<Январь>

Что молодой человек осквернился и не знал покоя <?>, я никогда не поверю. Ошибка ума, а не сердца.

Мы скажем после, а теперь лишь несколько слов.

Строили <?> <нрзб.> но это и нельзя.

Сочувствовать?> может, но заняться мелко.

Такова молодежь.

Тут помогают социальные теории (незыблемые).

За тех авторитеты были (Бели<нский?> Черн<ышевский?>), естественные, будто бы, науки; получаю письма (и Благосве<тлову> поверь).

Не знают науки.

Эта наука передается словами.

Ни один-то профессор не возьмет.

Гумбольдт.

А тут бродяжни<чество?>

Великость подвига.

Легкость идеи низвергнуть всё и идти дальше.

Остановили науку при Николае.

Молодежь же чиста. { Рядом с текстом: Мы скажем после ~ чиста. -- помета: Короче.}

1. Бергеман.

2. О детях (вот и всё).

3. От редакции (и всё).

Иезуитизм.

И даже особенно нравится.

Именно кровь, гры<з>ня. А вот вы какие были, вот же вас.

Именно радикальные.

Как удивят все эти больные <?>.

Тут так недалеко от детства, ненависть к авторитету, вот, дескать, мы какие. Вагон и три мальчика.

Сцена -- застрелился <?>.

Грянет и наше имя в истории.

Это любящие сердца, но до любви им и дела нет. Не время, то есть не пришло еще время. Тут надо жизни. {Как удивят ~ Тут надо жизни, записи на полях. }

Готовые науки, тут не надо и читать.

Читают, { Было: Читатели} конечно, иные, но не многие.

Я убежден.

Не надо учиться, когда имею право презирать.

Рабское преклонение перед авторитетом. Прудон, Бакунин, Герцен. Устарели.

Нагнанная <?> на себя жестокость.

Не нашего мира. Неполнота <?> Есть страдания страшные и уже не фиктивные. И хотя тут многие не от нашего уже мира -- а социальны<?>. Лев<ин?> не виноват.

Не достает. Психология покоя <?>.

Розги, образование, профессор.

Восточная война.

1) О деятельной любви, Бергеман.

<Апрель, гл. II>

СОН СМЕШНОГО ЧЕЛОВЕКА

1

1 Здесь и далее цифрами в ломаных скобках обозначаются отдельные фрагменты рукописи.

Длинной бы истории не затеял, просить, сбирать подаяние, но в ту минуту бы помог.

Выстрелил в себя.

До сих пор сон был ясен, дальше пошло клочками (как во сне).

Одно с ужасающей ясностью через другое перескакивает, а главное, зная, например, что брат умер, я часто вижу его во сне и дивлюсь потом: как же это, я ведь знаю и во сне, что он { В рукописи ошибочно: я} умер, а не дивлюсь тому, что он мертвый и все-таки тут, подле меня живет.

У Эдгара Поэ.

Не знаю, почему это, но не в том дело.

Право, я не могу иначе передать тогдашнего моего мимолет<ного> { Было: беглого} ощущения. Но ощущение продолжалось. Пусть.

Пусть. Но ведь если я убью себя, например, через 2 часа -- то что мне девочка? Я обращусь в нуль.

А если так, то почему же я теперь, так твердо порешив застрелиться, не могу преодолеть моей жалости.

Вот потому-то я и затопал: дескать, не только не чувствую жалость, но если и бесчеловечие и подлость сделаю, то мне должно быть всё равно. Но оказалось не так.

Человек вообще. Тем менее я люблю людей в частности.

До страстных мечтаний о подвигах, и я бы, может быть, даже крест перенес за людей.

Слышал поблизости <?>. Я не мог бы жить в одной квартире.

Я двух дней не проживу с кем-нибудь в одной комнате.

Я не спал. Отнесли, и уже только в могиле мне показалось: как же это я умер, а всё знаю, только шевелиться не могу.

Если есть разумнее, то пусть явится.

Не то никогда никакому мучению, какое бы меня ни постигло, не сравняться с тем презрением, которое я буду молча ощущать к мучителю, хотя бы миллионы лет.

Можно сказать даже так, что для меня и сделан. Застрелись я, и мира не будет, по крайней мере, для меня. А может быть, почем знать, и совсем не будет.

Являлось <?> рассужде<ние?> -- то какое мне дело -- ведь тогда совершенно как бы не существовало бы мира. Я понимаю, что я человек, и пока живу, то могу страдать, мучиться и иметь стыд за свой поступок.

Жизнь и мир от меня зависит.

И чем более я сидел у стола, тем больше я бесился.

Одним словом, случилось, что если б не эта девочка, то я бы застрелил себя. А тут мне стало досадно, что я об этом думаю, и я не брал револьвер, но что я застрелюсь к утру, я знал наверно. И вот я заснул.

И мне стало противно. Уже другое <?> разр<ешение?>.

Я было назвал себя трусом, но это не так, и я усмехнулся и стал дремать. Последняя мысль моя была: а ведь теперь мне не так всё равно, стало быть, минута благоприятна.

У капитана тиши<на>. Они устраивались спать и лишь доругивались.

И вот начался мой сон.

"Это Сириус?" -- спросил я. "Нет, эта та самая звездочка, которую ты видел между облаками, возвращаясь домой". И как только он сказал мне это, я понял, что его не надо спрашивать, что он ответит мне, если б я его спросил, но что лучше, если его не спрашивать.

Я плохой астроном.

И я воззвал к видимому властителю всего того, что происходило со мной, если только был властитель.

Я оскорбил ребенка. { Далее было: Я плохой зна<ток> в астрономии.}

Но я почувствовал, что мы приближаемся к окраине бытия.

-- Ты увидишь, -- ответил он грустно.

Мелькнула мысль о девочке.

Милым трепетом своих крылышек.

Не хотел, чтоб меня победили.

-- Ты знаешь, что я боюсь тебя. Ты презираешь меня, -- сказал я вдруг.

Он не ответил ничего. И я почувствовал, что у него есть цель и наш путь будет иметь конец. Мы пролетали звезды и новые пространства.

Они были спокойны, не тревожились.

И тут я понял, что меня не презирают и не могут презирать. Не хочу сожалений, подумал было я, но меня и не сожалели.

Почему я знал это, не знаю, но что-то сообщилось мне от того существа.

Я бесился, и на все эти вопросы и не возможность ответить?).

Сладкое зовущее чувство -- родная сила света, меня породившего, отозвалась в моем сердце и воскресила его, и я воскликнул: Если это наше солнце, то где же земля?

Они целовали меня.

Я задрожал и преклонил<ся> перед ними. Я понял. Я всё тотчас же понял.

О, они были прекрасные и невинные, это была земля, не оскверненная грехопадением.

NB. Я не знаю, было всё так, но ощущения мои были те, а теперь я, может быть, сам рисую подробности, потому что я не умею этого передать. { Было: передать вам}

Ощущение, когда сладко ноет сердце во мне от счастия.

О мечта, я лишь наобум и придумываю. Помню восторг, картины и пейзажи. Их любовь влилась в меня лучами, и осталась со мной. Я вглядывал<ся>, бегал по лесам и рощам.

Я бы не мог ответить на вопросы: как они знали железо и не дрались и проч. Как могли они понимать и не знать науки. Как могли довольство<ваться?>, знали другое, обращали силы ума на другое.

Но, может быть, они имели другое проникновение, и это было так -- и -- и может быть очень, что всё это был не сон.

Да, как скверная трихина.

Счаст<ье> проповедовать.

Сейчас будет, если только все захотят, но пусть не хотят, пусть не хотят, а мы будем молиться <?>.

