейчас отошла. Я знаю ее ногу, я слышала, ступайте, ступайте.

Когда Алеша вышел. {-- Т-с... Мама ~ Алеша вышел, вписано. }

-- Ах да! Какое горе у вас? вы давеча говорили.

-- Ах, Lise, я вас не стою совсем, вот вы вспомнили про мое горе. Братья губят себя, отец тоже, и других губят, и так это всё безобразно, помочь нечем, а я -- лишаюсь { Было: должен бросить} друга, отца моего, и должен начать совсем новую жизнь. И, клянусь, то, что вы мне сказали, воскресило меня... Но мне пора -- может быть, он умирает. {И, клянусь ~ умирает, вписано. } <33>

Алеша о штабс-капитане с Lise: "Это человек трусливый и очень слабый характер. Он очень измученный и очень добрый. Я об этом думаю, чем он обиделся? Он многим обиделся: первое, тем, что очень деньгам обрадовался. Нет, уж он очень обрадовался... { Далее было начато: до того обрадо<вался>} Я ведь видел, у него голос был такой слабый, ослабленный, а говорил он мне скоро-скоро... в восхищении и плакал... до того в восхищении, что вдруг ему и стыдно стало за то, что слишком восхищен. Я тут ошибку одну сделал... Этот человек больной, слабонервный, очень слабый. Он обиженный человек, Lise, и обида внутрь сошла, {Нет, уж он ~ внутрь вошла вписано на полях. } второе, что передо мной восторга не скрыл и слишком меня за друга принял -- вот это очень важно -- слишком меня за друга принял {вот это ~ за друга принял вписано. } и мне доверил, а в-третьих, что я ему очень уж сам проговорился, сказал, что мы и еще дадим и что и у меня есть для него деньги сколько угодно... Тут вдруг он и обиделся, что я ему тоже и от себя предложил сколько угодно. Главное то, что он, хоть и не знал до самого последнего мгновения, что растопчет кредитки, но всё же со страданием что-то предчувствовал про это среди еще восторга -- потому-то и восторг так был силен, что он это предчувствовал, он и предчувствия хотел избавиться этим восторгом. Он восторгом хотел задавить предчувствие и избавиться его. {Он восторгом ~ избавиться его. вписано. } Но знаете, это, может быть, к лучшему. Я так решил, что к самому лучшему".

-- Почему же?

-- Потому что растоптать кредитки было слишком прельстительно, хоть и стоило ему это 200 руб., т. е. всех надежд, всего счастия. Если б он не растоптал, а взял кредитки, он бы заплакал, придя домой, через час о своем унижении... А теперь он пришел гордый и торжествующий, хоть и погубил себя. А стало быть, теперь ничего нет легче, как заставить его взять эти 200 руб., потому что он раз уже честь свою доказал... и уверен теперь, что его за гордого человека знают. А потому его теперь очень недолго придется упрашивать и т. д.

Иван: "Я поеду (в Москву), но не завтра, не сию минуту, несколько дней еще надо здесь пробыть, но я постараюсь так устроить, чтобы ее не видеть, скрыться от нее. У меня даже просьба к тебе, Алеша, покриви душой, скажи, что я уехал, ну, что, кажется, уехал". <34>

"Великая корона". "Милочка" (стих сочиняет).

-- Что вы к нам не ходите? Что вы нас презираете? -- это почти всегда повторяла Марья Ив<ановна> (в веснушках). Но он обижался. Не являлся по неделям -- был неразговорчив, молчал, становился у притолки. Разве соблазнила его десть его стихотворному таланту. Сочинил один стих.

Тирада Смердякова о себе.

Алеша с расспросами насчет 3000.

Смердяков: "Перелезают забор-с. Позвольте узнать, вы как же прошли-с?"

-- Ах, как я люблю, когда сочиняют стихи!

-- Это чтоб стихи, то это существенный вздор-с.

-- Почему ж? Как же вы про русскую-то корону написали? Это стихи-с. {Как же вы ~ Это стихи-с. вписано на полях. }

-- Стих не дело-с. Кто же в рифмах говорит? Это что я в рифму, в склад говорю: корона -- здорова, силой -- милой.

