ПРИМЕЧАНИЯ

В двадцать шестом томе Полного собрания сочинений Ф. М. Достоевского печатаются четыре последних выпуска (сентябрь--декабрь) "Дневника писателя" sa 1877 г. и единственный августовский выпуск "Дневника писателя" 1880 г., включающий текст речи Достоевского о Пушкине. Публикуются (частично впервые) подготовительные материалы и варианты к соответствующим выпускам "Дневника".

Тексты подготовили: И. А. Битюгова (при участии А. В. Архиповой) ("Дневник писателя" за 1877 г.); А. В. Архипова (подготовительные материалы -- 1877, сентябрь, гл. I, <1, 2, 3>; декабрь, гл. I, <2>, гл. II, <2, 3>, варианты наборной рукописи); И. Д. Якубович (подготовительные материалы -- сентябрь, гл. I, <4>, гл. II; ноябрь, декабрь, гл. I, <1>, гл. II, <1>), Г. В. Степанова ("Дневник писателя" 1880 г. и все: рукописные материалы к нему); Т. И. Орнатская <Программа ежемесячного журнала на 1878 г.>.

Примечания составили: А. И. Батюто ("Дневник писателя" за 1877 г., сентябрь--октябрь), В. Е. Ветловская (то же, ноябрь--декабрь), Г. М. Фридлендер ("Дневник писателя" 1880 г., преамбула; при участии А. О. Крыжановского (§ 8, 9, стр. 476--483 и 486--490), Г. В; Степанова (реальный комментарий к "Дневнику писателя" 1880 г., гл. I--II, и к подготовительным материалам), Е. И. Кийко (реальный комментарий к "Дневнику писателя" 1880 г., гл. III); Т. И. Орнатская <Программа ежемесячного журнала на 1878 г.>.

Подготовку тома к печати осуществили: И. Д. Якубович и Г. В. Степанова.

Редакторы тома: В. А. Туниманов и Н. Ф. Буданова ("Дневник писателя" за 1877 г.), Г. М. Фридлендер и И. А. Битюгова ("Дневник писателя" 1880 г.

ДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ ЗА 1877 год

СЕНТЯБРЬ--ДЕКАБРЬ

Печатается по тексту ДП с устранением явных опечаток и со следующими исправлениями по HP: {Сведения об источниках текста и преамбулу к "Дневнику писателя" за 1877 г. см.: наст. изд., т. XXV, стр. 316--358.}

Стр. 6, строка 40: ""тирана"" вместо "тирана".

Стр. 7, строка 43: "ее вырваться" вместо "их вырваться".

Стр. 13, строка 44: "страстная" вместо "страшная".

Стр. 15, строка 15: "падения" вместо "распадения".

Стр. 16, строка 39: "уж" вместо "уже".

Стр. 19, строка 17: "над Францией" вместо "над Франциею".

Стр. 20, строка 28: "уж" вместо "уже".

Стр. 22, строка 45: "не уразуметь" вместо "не разуметь".

Стр. 37, строка 34: "Уж конечно" вместо "Уже конечно".

Стр. 46, строка 34: "с упором" вместо "с упорством".

Стр. 47, строка 4: "соприкоснется" вместо "соприкасается".

Стр. 53, строка 36: "и лгал" вместо "лгал".

Стр. 79, строка 43: "явятся" вместо "явится".

Стр. 81, строка 37: "заботу" вместо "работу".

Стр. 82, строка 41: "принимаются" вместо "принимают".

Стр. 97, строки 12 -- 13: "то есть точь-в-точь, как делают это до сих пор" вместо "то есть до сих пор".

Стр. 102, строка 22: "из пяти" вместо "из них пяти".

Стр. 103, строка 24: "Когда она" вместо "Когда же".

Стр. 118, строка 3: "говорит царю" вместо "царю".

Стр. 118, строка 44: "звериное" вместо "зверское".

Стр. 120, строка 13: "ваших" вместо "наших".

Стр. 125, строка 39: "я и поставил" вместо "и поставил".

Стр. 5. ...и с тех пор каждый раз (теперь уже в третий) у когда ловкие узурпаторы конфисковали республику в свою пользу... -- Первым узурпатором был генерал Бонапарт, захвативший единоличную власть сначала в качестве консула (9 XI 1799), а затем императора Наполеона I (18 V 1804). Второй узурпатор -- племянник Наполеона I, принц Шарль Луи Наполеон Бонапарт, был после февральской революции 1848 г. членом Национального собрания, а с 10 декабря того же года -- президентом республики. 2 декабря 1851 г., опираясь на армию, он разогнал Законодательное собрание и стал единоличным правителем Франции. 10 декабря 1852 г., в результате плебисцита, был провозглашен императором Наполеоном III. Третий узурпатор, по Достоевскому, -- президент Французской республики маршал Мак-Магон, распустивший 16 мая 1877 г. Палату депутатов.

Стр. 5. ... накануне почти верного своего паденья, они убеждены в полной победе. -- В начале октября 1877 г., при новых выборах в Палату депутатов, республиканцы, которых имеет здесь в виду Достоевский, получили подавляющее большинство мандатов.

Стр. 5. ... эта последняя третья республика, которую хоть и признал покойник Тьер, но именно как рака на безрыбье! -- Говоря о признании Тьером третьей республики, Достоевский учитывает следующие факты и их истолкование французской и русской печатью. За несколько дней до смерти Тьера (4 сентября н. ст. 1877 г.) "Московские ведомости" сообщали: "Французские газеты приводят текст речи, произнесенный г-ном Тьером 22 августа (н. ст., -- Ред.), к депутации, представлявшейся ему в Сен-Жермене. "Я считаю республику, -- сказал между прочим бывший президент, -- единственно возможным правительством во Франции. Те, кто стараются помешать ее упрочению, не имея возможности заменить ее чем-либо другим, настоящие анархисты, у которых Франция в скором времени потребует отчета в нравственном и материальном вреде, нанесенном ей в нынешнем году"". При этом Тьер подчеркивал, что он -- сторонник "консервативной" республики (см.: МВед, 1877, 20 августа, No 207).

На церемонии похорон Тьера бывший президент Палаты депутатов сказал о нем: "...бросив взгляд назад и изучая события, которые три четверти века тому назад сокрушили восемь правительств, -- неслыханная вещь в летописях мира", Тьер "пришел к заключению, что причина так часто повторяющихся переворотов и такой чрезвычайной непрочности вещей кроется в том, что Франция, сделавшись чисто демократическою страною, не могла выносить правительств, которые ей насильственно и непрестанно навязывали. С другой стороны, ему стало ясно, что так как династические партии, это жалкое наследство наших революций, враждуют постоянно между собою и нейтрализуют друг друга, то ни одна из них отныне не может стать во главе государства ж сохранить за собою власть. Знаменитому ветерану монархической партии стоило немало трудов, чтобы побороть свои чувства и отказаться от дела, которое так долго было предметом его предпочтений и к которому его привязывали столько чувств и воспоминаний. Но <...> он не поколебался заявить торжественно, повторяя это даже накануне смерти, что единственная форма правления, возможная во Франции, -- это республика" (НВр, 1877, 1 (13) сентября, No 542).

Эти мысли развивались и в пространном манифесте Тьера, с которым он намеревался выступить в печати перед выборами в Палату депутатов, назначенными на 2 (14) октября 1877 г. Разысканный в бумагах покойного его другом историком Франсуа Огюстом Минье (Mignet, 1796--1884), этот документ несколько позднее был опубликован во всех французских газетах. Русские газеты перепечатали извлечения из него (см.: там же, 16 (28) сентября, No 557).

Стр. 5--6. ... захватив власть после Седана ~ наградил их тот же узурпатор, уезжая курить свои папироски в прелестный замок Вильгельмсгеге. -- Окруженная пруссаками французская крепость Седан была сдана в первый же день осады (1 сентября 1870 г.) на милость неприятеля -- по приказанию находившегося в ней Наполеона III. 4 сентября 1870 г. в Париже была провозглашена республика во главе с "правительством национальной обороны". Война с Германией, продолженная при этом правительстве, привела к ряду новых поражений и сдаче Парижа. С 5 сентября 1870 г. по 19 марта 1871 г. Наполеон III жил в качестве пленника во дворце Вильгельмсгеэ (Wilhelms-höbe), расположенном в пяти километрах к западу от г. Касселя. Дворец славился садами, фонтанами, монументальной скульптурой и парком. До объединения Германии дворец служил летней резиденцией для гессенских курфюрстов.

Стр. 6. ... они продолжали безнадежную войну, не сумели замирить тотчас же как приняли власть... -- При "правительстве национальной обороны" было проиграно сражение у Шатильона (16 сентября 1870 г.), сдана крепость Мец (27 октября 1870 г.) и пал Париж, осада которого продолжалась свыше четырех месяцев (с 19 сентября 1870 г. по 28 января 1871 г.). Неоднократные попытки заключения мира с немцами, предпринимавшиеся в течение этого периода, не дали результата. Мир был заключен после провозглашения Тьера президентом республики (17 февраля 1871 г.) на крайне унизительных для Франции условиях (см. также ниже).

Стр. 6. ... отдали две большие провинции, три миллиарда... -- Речь идет об отторжении от Франции, в результате победы Германии в войне 1870--1871 гг., Эльзаса и Лотарингии ("две большие провинции") и контрибуции, уплаченной французами своим победителям. Сумма контрибуции указана Достоевским неточно. На самом деле французы уплатили немцам, в разные сроки, пять миллиардов франков.

Стр. 6. ... в чем до сих пор обвиняют бывшего тогдашнего диктатора Гамбетту ~ при страшных тогдашних обстоятельствах. -- Подлинным виновником поражения и капитуляции Франции на позорных для нее условиях был режим Наполеона III. Но формально условия мира и капитуляции, продиктованные Германией, были приняты Национальным собранием в Бордо 1 марта 1871 г. После подсчета голосов (за капитуляцию высказалось подавляющее большинство депутатов) Гамбетта, в знак протеста, сложил с себя депутатские полномочия и покинул залу заседаний. Поступок Гамбетты не противоречил всей его предшествующей деятельности, направленной на организацию действенного отпора немцам. В "правительстве национальной обороны" (см. выше, стр. 355) Гамбетта занимал пост министра внутренних дел. Во время осады Парижа вылетел на воздушном шаре на юг, где, облеченный полномочиями диктатора, занимался организацией новых французских армий.

Непрекращающиеся обвинения по адресу Гамбетты, о которых упоминает Достоевский, исходили, по всей вероятности, из среды бонапартистов, его заклятых политических врагов. О Гамбетте см.: наст. изд., т. XXI, стр. 488.

Стр. 8. ... именно теперь они ободрились, после того как Мак-Магон, президент "республики", прогнал их с места и запер до новых, октябрьских выборов палату. -- Достоевский подразумевает период с 16 мая 1877 г., когда Мак-Магон распустил Палату депутатов, до начала октября того же года, когда республиканцы, вопреки предположениям Достоевского, взяли верх над бонапартистами и клерикалами.

Стр. 8. ... вновь собравшаяся палата скажет строгое veto маршалу, и тот, испугавшись законности, подожмет хвост и стушуется. -- После победы республиканцев на новых выборах в Палату депутатов Мак-Магон еще некоторое время оставался президентом республики, но в 1878 г., задолго до истечения своих президентских полномочий (1880 г.), ушел в отставку.

Стр. 8, Но чем обеспечена эта законность, если Мак-Магон не удостоит ей подчиниться, о чем и объявил уже стране в удивительном своем манифесте. -- Под законностью подразумевается республиканский образ правления, потрясенный "клерикальным переворотом", во время которого (4 (16) мая 1877 г.) Мак-Магон распустил Палату депутатов. При новых выборах в Палату депутатов в октябре 1877 г. республиканцы получили большинство голосов, и бонапартист Мак-Магон, вынашивавший, по мнению многих современников (в том числе и Достоевского), планы бонапартистского управления страной, вынужден был подчиниться их воле и в следующем году уйти в отставку. О заносчивом неподчинении Мак-Магона республиканской законности свидетельствуют следующие слова из его манифеста: "Я не могу подчиниться требованиям демагогов, не могу сделаться орудием радикализма..."

Стр. 9. Утомленная и измученная столетней политической неурядицей, она ~ покорится. -- Под "столетней политической неурядицей" подразумеваются такие важнейшие события в истории Франции, как революция 1789--1793 гг., империя Наполеона I и ее падение (1804--1815), революция 1848 г., вторая империя (1852--1870), франко-прусская война (1770--1871), Парижская коммуна (1871).

Стр. 9. Об легионах ~ задолго до манифеста маршала-президента... -- О легионах см.: наст. изд., т. XXV, стр. 424). Манифест маршала Мак-Магона к французским избирателям накануне новых выборов в Палату депутатов был опубликован во французской печати 7 (19) сентября 1877 г. (см.: НВр, 1877,12 (24) сентября, No 553, отдел "Внешние известия", подотдел "Франция"). Русский перевод манифеста, опубликованный газетой "Новое время" (1877, 10 (22) сентября, No 551), носил название: "Манифест маршала Мак-Магона к французской нации". В нем, в частности, были такие строки: "Вам сказали, что я намерен уничтожить Республику; вы этому не поверите <...> Вы серьезно взвесите важность нынешних выборов <...> я не могу подчиниться требованиям демагогов, не могу сделаться орудием радикализма f не могу также оставить пост, предоставленный мне конституцией. Я буду по-прежнему занимать его для того, чтобы при поддержке сената защищать консервативные интересы, энергично охранять тех верхних должностных лиц, которые в критическую минуту не поддались пустым угрозам".

Стр. 9. ... во время летних путешествий по Франции маршала, его ~ встречали ~ двусмысленно... -- "В заседании совета французских министров, происходившем 28-го июня (10 июля)" 1877 г., "было принято <...> решение по вопросу о поездке маршала Мак-Магона в центральные и южные департаменты Франции" (НВр, 1877, 3 (15) июля, No 482, "Внешние известия", подотдел "Франция"). Ввиду предстоящих выборов в Палату депутатов эта поездка носила агитационно-пропагандистский характер. Мак-Магон посетил Орлеан, Бурж, Эврб, Пуатье, Тур и другие города и провинции Франции (см.: там же, 23 июля (4 августа), No 502; 6 (18) августа, No 516; 10 (22) августа, No 520; МВед, 1877, 14 сентября, No 228). Свое заключение о "летних путешествиях" Мак-Магона Достоевский основывает на сообщениях, появившихся главным образом в этих газетах. Так, в газете "Новое время" (1877, 10 (22) августа, No 520) сообщалось: "Телеграф уже передал нам содержание речи, произнесенной маршалом Мак-Магоном в Эвре. Маршала встречала и провожала многочисленная толпа, громкими криками приветствовавшая республику; из толпы послышались возгласы "Vive Mac-Magon", но не нашли поддержки и скоро совсем замолкли. И в других городах повторилась та же демонстрация; всюду приветствовали маршала криками, сочувственными республике, оказывая личности маршала прием сдержанный, местами даже холодный". Несколько позже (см. ниже примеч. к словам: "...один епископ, в приветственной речи...") о "недружелюбном характере" приема, оказанного Мак-Магону в Туре, сообщали "Московские ведомости". Мак-Магон не ограничился поездкой в центральные и южные департаменты Франции и посетил также Нормандию. Вот что писали по этому поводу газеты: "Нормандия до сих пор не считалась сторонницей республики и потому ожидали, что маршал встретит там гораздо более восторженный прием <...> даже Нормандия, до сих пор отличавшаяся реакционным настроением, тоже фрондирует против 16 мая" (НВр, 1877, 12 (24) августа, No 522).

Стр. 9. ... но армия и флот обнаружили везде совершенную преданность и приветствовали маршала сочувственными криками. -- По-видимому, это заключение Достоевского основывалось на данных, которыми он располагал раньше, при работе над майско-июньским выпуском "Дневника писателя" за 1877 г. Во время же летней поездки маршала по стране "преданность" ему армии и флота выражалась в почестях, оказываемых обычно всем высокопоставленным военным. Так, в одном из военных лагерей в честь Мак-Магона был сделан салют из ста одного орудия; от "дебаркадера железной дороги" в Шербуре для встречи его "были выстроены шпалерами моряки и линейные пехотинцы" и т. п. (см.: НВр, 1877, 12 (24) августа, No 522, отдел "Внешние известия", подотдел "Франция"). Пользуясь скупыми сведениями из французских газет, "Московские ведомости" (1877, 14 августа, No 202, отдел "Последняя почта") сообщали, "что 20 августа (н. ст.,-- Ред.) маршал Мак-Магон посетил в Шербуре все общественные заведения и некоторые суда, стоящие на рейде", "произвел смотр гарнизону и морской пехоте" и "в тот же день <...> выехал в Париж".

Стр. 10. ... императорский принц уже переехал на континент, говорили даже, что поедет в Парилс. -- Достоевский опирается на информацию из газеты "Новое время": "...Руэр, представитель второй империи, в своем манифесте к избирателям прозрачно намекает на восстановление ее. Сын Наполеона III несколько недель уже живет в Бельгии в замке Дав, на самой французской границе, а по уверению "Étoile Belge", сегодня приехал в Париж инкогнито" (НВр, 1877, 22 сентября (4 октября), No 563). В том же номере "Нового времени" была напечатана телеграмма: "Брюссель, 20-го сентября (2 октября), вторник, вечером. По сведениям газеты "Étoile Belge" принц Луи Наполеон отправился из замка Дав, с соблюдением строжайшего инкогнито, в Париж, куда, как слышно, одновременно с ним прибудет бывший посол Бенедети с своими сыновьями".

Стр. 10. Разве, впрочем, есть там совершенно особые какие-нибудь комбинации ~ будто бы помолвлен с дочерью маршала и проч. -- Достоевский не совсем точен. Слух этот проник в русскую печать уже в начале июля (ст. ст.) 1877 г.: "Париж, 5 (17) июля. Ходят слухи о браке императорского принца Луи-Наполеона с дочерью Мак-Магона" (НВр, 1877, 6 (18) июля, No 485). Еще раньше об этом писали в "Московских ведомостях" (1877,1 июня, No 133).

Стр. 10. ... один епископ, в приветственной речи маршалу, уже вывел ему, что он происходит по женской линии от Карла Великого. -- Имеется в виду сообщение парижского корреспондента газеты "Московские ведомости" (1877, 14 сентября, No 228, отдел "Из Парижа"): "Маршал Мак-Магон вернулся наконец из своего путешествия (16 сентября н. ст. 1877 г.,-- Ред.). Не безынтересны следующие два эпизода из его пребывания в провинции. В Пуатье епископ доказал ему, что он по женской линии потомок Карла Великого, и публика в городе неоднократно кричала: "Vive le descendant de Char-lemagne". Немало также было возгласов: "Vive le Roi!". B Type республиканская демонстрация приняла весьма недружелюбный характер".

Стр. 11. Если действительно императорский принц представит им больше шансов в способности объявить войну ~ они и за него уцепятся и проведут его в Париж, уже не думая о Мак-Магоне. -- Вскоре стало ясным, что в высших клерикальных кругах Мак-Магону отдается полное предпочтение перед "императорским принцем". В газете "Новое время" (1877, 25 сентября (7 октября)) сообщалось: "Из Парижа телеграфируют в "Кельнскую газету": По слухам, кардинал Бонншоз, архиепископ руанский, известный своим ярым бонапартизмом, отправился в Рим по поручению экс-императрицы Евгении и ее сына. Ему поручено было испросить у папы благословения для императорского принца. Папа, однако, высказал желание, чтобы маршал, в котором церковь имеет истинного покровителя, остался во главе Франции". Быть может, в связь с отрицательным отношением папы к кандидатуре Луи-Наполеона на пост верховного правителя Франции следует поставить следующее "разъяснение", появившееся через несколько дней в западноевропейской и русской печати: "Слухи о поездке бывшего императорского принца из замка Дав через Брюссель в Париж объясняются, как телеграфируют из Парижа в берлинскую "National Zeitung", промахом брюссельских репортеров, которые приняли за сына Наполеона III молодого графа Квезида, сына испанского маршала, который вместе с своим отцом действительно выехал на днях из Дав в Париж" (НВр, 1877, 30 сентября (12 октября), No 571).

Стр. 11. ... недавно еще, говорят ~ дал слово их сохранить". -- Достоевский подразумевает саркастическое сообщение парижского корреспондента газеты "Новое время": "Оракул Елпсейского дворца, Сен-Жене спешит порадовать читателей "Figaro" известием, что ввиду вызывающего образа действий радикалов маршал Мак-Магон заявил, что угрозы последних послужат к укреплению его отныне непоколебимого намерения ни в коем случае и ни под каким предлогом не отказываться от верховной власти до 1880 года. Вот, по уверению Сен-Жене, подлинные слова, произнесенные по этому поводу маршалом: "Не я искал власти, а меня, когда я спокойно управлял армией, умоляли стать во главе государства для охранения порядка. В настоящую минуту особенно настаивают на воле страны, упуская при этом из виду, что я занимаю пост главы государства именно в силу этой воли и что страна чрез своих уполномоченных обратилась ко мне с просьбою обеспечить ей семь спокойных лет. Распространяют также слух, будто республиканским учреждениям угрожает опасность, забывая при этом, что я дал свое честное слово защищать республику и конституцию"" (НВр, 1877, 30 сентября (12 октября), No 571).

Стр. 11. Здоровье папы, пишут, "удовлетворительно". --Возможно, Достоевский цитирует телеграфное сообщение, появившееся в "Московских ведомостях" (1877, 11 сентября, No 225, отдел "Последняя почта"): "Римская телеграмма "Агентства Гаваса", от 15 сентября, сообщает снова удовлетворительные известия о здоровье папы".

Стр. 11. Но беда, если смерть папы совпадет с выборами во Франции или произойдет вскоре после них. -- Выборы во французскую Палату депутатов происходили 2 (14) октября 1877 г. и принесли победу республиканцам, а Пий IX умер в следующем году. Оба эти события не повели к "перерождению" Восточного вопроса "во всеевропейский".

Стр. 12. ... и огромном движении католичества, совпадающем с чрезвычайно близкою ~ смертью папы и выбором папы нового... -- Преемник Пия IX Лев XIII, избранный в 1878 г., хотя сначала поднимал вопрос о восстановлении светской власти папы, но уже вынужден был примириться с ролью только главы католической церкви. См. наст. изд., т. XXV, стр. 420 и след.

Стр. 12. Вот что говорили недавно "Московские ведомости" ~ No 235). -- Далее цитируется передовая "Москва, 21 сентября" (МВед, 1877, 22 сентября, No 235).

Стр. 13. ... католицизм взял под свою "защиту" правоверную Турцию ~ из-за того только, "что Россия страна схизматическая"? -- Достоевский повторяет, вслед за Катковым, мнения "корреспондентов английских газет" (см. приведенную выше Достоевским цитату из передовой "Московских ведомостей"). Вместе с тем здесь напоминается оценка событий русско-турецкой войны, сделанная Пием IX на приеме савойских пилигримов 30 апреля н. ст. 1877 г. (см. след. примеч.).

"Страна схизматическая" -- страна, проповедующая раскол. Схизматик (греч.) -- раскольник (название, данное католиками православным).

Стр. 13. ... сам папа, громко ~ предрекал России "страшную будущность". -- Подразумевается речь Пия IX на приеме савойских пилигримов (30 апреля 1877 г.), в которой Россия была названа "схизматическою" и даже "еретическою великой державой", над которой "тяготеет рука правосудного бога". См. наст. изд., т. XXV, стр. 124, 413--414. Вместе с тем Достоевский учитывает сообщение, появившееся в русской печати незадолго до начала его работы над сентябрьским выпуском "Дневника писателя" за 1877 г. "Услышав о неудачах, постигших русское оружие под Плевной и Карсом, папа, как сообщает римский корреспондент "Gazeta Narodova", сказал: "Я прихожу в настоящий восторг всякий раз, как слышу, что русские были разбиты, и надеюсь, что, с помощью божиею, они будут вконец побеждены. Я молю всевышнего, чтобы это осуществилось" <...> Названный корреспондент ручается за достоверность делаемого им сообщения" (НВр, 1877, 25 августа (6 сентября), No 535).

Стр. 14. Самый Рим был отнят у папы ~ развязала руки королю итальянскому, немедленно и занявшему Рим. -- Попытка захвата Рима с целью объединения Италии была предпринята еще в 1867 г. гарибальдийцами, которые, однако, были отбиты прибывшими в Рим французскими войсками. Последние были отозваны оттуда только в августе 1870 г., в связи с началом франко-прусской войны. Терпя поражения от немцев, французская армия в дальнейшем не смогла оказать поддержки Пию IX. Этим обстоятельством воспользовался итальянский король Виктор-Эммануил II (1820--1879). В сентябре 1870 г. он занял своими войсками папские владения и самый Рим, объявив его столицей итальянского королевства. В 1871 г. итальянский парламент принял закон о гарантиях, по которому Пий IX был признан государем, но его владения были ограничены лишь Ватиканом.

Стр. 15. ... он прогнал республиканцев и объявил на всю Францию, что они уже не воротятся. -- Речь идет о "клерикальном перевороте" во Франции 4 (16) мая 1877 г., когда президент Мак-Магон распустил Палату депутатов, в которой задавало тон республиканское большинство. Об этом "перевороте" Достоевский неоднократно упоминал в майско-июньском выпуске "Дневника писателя" за 1877 г.

Стр. 16. Гамбетта объявил, что маршалу придется или покориться решению страны, или оставить место. -- 15 августа н. ст. 1877 г. на банкете в городе Лилле Гамбетта выступил с предвыборной речью, получившей широкую известность во Франции и за ее пределами. Отличительными особенностями ее были: агитация за "союз буржуазии с пролетариатом", призывы к "подавлению бонапартистов", этой, по определению оратора, "партии погибели и унижения Франции", и непоколебимая уверенность в победе республиканцев на предстоящих выборах в Палату депутатов. В заключение своего выступления Гамбетта дал попять участникам банкета, что, в случае победы республиканцев на новых выборах, Мак-Магон не посмеет пойти против воли избирателей и не отважится на бонапартистский переворот. Это заключение и подразумевает Достоевский. Вот оно: ".... не верьте, чтобы после того, как миллионы французов возвысят голос, нашелся бы кто-нибудь, на какой бы ступени административной или политической лестницы он ни стоял, который мог бы противиться им <...> Когда Франция возвысит свой державный голос, поверьте мне <...> придется или повиноваться или удалиться" (НВр, 1877, 10(22 августа), No 520; отдел "Внешние известия", подотдел "Франция"). Последние слова этой речи "послужили главным поводом к обвинению оратора в оскорблении особы маршала-президента...". Гамбетта заочно был приговорен "к трехмесячному заключению и к уплате 2000 штрафа, хотя дело по существу даже не разбиралось..." (см. там же, 4 (16) сентября, No 545, "Еженедельное обозрение").

В дни, когда Достоевский уже работал над сентябрьским выпуском "Дневника писателя" за 1877 г., в русской печати была опубликована телеграмма: "Париж, 25 сентября (7 октября), воскресенье. Правительства возбудило новое преследование против Гамбетты, манифест которого появился сегодня. В манифесте этом он повторяет, что маршалу Мак-Магону следует или подчиниться желаниям страны, или сложить с себя должность" (там же, 26 сентября (8 октября), No 567).

Стр. 16. Он еще в 1875 году стремился объявить войну Франции, боясь ее каждогоднего усиления. -- Ситуация, чреватая военным взрывом, возникла в мае 1875 г., когда германские военные и политические деятели, "используя в качестве повода принятый во Франции закон о военных кадрах, стали угрожать ей войной". Разрядка наступила вследствие дипломатического давления России и Англии (см.: Всемирная история, т. VII, стр. 182--183).

Стр. 16--17. До сих пор Франция была в полной и послушной опеке Германии ~ теперь эта Франция осмелится поднять голову! -- В период между роспуском французской Палаты депутатов (4 (16) мая 1877 г.) и новыми выборами в нее (2 (14) октября 1877 г.) в Германии считались с возможностью реванша со стороны Франции и потому особенно заботились об обеспечении границ достаточным контингентом войск. В связи с этим берлинский корреспондент "Times" сообщал в свою газету: "...ввиду назначения полуультра-монтанского министерства во Франции, усиление германских гарнизонов в Эльзас-Лотарингии будет приведено в исполнение. Вероятно-де, что это <...> сравняет военные силы, расположенные в Западной Германии, с силами, расположенными в северо-восточных департаментах Франции. Никаких-де опасений насчет ближайших намерений маршала Мак-Магона в Берлине не существует, но полагают, что ультрамонтанские члены настоящего кабинета могут при случае перевесить влияние герцога Деказа и открыть таким образом новый, деятельный период в иностранной политике Франции" (МВед, 1877, 15 мая, No 117, отдел "Телеграммы"). Косвенное извинение Франции перед Германией за беспокойство, причиненное роспуском Палаты депутатов, и некоторым увеличением французских войск на германской и итальянской границах,-- можно было усмотреть в следующих строках "Moniteur Universel" от 19 мая н. ст. 1877 г.: "Всякий раз, когда в избранных неполитических собраниях, или на сходках, или в газетах будет заявляемо, что цель или последствие действий главы государства есть война <...> кабинет воспользуется правами, которые предоставляет ему закон, и не дозволит никому вводить в заблуждение или волновать общественное мнение" (там же).

Стр. 17. ... в недавнем свидании верховных министров Германии и Австрии, вероятно у говорили не об одном лишь Восточном вопросе. -- Речь идет о совещании германского канцлера князя Бисмарка с австро-венгерским премьер-министром графом Андраши (1823--1890), происходившем в Зальцбурге 7 (19) сентября 1877 г. (см.: НВр, 1877, 9 (21) сентября, No 550). Комментируя эту дипломатическую встречу, русская и западноевропейская печать говорила только о том, что "результатом свидания" в Зальцбурге будет последовательное продолжение Австрией и Германией их настоящей политики в Восточном вопросе, "в пределах тройственного союза" (см. там же, 11(23) сентября, No 552).

Стр. 17. ... в Австрии волнения, половина Австрии не хочет того, чего хочет ее правительство. -- Правительство Австро-Венгрии выступало с заявлениями о нейтралитете, между тем как вторая ее "половина" воинственно сочувствовала туркам.

Стр. 17. В Венгрии манифестации. Венгрия так и рвется против русских за турок. -- Речь идет о "мадьярских" манифестациях, принявших особенно широкий размах после неудачного штурма Плевны русскими войсками (30 августа 1877 г.).

Стр. 18. ... австрийским правительством было уже объявлено ~ и не разрешится вне интересов Австрии... -- Подразумевается следующее официозное австрийское сообщение, перепечатанное в отделе телеграмм "Московских ведомостей" (1877, 14 сентября, No 228): "Чрез венское "Correspon-denz-Bureau". Будапешт, 25 (13) сентября. Министр президент отвечал депутации от митинга по Восточному вопросу, что <...> общая цель состоит в охранении интересов монархии, в выборе момента и средств, и что в этом состоит обязанность ответственного правительства". Еще раньше газета "Новое время" процитировала характерное заявление австро-венгерских "русофобов": "Вместе с Австрией на Востоке возможно достигнуть всего, без Австрии -- малого, вопреки Австрии -- ничего" (НВр, 1877, 7 (19) июля, No 486).

Стр. 20. ... может вдруг воротить всё утраченное при Садовой... -- Во время австро-прусской войны 1866 г. Австрия потерпела жестокое поражение при Садовой (3 июля 1866 г.), возле Кениггреца, решившее исход всей кампании. После этой битвы Австрии пришлось выйти из Германского союза, а к Пруссии отошли четыре немецких государства, воевавших на стороне Австрии: королевство Ганновер, курфюршество Гессен-Кассель, герцогство Нассау ж город Франкфурт-на-Майне. К Пруссии отошла также датская провинция Гольштейн, завоеванная ею, совместно с Австрией, в войне против Дании в 1864 г.

Стр. 20. ...Австрия могла бы посягнуть и на свой "дуализм", поставить Венгрию в прежние, древние и почтительные к себе отношения... -- В декабре 1865 г; венгерский сейм выработал программу, предусматривающую превращение Австрийской империи в дуалистическое (двуединое) государство. Поражение в войне с Пруссией (1866) заставило Австрию принять эту программу. С мая 1867 г. Австрийская империя была переименована в Австро-Венгерскую. Функции общеимперского правительства ограничивались вопросами финансовой, военной и внешней политики, все остальные вопросы решались правительствами отдельных государств. Но австрийский император был в то же время венгерским королем и сохранял за собою право издавать чрезвычайные указы в промежутках между сессиями рейхсрата. Австро-Венгерская империя распалась после первой мировой войны.

Под "древними и почтительными к себе отношениями" Достоевский подразумевает период вассальной зависимости Венгрии от Австрии. Начало этому периоду было положено мирным договором в Карловице (1699), заключенным в результате победоносной войны против турок коалиций европейских государств: Австрии, Польши, Венгрии и России. Австрия отторгла тогда от Оттоманской империи Венгрию и Трансильванию.

Стр. 20. ... распорядиться уж и с своими славянами... -- То есть заставить славян подчиниться своей, австрийской, власти. В 1870-е годы и позже в состав Австро-Венгрии входили почти вся современная Чехословакия, Галиция и значительная часть современной Югославии.

Стр. 21. Когда я начинал эту главу, еще не было тех фактов и сообщений, которые теперь вдруг наполнили всю европейскую прессу... -- Достоевский подразумевает "факты и сообщения", подтверждающие предположения о клерикальном заговоре и возможности всеевропейской войны, обосновывавшиеся им в майско-июньском выпуске и в первой главе сентябрьского выпуска "Дневника писателя" за 1877 г.

Стр. 21. Почти всё, что я написал ~ начинает подтверждаться. -- Первое "подтверждение" своим догадкам Достоевский усмотрел, быть может, в сообщении, напечатанном в газете "Новое время" (1877, 24 сентября (6 октября), No 565): "... по всей Франции распространяется брошюра <...> "La politique du maréchale. Paix et Travail" <...> автор старается доказать, что если Франция не преклонится перед волей маршала, то она снова должна будет пережить несколько бурных лет <...> К этим угрозам маршала присоединяются воззвания епископов к избирателям от имени папы,-- приглашающие их подавать голоса против противников маршала, которые в то же время -- враги церкви. Даже герцог Деказ, который, ввиду внешних сношений, должен заботиться о том, чтобы французское правительство не могли открыто обвинять в клерикализме, нуждается в сильной поддержке духовенства, если хочет быть выбранным в округах, в которых выступает кандидатом. Теперь всеми признано, что нынешнее правительство настоящее Gouvernement des curés" (правительство попов,-- Ред.).

Стр. 21. ... теперь уже известно ~ об чем было говорено в Берлине с Криспи. -- Беседа Бисмарка с президентом Итальянской палаты Франческо Криспи (1818--1901) состоялась в Берлине 12 (24) сентября 1877 г. (см.: НВр, 1877, 14 (26) сентября, No 555). Достоевский имеет в виду корреспонденцию венского корреспондента "Daily Telegraph", сообщавшего "из авторитетных источников", что "разговор синьора Криспи и князя Бисмарка главным образом касался двух пунктов -- вопроса о будущем преемнике паны и об отношениях между Францией и Германией. Что касается первого вопроса,-- продолжал корреспондент,-- то князь Бисмарк высказал мнение, что, со смертью нынешнего папы, необходимо привести к окончанию борьбу между церковью и государством <...> дружелюбным соглашением или же энергическими мерами <...> Что касается второго вопроса, то о нем говорили в общих словах. По-видимому, князь Бисмарк заручился почти обещанием на содействие Италии в случае, если бы Франция начала войну с Германией" (там же, 25 сентября, (7 октября), No 566, отдел "Внешние известия", подотдел "Италия"). Через несколько дней, касаясь "второго вопроса" в переговорах между Бисмарком и Криспи, "Norddeutsche Allgemeine Zeitung" освещала его более подробно: "...переговоры, которые, может быть, ведутся между Италией и Германией <...> могут клониться к обеспечению их взаимной солидарности на тот случай, когда оба государства, по окончании выборов во Франции, очутились бы лицом к лицу с Францией клерикальною, а следовательно, склонной к наступательной политике. Политика эта была бы наступательною уже потому, что клерикальная Франция будет служить постоянною угрозою для Италии" (там же, 28 сентября (10 октября), No 569, отдел "Телеграммы").

Стр. 21. Всем ~ европейской войны в ближайшем будущем. -- В данном случае напрашивается сопоставление слов и мысли Достоевского с "изречением" канцлера Бисмарка, процитированным в русской печати незадолго перед началом работы писателя над сентябрьским (1877 г.) выпуском своего "Дневника": "Венский корреспондент "Пештского Ллойда" сообщает, между прочим, следующее достоверное будто бы изречение князя Бисмарка: "Или еще до наступления зимы мы будем иметь русско-турецкий мир, или непосредственно после нынешней войны всеобщую войну"" (МВед, 1877, 12 сентября, No 226, отдел "Последняя почта").

Стр. 21. ... недавно еще серьезно обращали внимание на мнение компетентных англичан (речь Нордскота), что можно еще до зимы замирить. -- Стаффорд Генри HopcKOT(Northcote), граф Иддесли (Iddesleigh) (1818--1887) -- канцлер казначейства в правительстве Биконсфилда и лидер Палаты общин (с 1876 г.). Достоевский имеет в виду его речь "пред торгового палатой в Экзе-тере" (MB ед у 1877, 29 сентября, No 241). В ней обращалось внимание на якобы появившуюся возможность мирного урегулирования конфликта между Россией и Турцией. В то время как газета Каткова ограничилась скупым упоминанием об этой речи, газета "Новое время" (1877, 28 сентября (10 октября), No 569) прокомментировала ее с крайним раздражением: "В прошлый понедельник министр финансов в кабинете лорда Биконсфильда, Норскот, изощряя свое красноречие над восточной войной, высказал и развивал мысль, что "обе воюющие державы могли бы теперь воспользоваться случаем для мирного улажения дела, без ущерба для своей военной репутации"". Автор "Ежедневного обозрения" интерпретировал это выступление как очередной акт назойливого посредничества между Турцией и Россией в интересах английской промышленности и торговли и при полном невнимании к "Внутреннему содержанию войны". В обозрении отмечалось, что часть английской печати -- "Times" и "Daily News" -- "одинаково пренебрежительно отзывается об этих попытках своих государственных людей", а "германская политика даже выступает резко против их воззрений". В своей полемике с английскими государственными деятелями автор "Ежедневного обозрения" опирался на заключение, сформулированное "Agence Générale Russe" ("Русское генеральное агентство"): "Дальнейшее сожительство турок с христианами на Балканском полуострове невозможно".

Как видно из контекста комментируемого отрывка "Дневника писателя", помимо Норскота Достоевский подразумевал и других "компетентных англичан", ратовавших за урегулирование Восточного вопроса "в интересах английской промышленности и торговли". Эти англичане -- публицисты из английской "туркофильской" газеты "Standard", о которой "Московские ведомости" писали незадолго до произнесения Норскотом его речи: ""Standard" <...> и теперь еще не решается отказаться от надежды, что "до наступления зимы Россия может согласиться на компромисс", потому что, по мнению английской "Standard", "невероятно, чтобы другой подобный шанс представился весной"" (МВед, 1877, 22 сентября, No 235).

Стр. 23. ... кто в целом мире ~ это дело почти на другой же день, как началось оно... -- Генеральные штаты -- собрание представителей трех сословий (дворянства, духовенства и буржуазии) были созваны 5 мая 1789 г. Далее Достоевский хочет сказать, что революция 1789 г. развивалась в интересах буржуазии.

Стр. 24. ... великие древние рыцари, начиная с Амадиса Галльского... -- Амадис Галльский -- один из наиболее почитаемых Дон-Кихотом героев рыцарских романов.

Стр. 24. ... для приобретения коих Дон-Кихот не пожалел ~ своего маленького поместья... -- См. гл. I романа Сервантеса, в которой говорится о том, что увлечение Дон-Кихота рыцарскими романами "дошло до того, что он, не задумываясь, продал порядочный кусок пахотной земли, чтобы накупить себе рыцарских книг".