Я не знаю, я не могу растолковать, как устроить, но я видел воочию, вот что главное. Главное, люби другого как себя -- вот что главное, и просто люби, а не из выгоды, тогда устроится.

Они { Далее было: и теперь} говорят, что я и теперь сбиваюсь. Что ж, может, еще несколько раз собьюсь и очень собьюсь, пока отыщу, как проповедовать. Кто же не сбивается. А между тем все ведь идут к одному, все -- с мудреца до последнего разбойника, все стремятся к одному и тому же, только разными дорогами. Но у меня, вот что они никак не хотят понять, в сердце Истина, живой образ ее, который я видел, в такой восполненной целости, что не могу больше не верить, что оно не может быть на земле, {я видел ~ на земле вписано на полях со знаком вставки. } -- и как же мне сбиться. Не имел бы этого образа и сбился-то. А теперь собьюсь разве немножко, на копейку, но главное отыщу.

И ведь вот <знаю>, что никогда ни до чего не добьюсь. О, ведь и тут то же самое: ведь и тут знать законы счастья лучше счастья, но что мне за дело. Иду! Иду!

Ведь я видел, что можно быть прекрасными, не потеряв способности жить на свете. Не хочу верить, чтобы зло было нормальным состоянием.

А ведь они все только над этой верой-то моей и смеются.

О, я скрою, что я их всех развратил.

Они стали мучить животных.

Животные удалились от них и одичали и стали злы, как и люди.

Всякий оберегал свое существование.

Ложь, шутки, пляски, сладострастие, ревность, кровь единит. Скорбь. И они полюбили скорбь.

В лени, мое, твое, явились изобре<тения>. Скорбь полюбили. Истина, мучения, храмы. Человечность.

Они устали в труде. { Далее было: Как люб<ить> себя больше всех. Стали придумывать, как бы соединиться так, чтоб не переставать любить себя больше всех, в то же время не помешать никому другому. Целые войны поднялись за эту идею.}

<Июль--август, гл. I, II>

Недоконченный век -- недоконченные люди.

Утратили всякую правду.

Джунковские, Не жестокое, но бессердечное, Джунковские, я думаю, не совсем худые люди.

Эгоизм. Дама почтенная, но эгоистка. Эгоисты капризны. Нежелание связать себя никаким долгом. Ах, чтоб вас бог прибрал. Эгоизм и страстное желание покоя и лени рождают желание освободиться от всех долгов, а вместе с тем и странное {желание освободиться ~ странное вписано. } требование от всех к себе долгов. Неисполнение этих долгов к себе самому {к себе самому вписано. } принимается как обиды, сердцем. Сердце ожесточается местью против маленьких детей. Личная месть. Картофелю принес (в сортир).

Джунковские жалуются, что испорчены, чем же ты их заправил. Сердце любящее, но разочаровано, чем же разочаровали -- тем, что не посеял сам оснований любви и требовал ее даром. Требования сузил -- ненависть. Не доесть. Учителей нанимал -- то есть как будто и долг исполнял. Он удивляется шалостям -- воровать, котелок. Дети секли: чёрта. Какое зрелище: отец с детьми судится. (Дети дали сдержанные показания.) Отец займется -- исправит недостатки. Плачет, колотит в грудь. Если даровиты дети, простят многое, по если нет, то...

Воспоминания в детях оставить.

Я беру один из эпизодов. Облепились от гражданской неудачи, от разложения, от непонимания. Разложились понятия от непонимания кругом происходящего и не собрались. Это нервяки, но есть холодные эгоисты, те не штурмуют детей, а так себе, всё равно. Беспорядочные люди, недоконченные люди, утратившие всякую правду. Русское семейство в полном хаосе. В купцах тоже, в дворянах тоже, в высш<ем> сословии разврат. Разве попы, у тех цельнее склеены дети, кандидаты; жиды, левитизм спас. Сложиться обществу на новых началах. Лурье на свои деньги.

"Война и мир", "Детство и отрочество", но эти, случайные семейства или потерявш<иеся>, нравственно разложившиеся, кто опишет. Увы, их большинство. Отец и 7 лет сын с папироской.

Ленивы, беспорядочны, циничны, маловерны.

Приехал в деревню. Листва, роща и Вальтер Скотт. Имение расстроенное. Освобождение крестьян. Привычки крестьян, ненависти. О русском будущем землевладении, хаос. Помещики рыцари -- заслужить уважение. Мал надел. Гоняются за жидовством. Понятие о труде. Народ хочет опеки, власти над собой. Своим судом недоволен, и т. д.

Алена Леонтьевна.

Я говорю лишь об их характере, о законченности, точности и устойчивости их характера, благодаря которым могло { Было: могла} появиться такое { Было: такая} отчетливое изображение их, как в поэме графа Льва Толстого. Ныне этого нет, ныне хаос и х<--->.

Впрочем, 1500 верст. Везде о войне. Аксаков. Вагон. Деспотизм даже в кондукторе. А публика для дороги.

Любовница для детей. Сигары. Богородица. Бифштексы. Сам он так смотрит на жизнь. { Далее было начато: Други<е>} Это горячие отцы. Другие безразличны, холодны. Великих мыслей нет, и вот Джунковские.

Девица Шишова. Г-жа Шишова, должно быть, очень умный человек. Невозможно определить тоньше и разумнее. Этот умный человек сама секла плетк<ой> (только маленькой).

Фантастичность чёрта. Фантастичность машины.

Зажгите огонь.

И наконец, нравственное -- мать не любила.

7 лет. Мальчик с табаком. С 12 лет любовница. { Далее начато: А иные так прямо говорят, что}

Нет, тут есть наше свое, наше русское.

Митрофану и положено подлейшим из подлейших не быть. Хотя бы о трещотках-то <?> даже, а то ведь либеральные подхихикивали. Либерально подхихикивают. Коли нет ничего святого, то можно делать всякую мерзость. Ленивое, ленивое, заключу. {Впрочем ~ заключу, вписано на полях. }

Невозможен и суд человеческ<ий>, невозможны и кодексы закона. Такие вопросы не могут быть разрешены теперь, трудно сосчитать и собрать. {Невозможен ~ собрать, вписано между строк в обратном направлении. }

Речь председателя. "-- За бессердечие нельзя вас обвинить и вас оправдали, но..."

-- Тут надо простить с обеих сторон.

-- Вы-то, может быть, вам бог очистит взгляд, но они войдут в мир, не простят.

-- О, вы говорите, что всё сделали свыше средств, жалуетесь на их испорченность, но кто унижается, сортир топленый.

Сортир -- унижал топленый. {говорите ~ топленый, вписано. } Пятки. И вот то, что вы теперь, простирая руки, жалуетесь на детей. Лень ласки, всё хворостина сделает. И вот хворостина не только не делает, но и хуже, и хуже, а вы-то раздражаетесь. Но ведь вы не единицы. Вы отцы, это дети, вы теперешняя Россия, а те будущая.

Если в вас гражданский огонь, неужели столь возлюбили покой, что махнули на всё, -- э, прожить бы как-нибудь.

Г-да русские дворяне, вы, как все (не тем, так другим). То-то и ужасно для России. Вы еще лучшие. У вас леность привела к строгим истязаниям, у других -- ни к каким, к совершенному запущению воспитания детей. {У вас леность ~ воспитания детей, вписано. }

Ваша жена говорит, что нанимала несколько гувернанток, но всё ошибалась, не в гувернантках дело.

Она говорит, что теперь вы приметесь за дело, и они исправятся (надо простить обоюдно). Легкомыслие и тут проглядывает.