-- Какой вы умный.

-- Я бы не то еще знал-с. Если б не жребий мои "с малыим". Ненавижу русский народ-с.

-- Кабы вы военным были.

-- Я не только не желаю быть военным, но я желаю уничтожения всех солдат-с.

-- Ах, господи. Кто же бы нас спас, когда неприятель придет?

-- В 12 году-с хорошо кабы -- и всё было бы теперь по-иному.

NB. -- На дуэли очень, я думаю, хорошо. <35>

Мать растерзанного ребенка. {Мать растерзанного ребенка, вписано позднее. } Камни веры.

-- Понимаешь меня, Алеша?

-- Очень понимаю.

-- Не видал Дмитрия.

О Смердякове (очень заинтриговал).

-- Тебя занимает Смердяков?

-- Да.

-- Брат, ты в самом деле завтра едешь?

-- Не знаю -- давеча о Катерине Ивановне.

-- Всё о Катерине Ивановне -- уеду.

-- А Дмитрий и отец?

-- Что я, сторож брату моему? (Каинов ответ.)

-- Что ты, тверд в идее? Али нет?

-- И тверд, и нет.

-- Давеча (у Катер<ины> Ив<ановны>): нам всем было так мало лет, и мы друг другу читали наставления.

-- Брат, если ты уедешь, то Дмитрий...

-- Сторож брату моему (жить сам хочу).

-- Брат, ты в самом деле завтра уедешь?

-- Я праздную, кончил с любовью. Это была глупенькая вещь, Алеша, однако ж так меня увлекшая на целые почти полгода, а это -- институтка.

ГЛАВНОЕ.

Катерина Ивановна в бреду.

-- Что там? ты был?

-- Там очень нехорошо. Омрачился. Сейчас же и рассмеялся.

-- Я излечился (от любви).

-- Я поеду мои могилы целовать.

-- Не могу я допустить, чтоб эта будущая гармония стоила того, чем она куплена. А если и стоит того, то не хочу допускать, мне деток жальче, и я прошу меня от гармонии заранее уволить, возвращаю билет назад.

-- Это бунт, -- сказал Алеша.

-- Бунт? Я бы не хотел, чтобы ты так это назвал. Можно ли жить бунтом, когда я не то что не хочу принять, а не могу принять. Ты можешь принять? Скажи.

(Молчит.)

-- Алеша, веруешь ты в бога?

-- Верую всем сердцем моим и более, чем когда-нибудь.

-- А можешь принять? Можешь понять, как параллельные { В рукописи: #-е} линии сойдутся? Можешь понять, как мать обнимет генерала и простит ему?

Алеша молчит.

-- Нет, еще не могу. Еще не могу. {Можешь понять ~ не могу, вписано. }

-- Ты сама правда, ты не можешь лгать.

-- Пойдем, поздно. (Расчет.)

-- Как же ты клейкие листочки любишь? Как же ты жить хочешь?

-- По-карамазовски.

-- То есть всё позволено?

-- Всё позволено. Я бы желал совершенно уничтожить идею бога. Не то, по-карамазовски, до 30 лет оттенка благородства хватит.

-- А там?

-- Или погрузиться в вонь сладострастия, али честолюбия, али жестокости, али карты полюбить, или...

-- Или?

-- Или истребить себя.

-- Я рассуждал -- можно бы погрузиться в игру, полюбить шахматы, стать банкиром и биржевую игру, стать придворным. Но { Далее было начато: мне} я пришел к заключению, что это мне, что это нам с тобой невозможно. Идея не умрет. Червем будет жить. Есть одна только вещь: скотское сладострастие, со всеми последствиями, до жестокости, до преступления, до маркиза де Сада. С этим еще можно бы, кажется, протянуть. Но для этого все-таки надо развить в себе всею жизнью этот огонь крови, но если и можно, то это гадко, а потому -- истребить себя! Я стал на том, что до 30 лет и само проживется силою жизни, обаянием кубка, { Вместо: обаянием кубка -- было: кубка} обманами то есть, {обманами то есть вписано. } ну а там истребить себя. До 30 лет еще и так проживу. Надеюсь на подлость натуры. Я тебе прямо говорю: если б меня отдали в каторгу или отдали в лакеи или в рабы и кормили каждый день пощечинами, то и тогда не истощилась бы моя жажда жить. Надеюсь на подлость натуры.

