Грушенька целует у барышни ручку.
Трифона Борисыча до того поразило предположение прокурора, что Митя спрятал { Далее было: почти} в его доме 1500 р., что он почти переломал весь дом, их отыскивая (щель, отдирал доску. Шаткая половица -- "подымай ее"). { Рядом с текстом: Трифона Борисыча ~ "подымай ее"). -- помета: Митя про Трифона.}
Грушенька Кате: "Я ведь вижу теперь, кого ты любишь".
Митя, видя, что все примирились: "Вот мы и счастливы теперь".
Митя про брата Ивана, дружелюбно усмехаясь: "Не выдержал! (Но он выдержит. Он всех превзойдет. Не таков, как я {Не таков, как я.)" вписано" }.)".
Митя. Сам мечтает о каторге и боится полосатого платья.
Митя: "Другие уж "ты" говорят. Если кто драться полезет -- убью! Нет, не готов человек. Гимн хотел петь, а ни на что не готов".
Алеша детям: "Помните всегда эту минуту, когда вы плакали. Это на всю жизнь останется, может быть, и верить не будете, и сердцем одервенеете, а вот эту минуту чистых слез всегда помнить будете, таких минут немного, но они-то и спасают, они всегда спасают. Хоть над всем будете смеяться,- а над ними не усмехнетесь. А и усмехнетесь если, то вы же в сердце скажете: нет, это я дурно сделал, что усмехнулся, над этим нельзя смеяться".
Назад из церкви: "Батюшка, где же батюшка, постелька его там осталась. Прибрали они".
Шляпу в руках. "Наденьте шляпу-то". "Не хочу шляпу, не хочу!" -- кричал штабс-капитан и бросил шляпу. Мальчики подняли, он побежал, все очень скоро шли.
Возвращаясь из церкви, { Далее было начато: вдруг} всё бежал с цветочками в руках, вдруг стих: "Батюшка, батюшка, милый батюшка!" -- и повернулся было бежать назад к церкви, но его потянули назад: "Там его постелька; они убрали".
-- Мамочку обидел, к мамочке хочется, ножки ее больные. Постелька, постелька-то. Ему мерещилась хоть постелька.
-- Сапожки! <195>
Катя, увидя Грушеньку, засверкала глазами, точно говоря: "Разве это можно? Разве она может тут быть?" Но не сказала, подошла: "Простите меня!"
Красоткин: "Невинен ли ваш брат?"
-- Да.
-- Вам поверю! По городу говорят. Знаете, я хочу готовить себя публицистом или чему-нибудь, где бы я мог говорить правду, вечно правду, всегда правду вразрез всем злым и сильным мира сего. Я дал клятву и посвятил себя.
-- И я тоже,-- закричал мальчик (Тевкр, Дардан) и покраснел.
-- Тяжело! Бог с ними! -- проговорил Митя.
-- Не верю, не верю.
М<итя>: "А тогда верила, когда показывала?" { В рукописи ошибочно: показываешь}
К<атя>: "Не мучь, зачем спрашиваешь? Нет, надо себя казнить. Не верила и тогда. Ненавидела тебя и себя на миг уверила, вот на тот миг, когда показывала".
-- Катя, веришь ли, что я убил?
-- Никогда не верила! -- прошептала исступленно Катя. -- Убей меня!
Алеша знал, что она себя оклеветала, он знал, что она верила, вначале по крайней мере, хотя, может быть, всегда был червь сомнения. {-- Катя, веришь ли ~ сомнения, вписано на полях. }
Митя: "А когда кончила показывать, тотчас перестала верить и начала биться головой об землю? Знаю, знаю, Катя!"
К<атя>: "Да, да, да -- там же, еще в суде, как сказала последнее слово, так и начала биться, потому-то и люблю тебя, великодушного!" {Митя: "А когда ~ великодушного!" вписано на полях. }
Катя Алеше: "О, только не у этой! У этой не могу просить прощения! И я, я сказала ей: "Простите меня!" Я хотела казнить себя перед Митей. Вот почему ей сказала: "Простите меня". Она не простила, люблю ее за это!"
Митя: "Беги за ней!"
Алеша: "Не беспокойся. Она поймет. Приду в 4 часа". <196>
М<итя>: "Буду ли честным? Вот и опять подлецом. Бежал от казни. Вдруг честным не сделаешься".
-- Ну понемногу.
Митя: "Я родную землю люблю. Я Россию люблю. Тяжела Америка".
Алеша Мите за упреки Грушеньке: "Молчи, Митя, тебе ли ей говорить".
Митя: "Они помирятся, они потом помирятся". {Митя: "Они ~ помирятся", вписано. }
Митя и Алеша. Митя рассеян и раскидчив <?>.
О Трифоне. О всем.
У церкви, в ограде. "И уж так он чисторечиво и словесно всё говорит".
(Хозяйка: "Останусь при мамочке".)