Общество, государство, верховное назидание.

Он говорит от лица общест<ва>, он, лицо государственное. Слова важные!

-- Ступайте! Старайтесь сделать как можно лучше и... да пробудится в вас совесть!

Не посеяли сами оснований любви и требовали ее даром.

Лень. Как бы отделаться от долгу деньгами, а не помогут деньги, так розгами.

Председатель суда -- особенно если он помилован, а был виноват.

Пятки, унесут образ матери.

Я верю, очень верю, что вы желали им добра, но вы так мало хотели делать для этого добра, а потому и уверили себя, что дав деньги -- вы помогли даже и сверх средств. От лености явилась и розга. Ведь что такое розга? Розга есть порождение лености.

Но ведь место отапливалось, рваное одеяло -- наказание за картофель, а за его ослушание <нрзб.> и проч., а что они ослушались и злодеи, так сестру Катерину секли.

За то, что не ту систему воспитания, повторяю, осудили всю Россию. Да и не дело это суда. Одним словом, ничего не вышло, и, однако, трагедия, может быть, на всю жизнь! Подсудимые оправданы. {Одним словом ~ оправданы, вписано. }

И помню.

По крайней мере уклониться можно очень.

Я только хочу сказать, что тащить это дело в уголовный суд было невозможно, тут дело другого суда, но какого же?

Какого? Да вот, между прочим, девица Шишова уже произнесла свой суд, хоть и секла плеточкой (только маленькой), но вот уже она произнесла приговор. Умная женщина.

Г-жа Джунковская. Чесание пяток. Долг.

Не бесчеловечное, а бессердечное { Далее было: Это ленивость сердца} от лени и эгоизма. Что такое Джунковские? Как им было сделать лучше!

Чесать пятки. Кроме унизительного положение несколько комическое. {Общество, государство ~ несколько комическое, вписано на полях. }

Тут уж не один картофель, а за всё: "Как это меня беспокоит, жить не дают, скука, тоска, все виноваты".

Она должна много страдать (от своего характера).

Джунковский платил, а она жалела -- ей противны стали дети.

Так их и надо. Особенно возмутил его поступок с дочерью Елизаветой.

Ответов тысячи, но тем хуже, что их тысячи, а не один.

Была ли жестокость? И я не верю, что была, а было лишь ленивое отношение к детям.

Отчего их леность? Бог знает, образованные люди, прекрасное и высокое, что говорю вовсе не в насмешливом виде, {прекрасное ~ в насмешливом виде вписано. } потерявшиеся, удалившиеся. Это скорее тип ленивых эгоистов, следственно, особь типа. { Далее было: Во-1-х, трудно принять обвинение. Спасович.} Образованные, сам учить. Обязанности уметь понимать. Леность, эгоизм порождает зверство. Но всё это не преступление. Кто начал это обвинение? Безумное обвинение. За то, что не ласкали? Не жестокие, но бессердечные. {Не жестокие, но бессердечные, вписано. }

Вы выслушайте этого отца -- вот он простирает руки, кстати, это сечение мертвой. Переменил фамилию.

Нотация отцу председателя. Сердца не дали. Откуда бы они иначе были? Как им сделаться хорошими? Ленивые сердца. Отсюда звериная жестокость, но они не понимают ее. Видите ли вы этого отца -- жалуется. Сортир, думы мальчика, картофель. Кстати. Детская шалость, фантастичность. {Откуда бы они ~ фантастичность, вписано на полях. Рядом с текстом: Видите ли вы ~ фантастичность. -- помета: Здесь.}

Судили<сь> с детьми. Где семейство? Сам учить. Надо ведь простить с обеих сторон.

Джунковский не нигилист, верит в прекрасное. Он не циник. Признает долг отца. "Я делал всё совершенно свыше средств". Он образован, сам учит.

Посмотрите, дали сдержанные показания, не думаю, чтоб от страха, могли надеяться на улучше<ние>. Им тяжело было судиться с отцом, тогда как отец кричал и обвинял их, не думая о будущем, о том, что поселяет <?> он впредь в этих сердцах. А ведь кто знает, может быть, Джунковский считал себя вполне правым. Мать говорит, что он сам возьмет<ся> (так, так). Легкомыслие. {считал себя ~ Легкомыслие, вписано. }

Стра<х>, что судимы. Кто и какой суд их может обвинить и за что. Пленил -- дурацкий колпак. За то, что не ласкали. Ну вот еще (то есть в том смысле, принадлежит ли это суду). И, однако, вышла трагедия на всю жизнь. Что же тут вышло? Ленивые отцы, отцы эгоисты {И, однако, вышла ~ отцы эгоисты, вписано на полях. }.

Девица Шишова умная.

Я славянофил. Что такое "славянофил"? Наша борьба с Европой -- не одним мечом. Несем мысль. Вправе ли мы нести мысль? Не фантазия ли только, что мы хотим обновить человечество? Но вот "Анна Каренина" уже факт. Если это есть, то и всё будет. Стотысячная капелька -- но она уже есть, дана. Я написал к Суворину. (Что есть у них подобного?) (Смотри.)

ЛЕВИН.

Наивная она потому, как Левин нашел бога, ну это бог с ним.

И однако ж, что ж я говорю об Левине. Идеи Левина разделяет, видимо, и сам автор, сам граф Лев Толстой. NB. Если уж такие люди.

Мы, интеллигенция русская, плохие граждане, мы сейчас в обособлении. Не дадут нам чего -- и мы дуемся. Левин, которого я назвал "чистым сердцем", в обособлении.

Если такие убеждения, ибо я свято верю, что это убеждение, а не обособление для оригинальности из величия, из золотого фрака. {Если уж такие ~ из золотого фрака, вписано. } Боюсь только золотого фрака. Беру назад.

А действительно наши великие не выносят величия, золотой фрак. Гоголь вот ходил в золотом фраке. Долго примеривал. С покровителями был, говорят, другой. С "Мертвых душ" он вынул давно сшитый фрак и надел его. Белинский. Что ж, думаете, что он Россию потряс, что ли? {Что ж, думаете ~ что ли? вписано. } С ума сошел. Завещание. Прокопович, Нежинская гимназия. Потом изумился, написал письмо Белинскому. Много искреннего в переписке. Много высшего было в этой натуре, и плох тот реалист, который подметит лишь уклонения. А уклонения были. Но не видели важных. Маленький Гоголь. Тогда носили султаны. Поручик Пирогов. Крикливая глотка. Майор под Плевной... Но я увлекся. Повторяю, Лев Толстой не то, я не разумел про него золотого фрака. Я теперь потому говорю, что хочу писать про него. Но он в обособлении. Он видит, во-1-х, выделанность, во-2-х, тупость народа, в-третьих, пошлость добровольцев (смотри и проч.), в-четвертых, ужасно сердится. Отчего произошло это обособление, не знаю. Но оно печально. Если такие люди, как автор "Анны Карениной". Что такое Лев Толстой? Он значил много даже и для войны. Явилось в последнее время. Если у нас появляются такие совершенства, то будет и наука. Мое письмо Суворину. Встреча с Гончаровым.

Я пишу Дневник.

Хотел записать, как отразилась на мне "Анна Каренина". Пользуюсь случаем, но не критику.

2 момента в романе -- пальчик и проч. Но оставим. Вот 8-я часть. Кстати, в ней Левин. Вопросы о боге. К чему искать умом, когда дано непосредственно. Что бы они сделали лишь умом-то. Значит, соприкоснулись с народом.