-- Не проклинай.

-- Как же ты жить хочешь?

-- По-карамазовски (всё позволено).

-- Сладострастие, но, может быть, и нельзя.

-- Для тебя нельзя.

-- Сладострастие. Погрузиться в скотское упоение, как отец. Да грязно очень. Лучше ИСТРЕБИТЬ себя.

-- И... и ведь мы знаем, что он там ничего не нашел. Глупая проба -- так ведь это мне обидно даже, вот ведь что!

-- У нас сознание (30 000).

-- Ты думаешь, я про бедных, про мужика, про работников? Они так вонючи, грубы, пьяны. Я желаю им всего лучшего, но не понимаю, как Христос согласился это любить, я Христовой любви не понимаю.

Ребенка.

-- Если бы ты создавал мир, создал ли бы ты его на слезинке ребенка? Хотя бы и в самом деле было полное озарение, можешь ты согласиться?

-- Где-то в трактире говорим о такой ахинее. Это только в России возможно.

Генерал.

-- Расстрелять?

-- Да.

-- О, если уж ты говоришь "расстрелять". Слушай еще, но гляди-ка, Louis XVII, отрубить всем головы.

-- Если б ты создавал мир, создал ли бы ты на слезинке ребенка с целью в финале осчастливить людей, дать им мир и покой? и для этого необходимо непременно было замучить лишь всего-то одно только крохотное существо, вот то самое, било себя кулачонками в грудь и плакало к богу <нрзб.>. Слезы ребенка (я только про ребенка говорю). Нет, если ты честен, стоит мир кулачонка? Единственно потому, что можно формулировать один вопрос: согласился ли бы ты так создать?

-- Нет.

-- Пусть непонятное нам возмещение вечной гармонии. Аллилуйя. Согласился ли быть таким архитектором здания? Вот почему я мира не принимаю. Я говорил только про детей, пусть я клоп по уму, но если я честный клоп, то не должен согласиться из любви к человечеству, не должен. Возвращаю билет на вход -- как слишком дорого стоит.

-- Жизнь подла. Ум выдумал возмездие бога, но и бессмертие, если меня не будет -- то подло.

-- Прощай!

-- Прощай, Иван. Я тебя люблю, Иван.

-- И я тебя тоже.

-- Больше не приходи, ступай к своему Зосиме"

-- Жив ли твой Pater Seraphicus?

-- Жив и последнее слово записал.

Инквизитор: "Зачем нам там? Мы человечнее тебя. Мы любим землю -- Шиллер поет о радости, Иоанн Дамаскин. Чем куплена радость? Каким потоком крови, мучений, подлости и зверства, которых нельзя перенести? Про это не говорят. О, распятье -- это страшный аргумент".

Инквизитор: "Бог как купец. Я люблю человечество больше тебя". <36>

Христос. "Не стоит весь мир этой мысли -- выдумка бога. Так она свята, так она трогательна -- так разумна! И всё вздор -- глупая проба".

-- Пробный шар пущен. "Верь тому, что сердце скажет".

Инкв<изитор>: "Разве это справедливо? Пусть справедливо, но я не принимаю".

-- Тайну -- что истины нет, бога, т. е. того бога, которого ты проповедовал.

Отчаяние не трагическое, а комическое.

Смеется. Когда повезли подлую тварь, поганую каналью поганого парламента.

Алеша встал и поцеловал его (молчит).

Ив<ан>: "Инквизитор! Инквизитор!"

Встали, вышли. "Прощай, голубчик". О делах.