Стр. 24--25. -- Я разрешил это недоумение, друг мой Санхо ~ целые армии этих злых арапов и других чудищ... -- Весь этот отрывок -- не цитата из "Дон-Кихота". На отсутствие этого эпизода в романе Сервантеса впервые указал в 1953 г. испанский литературовед Мальдонадо де Гевара. См. об этом: В. Е. Багно. Достоевский о "Дон-Кихоте" Сервантеса.-- Мате-риалы и исследования, т. III, стр. 126--135. В этой же статье (см. стр. 134-- 135) настоящая глава "Дневника писателя" (§ I "Ложь ложью спасается") анализируется в связи с содержанием параграфа "Меттернихи и Дон-Кихот", вошедшего в главу первую февральского выпуска "Дневника писателя" за 1877 г. Об отношении Достоевского к герою романа Сервантеса как литературному прообразу князя Мышкина см. в комментариях к роману "Идиот" (наст. изд., т. IX, стр. 400--402). Имя Санхо вместо общепринятого и более правильного Санчо было употреблено в русских переводах "Дон-Кихота", выполненных Н. Осиновым (1791 и 1812 гг.) и В. Жуковским (1804--1806 и 1815 гг.).

Стр. 25. ...знакомство с этой величайшей и самой грустной книгой из всех ~ несомненно возвысило бы душу юноши великою мыслию, заронило бы в сердце его великие вопросы... -- О "высоком воспитательном значении" "Дон-Кихота" для юношества Достоевский писал также, несколькими годами позже, в письме к Н. Л. Озмидову (см.: Д, Письма, т. IV, стр. 196).

Стр. 27. ... с тех пор как Турция в войне с Россиею, мало-помалу укрепилось и установилось ~ обладает свойством развития и дальнейшего прогресса. -- Подразумеваются, возможно, в числе многих других, следующие характеристики антирусских настроений в западноевропейской печати, прокомментированные газетой "Московские ведомости" (1877, 10 августа, No 198, передовая "Москва, 9 августа"): "Мобилизация гвардии, а затем и призыв под знамена части первого разряда ополчения -- как раз после дела при Плевне -- вызвали сумасшедшие ликования в легионе русофобских газет Европы, особенно Австро-Венгрии. По мнению этих башибузуков, Россия уже вынуждена теперь выдвинуть на театр войны свои последние военные силы. Но никто не высказывался об этом с таким лаем, как военная австро-венгерская газета "Militär-Zeitung" <...> "За Дунаем",-- восклицает названная газета,-- "Россия уже не имеет способной к военным действиям армии <...> Внутри России свободных войск более не имеется... Таким образом, оказывается, что с Россией покончено <...> В военном отношении спор между Турцией и Россией решен: насколько первая доказала свою жизненную силу, настолько последняя -- свое бессилие! ..."".

Стр. 28. Пусть они кричат ~ удивлявшихся боевой способности, рыцарской стойкости и высочайшей дисциплине русского солдата и офицера... -- Подразумеваются суждения о военной слабости России, высказывавшиеся английской, австро-венгерской и французской печатью после неудач русской армии под Плевной в июле--августе 1877 г. По этому поводу газета "Новое время" писала: "Наиболее сочувственная нам газета "Daily News" <...> все-таки <...> приходит к заключению, будто русские силы получили недостаточное развитие <...> "Times" уверяет, что окончательная победа над Турцией обойдется нам так дорого, что парализует Россию на целых двадцать лет. Венская печать <...> договаривается до того, что признает Россию уже неравноправным членом тройственного союза" (НВр, 1877, 8 (20) сентября, No 549, "Ежедневное обозрение"). В августе та же газета отмечала: "...парижское агентство Гаваса вдруг стало указывать на слабость России..." (там же, 13 (25) августа, No 523, отдел "Внешние известия").

Об отношении иностранных корреспондентов к русским солдатам и офицерам русские газеты писали: "Вся европейская публика внимательно читает замечательные корреспонденции лондонской газеты "Daily News" <...> в них постоянно восхваляется образ действий русских войск" (Г, 1877, 24 июля (5 августа), No 163, передовая "Санктпетербург, 23-го июля 1877"); " -- Такого превосходного материала, как русский солдат, найти невозможно. Ни один европейский солдат не может сравниться с русским! -- так говорит здесь австрийский военный агент, г-н Бертолсгейм, видевший нашу армию и наблюдавший ее" (НВр, 1877, И (23) августа, No 521, "Более или менее военные очерки" Незнакомца).

Стр. 28. ... (забыв, как часто мы их бивали в битвах за все последние два столетия). -- Наиболее значительные из этих битв -- войны Петра I со шведами, Семилетняя война, суворовские походы через Альпы, война с Наполеоном I в 1812 г., вступление русских войск в Париж (1814) в результате разгрома наполеоновской армии под Лейпцигом и т. п.

Стр. 28. ...самые серьезнейшие из их политических изданий сообщают Европе ~ полках по железной дороге из Динабурга, для спасенья Петербурга... -- Достоевский опирается на сообщение, появившееся в газете "Новое время" (1877, 27 сентября (9 октября), No 568): "В "Journal de St. Pétersbourg" напечатана ироническая заметка, передающая "точные" сведения, полученные парижской газетой "Estafette" из Петербурга, 20-го сентября: "Вчера на Выборгской стороне, где находятся почти все большие фабрики, рабочие повздорили с полицейскими, которые хотели выслать их из кабаков раньше положенного часа. Вскоре ссора перешла в драку, и множество лиц, которые обыкновенно не участвуют в уличных свалках, тут примкнули к рабочим. Уверяют, что они принадлежат к обществу (!?) нигилистов. Сначала перевес был на стороне народа, но вскоре прибыл отряд конных жандармов, в борьба возобновилась. Жандармы рубили народ саблями, однако последний и на этот раз оказался победителем. Тогда он бросился на артиллерийские склады и с ревом принялся бить стекла. На другой день волнение достигло еще больших размеров; казалось, что город подвергается неприятельской осаде. И только на следующий день, поздно ночью, удалось восстановить спокойствие. Петербургский губернатор немедленно телеграфировал в Динабург, чтобы ему прислали два пехотных полка, что и было исполнено. Два особых поезда привезли войска"". Динабург (ныне Даугавпилс) -- крупный железнодорожный узел.

Стр. 28. ... не ведают, что творят. -- Цитата из Евангелия от Луки (гл. 23, ст. 34).

Стр. 29. Мы, сидя в Севастополе, отразили раз приступ французов и англичан ~ однако же, не кричала тогда об нашей победе. -- Это заключение Достоевского согласуется с многими газетными суждениями о событиях на Балканах в свете сравнительно недавней военной истории. Так, А. И. Беренс, автор "Военной заметки", напечатанной в "Новом времени", отмечал, что один только штурм русскими войсками Гривицкого редута (редут в системе укреплений Плевны) "30-го августа стоил <...> громадных потерь. Потеря эта весьма немногим менее тех жертв, которых стоила англо-французской армии, предводимой маршалом Пеллисье, отбитая нами с блистательным успехом атака всей линии севастопольских укреплений, 8-го июня 1855 года, и результат без малого такой же" (НВр, 1877, 12 (24) сентября, No 553). Несколько позже в "Ежедневном обозрении" той же газеты появились такие строки о турках, окопавшихся в Плевне: "...турки, по-видимому, намерены следовать примеру русских под Севастополем и французов во время осады Парижа. Видно, что уроки военной истории, этой лучшей наставницы полководцев, не пропали для них даром" (там же, 20 сентября (1 октября), No 561).

Стр. 29. Бывало, что семь или восемь наших батальонов разбивают ихних двадцать, как недавно случилось под Церковной. -- По-видимому, Достоевский интерпретирует телеграмму главнокомандующего действующей армией: "Горный Студень, 11 сентября. Подробности сражения при Церковне 9 числа: в 11 часов утра 20 000 турок при 40 орудиях атаковали позицию, занятую нашими 12 батальонами... Курского полка майор Домбровский подпустил их без выстрела на 30 шагов и, ударив в штыки, обратил в бегство... Затем атака возобновлена на левом фланге, но отбита Вятским полком. Последний стремительный удар произведен в центр, но также отбит с громадным для неприятеля уроном... В 8 часов вечера неприятель отступил, а 10 числа утром турки прислали парламентера просить убрать убитых. На наших глазах они похоронили 800 тел, а всего потеряли 2000 человек... Отрядом нашим командовал генерал Татищев" (МВед, 1877, 14 сентября, No 228). Турки атаковали от Церковны, с возвышенности вниз, где их встречали русские (см.: "Современные известия", 1877, 23 сентября, No 262; рубрика "Военные известия").

Стр. 29. ... указывают ~ на их ружья, которые лучше наших, и даже на их артиллерию, которая будто бы лучше нашей. -- Под Плевной турки располагали дальнобойными крупповскими пушками большого калибра. Преимущество турецкого ручного огнестрельного оружия, закупленного также за границей, прпзнатлось всеми.

Стр. 29. ... не хотят припомнить, что мы в сущности воюем не с одними турками ~ что множество англичан служат офицерами в турецком войске... -- Об английской финансовой и военной помощи туркам Достоевский писал еще в майско-июньском выпуске за 1877 г. (см. наст. изд., т. XXV, стр. 171, 429). Заканчивая же работу над сентябрьским выпуском "Дневника", Достоевский, возможно, успел учесть новые факты из перепечатанного газетой "Новое время" письма официального корреспондента австрийской газеты "Politische Correspondenz". В этом письме сообщалось: "...присутствие в Турции далеко не ничтожного количества английских офицеров, находящихся: там официально и неофициально на службе, должно быть принято в расчет... Цифра первых, два месяца тому назад, по показанию самого военного министра Англии, доходила до 14 тысяч, но цифра вторых едва ли когда-нибудь сделается известной" (НВр, 1877, 3 (15) октября, No 574).

Стр. 29. ... европейская дипломатия во многом стала поперек нашей дороги с самого начала войны, лишив нас помощи естественных союзников наших... -- Под "европейской дипломатией" подразумевается дипломатия австро-венгерская, а под "естественными союзниками" -- Сербия, Румыния: и отчасти Черногория.

Стр. 29. ... лишив нас даже настоящих дорог наших в Турцию. -- В вопросе о дорогах в Турцию Достоевский пользуется сведениями, собранными и прокомментированными газетой "Новое время". В этой газете сообщалось: "Специальный корреспондент "St. Petersburger Zeitung" телеграфирует из Вены, от 29-го июня (11-го июля): в официозном "Fremdenblatt" напечатано письмо одного русского, в котором доказывается необходимость Австрии согласиться на переход русской армии в пределы Сербии для обхода Балканских проходов. Россия сберегает таким средством до 50 000 человек. В письме предполагается, что сербские военные силы будут совершенно устранены из действия. Как кажется, император и генеральный штаб хотели бы воспользоваться сербской территорией для военных операций. "Fremdenblatt" возражает против этого" (НВр, 1 (13) июля, No 480). Через неделю газета писала: "Не так давно мы сообщали, что Австрия беспрепятственно допустила провоз турецкого оружия через Клек, под тем предлогом, что будто бы оружие это; было давно заказано турками. <...> Австрия, сама нарушившая свой нейтралитет в пользу турок, не вправе протестовать против подобного передвижения русских войск, которые сделали бы выгодный в военном отношении: обход балканских ущелий в направлении Софии...". И далее: "...туркофильские газеты не упускают случая напомнить, что Австрия совершит роковую для себя ошибку, если допустит русские войска пройти по сербской территории, хотя бы и под условием полной неподвижности Сербии" (НВр, 1877, 7 (19) июля, No 486). После трагических событий под Плевной (неудачный штурм 18 июля 1877 г.) эта газета писала: "Австрийский нейтралитет сдерживает Румынию, парализует Сербию, тяготеет над боснийскими усташами и заслонил русским войскам путь на Софию, в сердце Оттоманской империи, лучше, чем стотысячная турецкая армия..." (там же, 14 (26) августа, No 524, "Ежедневное обозрение").

Стр. 29. В Европе открылся, наконец, заговор целых шаек ~ чтоб броситься внезапно в тыл нашей армии. -- Под "Европой" подразумеваются Австро-Венгрия и Англия, под "шайками" -- группы волонтеров, концентрировавшиеся в Венгрии для вторжения в Румынию. В сентябре 1877 г. сведения об этом "заговоре" и его вдохновителях, соображения и комментарии по поводу его военно-политического значения и т. п. регулярно появлялись в западноевропейской и русской печати. См., например: НВр, 1877, 18 (30) сентября, No 559; 19 сентября (1 октября), No 560; 23 сентября (5 октября), No 564; 24 сентября (6 октября), No 565.

Стр. 29. ... там состряпали недавно и заем для турок, в огромный ущерб своему карману... -- Речь идет об английском займе для Турции. Едва ли не первое известие о нем появилось в "Times": "Лондон, 2-го (14-го) августа <...> Газета "Times" сообщает, что в Лондоне состоялось заключение турецкого займа в 2 500 000 ф. ст." (НВр, 1877, 3 (15) августа, No 513). Несколько позже, обсуждая вопрос об этом займе, газета "Новое время" желчно упоминала о "лорде Биконсфильде, только что доставившем Турции негласную субсидию в 2 1/2 миллиона фунта стерлингов, в виде займа, будто бы заключенного на лондонской бирже. Ни один банкир в целом свете не будет столь обезумей,-- резюмировала эта газета,-- чтобы выдать Турции хоть один шиллинг в долг, без верной гарантии, которую английское правительство, вероятно, и приняло на себя. По крайней мере вся европейская печать такого мнения" (там же, 16 (28) августа, No 526). Однако в дальнейшем размеры и форма реализации этого займа определялись в газетных сообщениях по-разному. "По словам "Pol Согг ",-- сообщало "Новое время",-- критическое положение турецкой казны достигло крайних пределов. Заем, заключенный в Лондоне, все еще не реализован... Турки не теряют, однако, надежд, что заем доставит им 2 миллиона ливров" (там же, 12 (24) сентября, No 553, отдел "Телеграммы" или "Последние известия"). Через неделю та же газета сообщала своим читателям: "Корреспондент "Московских ведомостей" из Лондона пишет от 22 сентября: "Здесь сильно хлопочут о заключении турецкого займа на сумму от 10 до 20 миллионов фунтов стерлингов <...> Капиталы привлекаются преимущественно из Индии <...> Деньги предполагается употребить в Англии главнейше на приобретение оружия, снарядов и запасов для турецкой армии"" (там же, 18 (30) сентября, No 559).

Стр. 29. И это ~ когда открыт даже правильный заговор между самими правителями Турции с целью истребить болгар всех до единого? -- Достоевский опирается на информацию "Московских ведомостей" и "Нового времени". В первой из них сообщалось: "В настоящее время оказывается, что опустошение, разорение дотла всей покидаемой турецкими войсками местности и повальное избиение поселенных в ней христиан составляет вовсе не новое доказательство необузданности сопровождающих турецкую армию иррегулярных шаек, а вполне обдуманную турками систему, в исполнении которой участвуют так же усердно регулярные, как и иррегулярные турецкие войска. Цель этой системы двоякая: во-первых, совершенным разорением местности затруднить движение по ней русских; во-вторых, избиением христиан напугать спешащие на освобождение их русские войска" (МВед, 1877, 5 июля, No 166). Этой газете вторило "Новое время" (1877, 12 (24) июля, No 491): "...само турецкое правительство решилось, уступая Болгарию русским,-- превратить ее в пустыню".

Стр. 30. Некоторые умные люди проклинают теперь у нас славянский вопрос ~ Да будут же прокляты славянофилы!"... -- Такого рода упреки по адресу "умных людей", порицавших "славянофилов" за чрезмерное увлечение славянским вопросом, были частым явлением в печати того времени. Незадолго до Достоевского Григорий де Воллан отмечал в статье "Сербский вопрос перед судом русского общества": "Отрезвившись от прежнего одушевления, салонные политики могут высказывать пошлые замечания: "Сербы надоели, вообще пора заняться другим, более интересным вопросом",-- но историческому народу не подобает такое легкомысленное отношение к делу, в котором он принимал такое деятельное участие" (ДНР, 1877, No 5, стр. 68). См. также в фельетоне Суворина (НВр, 1877, 19 июня (1 июля), No 468): "...одна часть общества увлекалась, а другая говорила: "Что нам за дело до славян? Выдумали каких-то славян!"".

Стр. 30. Восточный вопрос есть исконная идея Московского царства, которую Петр Великий признал в высшей степени и, оставляя Москву, перенес с собой в Петербург. -- Здесь и выше очевидно согласие Достоевского с рядом положений статьи Евгения Белова "Результаты войн России с Турцией", печатавшейся в нескольких номерах ежемесячного исторического сборника "Древняя и новая Россия" за 1877 г. В заключение статьи Белов утверждал: "...не должно забывать, что настоящая война есть продолжение прежних войн, дальнейшее преследование той же цели, которую преследовали Петр Великий, Екатерина II, Александр I и Николай I<...> дело, предпринятое ныне царствующим государем, есть продолжение дела, начатого еще Петром Великим..." (ДНР, 1877, No 8, стр. 345, 346).

Стр. 30. Они кричат теперь хором о торговом застое, о биржевом кризисе, о падении рубля. -- По этому поводу газета "Новое время" писала в июле 1877 г. (10 (22) июля, No 489): "Говоря о быстром падении цены наших бумажных денег, экономист "Голоса" удивляется тому, что с разных сторон слышатся жалобы на финансовое управление... Он сам объясняет, что мы встретили войну, страдая "недугом бумажных денег"". Основную причину обесценения русских денег анонимный автор "Нового времени" видел в том, что налоги падающие на капитал и состоятельные классы, а на народ, и настаивал на отмене "подушной подати" и "введении подоходного налога". О "продолжающемся понижении кредитного рубля" газета "Новое время" писала и в No 571 от 30 сентября 1877 г. Примечательна язвительная реплика Щедрина о неблагополучном состоянии русских финансов. Один из обывателей, изображенных в его очерке "Тряпичкины-очевидцы", спрашивает собеседника: "-- Слушай, корреспондент! <...> Отчего наш рубль, теперича, шесть гривен на бирже стоит?

Я призадумался <...> Однако, припомнив кое-что из наших передовых статей,; ответил, что всему причиной коварство англичан" ( ОЗ, 1877, No 8, стр. 545--546). Даже и "патриотическая" печать, на передовицы которой намекал Щедрин, вынуждена была, в конце концов, признать: "...важна такая финансовая реформа, которая восстановила бы поколебленное доверие к платежным силам России" (НВр, 1877,5 (17) октября, No 576).

Стр. 31. ... они хорошие русские, но они боятся и удач, и побед русских,-- потому-де, что явится после победоносной войны самоуверенность, самовосхваление, шовинизм, застой". -- Очевидно, подразумеваются публицисты газеты "Голос", "англофильское" и "туркофильское" отношение которой к русско-турецкой войне и Восточному вопросу вообще следующим образом характеризовалось в "Московских ведомостях" (1877, 5 июня, No 137): "..."Голос" уже довольно сильно ругает русскую печать за ее желания, чтобы Восточный вопрос решился без участия фиктивного европейского концерта, приписывает заявляющим эти желания шовинистические страсти, задор, погоню за популярностью и отказывает им в здравом смысле...".

Стр. 32. ... а затем уж пришли биржевики и железнодорожники... -- Намек на Главное общество российских железных дорог, учредителями которого в январе 1857 г. были по преимуществу иностранцы: петербургский банкир Штиглиц и Ко, варшавский банкир С. А. Френкель, лондонские банкиры братья Беринг и Ко, парижские банкиры Готтингер и Ко, Б. Л. Фульд и Фульд-Оппенгейм, амстердамские банкиры Гоппе и Ко, французские железнодорожные дельцы братья Перейра. Практическое руководство постройкой железных дорог, баснословно обогащавшей как учредителей, так и администрацию, осуществлялось французскими инженерами.

Стр. 32. ...что и не снилось мудрецам нашим. -- Строка из диалога Гамлета с Горацио:

Есть многое в природе, друг Горацио,

Что и не снилось нашим мудрецам.

(В. Шекспир. Гамлет. Пер. М. Вронченко. СПб. 1828, стр. 42, д. I, явл. V).

В художественном творчестве и особенно в публицистике Достоевского нередко ироническое употребление слов: наши мудрецы, мудрецы, мудрец с теми или иными прилагательными. Все они также восходят к процитированной сентенции Гамлета. Так, в "Записках из Мертвого дома" есть фраза: "Немногому могут научить народ мудрецы наши" (наст. изд., т. IV, стр. 122); в статье "Ответ "Русскому вестнику" под "практическим мудрецом нашего времени" подразумевается Талейран (см. наст. изд., т. XIX, стр. 124); в статье "По поводу элегической заметки "Русского вестника"" "непочатым мудрецом" назван англоман Катков (см. там же, стр. 176); в статье "Рассказы Н. В. Успенского" тот же Катков фигурирует под наименованием "нашего мудреца", которому "общественные особенности Англии несравненно знакомее, чем русские" (см. там же, стр. 179); наконец, в "Дневнике писателя" за апрель 1877 г. (глава первая, § I "Война. Мы всех сильнее") "мудрецами" названы публицисты "Отечественных записок" и "Вестника Европы", помещавшие на страницах этих журналов, накануне русско-турецкой войны 1877--1878 годов, антивоенные очерки и статьи (см. наст. изд., т. XXV, стр. 393).

Стр. 32. Некоторые иностранные корреспонденты иностранных газет упрекали некоторых русских офицеров ~ любовь к родине и к тому делу, которому взялись служить. -- Подразумевается, по всей вероятности, корреспонденция "Times", перепечатанная газетой "Новое время" (1877, 2 (14) июля, as 481): "Главная опасность русских в настоящее время заключается в их чрезмерном энтузиазме и самоуверенности; это может вовлечь их в отдельные стычки, сопряженные с ненужными потерями, и, следовательно, придать мужества неприятелю. Жажда отличий -- общая слабость, и это может повести к смелым предприятиям в надежде заслужить орден каким-нибудь необыкновенным подвигом". В том же номере "Нового времени" эта точка зрения как бы опровергалась в "Дневнике корреспондента" В. Буренина: "Я ночевал в палатке саперного подпоручика Владимира Александровича Романова, того самого "героя взрыва" первого монитора, о котором я писал вам в одном из предшествовавших писем. Что это за симпатичный, что за прелестный молодой человек. Скромный, образованный, с оттенком какой-то совсем не военной деликатности в манерах и в речах. И вместе с этою почти женскою деликатностью в нем слиты твердость характера, мужество".

Стр. 33. После нынешней войны, в которую так высоко, так светло, так свято проявила себя наша русская женщина... -- Многие молодые девушки и женщины служили медсестрами в госпиталях и санитарных поездах и переносили без ропота большой труд и лишения. Их самоотверженность неоднократно отмечалась в русской прессе. Так, "Московские ведомости" (1877, 28 августа, No 214) упоминали о г-же Языковой, "имеющей обеспеченные средства" и тем не менее отдающей все свое время утомительному уходу за тяжелоранеными. Однако то, что говорит здесь о русской женщине Достоевский, перекликается в первую очередь с восторженным замечанием А. С. Суворина в фельетоне "Отрывки": "А эта чудесная, единственная в мире русская женщина: настоящая война апофеоз ее. Она поднялась на такую нравственную высоту, с которой не сбросить ее уже всем русским пошлякам" (НВр, 1877, 11 (23) сентября, No 552). Еще раньше та же газета писала о подвижническом служении русских женщин раненым и больным русским солдатам, размещенным в г. Яссы: "Но всех удивительнее сестры милосердия, особенно молодая девица г-жа Философова, имя которой да будет прославлено по достоинству в России. Эта барышня хорошего воспитания с самоотвержением взяла на себя трудную хозяйственную часть, т. е. умудряться при помощи нескольких пьяных поваров и ленивых нестроевых в маленьком кухонном бараке, стоя целый день у печки, при жаре в 40о, готовить обед на 1 1/2 и 2 тысячи человек больных в день <...> Впрочем, все 25 сестер милосердия в бараке (из покровской общины) работают удивительно и самая страшная усталость не лишает их не только терпения, но даже веселости. Положительно, ухаживание за больными -- женское дело..." (НВр, 23 августа (4 сентября), No 533, подпись: К. Скальковский; см. также: НВр, 1877, 24 августа (5 сентября), No 534, "Кавказские письма" А. Пальма). Едва ли мор не обратить внимания Достоевский и на описание ежедневного подвига "крестьянки Нижегородской губернии" под Плевной: "С 19-го числа (очевидно, с 19-го августа 1877 г.,-- Ред.) она всюду следует за полком нашим, хотя у ней тут нет ни мужа, ни брата, ни сына. Не обращая никакого внимания на опасность, она постоянно носит воду солдатам на позицию, помогает идти раненым, выходящим из боя, словом--насколько может и понимает, заботится всячески о солдатах, а как только выпадет время, что нет ей никакого дела, так становится на колени и усердно молится богу" (там же, 18 (30) сентября, No 559).

Стр. 34. Об наших военных ошибках в нынешнюю кампанию говорили и писали и в Европе, и в России. -- Вскоре после неудачного штурма Плевны 18 (30) июля 1877 г, "Московские ведомости" цитировали мнение специального корреспондента английской "Daily News" от 3 августа н. ст. 1877 г.: "Главная ошибка диспозиции заключалась в том, что Криденер и князь Шаховской (первый должен был осуществлять непосредственное руководство всей операцией, но практически командовал примерно половиной атакующих войск -- армейским корпусом; в распоряжении второго находилось до полутора дивизий,-- Ред.) на деле оперировали независимо друг от друга, так как обе атаки велись в слишком большом отдалении одна от другой и не имели между собою никакого связующего звена. Но важнейшее упущение, в коем не были виноваты командиры, было то, что атакующие силы были недостаточны <...>не должно было атаковать турок в укрепленной позиции, имея недостаточные силы" (МВед, 1877, 29 июля, No 188). Мнение австрийской газеты "Politische Correspondenz", приведенное газетой, цитировалось "Новым временем": "В стратегическом отношении положение русских было такое, какое было весьма желательно для лучших полководцев. Выдвинувшись клинообразно между армиями пашей, Османа, Сулеймана и Мехмета-Али, русские могли бы при некотором счастье разбить их по частям. Но как поступил русский генеральный штаб? Он атаковал все три неприятельские армии и, следовательно, повсюду мог противопоставить неприятелю недостаточные силы... Плевна наглядно показала всему миру некоторые слабые стороны русской военной организации..." (НВр, 1877, 1 (13) августа, No 511). Военный сотрудник берлинской "National Zeitung" обращал особое внимание на не отвечающую современным требованиям тактическую подготовку русской пехоты. Если бы русские батальоны, отмечал он, атаковали не сомкнутым, а рассыпанным строем, потери их от скорострельного турецкого оружия не были бы столь значительны (см.: там же, 3 (15) августа, No 513, анонимная статья "Прусский военный критик о битве под Плевной").

Русские обозреватели обличали бездарность и карьеризм высшего командования русских войск. Так, историк Д. И. Иловайский писал: "Что бы ни случилось после, как бы война ни окончилась, а эти тяжелые уроки уже не вычеркнешь из нашей истории. Пусть обвиняют меня в излишнем пессимизме, в излишней откровенности, а я все-таки скажу: "Пошли, господи, поболее хороших предводителей нашей доблестной армии"" (там же, 10 (22) августа, No 520). Иловайскому вторил А. С. Суворин: "Атака произведена была так самоуверенно и вместе с тем нестройно, так мало приготовлена артиллерийским огнем, так мало было общей идеи в атаке, какой-нибудь гармонии, что не будь в деле молодых энергичных офицеров, ординарцев великого князя, не принадлежащих к генеральному штабу, корпус Криденера был бы истреблен совсем. "Я не чувствовал,-- передавал мне очевидец,-- ни страха, ни чувства жалости к раненым -- все было подавлено злобою и досадою на нераспорядительность, бездарность, интриги, на то, что начальствующие старались как бы перебить друг у друга позиции, неприятеля и действовать особняком, не подавать помощи вовремя <...> прусские офицеры, свидетели этой битвы, плакали, видя, как гибнет молодецкое войско, благодаря тому, что не было резервов, не шли подкрепления... Помоги Криденер Шаховскому, будь немного больше распорядительности и битва, несмотря на громадный перевес неприятеля, благодаря храбрости войск, была бы выиграна"" (там же, 15 (27) августа, No 525).

Стр. 34. ... малокомпетентные-то, кажется, всех более у нас теперь и горячатся). -- Намек на сотрудников "Голоса" во главе с его редактором А. А. Краевским.

Стр. 35. Тотлебен вышел тремя или четырьмя годами прежде меня. -- Страдая болезнью сердца, Тотлебен "вышел" из Инженерного училища, не пройдя в нем полного курса обучения.

Стр. 35. Кауфмана я помню в офицерских классах. -- Подразумевается, по-видимому, Константин Петрович Кауфман (1818--1882), кончивший Инженерное училище одновременно с Достоевским или несколько раньше. С 1844 г. Кауфман служил на Кавказе, с 1867 г. командовал войсками Туркестанского военного округа, в 1874 г. получил чин инженер-генерала, а в 1875 г. покорил Кокандское ханство в Средней Азии.

Стр. 35. С младшим Кауфманом я был в одно время еще в кондукторских. -- Возможно, это генерал-интендант фон Кауфман, о котором упоминала газета "Новое время" (1877, 22 сентября (4 октября), No 563, отдел "Телеграммы"). Кондукторами в инженерных частях назывались унтер-офицеры. Кондуктора в Инженерном училище -- слушатели первых классов (или курсов), еще не произведенные в офицеры.

Стр. 35. Радецкий Федор Федорович (1820--1890) -- генерал-лейтенант, участник русско-турецкой войны 1877--1878 гг.

О выпускниках Инженерного училища, в особенности о Тотлебене и Радецком, Достоевский вспоминает в связи с возрастающим значением инженерного искусства в ходе русско-турецкой войны 1877--1878 гг.; в связи с непривычной тактикой турецкой пехоты, умело использовавшей "шанцевый инструмент", временные полевые укрепления и современное ручное огнестрельное оружие (см. ниже), а также под впечатлением известий о них с театра военных действий, Так, через три дня после форсирования Дуная газета "Новое время" (1877, 18 (30) июня, No 467) писала: "Командир 8-го корпуса, который так блистательно исполнил трудную и важную задачу переправы через Дунай под Систовом, генерал-лейтенант Федор Федорович Радецкий принадлежит к числу самых образованных и вместе с тем боевых наших генералов. <...> Теорию военного искусства Федор Федорович изучил в инженерной академии и в академии генерального штаба, а практике военного дела научила его продолжительная боевая жизнь на Кавказе, куда он был переведен немного спустя после своего выпуска из инженерной академии (1841)". Упомянутая здесь инженерная академия -- бывшее Главное инженерное училище, в котором учился и Достоевский (см.: МВед, 1877, 19 июня, No 151).

Радецкий с частями своего корпуса в течение нескольких месяцев в очень трудных условиях оборонял Шипкинский перевал через Балканы. Через месяц после падения Плевны, когда русская армия особенно нуждалась в выходе на оперативный простор, Радецкий атаковал позиции турок на Шипке с фронта и с тыла, и 28 декабря 1877 г. вся турецкая армия, блокировавшая Шипку, была взята им в плен.

Стр. 35... Метрушевский Михаил Фомич (1832--1893) -- генерал-майор. 28 декабря 1877 г. командовал под Шипкой войсками, атаковавшими турецкую армию Весселя-паши с фронта (см. предыдущее примеч.). Упоминание Достоевского об окончании Петрушевским Инженерного училища неверно. Петрушевский учился в Кадетском корпусе и окончил николаевскую академию генерального штаба. Одна из газет, которую мог держать в руках Достоевский, сообщала: "В "Русск<ом> мире" приводят следующие сведения о личности М. Ф. Петрушевского <...> в 1850 году был выпущен из 1 кадетского корпуса прапорщиком в лейб-гвардии Литовский полк..." ("Современные известия", 1877, 27 июня, No 174). За переправу у Систова Петрушевский так же, как Иолшин (см. следующее примеч.), был награжден Георгием 4-й степени (НВр, 1877, 4 (16) июля, No 483).

Стр. 35. ... Иолшин... -- Быть может, Иолшин Михаил Александрович (1830--1883) о котором упоминала газета "Голос" (1877, 22 июня (4 июля), No 131): "Командир первой бригады 14 пехотной дивизии, первою перешедшей Дунай, 15-го июня у Систова, генерал-майор Иолшин <...> удостоился получить орден св. Георгия 4-й степени". Биографические сведения об Иолшине, помещенные в русских газетах за 1877 г., противоречат тому, что говорит здесь о нем Достоевский как о курсанте Главного инженерного училища. Ссылаясь на "Русский мир", газета "Современные известия" (1877, 28 июня, No 174) сообщала: "...Михаил Александрович Иолшин <...> в 1848 году, из унтер-офицеров 2-го кадетского корпуса, был выпущен прапорщиком в Гренадерский короля Фридриха Вильгельма III (ныне Петербургский гренадерский того же имени) полк...".

Стр. 36. ... живописец Трутовский. -- Друг Достоевского Константин Александрович Трутовский (1826--1893). Окончил Инженерное училище в 1845 г. Вышел в отставку после 1849 г. Автор портрета Достоевского, выполненного карандашом (1847).

Стр. 36. А такие ли условия мира предложили бы они нам, если бы удалось им взять Севастополь через два месяца! -- Согласно Парижскому трактату 1856 г. Россия лишалась права иметь военный флот на Черном море. Однако противники России рассчитывали еще на большее: "Среди союзников-победителей обнаружились серьезные разногласия. Англия требовала отторжения от России Кавказа и других земель, а также запрещения России иметь флот не только на Черном, но и на Балтийском море. Австрия претендовала на Молдавию, Валахию и на южную часть Бессарабии. Однако Франция считала невыгодным такое ослабление России, поскольку в этом случае позиции Англии и Австрии на Ближнем Востоке и особенно на Балканах резко усиливались в ущерб интересам Франции) (Всемирная история, т. VI, стр. 484--485).

Стр. 37. У нас под Бородином были воздвигнуты редуты... -- По-видимому, Достоевский имеет в виду Шевардинский редут и Багратионовы и Семеновские флеши. Редут (от франц. redoute) -- круглое или квадратное земляное укрепление. Флеши (от франц. flèche -- стрела) -- полевые укрепления в форме тупого угла.

Стр. 37. ... потребовала от нас двойных, тройных усилий, чем предполагалось вначале, и которая до сих пор еще не взята. -- 17 июля 1877 г., за день до штурма Плевны, русские штурмовые войска насчитывали 32 тысячи человек при 176 орудиях. К 24 августа 1877 г., перед многодневной бомбардировкой Плевны, предшествовавшей новому штурму, 30 августа 1877 г., численность штурмующих русско-румынских войск доходила до 96 тысяч человек при 426 орудиях.

Стр. 37. ... при таком беззаветном натиске, как 30-го августа... -- 30 августа 1877 г., во время очередного героического, но неудачного штурма Плевны, русские войска потеряли около 16 тысяч человек убитыми и ранеными.

Стр. 37. Теперь же, после двух неудавшихся штурмов, оказалось необходимым увеличить нашу армию вдвое, и это со только первый шаг... -- Двум неудачным штурмам Плевны (18 июля и 30 августа 1877 г.) предшествовали также неудачные атаки этой крепости 8 июля 1877 г. с севера и востока, во время которых русские потеряли около 3000 человек. Уже после первого штурма (18 июля 1877 г.) была объявлена мобилизация гвардейского и гренадерского корпусов общей численностью до 160 тысяч человек. Эти войска стали подходить к Плевне во второй половине сентября 1877 г., то есть почти через месяц после второго ее штурма. Таким образом, армию, штурмующую Плевну, предполагалось увеличить не вдвое, а даже втрое (перед вторым штурмом у русских было 96 тысяч солдат и офицеров).

Стр. 37. В чем же дело? Уж конечно, в теперешнем ружье. Турок, закрывшись наскоро набросанною насыпью... -- Эго ружье Достоевский вслед за большинством корреспондентов, солдат и офицеров, называет ружьем Пибоди. Но нередко его называли ружьем Пибоди -- Мартини (НВр, 1877, 30 сентября (12 октября), No 571), Генри -- Мартини ("Современные известия", 1877, 22 августа, No 230, заметка "Исполнение турецкого заказа американскими ружейными заводами") и даже просто Мартини (МВед, 1877, 21 октября, No 261). Помимо прочих достоинств (дальнобойность и сила поражения) у ружья Пибоди был автоматически безотказный откидной затвор, что значительно повышало скорость стрельбы.

Подчеркивая важное значение в системе турецкой обороны ружья Пибоди и временных "полевых укреплений", т. е. чего-то вроде индивидуальных окопов, Достоевский широко учитывал свидетельства наблюдателей военных действий. Так, в корреспонденции "Daily News", процитированной газетой "Новое время" (1877, 24 сентября (6 октября), No 565, очерк "Доставка подкреплений и провианта в Плевну"), говорилось о том, что успеху последнего штурма Плевны "мешал огонь турецких ружей", "что ружейные пули Пибоди и Уинчестера произвели страшные опустошения в рядах русской пехоты в роковой день 30 августа (11 сентября)". В той же корреспонденции утверждалось, что при таких условиях успех атаки Плевны возможен только в том случае, "если землекопные работы велись как следует", если русские огнем "своих стрелков из траншей" способны "заставить замолчать пальбу турок". Несколько ранее Достоевский мог прочесть в газете "Новое время" следующий пересказ "соображений" "С.-Петербургских ведомостей" о тактике турок в осажденной Плевне: "Турки оставили город гореть от наших бомб, а сами вышли на окружающие высоты и окопались и, таким образом, импровизировали укрепленную позицию, которой суждено играть роль турецкого Севастополя <...> применяясь к новым, дальнего боя, орудиям и ружьям, турки держатся постоянно рассыпного строя, через что убыль их войск значительно ослабляется, тогда как у нас тактика не изменила содержания резервов, за цепью стрелков, густыми колоннами" (НВр, 1877, 12 (24) сентября, No 553, отдел "Среди газет и журналов"). Сильное впечатление на Достоевского -- бывшего военного инженера должно было произвести описание боя за Гривицкий редут под Плевной: "Когда наши кинулись на ура, турки открыли такой убийственный огонь, что ничего подобного солдаты не запомнят. Точно через огненный дождь, падавший не сверху, а горизонтально, приходилось бежать. Пули пронизывали ряды, щелкали тут же, свистали массами <...> позади, в этих ложементах оказывались незаметные сначала помещения для стрелков, вырытые в земле как норы. Из этих нор открывался убийственный огонь прямо в тыл нам" (там же, 21 сентября (3 октября), No 562). И далее: "У наружных рвов оказалась пропасть ям, вроде лисьих западней, там сидели турки. Выйти им нельзя было оттуда, зато они открыли огонь по приближавшимся к ним солдатам, так что жизнь каждого неприятеля, сидевшего в такой западне, обходилась нам в несколько своих... В турецком редуте оказалось множество брошенных ружей Пибоди и патронов к ним<...>, В то время как наш солдат постоянно слышит приказание: "Не стреляй, береги патроны!" -- туркам выдается -- по 300 патронов на день <...> и к вечеру он добросовестно их расстреливает".

Взяв Гривицкий редут, русские увидели, что "скаты холмов" перед следующими турецкими редутами и батареями "изрыты, точно на них наложена крайне перепутанная черная сеть". Пораженный этой картиной корреспондент "Нового времени" писал: "Глаз теряется в изгибах, зигзагах, лабиринтах этой сети, оказывающейся в бинокль целою системой траншей, ложементов, ретраншементов, западней. Мне это казалось верхом инженерного искусства по отношению к обороне. Взять эту позицию теперь <...> почти невозможно, а <...> вся Плевна кругом укреплена точно так же..." (там же, 24 сентября (6 октября), No 565, очерк "С армией. Турецкие позиции и Гривицкий редут". Подписан псевдонимом "Шесть").

Стр. 37. ... не дойдя еще и до гласиса... -- Гласис (от франц. glacis) -- земляная пологая (в сторону противника) насыпь впереди наружного рва укрепления. Случаи, когда русские штурмующие колонны, поражаемые шквальным ружейным огнем, не доходили даже и до гласиса турецких укреплений, действительно имели место и с горечью упоминались русскими газетами.