Но вот эта сцена. Выпишу. Приехал князь. Фигура. На водах не остроумно. На три части -- всё ложь -- всё сделали искусственно. { Далее было начато: Всё это движ<ение>} Суждения легкомысленные. Добровольцы. Подлецы. Журналисты побегут. Журналист Щедрина. Кстати, этот князь. Изображение высшего общества. Мещерский.

Отвечать этому князю невозможно. Этим людям и не может иначе представляться всё русское движение за последние 2 года. Но взглянем на движение. В нем три вопроса для сомневающ<ихся>.

1-е. Народ, правилен ли подъем? Спорят <?>.

2) Человеколюбие.

3) Славянофилы.

Левин народ. {Отвечать этому князю ~ Левин народ, вписано на полях. Здесь же записи и пометы: Когда прогремело. Здесь. Много горьких и страшных недоумений западноевропейской цивил<изации>.}

На эту тему можно бы и много прибавить, но прибавлю потом.

Затем сельские учителя. Но к чему годятся и к чему готовы паши сельские учителя? Что представляла до сих пор эта, начинающаяся лишь у нас корпорация и на что она может ответить? Затем останут<ся> лишь случайные ответы -- их много будет, конечно, и добрых, и злых, и глупых, и премудрых, но Согласитесь, что всё это опять-таки хаос, а дело-то, ух какое важное.

Вопросы не то чтоб какие-нибудь, а основные и неслыханные.

Куча вопросов, страшная масса, всё новых, никогда не бывавших <?> -- и вдруг...

Кто ответ<ит?> Духов<енство>, двор<яне>, интеллигенция)? Но вопросы явятся в страшной массе, и скоро, ужасно ск<оро>.

Никогда лик мира сего <не> переделать. Нечего и говорить об этом, приготовить ответы нельзя.

На силу оставить -- вынесут.

Кто верит в Русь, тот знает, что она всё вынесет и останется прежнею святою нашею Русью -- как бы не изменился наружно облик ее. Не таково ее назначение и цель, чтоб ей поворотить с дороги. { Вместо: чтоб ей поворотить с дороги -- было: чтоб изменить свой ход и поворотить с дороги.}

Ее назначение столь велико, и ее внутреннее предчувствие своего назначения столь ясно (особенно теперь, в нашу эпоху, в теперешнюю минуту, главное), что бояться и сомневаться верующему нечего. { Вместо: верующему нечего -- было: нечего.}

Но он как бы в стороне, ему как бы некогда. Заплатил деньги учителю даже сверх средств, ну и конечно, он, правда, наказывает детей по просьбе жены, г-жи Джунковской, но сам, должно быть, не кровожаден. "-- Э, дети надоедают только, оставили бы в покое" -- г-жа Джунковская.

И вот взгляните, эта столь любящая покой, до чесания пяток, дама { Было: женщина} вдруг вскакивает, схватывает хворостину и сечет { Было: бьет} так, что страшно смотреть и за что -- за картофель, за хоро<шее>. Так вот что: "Не делай свое хорошее, а мое дурное".

Спят в хлеву, так им и надо.

Джунковский отец. Смотрит<е>, как он. "Они изверги, они секли". Кстати об этаких шалост<ях?>, но ведь сам не посеял, а требуешь.

Но кому воспитывать? Председатель.

Чесать пятки не бесчеловечно, а бессер<дечно>.

ЛЕНИВЫЕ СЕРДЦА.

Ведь от лености явилась и розга. Что такое розга? Средство избежать.

Сечет долго, ненасытно! {Далее было начато: злор<адно>.} Жажда теплоты, дорлотерства. { Далее на полях было: воспоминаний, из совокупности коих мог бы он потом вывести некоторый смысл для своего назидания.}

Да и как не любить их?

Если уже перестанем наших детей любить, то что же будет с нами самими? Для них только обещал сократить. В каждом ребенке дитя свое.

Но да поможет вам бог. Любовь всесильна. Лишь неустанною любовью, а не естественным лишь правом рождения их {а не естественным ~ их вписано. } можем купить сердца детей наших. Любовь всё победит, всё покорит, всё купит.

Вспомните, что ради них и Спаситель наш обещал сократить "времена и сроки".

А теперь ступайте, { Было: Ступайте, подумай<те>} вы оправданы.

Не забывайте никогда, что вы были оправданы.

Не сердитесь, не обижайтесь словам моим! Не обижайтесь словам моим, я говорил вам от лица общества, государства. { Незачеркнутый вариант: отечест<ва>} И тема эта слишк<ом> важная. Вы отцы, они ваши дети. Вы теперешнее поколение русских, они будущее. Что готовим мы России? Надо быть гражданами. Вы еще и лучшие, и наконец <?> были чувства. Другие же -- лучше не говорить! {Другие ~ не говорить! вписано. }

Сами взялись за воспитание: трудно, ибо многое надо простить, а главное, лень и что вы откупились от долга деньгами, им надо создать взгляд новый, что не откупились вы деньгами. {им надо ~ деньгами, вписано. } А не деньги, так розга. Что такое розга? Ожесточение. Сечение за картофель, пятки, комическое воспоминание.

Или: розга, наказание, дырявое одеяло, впечатление пяток, суда перед отцом, обоюдно простить. И ведь вы не единицы.

Впечатление на них суда с отцом. { Над строкой начато: впечатление суда перед <отцом>} Я их вывел, я могу говорить.

Но ведь вы не единицы, вы еще лучшие, будущность России. Призываю вас к гражданск<ому> чувству.

Если можно, вдохновитесь ревностью труда. Чтобы бог очистил зрение. А унизительное чувство мести к ним за то, что стояли с ними перед судом, изгоните из сердца вашего.

Вы лучшие, вы так приняли к сердцу. {Вы лучшие ~ к сердцу, вписано на полях. } Больше любите. И так вот этот суд совести.

Чтоб бог очистил ваше зрение.

Любовью нашею купим детей наших, да сократит времена и сроки ради страданий детей наших.

Столь многое забыть и столь многое в нас переделать.

Да совершится наше совершенство, да закончится наша цивилизация. {Столь многое ~ наша цивилизация, вписано на полях. } А теперь ступайте...

Не разъясню, а прикажу, не убежду, а заставлю.

Лишь добрую улыбку, отвратительное чувство к родному гнезду, разрушение семейства.

Стара<ния?> тут потребует<ся> столько, верите ли. Халат.

Тип строгий, тип цельный, по... не так<ой> хороший.

Но пока я сидел на той станции, скучал и досадовал.

Спросил себя и рассмеялся. Папироск<а>, 7 лет.

Потом рассудил, что нечего смеяться, вспомнил разговор о поколении и задумался. Аксаков.

Вот этот отец -- 7 лет. Эти еще занимаются детьми.

В случайн<ое> переход почему? Веры нет в великое у отцов. Общесвязую<щая> граждан<ственная> и нравственная идея.

Эх, чтоб вас! Прожить бы только как-нибудь самому-то.

Ленивые. Переходное состояние общества порождает леность и апатию. Что же вы требуе<те> обще<го>, скажут мне. Великих мыслей нет, святого нет, человек путает, теряет нитку и наконец махнет рукой. { Рядом с текстом: Ленивые ~ махнет рукой. -- на полях помета: Непременно.}

Горячей мысли нет, великой веры нет, { Далее было: Горячее} нельзя отпускать детей в жизнь без великих и прекрасных воспоминаний положительного и прекрасного, нельзя. Горячие и хотели бы в виде святом, но сами-то они, по положительного не имеют сами, хихикание, цинизм, озлобление, к тому же подражание Европе, комическ<ое>, беспорядок, неопределен<ность> и путаница в главнейшем. Совершенно непон<ятно>.