-- Ты не хотел, ты хотел свободного признания. Сделаю вас свободными, -- говорил ты.

-- Идея об 40 000 отцовских денег есть только грязь карамазовская.

-- И если принять на этих условиях жизнь -- то стоит она этого или нет?

-- Нет, не стоит, -- всё с тою же остановившеюся полуулыбкой ответил Алеша.

Смердяков: "Им бы тысяч 40 аль 50 досталось".

-- О да, отдал сына своего, послал сам на пропятие, -- смутил. О, это страшной силы аргумент, вековечный аргумент.

-- Для чего ты пришел смущать наше дело? Я тебя сожгу.

Инкв<изитор>: "Из любви к человечеству говорю тебе, -- тебе, возлюбившему его более самого себя. { Далее было начато: Понять} Ты один можешь понять меня, потому и открываю тебе тайну нашу. А завтра чем свет я тебя сожгу".

-- Чем глупее, тем ближе к цели. Глупость всегда коротка, а чем короче, тем ближе. Я пожертвовал собственным достоинством.

-- Но я не принимаю, потому что, как ни велика эта идея, она не стоит этого страдания. Будут петь ангелы. Если мать обнимется с мучителем сына, простит от ума, { Вместо: простит от ума -- было начато: то это, конечно} то значит тут произошло что-то до того высшее, что, конечно, стоит всех несчастий да я-то не хочу.

-- Это бунт.

-- Эвклида геометрия. А потому прими бога, тем более что это вековечный старый боженька и его не решишь. Итак, пусть боженька. Это стыднее.

-- И если мне предложено участвовать то не могу участвовать извините. Званый вечер.

-- Объяснишь ты это?

-- Для того и начал, чтобы объяснить. Эй, Алешка, ты думаешь, я фанфароню. Нет. Я нарочно начал так, как глупее нельзя начать.

-- Для чего же?

-- Ближе к делу. Слушай. А во-2-х, для русизма. Русские разговоры на эти темы все так у всех русских мальчиков происходят.

Нигилист.

-- Я этому не верю, пусть, пусть параллельные линии сойдутся (и обнимутся). Параллельные { В рукописи: #-е} линии сойдутся, где мне, маленькому клопиному уму, это понять.

-- Пусть он мучается, зато он яблоко съел.

-- Апокалипсис. В финале выразится { Незачеркнутый вариант: явится} что-то такое драгоценное, чего стоили все мировые эти страдания и что искупает их до того, что можно и примириться.

-- А потому 3-е положение. Я не считаю затею за что-нибудь серьезное.

-- Но я этого мира не принимаю, и я не хочу на него согласиться. Вот 3-е мое положение.

-- Да, пусть есть порядок, бьют <?> человечество. Трогательная вера. Смерть Христа. Для такого огромного, что равносильно этому страданию.

-- Мало того, я должен непременно воскреснуть, чтоб видеть возмездие -- иначе же, иначе всё пробный шар. Пробный мыльный пузырь, и больше ничего.

Это было движение любви: хоть посмотрю на них, хоть пройду между ними, хоть прикоснусь к ним.

От риз его исходила сила.

Как его узнали? Да разве он был похож на нас, ведь он чудо, тайна небесная.

-- Мы бы сохранили тайну, мы взяли бы страдание на себя, мы принесли бы себя в жертву человечеству.

-- Когда могучий и умный дух, дух смерти и уничтожения, дух небытия искушал тебя.

-- Ум -- подлец, а глупость пряма и честна. Глупость режет в одну точку, не виляет, в меридианы не заходит, где ей.

Где ломает свое жало змий.

Поцелуй горит на его сердце, но он остается в прежних мыслях. <37>

-- И что так наивно подхватил брат Дмитрий: "Да, пожалуй, всё позволено, если уж слово произнесено, не отрекаюсь". {-- И что так наивно ~ не отрекаюсь", вписано и обведено рамкой. }

Испов<едь> Старц<а>: "Не хочу оставить вас в неведение как это сам понимаю. (Иди, входи.)".

Портрет.