Стр. 38. ... с помощию Тотлебена, приступить к инженерным работам... -- Герой обороны Севастополя, военный инженер Э. И. Тотлебен (1818--1884), прибыл в штаб-квартиру русской армии на Балканах около 17 сентября ст. ст. 1877 г. Высказавшись против нового штурма Плевны, Тотлебен принял руководство русско-румынскими осадными инженерными работами по взятию этой крепости. Однако вскоре Плевна была наглухо блокирована русскими войсками, и необходимость в таких работах отпала. Страдая от недостатка продовольствия и боеприпасов, в ночь с 27 на 28 ноября ст. ст. 1877 г. весь турецкий гарнизон предпринял вылазку с целью вырваться из кольца русских войск. Вылазка не имела успеха, и турки (около 40 000 чел.) во главе со своим командующим Османом-пашой сложили оружие.

В начале 1878 г. Тотлебен был назначен главнокомандующим русской, армией на Балканах.

Стр. 38. ... Плевна уже сослужила свое дело врагу нашему, остановила первоначальное победоносное шествие русских... -- Плевна имела важное стратегическое значение, так как в ней пересекалось несколько больших дорог. Кроме того, оставленная не взятой, эта крепость и ее гарнизон угрожали бы постоянно коммуникациям в тылу русской армии. В связи с этим газета "Новое время" писала еще в июле 1877 г. (15 (27) июля, No 494): "...долее терпеть присутствие значительных неприятельских сил на нашем левом фланге, в 65 верстах от Систова и в 85 от Белы и Тырнова, положительно невозможно".

Стр. 38. ... шанцевый инструмент... -- Инструмент, необходимый для производства земляных работ в военное время (от нем. Schanz -- земляной окоп). Русская армия под Плевпой располагала этим инструментом в ограниченном количестве. Один из корреспондентов "Нового времени" писал по этому поводу: "При бедности шанцевого инструмента (150 лопат и 45 кирок на полк) войска наши не скоро устроили себе прикрытие с этой открытой стороны (с тыловой стороны взятого турецкого редута,-- Ред.): горстями, пальцами скребли они землю, лишь бы насыпать поскорее вал" (НВр, 1877, 22 сентября (4 октября), No 563).

Стр. 40. ... только и ожили теперь, когда прибыли к нашему войску берданки, а пустили войско вначале с другим ружьем, медленным и недальнобойным. -- К началу русско-турецкой войны 1877 г. почти половина русской армии была вооружена сравнительно устаревшей однозарядной винтовкой системы Крнка, скорость стрельбы из которой достигала в лучшем случае 9 выстрелов в минуту. Из ружья системы X. Бердана можно было произвести до 16--18 выстрелов в минуту. После неудачного штурма Плевны 30 августа 1877 г. на помощь русской балканской армии была направлена русская гвардия, вооруженная именно берданками. В связи с этим Суворин писал в очерке "Отрывки" (НВр, 1877, 20 сентября (1 октября), No 561): "...появление гвардии, вооруженной берданками, которые, по отзыву всех, если не превосходят турецкие ружья, то не уступают им нимало <...> должно перетянуть успех на нашу сторону".

Усовершенствованная конструкция берданки, разработанная русским военным инженером А. П. Горловым, получившая название "русской винтовки", была принята на частичное вооружение русских войск в 1868--1869 г.

Стр. 40. ... (у французов было еще лучше ружье, чем у немцев, и немцы принуждены были его принять ~ в самый момент войны)... -- Речь идет о скорострельном французском ружье системы Шаспо, изобретенном французским рабочим Шаспо в 1866 г. Немцы начали франко-прусскую войну

1870 г. с худшим ружьем системы Дрейзе, но этот недостаток в их вооружениях компенсировался превосходством их артиллерии, прекрасной выучкой войск и талантливостью генерального штаба.

Стр. 40--41. ...французская армия ~ была страшно изумлена и подавлена нравственно тем, что вместо перехода через Рейн и вторжения в Германию она принуждена защищать свою территорию у себя дома. -- Прибыв в крепость Мец 28 июня 1870 г., Наполеон III застал там только 100 000 солдат, не обеспеченных снаряжением, боеприпасами и провиантом. Между тем мобилизация армии "протекала крайне беспорядочно". При таких условиях нечего было и мечтать о наступлении. Французское командование и армия с самого начала войны были обречены на пассивное выжидание событий (см.: Всемирная история, т. VI, стр. 594). О бездарной и преступной неподготовленности главарей империи Наполеона III к войне с Пруссией см. также в романе Э. Золя "Разгром" (1892).

Стр. 41. Произошло несколько сражений, в которых победили немцы. -- Очевидно, подразумеваются первые серьезные сражения, проигранные французами: 4 августа 1870 г. при Виссамбуре (Эльзас) и 6 августа 1870 г. при Верте и при Форбаке (Лотарингия) (Всемирная история, т. VI, стр. 596).

Стр. 41. Он всё рвался грудью вперед и до самого Седана не хотел верить, что он побежден. -- По приказанию Наполеона III крепость Седан сдали в первый день ее осады (1 сентября 1870 г.), не исчерпав всех возможностей ее обороны. До этого три поражения потерпела Рейнская армия французов (14,16 и 18 августа 1870 г.) и два поражения Шалонская французская армия под командой Мак-Магона (около 28 августа и 30 августа 1870 г., см.: Всемирная история, т. VI, стр. 597--599).

Стр. 41. Осталась защита Парижа с сумасшедшим Трошю. -- Осада Парижа длилась с 19 сентября 1870 г. до 28 января 1871 г. Гарнизоном Парижа г состоявшим по преимуществу из необученной и плохо вооруженной национальной гвардии, командовал генерал Трошю Луи Жюль (1815--1896), занимавший в то же время и пост главы республиканского правительства, сформированного 4 сентября 1870 г. Уже 4 сентября 1870 г. попытку отстоять Париж Трошю назвал "чистейшим безумием". Тем не менее в течение следующих месяцев он неоднократно посылал вверенные ему неподготовленные войска на вылазки против регулярной армии немцев. Благодаря этим действиям, за которые национальная гвардия расплачивалась большой кровью, генерал Трошю и снискал репутацию "сумасшедшего" полководца (см.: Всемирная история, т. VI, стр. 603).

Стр. 41. Гамбетта вылетел из Парижа на воздушном шаре, descendit du ciel (сошел с неба) в одном департаменте (как пишет об нем один историк), объявил диктатуру и начал набирать новые армии. -- Об этом см.: наст" изд., т. XXIV, стр. 282, 495.

Стр. 42. Турки слишком давно уже не нападают на Европу сами и привыкли именно к защите. -- Последней крупной угрозой турок Европе была осада Вены (с 24 июля по 12 сентября 1683 г.), из-под стен которой они были прогнаны войсками польского короля Яна Собесского (1624--1696). В 1684 г. образовалась антитурецкая коалиция Австрии, Польши и Венеции (к которой позднее примкнула и Россия). Война этой коалиции против Оттоманской империи была долгой, но успешной. Это была первая большая война турок на европейской территории, в течение которой им пришлось не нападать, а защищаться.

Стр. 42. ... ружье Пибоди дает десять, двенадцать выстрелов в минуту, ну и должны были понять, что с таким ружьем, сидя за укреплением, турок побьет атакующую колонну до последнего человека". -- Анализируя причины неудач под Плевной, русская печать отмечала: "...а особенно же легко можно было заблуждаться, не приняв во внимание того, что при нынешнем чрезвычайном усовершенствовании всякого рода оружия, коим нейтральная Англия завалила всю Турцию, даже новобранцы могут отбивать из-за укреплений первые в мире по храбрости отряды, нанося им жестокие потери" (Гр, 1877, 13 октября, No 23--24, анонимная статья "После молчания").

Стр. 42--43. Один французский военный историк горько упрекает Наполеона I со решился, однако же, сам напасть на врагов, то есть на внешнюю войну, а не на внутреннюю. -- Имеются в виду утверждения полковника Ж.-Б. А. Шарраса о выгодности оборонительного плана ведения войны против антинаполеоновской коалиции, содержащиеся в его известной книге "История кампании 1815 года. Ватерлоо" (Histoire de la campagne de 1815. Waterloo. Par le colonel Charras. 4-e édition. Bruxelles, 1863, p. 52--59). Четвертое издание этой книги плелось в библиотеке Достоевского (см.: Л. П. Десяткина, Г. М. Фридлендер. Библиотека Достоевского (новые материалы). -- Материалы и исследования, т. IV, стр. 267).

Стр. 43. Вся ошибка Наполеона состояла, говорит этот историк, в том со что немецкий солдат совершенно равнялся французскому. -- Ж.-Б. А. Шаррас отмечал: "Наполеон основывал свои расчеты, как говорил он сам, на том, что следует оценивать силы обеих противных сторон не по одному лишь численному соотношению; он считал одного француза равным одному англичанину, но двум пруссакам, бельгийцам, голландцам, солдатам Германского союза. <...> Наполеон ошибался: два пруссака стоили более одного француза" (Histoire de la campagne de 1815. Waterloo. Bruxelles, 1863, p. 81--85).

Стр. 43. ... турки дали же нам в начале войны перейти за Дунай и явиться за Балканами ~ и о значении своего ружья Пибоди. -- Русские форсировали Дунай 12 и 15 июня 1877 г. в неожиданных для турок местах и потому встретили слабое сопротивление. К началу июля ст. ст. 1877 г. русские взяли на Дунае и в его районе города и крепости: Систов, Браилово, Галац, Казанлык, Габрово, Ловчу, Белу, Никополь, Черноводы и др. См.: НВр, 1877, 5 (17) июля, No 484; 9 (21) июля, No 488; 10 (22) июля, No 489. Кроме того, были взяты перевалы через Балканы: Шипкинский и Демир-Кап (Железные ворота).

Стр. 43. ... может явиться у турок прежний упадок духа, забудут и об Адрианополе и об Софии, шанцевый инструмент побросают, убегая перед русским натиском без оглядки... -- Предположения Достоевского оправдались. После падения Плевны 28 ноября (10 декабря) 1877 г. и пленения армии Весселя-паши, блокировавшей русские войска на Шипкинском перевале, серьезное сопротивление турок по существу прекратилось. Гарнизон Османа-паши, осажденный в Плевые, рассчитывал на Софию и Адрианополь как на базы снабжения оружием и продовольствием. Однако, по сообщениям с театра военных действий, между 8 и 17 октября "генерал Гурко успел eуже анять дорогу из Плевны в Орханке и тем прекратить всякие подвозы к армии Осман-паши, из чего можно заключить, что если Осман-паша телеграфировал 9 октября в Адрианополь, чтоб ему выслали новый транспорте провиантом, то это требование уже не могло быть исполнено <...> 16 октября <...> окончательно была сомкнута блокадная линия <... > Итак, с 16 (14) октября надо считать Осман-пашу совершенно отрезанным и от Софии, и от Впддина" (МВед, 1877, 19 октября, No 259). Расчеты турок на Адрианополь как на пункт, который их армия могла бы защищать так же успешно и долго, как Плевну, западноевропейская печать всерьез не принимала. По мнению австрийского корреспондента, процитированному "Новым временем" (1877, 3 (15) октября, No 574, отдел "Последние известия"), русским достаточно было разбить одну из турецких армий, чтобы "под Адрианополем" не встретить "препятствий, достойных этого имени"; Еще в июле 1877 г. Адрианополь фигурировал в прогнозах некоторых дипломатов, "уверявших, что стоит русским войскам только показаться перед стенами этого города, как Турция во что бы то ни стало будет искать мира" ( Г, 1877, 29 июля (10 августа), No 168).

Стр. 43. ... силу крепостных верков... -- Верки (от нем. Werk) -- строения, укрепления; общее название различных оборонительных построек в крепостях.

Стр. 44. Теперь там Тотлебен... -- Газеты пестрели сообщениями о прибытии Тотлебена на театр военных действий. Сл.: НВр, 1877, 15(27) сентября, No 556; 19 (31) сентября, No 560; 28 сентября (10 октября), No 569; МВед, 1877, 19 октября, No 259.

Стр. 44. В Азии кончилось большой победой. -- Подразумевается разгром турецкой армии Мухтара-наши при Авлиаре (под Карсом) в октябре 1877 г.

Стр. 44. Балканская же армия наша многочисленна и великолепна... -- По свидетельству газеты "Голос" (1877, 13 (25) июня), No 122), общее количество русских войск к началу переправы через Дунай превышало цифру 200 000. Несколько позднее газета "Новое время" (1877, 11 (23) августа, No 521, фельетон "Более или менее военные очерки") утверждала что "на театре войны 400 тысяч человек". В сентябре--октябре 1877 г. на Балканский театр военных действий прибыли целиком (или значительная их часть) русские резервы -- прекрасно вооруженная гвардия и гренадеры (160 000 человек).

Стр. 44. "Со станции Бираулы пишут в "Одесский вестник", что 3-го октября ~ "Моск. ведомости", No 251)". -- Цитата приведена Достоевским из МВед, 1877, 11 октября, No 251.

Стр. 45. Все русские, газеты толковали недавно (и до сих пор толкуют) о самоубийстве генерала Гартунга, в Москве " во время заседания окружного суда... -- Происходивший в московском Окружном суде процесс по обвинению генерал-майора Леонида Николаевича Гартунга, мужа дочери A. С. Пушкина Марии (1834--1877), и некоторых других лиц в похищении денежных документов (векселей и т. и.) длился семь дней (о 7 по 13 октября 1877 г.). Подробные отчеты о нем печатались в газете "Московские ведомости" с 8 по 14 октября 1877 г. (см. NoNo 248--254). Гартунт, который не был лично виновен в похищении, застрелился 13 октября 1877 г., в последний день заседания суда. Об откликах прессы на этот процесс я его неожиданно трагический финал см. ниже, стр. 377, 378. См. подробнее: B. Кирпотин. Мир Достоевского. М., 1983, стр. 345--349.

Стр. 45.... дисконтер... -- человек, занимающийся учетом векселей (от англ. discounter).

Стр. 45. Прокурор даже рад суду и тому, что генерал сидит рядом с простолюдином ~ торжество равенства перед законом сильных и высших с малыми и ничтожными. -- "Рядом" с генералом Гартунгом и сыном министра графом Степаном Сергеевичем Ланским (род. до 1862) на скамье подсудимых сидел слуга ростовщика и "дисконтера" В. К. Занфтлебена (около 1811--1876) крестьянин Егор Мышаков, В связи с этим товарищ прокурора Николай Валерианович Муравьев (1850 -- ?) в своей обвинительной речи на судебном заседании 10 октября 1877 г. сказал, что в настоящем судебном процессе кроме "печальной стороны" есть "другая, утешительная". "Эту последнюю,-- продолжал прокурор-фразер, не увидит разве тот, кто не хочет или не может понимать смысла явлений общественной жизни. В самом факте, в самой возможности появления генерала Гартунга, графа Ланского и их спутников на скамье подсудимых нельзя не видеть некоторой, так сказать, предварительной победы правосудия, Ни знатность происхождения, ни высокое общественное и служебное положение, ни связанные с тем и другим влияния и связи -- ничто не помешало действиям безличного и бесстрастного закона. Равный: для всех, допускающий могущество и торжество только одной справедливости, он призвал подсудимых к ответу" (МВед, 1877, 12 октября, No 252).

Стр. 45. Суд удаляется составить приговор ~ затем вдруг раздался выстрел... -- Эти и следующие строки комментируются отчетом "Московских ведомостей" о судебном заседании 13 октября 1877 г.: "Едва удалился суд для совещания о применении наказания к осужденным присяжными <...> как из комнаты подсудимых раздался выстрел. То был удар, коим генерал-майор Гартунг кончил свои счеты с земною жизнью. Пуля попала прямо в сердце, и через 1/4 ч. Гартунга уже не стало" (МВед, 1877, 14 октября, No 254).

Стр. 45--46. Говорят, и судьи и прокурор вышли из своих комнат совсем бледные...-- "Московские ведомости" писали (1877, 14 октября, No 254): "Когда прошли первые минуты всеобщего смятения, в залу заседания вошли бледные, как мертвые, судьи, и председавший объявил, что суд отлагает объявление резолюции до завтрашнего дня".

Стр. 46. Другие справедливо заметили ~ что произошла плачевная судебная ошибка.-- Под "другими" органами печати подразумеваются газеты "Московские ведомости" и "Новое время". Первая из них писала: "Но если бы выясненные на суде факты и набрасывали некоторую тень сомнения на образ действий Гартунга, то смерть, на которую он обрек себя немедленно по выслушании приговора, дает основание к обратному умозаключению о действительной его виновности. Смерть служит роковою, но сильною "уликою" в его пользу... Так не умирают люди, нравственно павшие и равнодушные в вопросах чести..." (МВед, 1877/15 октября, No 255). За дань до этого в отделе "Судебная хроника" этой же газеты высказывалось предположение, что "трагический исход дела" предрешен, "быть может, роковою судебного ошибкой". Газета "Новое время" (1877, 16 (28) октября, No 587, фельетон А. С. Суворина "Недельные очерки и картинки") писала: "Кто виноват в этом самоубийстве? Судебная ошибка, ошибка возможная, не невероятная..." Или Гартунг принес себя в жертву искупления за собственные ошибки, за совершенное преступление, если не верить его предсмертным словам. Но вправе ли мы не верить этим словам, произносимым человеком сознательно в решительную минуту разлуки с жизнью? Не думаю".

Стр. 46. Я накануне как раз говорил с одним из наших тонких юристов и знатоков русской жизни ~ у нас один и тот же вывод... -- Возможно, речь идет ознаменитом юристе А. Ф. Кони, авторе, интересных, воспоминании и статей о русских писателях (Достоевском, Тургеневе, Некрасове, Толстом, Писемском, Островском и др. -- см.: Кони, т. VI).

Стр. 46. На другой день, в фельетоне Незнакомца, я прочел очень многое весьма похожее на то, об чем мы только что говорили накануне.. -- Подразумевается следующий отрывок из фельетона "Недельные очерки и картинки", в основном перекликающийся с анализом поведения генерала Гартунга как в этом, так и на втором параграфе настоящей главы "Дневника писателя": "Мне кажется, что Гартунг говорил правду; он не мог признать себя виновным в том преступлении, в каком его обвинили. Но прав ли он? Это другой вопрос. Можно сказать только, что в этом процессе и его исходе виноваты все -- и никто не виноват; этот процесс один из тех несчастных случаев, в которых так ярко выступает наша всероссийская слабость не отличать своего от чужого, наше халатное отношение к делу, наша непривычка к какой бы то ни было законности. То, что сделал Гартунг, делается чуть не ежедневно, почти на глазах у всех, и никто не обращает на это внимание <...> И делают это очень честные люди, не подозревая даже, что они крадут <...> Нет сомнения, что Гартунг поступил неправильно, распорядившись с документами, бумагами и вещами Занфтлебена слишком уж просто: взял да и увез. Но весьма быть может, что он сделал это без злого умысла, без намерения что-либо украсть. Видимо, даже впоследствии, когда уже началось дело, он не понимал его значении..." Только на скамье подсудимых он понял о грозящей ему опасности. Спасаясь от бесчестья, от клейма вора и мошенника, он лишил себя жизни и пал жертвой разногласия строгого закона с распущенностью нашей жизни" (НВр, 1877, 16 (28) октября, No 587).

В данном случае фельетон "Недельные очерки и картинки" не был подписан, но Достоевский, без тени сомнения, считал его принадлежащим перу "Незнакомца". Дело в том, что почти все фельетоны под таким названием, печатавшиеся в "Новом времени", подписывались этим псевдонимом А. С. Суворина.

Стр. 54. ... учреждение гласного присяжного суда всё же ведь не русское, а скопированное с иностранного. -- Гласный суд с присяжными был введен в России судебной реформой 1864 г,

Новые судебные уставы -- самая последовательная из буржуазно-демократических реформ 1860-х годов. Этим обстоятельством и объясняются резкие нападки на гласный суд консервативной прессы и требования судебной контрреформы в 1870--1880-х годах. См. об этом в книге: В. А. Твардовская. Идеология пореформенного самодержавия (M. H. Катков и его издания). М., 1978, стр. 141--148, 243--252.

Стр. 54. Недавно "Московские ведомости", No 262-й, сделали в своей передовой статье следующее замечание... -- Далее Достоевский цитирует передовую статью "Москва, 21 октября" (МВед, 1877, 22 октября, No 262). Стр. 55. "Новое время" заметило по этому поводу на другой же день ~ что "Правительственный вестник" разумел, может бить, просто какую-нибудь болтовню в публике, вовсе не имеющую такого значения. -- "Новое время" писало по этому поводу не "на другой день", а через три дня, в отделе "Среди газет и журналов": ""Моск<овским> ведомостям" грезится Россия, опутанная сетью коварных интриг <...> Нам кажется, что или "Московские ведомости" поторопились сделать свои выводы, или их корреспондент слишком поусердствовал. Опровержение нашей официальной газеты касалось вздорных слухов, естественно возникающих вдали от театра военных действий при недостатке точных сведений, а вовсе не приписывало этих слухов какой-либо вредной партии" (НВр, 1877, 25 октября (6 ноября), No 596). Приводим наиболее существенные выдержки из сообщения "Правительственного вестника", различно истолкованные "Московскими ведомостями" и "Новым временем": "В последнее время в здешней столице нередко начали распространяться неверные сведения и слухи о ходе дел на театре военных действий <...> К сожалению <...> напряженное внимание и весьма естественное желание следить за всем происходящим в районе действий наших войск лишает многих возможности относиться к распускаемым ложным и большею частью тревожным слухам с надлежащею осторожностью и тем недоверием, которого слухи эти <...> заслуживают. Самым осязательным и наглядным подтверждением всему вышеизложенному может служить настойчиво и быстро распространившийся на днях слух о том, что турки, атаковав превосходными силами отряд генерал-адьютанта Гурко, завладели вновь важными позициями у Горного Дубняка <...> Слух этот<...> был распускаем по городу именно в то время, когда часть отряда генерала Гурко победоносно выполняла возложенную на нее обязанность, занимая важный в стратегическом отношении укрепленный пункт у Телища. Равным образом все распускаемые сведения и слухи, почерпнутые из телеграфических известий или корреспонденции некоторой части заграничной прессы, не заслуживают никакого доверия" (ПВ, 1877, 19 (31) октября, No 230).

Стр. 55. Теперь уже не май месяц; теперь уже все знают и пишут о клерикальном всемирном заговоре... -- Из новых сообщений о происках клерикалов в Западной Европе, и в частности во Франции, едва ли могли не привлечь внимания Достоевского следующие: "С каждым днем все более и более выясняется, что империя под знаменем папы составляет цель деятелей Елисейского дворца, держащих в руках нити официозного движения" (НВр, 1877, 30 сентября (12 октября), No 571). И еще: "Корреспондент "Кел<ьнской> газ<еты>" пишет из Парижа 26 сентября (8 октября). Почти все французские епископы обращаются к своей пастве с избирательными посланиями, и не подлежит сомнению, что клерикальное движение в пользу официальных кандидатов ведется по особому плану, утвержденному в Риме" (там же, 3 (15) октября, No 574).

Стр. 55. ... даже самые либеральные из наших газет согласились, что заговор этот имеет свою силу. -- Достоевский имеет в виду газету "Голос", одну из статей которой цитирует и комментирует ниже.

Стр. 55. Вот еще выписка, но уже из "Нового времени", M 587. "Новое время" в отделе своем "Среди газет и журналов" цитует мнение "Голоса"... -- "Выписка" эта заимствована Достоевским из газеты "Новое время", 1877, 16 (28) октября, No 587.

Стр. 56. Уж одно известие о кандидатуре Ледоховского, несомненно польского происхождения... -- Это известие, появившееся в одном из польских журналов (или газет) и повторенное "Голосом" (около 16 (28) октября, No 247). О Ледоховском см. ниже, примеч. к словам: "...в состоянии бы был так шлепнуться избранием...".

Стр. 56. ... римский конклав, наполненный такими тонкими умами... -- Достоевский отождествляет с конклавом коллегию римских кардиналов. Конклав в более точном значении этого слова (от лат. conclave -- запертый зал) -- собрание кардиналов католической церкви, созываемое для избрания нового папы обычно на "одиннадцатый день после кончины папы" (см. наст. изд., т. XXV, стр. 421). Впрочем, в 1877 г. коллегия кардиналов, с согласия самого папы, собиралась нарушить этот обычай. "Ватикан,-- сообщали "Московские ведомости",-- воспользовался пребыванием в Риме монсеньера Гибера (архиепископа парижского; см.: Г, 1877, 30 мая (11 июня), No 108,-- Ред.), чтобы устроить несколько кардинальских собраний, на которых обсуждались самые важные интересы римской церкви. Говорят, что на этих собраниях установилось соглашение относительно мер, которые следует принять на случай упразднения папского престола. Новый папа должен быть избран как можно скорее. <...> Таково мнение самого Пия IX. Что касается будущего конклава, то по этому поводу обсуждался вопрос, где будет удобнее собрать его, в Риме или в чужих краях. В этом последнем случае Ницца была предложена как самое удобное место для означенной церемонии. Самым серьезным кандидатом на папский престол считают вообще кардинала Каноссу, епископа Веронского <...> Кардинал Каносса пользуется расположением значительного числа своих товарищей, в особенности иезуитов" (МВед, 1877, 28 июня, No 160).

Согласно закону, коллегия кардиналов насчитывала 70 человек, из них не менее 25 человек -- не итальянского происхождения (см.: там же, 21 июня, No 153, отдел "Последняя почта"). Как видно из процитированного отрывка, весьма значительную прослойку в коллегии составляли кардиналы-иезуиты. По всей вероятности, этим объясняется, быть может, ироническое замечание Достоевского о "тонких умах", наполняющих "конклав". Достоевский едва ли мог знать поименно всех членов коллегии кардиналов, но газеты упоминали по временам о наиболее влиятельных из них, а также о тех, кто удостаивался этого звания. Таковы (кроме упомянутых выше Гибера и Каноссы): "кардинал Франки, имеющий надзор за иностранными миссиями во всех странах света" (там же, 14 июня, No 146); кардиналы князь Гоэнлое и Берарди (там же, 11 июля, No 172; НВр, 1877, 18 (30) сентября, No 559); кардинал Симеоне, "новый статс-секретарь умирающего папы" (там же, 15 (27) мая, No 434, "Ежедневное обозрение"); "князь-архиепископ венский Кучкер, архиепископ загребский Михайлович и епископ болонский Парокки", возведенные в звание кардиналов в июне 1877 г. (МВед, 1877, 17 июня, No 149, отдел "Последняя почта"). Через несколько дней та же газета сообщила о вручении "кардинальских беретов" кардиналам Нашимеито, Бенавидесу, Пайа, Дешану и Каверо (там же, 21 июня, No 153, отдел "Последняя почта").

Стр. 56. ... в состоянии бы был так шлепнуться избранием Ледоховского ~ а не римского и всемирного владычества пап. -- С 1865 г. граф Мечислав-Галька Ледоховский (1822--1902) был архиепископом познанским. На Ватиканском соборе 1870 г. выступал ревностным защитником догмата непогрешимости папы. В ноябре 1870 г. ездил в Версаль, чтобы расположить Вильгельма I в пользу восстановления светской власти папы. В 1873 г. Пий IX назначил Ледоховского польским примасом, в 1875 г. -- кардиналом.

На действия Ледоховского, утверждавшего, что его цель -- "восстановление ойчизны" <отчизны, родины (польск.)у, русская печать указывала еще в начале лета 1877 г.: "3-го (15-го) июня в Познани сделан был полицией обыск в квартире викария Хотковского, по поводу адреса папе, составленного викарием и прочитанного им в собрании поляков-католиков в Обре. В составлении этого адреса и собирании к нему подписей прокуратура нашла признаки возбуждения населения, что и послужило основанием обыска. Между тем адрес уже доставлен папе при посредстве графа Ледоховского" (НВр, 1877,11 (23) июня, "No 460). Достоевскому безусловно известно было и следующее сообщение, напечатанное месяцем позже той же газетой: "В гостиных польских аристократов и шляхтичей (Галиции, входившей в состав Австро-Венгрии,-- Ред.) говорилось за последнее время, ни мало не стесняясь даже присутствием чиновников немецкой национальности, о предстоящем восстании <...> Усилению брожения среди <...> легко воспламеняющихся умов немало способствуют наехавшие со всех сторон в Вену и в Галицию польские эмигранты <...> В агитации принимают участие лица, пользующиеся большим влиянием в Ватикане, между прочим, кардинал Ледоховский, который в бытность свою архиепископом вовсе не разделял тех мнений, которых в настоящее время он является одним из самых рьяных сторонников. Результатом всей этой лихорадочной деятельности может быть не более как какая-нибудь глупая попытка к восстанию..." (там же, 10 (22) августа, No 520, "Внешние известия", подотдел "Славяне в Австрии").

"Новым папой", избранным после смерти Пия IX в 1878 г., стал Лев XIII (см. о нем: стр. 359 и наст. изд., т. XXV, стр. 420 и след.).

Стр. 56. "Новое время" прибавляет к тому же, что... -- Приводимый далее отрывок -- цитата из НВр, 1877, 16 (28) октября, No 587, отдел "Среди газет и журналов".

Стр. 57. Бойкое перо возмущается, ~ не только не заметит, но подчас запоет ему в самый полный унисон. -- Под "бойким пером" Достоевский мог подразумевать автора анонимных обзоров "Иностранные события" и "Последняя страничка", напечатанных в газете "Гражданин" (Гр, 1877, 13 октября, NoNo 23--24, стр. 587; 21 октября, NoNo 25--26, стр. 623, 624).

Стр. 57. ... Старой Польши... -- Под старой Польшей подразумеваются польская аристократия, шляхта и интеллигенция, эмигрировавшие во Францию после 1863 г. и вынашивавшие планы восстановления независимости польского дворянско-буржуазного государства.

Стр. 57. В начале лета эти агитаторы-клерикалы попробовали у нас сделать демонстрацию даже через русские издания. -- Достоевский подразумевает несколько обращений польской эмиграции к русскому обществу, в которых превалировали предложения политического примирения под эгидой России и тесного сотрудничества на научно-экономической основе. Первое из этих обращений появилось на страницах "С.-Петербургских ведомостей" (1877, 31 мая (12 июня), No 148) в форме "Письма к профессору Градовскому" с редакционным предисловием.

Стр. 57. "Разве ~ нет у вас дела для той среды, которая произвела прежде Теншоборского для России... -- Тенгоборский Людвиг Валерианович (1793--1857) -- экономист и статистик, написавший капитальный труд "О производительных силах России", изданный в Париже в 1852--1855 гг. Русский перевод И. Вернадского (М.--СПб., 1854--1858).

Стр. 57. ... Воловского для Франции? -- Воловский Луи-Франсуа-Мишель-Раймон (1810--1876) -- французский политэконом и умеренно либеральный политический деятель. Родился в Варшаве. После 1831 г. бежал во Францию.

Стр. 57. ... Броцкий скульптор... -- Имеется в виду скульптор Виктор Петрович Бродзкий (1826--?). Родился в Волынской губернии. Окончив Петербургскую академию художеств и получив звание академика, переселился в Рим.

Стр. 57. ... Матейко живописец. -- Матейко (Matejko) Ян Алоизий (1838--1893) -- польский художник, пользовавшийся большой известностью в Европе.

Стр. 57. ("Новое время", из статьи Костомарова). -- Костомаров, а вслед за ним и Достоевский контаминируют в вышеприведенном отрывке цитаты из второго обращения польских эмигрантов -- "Польский вопрос..." и письма "Жителя Литвы", напечатанных в газете "С.-Петербургские ведомости" (1877, 24 июня (6 июля), No 172).

Стр. 58. Г-н Костомаров великолепно ответил в "Новом времени" на все эти заискивания ~ наведут они к нам Конрадов Валленродов, предателей... -- Костомаров писал: "Ну, а что вы скажете, господа поляки, если мы на это вам ответим: а что, если все эти полезные люди, эти ученые, литераторы, промышленники, ремесленники, художники, внедрившись к нам, вместо того, чтоб заниматься честно своею специальностью, сделаются для нас в известном смысле Валленродами? Какое ручательство с вашей стороны, что это невозможно? Бели обманывали нас коварно поляки прежде, то и теперь могут обмануть..." (НВр, 1877, 29 июня (11 июля), No 478). Костомаров и Достоевский имели в виду легендарного Конрада Валленрода, изображенного в одноименной поэме Адама Мицкевича. Согласно легенде, Конрад Валленрод был литовцем но происхождению, вступившим в Тевтонский орден с целью отомстить последнему за разорение своей родины.

Стр. 58. Летняя выходка к примирению была сделана именно в то время ~ когда аристократы эмиграции являлись в Константинополь с огромными суммами денег (конечно, не своими). -- Речь идет по существу только об одном польском легионе, формировавшемся в Константинополе с мая--июня 1877 г. для участия в войне Турции против России. "Легион" был весьма немногочислен, не представлял собою по-настоящему боевой единицы и долго скитался по территории азиатской и европейской Турции. Отзывы русских газет о нем были скорее пренебрежительными, чем враждебными. Так, газета "Новое время" (1877, 14 (26) июня, No 463) писала: "Из Берлина, от 8 (20) июня, сообщают в "Times": образование польского легиона в Константинополе подвигается вперед, хотя очень медленно. Очевидно, это дело затеяно только немногими мечтателями и не одобряется большинством рассудительных элементов эмиграции". Аналогичные отзывы см. в газете "Голос" (1877, 14 (26) июня, No 123; 16 (28) июня, No 125). Позднее "Новое время" (1877, 2 (14) октября, No 573) сообщало: "Константинополь, 1-го (13-го) октября, суббота (через Вену). Сюда приехал граф Владислав Платер, известный "непримиримый" польской эмиграции. Он привез с собою 4 миллиона франков, собранных для того, чтоб преобразовать польский легион, который доселе еще ничем себя не заявил...". В мае--июне о первом приезде В. Платера в Константинополь, но с английскими, а не с французскими деньгами, сообщали также "Московские ведомости".

Стр. 59. Такова статья "Биржевых ведомостей"... -- Подразумевается процитированная Достоевским ниже анонимная передовая статья "С.-Петербург. 11-го октября" (БВ, 1877, 11 октября, No 257). Однако весь контекст настоящего раздела "Дневника" свидетельствует о том, что Достоевский полемизирует также с автором "письма" из Вены "Арестование г-на Иловайского", напечатанном в том же номере "Биржевых ведомостей". Обвиняя Д. И. Иловайского, а заодно с ним И. С. Аксакова, О. Ф. Миллера, M. H. Каткова, генерала Р. А. Фадеева и других, в "панславистской пропаганде", автор этого письма (подписано буквами Р-ов) указывал на то, что такая деятельность может породить крайне нежелательный в сложившейся военно-политической ситуации конфликт России с Австро-Венгрией. Достоевский же полагал, что такой конфликт могут спровоцировать статьи и "письма", печатаемые в "Биржевых ведомостях".

Стр. 59. Всем известно, что наш ученый, г-н Иловайский, был арестован и оскорблен в Галиции. -- Подробные сведения об аресте историка Д. И. Иловайского в Галиче и препровождении его в предварительную тюрьму Львова русская публика почерпнула в статье "Трехдневный плен у поляков в Галиции", напечатанной в газете "Московские ведомости" (1877, 4 октября, No 244). Формальным предлогом для ареста явилось отсутствие на паспорте историка визы австрийского консула. Действительные же причины ареста -- донос польского ксендза-викария Мариона Матковского, в свете которого Иловайский выглядел "московским агентом", и репутация Иловайского как поборника освобождения балканских славян (см. ниже).

Стр. 59. Потом он уже нашел русского священника... -- Речь идет о священнике греко-униатской церкви Марковиче, в обществе которого Иловайский совершил "археологическую прогулку по городу", взбирался "на крутой холм, увенчанный развалинами старого замка", и осмотрел "церковь Рождества Христова, основанную еще в княжеские времена" (МВед, 1877, 4 октября, No 244).

Стр. 59. ... заступничеством одного местного ученого, его препроводили до русской границы. -- Речь идет о редакторе галицко-русской газеты "Слово" Венедикте Михайловиче Площанском. О нем упоминалось в статье "Московских ведомостей" "Трехдневный плен у поляков в Галиции" (см. выше). Сам Иловайский вспоминал о Площанском с благодарностью -- в своем "Письме к издателю": "Без его усердной помощи я, вероятно, и доселе сидел бы во Львовской предварительной тюрьме" (см.: МВед, 1877, 14 октября, No 254).

Стр. 59--60. У нас это тотчас же разгласилось: "Московские ведомости" поместили статью. -- См. выше примеч. к словам: "Всем известно, что наш ученый, г-н Иловайский...".

Стр. 60. Заговорили наши газеты, но многие без особого жару, а просто как о курьезе. -- Подразумеваются "Голос", "Биржевые ведомости" и в особенности газета "Новое время", которая и интерпретировала шумиху вокруг ареста Иловайского как "курьез". Представление об этом дает выдержка из фельетона Суворина "Недельные очерки и картинки" (НВр, 1877, 23 октября (4 ноября), No 594): "Два слова об истории с г-ном Иловайским. Господи, какая же пропасть у нас пуганых ворон: два русских корреспондента, сидящих в Вене, забили в набат, одна газета ("Бирж. вед.") совсем с ума спятила и объявила, что она готова поступить в австрийскую полицию для преследования панславистов <...> Но если г-н Полетика (издатель "Биржевых ведомостей",-- Ред.) меня не удивляет своим походом на г-на Иловайского, то удивляют меня два русские корреспондента, которые тоже напали на г-на Иловайского вместо того, чтобы напасть на австрийскую полицию. Один из них высказался в "Голосе", другой в "Биржевых ведомостях", первый мягко, второй грозно".

Стр. 60. Сам г-н Иловайский напечатал в "Московских ведомостях" тоже несколько строк на статьи враждебных газет, кротких строк, вялых и сонных. -- Речь идет о "Письме к издателю" (МВед, 1877, 14 октября, No 254), в котором Иловайский писал: "Сегодня <...> я узнал, что два петербургских органа уже отличились помещением каких-то корреспонденции из Вены, рассказывающих как несомненный факт, что я ездил в Галицию пропагандировать панславизм, и таковое помещение один из этих органов (подразумеваются "Биржевые ведомости".-- Ред.) сопровождает в высшей степени грубым и нелепым поучением, обращенным как ко мне лично, так и к панславистам вообще <...> пущена была в ход клевета о какой-то панславистской пропаганде. Сегодня <...> узнаю, что я сделался эмиссаром Славянского комитета и дал католическому ксендзу тысячу рублей на цели этой пропаганды <...> Что можно отвечать на подобные нелепости?"

Строки письма Иловайского к издателю "Московских ведомостей" Достоевский называет "кроткими, вялыми и сонными", вероятно, потому, что в них ощущается и попытка как-то оправдаться перед своими агрессивными оппонентами. Таково заявление Иловайского: "Но, сколько помнится, об австрийских славянах я ровно ничего не говорил" -- и его самохарактеристика как члена славянского благотворительного общества: "...я доселе не могу похвастать, чтобы был деятельным его членом".

Стр. 60. Вот эта статья "Биржевых ведомостей". -- Далее Достоевский цитирует упомянутую выше анонимную передовую статью этой газеты (см. примеч. к стр. 59).

Стр. 61. У Гоголя атаман говорит казакам... -- Далее неточная цитата из речи Тараса Бульбы в девятой главе повести Гоголя "Тарас Бульба" (1842).

Стр. 62. Не в Австрии ли поддерживалось летом убеждение, что сила России была мираж, всех обманувший, и что впредь нельзя считать уже Россию сильной военной державой. -- Достоевский имеет в виду пренебрежительные суждения о военной мощи России и ее политическом весе в Европе, появившиеся в австрийской печати после неудач русской армии под Плевной (июль-- август 1877 г.). Вот что сообщал в связи с этим, в своем очерке "Из Парижа", один из корреспондентов МВед (1877, 14 сентября, No 228): "...две почти тождественные статьи, появившиеся в венской "Fremdenblatt" и в "Presse", произвели здесь минутный переполох <...> В этих статьях они позволили себе такой нахально-дерзкий тон, какой был бы непозволителен даже в отношении Австрии после Садовой. "Россия-де в этой войне несомненно доказала, что она одна не в состоянии разрешить Восточный вопрос. Европе поэтому остается только ждать, пока обе азиатские державы до того обоюдно истощат ДРУГ друга, что ни одна из них не в состоянии будет помешать решению этого вопроса европейским ареопагом" <...> в тот же день, когда в Вене печатались эти странные статьи, "Times" напечатала "Leader" (передовую статью,-- Ред.), в котором <...> развивается та же тема...". Достоевский несомненно учитывал и комментарии к этому сообщению, появившиеся в "Московских ведомостях" несколько позже: "...наши неудачи, которыми мы обязаны единственно самим себе, а никак не туркам, возбудили злорадство всей туркофильской печати в Европе. Турцию поздравляли, что она разрушила иллюзию военного могущества России <...> Вот как потешались над нами за неделю с небольшим тому назад" (там же, 22 сентября, No 235).