А иной даже и из страстных прогресси<стов?> { Было: либералов} вдруг подметит сыну <?>, 7<летнего> уже настроив<ает> отрока: {7<летнего> ~ отрока вписано. } "Не делай свое хорошее, а делай мое, дур<ное>".

Но это горячие. Ленивые. Впрочем, теперь <?> этих горячих мало.

Постойте, я вспомнил. Джунковские.

Сух и груб, не разговор<чив>, наживает.

Что он хотел этим сказать, я не могу себе и представить. Равнодушны -- богаты<е>, другие -- их, чтоб вас, натыкать куда-нибудь. Третьи ничего и никуда.

Удивительные в наше время попадаются отцы.

Кстати, помните ли процесс Джу<нковских>? Если не целый тип, то замечательная особь типа ленивых.

Если это не тип ленивых отцов, то, по крайней мере, замечательная особь типа.

<Июль--август, гл. II--III>

Плевно. Трудно поверить, чтоб радовались, а есть такие, что и радуются. Другие. Если б не было народа, а вверху народа государя, мы бы не соединились. Народ спасет. Соприкасаются, но народом не становятся. { Рядом с текстом: Если б не было народа ~ не становятся. -- на полях помета: в 12-м году}

Они много сделали, но все вышли из Пушкина и нового слова, как он, не сказали, хотя и чту "Анну Каренину" за произведение недосягаемой высоты, но я пока об Гоголе.

Вся Россия на коленях заплакала.

Так богато, как Пушкину, разве только грезилось, а что грезилось, то сомнения нет, в его душе. Его новое слово было столь глубоко и широко, что, может быть, целого столетия мало, чтоб его постигнуть. Он первый ушел к народу и провозгласил, что без народа и сил его мы ничего не значим, смешны и нелепы. Возвращение к народу с самого Петра Великого, то есть с Европы.

Родство с ним полное и бесспорное. {Родство ~ и бесспорное, вписано. }

Многое только намечено, только указано, намечено и несомненно указано, и главное у него у первого, а до него ни у кого не было.

Главная мысль -- возвращение к народу -- мерещилась и до него, но он не только сказал, но и сделал. И когда сделал, то его тотчас же не поняли.

Свое собственное, и именно то, что отличает нас от европейского мира, что составляет наше новое слово, или хотя бы только начало его, и о котором в Европе еще не слыхали, и еще с какой силой. {и о котором ~ силой, вписано на полях. }

Как решает европейский мир в таких случаях? Двояко.

Что не настали еще окончательные сроки торжества цивилизации.

Что не настанут, может быть, никогда.

Я обещал поговорить об этой книжке. { Далее было: Между тем есть об золотом фраке и об любител<ях> турок. Я <не закончено >. -- Ниже незачеркнутая запись: хотя и сильный, но, как видно, каковы}

Я назвал ее не столь невинною, почти злокачестве<нною>. Левин не верит в наше восстание, в добровольцев. Почему он не верит и мог разбирать, из чего его мрачное обособление, не знаю.

Золотой фрак, оговорка.

Кстати, меня очень заботит то, что я написал о золотом фраке.

Левин, как факт, есть, конечно, не действительно существующее лицо, а лишь вымысел романиста, тем не менее этот романист -- огромный талант, довольно смелый ум и весьма уважаемый Россиею человек, -- этот романист изображает в этом идеальном, то есть придуманном, лице весь свой собственный взгляд на современную нашу действительность, что ясно { Было: выяснилось} каждому, читавшему замечательное произведение автора. Таким образом, судя об Левине, мы будем судить и о целом действительном взгляде одного из самых значительных русских людей на соврем<енную> русскую действительность {на соврем<енную> русскую дейст<вительность> вписано. }. А это уже довольно серьезно даже и в наше столь гремучее время, столь полное потрясающими фактами, не идеальными и вымышленными, а действительно существующими. {даже и в наше ~ существующими вписано. } Серьезно эт<о> пот<ому, что> { Вместо: эт<о> пот<ому, что> -- было: ибо} в наше время всеобщей раздробленности и разъединения наших взглядов на эту самую гремучую и потрясающую действительность {Серьезно эт<о> ~ действительность вписано. } мысли таких замечательных русских людей, как автор ром<ана> "Анна Кар<енина>", {как автор ~ Кар<енина>" вписано. } заслуживают { Было: все заслуживают} непременно внимания и оценки и даже, чем больше мы тут употребим внимания и оценки, тем вернее <нрзб.> сделаем <?>. { Далее начато: чем к настоящей, вернее взгл<яд?> который еще в будущем}

Все эти взгляды выразил автор в 8-ой своей части романа, отвергнутой "Русским вестником" и изданной отдельно, как раз <не закончено>

Наш народ заключает в себе начала решить вопрос низшей братьи, четвертого сословия, без боя и без крови, без ненависти и зла, совершенно на иных началах, как думает решить его Европа.

Пушкин, сделавший это и показавший, как надо сделать. {Пушкин ~ сделать, вписано. }

Почему не может быть и остального и науки, потому что скажут, что тут все-таки Европа, нет в "Анне Карениной" уже и то русское. Тут именно русское. { Рядом с текстом: Почему ~ именно русское. -- фигурная скобка с пометой: NB.}

Я не хочу отделаться одной поэмой, это лишь копия, но это копия есть, дана, действительность, вправду существующая. {Я не хочу ~ вправду существующая, вписано. }

Впечатление сильное и, уж разумеется, вера верующих.

Этот подъем России уже факт.

Но дальше.

Вы сулите посрамл<ение> и веруете, что Россия усмирит 4-е сословие. Верующие верят в начало. Но когда это совершится, когда разовьется? Где героич<еское>, где ее наука, где литература?

Литер<атура>?

И вот вдруг поэма обратилась для меня в факт.

Факт, который еще столь мало понят у нас в смысле степени проявление русской силы. Мирно осв<ободили>. {Мирно осв<ободили>. вписано. Вариант: Мирно и свобод<но>} Прирожденный демократизм всё яснее и яснее выходит наружу из-под всего, что давило человека. Но все эти факты оспоривают и толкуют различно. Где факты? Вы сталкиваете с Европой. Как дорога нам эта страна, будущая мирная победа великого славянского духа.

О, пусть малый факт, но не шутите. Факт малый, но уж он есть, но уж дан, и он свой.

Вот какова была минута этого взгляда. {Вот какова ~ взгляда, вписано. }

Почему же отъединение? Каюсь -- золотой фрак -- Гоголь. Но я отрицаю. Книжка наивна и, так сказать, первоначальна.

Это до того наивная книжка! Но она не должна была являться!

В ней глубоко выразился русский дух, как давно уже он не высказывался в Европе. {В ней глубоко ~ в Европе, вписано на полях. }

Автор любит эти лица (князь). В сущности, он историк среднерусского дворянского семейства, уже отжившего время свое.

Мы укажем им пока хоть нашу литературу, и хоть они не поймут нас, потому что долго еще не будут читать ничего русского, но мы-то вправе, мы-то спокойнее за себя.

Тут слишком выразилось наше.

Меня сбил с толку Гоголь.

Развитие науки требует, может быть, других условий -- этнографических, экономических, политических, тесноты, инерт<ности>.

Скажут, это только поэзия, литература, какой-то роман.

Я возвратился в странном настроении домой. Роман обращал<ся> в факт, факт этот нашел соприкоснов<ение>.

Не порабощать, а жить давать другим.

Как не верить после того.

Но, однако, роман. Стотысячные факты, но, однако же, они есть, даны.