-- Зачем ты пришел к нам? Для чего ты пришел мешать нам? Не говори, я знаю, что ты скажешь, но выслушай меня и

прежде всего то, что я тебя завтра сожгу.

Мне стоит лишь сказать одно слово, что ты извержен из ада и еретик, и тот же народ, который падал перед тобой, завтра же будет подгребать уголья.

Ты видел народ? Чего тебе надобно было? Ты говорил, я хочу их сделать свободными, и вот ты видел этих свободных? Видел их? Это дело нам дорого стоило, и мы принуждены были сделать его во имя твое -- 15 век<ов> ломки, но теперь это крепко. {15 век<ов> ~ это крепко, вписано. }

Зачем же мешаешь нам, зачем разрушаешь дело наше? Нет, если есть достойный костра, то это ты.

Человек создан бунтовщиком. {Человек ~ бунтовщиком. вписано. }

Праведнейшие бегут от нас в пустыню. Мы их чествовали, как святых, но они действовали, как бунтовщики, ибо не смели бежать от нас. {Праведнейшие ~ от нас. вписано на полях. }

Когда умный дух предлагал тебе -- ты хотел свободы -- не сошел со креста.

Разве свободный бывает счастлив?

Камни в хлебы.

Все мудрецы земли не выдумали бы премудрее, что там записано в строках.

Накорми сначала и спрашивай.

Веру внутри твою пытал. Ты не поддался -- но разве все такие, как ты? Разве могут одною верой, а остальные, чем уберечь их от бунтующих?

Царство.

Ты отверг царство, мы принуждены были принять, и если будет стоить крови и целых поколений, то ты, единый ты, виноват.

Тебе поют: единый, безгрешный, а я говорю тебе -- ты единый виновный. {Ты отверг ~ виновный, вписано на полях. }

И еще долго нам ждать, пока устроим царство.

Целая саранча выйдет из земли, которая будет кричать про нас, что мы в рабство, растлеваем дев. Но и эти несчастные укротятся. Кончится тем, что укротятся, и высшие из них присоединятся к нам и поймут, что за владычество мы принимаем страдание. Но они, проклятые, не знают, что мы берем на себя: мы берем знание и страдание.

Блудница. Пусть разорвут, но ты не имеешь права. А за мной Истина -- и тогда разорви, если можешь. {Блудница, ~ если можешь, вписано на полях. }

Может быть, и возможно. По крайней мере, это будет, потому что так должно быть. <38>

Алеша: "Я воображал, что ты сделаешь иначе, ты осуждаешь лишь католическое духовенство".

Ив<ан>: "Глупость моя поэма, но согласись, что Великий инквизитор наполовину прав".

Ал<еша>: "Ты думаешь, ты думаешь? ты не веришь в бога".

ГЛАВНОЕ.

Алеша: "Но это Рим. Ты оправдываешь жадный католицизм".

-- А ты и теперь видишь лишь жадность. {Ты оправдываешь ~ лишь жадность. вписано. } Это правда, искания. Месса. Золото.

-- Ты думаешь, -- сказал Иван, -- сколько презренья в вас. Но хотя бы один, и какая должна быть грусть, чтобы он, -- Иван кончает.

-- Ты не веришь в бога. Как же клейкие листочки? Старик остается в своей идее. А ты?

-- Я в идее Старика, ибо он больше любит человечество. Можно ли об идиотах?

-- Может быть, можно. Ты не веруешь в бога. Клейкие листочки.

Иван: "У него авторитет неотразимый. 140 000, а те куды?"

Ал<еша>: "Так для тебя неотразим, ты не веришь в бога.

В чем же и тайна-то. А можно ли идею Старика и счастье людей?

Может быть, можно".

2-е искушение. "Да не преткнеши ногу".

-- Да, ты так должен был сделать, как гордое существо. Правда, ты понял, что ты бы расшибся.

Но ты отверг авторитет чуда -- и вот сколько мы принуждены были бороться, чтоб поправить, и если есть единый грешный -- то это ты. Сожгу.