Стр. 62. Не в Англии ли были убеждены, тоже в высших сферах, что 10 000 человек английского войска, высаженные в Трапезунде, порешили бы навсегда нашу задачу на Востоке и на Кавказе. -- Достоевский использует здесь только что появившиеся в газете "Новое время" характерные сведения о полемике между "трезвой" и официозной "туркофильской" печатью Англии. Вот эти сведения: ""Economist" старается провести в английском обществе правильные взгляды на силы России. Туркофильская печать оказала плохую услугу своей стране: она возвеличила турецкие победы и уронила Россию во мнении англичан, до того, например, что считала достаточной высадку 10 000 человек английского войска в Требизонде для полного поражения нашей закавказской армии и окончания кампании в Малой Азии согласно интересам Англии. "Economist" восстановляет право России на звание великой военной державы; ему становится немного страшно при мысли, что мы были в состоянии, после чувствительных неудач <...> когда главные наши силы были заняты на другом театре войны, без шума сосредоточить <...> наступательную армию против Мухтара <...> равносильную всем английским войскам, расположенным вдоль и поперек Индии" (НВр, 1877, 23 октября (4 ноября), No 594).

Стр. 63. ... раза два-три, употребил малоизвестное слово "стрюцкие"... -- Слово "стрюцкие" было вынесено Достоевским в название одной из подглавок январского выпуска "Дневника писателя" за 1877 г., гл. 2, § II "Мы в Европе лишь "стрюцкие"". Оно повторяется в корпусе "Дневника" несколько раз. См. наст. изд., т. XXV, стр. 23, 106, 130, 210, 217, 219. Значение слова "стрюцкий" или "стрюцк о й" -- человек "подлый, дрянной, презренный" -- отмечено в словаре В. И. Даля (1801--1872) с вопросом. См.: Даль, т. IV, стр. 346.

Стр. 65. В литературе нашей есть одно слово: "стушеваться" ~ при Пушкине оно совсем не было известно и не употреблялось никем,-- Достоевский не совсем нрав, если иметь в виду не только язык литературы, но и живую разговорную речь. Слово "стушеваться" не Пушкиным, но при Пушкине употреблялось в том самом значении, о котором дальше говорит Достоевский. См. об этом: С. А. Рейсер. Стушеваться. -- В кн.: Современная русская лексикография. 1977. Л., 1979, стр. 147--150.

Стр. 65. Появилось это слово в печати, в первый раз, 1-го января 1846 года, в "Отечественных записках", в повести моей "Двойник, приключения господина Голядкина". -- "Отечественные записки" с повестью Достоевского "Двойник" вышли в свет 1 февраля 1846 г. Слово "стушеваться" появляется в главе IV, а не в первых трех главах, как далее, забыв, пишет Достоевский. "...ему (Голядкину,-- Ред.) пришло было на мысль, как-нибудь, этак под рукой, бочком, втихомолку улизнуть от греха, этак взять да и стушеваться..." (ОЗ, 1846, No 2, отд. I, стр. 295).

Слово "стушеваться" в словаре Даля отмечено без отсылок к литературе. См.: Даль, т. IV, стр. 349. "Толковый словарь русского языка" под ред. проф. Б. М. Волина и проф. Д. Н. Ушакова (см.: т. IV. М., 1940, стб. 572--573) вводит это слово с отсылками к произведениям одного Достоевского. В современном словаре Академии наук даны примеры из произведений и других (позднейших) писателей. См.: Словарь современного русского литературного языка, т. XIV. М.--Л., 1963, стб. 1115--1116. Между тем Достоевский, по-видимому, нрав: слово "стушеваться" быстро распространилось и укоренилось в языке литературы после выхода в свет "Двойника" (с конца 1840-х годов) и, скорее всего, под его воздействием. Некрасов, например, которого далее упоминает Достоевский, уже использует это слово в более консервативной (в сравнении с прозой) стихотворной речи:

Зато с каким зловещим тактом

Мы неудачу сторожим!

Заметив облачко над фактом,

Как стушеваться мы спешим!

("Медвежья охота", 1867)

См. также предыдущее примеч.

Стр. 65. Первая повесть моя "Бедные люди" ~ в конце 45-го - года. -- О своем литературном дебюте Достоевский вспоминал не раз. См. наст. иэд., т. XXI, стр. 10; т. XXV, стр. 28--31; см. также т. I, стр. 464--466.

Стр. 65. ... начал летом ~ "Двойник, приключения господина Голядкина". -- Об истории создания и печатания "Двойника" см.: наст. изд., т. I, стр. 482--486.

Стр. 65. Он повестил об ней ~ Андрея Александровича Краевского... -- А. А. Краевский (1810--1889) -- русский издатель, журналист. В "Отечественных записках" Краевского и был опубликован "Двойник..." (см. выше примеч. к словам: "Появилось это слово в печати..."): О Достоевском и Краевском см.: наст. изд., т. XVIII, стр. 347--348.

Стр. 65....у которого работал в журнале... -- По приглашению Краевского Белинский с конца 1839 г. возглавил критический отдел журнала "Отечественные записки" и оставался ведущим критиком этого издания до 1 апреля 1846 г., Когда, руководствуясь общими идейными и частными соображениями, критик порвал отношения с Краевским и ушел из "Отечественных записок" вместе с некоторыми другими сотрудниками: Н. А. Некрасовым, А. И. Герценом, Н. П. Огаревым, И. И. Панаевым.

Стр. 65. Я сильно исправил ее потом, лет пятнадцать спустя, для тогдашнего "Общего собрания" моих сочинений... -- Мысль о переделке "Двойника" у Достоевского возникла вскоре по выходе повести из печати (1846 г.), но писатель смог взяться за ее осуществление лишь в начале 1860-х годов. Задуманная переработка повести не была доведена до конца, хотя Достоевский и изменил первоначальную редакцию. Новая редакция "Двойника" была опубликована в собрании сочинении: Ф. М. Достоевский. Полное собрание сочинений. Вновь просмотренное и дополненное самим автором издание. Изд. Ф. Стелловского, т. III. СПб.. 1866. Эта же редакция повторялась в отдельном издании повести: Двойник. Петербургская поэма Ф. М. Достоевского. Новое, переделанное издание. Издание и собственность Ф. Стелловского. СПб., 1866. См. об этом: наст. изд., т. I, стр. 484--486.

Стр. 65. ... кажется, в начале декабря 45-го года, Белинский настоял, чтоб я прочел у него хоть две-три главы этой повести. -- Достоевский, судя по всему, читал у Белинского первые четыре главы "Двойника". Именно в главе IV появляется слово "стушеваться" (см. выше примеч. к словам: "Появилось это слово в печати...").

Стр. 66. На вечере, помню, был Иван Сергеевич Тургенев ~ очень куда-то спешил. -- См. ниже примеч. к словам: "Очень помню, что похвалил...". Стр. 66. ... понравились Белинскому чрезвычайно ~ Но Белинский не знал конца повести... -- Четвертая глава "Двойника", на которой, по-видимому, остановилось чтение повести у Белинского, кончается посрамлением героя, завершающим идейно-тематическую линию первых глав. Д. В. Григорович (1822--1899), присутствовавший на этом чтении, рассказывает: "Белинский сидел против автора, жадно ловил каждое его слово и местами не мог скрыть своего восхищения, повторяя, что один только Достоевский мог доискаться до таких изумительных психологических тонкостей" (Григорович, стр. 91). Следующая, пятая глава "Двойника" -- новый этап сюжета. Именно в ней появляется двойник героя, позволивший автору ввести в повествование фаитастические элементы и усложнить психологическую разработку характера главного персонажа, что и вызвало в дальнейшем менее восторженную, чем первоначально, реакцию Белинского (см. об этом: наст. изд., т. I, стр. 489--490, 492). П. В. Анненков (1812--1887), касаясь тех же фактов, что и Григорович, пишет: "В доме же Белинского прочитан был <... > и второй его (Достоевского,-- Ред.) рассказ "Двойник" <...> Белинскому нравился и этот рассказ (как и "Бедные люди",-- Ред.) по силе и полноте разработки оригинально странной темы, но мне, присутствовавшему тоже на этом чтении, показалось, что критик имеет еще заднюю мысль, которую не считает нужным высказать тотчас же. Он беспрестанно обращал внимание Достоевского на необходимость набить руку <...> приобрести способность легкой передачи своих мыслей <...> Белинский, видимо, не мог освоиться с тогдашней, еще расплывчатой, манерой рассказчика, возвращавшегося поминутно на старые свои фразы, повторявшего и изменявшего их до бесконечности, и относил эту манеру к неопытности молодого писателя, еще не успевшего одолеть препятствий со стороны языка и формы. Но Белинский ошибся: он встретил не новичка, а совсем уже сформировавшегося автора..." (Анненков, стр. 283).

Стр. 66. ... и находился под обаянием "Бедных людей". -- О восторженной оценке Белинским "Бедных людей", как и о первом знакомстве с критиком, Достоевский писал в "Дневнике писателя" за 1873 г. (см. наст. изд., т. XXI, стр. 8--12), затем в "Дневнике писателя" за 1877 г. (см. наст. изд., т. XXV, стр. 29--31). Об этом вспоминает Григорович, отмечая успех "Бедных людей" и "неумеренно-восторженные похвалы Белинского", который "преклонился" перед начинающим автором, "громко провозглашая, что появилось новое светило в русской литературе" (Григорович, стр. 90--91). См. также: Анненков, стр. 282--283; Панаев, стр. 308--309: ""Бедные люди",-- писал Панаев,-- конечно, замечательное произведение и заслуживало вполне того успеха, которым оно пользовалось, но все-таки увлечение Белинского относительно его доходило до крайности".

Стр. 66. Очень помню, что потвалил и Иван Сергеевич Тургенев (он, верно, теперь позабыл). -- Если самому Достоевскому память здесь не изменяет и он действительно прочел у Белинского четыре главы, то Тургенев не мог прослушать лишь половину прочитанного и уйти (см. выше, стр. 66). так как слово "стушеваться" появляется именно в заключении четвертой главы "Двойника" (см. выше примеч. к словам: "Появилось это слово в печати...").

Стр. 66. Помню, что выйдя, в 1854 году, в Сибири из острога... -- Осужденный по делу М. В. Буташевича-Петрашевского (см. наст. изд., т. XVIII, стр. 117--195, а также стр. 306--365), Достоевский четыре года провел на каторге в Омском остроге, а по окончании срока каторжных работ (начало 1854 г.) был зачислен рядовым в Сибирский 7-й линейный батальон. Военная служба в Семипалатинске сначала рядовым, затем офицером продолжалась до весны 1859 г.

Стр. 66. ... я начал перечитывать всю написанную без меня за пять лет литературу... -- Достоевский писал Майкову 18 января 1856 г. из Семипалатинска: "В каторге я читал очень мало, решительно не было книг. Иногда попадались. Выйдя сюда, в Семипалатинск, я стал читать больше. Но все-таки нет книг и даже нужных книг, а время уходит". Многие письма Достоевского тех лет содержат настойчивую просьбу о присылке книг. См., например, письма от 22 февраля и 27 марта 1854 г., 15 апреля и 23 августа 1855 г. и др.

Стр. 66. ... ("Записки охотника", едва при мне начавшиеся, и первые повести Тургенева я прочел тогда разом, залпом, и вынес упоительное впечатление. Правда, тогда надо мной сияло степное солнце, начиналась весна... -- В письме А. Н. Майкову из Семипалатинска от 18 января 1856 г. Достоевский, хотя и с оговоркой, но без всякой скидки на "весну", с большим одобрением говорил о прочитанных им произведениях Тургенева, выделяя их из остальной массы литературы, вышедшей за годы его пребывания на каторге и первое время после нее: "Скажу вам и свои наблюдения: Тургенев мне нравится наиболее -- жаль только, что при огромном таланте в нем много невыдержанности". "Записки охотника", в 1852 г. появившиеся отдельным изданием (состав цикла позднее пополнялся), рассказ за рассказом печатались в журнале "Современник" на рубеже 1840--1850-х годов (первый рассказ из этого цикла, "Хорь и Калиныч", появился в No 1 "Современника" за 1847 г.; остальные, кроме "Двух помещиков", увидели свет в том же журнале в 1847--1851 гг.). См. об этом: Тургенев, Сочинения, т. IV, стр. 496--509. Первые повести Тургенева, не вошедшие в состав "Записок охотника", печатались с 1844 г. ("Андрей Колосов") в "Отечественных записках", "Петербургском сборнике" (1846), газете "Московский вестник" и том же "Современнике" (см. там же, тт. V, VI). В "Дневнике писателя" за 1876 г. Достоевский говорит о прозаических произведениях Тургенева, и именно о "Записках охотника", как об одном из крупнейших явлений в русской литературе 1840-х годов (см. наст. изд., т. XXII, стр. 105).

Стр. 66. ... в том классе Главного инженерного училища, в котором был и я... -- Достоевский поступил в Главное инженерное училище в Петербурге в 1838 г. и по окончании полного курса наук в верхнем офицерском классе в 1843 г. был зачислен в инженерный корпус. Об этом периоде жизни Достоевского см.: В. С. Нечаева. Ранний Достоевский. 1821--1849. М., 1979. Писатель вспоминал о Главном инженерном училище в октябрьском выпуске "Дневника писателя" за 1877 г. (стр. 35--36) в связи с вопросами военно-инженерного искусства в особых условиях русско-турецкой войны.

Стр. 67. ... для будущего ученого собирателя русского словаря, для какого-нибудь будущего Даля... -- "Толковый словарь живого великорусского языка" (тт. I--IV), над которым В. И. Даль работал более пятидесяти лет, вышел в свет в 1863--1866 гг. За этот труд В. И. Даль в 1863 г. был награжден Ломоносовской премией Академии наук и удостоен звания почетного академика. Слово "стушеваться" отмечено Далем в четвертом томе словаря (1866 г.).

Стр. 68. ... но особенно слов, слов и слов... -- Ср. известный ответ Гамлета на вопрос Полония: "Что вы читаете, принц?" -- "Слова, слова, слова" ("Гамлет", д. 2, сц. 2. Пер. А. Кронеберга). См.: Шекспир. Полн. собр. драматич. произведений в переводе русских писателей, т. II. Изд. Н. А. Некрасова и Н. В. Гербеля. СПб., 1866, стр. 27. Издание имелось в библиотеке Достоевского. См.: Гроссман, Семинарий, стр. 31.

Стр. 68. Вот как говорит, например, англичанин Гладстон о теперешней русской войне с Турцией... -- Уильям Юарт Гладстон (1809--1898) -- английский государственный деятель; во второй половине 1870-х годов -- вождь либеральной оппозиции консервативному правительству Дивраэлн (Биконсфилда). Достоевский имеет в виду слова, сказанные Гладстоном в лекции о Восточном вопросе (ноябрь 1877 г.), посвященной "главным образом полемике с известным корреспондентом лондонской газеты "Daily News", Арчибальдом Форбесом, поместившим в ежемесячном английском журнале "Nineteenth Century" <"Девятнадцатый век"> статью под заглавием "Русские, турки и болгары на театре войны"" (ПВ, 1877, 18 (30) ноября, No 256; см. примеч. к стр. 7ü, к словам: "...известный своими прекрасными и обстоятельными статьями..."). Заканчивая эту лекцию, Гладстон сказал: "Россия одна протянула руку помощи христианам Турецкой империи с громадным пожертвованием своей крови и денег <...> Кого же может удивить после этого, если они будут считать ее единственным своим другом? <...> Но если нас это пугает именно с точки зрения британских интересов, то почему же России не глядеть на это с точки зрения русских интересов <...> Становится она или нет на эту точку, об этом я не знаю. Я верю в честь императора и в человеколюбие его народа <...> Я оплакиваю заблуждения, которые дали возможность России занять положение, облекающее ее таким могуществом. Если она злоупотребит им, то мир, я надеюсь, обладает достаточной силой, чтобы предупредить беду, которая может произойти от этого. Но если победа увенчает ее оружие, но если Россия наделена достаточной нравственной силой и самоотвержением, чтобы подавить все искушения, тогда несправедливые подозрения и неосновательные оскорбления падут на голову клеветников. И что бы ни высказывали относительно других страниц истории России, но освобождение нескольких миллионов порабощенных рас от жестокого и позорного ига составит один из важнейших подвигов в летописи человечества, подвиг, неувядаемая слава которого не исчезнет никогда из благодарной памяти всего человечества" (НВр, 1877, 17 (29) ноября, No 619. См. также: ПВ, 1877, 18 (30) ноября, No 256; СПбВед, 1877, 18(30) ноября, No 319).

Стр. 68. Как вы думаете ~ мог ли бы произнесть такие слова русский европеец? Да никогда " жизни! -- Достоевский преувеличивает, однако, степень одобрительного отношения Гладстона к России в русско-турецкой войне. Это одобрение сопровождалось существенными оговорками и в данном случае, как ясно из корреспонденций, где речь Гладстона приводилась в достаточно полном виде: НВр, 1877, 17 (29 ноября), No 619; СПбВед, 1877, 18 (30) ноября, No 319; и др. (см. предыдущее примеч.). Говоря о собственных побуждениях, заставляющих его вступаться за болгар, а вместе с тем время от времени высказываться и в пользу России, Гладстон в той же речи объясняет: "Если меня спросят, зачем я принимаю на себя столько хлопот <...> чтобы вывести болгар из того состояния унизительного рабства, в каком они находятся, то я отвечу вам, что я это делаю в интересах справедливости и гуманности. Но есть в нашей стране такие органы печати и такие люди, которых тошнит от подобных речей. Итак, для того, чтобы не оскорблять их, я скажу, что я делаю это ради "британских интересов"" (СПбВед, 1877,18 (30) ноября, No 319). Ирония Гладстона в последней фразе не зачеркивает ее справедливости. О том, что Гладстон заботится об английских интересах в ущерб русским, говорилось, например, в статье "Созвание английского парламента" (ПГ, 1877, 13 декабря, No 228). Близко знавший Гладстона Т. Синклер в заключении своей книги, посвященной защите России в Восточном вопросе (см. о ней: наст. том, стр. 128, а также примеч., стр. 432), говорит: "Что ж касается людей, враждебных христианам и России и благосклонных к Турции, то от них я не жду пощады <...> Так как м-р Гладстон был наказан розгами, то я буду, вероятно, бит кнутом, потому что он хотя и является горячим защитником христиан, зато довольно сомнительным сторонником России, между тем как я поддерживаю эту великую страну из всех сил" (Синклер, стр. 343--344).

Стр. 68.... смеем... в калашный ряд!.. -- Имеется в виду фразеологизм: "С кувшинным (или: суконным, мякинным) рылом да в калашный ряд". Ср.: Даль, т. IV, стр. 119.

Стр. 69. Дамы, восторженно подносившие туркам конфеты и сигары... -- См. выпуски "Дневника" 1877 г. за июль--август и сентябрь (наст. изд., т. XXV, стр. 222; т. XXVI, стр. 33). Этот факт время от времени упоминался в русской печати; например, в середине ноября в "Петербургской газете" (статья "Пленные турки в России". Отстаивая снисходительное отношение к пленным туркам, газета писала: "...мы надеемся <...> разъяснить ту фальшь фанатического чувства, которое известные публицисты желали бы раздуть в обществе по отношению к пленным врагам. Не надо их забрасывать конфектами, как это делали пустенькие барыни, но не следует в них забывать людей, их человеческого достоинства. Если суждено нам нести на восток светоч цивилизации, то мы исполним это предназначение во всей широте его требования <...> Думаем и верим, что общественное мнение наших дней отнесется с подобающею оценкою к той фанатически-публицистической пропаганде, которая, за неимением более плодотворных вопросов, стремится помощию распространенных газет сомнительного патриотизма "поморити их (турок) в посмех". Это такая же крайность, как угощение их конфектами и шампанским" (ПГ, 1877, 11 ноября, No 203).

Стр. 69. Теперь этих дам вразумили отчасти некоторые грубые люди... -- Достоевский имеет в виду единодушное осуждение "этих дам" в русской печати. В корреспонденции Вс. Крестовского (см. ниже, примеч. к стр. 70), после сообщения об очередных турецких зверствах, говорилось: "И как подумаешь, что в России находятся женщины, подносящие этим самым башибузукам нежные букеты и конфекты, ухаживающие за этими самыми зверями! Сердце обливается кровью у каждого солдата, когда им приходится читать или слышать о подобных выходках. Сюда бы привести этих сердо-больниц да показать им этих израненных детей, этих обесчещенных женщин... " ( НВ, 1877, 30 октября, No 240).

Стр. 69. ... тот самый башибузук, о котором писали, то- особенно отличается умением разрывать с одного маху, схватив за обе ножки, грудного ребенка на две части... -- Достоевский уже говорил об этом и подобных зверствах в "Дневнике писателя" за 1877 г. (наст. изд., т. XXV, стр. 219 -- 223). Напоминание об этих фактах вызвано, судя по всему, тем благодушно-снисходительным отношением к туркам, которое сказалось, в частности, в упоминавшейся выше статье из "Петербургской газеты" "Пленные турки в России" (ЛГ, 1877, 11 ноября, No 200).

Стр. 69. Тот высокомерный взгляд, который бросает иной европеец теперь на народ наш и на движение его ~ "кроме глупо-кликушечьих выходок из тысячей простонародья какого-нибудь одного дурака"... -- Вероятно, шаржированное воспроизведение мнения Левина в эиилоге "Анны Карениной" Л. Толстого: "...в восьмидесятимиллионном народе всегда найдутся не сотни, как теперь, а десятки тысяч людей, потерявших общественное положение, бесшабашных людей, которые всегда готовы -- в шайку Пугачева, в Хиву, в Сербию <...> из мужиков один на тысячу, может быть, знаюг о чем идет дело. Остальные же восемьдесят миллионов <...> не только не выражают своей воли, но не имеют ни малейшего понятия о чем надо бы выражать свою волю. Какое же мы имеем право говорить, что это воля народа?" Достоевский цитировал эти слова и спорил с ними в июльско-августовском выпуске 1877 г. (наст. изд., т. XXV, стр. 202--223). В полемике с Толстым Достоевский приводил те самые факты турецких зверств, о которых он напоминает теперь.

Стр. 70. Князь Мещерский, очевидец, повествует в своем "Дневнике" с Кавказа ~ Все это гуманность!" ("Моск. ведом.", No 273). -- Достоевский цитирует из "Путевого дневника" В. П. Мещерского ("Понедельник, 17 октября, Тифлис" -- МВед, 1877, 4 ноября, No 273). Перед отъездом на театр военных действий (эта поездка и послужила материалом для "Путевого дневника") Мещерский виделся с Достоевским. См. письмо Достоевского жене от 11 июля 1877 г. О снисходительном отношении русских к пленным туркам писал в "Голосе" Евг. Марков. Его статья "Пленные турки" сопровождалась характерным эпиграфом: "Просты ж мене, моя мила, що ты мене била!.. (Малороссийская песня)" (см.: Г, 1877, 5 (17) ноября, No 267). "Наша старая слабость рисоваться перед Европою, кажется, играет тут не последнюю роль. Мы особенно осторожны и щекотливы в тех вопросах, которые хотя уголком затрогивают общественное мнение Европы. Нам все хочется представиться в глазах Европы не подлинный "северным медведем", каким она нас считает, а, по крайней мере, хоть медведем цивилизованным, умеющим ходить на задних лапах, снимать перед публикою шапку и показывать, как ребята горох воруют" и т. д. (там же). Подобные высказывания нередко появлялись на страницах русской печати, см., например, одобрительную отсылку к этой статье Маркова: НВр, 1877, 6 (18) ноября, No 608.

Стр. 70. "Московские ведомости " далее, в другом своем, 282 номере ~ удобствами сравнительно с нашими воинами... " -- Достоевский приводит сведения "Последней почты" "Московских ведомостей" (1877, 13 ноября, No 282).

Стр. 70. Отметил я его в "Петербургской газете", а та взяла из письма господина В. Крестовского ~ тоже не ведаю. -- Достоевский имеет в виду факт, опубликованный в "Петербургской газете". (1877, 3 ноября, No 200) под рубрикой "Очевидцы войны. (Обзор русских и иностранных корреспонденции с театра военных действий)". Откуда и куда было направлено письмо В. В. Крестовского, газета не сообщала. Во время русско-турецкой войны Крестовский был корреспондентом "Правительственного вестника". В следующем же номере "Петербургской газеты", опубликовавшем новые сообщения Крестовского "с театра военных действий", об этом говорилось: "Г-н Всев. Крестовский рассказывает подробности этих битв в "Правительственном вестнике"...". См.: ПГ, 1877, 10 ноября, No 205.

Стр. 71. У себя они открыли юмор, обозначили его особым словом и растолковали его человечеству. -- Английское основное значение слова "юмор" (от лат. humor -- влага) -- изображение лиц и явлений в комическом, смешном виде -- вытеснило в европейских языках (и в русском) первоначально более распространенный его смысл: "юмор", устар. русск. "гумор" -- настроение, расположение духа (ср. франц. humeur -- настроение, нрав). В словаре Даля об этом слове сказано: "Юмор <...> веселая, острая, шутливая складка ума, умеющая подмечать и резко, но безобидно выставлять странности нравов или обычаев; удаль, разгул иронии. Неподражаемый юмор Гоголя <...> Юмористическое направление или складка английской письменности. Англичане юмористы, у них есть даже и юмористки" (Даль, т. IV, стр. 667). Сам Достоевский об этом слове ранее писал: "...юмор ведь есть остроумие глубокого чувства, и мне очень нравится ото определение" (см. наст. изд., т. XXV, стр. 91).

Стр. 71. Да нет страны, в которой этикет имел бы большее приложение, как в Англии. -- Приверженность англичан этикету была предметом насмешки для них самих. Автор книги "Восточный вопрос прошедшего и настоящего. Защита России", рекомендованной Достоевским русскому читателю в декабрьском выпуске "Дневника писателя" за 1877 г. (см. ниже, примеч. к стр. 128), говорит об этом, ссылаясь на сатирический очерк английских нравов У. М. Теккерея (1811--1863) из "Книги снобов" (1846): "Я однажды знал человека, который, обедая со мною в Европейской кофейне в Неаполе, ел горох с помощью своего ножа. Обществом этого человека я первоначально особенно восхищался, и действительно, мы встретились с ним в кратере горы Везувия и были вместе неоднократно ограблены и уведены, в ожидании выкупа, в горы Калабрии; он обладал громадной физической силой, превосходным сердцем и разнообразными познаниями, по никогда прежде не видел я его с блюдом гороха перед ним, и поведение его по отношению к этому гороху причинило мне величайшую скорбь. Видя, как он держал себя в обществе, мне оставался один исход -- прекратить с ним знакомство <...> Четыре года спустя мы встретились <...> Каково было мое удивление, мой восторг, когда я увидел, что он обращается с вилкой, как и всякий другой христианин. Воспоминания минувших дней охватили меня: спасение меня из рук разбойников, его рыцарское поведение в деле с графиней <...> выдача им мне в долг 1700 фунтов стерлингов. Я чуть не заплакал от радости; голос мой дрожал от душевного потрясения. "Джордж, мой друг!" -- воскликнул я <...> С тех пор мы стали неразлучными друзьями" (Синклер, стр. 100--101). Достоевский мельком бросает ироническое замечание об английском этикете в мартовском выпуске "Дневника" за 1876 г. (см. наст. изд., т. XXII, стр. 95).

Стр. 71. ... слишком мог научиться этикету из одного того уже, как один парламент -- нижний сносится с другим -- высшим. -- Английский парламент состоит из двух палат: нижней (палата общин) и верхней (палата лордов). Вся работа парламента, начиная от вызова на заседание (лорда или депутата нижней палаты) и кончая деталями процедуры заседания, взаимоотношениями палат, подчиняется установленным правилам и традиции.

Стр. 71. ... опять-таки нигде нет такого этикета, как на приемах, обедах, балах английской аристократии... -- Об английском этикете (формы обращения) на приемах, обедах и т. д. напоминали частые сообщения в печати русских и иностранных корреспондентов, следящих за общественными выступлениями английских политических деятелей. См., например, "Речь лорда Биконсфильда на банкете лорд-мэра" (рубрика "Внешние известия"): СИбВед, 1877, 3 (15 ноября), No 304; а также: СВ, 1877, 21 ноября (3 декабря), No 204; ПВ, 1877, 23 и 29 ноября (5 и И декабря), NoNo 260, 265 и др.

Стр. 71. ... вы львы сердцем... -- Достоевский превращает в простую метафору прозвище английского короля (с 1189 по 1199) Ричарда I, Львиное Сердце. Участие Ричарда I в крестовых походах, воодушевленных идеей освобождения "гроба господня" (1190--1192), более тесным образом, чем это кажется на первый взгляд, соединяет для Достоевского Ричарда I с русскими -- прямыми участниками русско-турецкой войны 1877--1878 гг. или теми, кто сочувствовал такому участию.

Стр. 71. ... вы Баярды все до единого... -- Баярд (Bayard, 1476--1524) -- "Рыцарь без страха и упрека" (chevalier sans peur et sans reproche), прославившийся беззаветной смелостью и благородством. Биография Баярда, вышедшая в свет в 1525 г., была широко известна и переиздавалась.

Стр. 72. ... как сын Старой Англии... -- Имеется в виду распространенный фразеологизм "Merry old England" -- добрая старая Англия.

Стр. 72. Подвоз патронов в турецкую армию из Англии и Америки колоссальный ~ Присутствие англичан и их денег в теперешней войне несомненно. -- Об этом писали русские газеты, например: "Снабжение турок патронами изумительное <...> Можно предполагать, что в сражении под Плевною многие турецкие части израсходовали против отряда генерала Скобелева до 400--500 патронов на человека: Надолго ли хватит у турок патронов при такой расточительности, неизвестно. Во всяком случае, без колоссального подвоза патронов из Англии или Америки турки, при принятой ими системе расходования патронов, обойтись не могут" (СВ, 1877, 20 ноября (2 декабря), No 203).

Стр. 72. Даже если есть какие-нибудь там вексельки и векселечки, выданные нами Европе... -- Имеются в виду обещания России еще до начала военных действий отказаться (в случае успешного хода войны) от каких бы то ни было территориальных притязаний. Эти обещания Достоевский горячо приветствовал в самом начале войны еще в апрельском выпуске "Дневника" (см. наст. изд., т. XXV, стр. 98--100). Уже в конце октября об этом, в частности, напоминал кн. Васильчиков в статье "По поводу слухов о посредничестве" (СВ, 1877, 31 октября (12 ноября), No 183), с которой и началось в русской печати горячее обсуждение условий русско-турецкого мира: "Мы предприняли эту войну с явно выраженной, но не точно определенной целью -- освобождения балканских славян, и вместе с тем, для успокоения европейских кабинетов, приняли на себя обязательство не присвоивать себе ни одной пяди турецкой территории в Европе". "Мы должны,-- писал далее автор, предлагая свое мнение об условиях мира,-- <...> осуществить первую часть этой программы, доставить прочные гарантии балканским славянам вообще и полную автономию некоторым областям: это наша моральная обязанность, minimum того, что мы должны исполнить, чтобы сдержать торжественно данное слово и искупить те тяжелые страдания, которые эта война навлекла турецким славянам.

Мы не должны присоединять к русской империи никакой части из континентальных владений оттоманов в Европе. Это наш реальный долг, maximum тех уступок, которые мы сделаем для того, чтоб обеспечить себе, в этой борьбе с исламизмом, нейтралитет христианских правительств". Далее, говоря о возмещении русским их убытков в войне, Васильчиков пишет: "Самым действительным вознаграждением этого рода была бы уступка России -- турецкого военного флота <...> главными пунктами будущего мирного договора могли бы быть: во-первых, автономия славянских областей, во-вторых, свобода Черного моря и уступка нам турецких броненосцев...". Об изменениях условий мира в русской официальной программе по ходу успешной военной кампании см.: С. Л. Чернов. Основные этапы развития русской официальной программы решения Восточного вопроса в 1877--1878 гг. -- В кн.: Балканские исследования, вып. 4. Русско-турецкая война 1877--1878 гг. и Балканы. М., 1978, стр. 25--42. Судя по комментируемому тексту, Достоевский, как и те, кто сразу после выхода статьи Васильчикова возражал ему (среди них был Н. Я. Данилевский, автор ряда статей в "Русском мире", см. об этом ниже, примеч. к стр. 82, 83), склонен был изменить свое мнение относительно условий мира ввиду явного успеха русско-турецкой войны и многочисленности жертв, принесенных славянами ради этого успеха. См. также ниже, примеч. к стр. 77.

Стр. 72. ... перешли мы Барбошский мост... -- Переход русских войск через Барбошский (Барабошский) мост -- одна из первых и важных операций русско-турецкой военной кампании, о которой много писали. В "Обзоре военных действий с объявления войны" "Петербургской газеты" об этом сказано: "Главные эшелоны действующей армии, перейдя границу в Леово, Бештамах и против Кубея, направились внутрь княжества, причем отряд крайней левой колонны, сделав в одни сутки переход пехотою в 70, а кавалериею в 100 верст, успел занять 13 апреля Рени, Галац, Барабошский мост на Серете (левый приток Дуная,-- Ред.) и Браилов..." ( ЛГ, 1877, 1 мая, No 67, а также: НВр, 1877, 14 и 15 апреля, NoNo 403--404).

Стр. 73. ... еще летом, еще задолго до "Плевны"... -- Взятие Плевны было важнейшим событием в ходе русско-турецкой войны, так как оно фактически означало освобождение Северной Болгарии и давало возможность русским войскам перейти в общее наступление в константинопольском направлении. Русская армия дважды -- 8 (20) и 18 (30) июля пыталась овладеть Плевной, но эти попытки были неудачны. Враждебная России турецкая и западная печать трактовала эти неудачи и задержку у Плевны как серьезное военное поражение, что не отвечало объективной сути дела. Подробно об этом см.: И. И. Ростунов. Боевые действия русской армии на Балканах в 1877--1878 гг. -- В кн.: Балканские исследования, вып. 4. Русско-турецкая война 1877--1878 гг. и Балканы. М., 1978, стр. 16--20. См. также ниже, примеч. к стр. 76.

Стр. 73. ... вознегодовавших было значительное число и раздались голоса ~ И поднялись голоса. -- Эти слова -- непосредственный отклик Достоевского на статью "Наша печать и болгарские дела" (подпись: А. Н. <А. Н. Пыпин>) октябрьского номера "Вестника Европы" (ВЕ, 1877, No 10, стр. 879--899). Ср.: "Не одних наших, но и других корреспондентов, попавших в первый раз в Болгарию, удивило замечательное благосостояние сельского населения. Простодушные корреспонденты, очевидно никогда не читавшие ни одной книги о Болгарии, ожидали встретить болгар забитыми нищими, и изумились, увидев, что "угнетенный" болгарин жил так, что ему очень мог бы позавидовать не только бедный русский крестьянин, но и западный. В селах видели вообще значительное довольство, опрятные дома, прекрасные поля, огороды, виноградники, фруктовые сады, стада и т. д. Мелькала мысль, нуждаются ли болгары в освобождении? Без сомнения было прискорбно воспоминание о народных массах самого освобождающего государства,-- но усумниться в необходимости освобождения еще раз было примером нашего незнания" (там же, стр. 886--887). Сообщения о "благосостоянии" болгар, находящихся под властью Турции, время от времени мелькали в иностранных и русских периодических изданиях. См., например: МВед, 1877, 15 июля, No 176 ("Из-за Дуная"); НВр, 1877, 3 (15) ноября, No 605 ("Болгаре и русские"); СПбВед, 1877, 17 (29) ноября, No 318, и др.

Стр. 73. Еще до объявления войны я, помню, читал ~ но и болгарское население, умирающее с голоду". -- Вопрос об экономическом и финансовом положении России и предстоящих издержках обсуждался в русской периодической печати накануне войны. См., например, статью "Государственные доходы и расходы России" в "Петербургской газете" (1877, 13 января, No 9, а также: 13 февраля, No 30). Самым подробным образом этот вопрос был освещен в ряде статей А. Головачева "Государственная роспись доходов и расходов на 1876 г. и отчет государственного контроля за 1874 год" в "Отечественных записках" (1876, NoNo 2--4, 6). Мнения Головачева, высказанные в этих статьях, учитывались всеми, рассуждавшими на эту тему. В последнем номере "Отечественных записок", в статье "Воевать или не воевать?.." (автор Г. З. Елисеев?), говорилось, что война страшным бременем ляжет на народ и что в экономическом отношении Россия к предстоящим издержкам не готова (ОЗ, 1876, No 6, стр. 371--372). "Новое время", рассуждая о предстоящей войне России и Турции, со ссылкой на одну из западных газет, писало: "Придется вступить в землю, население которой не только не богато, но которая даже отчасти разорена и может доставить лишь скудные средства, а может быть и вовсе их не доставит занимающей ее армии. Бели русским войскам удастся перейти чрез Дунай, то им придется иметь дело не только с сильным четыреугольником крепостей, но, вероятно, с страною, вконец разоренною, без путей сообщения и средств к существованию. Им придется везти с собою не только фураж, но и повозки, необходимые для его перевозки. Одно это обстоятельство требует увеличения обоза до колоссальных размеров" (НВр, 1877, 4 (16) апреля, No 393).

Стр. 73. ... за которых мы пришли с берегов Финского залива и всех русских рек отдавать свою кровь... -- Отдаленная реминисценция из стихотворения Пушкина "Клеветникам России" (1831):

Иль мало нас? Или от Перми до Тавриды,

От финских хладных скал до пламенной Колхиды,

От потрясенного Кремля

До стен недвижного Китая,

Стальной щетиною сверкая,

Не встанет русская земля?..

Достоевский цитировал эти стихи в февральском выпуске "Дневника" за 1877 г. (см. наст. изд., т. XXV, стр. 38).

Стр. 74. ... писать об нем корреспонденции и анекдоты, чернить его характер ~ Ну, а ведь про болгар это делали. -- Ср.: "Когда русские войска вступили в Болгарию, они приняты были несчастными болгарами с восторгами радости <...> Так рассказывалось о вступлении русских войск в Си-стово, в Тырново, между прочим и теми самыми корреспондентами, которые недавно, из Бухареста, поучали нас, что болгарам "вообще" доверять нельзя <...> Но потом мы опять слышали отзывы, что болгары относятся к русским не всегда с этим дружелюбием, что, напротив, они становятся недоверчивы, не только не делают встреч, но отдаляются от русских и держат себя "двусмысленно". Тупоумные корреспонденты (за немногими исключениями) не понимали, отчего болгары не подносят им цветов и не угощают их. Страшные факты начали разъяснять истину" (ВЕ, 1877, No 10, стр. 887--888). Об этом же писал автор "Журнальных заметок" (подпись: Ал-.й) в "Северном вестнике": "Болгары изображались у нас попеременно то как нищие, оборванцы, проклинающие день и час своего рождения, то как сытые и довольные богачи, которые вовсе и не чувствуют на себе тяжесть иноплеменного ига. "Отечественные записки", например, в течение одного года успели высказаться и в том, и в другом смысле: сначала они ставили ..всемирные свечки" за освобождение славян и предлагали возжечь с этою целью кровавую войну от края и до края Европы (имеются в виду статьи Д. Л. Мордовцева "На всемирную свечу" и Г. З. Елисеева (?) "Воевать или не воевать?.." из "Современного обозрения" -- ОЗ, 1876, No 7, стр. 94--106; No 6, стр. 358--376.-- Ред.); а теперь они же утверждают, что болгары благоденствуют под турецким владычеством, как ни один из европейских народов" (СВ, 1877,19 ноября (1 декабря), No 204).