Слова и вера стерлись. Война-освободитель. Без примера тупо неверующей Европы -- тем не менее -- обнов<ление> 4-м сословием, христианские начала.

Я сам европеец. Я благоговел перед великой загадкой "страны святых чудес". Где факты?

"Анна Каренина" -- боже, как смешно.

Но ведь если это есть, то почему же не быть и всему другому?

Гончаров. Шекспир -- разговор. Не Шекспиры. Плеяда -- но совершенный взгляд народ<а>. "Карениной".

Реализм, который создался у нас раньше европейского, раньше фальшивого французов, например, реализма.

В сущности, весь гений начинающейся Англии, но вопрос этот даже о Шекспире лично.

Те, кто понимают Шекспира, поймут, что я говорю. Гениальною силою; и упования единственно на силу его.

Снятия противуречий еще не произошло, <не> совершилось, почти даже и не началось.

Многоразличие явлений не разъяснено. Объяс<нить>. {Многоразличие ~ Объяс<нить>. вписано. }

Хоть на мгновение, может быть, понятым, и в это мгновение на задавшего вопрос вы не будете смотреть, как на сумасшедшего.

"Аз воздам" -- дальше страшные <?> вопросы, как, например, даже не затронуты<е>.

Что составляет вечное приобретение литературы всего мира? Не разбир<ают?> 100-тысячную черту.

И вот что должен подумать верующий -- совершивш<ийся> факт обнов<ление> 4-м сословием.

О, г-да европейцы! Никогда вам не была так дорога Европа, как мне.

Факт этот важный и огромный и как раз пришелся к моему недоумению. { Рядом с текстом: Факт ~ недоумению. -- на полях было: Извлечь себе посредством России еще больше, чем сама Россия.}

Основной, главной идеи нашей, нашего зачинающегося нового слова, они долго, слишком долго, может быть, не поймут.

Совершился начавш<ийся> воочию великий факт, подтверждавший их гадания.

Ну хоть где наша наука? Гончаров.

Пусть это еще только заря. Зарею еще холодно и рано, всё равно день наступит, солнце засияет. Пусть смеются и бросают камни, но зато мы первые об этом пророчествовали, и это останется за нами. {Пусть ~ за нами, вписано на полях. }

Заметьте еще, что, говоря так, я Левина с автором не смешиваю, хотя многие и уверяют, что так. Как объективный художник и много дурного -- но не могу не признать, что очень многие из убеждений вложены автором в уста Левина, вопреки даже, может быть, художественности. Таким образом я убедился, что многое, но далеко не всё, но хоть многое.

Дале того. Здесь я принужден выразить некоторые чувства мои, хотя и положил бы, издавая "Дневник", что литературной критики у меня не будет. Но тут будут лишь чувства, а не критика. { Вместо: будут ~ критика -- было: не одна критика} Я издаю "Дневник", и вот я пропустил огромное впечатление, произведенное на меня окончанием романа. Об нем<?> я, может быть, выражусь слишком наивно; это впечатление от романа, от выдумки, от поэмы совпало у меня с огромным впечатлением объявления войны, так что оба факта страшно и торжест<венно> в душе моей { Далее было начато: впечатление нашли в своей} нашли действительную связь, так что оба факта, и ром<ан> и объяв<ление> войны, нашли в мечте моей свою, так сказать, точку соприкосновения и связь. { Далее было: Выскажусь яснее: я славянофил}

Возымели значительную и замечательную точку соприкосновения между собою. {Возымели ~ между собою, вписано. }

Вместо того, чтобы смеяться надо мной, выслушайте меня лучше. Превосходство нашей культуры не в естественных лишь зачатках ее (несомненных), но и в фактах. Сила великоруса наиболее гонимого и презираем<ого> <не закончено >.

Правда, я только черкнул (Сув<орину>) несколько слов.

Вот почему такое сильное отъединение как отъединение автора такого произведения от нашей России в такую критическую для нее минуту и произвело на меня, может быть, слишком сильное впечатление. А впрочем, перейду лучше к делу.

3 главка.

Тут собрались лица, рассуждающие о Восточном вопросе.

Но скажу заранее, что Левин искал бога. Эта черта важна в дальнейшем, как увидит читатель.

Он убегает в леса и рощи и даже сердится, мало того, даже факт, что он давно знал и на что мужик Федор только навел его мысль. Тут выразился народный дух во взгляде на преступника и на ненормальность обществ<енных> отношений.

Искать ли ненормальности в этом отъединении от всего человечест<ва> в целой массе. {Он убегает ~ в целой массе, вписано на полях. }

1/4 имения. Ибо всё так и делается. Но я чувствую, что я только затемняю.

Хотя это только 100-тысячная копия, но она уже есть, уже дана.

Я объяснял его золотыми фраками. Я уже всё буду говорить наивно, прямо, что такое золотой фрак. Вместо всяких разъяснений возьмем пример.

<Июль--август, гл. II, § IV>

Теперь, когда я выразил мои чувства, может быть, поймут, как подействовало на меня отпадение такого автора, отъединение его от русского всеобщего и великого дела, от правды и истины и парадоксальная ложь, возведенная им на народ. Конечно, всё это выражено лишь в лицах героев романа, но с тем вместе видно, что и автор теряет свою художественную объективность и что он и сам заодно с своими героями, поддакивает им и направляет их. Так как я пишу искренно, то признаюсь уж во всем: я, было, всё приписал золотому фраку, вот тому самому золотому фраку, о котором я написал в прошлом No Дневн<ика>. Но написал я тогда еще далеко до прочтения книжки и еще даже до появления ее, {и еще даже до появления ее вписано. } а об авторе еще и слухов тогда почти {тогда почти вписано. } не имел. Я написал тогда по поводу любителей турок и проч<его>. Разговор же о турках, приведенный мною, происходил буквально (точно ведь напророчил) в то время, когда я вел этот разговор, отчасти совершенно {отчасти совершенно вписано. } такие же мысли и размышления уже печатались в одной из москов<ских> типографий в 8-й части "Анны Карениной". Но кончить сначала о золотом фраке: вот что я написал о золотом фраке. {вот что ~ фраке, вписано. } Про этот золотой фрак мне пришла первая наглядная мысль, вероятно, еще лет тридцать тому назад, во время путешествия в Иерусалим, "Исповеди", "Переписки с друзьями", "Завещания" и последней повести Гоголя. Мне всю жизнь потом представля<лся> этот не вынесший своего величия человек, что случается и со всеми русскими, но с ним случилось это как-то особенно с треском. Шли слух<и> { Было: Еще задолго шли слухи} -- и вот пошло. Вероятнее всего, что Гоголь сшил себе золотой фрак еще чуть ли не до "Ревизора".

Даже самые щекотливые вещи улеглись там так, что сердит<ься> и {сердит<ься> и вписано. } приписывать чему-нибудь трудно. Тем не менее щекотливые вещи там есть и хорошо, { Было: много бы я дал} если б их там не было.

Доказал, что ему нечему учить никого. Даже в школе не годился бы.

Таскает на вихры.

От каких причин не знаю, но о золотом фраке говорить больше не буду и от догадки моей отрекаюсь.

Пьяных убить.

След<овательно>, Лев<ин> говорит именно об этом. И веру-то получил от мужика, тот навел его на мысль, как верить в людей! Тяж<кий> решил дух, мешавший его объединить, занять.

Или это заклятый <?> какой-нибудь спор из-за пари.

Не в одной лишь бедности людей, не в одном торжестве грядущего в мир четвертого сословия, несравненно <?> глубже.

-- Народ шел как одни за себя. По un разу не было сомнения, что царь не с ними сердцем. Против вели цари -- но об этом потом еще скажем ниже.