Ты провозгласил то, что грезилось людям издавна, что они свободны; центробежная сила, не принадлежит к земле, свобода от чуда.

В этом 3-м предложении тебе Рим предлагал свое знамя. Ты отверг его. {В этом 3-м ~ отверг его. вписано на полях. }

Ты не сошел со креста, но ты бог, ты слишком много требовал от людей. Людям нужно чудо, т. е. авторитет. Чудо и тайна. Да, тайна. Теперь об тайне. У нас в болезни умрет человечество, как отец в скверне известной страсти. {как отец ~ страсти, вписано позднее на полях. }

-- Какую тайну, -- спросил Алеша, -- ты оправд<ываешь>? {-- Какую тайну ~ оправд<ываешь>? вписано позднее поперек текста. } <39>

-- В человечестве и в муках бытия его заключена задача найти то общее, прежде чем уже все бесспорно должны преклониться. Без этого человек спокоен не может быть и не устроится ни в какое общество. Тайна же сия основана на { Далее было: том} грубом несовершенстве устройства природы человеческой. {Тайна ~ человеческой, вписано на полях. } Человеку дана при рождении свобода, и первая забота человека, получивши дар свободы, кому б отдать ее поскорей. {Человеку дана ~ поскорей, вписано. } С этим он создает себе богов во всю свою историю, и кто знает эту тайну бытия человеческого, тот знает и каким путем покорить его, а кто может -- тот покоряет.

Тебе дано было знамя, указано нечто абсолютное, перед чем ни человек отдельно, ни целый мир вместе не подумает бунтовать. Но ты отверг всё во имя свободы. {Тебе дано ~ свободы, вписано позднее поперек текста. }

Вопрос личный -- то есть совести, { Вместо: личный -- то есть совести -- было: совести} -- как справиться с совестью. Вопрос социальный и государственный, -- и вопрос абсолютный, вопрос предвечный, -- вопрос, -- перед кем поклониться -- ибо никогда они не будут спокойны лично и не устроятся в целое, если не будут знать, пред кем преклониться.

Приняв хлебы, ты бы ответил на вопрос человеческий, кому поклониться.

Тебе следовало прийти так, чтоб оробел пред тобою, а ты сам же еще провозгласил для него неслыханную дотоле свободу.

3-я тайна -- необходимость соединения всемирного, ибо как бы ни были сильны нации, но все грезят и мечтают в пророках их о соединении всемирном. <40>

-- Публика аплодирует -- чему, кому? Тому, что оправдали истязание ребенка? Э-эх, меня не было там: я бы рявкнул предложение учредить стипендию в честь него же, истязателя!

-- Вообще картинки прелестны, { Далее было начато: Воздашь Кесарево} но из таких (и тогда уже, правда, весьма немногих).

-- Потребность соединиться в одно: Чингис-ханы, Тимуры, Аттилы, Великая Рим<ская> империя, которую ты разрушил, ибо разрушил ее ты, а не кто иной.

Ибо устройство совести человеческой возможно лишь, отняв свободу. Ибо, начиная жить, люди прежде всего ищут спокойствия... ты же провозгласил, что жизнь есть бунт и отнял навек спокойствие. Вместо твердых, ясных и простых начал ты взял всё.

А 2-й тезис, 2-я тайна природы человека основана была на потребности устроить совесть человека -- добра и зла общего. Кто научит, кто укажет -- тот и пророк. {добра ~ пророк, вписано. }

Приходящий же, как ты, с тем чтоб овладеть людьми и повести за собою, необходимо должен устроить их совесть, навести и поставить их на твердое понятие, что такое добро и что зло. И вот, предпринимая такое великое дело, ты не знал, -- о, ты не знал, что никогда не устроишь совести человеческой и не дашь человечеству спокойствия духа и радости, прежде чем не отнимешь у него свободы. <41>