Стр. 74. А другие так вывели потом, что русские-то и причиной всех несчастий болгарских ~ Это и теперь еще утверждают. -- Подобные мнения высказывались не только о болгарах, но и по поводу других национальностей, бывших под властью турок. Ссылаясь на иностранные корреспонденции, "Правительственный вестник" писал: "Патриарх армяно-григориан в Турции Нерсес говорил однажды Лэйарду, что, "по его мнению, армянская национальность, находясь под турецким владычеством, имеет более надежды на свое развитие, благосостояние и преуспеяние, нежели под управлением русских". Но факты не оправдывают слов Нерсеса..." (ПВ, 1877, 13 (25) ноября, No 252). Еще до начала русско-турецкой войны в связи с помощью России восставшим славянам писали в западных и русских изданиях, что эта помощь только повредила восставшим. Сведения об этом с отсылками к соответствующим публикациям приводились, в частности, в "Современном обозрении" "Отечественных записок". См. статью "Воевать или не воевать?.." (ОЗ, 1876, No 6, стр. 361--362). "Теперь (когда помощь России ожесточила врагов славян в Турции и Европе,-- Ред.),-- писал автор этой статьи,-- славяне поставлены в такое положение, что должны открещиваться от всякой дружбы с Россией, публично заявлять, что "Россия <...> только вредит нам", что "завоевательные цели ее опасны для них самих"" и т. д. (там же, стр. 361).

Стр. 74. Потом всё обнаружилось, и истина открылась многим и вознегодовавших ~ Обнаружилось, во-первых, что болгарин ничем не виноват в том, что он трудолюбив и что земля его родит во сто крат. -- Ср.: "Страшные факты начали разъяснять истину: когда после Плевны русские войска очищали ту или другую местность <...> тогда и для наших наблюдателей стало делаться понятным, что для болгар идет речь о жизни и смерти" (ВЕ, 1877, No 10, стр. 888). "Благосостояние болгар было в сущности лишний резон за освобождение. Оно свидетельствует только о трудолюбии народа, которое умело достичь благосостояния, несмотря на все неблагоприятные условия, и о благодатной природе страны, богато вознаграждающей труд" (там же, стр. 887).

Стр. 74. Во-вторых, в том, что и "косился", он не виноват со и ведь прав был, вполне угадал, бедняжка... -- Ср.: "Ужасы Эски-Загры и всей долины Тунджи, события в Ловче и во множестве болгарских местечек и городов, возвращающихся в турецкие руки, страшно напоминают о том, с кем мы имеем дело. На днях (10 сентября н. ст.) мы читаем рассказ английского корреспондента, который проехал долину Тунджи и на пространстве 40 миль не встретил ни одной болгарской души. Европейская история -- разве со времен ужасов тридцатилетней войны, не помнит таких страшных положений, как нынешнее положение болгар. Теперь всем понятно, что они могли основательно страшиться сближения с русскими" ... (ВЕ, 1877, No 10, стр. 888).

Стр. 74. ... после того как мы, совершив наш первый, молодецкий натиск за Балканы... -- Имеются в виду действия передового отряда русских войск (в который влились и болгарские ополченцы) под командованием генерал-лейтенанта И. В. Гурко начиная с 25 июня (7 июля) 1877 г., когда в первый же день наступления была освобождена древняя столица Болгарии -- Тырново; затем бои этого отряда 5--6 (17--18) июля под Шипкой, кончившиеся для русских солдат и болгарских ополченцев овладением Шипкинским перевалом 7 (19) июля.

Стр. 74. ... вдруг отретировались,-- пришли ведь к ним опять турки и что только им от них было -- теперь уже достояние всемирной истории! -- Отряду русских войск, находившемуся за Балканами, пришлось отступить под натиском турецкой армии, которая наступала с превосходящими этот отряд силами. 19 (31) июля произошел первый бой под Эски-Загрой (Стара-Загора). Отходя, отряд И. В. Гурко влился в состав войск генерал-лейтенанта Ф. Ф. Радецкого, но Шипкинский перевал был удержан ценою многих жертв. Расправа турок с населением вновь захваченной территории, равно как 6 пленными и ранеными солдатами и офицерами войск противника, была темой, не исчезающей со страниц русской и иностранной печати. Автор "Вестника Европы" по этому поводу писал: "В каждом месте, которое было занято и потом оставлено русскими, произошли страшные, нечеловечески гнусные репрессалии, которыми турки мстили за фактические или предполагаемые сочувствия к русским. Со времени отступления русских из-за Балкан совершается непрерывное истребление болгарского народа <...> Европейская история <...> не помнит таких страшных положений..." (ВЕ, 1877, No 10, стр. 888).

Стр. 75. NB. (Кстати, еще недавно, уже в половине ноября, писали из Пиргоса о новых зверствах этих извергов. -- Официальные телеграммы сообщали: "7-го ноября, в 9 часов утра, 16 турецких таборов от Рущука, Басарбова и Чифтлика атаковали наши авангардные позиции <...> Особенно упорным бой был у Пиргоса, где две роты азовского и днепровского полков геройски защищались против огромного превосходства турецких сил; значительные потери заставили их наконец отойти к Мечке; тогда вся 1-я бригада 12-й дивизии подошла оттуда в наступление, выбила турок из Пиргоса <...> отбросив их за Лом; турки успели, однако, сжечь Пиргос" (ПГ, 1877, 10 ноября, No 205; СПбВед, 1877, 10 (22) ноября, No 311). О жестокости турок по отношению к пленным русским солдатам и офицерам, в том числе и под Пиргосом, не переставали писать русские газеты. См.: СПбВед, 1877, 4 (16) и 5 (17) ноября, NoNo 305 и 306; НВ, 1877, 30 октября (11 ноября), No 240; 4 (16) ноября, No 244; 12 (24) ноября, No 251 (особенно в корреспонденциях Вс. Крестовского) и др. В корреспонденции "Нового времени" говорилось о том, что, "переправившись чрез Лом у Рущука, Басарбова и Ивана-Чифтлика", турки атаковали левое крыло русской армии и "стали напирать преимущественно на Пиргос, который и был взят ими и сожжен..." (НВр, 1877, 11 (23) ноября, No 613). Об издевательствах турок над русскими ранеными см. в этой газете статью "Русские раненые и турки" (подпись: Войсковой старшина Ржевуский) -- там же, 10 (22) ноября, No 612.

Стр. 75. Репрессалии, конечно, жестокая вещь ~ как и сказал уже я раз в одном из предыдущих выпусков "Дневника"... -- Достоевский писал о "репрессалиях" в июльско-августовском выпуске "Дневника" за 1877 г. (см. наст. изд., т. XXV, стр. 221--223).

В упоминавшейся выше статье "Пленные турки в России" (см. примеч. к стр. 69) по этому поводу говорилось: "... мы не понимаем репрессалий в отношении побежденного врага <...> Никогда русское чувство не принадлежало угнетению бессильного врага (лежачего-де не бьют!). Симпатии, которыми Россия пользуется среди передовых европейских гуманистов и мыслителей, именно основаны на том, что Россия первая после франко-прусской войны подняла знамя человеколюбия и достигла результатов брюссельской конференции, вменяющей победителю гуманное обращение с пленными. Вот почему мы обращаем внимание на циркуляр министерства внутренних дел об употреблении пленных на работу, как первое применение постановлений конференции. Циркуляром этим прямо возбраняется употреблять пленных на такие работы, "которые были бы унизительны для их воинского звания и общественного положения, занимаемого ими в своей стране" <...>. Следовательно, вводимые работы скорее будут приятны, нежели обременительны для пленных, потому что они избавляют их от тунеядства и невыносимого бездействия, отягощающего участь пленного" (ПГ, 1877, 11 ноября, No 206).

Стр. 75. ... но строгость с начальством этих скотов была бы не лишнею. -- Об этом, в частности, писал тот самый Наблюдатель "Северного вестника", с которым (по другому поводу) Достоевский полемизировал позднее, в декабрьском выпуске своего "Дневника" (см. ниже, примеч. к стр. 93 и др.). Говоря о средствах, которые могли бы прекратить или поубавить разного рода турецкие бесчинства, он утверждал: "...ответственность, действительно, должна падать на турецких начальников. Пусть внушают своим солдатам, пусть удерживают их, как знают,-- это не наше дело. А если не внушат и не удержат,-- пусть расплачиваются сами..." (СВ, 1877, 13 (25) ноября, No 196).

Стр. 75. ... (пруссаки наверно бы сделали так, потому что они даже с французами так точно делали... -- Речь идет о франко-прусской войне 1870--1871 гг. С начала военных действий между Россией и Турцией русские и иностранные обозреватели и корреспонденты сопоставляли события русско-турецкой войны с той, которая ей предшествовала. Достоевский вспомнил о франко-прусской войне сразу же, как только Россия начала военные действия. См. об этом в апрельском выпуске "Дневника" за 1877 г. (наст. изд., т. XXV, стр. 99--100).

О необходимости "репрессалий" ввиду непрекращающихся турецких зверств писал и Наблюдатель "Северного вестника", тоже отсылая читателей к примерам из франко-прусской войны: "Всегда и повсюду употреблялись репрессалии. Немцы обливали французские деревни керосином и жгли их вместе с неуспевшими уйти жителями". И далее: "Немцы жгли Базейль и другие деревни, расстреливали вольных стрелков, потому только, что не признавали их регулярным войском; англичане в пленных индусов палили в упор из пушек, и, однако ж, мы тогда были убеждены и теперь убеждены, что немцы и англичане -- Европа, потому что этого и отрицать нельзя. Только сами мы все еще хотим выслужиться" (СВ, 1877, 13 (25) ноября No 196). В этой статье Наблюдателя, кстати сказать, продолжается разговор о снисходительности присяжных к уголовным преступникам -- тема полемики Наблюдателя и Достоевского.

Стр. 76. ... дожили до печальной с ними развязки, то поневоле поняли, что болгарская жизнь в сущности всего только одна декорация ~ принадлежит турку и берется им, когда он захочет. -- Ср.: "Только позднее некоторых наших критиков стала отчасти осенять мысль, что до обвинения следует взглянуть на те обстоятельства, среди которых живет обвиняемый народ. Действительно, довольно припомнить почти пятисотлетнее иго, совершенно бесправное существование под крайним произволом, выполняемым с каннибальской жестокостью, и всякий недеревянный человек должен почувствовать величайшее сострадание <...> Нынешняя война страшно напоминает о том, каковы были господа, повелевавшие этим народом в течение половины тысячелетия". И далее: "...остается факт, что если болгарин владеет своим достоянием, то это не больше, как счастливый случай, так как его ничто не обеспечивает от грабежа и всякого насилия" (ВЕ, 1877, No 10, стр. 886, 887).

Стр. 76. Если мы возьмем Плевно и замедлим двинуться далее... -- Плевна была взята в результате упорных боев и осады 28 ноября (10 декабря) 1877 г. После падения Плевны русская армия получила возможность перейти в решительное наступление, целью которого было освобождение не только Северной, но и Южной Болгарии. Необходимость скорейшего наступления диктовалась международной обстановкой. Угроза вмешательства Англии и других европейских стран в русско-турецкую войну на стороне Турции требовала от русской армии энергичных действий. Неожиданно для Турции и западных военных деятелей, считавших наступление невозможным ввиду зимы и тяжестей перевала через Балканский хребет, оно началось немедленно и успешно. Овладение перевалами позволило русской армии двигаться дальше по направлению к Константинополю. Все это подробным образом освещалось в русской и западной печати.

Стр. 76. ... известный своими прекрасными и обстоятельными статьями с поля битвы, из нашего лагеря, англичанин Форбес... -- Характеристика английского корреспондента (в русской транскрипции его имя передавалось по-разному: Форбес, или Форбс, или Форбз) повторяет то, что о нем писалось в русских газетах по поводу той статьи, которую имеет в виду Достоевский: "Русские, турки и болгары...", и которая была напечатана в издании: "Девятнадцатый век", 1877, ноябрь ("Nineteenth Century", 1877, no-vember). "В настоящее время,-- говорилось в передовой статье "Петербургской газеты" "Английские корреспонденты и болгары",-- они (недоброжелатели России,-- Ред.) стараются поселить рознь между славянскими племенами и уверить нас, что болгары не стоят, чтобы за них проливали кровь. Недавно на это поприще выступил, к сожалению, г-н Форбз, талантливый корреспондент газеты "Daily News". Воздавая должную справедливость русским войскам и порицая турок, он отзывается крайне неодобрительно о болгарах. Они, по его мнению, неспособны к самоуправлению, не имеют ни энергии, ни храбрости; эксплуатируют русских, совершают жестокости над турками <...> и занимаются ремеслом двойного шпиона и двойного изменника. Далее, г-н Форбз говорит, что дурное управление турок не препятствовало благосостоянию Болгарии в материальном отношении" и т. д. Факт, упоминаемый Достоевским, в этой статье передан так: турки, "по мнению г-на Форбза, поступили крайне непоследовательно, не перебив всех болгар до перехода русских через Дунай" ( ПГ, 1877, 10 ноября, No 205). В "Новом времени" слова английского корреспондента переданы так: "...отступая перед вторжением неприятеля в Болгарию, турки сделали важный военный промах, не опустошив территории, которую они оставляли открытой перед наступлением. Если бы территория эта была даже исключительно населена их единоплеменниками, то и тогда было бы обязательно по законам войны уничтожить жатвы, выжечь села до последней хижины и оставить за собой совершенную пустыню. Быть может, некоторые фанатические филантропы подняли бы вопль против такого бесчеловечного образа действия; но все здравомыслящие люди с прискорбием признали бы это за одну из суровых необходимостей войны. Русские не могли бы возражать против этого, после таких же прецедентов в собственной истории, внесенных в летописи их Барклаем, Кутузовым и Ростопчиным". И далее: "Оставить за собой вместо опустошенной территории землю, кипящую "медом и млеком", землю, переполненную друзьями завоевателя, это образец военного безумия, не имеющего примера в истории". Далее высказывалась мысль о том, что болгарам жилось при турках не так уж плохо. См. НВр, 1877, 15 (27) ноября, No 617.

Статья английского корреспондента вызвала критику Гладстона, которая тоже отразилась в русской печати. В статье корреспондента "Daily News", как об этом говорилось в "СПб. ведомостях", положение болгар "представлено блестящим, в том смысле, что они богатый народ, что у них много земли, большие стада овец и рогатого скота и что они пользуются большим материальным комфортом, нежели много людей в Англии...". На это утверждение Гладстон возражал: "М-р Форбес совсем не видел болгар в той местности, где владычествуют турки. В каком положении находится Болгария? а вот в каком: <...> свободной земли там много, потому что в каждой местности, где владычествуют турки, земли всегда бывает много свободной. Но почему? потому что они истребляют большую часть населения". Именно в заключении этой речи Гладстон и сказал те слова о России, которые ранее на память цитировал Достоевский (СПбВед, 1877, 18 (30) ноября, No 319; см. выше, стр. 68).

Стр. 77. ... это не граф Биконсфильд говорит: тот может выразить такие же разбойничьи и зверские убеждения, принужденный к тому политикой "английскими интересами"... -- О Биконсфилде и его отношении к России не переставали сообщать русские и западные газеты. "В своих речах в Айлесбери и в Гильдголле,-- писалось в русской печати,-- лорд Биконсфильд обращался с едва скрытыми угрозами к России, а по отношению к Турции употреблял язык, который мог вполне внушить правительству султана уверенность, что рано или поздно Англия придет на помощь Порте" (РМ, 1877, No 355). Русская печать внимательно следила за всеми выступлениями Биконсфилда, открытое недоброжелательство которого к России было действительно продиктовано "английскими интересами". Эти же "интересы" руководили деятельностью и других английских политиков, в том числе тех, кто (как Гладстон) выступал против враждебной по отношению к России политики Биконсфилда. "Англичане твердят о своих интересах,-- говорилось в ноябре в одной из передовых статей "СПб. ведомостей",-- которым будто бы угрожают русские победы, как будто в самом деле британские интересы должны исключительно служить нормою международной политики. Это уже болезненная мания измерять мировые события английским аршином, определять требования культуры фунтами стерлингов, смотреть на международные дела исключительно с точки зрения промышленности и торговли Англии,-- это явление в высшей степени странное, достойное психического анализа" (СПбВед, 1877, 19 ноября (1 декабря), No 320). Резкой критике политики Биконсфилда в Восточном вопросе и русско-турецкой войне (а вместе с том и его понимания "английских интересов") немало страниц отводит в своей книге "Восточный вопрос прошедшего и настоящего. Защита России" (Пер. под ред. В.Ф. Пуцыковича. СПб., 1878) Т. Синклер (преимущественно в главах: "Восточный вопрос с января 1875 г. до настоящего времени"; "Лорд Биконсфильд перед судом общественного мнения"; "Заключение и лорд Биконсфильд"). "Всем известно,-- писал в этой книге автор,-- что лорд Биконсфильд есть душа и сердце турецкой партии, в кабинете (министров,-- Ред.) <...> его участие в делах британского кабинета можно грубо определить таким знакомым текстом: "Чаша Вениамина была в пять раз более, чем у других"" (Синклер, стр. 43--44).

Стр. 77. Но тут Россия ~ тут показалось уже знамя будущего ~ гигант и сила, не признать которую невозможно ~ Именно тут инстинкт, тут предчувствие будущего... -- Слова о России как о "гиганте и силе" повторяют настойчивый для "Дневника писателя" 1876--1877 гг. мотив "колосса". В рецензии на 21-й выпуск "Новочешской библиотеки" (статья "Славянские литературные известия", подпись: П. Д. <П. П. Дубровский>) приводится характерная в данной связи выписка из сочинения известного чешского филолога и поэта Ф. В. Челаковского "Чтения о началах образованности и литературы славянских народов"; "Причина <...> по которой славянский народ в это время привлекает к себе большее внимание и приобретает важность, заключается в северном колоссе "на глиняных ногах", как недавно еще трубили его завистники и принимали за действительность то, чего искренно желали. Но в то время, когда вдруг все рушилось и распадалось, великан стоял неподвижно, и Европа еще более, чем когда-либо, обращает на него взор" (МВед, 1877, 1 августа, No 191). См. также ниже, примеч. к стр. 79.

Стр. 77. ... заговорили вдруг у нас все о скорой возможности мира... -- Толки о мире и условия мирных соглашений особенно горячо стали обсуждаться в русской печати после статьи кн. Васильчикова "По поводу слухов о посредничестве", которая начиналась словами: "В настоящую минуту, когда уже носятся смутные слухи о каких-то предложениях мира и посредничества иностранных держав, не мешало бы русскому общественному мнению высказаться насчет тех условий мира, которые нам кажутся желательными или, по крайней мере, возможными..." (СВ, 1877, 31 октября (12 ноября), No 183). См. выше, примеч. к стр. 72. "Толки о мире не умолкают..."-- так начиналась статья "Внешние известия" в "Новом времени" (1877, 25 октября (6 ноября), No 596). В ближайших же номерах "Новое время" уже обсуждало мнение автора "Северного вестника" о том, что "самым действительным вознаграждением (для России,-- Ред.) была бы уступка России -- турецкого военного флота" (НВр, 1877, 1 (13) ноября, No 603). Достоевский мельком упоминает о другой статье кн. Васильчикова в "Дневнике писателя" за 1876 г., см. наст. изд., т. XXII, стр. 102.

Стр. 78. Разумеется, трудно предречь, в какой именно форме ~ всё это невозможно решить заранее в точности, и я не берусь разрешать. -- Все перечисленные Достоевским возможности исхода военного конфликта между славянами и Турцией, отраженные в разных дипломатических документах "великих держав", обсуждались и в русской, и в зарубежной печати до начала русско-турецкой войны и по ходу этой войны. "Основным при выработке программы политических преобразований на Балканах был вопрос о том, что следовало принять за ее основу: принцип "автономии" или "независимости". Оба принципа обсуждались в русских правительственных сферах уже в 50--60-е годы XIX в. <...> А. М. Горчаков (русский канцлер и министр иностранных дел,-- Ред.) 18 мая 1877 г. писал русскому послу в Лондоне П. А. Шувалову: "Вы знакомы с нашими конвенциями с Австро-Венгрией. Они имеют две альтернативы: или политическое status quo, улучшенное местными реформами <...> или радикальное решение, влекущее за собой территориальное переустройство Турции". Первая альтернатива <...> предусматривала в качестве максимума введение административной автономии для Болгарии, Румелии, Боснии и Герцеговины при сохранении прежней автономии Сербии и фактической независимости Черногории, получавшей небольшое территориальное приращение. Подобные преобразования не вносили существенных, изменений <...> и сохраняли господство Турции на Балканах <...> Вторая альтернатива <...> предполагала осуществление более широких реформ <...> В случае "полного крушения Оттоманской империи в Европе" вследствие победы Сербии и Черногории <...> царское правительство предусматривало образование независимых Болгарии и Румелии "в их естественных границах", австро-венгерское -- автономных Боснии, Румелии и Албании. В Будапеште обе державы договорились о создании независимых Болгарии, Албании и "остальной Румелии". Таким образом, уже с середины 1876 г. принцип "независимости" начинает занимать большее место в системе русской политики, становится -- по инициативе петербургского кабинета -- специальным предметом международных переговоров...". Руководствуясь этим принципом "независимости", Россия и подготовила в конце 1877 г. проект мирного договора, который "с незначительными исправлениями 19 февраля (3 марта) 1878 г. в Сан-Стефано был подписан русскими <...> и турецкими уполномоченными" (С. Л. Чернов. Основные этапы развития русской официальной программы решения Восточного вопроса в 1877--1878 гг. -- В кн.: Балканские исследования, вып. 4. Русско-турецкая война 1877--1878 гг. и Балканы. М., 1978, стр. 26--27, 37--38).

Стр. 78. ...под покровительством и надзором "европейского концерта держав"... -- Достоевский употребляет обычную формулу тогдашней печати для обозначения соглашений "великих держав" -- Англии, Австро-Венгрии, Германии, Франции, Италии и России. Ср., например, еще до объявления войны: "По мнению московской газеты, Россия должна была отвергнуть всякие обманчивые надежды на силу европейского соглашения, весь мираж европейского концерта..." ( Г, 1877, 10 (22) апреля, No 98); "В этом западноевропейском "концерте"..." и т. д. -- писал А. И. Кошелев в статье "Настоящий смысл Восточного вопроса" (НВр, 1877, 23 ноября (5 декабря), No 625) и др.

Стр. 78. ... не будет у России ~ таких ~ клеветников... -- Намек на стихотворение Пушкина "Клеветникам России" (1831).

Стр. 79. ... не будь во все эти сто лет освободительницы-России... -- И далее, стр. 80: ... из-за чего Россия билась за них сто лет... -- Имеется в виду целый ряд русско-турецких войн начиная со второй половины XVIII в. (1768--1774; 1787--1791; 1806--1812; 1828--1829; 1853--1856).

Стр. 79. ... Россия ~ мрачный северный колосс... -- Ср. выше, примеч. к стр. 77. Слова о "колоссе" здесь ближайшим образом восходят к полемике Пушкина с "клеветниками России" в стихотворении "Бородинская годовщина":

...Еще ли росс

Больной, расслабленный колосс?

(Курсив наш,-- Ред.)

Выражение "колосс на глиняных ногах", идущее из Библии (см.: Книга пророка Даниила, гл. 2, ст. 31--35), с конца XVIII в. в Западной Европе стало применяться по отношению к царской России. Есть свидетельства, что впервые так назвал ее Дидро (1713--1784). Позднее на Западе появились варианты ("северный колосс", "русский колосс"), возникшие на той же основе: "колосс на глиняных ногах". См.: Ашукин, стр. 328--329.

Стр. 79. ... даже не чистой славянской крови... -- Намек на известную остроту: "Grattez le Russe -- et vous trouverez le tartare" ("Поскоблите русского -- и вы отыщете в нем татарина"), часто встречающуюся у Достоевского. См: наст. изд., т. XI, стр. 284; т. XIII, стр. 454; т. XV, стр. 203; т. XVI, стр. 454 и др. В "Дневнике писателя" упоминается неоднократно (ср., например, наст. изд., т. XXV, стр. 22).

Стр. 80. ... какой-нибудь ихний Иван Чифтлик... -- Достоевский здесь использует название одного из болгарских местечек, которое упоминалось и в октябрьских и ноябрьских газетах в связи с действиями русской армии. В "Северном вестнике" -- Иован Чифтлик. См.: СВ, 28 ноября (10 декабря), No 211 ("Известия с театра войны"); "Лагерь при ауле Чифтлик, под Карсом" -- СПбВед, 1877, 10 (22) ноября, No 311 ("С театра военных действий"); "Бивуак при с. Чифтлик" -- там же, 19 ноября (1 декабря), No 320 ("С театра военных действий") и др. "Отряд русских войск проник за Иован Чифтлик..."; "Говоря о последней схватке на Ломе около Кадыкиоя и Иована Чифтлика..." и т. д. -- писалось в "Петербургской газете", 1877, 23 октября, No 192 ("С театра войны"); или: "Колонна медленно отступила к селу Иван-Чифтлик..." -- M Вед, 1877, 11 августа, No 199 и др.

Стр. 80. ... самая национальность их исчезла бы в европейском океане, как исчезают несколько отдельных капель воды в море. -- Образ, использованный Достоевским, навеян, по-видимому, стихотворением "Клеветникам России".

Стр. 81. ... Россия и победит, и привлечет, наконец, к себе славян ~ Все воротятся в родное гнездо. -- Достоевский повторяет мотивы, часто звучащие в поэзии А. С. Хомякова (1804--1860):

Высоко ты гнездо поставил,

Славян полунощных орел,

Широко крылья ты расправил,

Глубоко в небо ты ушел! <...>

И ждут окованные братья,

Когда же зов услышат твой,

Когда ты крылья, как объятья,

Прострешь над слабой их главой...

О, вспомни их, орел полночи!...

("Орел", 1832?)

или:

Как ярки и радости полны

Светила грядущих веков!..

Вскипите ж, славянские волны!

Проснитеся, гнезда орлов!

("Вставайте! оковы распались" ... (1853)

и др.

Стр. 81. ... есть разные ученые и поэтические даже воззрения и теперь в среде многих русских. -- Из новейших "ученых... воззрений" Достоевский в первую очередь имеет в виду книгу H. Я. Данилевского "Россия и Европа" (СПб., 1871). См. о ней ниже, примеч. к стр. 83. Опираясь на работы славянофилов -- А. С. Хомякова (1804--1860), И. В. Киреевского (1806--1856), Ю. Ф. Самарина (1819--1876) и других, Данилевский соединяет их идеи с новыми теориями социального дарвинизма и говорит о славянском мире как едином организме, каждый элемент которого, вполне развиваясь сам, вместе с тем служит обогащению целого. Говоря о "поэтических... воззрениях", Достоевский скорее всего имеет в виду произведения А. С. Хомякова, Ф. И. Тютчева (1803-1873), А. Н. Майкова (1821-1897).

Стр. 81. ... малых сих... -- Выражение, восходящее к Евангелию, например: "И кто напоит одного из малых сих <...> не потеряет награды своей" (Евангелие от Матфея, гл. 10, ст. 42; см. также: гл. 18, ст. 6, 10, 14; от Марка, гл. 9, ст. 42; от Луки, гл. 17, ст. 2). Применяя слова Христа по отношению к славянам, "меньшим братьям", Достоевский повторяет мысль, высказанную еще А. С. Хомяковым в стихотворении "Кремлевская заутреня на Пасху" (1850):

В безмолвии, под ризою ночною,

Москва ждала; и час святой настал:

И мощный звон промчался над землею,

И воздух весь, гудя, затрепетал <...>

Откроем ли радушные объятья

Для страждущих, для меньшей братьи всей?..

(А. С. Хомяков. Стихотворения и драмы. Изд. 2-е. Л., 1969 (Б-ка поэта, большая серия), стр. 129--130, а также комментарий, стр. 567).

Стр. 82. А про окончание войны все вдруг начали толковать, не только в Европе, но и у нас со изъявили полное согласие,-- Рассуждения о мире возникали в Европе в связи с каждой победой русских в русско-турецкой войне. Заинтересованные европейские страны (в первую очередь Англия и Австро-Венгрия) не желали решительных успехов русских войск, поскольку, как понимали на Западе и в России, "мера <...> вознаграждений и уступок определяется размером успехов воюющих сторон" (С В, 1877, 31 октября (12 ноября), No 183). Русские, для которых военная ситуация складывалась благополучно, не спешили с заключением мира. По поводу рассуждений о мире за границей в русских газетах писали: "...можно ли думать, чтобы Россия удовлетворилась первыми решительными своими военными успехами и поспешила заключением мира <...> Смеем думать, что это решительно невозможно, между прочим и потому, что такой исход настоящей войны был бы совершенно несогласен именно с военного честью России, не говоря уже о ее существенных интересах в будущем". И далее: "...наши войска успеют вполне сокрушить их (турок,-- Ред.) <...> они не будут остановлены на полпути и добьются вполне почетного мира, во главе которого будет значиться полное освобождение Болгарии от невыносимого турецкого ига" (СПбВед, 1877, 1 (13) ноября, No 302). Вопросам условий мирных соглашений посвящены, в частности, статьи Н. Я. Данилевского, которые далее обсуждает Достоевский (см. ниже, примеч. к стр. 83). Так, в статье "О настоящей войне" Данилевский писал: "...балканские христианские народы получили бы им должное; будущая судьба их была бы устроена и упрочена. Но необходимо еще выполнение некоторых особых условий в видах вознаграждения -- как России за ее жертвы, так и самих христианских народов Турции за перенесенные ими страдания. Собственно в вознаграждение военных издержек России -- ей должен быть уступлен турецкий броненосный флот, который сделается для Турции бесполезною тягостью, и часть Малой Азии, по крайней мере, Каре и Батум..." и т. д. (РМир, 1877, 2 (14) августа, No 207; 13 (25) октября, No 279). "После того,-- рассуждает Данилевский в другой статье,-- как вся тяжесть борьбы, оказавшейся нелегкою вследствие препятствий, поставленных Европою же, легла на плечи одной России,-- кто может требовать, чтобы она поделилась плодами своих усилий, своей крови, и не только поделилась, а принесла их в жертву мнимым и беззаконным интересам Европы. Мы должны быть столь же свободны, как была в свое время свободна Германия..." и т. д. (РМир, 1877, 13 (25) октября, No 279). "... говорят,-- писалось по этому поводу в "Петербургской газете",-- что с Турции нечего будет взять -- это очень наивно, потому что законы международной политики не воспрещают удерживать за собою занятых провинций во время войны, пока издержки не будут уплачены. Наконец, Турция может расплатиться территориально" (ПГ, 1877, 11 ноября, No 206).

Стр. 82. ... большинство судящих начинает признавать и самостоятельность России ~ право ее заключить мир сепаратный, личный, не призывая Европы... -- Об этом, со ссылкой на другие издания, писалось, в частности, в "Новом времени": "Осмелится ли кто-нибудь прекословить решениям, которые продиктует низложенной Турции Россия одна, отклоняя всякое вмешательство? <...> Тогда ли не в нашей собственной власти будет получить вполне соответствующее вознаграждение и за все материальное усилие,-- вознаграждение даже с лихвою?.." (НВр, 1877, 29 октября (10 ноября), No 600). О неизбежности европейского вмешательства в дела России и Турции при заключении мира и необходимости сообразовывать свои требования с этим обстоятельством писал кн. Васильчиков в статье "По поводу слухов о посредничестве" (см. выше, примеч. к стр. 77).

Стр. 82. ... с большим жаром требуют железных турецких мониторов. -- Мониторы (англ. monitor) -- бронированные военные корабли с сильной артиллерией. Об этих "мониторах", долженствующих по заключении мира перейти в руки России, писал Н. Я. Данилевский в статье "О настоящей войне" (РМир, 1877, 2 (14) августа, No 207). Кн. Васильчиков, говоря о том, что весь турецкий флот в возмещение убытков России в руско-турецкой войне должен быть передан ей, горячо отстаивал это требование. См. выше, примеч. к стр. 72, 77.

Стр. 82. На присоединение Карса, Эрзерума и на право наше ~ многие изъявили полное согласие,-- В "Новом времени", со ссылкой на другие издания (рубрика "Среди газет и журналов"), по этому поводу писалось: "Каре и Эрзерум, как Батум, должны остаться в руках России..." (НВр, 1877, 11 (23) ноября, No 613). В следующем номере этой газеты, опять-таки с привлечением материалов других изданий, говорилось о необходимости присоединения к России "Ардагана, Карса и Батума" (там же, 12 (24) ноября, No 614). Далее в той же газете ("Внешние известия") говорилось: "...ни будущие завоевания России, ни желание ее оставить Каре за собой не встретят никаких препятствий со стороны континентальных держав при окончательном заключении мира" (там же, 15 (27) ноября, No 617). В результате русско-турецкой войны вся Карская область отошла к России.

Стр. 83. Николай Яковлевич Данилевский, написавший ~ книгу "Россия и Европа", в которой есть лишь одна неясная и нетвердая глава, именно о будущей судьбе Константинополя... -- Н. Я. Данилевский (1822--1885) -- ученый-естественник и философ, в молодости -- фурьерист и участник кружка Петрашевского. Достоевский знал о его капитальном труде "Россия и Европа" еще до выхода книги в свет (она печаталась в журнале "Заря" за 1869 г.), с нетерпением ждал ее и спрашивал об отдельном ее издании, которое появилось в 1871 г. (см. письма А. Н. Майкову от 2 марта 1868 г., от И декабря 1868 г.; Н. Н. Страхову от 12 декабря 1868 г.; от 24 марта 1870 г.). Н. Я. Данилевский, из "отчаянного фурьериста" обратившийся "к России", к "своей почве и сущности", был Достоевскому особенно любопытен (см. письма А. Н. Майкову от И декабря 1868 г., H. H. Страхову от 12 декабря 1868 г., С. А. Ивановой от 8 марта 1869 г.). Работа Данилевского произвела на Достоевского глубокое впечатление: "Статья же Данилевского, в моих глазах, становится все более и более важною и капитальною. Да ведь это -- будущая настольная книга всех русских надолго <...> Она до того совпала с моими собственными выводами и убеждениями, что я даже изумляюсь на иных страницах сходству выводов <...> Я до того жажду продолжения этой статьи, что каждый день бегаю на почту <...> Потому еще жажду читать эту статью, что сомневаюсь несколько, и со страхом, об окончательном выводе; я все еще не уверен, что Данилевский укажет в полной силе окончательную сущность русского призвания, которая состоит в разоблачении перед миром русского Триста, миру неведомого и которого начало заключается в нашем родном православии. По-моему, в этом вся сущность нашего будущего цивилизаторства и воскрешения хотя бы всей Европы и вся сущность нашего могучего будущего бытия" (письмо H. H. Страхову от 30 марта 1869 г.). Далее, при чтении "России и Европы" в выходящих номерах "Зари", Достоевский с огорчением заметил свое расхождение с Данилевским: "Все назначение России заключается в православии, в свете с Востока, который потечет к ослепшему на Западе человечеству, потерявшему Христа <...> Ну представьте же Вы себе теперь <...> что даже в таких высоких русских людях, как, например, автор "России и Европы" -- я не встретил этой мысли о России, то есть об исключительно-православном назначении ее для человечества" (письмо А. Н. Майкову от 9 октября 1870 г.). О Константинополе в первоначальном отзыве Достоевского на книгу ничего не говорится. Видимо, собираясь полемизировать с автором "России и Европы" через восемь лет, Достоевский еще раз заглянул в эту книгу, тем более что к ней отсылал и сам Данилевский в позднейших статьях, о которых далее Достоевский ведет речь (см.: РМир, 1877, No 207, No 309). "Неясная и нетвердая глава, именно о будущей судьбе Константинополя" -- глава XII, "Восточный вопрос". В ней Данилевский писал: "...всеславянская федерация -- вот единственно разумное, а потому и единственно возможное решение Восточного вопроса" (см.: Н. Я. Данилевский. Россия и Европа. СПб., 1871, стр. 387). И далее, о Константинополь: "Царьград должен быть столицею не России,-- а всего Всеславянского Союза" (там же, стр. 408). Интерес к Данилевскому у Достоевского не пропал и в позднейшие годы. В 1880 г. Е. А. Штакеншнейдер записывает в "Дневнике": Достоевский "начал говорить про новую книгу Н. Я. Данилевского (она еще не вышла), в которой Данилевский доказывает, что все творения обладают даром сознания, не одни только люди, но и животные и даже растения (речь идет о книге: Н. Я. Данилевский. Дарвинизм, т. I--II. СПб., 1885, 1889,-- Ред.). Сосна, например, тоже говорит: "Я есмь!" <...> "Сознать свое существование, мочь сказать: я есмь! -- великий дар,-- говорил Достоевский,-- а сказать: меня нет,-- уничтожиться для других, иметь и эту власть, пожалуй, еще выше"" (Е.А. Штакеншнейдер. Дневник и записки (1854--1886). М.--Л., 1934, стр. 428).

Стр. 83. ... напечатал недавно в газете "Русский мир" ряд статей о том же самом предмете. -- Статьи Данилевского печатались в газете "Русский мир" под разными названиями, хотя все они объединены общей темой -- Восточный вопрос. Цикл открывался статьей "О настоящей войне" (РМир, 1877, No 207), затем: "Европа и русско-турецкая война" (No 279), "Проливы" (No 289, No 290), "Константинополь" (No 308, No 309). О реакции на спор Достоевского и Данилевского одного из представителей демократической критики -- А. М. Скабичевского (1838--1911), с которым писатель в следующем выпуске "Дневника" вступит в прямую полемику по другому поводу, см. наст. изд., т. XXV, стр. 341.

Стр. 83. После превосходных и верных рассуждений, например, о том, что Константинополь ~ как, например, прежде Краков ~ общим городом всех восточных народностей. -- См. статью Данилевского "Константинополь" (РМир, 1877, 11 (23) и 12 (24) ноября, NoNo 308 и 309). Рассуждение именно о Кракове см. в No 309. "По нашему решению задачи,-- пишет Данилевский в заключительной части своей статьи,-- назовем его пока идеальным -- Константинополь должен быть городом общим всему православному и всему славянскому миру, центром восточно-христианского союза. В этом качестве он будет, следовательно, принадлежать и России..." (там же, 12 (24) ноября, No 309).

Стр. 83. Великан Гулливер мог бы, если б захотел, уверять лилипутов, что он им во всех отношениях равен... -- Гулливер, герой сатирического романа Д. Свифта (1667--1745) "Путешествия Гулливера" (1726), упоминается Достоевским в "Бесах", см. наст. изд., т. X, стр. 7.

Стр. 84. ... когда придут к тому сроки... -- Частая у Достоевского реминисценция из книг Нового Завета: "...не ваше дело знать времена или сроки, которые отец положил в своей власти" (Деяния апостолов, гл. 1, ст. 7; ср. также: Первое послание к фессалоникийцам, гл. 5, ст. 1--2).