Заметьте, ambition rentrée, {подавленное честолюбие (франц.). } стало быть, бросились в новую деятельность не натурально с горя, из самолюбия, чтоб бурлить и бурлить.

Это обвинение ходило и имело свою карьеру.

Этот уж осмеет, и пирог осмеет, а съест первый. Он-то и начинает разговор.

Разговор быстро разгорается, потому что все неудержимо стремятся к главному.

Что ни слово, то как в лужу. Впрочем, степень и характер его остроумия читатель сейчас сам увидит ниже из выписок.

Досадует.

Как это автор так и не заметил, что остроумия-то в нем и нет, {что остроумия-то ~ нет вписано. Далее было начато: что он вовсе не} что его остроумец не остроумен. Он и добросерд и здравомысл и остряк, главное остряк.

Лицо, впрочем, второст<епенное>. Здравомысл, но не так, как у Фон-Визина здравомысл, который как заладит, так точно осел ученый: одно здравомыслие и ничего больше.

Турок резать. Не беспокойтесь, мы народа не развратим. Опыт был двухсотлетний. Нас народ научит.

Да вот солдатики воротятся и обстоятельно расскажут, что такое болгары.

Не заметил он тоже и многого, московск<ий> пошляк, клубный герой.

Филантропическая девица.

Варенька, премило написанная и премило обличенная, послужившая под конец пьедесталом Кити, делающая вид, что ей не надо замуж, а что она довольна и филантропией.

Сочувствие же русского народа и общества ни за что нельзя принять за объявление войны.

И то, что князь об этом заговорил, как будто даже и не хорошо, хоть бы и не ему вовсе. {И то ~ не ему вовсе, вписано на полях. }

Сюзерена, как писали в одной газете. Русские довольны известием генерал-майора Черняева еще прежде по телеграфу. {Сюзерена ~ по телеграфу, вписано. }

Кстати, я выше говорил про остроумие князя. Вот все-таки.

M-me de Шталь. Князь, очевидно, знаком с говорками в кружках и знает, где место пощекотливее.

Почему же добровольцы негодяи, почему же огульная такая хула? Народ тоже.

Шоссейные дороги, и тем поровняться с Англией и с великими западноевропейскими пародами.

20 лет свободы. Внутренняя жизнь народа, много разочарований.

Народ. А между тем это гораздо проще и яснее.

Мещерск<ий>.

Рогозин. Да, а для великих целей (войну). Если сделать самое строгое следствие, то и тут вы не отыщете ни одной цели, ни одной черты, которой бы не было наружу.

Я держусь мнений "Русского вестника", что с 7-ю частию кончился роман "Анна Каренина".

Про народ. Агаряпе. Это уж не для Левина. Я знаю, что его не убедишь.

Факты в историю перейдут движения народного, и не будут справляться с историками средневысшего дворянского круга.

Зато уж и ответил ему, прямо в жилку: "С турками".

Какое остроумие с обеих сторон.

Я знаю людей весьма, в высшей степени честных и весьма порядочных, которые не могли спать.

Я не узнал князя, но вот и Левин доходит до таких столпов, что я не узнал и Левина (чувство).

Правительство. Тут же узнают, что не было ни единого человека, который шел бы против царя.

И этакий писатель брякнул там прямо народу в глаза, да еще за лучшее его дело, которое вспомянется в истории и в русской, и в всеславянской истории! {Правительство ~ в всеславянской истории! вписано на полях. }

Но прежде. Все эти разговоры в конце, но прежде праздношатайство. Когда Некрасов писал кающегося Власа.

Мысль очень верная, хотя, впрочем, те философии, то есть рассужд<ения>, ведь совсем не о том.

Пройдет, выйдет -- какой-нибудь сучок.

Князем Миланом, князем Николаем Черногорским, а прежде тех герцеговинцами. Правы ль, не правы ль они были, бунтовали ль иль нет, нам нет дела. Народ же русский, идя против губителей христианства добровольно, конечно, считал себя правым. { Далее были начато: Осенний мани<фест>} И он знал, что оп был вместе с царем своим одним сердцем. Осенний манифест оправдал восставших славян.

Графиня Лид<ия> Ив<ановна> и Рагозов объявили войну, но это большая ошибка и даже умышленная натяжка и именно той партии.

Не удовлетворяет, тем более, что и не об том трактует, об чем ему хочется знать.

И вот Левин это почти доказывает. Он опять жарит малину на свечке.

Это дело сделано было народом для Христа, и этого отнимать у народа нельзя. Потому -- чем же бы наш народ был без Христа. Это тоже жить для бога, как сказал мужик Федор, -- удивляться тому, что народ знает про агарян, -- значит удивляться тому самому, почему народ и всех прежде мудрецов знает { В рукописи ошибочно: знают} о добре и зле. Сам же Левин так недавно торжествовал, найдя это знание и в себе и в народе как данное, а не достигнутое разумом.

Это хитросплетенный человек, что и увидим сейчас. Только что он уверовал, { Далее было начато: объявля<ют>} прибежали дети и объявляют ему...

Ибо он сейчас же, ниже <?> опять разрушает. Опять жарит малину на свечке.

Или чем-нибудь. {Это хитросплетенный ~ чем-нибудь, вписано на полях. }

Кити пошла и споткнулась, так вот зачем она споткнулась. Если споткнулась, значит всё предопределено, ибо оно даже ясно видно, что она и не могла не споткнуться. Был ли в таком случае промысел? Всё зависит от законов, которые могут быть строжайше определены наукой, а не от промысла и т. д. и т. д. и опять, значит, в <нрзб.>. {Кити пошла ~ значит в <нрзб.>. вписано на полях. }

Не думаю, чтоб вера, но, однако же, нечто взамен ее очень успокоительное. { Далее было начато: по крайней} Не поручусь, что { Далее было: беспокойный и взбалмош<ный>} мнительный ипохондрик Левин не разрушит этого сам. {Не думаю ~ этого сам. вписано на полях. }

<Июль--август, гл. III, §§ II--IV>

Но вот вопрос, который до странности мучит Левина.

Левин отрицает про народ, но об народе мы потом, а теперь кончим лишь об объявителях войны.

Милан.

Народ.

Генерал.

Добровольцы.

Весь народ провожал <?>.

Почему правительство не запретило?

Но всё открыто. Сборы открыто, всё публиковали. Всё действительно совершалось совершенно свободно. {Всё действительно ~ свободно, вписано. } Была ли хоть тень, чтобы прятаться, не вправе участвовать в войне? Но такого закона, кажется, и нет вовсе. Правда, может быть, есть какой-то, но не действует. Но в самом деле почему правительство не запретило? Потому что правительство слишком знало, что нет ни единого человека. И действительно никто не шел против воли царя и не мыслил идти. Ждали слова царева и дождались! И этакий писатель брякнул так прямо народу в глаза, что в истории его и славян <не закончено>

Но писатель не признает и народа. Сволочь -- (выписки). Стрюцкие. Нет, не сволочь. Добровольцы -- почему им сволочь. Журналисты.

Народ. Агаряне.

Левин озлоблен, тут им собираться <?>. Но Левин доходит до бесчувствия. Кити спокойна.

Expressément permis. {Точное разрешение (франц.). }

Как можно было не чувствовать непосредственного угнетения этих несчастных? { Рядом с фразой: Как можно ~ несчастных? -- на полях помета: Здесь.}

Expressément.

Да из чего он хлопочет наконец? Ему-то что?

Нарушаются, дескать, основы, то-то и есть, что нет, а напротив созидаются.