И ты думал, что { Было: Но разве} твое знамя хлеба небесного могло бы соединить людей всех вместе в бесспорном согласии. { Вместо: всех вместе в бесспорном согласии -- было: в общности преклонения} Но все силы человеческие различны. Есть великие и есть слабые. Есть такие, что не могут уже по одной природе своей вместить хлеба небесного, ибо не для них он, и такие многочисленны, как песок морской. { Вместо: ибо не для них со морской. -- было: и многочисленны, как песок морской.} Где же будет тут общность поклонения, { Далее было: и может ли быть исполнен закон бытия человеческого} когда { Далее было начато: люди, даже огромное} большинство людей даже и не понимает, что такое? Вместо { Далее было: знамени всеобщего и} согласного преклонения воздвиглось знамя раздора и войны вовеки, { Вместо: воздвиглось ~ вовеки -- было: я вишу лишь [спор] раздор, споры и войну вовеки} не то было бы с знаменем хлеба земного. Но взгляни, из-за этого всеобщего преклонения { Вместо: всеобщего преклонения -- было: мучались} они истребляли друг друга мечом. Они { Было: Одни} созидали богов и стремились заставить остальных { Было: всех других} людей пред ними преклониться. Взывали друг другу: бросьте ваших богов, поклонитесь нашему, иначе смерть вам и богам вашим. {Взывали ~ вашим, вписано. } И так будет до скончания; { Далее было начато: мира, да} если б исчезли в мире и боги, будет и тогда, если исчезнут в мире даже и боги, ибо падут и пред идолом. {из-за этого ~ пред идолом, вписано на полях. }

Что религия невместима для безмерного большинства людей, а потому не может быть названа религией любви, что приходил он лишь для избранных, для сильных и могучих, и что и те, претерпев крест его, не найдут ничего, что было обещано, точно так же как и он сам не нашел ничего после креста своего. Вот твой единый безгреш<ный>, которого выставляли твои. А стало быть, идея рабства, порабощения и тайны -- идея римской церкви, а может быть и масонов, гораздо вернее для счастья людей, хотя бы основанном на всеобщем обмане. Вот что значит твой единый безгрешный.

В пустыне бог на все эти места тебе укажет. <42>

"...перед кем { Далее было: ему,} преклониться?" Нет заботы беспрерывнее и мучительнее для человека, как, оставшись свободным, сыскать поскорее того, перед кем преклониться. { Далее было: Человеку дается при рождении свобода, и самая главная забота [человеческая] человека, получившего свободу, состоит лишь в том, чтобы, родясь и получив свободу, отыскать того, кому бы [отдать] передать поскорей этот дар свободы, которая столь для [него] человека мучительна.} Но ищет человек преклониться перед тем, что уже бесспорно, столь бесспорно, чтоб все люди разом согласились перед ним преклониться. { Вместо: согласились ~ преклониться. -- было: примут его.} Ибо забота этих жалких созданий не в том только состоит, { Вместо: этих жалких ~ состоит -- было: не в том только} чтобы сыскать того, перед кем мне или другому {мне или другому вписано. } преклониться, но чтоб сыскать такого, чтоб и все уверовали в него {уверовали в него вписано. } и преклонились пред ним непременно все вместе. Вот {непременно все вместе. Вот вписано. } эта потребность общности преклонения { Далее было: и} есть главнейшее мучение каждого человека единолично { Далее было: Из-за этого человек созидает себе богов во всю свою историю} и как целого человечества { Далее несколько густо зачеркнутых строк. } с начала веков. Ты знал, ты не мог не знать эту основную тайну природы человеческой, { Было: его} но ты отверг единственное абсолютное знамя, которое предлагалось тебе, чтоб заставить всех преклониться пред тобою бесспорно, {чтоб заставить ~ бесспорно вписано. } -- знамя хлеба земного, и отверг во имя свободы и хлеба небесного. {и хлеба небесного, вписано. }

Взгляни же, { Вместо: Взгляни же -- было: а. Смотри же б. Теперь смотри} что сделал ты далее. { Далее было: когда [задан] предложен был тебе второй вопрос.} <43>