Стр. 84. ... а что она, Россия, доросла". И доросла. -- Повторяющаяся в этой главке мысль и горячая ее защита вызваны полемикой не столько с Данилевским, сколько с теми утверждениями, появлявшимися на страницах русских газет и журналов, согласно которым Россия еще не готова к освобождению братьев-славян. Ярче всего эта позиция была заявлена журналом "Вестник Европы". Автор "Внутреннего обозрения" этого журнала писал в начале октября: "Нам припоминается <...> то, что говорилось и творилось у нас в печати год тому назад, когда в сентябре, в эпоху всеобщего увлечения сербским вопросом, мы сказали, между прочим: "Мы должны помнить, что, следуя влечению, мы не вправе еще претендовать на выдачу нам аттестата зрелости; свидетельство о ней мы можем получить только за работу внутреннюю, в частностях своих мелкую, но в общем более трудную, чем простое денежное пожертвование и даже чем доблестная, но минутная жертва жизнью за славное дело свободы. Помогайте славянам, но не забывайте и своих дел..." Многие, может быть, помнят, какую бурю произвели в некоторых органах нашей печати эти наши слова..." (ВЕ, 1877, No 10, стр. 822). Соображения такого рода повторялись в статье А. Н. Пыпина "Наша печать и болгарские дела", которую, судя по ноябрьскому выпуску "Дневника", внимательно прочел Достоевский. "В настоящее время,-- писал Пыпин,-- несомненно ходит в умах представление о национальной связи и солидарности славянских племен; оно играло свою роль в подготовлениях настоящей войны <...> Но, как мы не раз уже о том говорили, дело понимается у нас в большинстве случаев крайне ошибочно и с большой примесью фантазии. Общество как-то вдруг открыло эту связь <...> и вдруг нашло, что здесь-то и заключается главный нерв всего нашего национального бытия. Мы решили, что великая идея отныне в наших руках, и уже готовились собирать ее плоды. Но, к сожалению, великие идеи не даются так легко. Они требуют труда -- прежде всего над самими собой... Это начало мы сочли ненужным <...> За отсутствием прямого дела, значительная часть общества принялась фантазировать на эту тему,-- что не требовало никакого труда и было очень приятно <...> Теория славянского единства, таким образом понимаемая, приобрела черты самого непривлекательного обскурантизма, с которым соединяется, как обыкновенно, великое самомнение и отсутствие терпимости <...> Славянская солидарность и единство в образовании могут иметь будущность только на почве широкого общественно-политического развития и успехов свободной литературы, каких мы, к сожалению, еще далеко не имеем. Мы можем служить славянству своей материальной помощью <...> но это еще не есть культурное могущество, и в настоящий момент мы едва ли готовы взять на себя роль руководителей славянства, какими хотят быть наши теоретики, и если возьмем ее, она может оказаться нам еще не по силам. Для этой роли нужно нечто большее, чем то, что может в настоящую минуту представить наше внутреннее общественное содержание" (там же, стр. 883--884, см. также стр. 885). Заявления Пыпина, как и другие заявления аналогичного свойства (см., например, статью Е. И. Утина "Болгария во время войны. Заметки и воспоминания": ВЕ, 1877, No И), высказанные вполне безапелляционно, безусловно вызывали раздражение Достоевского, и "это чувство диктовало писателю многие утверждения заключительных главок ноябрьского выпуска "Дневника". С полемикой по тем же пунктам, но гораздо сдержаннее, чем Достоевский, выступил в "Новом времени" А. И. Кошелев, опубликовавший в ноябрьских номерах газеты ряд статей под общим заглавием "Настоящий смысл Восточного вопроса". См.: НВр, 1877, 23--25 и 27 ноября (5--7 и 9 декабря), NoNo 625--627 и 629. См. также статью А. Зиссермана "Нашим обвинителям": там же, 13 (25) ноября, No 615.

Стр. 84. ... изменения близкого, стоящего "при дверях". -- Ср.: "...когда вы увидите все сие, знайте, что близко, при дверях" (Евангелие от Матфея, гл. 24, ст. 33, ср. также: Евангелие от Марка, гл. 13, ст. 29).

Стр. 84. Еще недавний спор болгар с патриаршим престолом... -- Об этом споре, кратко формулируя его суть и причины, напоминал Данилевский в статье "Константинополь": "Говорят, что мы сами оттолкнули ее (константинопольскую патриархию,-- Ред.) от себя односторонним покровительством болгар в их распре с греками. Охотно допускаем, что болгары перешли надлежащую меру, что они (впрочем, точно так же, как и их противники) признали вмешательство мусульманской власти в дела православной церкви; выговорили себе несогласное с церковными канонами право иметь самостоятельного главу своей церкви (оставшейся православной) в том же городе, где находится кафедра вселенского патриарха <...> Но что же повело к этому и в чем собственно сущность дела? Не в честолюбивых ли притязаниях греков эллинизировать болгар введением в их церквах богослужения на греческом языке, замещением болгарских архиерейских кафедр исключительно греками, распространением греческих школ среди болгарских населений <...> Не явно ли, что национальное беспристрастие, которое должно бы руководить церковью, носящею название Вселенской, и которым в прежние времена она и отличалась,-- было принесено в жертву узким интересам эллинизма -- так называемой великой идее. Не отголосок ли это тех навеянных с Запада опасений всепоглощающего панславизма, которые так распространились в последнее время между греками и которые дошли до того, что значительная часть эллинской интеллигенции проповедовала союз с Турцией против России и славянства" (РМир, 1877, 11 (23) ноября, No 308). Об этом же споре болгар с патриаршим престолом напоминал и автор статьи "Недобитый народ" в "Современном обозрении" "Отечественных записок" (ОЗ, 1876, No 9, стр. 10--12).

Стр. 85. Я знаю, очень многие назовут такое суждение "кликушеством", но Н. Я. Данилевский слишком может понять то, что я говорю. -- Достоевский имеет в виду сходные мысли, высказанные самим Данилевским и косвенно отразившиеся, в частности, в том цикле статей, о котором здесь идет речь. Более обоснованным (если исходить из посылок, положенных самим Данилевским в основу своей системы идей) и подробным образом эти суждения были выражены в книге "Россия и Европа". См. примеч. к стр. 83.

Обвинения в "кликушестве" по поводу политических убеждений и прогнозов Достоевского действительно раздавались и даже не прикровенно, а именно в той форме, в какой это писателю представлялось (см. наст. изд., т. XXV, стр. 339--341). Достоевский тем более легко мог предвидеть подобную реакцию на свои идеи, что обвинения в "кликушестве" издавна сопровождали, как правило, все и всякие теории славянофильского толка. См., например, стихотворение Н. Ф. Щербины (1821--1869), направленное одновременно и против А. Н. Островского (1823--1886), и против его почитателя -- А. А. Григорьева (1822--1864), будущего критика и публициста журналов братьев Достоевских "Время" и "Эпоха" (1861--1863, 1864--1865), "После чтения одной "Элегии--оды--сатиры"" (1854):

Внимая голосу восторженных кликуш,

В себе почуял ты какого-то гиганта

И о себе самом понес смешную чушь <...>

Блеснула с Запада нам света благодать,

Мы к свету истины стремимся всей душою,--

И вот задумали порыв наш задержать

Кликуши вещие татарской стариною!..

(Н. Ф. Щербина. Избранные произведения. Л., 1970 (Б-ка поэта, большая серия), стр. 263--264, а также стр. 558--559). Стихотворения Щербины имелись в библиотеке Достоевского. См.: Гроссман, Семинарий, стр. 32. В статье второй "Книжность и грамотность" из "Ряда статей о русской литературе" (1861) Достоевский, не касаясь поэзии Щербины, подробно обсуждает вопросы, вызванные проектом книги для народного чтения, составленным поэтом. Отдавая должное уважение этому "единственно сколько-нибудь серьезному проекту для народной книги", Достоевский по ходу анализа "проекта" иронически подчеркивает интеллигентскую, в конце концов -- "западническую" его природу, несмотря на добросовестность, ум и лучшие намерения автора. См. наст. изд., т. XIX, стр. 21--57, 236--252.

Стр. 86... мо ведь допускает же автор статьи, что Россия могла бы владеть Константинополем одна, пока, временно ~ чтоб после передать его на общее владение народцам... -- Ср.: "...Константинополь должен быть взят временно в руки России, с тем, чтобы в должное время быть переданным всем тем, которые имеют на него право" (РМир, 1877, 12 (24) ноября, No 309).

Стр. 86. И вдруг автор даже и пока не решается доверить России Константинополь ~ и в этом почти перст божий. -- Ср.: "...неожиданно сильное сопротивление Турции есть явление, которое должно считать благоприятным. В нем, как во всем этом деле, начиная с герцеговинского восстания, ясно видна рука божия, обращающая во благо самые козни врагов..." и т. д. (РМир, 1877, 12 (24) ноября, No 309).

Стр. 86. ... автор предполагает при этом новом существовании Турции полнейшее влияние на нее России и, так сказать, зависимость Турции от России. -- Ср.: "Что касается самой Турции, то, лишенная европейского кредита, флота, Дунайских и Балканских крепостей и тех подданных, соками которых она питалась, ей не останется ничего иного, как, отбросив мечты о невозвратимом внешнем величии, предаться исключительно заботам о своем возможном еще внутреннем благосостоянии и подчиниться вполне влиянию России" (РМир, 1877, 2 (14) августа, No 207).

Стр. 86. ... автор почти сошелся, в конце концов, с политическим мнением лорда Биконсфильда, то есть что существование Турции необходимо и уничтожена она быть не может. -- Ср. заключение последней статьи Данилевского (РМир, 1877, 12 (24) ноября, No 309) и "Речь лорда Биконсфильда" (РМир, 1877, 2 (14) ноября, No 299). По мнению Биконсфилда и его единомышленников в Англии и Австро-Венгрии, Россия не имела права начинать войну и европейский мир обеспечен лишь существованием Турции с ее территориальным status quo. См.: ПВ, 1877, 30 октября (11 ноября), No 240; 20 ноября (2 декабря), No 258 ("Иностранные известия"); НВр, 1877, 30 октября (11 ноября), No 601.

Стр. 86. Ют Турции останется одна тень,-- говорит Н. Я. Данилевский ~ не только живым, но еще здоровым организмом, пока невозможно (!?)..." -- РМир, 1877, 12 (24) ноября, No 309.

Стр. 87. ... "что занятие Константинополя русскими встретит самое решительное сопротивление со стороны большинства европейских держав". -- Не совсем точная передача рассуждения Данилевского: Ср.: "Он (Константинополь,-- Ред.) мог бы, пожалуй, быть признан и вольным городом, но под исключительным протекторатом России <...> т. е. с русским гарнизоном и под общим ее административным надзором. Такое решение было бы весьма желательно и вполне удовлетворительно; но нельзя сомневаться, что оно встретит самое решительное сопротивление со стороны большинства европейских держав" (там же).

Стр. 88. ... мнение, например, о силе католического всемирного заговора ~ разделяется теперь всеми и подтвердилось фактами. -- Об этом "заговоре" Достоевский рассуждал в майско-июньском выпуске "Дневника писателя" за 1877 г. (см. наст. изд., т. XXV, стр. 154--164) н в сентябрьском и октябрьском выпусках (см. стр. 11--17, 54--59). См. об этом: наст. изд., т. XXV, стр. 335.

Стр. 88. Единственный политик в Европе со князь Бисмарк. -- Достоевский неоднократно в "Дневнике писателя" 1876--1877 гг. возвращается к этой теме. Об отношении Достоевского к Бисмарку см.: наст. изд., т. XXV, стр. 335.

Стр. 88. (Социализмом проедена Германия.) -- О социалистическом движении в Германии немало писалось в русских периодических изданиях. В "Корреспонденции из Берлина" (статья "Германия и Восточный вопрос", подпись: К.) сообщалось: "Ультрамонтаны и социал-демократы, причем влияние последних растет в ужасающих размерах <...> открытые противники всякого национального настроения и постоянно нападают на него самым ожесточенным образом и в своих сочинениях и в своих речах...". И далее автор говорит о "социал-демократических тенденциях, которые теперь проявляются всюду, а не в одних только социал-демократических кружках" (ВЕ, 1877, No 10, стр. 845--846, 848). Ранее в том же журнале см., например, сообщения того же корреспондента: ВЕ, 1877, No 2, стр. 856 и след. В ноябрьском номере "Отечественных записок" ("Современное обозрение") этой темы касалась большая статья А. Исаева "Социально-политические конгрессы Германии и их значение для экономической науки" (ОЗ, 1877, No 11, стр. 58--84). Об этом же писали газеты; в конце ноября, например, "Северный вестник" ("Политические известия. Берлин"). См.: СВ, 1877, 25 ноября (7 декабря), No 208.

Стр. 88. Раздавить католицизм в момент избрания нового папы Бисмарку необходимо. -- "Никогда еще Германия,-- писалось в передовой статье "Ультрамонтанская ловушка" "Петербургской газеты",-- не находилась в таком благоприятном положении для нанесения смертельного удара своему вековому противнику (папству и католицизму,-- Ред.); Россия, всегда отвергавшая папские притязания, выходившие из пределов чисто духовной сферы, готова поддержать Германию всею силою своего могущества" (ПГ, 1877, 4 ноября, No 201).

Стр. 88. ... европейские политики, следуя за нескончаемой борьбой Мак-Магона с республиканцами, желают от всего сердца победы республиканцам со князь Бисмарк ~ понимает вполне, что Франция отжила свой век... -- Борьба Мак-Магона с республиканцами изо дня в день освещалась в русской и западной печати. Достоевский в "Дневнике писателя" то и дело возвращается к этой теме. Впервые подробно в мартовском выпуске за 1876 г. (см. наст. изд., т. XXII, стр. 83--91).

Стр. 89. ... войти в новый фазис существования и борьбы за существование -- в фазис подземной, рептильной, заговорной войны. -- Отголоски распространенных в 1860--1870-х гг. идей социального дарвинизма, согласно которым человеческое общество развивается по законам биологического организма.

Стр. 89--91. Народу оно скажет ~ Картина эта, увы -- не фантазия. -- Высказанные здесь идеи Достоевский с большей подробностью развивает позднее в "Братьях Карамазовых", именно в форме фантастической поэмы, принадлежащей Ивану Карамазову (часть вторая; книга пятая "Pro и contra"; V. "Великий инквизитор"). В "Дневнике писателя"подробно об этом см. в мартовском выпуске за 1876 г. (см. наст. изд., т. XXII, стр. 87--91).

Стр. 90. ... благословляя иезуитов и одобряя праведность "всякого средства для Христова дела". -- Об иезуитах, которые "поставили даже правилом своим считать все средства годящимися, лишь бы цель могла быть достигнута", Достоевский писал еще в "Двойнике" (см. наст. изд., т. I, стр. 351). С тех пор и в художественном творчестве, и в публицистике Достоевский упоминает это "правило" только в резко-неодобрительном контексте. Об иезуитских правилах, и в частности о том, что "цель оправдывает средства", в свое время подробно писал Ю. Ф. Самарин. См.: Ю. Ф. Самарин. Иезуиты и их отношение к России. М., 1866. Об отношении Достоевского к Ю. Ф. Самарину см. в "Дневнике писателя" за 1876 г. (наст. изд., т. XXII, стр. 102). Об альянсе католической верхушки и иезуитов на новом историческом этапе, современном автору "Дневника писателя", см. наст. изд., т. XXV, стр. 335.

Стр. 90. ... люди захотели создать нечто вроде человеческого безошибочного муравейника. -- Символ "муравейника", как и упоминающейся далее "Вавилонской башни" (один из постоянных мотивов в творчестве Достоевского зрелого периода), из "Дневника писателя" позднее переходит в "Братья Карамазовы" и играет в идеологических главах романа важнейшую роль.

Стр. 90. ... формулу спасения его: "Возлюби ближнего как самого себя"... -- Имеются в виду слова Христа: "...люби ближнего твоего, как самого себя" (Евангелие от Матфея, гл. 19, ст. 19; гл. 22, ст. 39; от Марка, гл. 12, ст. 31), кратко выражающие смысл заповедей, данных людям от бога (Исход, гл. 20, ст. 12--17; Левит, гл. 19, ст. 11, 13--18; Второзаконие, гл. 5, ст. 16-- 21), и все учение самого Христа (см.: Послание к римлянам, гл. 13, ст. 8--9). Ср., например, "Сон смешного человека" -- наст. изд., т. XXV, стр. 119.

Стр. 90. ... "Chacunpour soi et Dieu pour tous"... -- См. мартовский (гл. 2, § III) и апрельский (гл. 1, § III) выпуски "Дневника писателя" за 1877 г. (наст. изд., т. XXV, стр. 84, 101).

Стр. 90. ... научными аксиомами вроде "борьбы за существование". -- Имеются в виду теории социального дарвинизма.

Стр. 90. ... "земным владыкою и авторитетом мира сего"... -- Достоевский многократно и в разных формах варьирует эту мысль как в художественном творчестве, так и в публицистике. В "Дневнике писателя" 1876--1877 гг. впервые подробно см.: наст. изд., т. XXII, стр. 87--91. Позднее эта мысль становится одной из важнейших в романе "Братья Карамазовы". О политике Ватикана, "божественном авторитете церкви" и борьбе католичества за светскую власть см., например: ЕВ, 1877, 29 ноября (11 декабря), No 265 ("Иностранные известия").

Стр. 91. Во всяком случае ~ мы нужны Германии даже более, чем думаем. -- О том, что расположение Германии к России "эгоистично" и продиктовано немецкими интересами, писали в русских газетах. "Новое время" (рубрика "Среди газет и журналов") приводит, например, мнение "Современных известий", согласно которому Россия нужна Германии ввиду весьма возможной борьбы с Францией: ПВр, 1877, 26 ноября (8 декабря), No 628.

Стр. 91. ... в германских газетах заговорили многие о занятии нами Константинополя как о деле самом обыкновенном. -- О возможном занятии русскими войсками Константинополя писали в октябре--ноябре и русские, и иностранные газеты. В некоторых корреспонденциях сообщалось даже, что только в этом случае результаты русских побед были бы вполне надежны и успешны. "Что касается германского правительства, и в особенности Бисмарка, то они склоняются к убеждению, что положение Турецкой империи ухудшится и войны будут повторяться периодически, если теперь дело будет сделано наполовину и если Европа доверится хоть сколько-нибудь турецким обещаниям" (НВр, 1877, 30 октября (11 ноября), No 601 ("Толки о мире у нас и за границей")). См. также корреспонденцию из Берлина ("Внешние известия") -- там же, 1 (13) ноября, No 603.

Стр. 91. Надо считать, что дружба России с Германией нелицемерна и тверда и будет укрепляться чем дальше, тем больше... -- Об этом писалось в русской печати, например: "России нет основания сомневаться в дружественном расположении Германии: оно основано на фактах и общности интересов" (ПГ, 1877, 4 ноября, No 201). Утверждения такого рода в свою очередь опирались на факты дипломатических соглашений и заявления государственных деятелей. Бисмарк, например, в одной из речей в прусском парламенте незадолго до начала войны говорил: "Цель России -- не великие завоевания. Император Александр был всегда нашим верным союзником, и Россия только просит нашего содействия на конференции для улучшения положения славян в Турции -- цель, для достижения которой наш император и народ охотно протянет руку помощи. Что мы поддержим эту цель -- то в этом не может быть ни малейшего сомнения <...> Если конференция не приведет ни к каким результатам, то военные действия со стороны России весьма вероятны. Для этих последних, однако, Россия не просит нашей помощи, хотя никто не ожидает, что мы наложим на это свое veto <...> Пока мы стоим на этом месте, вы никогда не успеете извлечь выгоды из нашей дружбы с Россией,-- дружбы, которая продолжалась целые столетия и основана на истории". См. в кн.: Синклер, стр. 63--64. Поскольку "дружба" России и Германии, если идти в глубь "столетий", не была безусловной, то слова канцлера, как ясно понимали современники, недвусмысленно передавали благодарность за нейтралитет России во время франко-прусской войны и обещание действовать точно так же в случае русских военных действий.

Стр. 91. Но об этом обо всем мы говорили еще недавно. -- См. стр. 5--24.

Стр. 91. Пока действуют теперешние великие предводители Германии... -- Имеются в виду Бисмарк и император Вильгельм I. Ср. запись в черновых материалах этой главы: "...у Бисмарка и у великого императора Германии" (см. выше, стр. 188). О Бисмарке см. наст. изд., т. XXV, стр. 335.

Вильгельм I, Фридрих-Людвиг -- король прусский и император германский (1797--1888). С 1862 г., когда Бисмарк стал во главе министерства Вильгельма I и занялся решением задачи объединения Германии под гегемонией Пруссии, имена Бисмарка и германского императора постоянно упоминались вместе. Достоевский, как и Н. Я. Данилевский в статье "Европа и русско-турецкая война", в ту пору ошибался, полагая, что Вильгельм I и Бисмарк настроены дружелюбно по отношению к России и славянству. "На стороне России и восточных христиан,-- писал Данилевский,-- во-первых, благородный и великодушный император Германии <...> на той же стороне, думаю, и его канцлер -- тонкий и глубокий политик, да еще группа благородных англичан: Гладстон, Карлейль, Фрпман, Брайт, Фарлей и те, конечно, которые следуют за этими руководителями в Германии и Англии" (РМир, 1877, 13 (25) октября, No 279). Корреспондент "Вестника Европы" в октябрьском номере журнала напоминал: "В Германии никто не мог сомневаться насчет тех чувств, какие питают к России император Вильгельм и князь Бисмарк. Стоило только вспомнить знаменательные слова, с каким император Вильгельм обратился к императору Александру после подписания предварительных условий мира в Версале: "Пруссия никогда не забудет, что она вам обязана за то, что война не приняла чрезвычайных размеров" <... > Точно так и князь Бисмарк высказался самым недвусмысленным образом касательно отношения Германии к России по поводу известного запроса Рихтера в рейхстаге: "Если оппозиция намеревается нарушить дружественные отношения между Россией и Германией, то ей это не удастся". К этому канцлер прибавил, что этот взгляд разделяют и император Вильгельм и союзные правительства" (ВЕ, 1877, No 10, стр. 835--836).

Стр. 92. (См. "Дневник писателя" октябрь 1876 и апрель 1877 года.) -- О деле Корниловой Достоевский уже писал в "Дневнике писателя" за 1876 и 1877 гг. (см. наст. изд., т. XXIII, стр. 19, 136--141 и XXV, стр. 119--121).

Стр. 92. ... объявили публично, что первый обвиняющий Корнилову приговор был отменен ~ и не влияло ли на поступок преступницы ее беременное состояние?" -- См. об этом: наст. изд., т. XXV, стр. 119.

Стр. 93. Но в "Северном вестнике", в новородившейся тогда газете, как раз я прочел статью... -- Речь идет о статье "Беседа", напечатанной в No 8 указанной газеты за 1877 г. (8 (20) мая 1877 г. Подпись: "Наблюдатель"). Газета "Северный вестник" стала выходить в свет с 1 (13) мая 1877 г. Об одобрительной реакции других журналистов, в частности Н. В. Шелгунова, публициста журнала "Дело", на вмешательство Достоевского в сложный юридический процесс см. наст. изд., т. XXV, стр. 341.

Стр. 93. ... подвергся и Лев Толстой за "Анну Каренину"... -- Нападки Наблюдателя на роман Толстого "Анна Каренина" начинаются следующим образом: "Анна Каренина умерла. Это в своем роде событие. Ее убил тот факт, что к ней охладел блестящий Вронский: так по крайней мере изъясняет граф Толстой. Но так как Вронский весьма похож на героев Марлинского и ничем не отличается от старинного типа губителей женских сердец, гуляющих по Невскому, или позирующих в гостиных, или лежащих в растворенных окнах зданий сухопутного ведомства,-- то не верится, чтоб женщина умная могла окончить жизнь на мотив тривиального романса: "Он меня разлюбил" <...> Мне кажется, Анну Каренину убил скорее тот факт, что к ней охладел русский читатель, а не Вронский. Читателя утомила эта долговременная диета на психологии с длинными промежутками между приемами. Но одно такое утомление читателя, быть может, еще не побудило бы автора приблизиться к развязке. Относительно читателей гр. Толстой, очевидно, держится правила губителей и губительниц сердец: пусть страдают. Но Восточный вопрос выдвинулся наконец до такой степени на первый план, что заслонил собой Анну Каренину даже в умах таких ее фанатиков, как критики "Голоса". Вот отчего, по всей вероятности, она и умерла так неожиданно..." и т. д. См.: СВ, 1877, 8 (20) мая, No 8.

Стр. 93. ... объяснить каким-нибудь особым случайным обстоятельством, болезненностью, "аффектом"... -- Объяснения такого рода часто мелькали в процессах 1860--1870-х годов для смягчения приговора или оправдания обвиняемого. Неудовлетворительность этих объяснений и собственные сомнения, возникшие у писателя в связи с делом Корниловой и участием в ее оправдании, побудили Достоевского затронуть эту тему в "Братьях Карамазовых" и еще раз осудить (уже без всяких оговорок) в адвокатской практике ссылки на "аффект" для отмены обвинительного приговора. См. наст. изд., т. XV, стр. 587--588.

Стр. 94--96. ... Гораздо труднее присяжным ~ Эк, велико дело: ведь не убился же ребенок; а что его били, так ведь "его должность такая",-- См.: СВ 1877, 8 (20) мая, No 8.

Стр. 96. Первоначально действительно выдвинута была мысль, что мачеха мучила ребенка и из ненависти к нему решилась убить его. Но впоследствии обвинение совсем оставило эту мысль... -- Ср. далее, стр. 100 и примеч. к ней.

Стр. 97. Было только одно свидетельство одной только женщины, жившей тут же в коридоре рядом ~ выяснилось потом защитой, как "коридорная сплетня"... -- Достоевский писал об этом в апрельском номере "Дневника" за 1877 г. См. наст. изд., т. XXV, стр. 120.

Стр. 100. ... от обвинения в предумышленности преступления отказался сам прокурор ~ публично, гласно, торжественно, в самый роковой момент суда. -- Это обстоятельство Достоевский особо подчеркнул в апрельском номере "Дневника" за 1877 г. См. наст. изд., т. XXV, стр. 120.

Стр. 102. Выражение: "Ну, живуча" -- было выставлено защитником экспертом же (а не обвинением)... -- Эту фразу Достоевский приводит в апрельском номере "Дневника" за 1877 г. См. наст. изд, т. XXV, стр. 119.

Стр. 102. ... писал тогда ~ взяла, да и сделала?" -- Достоевский неточно цитирует свои слова, но не искажает их смысла. В октябрьском номере "Дневника" за 1876 г. Достоевский писал: "Произошло бы, например, вот что: оставшись одна с падчерицей, прибитая мужем, в злобе на него, она бы подумала в горьком раздражении, про себя: "Вот бы вышвырнуть эту девчонку, ему назло, за окошко",-- подумала бы, да и не сделала. Согрешила бы мысленно, а не делом. А теперь, в беременном состоянии, взяла да и сделала". См. наст. изд., т. XXIII, стр. 139.

Стр. 102. ... четвертый, Дюков, эксперт именно по душевным болезням ~ он, дескать, акушер, он больше всех должен знать в болезнях женщин. -- Об экспертах, принявших участие в процессе Корниловой, Достоевский писал в апрельском номере "Дневника", уже тогда подчеркивая компетентность мнения Дюкова ("известный наш психиатр") и некомпетентность мнения Флоринского ("к счастью, он не психиатр, и мнение его прошло без всякого значения"). См. наст. изд., т. XXV, стр. 120.

Стр. 104. ... это пуританин... -- Достоевский далее разъясняет значение этого слова в данном контексте: "...человек честнейший, серьезнейший..." и т. д.

Стр. 104. ... брак ~ именно как на таинство. -- Брак -- одно из семи таинств православной церкви: крещение, миропомазание, причащение, покаяние, священство, брак, елеосвящение.

Стр. 105. У меня же в голове насчет ее ходило несколько мрачных мыслей... -- Здесь и далее Достоевский опирается на собственный опыт и впечатления, вынесенные им из Сибири, отразившиеся наиболее полно в "Записках из Мертвого дома" (1861--1862).

Стр. 107. То, что вы заступаетесь за детей, конечно, делает вам честь, но ~ мной-то вы обращаетесь слишком высокомерно. -- Мысль о том, что взрослые и дети гораздо теснее связаны друг с другом, чем это обычно кажется, ясно высказана в "Униженных и оскорбленных" (1861). Достоевский вернулся к ней и подробно разработал позднее в "Братьях Карамазовых", полагая, что соображения такого рода должны быть учтены философско-политическими системами, обсуждающими вопросы переустройства мира.

Стр. 107. Когда был процесс Кронеберга... -- Об этом процессе Достоевский подробно говорит в "Дневнике писателя" за 1876 г. См. наст. изд., т. XXII, стр. 50--73.

Стр. 108. ... случилось заступиться за малолетних детей Джунковских... -- Достоевский имеет в виду "Дневник писателя" за 1877 г., июль-август. См. наст. изд., т. XXV, стр. 181--193.

Стр. 108. ... в "Дневнике" заговаривал о детях ~ даже упомянул об одном мальчике у Христа на елке... -- В первую очередь имеется в виду подробная разработка названных тем в "Дневнике писателя" за 1876 г. См. наст. изд., т. XXII, стр. 7-26, 50-73; т. XXIII, стр. 20-27, 77-84, 92-100; т. XXIV, стр. 36-43, 50-59; т. XXV, стр. 119-121, 181--193; 219-223.

Стр. 108--109. Вы зло посмеялись надо мною, г-н Наблюдатель, за одну фразу ~ Как трогательно (прибавляете вы), но горе бедному ребенку и т.д. и т, д. -- Оппонент Достоевского "зло посмеялся" над писателем еще раз в другой статье под тем же названием "Беседа".

Говоря о наказании преступников в Англии, Наблюдатель пишет: "... в Англии на этот счет строго. Не то что у нас, где признали невменяемость по "запальчивости и раздражению" для мачехи, которая долгое время преследовала и била маленькую падчерицу, а, наконец, в один прекрасный день взяла да и выкинула ее на улицу из четвертого этажа <...> скажу, что у нас наверное будет признана "невменяемость" того почтальона, который на днях в Петербурге зарезал своего полуторагодовалого сына и вошедшей жене сказал: "На, полюбуйся...", а потом признался, что хотел зарезать дочь, но ошибся и зарезал сына. Что ж. бедный человек, он был пьян и был сердит на жену; он действовал "в запальчивости и раздражении"! Признают невменяемость и отпустят домой, к жене и к дочке, а г-н Достоевский опишет в своем "Дневнике" радость их при возвращении пострадавшего" (СВ, 1877, 23 октября (4 ноября), No 175). По-видимому, возвращение Наблюдателя к прежним нападкам, в свое время обойденным Достоевским, и заставило писателя подробно остановиться на этой полемике в декабрьском выпуске "Дневника".

Стр. 109. Вот эта фраза моя, но вся целиком, без выкидок ~ с чудесного спасения ребенка... " -- См. наст. изд., т. XXV, стр. 120--121.

Стр. 110. ... сказано было великой грешнице, осужденной на побитие камнями: "Иди в свой дом и не греши"... -- Имеется в виду евангельский рассказ о грешнице, которой Христос сказал: "... иди и впредь не греши" (Евангелие от Иоанна, гл. 8, ст. 11).

Сохранилось воспоминание одного из современников Достоевского о реакции писателя на дело В. Засулич (1878): "Осудить эту девушку нельзя,-- спокойно говорил заглянувший в эти дни в магазин Вольфа Ф. М. Достоевский <...> Нет, нет,-- повторял он затем несколько раз, уже заметно возбуждаясь. -- Наказание тут неуместно и бесцельно... Напротив, присяжные должны бы сказать подсудимой: "У тебя грех на душе, ты хотела убить человека, но ты уже искупила его,-- иди и не поступай так в другой раз" <...> Эти слова Достоевский повторял несколько раз в присутствии разных лиц" (С. Ф. Либрович. На книжном посту. Пг.--М., 1916, стр. 42).

Стр. 110. ... "а какую почву упало семя. -- См.: Евангелие от Матфея, гл. 13, ст. 3--8; от Марка, гл. 4, ст. 3--20; от Луки, гл. 8, ст. 5--15. Эту евангельскую притчу обработал Пушкин в стихотворении "Свободы сеятель пустынный" ... (1823).

Стр. 111. Я видел его в последний раз за месяц до его смерти. -- Достоевский часто виделся с Некрасовым в ноябре 1877 г. А. Г. Достоевская вспоминает: "В ноябре 1877 г. Федор Михайлович находился в очень грустном настроении: умирал Н. А. Некрасов <...> Узнав, что Некрасов опасно болен, Федор Михайлович стал часто заходить к нему -- узнать о здоровье. Иной раз просил ради него не будить больного, а лишь передать ему сердечное приветствие. Иногда муж заставал Некрасова бодрствующим, и тогда тот читал мужу свои последние стихотворения <...> Вообще последние свидания с Некрасовым оставили в Федоре Михайловиче глубокое впечатление, а потому когда 27 декабря он узнал о кончине Некрасова, то был огорчен до глубины души <...> Федор Михайлович бывал на панихидах по Некрасове и решил поехать на вынос его тела и на его погребение" (Достоевская, А. Г., Воспоминания, стр. 316--317).

Стр. 111. ... псалтирщик четко и протяжно прочел над покойным: "Несть человек, иже не согрешит". -- См.: 3 Книга Царств, гл. 8, ст. 46; 2 Книга Паралипоменон, гл. 6, ст. 36; ср. также: Екклесиаст, гл. 7, ст. 20.

Стр. 111. ... взял все три тома Некрасова... -- Достоевский имеет в виду издание: Н. Некрасов. Стихотворения, т. I--III. Изд. 6-е, СПб., 1873--1874. Оно отмечено в библиотеке Достоевского (см.: Гроссман, Семинарий, стр. 26). А. Г. Достоевская вспоминает об этом: "Всю ту ночь (когда Достоевский узнал о кончине Некрасова,-- Ред.) он читал вслух стихотворения усопшего поэта, искренно восхищаясь многими из них и признавая их настоящими перлами русской поэзии. Видя его крайнее возбуждение и опасаясь приступа эпилепсии, я до утра просидела у мужа в кабинете и из его рассказов узнала несколько неизвестных для меня эпизодов их юношеской жизни" (Достоевская, А. Г., Воспоминания, стр. 316).

Стр. 111. Эти первые четыре стихотворения, которыми начинается первый том его стихов, появились в "Петербургском сборнике", в котором явилась и моя первая повесть. -- Первый том "Стихотворений" Н. Некрасова, о котором говорит Достоевский, начинается следующими произведениями: "В дороге" (1846), "Современная ода" (1845), "Пьяница" (1845), "Отрадно видеть, что находит..." (1845). См.: Н. Некрасов. Стихотворения, т. I. СПб., 1873, стр. 7--16. В "Петербургском сборнике" (СПб., 1846), открывавшемся романом Достоевского "Бедные люди" (стр. 3--166), были напечатаны "Четыре стихотворения Н. А. Некрасова": "В дороге", "Пьяница", "Отрадно видеть, что находит..." (первые четырнадцать стихов) и "Колыбельная песня" (1846) (стр. 505--511).

Стр. 111. ... те из стихов его, которые первыми прочел в Сибири... -- Большинство стихотворений Некрасова 1850-х годов печаталось в журнале "Современник". См.: Некрасов, т. I, стр. 53 и след.; т. II, стр. 7--78. Достоевский читал в Сибири этот журнал. См., например, его письмо Е. П. Якушкину от 15 апреля 1855 г.: "Уведомьте, ради бога, кто такая Ольга Н. и Л. Т. (напечатавший "Отрочество" в "Современнике")?" В "Современнике" же печатались рассказы "Записок охотника" и другие повести и рассказы Тургенева. См. выше, примеч. к стр. 66. Лучшие из своих стихотворений 1840--1850-х годов Некрасов в середине 1850-х годов объединил в сборник ("Стихотворения Н. Некрасова". М., 1856), имевший большой успех. Сюда вошли и те стихотворения поэта, к которым сочувственно или полемически позднее обращался Достоевский ("Влас", "Поэт и гражданин", "Секрет" и др.).

Стр. 111. ... как много Некрасов, как поэт, во все эти тридцать лет, занимал места в моей жизни! -- Поэзия Некрасова всегда была близка Достоевскому. Писатель упоминает и цитирует Некрасова в "Братьях Карамазовых". См. наст. изд., т. XIV, стр. 219, 462. В других, более ранних произведениях см. по указателю: наст. изд., т. XVII, стр. 469. 21 ноября 1880 г. на публичных чтениях в пользу Литературного фонда Достоевский прочел стихотворение Некрасова "Когда из мрака заблужденья" (1845). См.: Достоевская, А. Г., Воспоминания, стр. 352. На других таких же чтениях весной 1880 г. он читал некрасовского "Власа". См. ниже, примеч. к стр. 119.

Стр. 111. Лично мы сходились мало и редко... -- Ср. "Дневник писателя" за 1877 г., январь, наст. изд., т. XXV, стр. 28--31, а также ниже, примеч. к стр. 112.

Стр. 111. Но я уже рассказывал об этом. -- Достоевский имеет в виду "Дневник" за 1877 г., январь, где в связи с выходом в свет "Последних песен" Некрасова (1877) он вспоминает о первом их знакомстве. См. наст. изд., т. XXV, стр. 28--31.

Стр. 111. Он говорил мне тогда со слезами о своем детстве, о безобразной жизни, которая измучила его в родительском доме, о своей матери... -- Все названные Достоевским темы отражены в поэзии Некрасова: "В неведомой глуши... (Подражание Лермонтову)"; "Родина" (1846); "Рыцарь на час" (1862); "Суд" (1867); "Мать" (1868); "Мать. Отрывки из поэмы" (1877); "Баюшки-баю" (1877) и др.

Стр. 111--112. ... если будет что-нибудь святое в его жизни ~ с мученицей матерью, с существом, столь любившим его. -- Достоевский повторяет темы и мотивы стихотворений Некрасова: "Родина", "Рыцарь на час", "Мать", "Мать. Отрывки из поэмы".

Стр. 112. Я думаю, что ни одна потом привязанность в жизни его ~ преследовавшие его всю жизнь. -- Ср. у Некрасова:

... И если я легко стряхнул с годами

С души моей тлетворные следы,

Поправшей все разумное ногами,

Гордившейся невежеством среды,

И если я наполнил жизнь борьбою

За идеал добра и красоты,

И носит песнь, слагаемая мною,

Живой любви глубокие черты --

О, мать моя, подвигнут я тобою!

Во мне спасла живую душу ты!

("Мать. Отрывки из поэмы")

Именно эти стихи, выделяя их курсивом, цитирует А. М. Скабичевский (см. ниже, примеч. к стр. ИЗ), когда говорит о матери поэта. См.: БВ, 1878, No 6. Эти же стихи были процитированы в "Новом времени" (1877, 5 (17) апреля, No 394) в рубрике "Из литературы и жизни", целиной посвященной "Последним песням" Некрасова.

Стр. 112. ... мы как-то разошлись, и довольно скоро ~ Помогли и недоразумения, и внешние обстоятельства, и добрые люди. -- Достоевский разошелся с Некрасовым тогда же, когда он разошелся с кружком Белинского. Охлаждение отношений между Достоевским и этим кружком, а затем и разрыв с ним отразился в письмах писателя тех лет. См. письма от 1 апреля, 26 ноября, 17 декабря 1846 г.; 1 февраля 1849 г. В письме брату от 26 ноября 1846 г. Достоевский писал: "... я имел неприятность окончательно поссориться с "Современником" в лице Некрасова. Он <...> отчаявшись получить от меня в скором времени повесть, наделал мне грубостей <...> Это все подлецы и завистники".

А. Я. Панаева вспоминает: "Однажды явился в редакцию ("Современника",-- Ред.) Достоевский, пожелавший переговорить с Некрасовым. Он был в очень возбужденном состоянии. Я <...> слышала из столовой, что оба они страшно горячились; когда Достоевский выбежал из кабинета в переднюю, то был бледен как полотно и никак не мог попасть в рукав пальто, которое ему подавал лакей; Достоевский вырвал пальто из его рук и выскочил на лестницу. Войдя к Некрасову, я нашла его в таком же разгоряченном состоянии.

-- Достоевский просто сошел с ума! -- сказал Некрасов мне дрожащим от волнения голосом. -- Явился ко мне с угрозами, чтобы я не смел печатать мой разбор его сочинения в следующем номере. И кто это ему наврал, будто бы я всюду читаю сочиненный мною на него пасквиль в стихах! До бешенства дошел" (А. Я. Панаева (Головачева). Воспоминания. М., 1972, стр. 176--177). "Пасквиль в стихах" -- по-видимому, так называемое "Послание Белинского к Достоевскому", насмешливое стихотворение Тургенева и Некрасова (1846). См.: И. С. Тургенев. Полное собрание сочинений и писем в 30-ти томах. Изд. 2-е. Сочинения, т. 1. М., 1978, стр. 332. Об этом стихотворении и его отражении в творчестве Достоевского см.: там же, стр. 544--546. См. также: Некрасов, т. 1, стр. 423--424, 625--627.