"Цветочек дайте". -- "Ты у него пушку взяла". Мамочку обидел.
Воротился: "Ножки твои больные".
И увидел сапожки. "Где его-то ножки?"
Маменьке: "Дайте его ножки".
-- Батюшка! Милый батюшка!
Алеша и Митя, про Катю. Катя уверена, что Иван выздоровеет. Она верить не хочет его смерти. Это феноменально.
Митя: "Может, потому, что всех больше и боится, что он умрет".
Алеша: "Именно. Насильно себя ободряет".
Катерина Иван<овна> на коленях перед Митей: "Радость моя, бог мой! Я тебя, как бога, любила", -- ужасно нежные и страстные слова.
-- Пусти меня, я потом приду.
-- Теперь я выздоровлю, теперь всё.
-- Ай, -- сильно вскрикнула Катя, на пороге показалась Груша.
-- Ты убьешь себя, или тебя расстреляют! Адвокат апелляцию. <197>
У Кати. О побеге. "Это произойдет самым натуральным образом, и никто не пострадает. С пересыльного этапа". {С пересыльного этапа, вписано. }
-- Я вам скажу прямо, тогда я ему ссору сделала, не понравилось мне, что он бежит с Грушей. { Над строкой: Об Иване} Он мне записку (о побеге) оставил (идя на суд). Это дело идет.
Ал<еша>: "Он знает, что вы тут".
-- Знаю, что знает. Он вас боится -- того, что вы скажете, боится сделать дурное. У него идеи, фантазии, мистицизм: бог страдание послал, нельзя от страдания бежать. А разве он готов на страдание? Этакому ли страдать? (Горькое слово, Алеша не поднял его.)
А<леша>: "Нет, он не готов", -- сказал Алеша.
К<атя>: "Он должен бежать -- вы должны поддержать его".
А<леша>: "Я скажу, что надо".
(NB. Катя ни слова о своем предательстве. Алеша ни слова тоже. Алеша вдруг о цели своего посещения: "Зовет брат".)
К<атя>: "Разве я могу?" (т. е. после предательства).
-- Можете: вы будете во всю жизнь несчастливы! Во всю жизнь!
Катерина Ив<ановна> сдвинула брови и не возра<ЗИЛа>.
А<леша>: "Он там помещен отдельно. Мы выпросили, все выпросили".
К<атя>: "Я приду. { Незачеркнутый вариант: пойду} Но не знаю -- войду ли? Мне тяжело".
-- Сейчас?
-- Теперь, теперь.
-- Вы меня вдруг. Я не могу оставить больного.
-- На одну минуту можете (вы там ни с кем не встретитесь). {-- Сейчас? ~ не встретитесь), вписано. }
Алеша: "Сжальтесь".
К<атя>: "Вы надо мной сжальтесь, -- она говорила, {она говорила вписано. } -- он всю жизнь надо мной".
Ал<еша>: "Я пойду скажу, что вы придете".
К<атя>: "Нет, не говорите. Лучше не говорите. {Лучше не говорите, вписано. } Я, может быть, не войду. Алексей Ф<едорови>ч, Алеша, я пойду, но, может быть, не вой<ду>".
Алеша пошел. Описание, где Митя. У Мити.
(В остроге { Над строкой: Трифон. О Груше с Алешей.} на женском пересыльном дворе.)
Митя. Об Алеше: { В рукописи, очевидно, описка, нужно: Катерине Ивановне} "Придет ли?" А<леша>: "Может быть".
Груша там в женской, у смотрителя. Она знает. Не ревнует. Бить будут. Не готов. {Она знает, ~ Не готов, вписано. } Катя. Зовет Алешу, чтоб тот вышел. Вошла: "На всю жизнь в моей душе язвой останешься".
-- Ведь я знала, что простишь. Мне тяжело, что простишь.
Груша нечаянно: "Знаю, кого ты любишь, виновата. Спаси его, матушка!"
Катя Груше в дверях: "Простите меня". { Далее было: Катя, быстро уходя: "Не простила. Потом простит, после. Я свое сделала". -- "Только чтоб его-то спасли".}
-- Только чтоб его-то спасла. Матушка, его только спаси. Злы мы, мать, обе злы. Где нам простить. Его только спаси, и ногу тебе поцелую.
-- А простить не хочешь, -- крикнул Митя с упреком.
К<атя>: "Довольно! Будь покойна, спасу!"
М<итя>: "Она у тебя прощения просила".
Гру<шенька>: "Где ей! Язык, уста ее говорили, а не сердце! Спасет тебя, всё прощу, тогда всё прощу. А теперь ногу поцеловала змее".
Митя: "Алеша, беги за ней!"
К<атя>: "Пойдемте, я туда цветов послала. Лиза послала тоже. Не говорите больше". {Катя Груше ~ Не говорите больше", вписано на полях. } <198>