И всё опять во имя свободы! Говорю тебе, что нет у человека заботы мучительнее, как найти того, которому бы передать { Было: отдать} поскорее тот дар свободы, с которым это несчастное существо рождается. Но овладевает свободой людей лишь тот, кто успокоит их совесть. { Далее было: и в этом состоял второй тезис, второй вопрос, второе предложение, которое было обращено к тебе.} С хлебом тебе давалось бесспорное знамя: дашь хлеб -- и человек преклонится, ибо ничего нет бесспорнее хлеба, но если в то же время кто-нибудь овладеет его совестью помимо тебя, -- о, тогда он даже бросит хлеб твой и пойдет за тем, который { Далее было: растолкует ему, что добро и что зло, и тем} обольстит его совесть. В этом ты был прав: {В этом ты был прав вписано. } ибо тайна бытия человеческого не в том, чтобы только жить, { Вместо: только жить -- было: жить, как живут животные} а в том, для чего жить. Без твердого представления себе, для чего ему жить, человек не согласится жить и скорей истребит себя, чем останется на земле, хотя бы кругом <44> его всё были хлебы. Это так, но что же вышло: { Вместо: Это так ~ вышло -- было: И вот} вместо того чтоб овладеть свободой людей, { Далее было вписано: чтоб взять ее у них} ты увеличил им ее еще больше! Или ты забыл, что спокойствие и даже смерть человеку дороже { Далее было: свободы и особенно} свободного выбора в познании добра и зла? Нет ничего обольстительнее для человека, как свобода его совести, но нет ничего и мучительнее. { Вместо: Нет ничего ~ мучительнее. -- было: Смотри, сами бунтовщики против [нас] нашей власти в результате ищут лишь одного спокойствия. Почему [безбожники] люди так любят материализм и материальные учения? < 4 нрзб. > Именно потому, что с учением этим всё так скоро кончается, всё бесследно проходит и, стало быть, дает уничтожение и смерть, т. е. покой, покой [вместо волнений свободы] [без малейшего ожидания продолжения в будущем] без мучений.} И вот вместо твердых основ для успокоения совести человеческой раз навсегда, ты взял всё, что есть необычайного, гадательного и неопределенного, взял всё, что было не по силам людей, { Далее было вписано: и увеличил их волнения} а потому поступил, как бы и не любя их { Было: людей} вовсе, -- и это кто же: тот, который пришел отдать за них жизнь свою! Вместо того чтоб овладеть людской свободой, ты умножил ее и обременил ее мучениями { Вместо: ее мучениями -- было: ею} душевное царство человека вовеки. { Далее было вписано:[мучений] мучениями, говорю я, ибо, несмотря на то что они так невыносимы, нет ничего для человека ее прельстительнее} Ты возжелал свободной любви человека, чтоб свободно <45> пошел он за тобою, прельщенный и плененный тобою. Вместо твердого древнего закона {Вместо твердого древнего закона вписано. } свободным сердцем должен был человек решать впредь сам, что добро и что зло, имея лишь в руководстве твой образ пред собою, -- но неужели ты не подумал, что он отвергнет же, наконец, и оспорит даже и твой образ и твою правду, если его угнетут таким страшным бременем, как свобода выбора? Они воскликнут, наконец, что правда не в тебе, ибо невозможно было оставить их в смятении и мучении более, чем сделал ты, оставив им столько заботы и неразрешимых задач. { Вместо: оставить их ~ задач. -- было: оставить в смятении и мучении, как ты, который оставил столько забот людям.} Таким образом, сам ты и положил { Вместо: сам ты и положил -- было: сам же ты положил} основание к разрушению своего же царства и не вини никого в этом более. А между тем то ли предлагалось тебе? { Далее было: Разумный дух указал тебе прежде всего, как этот род ничтожен, слабосилен, неблагороден и неблагодарен,} Есть { Было: Он указал тебе} три силы, единственные три силы на земле, могущие навеки победить и пленить совесть { Было: душу} этих слабосильных бунтовщиков для их счастья; эти силы: чудо, тайна и авторитет. Ты отверг и то, и другое, и третьеЛ и сам подал пример тому. <46>