На основе фактов, относящихся к 1840-м годам, Некрасов написал повесть, которая сохранилась в виде рукописи, с не законченным и не имеющим заглавия текстом. Первый публикатор этой рукописи, К. И. Чуковский, вполне обоснованно счел прототипом одного из героев этого сатирического повествования Ф. М. Достоевского. Была ли эта повесть закончена, когда именно была написана и сделалась ли она известна Достоевскому,-- неясно. См.: Некрасов, т. VI, стр. 456--483, комментарий: стр. 573--580. Основной мотив, на котором строится насмешливая характеристика героя повести, прототипом которого был Достоевский, совпадает с мотивом, высказанным в эпиграмме "Витязь горестной фигуры...",-- самоуверенность, мания величия. Этот упрек сопровождал писателя всю жизнь. Е. А. Штакеншнейдер писала в своем "Дневнике...": "Говорили и продолжают говорить, что он слишком много о себе думал. А я имела смелость утверждать, что он думал о себе слишком мало, что он не вполне знал себе цену, ценил себя не довольно высоко. Иначе он был бы высокомернее и спокойнее, менее бы раздражался и капризничал и более бы нравился. Высокомерие внушительно" (Е. А. Штакеншнейдер. Дневник и записки (1854--1886). М.--Л., 1934, стр. 456).

Стр. 112. ... когда я уже воротился из Сибири... -- В марте 1859 г. прапорщик 7-го Сибирского линейного батальона Ф. М. Достоевский был уволен в отставку с награждением следующим чином (подпоручиком). Писателю было разрешено поселиться в Твери, куда он и приезжает в августе 1859 г. После хлопот об официальном разрешении жить и работать в Петербурге Достоевский переезжает в столицу (вторая половина декабря 1859 г.). См.: Гроссман, Жизнь и труды, стр. 90, 92, 100.

Стр. 112. ... несмотря даже на разницу в убеждениях... -- По возвращении Достоевского из Сибири отношения писателей по-прежнему складывались довольно сложно. После отказа редакции "Русского вестника" печатать "Село Степанчиково и его обитателей" (1859) на условиях, оговоренных Достоевским, писатель предложил произведение в "Современник". Несмотря на то, что осенью 1858 г. и весной 1859 г. Некрасов приглашал Достоевского сотрудничать в журнале, "Село Степанчиково..." редактор "Современника" печатать не захотел (см. об атом: наст. изд., т. III, стр. 499). В журнале "Время" Некрасов напечатал стихотворение "Крестьянские дети" (Вр, 1861, кн. 10) и "Смерть Прокла" (1863, кн. 1). См. об этом: Нечаева, "Время", стр. 215--216.

О различии позиций и полемике "Современника" и журналов братьев Достоевских см.: наст. изд., т. XVIII, 70--103, 232--235, 244--247 и др.; т. XIX, стр. 253, 266--267 и др. Борьба журналов не могла не сказаться на личных отношениях Достоевского и Некрасова. Ср. свидетельство А. Г. Достоевской -- ЛН, т. 86, стр. 225. Однако и тогда, и позднее отношение Достоевского к поэту не было однозначным. Вспоминая начало своего знакомства с будущим мужем, А. Г. Достоевская говорит: "Некрасова Федор Михайлович считал другом своей юности и высоко ставил его поэтический дар" (Достоевская, А. Г., Воспоминания, стр. 60). Та же неоднозначность сказалась и в отзывах Достоевского о некрасовском "Власе" (1854) и поэме "Русские женщины" (1871--1872) в "Дневнике писателя" за 1873 г. См. наст. изд., т. XXI, стр. 31--41, 73. Глубокая, непрерывавшаяся связь между Некрасовым и Достоевским заставила писателя принять предложение Некрасова печататься в "Отечественных записках", где и был опубликован "Подросток" (1875). См. об этом: Достоевская, А. Г., Воспоминания, стр. 259--261, 265 -- 266; Д, Переписка с женой, стр. 139--142, 144, 149--151, 154--156. Тот факт, что предложение Некрасова было лестным для Достоевского, подтверждает упоминание о нем в январском выпуске "Дневника писателя" за 1876 г. См. наст. изд., т. XXII, стр. 7. О Некрасове и Достоевском см., например: К. И. Чуковский. О "Каменном сердце". -- В кн.: Памятники русской культуры. 1. Неизданные произведения Н. А. Некрасова. СПб., 1918, стр. 5--22; В. А. Туниманов. Достоевский и Некрасов. -- В кн.: Достоевский и его время, стр. 33--66 (здесь см. также литературу вопроса).

Стр. 112. ... встречаясь, говорили иногда друг другу даже странные вещи ~ и как бы не хотело и не могло прерваться... -- Вероятно, сходное чувство испытывал и Некрасов. А. А. Буткевич, сестра поэта, рассказывает в своем дневнике об одной из встреч Достоевского и Некрасова в марте 1877 г.: "Пришел Ф. М. Достоевский. Брата связывали с ним воспоминания юности (они были ровесники), и он любил его. "Я не могу говорить, но скажите ему, чтобы он вошел на минуту, мне приятно его видеть". Достоевский посидел у него недолго. Рассказал ему, что был удивлен сегодня, увидав в тюрьме у арестанток "Физиологию Петербурга". В тот день Достоевский был особенно бледен и усталый, я спросила его о здоровии. "Нехорошо",-- отвечал он...". См. в кн.: Н. А. Некрасов в воспоминаниях современников. М., 1971, стр. 441--442. Ср. также наст. изд., т. XXV, стр. 28--31.

Стр. 112. ... в шестьдесят третьем, кажется, году, отдавая мне томик своих стихов... -- Поэма "Несчастные" (1856), которая должна была входить в этот "томик" (см. ниже, след. примеч.), впервые полностью опубликована в издании: Стихотворения Н. Некрасова. Часть 2. Изд. 2-е. СПб., 1861. С тех пор она перепечатывалась во 2-й части всех последующих прижизненных изданий "Стихотворений" поэта, в частности -- в издании: Стихотворения Н. Некрасова. Часть 2. Изд. 3-е. СПб., 1863. В библиотеке Достоевского этот том не сохранился. См.: Гроссман, Семинарий, стр. 26--27.

Стр. 112. ... указал мне на одно стихотворение, "Несчастные"... -- Ср. "Дневник писателя" за 1877 г., январь: наст. изд., т. XXV, стр. 31. Отрывки из поэмы "Несчастные" впервые были опубликованы в "Современнике" (1856, No 5, стр. 139--141), затем в издании: Стихотворения Н. Некрасова. М., 1856, стр. 148--150 и в журнале "Современник", 1857, No 3, стр. 51--54 (под заглавием "Отрывок из поэмы"). Впервые полностью: "Современник", 1858, No 2, стр. 241--266, под заглавием "Эпилог ненаписанной поэмы".

Об этом стихотворении, его названии и возможных прототипах главного героя (помимо Достоевского и даже в первую очередь здесь называлось имя Белинского) см. комментарий А. Л. Гришунина в кн.: Некрасов. Полн. собр. стихотворений в 3-х томах, т. I. Л., 1967 (Б-ка поэта, большая серия. Изд. 2-е), стр. 636--641. Слово "несчастные", которым народ называл преступников, сосланных в Сибирь (см.: Даль, т. II, стр. 538), и которое было вынесено Некрасовым в заглавие поэмы, служит предметом особого рассуждения в "Дневнике писателя" за 1873 г. (см. наст. изд., т. XXI, стр. 17--19).

Стр. 112.... когда я печатал в его журнале мой роман "Подросток"... -- Роман "Подросток" был напечатан в "Отечественных записках", редактируемых Некрасовым и Салтыковым-Щедриным (1875, NoNo 1, 2, 4, 5, 9, И, 12). Историю печатания романа в журнале Некрасова и литературу вопроса см.: наст. изд., т. XVII, стр. 256, 258--259.

Стр. 112. На похороны Некрасова собралось несколько тысяч его почитателей. Много было учащейся молодежи. -- П. В. Засодимский (1843--1912) в статье "Похороны Некрасова", написанной сразу после событий, сообщал: "Ровно в 9 часов утра гроб был вынесен на руках и, как следовало ожидать, не был поставлен на траурную колесницу. Гроб несли первоначально некоторые из литераторов, стоявших близко к покойному, и учащаяся молодежь. Перед гробом несли шесть лавровых венков. Впереди шли две женщины, держа венок с надписью: "От русских женщин". В некотором расстоянии сзади, выстроившись в одну линию, несли пять венков, снабженных также довольно характерными надписями. Все надписи, составленные из белых цветов, весьма отчетливо выделялись на зеленом фоне. Они гласили: первая -- "Поэту народных страданий", вторая -- "Слава печальнику горя народного", третья -- "Некрасову -- студенты", четвертая -- "Бессмертному певцу народа" и пятая -- "Некрасову от сотрудников"" (СПбВед, 1877, 31 декабря (И января), No 360). "Рано утром 30 декабря,-- вспоминает А. Г. Достоевская,-- мы приехали на Литейную к дому Краев-ского, где жил Некрасов, и здесь застали массу молодежи с лавровыми венками в руках" (Достоевская, А. Г., Воспоминания, стр. 317). Газетные сообщения тех дней отмечают многолюдность и торжественность похорон поэта. "Происходившие вчера, 30 декабря, в пятницу, похороны нашего известного поэта Н. А. Некрасова имели торжественный характер. Его таланту была воздана несомненно достойная его честь. Шедших за гробом было на взгляд тысяч до трех человек. К 9-ти часам утра уже стояла огромная масса публики у подъезда <...> квартиры покойного поэта <...> Как только вынесен был гроб, весь покрытый лавровыми венками, публика приняла его на свои руки, не дав поставить на печальную колесницу у подъезда <...> Кроме приглашенного хора певчих, образовались еще среди публики два хора <...> При вступлении в Новодевичий монастырь особенно торжественна была минута, когда вносился гроб в церковь: множество рук подняли его высоко над толпой, и гроб, казалось, тихо, как бы сам собою, прошел в двери. Церковь не могла вместить желающих" ("Петербургские известия" -- РМир, 1877, 31 декабря (12 января), No 356). См. также: Г, 1877, 31 декабря, No 321. Сведения о смерти и похоронах Некрасова в печати см. в статье: А. К. Киселева. Отражение смерти и похорон Н. А. Некрасова в периодической печати (конец декабря 1877--январь 1878 года). -- В кн.: Влияние творчества Н. А. Некрасова на русскую поэзию. Республиканский сборник научн. трудов, вып. No 53. Ярославль, 1978, стр. 133--144. Стр. 112. ... из литераторов говорили мало. -- П. В. Засодимский в письме к А. И. Эртелю (1855--1908) от 31 декабря 1877 г. пишет: "... на могиле говорили речи. Первым -- Панаев (В. А. Панаев, 1822--1899,-- Ред.), вторым Достоевский <...> После Достоевского говорил я" (РЛ, 1967, No 3, стр. 161). Из литераторов, кроме Засодимского и Достоевского, говорил поэт и журналист Л. К. Панютин (1829 или 1831--1882) (см. след. примеч.). В отчете Засодимского "Похороны Некрасова" говорилось, что на похоронах поэта "литературный мир был также почти в полном сборе. Здесь были: Салтыков (Щедрин), Плещеев, Шеллер, Михайловский, Достоевский, Мордовцев, Данилевский, А. Потехин, Буренин, Стасюлевич, Григорович, Вейнберг, Сергей Максимов и много других. Вернее, впрочем, было бы назвать отсутствовавших, хотя таких, по-видимому, не было" (СПбВед, 1877, 31 декабря (14 января), No 360). Далее, говоря о речах, произнесенных над гробом поэта, Засодимский писал: "Первым говорил Панаев. Сказав, что Некрасов, будучи самородком, благодаря своей встрече, на заре своей жизни, с другим самородком, Белинским, вышел на путь, стяжавший ему славу народного поэта, г-н Панаев, на основании своего 38-ми летнего близкого знакомства с покойным, торжественно удостоверил, что Некрасов и как человек был на высоте своего поэтического дарования. Вторым оратором выступил г-н Достоевский. Он сказал, между прочим, что Некрасов как истинный человеколюбец в своих произведениях изображал женщину в образе матери, любящей своего ребенка, и что в своих песнях, бывших верным отголоском человеческих страданий, он явился продолжателем Пушкина и Лермонтова. Последний, по мнению оратора, если бы прожил долее, непременно выполнил бы то, что выпало на долю Некрасова. Вслед за тем в толпе раздался голос неизвестного оратора. Речь его была импровизациею на тему, что, со смертью Некрасова, Россия лишилась не только поэта, по и гражданина в лучшем значении слова. Над могилою Некрасова были произнесены также стихотворения. Вот одно из них, вызвавшее знаки всеобщего сочувствия:

Замолкла муза мести и печали ...

и т. д.

Из сказанных еще речей заслуживает быть отмеченною речь одного из литераторов, развившего весьма красноречиво мысль, что истинное торжество для Некрасова настанет <...> еще впереди, когда вдохновенные песни его будут повторяться в каждой избе, в каждой лачуге, словом, в той среде, для которой его лира звучала особенно сильно... Впрочем, и сегодняшняя овация, импровизированная в честь великого поэта, была свидетельством, что к нему отнюдь нельзя применить заключительной строфы одного из его стихотворений:

Со всех сторон его клянут

И только труп его увидя:

Как много сделал он -- поймут,

И как любил он -- ненавидя!" (Там же)

Еще до всех выступлений, и литераторов и нелитераторов, слово о Некрасове сказал священник М. И. Горчаков (1838--1910). Его речь показалась чересчур "либеральной" и вызвала недовольство высоких сановников и царя. Горчакову было сделано серьезное внушение. См. об этом: О. В. Ломан. Речи П. В. Засодимского и М. И. Горчакова на похоронах Н. А. Некрасова. -- РЛ, 1967, No 3, стр. 163--165. Именно с Горчаковым, этим "духовным лицом", Достоевский полемизировал позднее в "Братьях Карамазовых". См. наст. изд., т. XV, стр. 534--535 и др.

Стр. 112. ... прочтены были чьи-то прекрасные стихи. -- Какие стихи имеет в виду Достоевский, неизвестно. В. Г. Короленко (1853--1921) пишет: "Помню стихи, прочитанные Панютиным..." (Короленко, т. VI, стр. 198). Стихи, прочитанные Л. К. Панютиным на похоронах Некрасова, тоже неизвестны. П. В. Засодимский вспоминает: "Говорились еще речи, читались стихи, и особенно глубокое впечатление произвело стихотворение -- неизвестного мне автора:

Замолкла муза мести и печали,

Угас могучий наш поэт,--

Его словам с восторгом мы внимали,

Его мы чтили с юных лет.

Могильный сон, глубокий, непробудный,

Навек сковал уста певца,

Иссяк родник живительный и чудный

В груди холодной мертвеца"

и т. д.

См. это стихотворение поэтессы М. В. Ватсон (ур. де Роберти, 1853--1932) и комментарий к нему Г. В. Краснова в публикации воспоминаний Засодимского в кн.: Н. А. Некрасов в воспоминаниях современников. М., 1971, стр. 478--479, 559 (стихотворение Ватсон было ранее процитировано Засодимским в его отчете о похоронах Некрасова, а также в письме Эртелю, см. выше примеч. к стр. 112). Очевидная зависимость этих стихов от стихотворения Лермонтова "На смерть поэта" (1837), строки из которого привел Достоевский в своей речи, в равной степени могла и расположить писателя к стихам поэтессы, и уничтожить это расположение. "Помню,-- писал Засодимский в тех же воспоминаниях,-- что Достоевский, протянув руку и указывая на могилу Некрасова, дрогнувшим голосом проговорил:

Замолкли звуки дивных песен,

Не раздаваться им опять,

Приют певца угрюм и тесен

И на устах его печать!"

(Там же, стр. 477--478).

Ср. также: РЛ, 1967, No 3, стр. 160.

Стр. 112. ... произнес вслед за прочими несколько слое. -- Как вспоминает Короленко в "Истории моего современника" (1906--1922), "Некрасова хоронили очень торжественно и на могиле говорили много речей <...> но настоящим событием была речь Достоевского. Мне с двумя-тремя товарищами удалось пробраться <...> к самой могиле. Я стоял на остроконечной жестяной крыше ограды, держась за ветки какого-то дерева, и слышал всё. Достоевский говорил тихо, но очень выразительно и проникновенно" (Короленко, т. VI, стр. 198). А. Г. Достоевская об этом пишет: "На могиле Некрасова окружавшая ее толпа молодежи, после нескольких речей сотрудников "Отечественных записок", потребовала, чтобы Достоевский сказал свое слово. Федор Михайлович, глубоко взволнованный, прерывающимся голосом произнес небольшую речь, в которой высоко поставил талант почившего поэта и выяснил ту большую потерю, которую с его кончиною понесла русская литература. Это было, по мнению многих, самое задушевное слово, сказанное над раскрытой могилой Некрасова" (Достоевская А. Г., Воспоминания, стр. 318).

Стр. 112. Был, например, в свое время поэт Тютчев... -- Достоевский с глубоким уважением относился к поэзии Ф. И. Тютчева и цитировал его стихи. Некоторые из них прозвучали позднее в "Братьях Карамазовых". Перу Достоевского принадлежал некролог поэта, напечатанный в "Гражданине" за 1873 г. См. наст. изд., т. XXI, стр. 281. О Достоевском и Тютчеве см.: А. В. Архипова. Достоевский о Тютчеве. -- РЛ, 1975, No 1, стр. 172--176.

Стр. 112--113. ... один голос из толпы крикнул, что Некрасов был выше Пушкина и Лермонтова и что те были всего только "байронисты'" ~ "Да, выше!* -- Этот эпизод на похоронах Некрасова запомнился Короленко: "Когда он (Достоевский,-- Ред.) поставил имя Некрасова вслед за Пушкиным и Лермонтовым, кое-кому из присутствующих это показалось умалением Некрасова. -- Он выше их,-- крикнул кто-то, и два-три голоса поддержали его: -- Да, выше... Они только байронисты" (Короленко, т. VI, стр. 198--199). В воспоминаниях Г. В. Плеханова, выступавшего на похоронах поэта от лица революционного общества "Земля и воля", говорится: "Он (Достоевский,-- Ред.) выставлял только сильные стороны поэзии Некрасова. Между прочим, он сказал, что по своему таланту Некрасов был не ниже Пушкина. Это показалось нам (землевольцам,-- Ред.) вопиющей несправедливостью. -- Он был выше Пушкина! -- закричали мы дружно и громко.

Бедный Достоевский этого не ожидал. На мгновение он растерялся. Но его любовь к Пушкину была слишком велика, чтобы он мог согласиться с нами. Поставив Некрасова на один уровень с Пушкиным, он дошел до крайнего предела уступок "молодому поколению".

-- Не выше, но и не ниже Пушкина! -- не без раздражения ответил он, обернувшись в нашу сторону. Мы стояли на своем: "Выше, выше!". Достоевский, очевидно, убедился, что нас не переговорить, и продолжал свою речь, уже не отзываясь на наши замечания" (Г. В. Плеханов. Похороны Н. А. Некрасова. -- Наше единство, 1917, 29 декабря, No 7). Воспоминания Г. В. Плеханова о похоронах Некрасова относятся к позднейшему времени, их запись приурочена к сорокалетию со дня смерти поэта.

Стр. 113. ... в "Биржевых ведомостях" г-н Скабичевский... -- Имеется в виду статья А. М. Скабичевского "Мысли по поводу текущей литературы. Николай Алексеевич Некрасов как человек, поэт и редактор", напечатанная в "Биржевых ведомостях" (1878, 6 января, No 6).

Стр. 113. ... в послании своем к молодежи... -- Достоевский насмешлив" обыгрывает начало статьи Скабичевского: "Желая положить с своей сторвны прощальный венок на могилу Н. А. Некрасова, к вам, молодые друзья мои, обращаю я речь свою, да, исключительно к вам одним <...> Согласитесь сами, мои молодые друзья <...> я решился обратиться исключительно к вам, мои молодые друзья..." и т. д. (БВ, 1878, 6 января, No 6). Об отношениях Достоевского и Скабичевского, их полемике см. наст. изд., т. XXV, стр. 344--345.

Обращение Скабичевского к молодежи высмеивал позднее в "Литературных очерках" и Буренин: "Особенно отличился по части рутинного либеральничанья и подолыцения к молодому поколению по поводу смерти Некрасова г-н Скабичевский. Почтенный критик так-таки и начал свой "прощальный венок на могилу Некрасова" обращением исключительно к "молодым друзьям", хотя друзья "ни его или нет,-- это никому не известно и об этом "молодое поколение" никогда не заявляло" и т. д. (НВр, 1878, 20 января, No 681).

Стр. 113. ... когда кто-то (то есть я) ~ вы все ~ в один голос, хором прокричали: "Он был выше, выше их". -- Достоевский имеет в виду следующий пассаж из статьи Скабичевского: "...когда кто-то на могиле поэта вздумал сравнивать имя его с именами Пушкина и Лермонтова, вы все в один голос хором прокричали: "Он был выше, выше их", а когда кто-то изъявил сомнение, чтобы он был понятен народу, вы отвечали, что он потому и дорог вам, что народу понятен. Перед единодушием этого молодого приговора, равно как и перед всеми предшествовавшими равносильными ему овациями, критика обязана преклониться, тем более, что во всем этом слышится ей отчасти уже голос самого потомства, и я с своей стороны беру на себя лишь скромную роль подтвердить этот единодушный возглас в честь памяти великого поэта" (БВ, 1878, 6 января, No 6).

Свои воспоминания о похоронах Некрасова, спустя 30 лет, А. А. Плещеев начинает именно с этой сцены: "Сегодня, 27 декабря -- 30-летие со дпя смерти Некрасова. На похоронах его завязался спор, который, пожалуй, удовлетворительного объяснения не нашел и до сих пор. Достоевский начал свою речь на могиле следующей фразой:

-- Хотя Некрасов по дарованию своему стоит ниже одного великого Пушкина...

В это время молодой зычный голос, принадлежавший студенту, сидевшему буквально "чертом", верхом на перилах, произнес: -- Выше!

Достоевский оглянулся и заметил твердо и убежденно: -- Нет, ниже!

А молодые голоса снова закричали: -- Выше!

Достоевский же, со всею возможною настойчивостью и всем возможным спокойствием, отчеканил: -- Нет, ниже-с!" ( ПГ, 1907, 27 декабря, No 355).

"Дело действительно происходило так, как рассказывает г-н Достоевский,-- писал вскоре после похорон Некрасова Буренин. -- Я могу подтвердить это, так как был в числе присутствовавших у могилы и стоял рядом с г-ном Достоевским: стало быть то, что слышал он, слышал и я. Прибавлю одну подробность: в числе нескольких голосов один крикнул: "Пушкин был салонный поэт, а Некрасов народный". Вероятно г-н Скабичевский не расслышал этого возгласа, а то он бы разошелся, конечно, и о салонности поэзии Пушкина..." (НВр, 1878, 20 января, No 681). Касаясь этой полемики на похоронах Некрасова, Короленко в своих воспоминаниях подчеркнул то, что на слушателей "произвело впечатление гораздо более сильное, чем спор о первенстве, которого многие тогда и не заметили. Это было именно то место, когда Достоевский своим проникновенно-пророческим, как мне казалось, голосом назвал Некрасова последним великим поэтом из "господ"" (Короленко, т. VI, стр. 199). См. об этом наст. изд., т. XXV, стр. 338--339.

Несмотря на то, что сказанное Достоевским у могилы Некрасова и глава, посвященная смерти поэта в "Дневнике писателя", не вполне совпадали, напечатанный текст произвел на современников Достоевского достаточно сильное впечатление. См., например, свидетельства А. Г. Достоевской, Е. А. Штакеншнейдер и др.-- наст. изд., т. XXV, стр. 344--349.

Стр. 113. Смею уверить г-на Скабичевского, что ему не так передали... -- Намек на то, что Скабичевского, несмотря на всю его любовь к Некрасову и защиту от тех, кто "умаляет" его заслуги, на похоронах поэта, однако, не было. Скабичевский, возвращаясь к полемике с Достоевским после выхода в свет декабрьского номера "Дневника писателя" за 1877 г. (статья "Мысли по поводу текущей литературы". Подпись: Заурядный читатель), вынужден был в этом признаться: "Я сам лично не присутствовал при всей этой сцене, передал ее со слов одного из свидетелей ее и готов верить г-ну Достоевскому, что все было так, как передает он, сам участник в сцене, а не тот мой свидетель, который мог невольно преувеличить значение сцены одною сжатостью ее передачи, сказав, например: "Молодежь закричала", вместо того, чтобы в точности обозначить, что закричало всего несколько голосов" (БВ, 1878, 27 января, No 27).

Стр. 113. ... словом "байронист" браниться нельзя. -- О Байроне (1788--1824) и байронизме см. ниже, примеч. к стр. 114. Объясняя, почему он ставит Некрасова выше Пушкина и Лермонтова, Скабичевский между прочим писал: "...те в своих произведениях находились под сильным влиянием разных западных литератур и никак не могли обойтись без того, чтобы не разыграть перед русской публикой ролей то Шиллера, то Шекспира, то Байрона, то Гете, между тем, как Некрасов является перед нами вполне самобытным и самородным, чисто русским талантом, таким, одним словом, каким до него могли являться только выходцы из самого народа, вроде Кольцова, Никитина или Шевченки" (БВ, 1878, 6 января, No 6). См. также ниже, примеч. к стр. 118.

Стр. 113. После исступленных восторгов повой веры в новые идеалы, провозглашенной в конце прошлого столетия во Франции... -- Имеется в виду Великая французская революция 1789--1792 гг. и выдвинутые ею лозунги: "Свобода! Равенство! Братство!".

Стр. 114. Старые кумиры лежали разбитые. -- Завуалированная цитата из стихотворения А. Н. Майкова (1821--1897) "Празднословы" (1859 или 1860):

Кумиры старые разбиты,

И их разогнаны жрецы,

И разных вер сошлись левиты,

И разных толков мудрецы...

Стр. 114. ... и явился великий и могучий гений, страстный поэт. -- О Байроне и его русских последователях см. также в "Ряде статей о русской литературе" (1861): наст. изд., т. XVIII, стр. 58--59.

Стр. 114. ... муза мести и печали... -- Цитата из стихотворения Некрасова "Замолкни, муза мести и печали!" (1856).

Стр. 114. Дух байронизма вдруг пронесся как бы по всему человечеству... -- Творчество Байрона имело немалое значение для всей европейской культуры. Влияние Байрона н при жизни поэта и позднее (в Англии и за ее пределами) было более сильным, чем влияние кого бы то ни было из поэтов-романтиков (см. новейшие русские работы на эту тему: Н. Я. Дьяконова. 1) Лирическая поэзия Байрона. М., 1975; 2) Байрон в годы изгнания. Л., 1974). Его испытали самые крупные русские поэты: Пушкин, Лермонтов, Некрасов. О "байронизме", как модном общественно-психологическом настроении, охватившем в свое время русскую интеллигентную публику, Достоевский писал в "Ряде статей о русской литературе", см. наст. изд., т. XVIII, стр. 58--59, 67--68. О русском "байронизме" с отсылкой к мнениям Достоевского см.: Н. Бродский. Байрон в русской литературе. -- "Литературный критик", 1038, No 4, стр. 114--142. См. также: О. Н. Осмоловский. Достоевский и Байрон (к постановке проблемы). -- В кн.: Вопросы русской литературы. Львов, 1077, вып. 1 (29), стр. 100--107.

Стр. 114. ... такому великому, гениальному и руководящему уму, как Пушкин? -- Здесь и далее звучат мысли, подробно развитые Достоевским позднее в речи о Пушкине (1880), ранее -- в "Ряде статей о русской литературе". См.: наст. изд., т. XVIII, стр. 69, 99, 102--103 и др.; т. XIX, стр. 15--18, 112, 114--115 и др. См. также: "Дневник писателя" за 1877 г. (наст. изд., т. XXV, стр. 199--200).

Стр. 114. "Пушкин был явление великое, чрезвычайное" ~ и не только русский человек, но и первым русским человеком". -- С этой мысли Гоголя: "Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится чрез двести лет" (Гоголь, т. VIII, стр. 50) -- Достоевский начнет речь о Пушкине. Ср. также в "Ряде статей о русской литературе" -- наст. изд., т. XVIII, стр. 69 и др.

Стр. 114. Увижу ли народ освобожденный // И рабство, павшее по манию царя! -- Неточная цитата из стихотворения Пушкина "Деревня" (1819):

Увижу ль, о друзья! народ неугнетенный

И Рабство, падшее по манию царя,

И над отечеством Свободы просвещенной

Взойдет ли наконец прекрасная Заря?

Стр. 115. ... он сам вдруг оказался народом. -- Мысль о народности Пушкина Достоевский вслед за Гоголем и (е полемическими оговорками) за Белинским утверждал каждый раз, как только речь заходила о поэте. В "Ряде статей о русской литературе" он впервые подробно развивает эту мысль. См.: наст. изд., т. XVIII, стр. 69, 99, 102, а также комментарий: стр. 280--282; т. XIX, стр. 8--18, комментарий: стр. 231--235, 241--242, 243, 244. Достоевский полемизирует с противниками Пушкина в ближайшей же за этим выпуском "Дневника" художественней работе -- романе "Братья Карамазовы". См.: наст. изд., т. XV, стр. 29--30, комментарий: стр. 588--589. Последним развернутым выступлением писателя на тему народности Пушкина явилась речь о Пушкине. Непосредственным поводом к рассуждению о народности поэта в комментируемом тексте была полемика со Скабичевским. Критик, настаивая на том, что Пушкин и Лермонтов были поэтами исключительно своей среды, подчеркивал как особое достоинство Некрасова -- его народность (см. ниже, примеч. к стр. 116). Некрасов, по мысли Скабичевского, "воспел горе и радости, страданья м надежды народных масс совершенно такими же звуками, как будто сам парод через его уста вылил все, чем живет он в настоящую минуту..." (ВВ, 1878, 6 января, No 6). См. также выше, примеч. к стр. 113. Утверждения Скабичевского (и его единомышленников) такого рода, умаляющие значение Пушкина и Лермонтова, вызвали у Достоевского полемически заостренное подчеркивание отрицательных сторон личности и деятельности Некрасова (особенно в ИМ, см. стр. 195, 199), Надо заметить также, что Достоевский отделял вопрос о народности того или иного художника от вопроса о доступности его идей самому пароду на определенном историческом этапе его жизни. Хотя Пушкин, Гоголь, Лермонтов, Л. Толстой (я, конечно, Некрасов) были, по убеждению Достоевского, народными писателями, их произведения не могли быть понятны народу тогда, когда они появлялись. В "Дневнике писателя" за 1876 г. (январь, гл. 2, § III) Достоевский писал: "... в нашей литературе совершенно нет никаких книг, понятных народу. Ни Пушкин, ни "Севастопольские рассказы", ни "Вечера на хуторе", ни сказка про Калашникова, ни Кольцов (Кольцов даже особенно) непонятны совсем народу" (см. наст. изд., т. XXII, стр. 23).

Стр. 115. ... когда самые наиболее гуманные и европейски развитые любители народа ~ до парижской уличной толпы. -- Ср. "Дневник писателя" 1873 г.: наст. изд., т. XXI, стр. 8--9.

Стр. 115. Он даже по виду, по походке русского мужика заключал, что это не раб и не может быть рабом... -- Имеются в виду слова Пушкина из его "Путешествия из Москвы в Петербург" (глава "Русская изба") (1833--1835): "Взгляните на русского крестьянина: есть ли и тень рабского уничижения в его поступи и речи! О его смелости и смышлености и говорить нечего..." и т. д. (Пушкин, т. XI, стр. 258).

Стр. 115. Он признал и высокое чувство собственного достоинства в народе нашем... -- По-видимому, Достоевский имеет в виду как образы Вырина, Савельича, Пугачева, так и сказанное Пушкиным в "Рославлеве" (1831): "Ты слышала, что сказала она (m-me de Staël, мадам де Сталь,-- Ред.) этому старому, несносному шуту, который из Угождения к иностранке вздумал было смеяться над русскими бородами: "Народ, который, тому сто лет, отстоял свою бороду, отстоит в наше время и свою голову". И далее: "Неужели <...> Сеникур прав и пожар Москвы наших рук дело? Если так... О, мне можно гордиться именем россиянки! Вселенная изумится великой жертве! Теперь и падение наше мне не страшно, честь наша спасена; никогда Европа не осмелится уже бороться с народом, который рубит сам себе руки и жжет свою столицу"" (Пушкин, т. VIII, кн. 1, стр. 152, 157).

Стр. 115. Они кричали о зверином состоянии народа, о зверином положении его в крепостном рабстве... -- Ср., например, "Дневник писателя" за 1877 (май--июнь, гл. 1, § 1): наст. изд., т. XXV, стр. 124.

Стр. 116. ...просившего его пощадить барчонка, а "для примера и страха ради повесить уж лучше его, старика... -- Имеется в виду следующий эпизод из "Капитанской дочки": "Меня притащили под виселицу <...> Вдруг услышал я крик: "Постойте, окаянные! погодите!.." Палачи остановились. Гляжу: Савельич лежит в ногах у Пугачева. "Отец родной! -- говорил бедный дядька. -- Что тебе в смерти барского дитяти? Отпусти его; за него тебе выкуп дадут, а для примера и страха ради, вели повесить хоть меня старика!"" (Пушкин, т. VIII, кн. 1, стр. 325).

Стр. 116. Умаление Пушкина как поэта, более исторически, более архаически преданного народу, чем на деле,-- ошибочно... -- Достоевский полемизирует с мнением Скабичевского, который, противопоставляя Пушкина, Лермонтова, с одной стороны, и Некрасова -- с другой, подчеркивал преимущественное значение последнего на том, в частности, основании, что Пушкин и Лермонтов "были чужды" живому, окружавшему их народу. "Правда, и они заимствовали иногда мотивы и образы для своих произведений из так называемой "народной поэзии", но это были не живые мотивы и образы, взятые непосредственно из жизни, а архаические, которые они извлекали из разных памятников прожитой старины и приноравливали их к вкусам и потребностям все той же среды, жизнью которой сами жили и для которой творили..." (БВ, 1878, 6 января, No 6).

Стр. 116. ... фигуры летописца в "Борисе Годунове"... -- Еще в статье первой "Книжность и грамотность" из "Ряда статей о русской литературе" Достоевский, полемизируя с критиком С. С. Дудышкиным, отрицавшим народность этого пушкинского героя, писал: "Вообразите, например, хоть бы образ русского летописца в "Борисе Годунове". Вам вдруг говорят, что в нем нет ничего русского, ни малейшего проявления народного духа, потому что это лицо выдуманное, сочиненное; потому что никогда не бывало у нас, при царях московских, таких уединенных, независимых монахов-летописцев, которые умерли для света и для которых истина в их елейном смиренномудром прозрении стала дороже всего; летописцы, говорят нам, были люди чуть не придворные, любившие интригу и тянувшие в известную сторону. Да хоть бы и так, вскрикиваете вы в удивлении: неужели пушкинский летописец, хоть бы и выдуманный,-- перестает быть верным древнерусским лицом? Неужели в нем нет элементов русской жизни и народности, потому что он исторически неверен? А поэтическая правда?" И далее: "Пушкин был народный поэт одной части; но эта часть <...> была сама русская <...> Она очень хорошо поняла, что и летописец, что и Отрепьев, и Пугачев, и патриарх, и иноки, и Белкин, и Онегин, и Татьяна -- все это Русь и русское" и т. д. См.: наст. изд., т. XIX, стр. 9,15; см. также комментарий, стр. 235. Достоевский вспоминает пушкинского летописца в "Братьях Карамазовых", где Митя Карамазов цитирует строку из монолога этого героя (см. наст. изд., т. XIV, стр. 367) и в пушкинской речи (1880): "О типе русского инока-летописца, например, можно было бы написать целую книгу, чтоб указать всю важность и всё значение для нас этого величавого русского образа, отысканного Пушкиным в русской земле, им выведенного, им изваянного и поставленного пред нами теперь уже навеки в бесспорной, смиренной и величавой духовной красоте своей как свидетельство того мощного духа народной жизни, который может выделять из себя образы такой неоспоримой правды" и т. д. (см. выше, стр. 144).

Стр. 116. ... до изображения спутников Пугачева... -- Спутники Пугачева, "господа енаралы", в числе других характеров и сцен "Капитанской дочки" в свое время были отмечены Белинским как художественное достижение Пушкина: ""Капитанская дочка" -- нечто вроде "Онегина" в прозе <...> Многие картины, по верности, истине содержания и мастерству изложения -- чудо совершенства. Таковы портреты отца и матери героя, его гувернера-француза и в особенности его дядьки из псарей, Савельича, этого русского Калеба,-- Зурина, Миронова и его жены, их кума Ивана Игнатьевича, наконец, самого Пугачева, с его "господами енаралами"..." (Белинский, т. VII, стр. 577).

Стр. 116. ... песнях будто бы западных славян... -- Речь идет о "Песнях западных славян" (1834), сопровожденных (в издании: "Стихотворения Пушкина", ч. IV. 1835) предисловием автора. В нем назывался источник, вдохновивший поэта (La Guzla, ou choix de Poésies Illyriques, recueillies dans la Dalmatie, la Bosnie, la Croatie et l'Herzégowine. Paris, 1827), и раскрывалась мистификация Мериме (1803--1870), жертвой которой оказались А. Мицкевич и отчасти Пушкин. Создавая свои "Песни", Пушкин шел в том же направлении, что и Мериме: из шестнадцати "Песен" одиннадцать служат подражанием французскому оригиналу, две взяты из сборника народных сербских песен и три сочинены самим поэтом.

Достоевский с неизменным восхищением говорил об этих "Песнях". "Конечно, этих песен нет в Сербии, поются у них другие, но это все равно: пушкинские песни -- это песни всеславянские, народные, вылившиеся из славянского сердца, в духе, в образе славян, в смысле их, в обычае и в истории их" (см. наст. изд., т. XXV, стр. 39--41). См. также "Ряд статей о русской литературе": наст. изд., т. XIX, стр. 15--16. В письме к А. Н. Майкову от 15 (27) мая 1869 г. Достоевский, излагая свой замысел из русской истории, цитирует первый стих первой из пушкинских "Песен": "Король ходит большими шагами" ("Видение короля").

Стр. 116. ... прелестные шутки Пушкина, как, например, болтовня двух пьяных мужиков... -- Имеется в виду стихотворение "Сват Иван, как пить мы станем..." (1833). Это стихотворение Пушкина, как и следующее ("Сказка о Медведихе"), Достоевский упоминает позднее в пушкинской речи (1880). См. стр. 144.

Стр. 116. ... или Сказание о медведе... -- Имеется в виду не оконченная Пушкиным "Сказка о Медведихе" (1830?). Среди других любимых стихотворений поэта, как свидетельствует Е. А. Штакеншнейдер, Достоевский читал и эту "Сказку": "Достоевский прочел изумительно "Пророка". Все были потрясены <...> Затем прочел он "Для берегов отчизны дальной", свою любимую "Медведицу", немного из Данта и из Буньяна" (Е. А. Штакеншнейдер. Дневник и записки (1854--1886). М.--Л., 1934, стр. 426-- 427; Достоевский в воспоминаниях, т. II, стр. 303).

Стр. 116. ... сократили времена и сроки... -- См. выше, примеч. к стр. 84.

Стр. 117. Мне дорого, очень дорого, что он "печальник народного горя"... -- В газетных отчетах о похоронах Некрасова говорится о венках, которые несли почитатели поэта. Достоевский вспоминает одну из надписей на этих венках: "Впереди процессии шли певчие, за ними несли громадные лавровые венки с различными надписями из мелких цветов: "От русских женщин", "Певцу народных страданий", "Бессмертному певцу народа", "Слава печальнику горя народного", "Некрасову -- студенты"" (Г, 1877, 31 декабря (12 января), No 321). Ср. также примеч. к стр. 112.

Стр. 117. ... несмотря на все противоположные влияния и даже на собственные убеждения свои... -- Об этом см. ниже, примеч. к стр. 118.

Стр. 117. ... преклонялся перед народной правдой всем существом своим, о чем и засвидетельствовал в своих лучших созданиях. -- Эти суждения Достоевского, как и вообще развернутая им в "Дневнике" концепция народности творчества Некрасова, частично восходят к "почвенническим" тезисам А. Григорьева в статье критика "Стихотворения Н. Некрасова", опубликованной в журнале "Время" (1862, No 7, стр. 1--46): "Глубокая любовь к почве звучит в произведениях Некрасова,-- писал, в частности, критик,-- и поэт сам искренно сознает эту любовь <...> Одинаково любит он эту почву и тогда, когда говорит о пей с искренним лиризмом, и тогда, когда рисует мрачные или грустные картины; и мало того, что он любит: его поэзия всегда в уровень с почвою..." (А. Григорьев. Литературная критика. М., 1967, стр. 486).