Действительно есть такие, которым из-за расстояния уже и не бывает жалко: "Э, за 1000 где-то верст, не в моем приходе", но Левин...

Журналисты. Правда, все они трусливы, но лишь перед либерализмом. Всякий поклонится идолу, который не может ни видеть, ни слышать, ни говорить. Всякий назовет правду ложью, а ложь правдой -- из-за либерализма. Это глупое и тупое преклонение из страха перед всем, что либерально, надолго остановило развитие русских сил. Вместо свободных мы рабы. А рабы не скоро еще приобретут человеческое достоинство. Но перед ружьем или штыком никто из них не струсит. Всё это люди, имеющие вид джентльменов, как выразился один лондонский типографщик об одном русском явившемся к нему литераторе.

Но желание, чтоб сломали себе шеи, было и деньги <?>. Это-то Левин и называет объявлением войны. Но это уж слишком партия. Азарт <?> Левиных <?>. { Журналисты, ~ Левиных <?>. вписано на полях. }

К королю Балдвину и так ласково был принят им.

Так что Левин мог бы теперь и не колебаться и не говорить: "Я не знаю", писаря волостные, учители, нет, именно не писари, а весь народ наш и именно лучшие его представители, так как дело это было понято прямо, как Христово дело, очистительное, покаянное.

Что они не образованы, я согласен, но что они действовали из хорошего побуждения и думали сделать хорошее дело, в этом уж тоже нельзя бы не согласиться, а стало быть, во всяком случае это были хорошие представители народа, не бесшабашные, не стрюцкие, а напротив, даже лучшие, может быть, представители народа, если уж очень-то смело говорить.

Слово царя о сочувствии тем же несчастным. А там во всем остальном его великая, святая монаршая воля. Ни одного мгновения народ не думал иначе, и могло ли быть применено к обнаруженному чувству. Но шайка Пугачева и проч. Сами рассудят. Вот как надо понимать, по-моему, сознательность движения народного.

Именно пробудилась христианская ревность, почти покаянная, как я выразился выше, -- и вот этим, и только этим, можно и объяснить загадку поднятия всего народа русского в пользу и в защиту, как официально называют, братьев слав<ян>.

Придет к этим разумным и просвещенным мыслям: после всего, что он выразил, это одно ему и остается.

А теперь в насмешку.

Геогр<афия>. Покаяние. Свят<ой> мир <?>. Воля. Ст<арый> князь. Не хвалю. Почему-то так сложилось исторически.

Но движение было доброе, благородное, христианское. Мы радовались, что народ оправдал великую веру нашу в него.

Сочувствие отозвалось великодушному и благородному слову свыше.

Что хождения их по святым местам богу вовсе и не надобны потому, главное, что ни им самим, ни семействам их и никому пользы никакой не приносят, а что, напротив, приносят вред, ибо странствующий уходит надолго, в сущ<ности>, это для эгоизма <?> {в сущ<ности>, это для эгоизма <?> вписано. } оставляет дом, семейство и хотя бы в доме он был и лишний уже человек за старостию лет и проч., но всё же бы он, хоть и в старости, мог бы гораздо больше пользы принести и себе и другим, оставаясь дома: за скотинкой бы присмотрел, на пчельнике бы посидел и проч., но польза своего рода есть.

Пусть он будет спокоен за турку. И в этом именно беспокойстве своем он доказывает, что не знает ни русского народа, ни русского солдата.

Репрессалии, я не согласен.

Конечно трудно согласиться вполне с этим неблаговоспитанным и неблагородным турком, но нельзя не согласиться, что сентиментальничание.

1) Разговор человека порядка с человеком беспорядка, положим, во Франции.

2) Этот у порядка приставлен, это его дело.

3) Но Левину что за дело, чего ему надсаживать себя, но он именно надсаживает себя.

Чтите за хорошее.

Не забудьте нашу войну 20 лет назад. Афон. Всех сослали.

Газеты народ читает. Тут не славяне. Освобождение христианской церкви, христиан. Кулаки. { Текст: Не забудьте ~ Кулаки. -- вписан. }

Такие негодяи смотрят с высокомерием на русский народ, что уж от таких людей, как граф Толстой, он бы мог ждать и оправдания себе.

Хоть Сергей Ив<анович> и выпущен защищать, но они только кричат, а не говорят дело. Дело же до того ясно.

В пример назидания и подражания, очень не хорошо-с.

Разбогатев и укрепившись в своем семействе, имея подле себя Кити и проч<ее>, он именно так начинает смотреть на народ.

Считает за хорошее. Конечно, русский народ не образован и груб, но Левин мог бы зачесть ему эту историческую черту его, склад и настроение его {склад и настроение его вписано. } и, одним словом, простить его за узость, так сказать, понимания хорошего. Без всякого сомнения, можно указать { Было: насказать} ему шоссе <?>, школы -- умножить свое благосостояние, прикопить экономические силы. {умножить ~ силы, вписано. }

Так что не понять тут может или совершен<ный> невежда в русском народе, или Ст<арый> Князь, или, например, человек с известными <?> целями. Умному же Левину невозможно бы этого не понять.

Высшие же классы руководило и человеколюбие вообще.

За 1000 верст. К тому же теперь быстрота сообщений, телеграфы, железные дороги как бы сократили расстояния, и сердцу не только бы, кажется, { Было: казал<ось>} не стыдно было, но даже и натурально пожалеть об младенцах, даже несмотря на расстояние. Да и к тому же определено ли хоть сколько-нибудь изысканиями науки, например, на каком расстоянии должны ослабевать и наконец совершенно сводиться на нет естественные движения человеческого сердца?

Final. И вот вместо идеала {И вот вместо идеала вписано. } оказался злобный и чем-то лично обиженный ипохондрик. Очень даже нехорошо. Этого озлобленного и раздраженного до трясения ипохондрика.

Кити весела и кушала, мальчика мыли, и он узнает -- что же мне в том, что там за 1000 верст делается.

До детей с проткнутыми глазами и до их матерей с вырезанными грудями. Не чувствую ничего непосредственно. Никакого ощущения. А коль я не чувствую, так, стало быть, и весь народ не может чувствовать, и не может быть никакого непосредственного ощущения, потому что я сам народ.

Здесь начало. Он сказал еще хуже. Признаюсь, что ж это расстояние.

NB. Сначала, что непосредственного ощущения не чувствую, а потом уж выписать, что не убил бы.

С мнением турок, конечно, трудно согласиться, ибо тут европейнича<ние> и сентиментальность, но не похоже ли на эти же самые конфеты и мнение Левина (убил иль не убил). Серг<ей> Ив<анович>.

Эти люди пророки, { В рукописи ошибочно: пророку} учители наши, и чему же они учат?

Был<и> бы подлецы. Когда помощь незащищенному не считалась доблестью и подвигом? {Был<и> ~ подвигом? вписано на полях. }

Левин<ы> столь горячи и добры. Левин не по закон<у>, если и был. {Левин<ы> ~ если и был. вписано на полях. }

<ОБЪЯВЛЕНИЕ К АПРЕЛЬСКОМУ ВЫПУСКУ "ДНЕВНИКА ПИСАТЕЛЯ" ЗА 1877 г.>

<Черновой набросок>

Содержание объявления

Глава первая. I. Война. Мы всех сильнее. II. Не всегда война бич, иногда и спасение. III. Спасает ли пролитая кровь? IV. Мнение "тишайшего" царя о Восточном вопросе.

Глава вторая. I. "Сон смешного человека", фантастический рассказ. П. Освобождение подсудимой Корниловой. III. К читателям [и т. д.].