Стр. 117. Лермонтов, конечно, был байронист... -- О своеобразии "байронизма" Лермонтова, его демонически "мрачной", "насмешливой" и "капризней" поэзии Достоевский более подробно писал во "Введении" к "Ряду статей о русской литературе". См. наст. изд., т. XVIII, стр. 59--60. В. В. Тимофеева (О. Починковская, 1850--1931), корректор типографии Траншеля, где печатался "Гражданин", в 1873--1874 гг. редактируемый Достоевским, вспоминает: "... он (Достоевский,-- Ред.) <...> обратился ко мне <...> и проговорил <...>

-- А как это хорошо у Лермонтова:

Уста молчат, засох мой взор.

Но подавили грудь и ум

Непроходимых мук собор

С толпой неусыпимых дум...

-- Это из Байрона -- к жене его относится,-- но это не перевод, как у тех,-- у Гербеля и прочих,-- это Байрон живым, как он есть. Гордый, ни для кого не проницаемый гений... Даже у Лермонтова глубже, по-моему, это вышло:

Непроходимых мук собор!

<...> А сколько тут силы, величия! Целая трагедия в одной строчке. Молчком, про себя... Одно это слово "собор" чего стоит! Чисто русское слово, картинное. Удивительные это стихи! Куда выше Байрона! Я про этот стих один говорю..." (см.: Достоевский в воспоминаниях, т. II, стр. 171 -- 172, а также комментарий, стр. 446--447). О "байронизме" Лермонтова в связи с "Героем нашего времени" см.: Н. Я. Дьяконова. Из наблюдений над журналом Печорина. -- РЛ, 1969, No 4, стр. 115--125.

Стр. 117. ... убил он государева слугу Кирибеевича "вольной волею, а не нехотя". -- Контаминация разных стихов "Песни про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова" (впервые опубликована в "Литературных прибавлениях к Русскому инвалиду", 1838, 30 апреля, No 18, стр. 344--347):

Как возговорил православный царь:

"Отвечай мне по правде, по совести,

Вольной волею или нехотя,

Ты убил насмерть мово верного слугу,

Мово лучшего бойца Кирибеевича?"

"Я скажу тебе, православный царь:

Я убил его вольной волею,

А за что про что -- не скажу тебе..."

Лермонтов, т. IV, стр. 114--115. Избирая в качестве примера "народности" Лермонтова "Песню про царя Ивана Васильевича...", Достоевский не только следует собственному убеждению, но, безусловно, учитывает и мнение Белинского, согласно которому поэт в этом сочинении "вошел в царство народности как ее полный властелин, и, проникнувшись ее духом, слившись с нею, он показал только свое родство с нею, а не тождество <...> Он показал <...> богатство элементов своей поэзии, кровное родство своего духа с духом народности своего отечества"... и т. д. (Белинский, т. IV, стр. 517; см. также стр. 521, 197). О фольклоризме "Песни про царя Ивана Васильевича..." см.: В. Э. Вацуро. М. Ю. Лермонтов. -- В кн.: Русская литература и фольклор (первая половина XIX в.). Л., 1976, стр. 226--238.

Стр. 117. Помните ли ~ араба Шибанова"? -- Достоевский цитирует письмо Ивана Грозного (1530--1584) (см. след. примеч.). Слова "раб... Шибанов" повторяются в статье Н. А. Добролюбова "О степени участия народности в развитии русской литературы" (см. след. примеч.), а также в балладе А. К. Толстого (1817--1875) "Василии Шибанов" (1840-е гг.), впервые напечатанной в "Русском вестнике" (1858, сентябрь, кн. I, стр. 236-- 240), возможно, не без полемической по отношению к статье Добролюбова цели.

Стр. 117. Раб Шибанов был раб князя Курбского, русского эмигранта 16-го столетия, писавшего всё к тому же царю Ивану... -- Имеется в виду переписка князя Андрея Михайловича Курбского (1528--1583) с Иваном Грозным, начавшаяся в 1564 г. письмом князя, бежавшего от гнева Грозного в Литву после проигранного сражения. См. об этом статью (с отсылками к соответствующей литературе) Я. С. Лурье "Переписка Ивана Грозного с Курбским в общественной мысли Древней Руси" в кн.: Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. Л., 1979, стр. 214--249. Ироническая характеристика князя Курбского у Достоевского восходит к рассуждению Добролюбова (статья "О степени участия народности в развитии русской литературы" -- "Современник", 1858, No 2. отд. II, стр. 113--167) об Иване Грозном и Курбском, которых критик противопоставляет на основании "греческого" (иначе -- византийского) начала в характере одного и западного (личностного) начала в характере другого: "Он (Иван,-- Ред.) силится доказать, что бояре, как и все подданные, обязаны были до конца претерпеть с кротостью и незлобием все его жестокости; в пример подобной кротости приводит он раба Курбского, Василия Шибанова, который спокойно стоял пред Иоанном, когда этот своим костылем пригвоздил его ногу к полу и, облокотясь на костыль, читал письмо Курбского. Но Курбский уже не убеждается доводами Иоанна: у него другая точка опоры -- создание собственного своего достоинства. Взгляд его не может еще возвыситься до того, чтобы объяснить надлежащим образом и поступок Грозного с Шибановым; нет -- Шибанов пусть терпит, ему это прилично, и князю Курбскому нет дела до того, что приходится на долю Васьки Шибанова. Но с собой, с князем Курбским, аристократом и доблестным вождем, он не позволит так обращаться. За себя и за своих сверстников -- аристократов он мстит Иоанну гласностью, историей <...> Но в России того времени нельзя было писать того, что написал Курбский <...> В царствование Грозного горькая истина должна была высказываться в чужой земле, далеко от России, в которой вся письменность блуждала еще в византийских отвлечениях, не касаясь жизни. Книга Курбского первая написана отчасти уже под влиянием западных идей: ею Россия отпраздновала начало своего избавления от восточного застоя и узкой односторонности понятий" (Добролюбов, т. II, стр. 246--247).

Стр. 117. ... велел ему письмо снести в Москву и отдать царю лично со не шевельнулся. -- Ср.: "В порыве сильных чувств он (Курбский -- Ред.) написал письмо к царю: усердный слуга, единственный товарищ его, взялся доставить оное, и едэржал слово: подал запечатанную бумагу самому Государю, в Москве, на Красном крыльце, сказав: "От господина моего, твоего изгнанника, князя Андрея Михайловича". Гневный царь ударил его в ногу острым жезлом своим: кровь лилась из язвы: слуга, стоя неподвижно, безмолвствовал. Иоанн оперся на жезл и велел читать вслух письмо Курбского..." (Карамзин, стр. 65). Некоторые детали события, как они переданы Достоевским (выход царя из собора, окружение приспешников и пр.), опираются также на балладу А. К. Толстого "Василий Шибанов":

Звон медный несется, гудит над Москвой;

Царь в смирной одежде трезвонит;

Зовет ли обратно он прежний покой

Иль совесть навеки хоронит? <...>

Царь кончил; на жезл опираясь, идет,

И с ним всех окольных собранье.

Вдруг едет гонец, раздвигает народ,

Над шапкою держит посланье.

И спрянул с коня он поспешно долой,

К царю Иоанну подходит пешой

И молвит ему, не бледнея:

"От Курбского князя Андрея!"

И очи царя загорелися вдруг:

"Ко мне? От злодея лихого?

Читайте же, дьяки, читайте мне вслух

Посланье от слова до слова!

Подай сюда грамоту, дерзкий гонец!"

И в ногу Шибанова острый конец

Жезла своего он вонзает,

Налег на костыль -- и внимает <...>

Шибанов молчал.

(А. К. Толстой. Собр. соч., т. I. М., 1963, стр. 228--230). О балладе Толстого и характере ее основного героя, а также о различных трактовках этого образа (в том числе у Достоевского) см.: Н. А. Лобкова. Баллады А. К. Толстого. Л., 1970. Автореф. канд. дис. Достоевский точно так же, как А. К. Толстой, передает события, опираясь на Карамзина. Иную реконструкцию событий см. в статье: Я. С. Лурье. Переписка Ивана Грозного с Курбским в общественной мысли Древней Руси. -- В кн.: Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. Л., 1979, стр. 220--224.

Стр. 117. А царь ~ написал, между прочим: "Устыдися раба твоего Шибанова". -- Цитата из письма Ивана Грозного князю Курбскому в переводе H. M. Карамзина. Ср.: "Устыдися раба своего, Шибанова: он сохранил благочестие пред царем и народом; дав господину обет верности, не изменил ему при вратах смерти. А ты, от единого моего гневного слова, тяготишь себя клятвою изменников" (Карамзин, стр. 69).

С тр. 117. Это значило, что он сам устыдился раба Шибанова. -- Так можно было заключить из осторожных слов Карамзина: "... великодушная твердость, усердие, любовь (Шибанова к Курбскому,-- Ред.) изумили всех и самого Иоанна, как он говорит о том в письме к изгнаннику: ибо царь, волнуемый гневом и внутренним беспокойством совести, немедленно отвечал Курбскому" (Карамзин, стр. 68).

Стр. 118. ... говорит он ~ "всю правду истинную"... -- Достоевский цитирует на память, непроизвольно совмещая различные мотивы: ответ Кирибеевича о себе на вопрос царя:

"Ох ты гой еси, царь Иван Васильевич!

Обманул тебя твой лукавый раб,

Не сказал тебе правды истинной..." --

и слова царя, обращенные к купцу Калашникову:

"Отвечай мне по правде, по совести,

Вольной волею или нехотя..." -- и т. д. --

затем:

"Хорошо тебе, детинушка,

Удалой боец, сын купеческий,

Что ответ держал ты по совести..."

(Лермонтов, т. IV, стр. 105, 114, 115).

Стр. 118. Не они ли в русском народном движении, за последние два года, не признали почти вовсе той высоты подъема духа народного... -- Здесь в первую очередь имеется в виду журнал "Отечественные записки", который в отличие от консервативных и славянофильских газет и журналов довольно сдержанно освещал войну на Балканах. Журнал никак не отозвался, в частности, на объявление войны (12 апреля 1877 г.) и почти не писал о "подъеме" народного духа. Это было сразу замечено враждебными изданиями, и во "Внутреннем обозрении" "Отечественных записок" Г. З. Елисеев вынужден был отвечать на обвинения в отсутствии должного патриотизма. "Спустя десять дней после объявления манифеста о войне, именно 23-го апреля,-- писал Елисеев,-- вышла апрельская книжка "Отечественных записок". Литературный обозреватель "Русского мира" берет эту книгу в руки и говорит: "Посмотрите, православные, что тут делается: вот статья Златовратского "Золотые сердца" -- о войне ни слова, вот "Русский Шеффильд" Боборыкина -- о войне ни слова, вот "Женская жизнь", повесть -- о войне ни слова и т. д. и т. д."" (ОЗ, 1877, No 5, стр. 118). В связи с этим Елисеев обвиняет в "напускном патриотизме" "Русский мир", который "ограничивается только словоизвержением и сыскными вожделениями", усматривая в деятельности "Отечественных записок" "несочувствие к "подъему народного духа"" (там же, стр. 120, 124). Об отношении редакции журнала "Отечественные записки" к событиям русско-турецкой войны 1877--1878 гг. и освещении их в официозной и консервативной прессе см.: Г. А. Бялый. Гаршин и литературная борьба 80-х годов. М.--Л., 1937, стр. 28--39; Н. И. Соколов. Вступительная статья к разделу "Отголоски" цикла Салтыкова-Щедрина "В среде умеренности и аккуратности" (1874--1877). -- Салтыков-Щедрин, т. XII, стр. 656--660.

Стр. 118. Некрасов ~ был лишен, однако, серьезного образования... -- Первоначальное образование Некрасов получил дома, в 1832--1837 гг. он учился в Ярославской гимназии, из которой должен был уйти. В 1839 и 1840 гг. он пытался поступить в Петербургский университет, но не выдержал экзаменов и оказался в положении вольнослушателя. В течение 1839--1841 гг. Некрасов посещал университет довольно нерегулярно: тяжелое материальное положение и литературные заботы отвлекали его от университетских занятий. Ср.:

...Я отроком покинул отчий дом.

(За славой я в столицу торопился).

В шестнадцать лет я жил своим трудом

И между тем урывками учился.

("Мать. Отрывки из поэмы", 1877)

В "Недельных очерках и картинках" ("Новое время", 1878, 1 (13) января, No 662) Суворин писал: "Не зная ни одного иностранного языка, почти ни одного иностранного слова, получив отрывочное, кое-какое образование, не кончив нигде курса, даже в гимназии, он (Некрасов,-- Ред.) быстро все схватывал и не только не терялся среди образованных, развитых научно молодых людей сороковых годов, но стал между ними, как нечто очень оригинальное, самобытное, крепкое, поражавшее знанием людей и жизни вообще". Говоря о "необразованности" Некрасова, Достоевский полемически обыгрывает замечание Суворина и Скабичевского о "самобытности", "самородности" Некрасова. Буренин в своих "Литературных очерках" подхватил замечание Достоевского и развил его со всею подробностью, полемизируя с мнением Скабичевского: "...давно ли "влияние западных литератур", знакомство поэтов с поэзией Шекспира, Шиллера, Байрона и т. д., то есть, коротко сказать, европейское, литературное образование -- давно ли оно стало считаться препятствием к возвышению поэтов? И наоборот: давно ли незнакомство с него сделалось качеством, способствующим поэтическому величию. Как знать, чем бы был Некрасов, если бы он обладал литературным образованием Пушкина или Лермонтова? Быть может, именно тогда-то он бы и стал выше их" и т. д. (НВр, 1878, 20 января (1 февраля), No 681).

Стр. 118. Из известных влияний он не выходил во всю жизнь... -- Достоевский имеет в виду прежде всего влияние Белинского (см. ПМ к этой главе "Дневника писателя"), а затем ближайших сотрудников Некрасова по журналам "Современник" (Н. Г. Чернышевский, Н. А. Добролюбов, M. E. Салтыков-Щедрин) и "Отечественные записки" (М. Е. Салтыков-Щедрин, Г. З. Елисеев и др.). Замечание Достоевского имеет полемический прицел и направлено против Скабичевского, который, поднимая Некрасова над Пушкиным, Лермонтовым и другими, писал: "Он (Некрасов,-- Ред.) выше, наконец, всех своих предшественников как ум более политически зрелый, сознательно и определенно направленный, сравнительно с шаткими, колеблющимися и исполненными всевозможных патриархальных традиций и предрассудков умами своих предшественников" (БВ, 1878, 6 января, No 6). Слова Достоевского об "известных влияниях" вызвали резкое возражение Г. З. Елисеева в "Отечественных записках". См. об этом наст. изд., т. XXV, стр. 346--347.

Стр. 119. ... в недавно напечатанном ~ экспромте его ~ ... Но счастлив ли народ? -- Цитата из стихотворения "Элегия" (Пускай нам говорит изменчивая мода...) (1874):

... Довольно ликовать в наивном увлеченье --

Шепнула муза мне! -- Пора идти вперед:

Народ освобожден, но счастлив ли народ?..

Впервые напечатано: ОЗ, 1875, No 2, стр. 495--496. В номерах "Отечественных записок" за этот год, в том числе и в том, где была опубликована "Элегия", печатался роман Достоевского "Подросток" (см. выше, примеч. к стр. 112).

Стр. 119. ... в шедеврах его: "Рыцарь на час", "Тишина", "Русские женщины"? Даже в великом "Власе" его... -- Достоевский перечисляет произведения Некрасова разных лет: "Влас" (1854), "Тишина" (1857), "Рыцарь на час" (1862), "Русские женщины" (1871--1872). Мотивы этих и других произведений Некрасова, отразившиеся в творчестве Достоевского, а также упоминания о самом поэте см. по указателю: наст. изд., т. XVII, стр. 469.

О "Русских женщинах" Достоевский ранее высказал несколько неодобрительных замечаний в "Дневнике писателя" за 1873 г. (см. наст. изд., т. XXI, стр. 73).

... в великом "Власе" его... -- Достоевский выделял это стихотворение Некрасова из всего, что было создано поэтом. В "Дневнике" за 1873 г. "Власу" посвящена отдельная глава. См. наст. изд., т. XXI, стр. 31--41.

Как вспоминает М. А. Александров, метранпаж типографии Траншеля, где печатался редактируемый Достоевским "Гражданин", и типографии кн. В. В. Оболенского, где печатался "Дневник писателя" 1876--1877 гг., весной 1880 г. на одном из публичных чтений Достоевский "прочел "Власа" Некрасова -- и как прочел! Зала дрожала от рукоплесканий..." (Достоевский в воспоминаниях, т. II, стр. 254).

Стр. 119. ... в одной из самых могучих и самых зовущих поэм его "На Волге"? -- "На Волге" (1860) -- небольшой стихотворный цикл из четырех частей. Достоевский именует его "поэмой", подчеркивая патетическое чувство и серьезную мысль, лежащие в его основе. "Превосходным стихотворением" и "удивительной поэмой о Волге" одновременно называет цикл А. Григорьев в статье "Стихотворения Н. Некрасова" (А. Григорьев. Литературная критика. М., 1967, стр. 481).

Стр. 119--120. Все газеты, чуть только заговаривали о Некрасове со тотчас же и прибавляли, все без изъятия, некоторые соображения о какой - то "практичности" Некрасова ~ о какой-то двойственности... -- Наиболее характерной в этом отношении была статья Суворина "Недельные очерки и картинки". "Я дал себе слово,-- передавал Суворин слова поэта,-- не умереть на чердаке. Нет, думал я, будет и тех, которые погибли прежде меня,-- я пробьюсь во что бы то ни стало. Лучше по Владимирке пойти, чем околевать беспомощным, забитым и забытым всеми. И днем и ночью эта мысль меня преследовала <...> Я мучился той внутренней борьбою, которая во мне происходила: душа говорила одно, а жизнь совсем другое. И идеализма было у меня пропасть, того идеализма, который вразрез шел с жизнью, и я стал убивать его в себе и стараться развить в себе практическую сметку". И далее: ""Большой практик он был, говорят о нем, и стихи иногда хорошие писал и в карты играл отлично. У него все это вместе". (Передаю это в более мягкой форме, чем говорилось о нем иногда)" и т. д. (НВр, 1878, 1 (13) января, No 662). О "двойственности" Некрасова писал и Скабичевский, стараясь извинить поэта: "... вас (т. е. молодежь,-- Ред.) нисколько не смутили и не поколебали в вашем приговоре о поэте никакие нравственные противоречия в его жизни <...> несмотря на то, что Н. А. Некрасов жил жизнью, не имеющею ничего общего с жизнью народа, вы нимало не усомнились в искренности мотивов народных страданий его лиры <...> вы поставили его выше даже таких знаменитых его предшественников, как Пушкин и Лермонтов, и <...> наконец, вы считаете его вполне понятным народу". "В жизни Н. А. Некрасова,-- пишет далее Скабичевский, ища извинений поэту,-- без сомнения, можно найти немало нравственных противоречий, но при этом не следует забывать, что это был человек 40-х годов, что он принадлежал именно к тому несчастному поколению, которое как бы самою судьбою было обречено путаться в безысходном лабиринте и умственных, и нравственных противоречий. Воспитанное в барских привычках, на почве крепостного права, поколение это восприняло в своей юности сразу массу гуманных передовых идей, бродивших в то время на Западе; идеи эти радикально противоречили со всеми традициями и привычками, вынесенными юношами из детства <...> Раздвоенность, заключающаяся в постоянной борьбе новых идей с старыми привычками, имела своим результатом не только разлад деятелей 40-х годов с позднейшими поколениями интеллигентных людей, вышедших из иных слоев общества и успевших выработать и более определенное миросозерцание, и большее соответствие слова с делом,-- она разделила самих людей 40-х годов на два враждебные лагеря, причем те из них, у которых традиционные привычки подчинили себе идеи и преобразовали их в московском духе ради умиротворения совести, пошли одесную и вступили в непримиримую борьбу с позднейшими поколениями; другие же, у которых по особенным обстоятельствам их жизни особенно глубоко запали в душу семена новых идей и не могли они так легко отделаться от этих идей, пошли ошую и хотя не в силах были согласовать идеи с привычками, хотя до седых волос оставались исполненными нравственных противоречий всякого рода, во всяком случае они примкнули к последующим поколениям, причем некоторые из них успели встать и во главе их. Н. А. Некрасов бесспорно принадлежал к этому левому лагерю людей 40-х годов" (БВ, 1878, 6 января, No 6).

Стр. 120. ... "Он-де страдал, он с детства был заеден средой", он вытерпел еще юношей в Петербурге ~ а следственно, и сделался "практичным"... -- Именно в этом духе старается оправдать противоречия поэта Скабичевский: "Все обстоятельства его жизни сложились <...> так, чтобы, с одной стороны, в натуре его образовался ряд нравственных противоречий, с другой же стороны, чтобы при всех этих противоречиях его все-таки более тянуло к свету и правде. Он родился в помещичьем доме, который оставил в нем самые мрачные воспоминания своими дикими нравами в духе дореформенной старины, и в то же время нравы эти остались не без тлетворного влияния на восприимчивую натуру ребенка..." и т. д. Затем: "И вот с этими задатками <...> кинут был 16-летний юноша в омут столичной жизни, отвергнутый отцом, без малейшей поддержки <...> Несколько лет, проведенных в тяжелой и упорной борьбе с самою страшною нищетою <...> положили глубокий след на всю последующую жизнь Николая Алексеевича". По мнению Скабичевского, "эти годы борьбы за существование и испытания на своей собственной шкуре всего того, что терпит простой люд", и сроднили Некрасова с народом, наложив на его деятельность "такую резкую печать, которую потом не могли смыть все те реки Шампанского, которые он проливал впоследствии <...> Но и тут мы видим ту же раздвоенность <...> Н. А. Некрасов <...> слишком наголодался и нахолодался, чтобы решиться всю жизнь устоять в строгих границах обстановки писателя-труженика <...> Некрасову, как это ни грустно, представилась такого рода дилемма: или умереть с голоду, оставаясь в мире со своею совестью <...> или обеспечить себя какими бы то ни было средствами и на почве этого обеспечения начать свободно развивать свой талант. Он избрал последний путь -- путь, надо признаться, самый скользкий для народного поэта, путь хотя и доставивший ему массу материальных удобств и утешений, но в то же время поселивший тяжелый нравственный разлад в душе его" (БВ, 1878, 6 января, No 6). В сходном роде писал о детстве и юности Некрасова, оказавших заметное влияние на дальнейшую жизнь и деятельность поэта, Суворин в "Недельных очерках и картинках". См.: НВр, 1878, 1 (13) января, No 662.

Стр. 120. Другие ~ намекают, что без этой-то ведь "практичности" Некрасов, пожалуй, и не совершил бы столь явно полезных дел на общую пользу, например, совладал с изданием журнала... -- Об этом прямо писал Суворин: "... не будь он (Некрасов,-- Ред.) так умен, не пройди он той школы, которую прошел, не испытай на самом себе, не почувствуй на практике, если можно так выразиться, всех тех мотивов, которые служили предметом его поэзии, он, по всей вероятности, не был бы певцом народного горя и народной силы, не так трепетала бы в его поэзии эта звенящая, надрывающая душу струна. Каторжная борьба с жизнью, погоня за независимостью на том пути, на котором так трудно было найти ее, внутренняя работа для того, чтоб смело и бодро пройти между противоположными течениями, все это обострило его чувство, сообщило его таланту силу именно в том направлении, каким сильна его поэзия. Скажу больше: не стремись Некрасов к независимости, не вырабатывай он у себя практической сметки, не умей он пользоваться приобретенным состоянием и большими знакомствами, судьба журналистики русской, столь часто зависевшая от случая, могла быть иною, а журналистика очень много обязана Некрасову. Для нее тоже нужен был "практический человек", но не того предпринимательного закала, который тогда царствовал нераздельно. Нужен был талантливый человек, понимающий ее задачи, широко на них смотревший, строящий успех журнала не на эксплуатации сотрудников, а на идеях и талантах. "Один я между идеалистами был практик,-- говорил Некрасов <...> когда мы заводили журнал, идеалисты это прямо мне говорили и возлагали на меня как бы миссию создать журнал". И он создал этот журнал, несмотря на все препятствия, на отсутствие сотрудников, денег и возможность писать что-нибудь такое, что живо затрогивало бы общество" и т. д. (НВр, 1878, 1 (13) января, No 662). На то, что "практичность" Некрасова была благодетельной для его музы и русской литературы, "намекает" и Скабичевский: "Но не дерзнем кидать камень осуждения в только что застывший прах поэта, имея в виду, что как ни скользок был путь, избранный им, а он все-таки устоял на нем и до конца дней своих не переставал держать в руках своих все то же знамя, которое гордо поднял он в своей юности. Если он и падал в особенно тяжелые минуты (забудем эти мрачные мгновенья в его жизни), то падал для того, чтобы воспрянуть с новыми силами и устремиться все по тому же пути, с которого он ни разу не свернул в продолжение всей своей жизни" (БВ, 1878, 6 января, No 6).

Стр. 121. ... сегодня бьется о плиты родного храма, кается, кричит: "Я упал, я упал". И это в бессмертной красоты стихах... -- По-видимому, контаминация мотивов разных стихотворений Некрасова:

... Я внял... я детски умилился...

И долго я рыдал и бился

О плиты старые челом,

Чтобы простил, чтоб заступился,

Чтоб осенил меня крестом

Бог угнетенных, бог скорбящих,

Бог поколений предстоящих

Пред этим скудным алтарем!

("Тишина", 1857)

Затем:

... Увлекаем бесславною битвою,

Сколько раз я над бездной стоял,

Поднимался твоею молитвою,

Снова падал -- и вовсе упал!..

("Рыцарь на час", 1862)

Рассуждение Достоевского -- полемический отклик на речь М. И. Горчакова. "Голос", описывая похороны Некрасова, так говорит об этом: "Отношения поэта к отечественной церкви оратор (Горчаков,-- Ред.) изобразил превосходными стихами самого поэта, извлеченными из известного произведения "Рыцарь на час":

Не бледнеть перед правдой-царицею

Научила ты музу мою...

Сколько раз я над бездной стоял,

Поднимался твоею молитвою,

Снова падал...

Выводи на дорогу тернистую..."

и т. д.

( Г, 1877, 31 декабря, No 321).

Стр. 121. Искусство для искусства не более... -- и далее: ... и на вопрос: "Кого вы хороните?" -- мы, провожавшие гроб его, принуждены бы были ответить, что хороним "самого яркого представителя искусства для искусства, какой только может быть". -- Все рассуждение Достоевского об "искусстве для искусства" и в окончательном тексте главы, и в черновиках к ней (см. стр. 193 и след.) непосредственно вызвано полемикой с Скабичевским. Начиная свою статью обращением к молодежи, Скабичевский говорит о том, что обращаться к другим было бы бесполезно, поскольку они составили уже мнение о поэте и их нельзя переубедить. Далее он поясняет свою мысль, безусловно метя в Достоевского: "Так, одни, поклоняясь таланту Н. А. Некрасова, как художника в истинном смысле этого слова, готовые поставить этот талант даже на одну степень с талантами Пушкина и Лермонтова, жалеют только об одном: зачем Н. А. Некрасов посвятил свой талант исключительно "музе мести и печали", зачем он не был таким же художником чистого искусства, каковыми они считают его знаменитых предшественников. Согласитесь сами <...> что вести спор с подобными господами и доказывать им, что Некрасов сделался достойным тех венков, какие вы несли впереди его гроба, и вместе с тем вечной памяти русского народа именно потому, что он не был поэтом чистого искусства,-- доказывать это значит более, чем тратить слова по-пустому..." и т. д. (БВ, 1878, 6 января, No 6). Свое отношение к теории так называемого "искусства для искусства" Достоевский подробно высказал в статье "Г-н --бов и вопрос об искусстве" из "Ряда статей о русской литературе". См. наст. изд., т. XVIII, стр. 73--103. Объяснение на эту тему в связи с поэзией Некрасова, вызванное конкретным поводом -- высказываниями Скабичевского, служит продолжением прежней полемики со сторонниками "утилитаризма" в искусстве.

Стр. 121. ... потому что он эти стихи сам похваливает... -- Имеются в виду, в частности, стихи, процитированные М. И. Горчаковым ( Г, 1877, 31 декабря, No 321):

Не бледнеть перед правдой-царицею

Научила ты музу мою...

("Рыцарь на час")

Стр. 121. ... приступить к анекдотической части этого дела... -- Прилагательное "анекдотический" здесь образовано от слова "анекдот" в одном из его исконных значений: анекдот (греч. ἀνέκοδοτος ) -- неизданный, неопубликованный) -- нечто необнародованное, не бывшее в печати. Вся фраза -- отсылка к статье "Суворина, той части ее, с которой начинается разговор о "практичности" Некрасова: "Однажды, рассказывая мне разные анекдоты из своей жизни, рисуя ту бедность, которую он видел, то нахальство непомерное..." и т. д. (НВр, 1878, 1 (13) января, No 662, стр. 3). Некоторые факты, касающиеся, юности поэта, Суворин сообщил еще при жизни Некрасова в "Недельных очерках и картинках" (НВр, 1877, 20 марта (1 апреля), No 380). Слово "анекдот", взятое Достоевским в исконном смысле, здесь удерживает, конечно, и новейшее свое значение -- смешной или неожиданный по содержанию, примечательный рассказ.

Стр. 121--122. ... в одном из самых первоначальных его стихотворений, набросанных, кажется, еще до знакомства с Белинским (и потом уж позднее обделанных и получивших ту форму, в которой явились они в печати). -- Некрасов познакомился с Белинским в 1841 г. См.: Ю. Оксман. Летопись жизни и творчества В. Г. Белинского. М., 1958, стр. 279--280. Достоевский ошибочно предполагает, что стихотворение "Секрет" (см. след. примеч.) было, возможно, набросано до знакомства с Белинским. Впервые полностью оно было напечатано в "Современнике" (1856, No 8, стр. 203--205) с датой "1846", затем перепечатывалось во всех прижизненных изданиях стихотворений поэта. Некоторые строфы стихотворения были опубликованы раньше, в 1851 г. ("Современник", 1851, No 11, стр. 89). Данные рукописей поэта приурочивают создание этого произведения не к 1846, а к 1855 г. См. об этом: Некрасов, т. I, стр. 571. История создания стихотворения Некрасова, как она передана здесь Достоевским, возникла, судя по всему, на почве желания писателя оправдать тот метод субъективной интерпретации художественного текста, который он себе позволяет. См. след. примеч.

Стр. 122. Вот эти стихи: Огни зажигались вечерние ~ В кармане моем миллион. -- Достоевский цитирует первые три строфы второй части стихотворения "Секрет (Опыт современной баллады)", повествующего о смерти богача, неправедным путем нажившего "миллион". Стихи, приводимые Достоевским,-- начало исповеди умирающего героя. Достоевский снял кавычки, означающие чужую речь. Изъятая из контекста, она приобрела вид как бы отдельного произведения, которое можно было толковать в качестве исповеди самого поэта. Между тем после смерти поэта А. С. Суворин писал: "Некрасова считали очень богатым человеком; но, кроме имения в Ярославской губернии, он не оставил никаких капиталов ни в наличных деньгах, ни в бумагах" (НВр, 1878, 8 (20) января, No 669; "Заметка", подпись: Незнакомец). На недопустимость истолкования стихотворения, какое было сделано Достоевским, обратил внимание Г. З. Елисеев (ОЗ, 1878, No 3, стр. 123).

Стр. 122. Это был демон гордости ~ чтобы уже не зависеть ни от кого. -- Звучат мотивы романа Достоевского "Подросток" (1875), главного героя которого писатель сближает здесь с поэтом. См. об этом: А. С. Долинин. Последние романы Достоевского. М.--Л., 1963, стр. 62--75.

Стр. 122. Такие люди пускаются в путь босы и с пустыми руками, и на сердце их ясно и светло. -- Судя по всему, имеются в виду (как некая параллель) странствующие монахи нищенствующих орденов. Рассуждение Достоевского безусловно восходит к стихам Некрасова:

...Я похож

На нищего: вот бедный дом... и т. д.

("На Волге", 1860)

Стр. 123. ... "Брось всё, возьми посох свой и иди за мной". -- Контаминация разных евангельских текстов. Во-первых, слова Христа, сказанные им ученикам: "... если кто хочет идти за мною, отвергнись себя и возьми крест свой и следуй за мною" (Евангелие от Матфея, гл. 16, ст. 24; ср.: от Марка, гл. 8, ст. 34; от Луки, гл. 9, ст. 23). Во-вторых, рассказ Евангелия от Марка о напутствии Христа своим ученикам: "И, призвав двенадцать, начал посылать их по два <...> И заповедал им ничего не брать в дорогу, кроме одного посоха: ни сумы, ни хлеба, ни меди в поясе, но обуваться в простую обувь и не носить двух одежд" (Евангелие от Марка, гл. 6, ст. 7--9).

Стр. 123. Уведи меня в стан погибающих // За великое дело любви. -- Цитата из стихотворения "Рыцарь на час".

Стр. 123. Г-н Суворин уже публиковал нечто... -- Достоевский имеет в виду следующее свидетельство Суворина: "Николай Алексеевич принимал самое теплое участие во мне с тех самых пор, как мы хорошо с ним познакомились. Это было в 1872 г. Никакой ему нужды во мне не было, но он приезжал ко мне на Васильевский остров и долго беседовал о литературе. Тогда же он советовал мне завести свою газету <...> Участие его, совершенно бескорыстное, указывающее именно на нежную его душу, простиралось до того, что в конце 1873 г. он предложил мне значительную для меня сумму на поездку за границу, чтоб оправиться там от постигшего меня несчастья. Я <...> не могу не вспомнить об этом с глубокою благодарностью" (НВр, 1878, 1 (13) января, No 662). О том же писал Скабичевский: "... не говоря уже о постоянных сотрудниках, вы могли надеяться после помещения в журнале Некрасова одного какого-нибудь маленького рассказика явиться к Николаю Алексеевичу в затруднительном случае, в надежде воспользоваться у него таким кредитом, о котором вы не смели бы и мечтать при какой-либо другой редакции. Я уж не знаю, найдете ли вы при какой-либо иной редакции такую высокую гуманность, чтобы сотрудникам давались средства на поездку за границу для поправления здоровья или на издание их сочинений, а Некрасов делал это сплошь и рядом: так, мы видим, что, по свидетельству г-на Суворина, Некрасов даже ему предложил денег на поездку за границу, хотя г-н? Суворин является человеком совершенно посторонним и не имеющим никаких отношений к "Отечественным запискам"" ( БВ, 1878, 6 января, No6).

Стр. 123. Еще Гамлет дивился на слезы актера ~ "Что ему Гекуба?"... -- Имеется в виду монолог Гамлета после прощания с актерами (д. 2, сцена 2):

... И все из ничего! из-за Гекубы!

Что он Гекубе, что она ему?

Что плачет он о ней...

(Шекспир. Полн. собр. драматич. произведений в переводе русских писателей, т. II. Изд. Н. А. Некрасова и Н. В. Гербеля. СПб., 1866, стр. 32).

Стр. 124. ... древний печерский многострадалец ~ закопал себя по пояс в землю и умер... -- Речь идет о "многотерпеливом Иоанне затворнике" (ср. ИМ, стр. 197), который, борясь с плотскою страстью, "вырыл <...> яму, глубиною до плеч <...> и своими руками засыпал себя землей, так что только руки и голова были свободны". Дьявол и после этого продолжал мучить святого тою же страстью, пока бог, по молитвам Иоанна, не освободил его от этих мук. Достоевский ошибается: Иоанн не умер в яме; выдержав искушение, он больше не был обуреваем этой страстью. См.: Киево-Печерский патерик по древним рукописям. Киев, 1870, стр. 102--106.

Стр. 124. ... Поэтом можешь ты не быть, // Но гражданином быть обязан... -- Цитата из стихотворения "Поэт и гражданин" (1856).

Стр. 126. Декабрьский и последний выпуск "Дневника" так сильно запоздал со затянулось дело. -- О дате выхода в свет и причинах задержки этого выпуска "Дневника" см. наст. изд., т. XXV, стр. 318.

Стр. 126. Может быть, решусь выдать один выпуск... -- Этому желанию Достоевского не суждено было сбыться.

Стр. 126....я и впрямь займусь одной художнической работой ~ невольно. -- Речь идет о романе "Братья Карамазова", над которым Достоевский работал ближайшие три года (1878--1880).

Стр. 126. Но "Дневник" я твердо надеюсь возобновить через год. -- Надежда продолжить "Дневник" осуществилась через два года, которые были отданы писанию и печатанию романа "Братья Карамазовы". Заканчивая роман в 1880 г., Достоевский "возобновил" "Дневник" единственным выпуском (август), посвященным торжествам по случаю открытия памятника А. С. Пушкину в Москве и публикации своей речи (8 нюня 1880 г.).

Стр. 126--127. Прошу вновь у всех, которым не ответил до сих нор, их доброго, благодушного снисхождения,-- За годы выпуска в свет "Дневника писателя" у Достоевского образовалось так много корреспондентов, что писатель не имел возможности отвечать каждому из них. Е. А. Штакеншнейдер записывает слова Достоевского в свеем "Дневнике": "Да разве я буду на них (эти письма,-- Ред.) отвечать! Разве есть возможность отвечать на них! Вот, например: "Выясните мне, что со мной? Вы можете и должны это сделать: вы психиатр, и вы гуманны..." Как тут отвечать письмом, да еще незнакомой? Тут надо не письмом писать, а целую статью. Я и напечатал просто, что не в силах писать столько писем" (Е. А. Штакеншнейдер. Дневник и записки (1854--1886). M.--Л., 1934, стр. 423). Писатель, однако, отвечал и лично, и в "Дневнике" многим своим корреспондентам. О корреспондентах Достоевского и их письмах см. наст. изд., т. XXV, стр. 350--358.

Стр. 127. ... может быть, русская-то женщина и спасет нас всех... -- Достоевский не раз высказывал эту мысль, см., например, "Дневник писателя" за 1877 г. (сентябрь, гл. 2, § III). Не все читатели одобряли эти идеи, см., например, наст. изд., т. XXV, стр. 355.

Стр. 127. Корреспонденту, написавшему мне длинное письмо (на 5 листах) о Красном Кресте... -- Об этом корреспонденте см. наст. изд., т. XXV, стр. 352.

Стр. 127. Мой адрес остается прежним... -- С середины сентября 1875 г. до середины мая 1878 г. Достоевский жил на Греческом проспекте, в доме А. П. Струбинского. Дом сохранился. См.: Саруханян, стр. 272--273.

Стр. 128. P. S. Издатель одной новой книги ~ "Восточный вопрос прошедшего и настоящею. Защита России. СЭРА Т. СИ H КЛЕРА, баронета, члена английского парламента. Перевод с английского"... -- Имеется в виду книга: Восточный вопрос прошедшего и настоящего. Защита России. Сэра Т. Синклера, баронета, члена британского парламента. Пер. под ред. В. Ф. Пуцыковича. СПб., 1878. Издателем этой книги был В. Ф. Пуцыкович (1843--1909), в типографии которого она (так же, как и декабрьский выпуск "Дневника писателя" за 1877 г.) и была напечатана. О том, что книга Синклера переводится на русский язык (вместе с развернутым изложением этой работы), сообщалось в ноябрьских газетах. См.: СПбВед, 1877, 19 ноября (1 декабря), No 320; СВ, 1877, 23 ноября (5 декабря), No 206. В. Ф. Пуцыкович был секретарем редакции газеты-журнала "Гражданин" в пору редактирования ее Достоевским. После ухода Достоевского с поста редактора Пуцыкович занял это место. С 1877 г. по 1879 г. он -- собственник этого издания. В 1879 г. Достоевский ищет способы помочь Пуцыковичу, оказавшемуся за границей и (как он уверят писатели) без денег, в предпринимаемом им издании "Русский гражданин", который начал выходить в Берлине с конца 1879 г. (по 1881 г.). См. письма Достоевского Пуцыковичу от 3 мая 1879 г.; Н. А. Любимову и Пуцыковичу от 11 июня 1879 г.; Н. А. Любимову от 8 июля 1879 г.; А. Г. Достоевской от 24 июля (5 августа) 1879 г.; 28 июля (9 августа) 1879 г. и др.