Послѣдняя пристань.
Три недѣли свѣжій, а порою даже сильный вѣтеръ дулъ съ востока или сѣверо-востока. "Золотой Жезлъ" весело несся впередъ на всѣхъ парусахъ, а къ концу третьей недѣли Амосъ и Ефраимъ Саваджъ начали высчитывать дни, оставшіеся до прибытія на родину. Старый морякъ, привыкшій и къ встрѣчамъ и къ прощанью, не такъ принималъ это къ сердцу; но Амосъ, отлучившійся впервые, горѣлъ нетерпѣніемъ и цѣлыми часами курилъ, сидя верхомъ на стеринѣ буширита, вглядываясь въ линію горизонта и надѣясь, что его пріятель могъ ошибиться и что вотъ сейчасъ любимый берегъ покажется вдали.
-- Напрасно, мальчикъ! -- говорилъ Ефраимъ Саваджъ, кладя ему на плечо свою громадную, красную руку.-- Кто плаваетъ по морю, долженъ имѣть терпѣніе, и нечего сокрушаться о томъ, чего не можетъ быть.
-- А все-таки воздухъ какъ то напоминаетъ о домѣ,-- отвѣчалъ Амосъ.-- Вѣтеръ такъ дуетъ, какъ никогда не дулъ на чужбинѣ.
-- Что-жъ! -- сказалъ капитанъ, засовывая за щеку табакъ.-- Я плаваю по морю съ тѣхъ поръ, какъ обросъ бородою, больше въ каботажѣ {Каботажная -- береговая торговля.}, знаешь, да и по океану тоже, насколько допускали эти навигаціонные законы. Кромѣ тѣхъ двухъ лѣтъ, что я провелъ на сушѣ изъ за дѣла съ королемъ Филиппомъ, я на три выстрѣла не отдалялся отъ соленой воды, и скажу тебѣ, что не видалъ еще лучшаго переѣзда, чѣмъ нашъ теперь.
-- Да, мы летѣли, точно буйволъ отъ лѣсного пожара. Только мнѣ странно, какъ это такъ вы знаете дорогу безъ всякихъ слѣдовъ и отмѣтокъ? Я бы, Ефраимъ, и Америки то не нашелъ бы по морю, а не то что Нью-Іоркскаго пролива.
-- Мы слишкомъ забрались на сѣверъ, парень. Около пятнадцатаго, мы были у мыса Ла-Хогъ. Завтра, по моимъ разсчетамъ, надо бы намъ увидѣть землю.
-- Ахъ, завтра! А что это будетъ? Гора пустыни? Мысъ Кодъ? Или Долинный островъ?
-- Нѣтъ, парень,-- мы на широтѣ св. Лаврентія, и скорѣе увидимъ берегъ Аркадіи. Потомъ, при этомъ вѣтрѣ, проплывемъ на югъ еще денекъ, и ужъ не больше двухъ. Еще нѣсколько разъ такъ поплавать, а тамъ куплю себѣ хорошенькій кирпичный домикъ въ Бостонѣ, въ Гринъ-Ленѣ, откуда виденъ заливъ, и буду смотрѣть, какъ ходятъ корабли. Такъ окончу жизнь мою въ мирѣ и спокойствіи.
Несмотря на увѣренія капитана, Амосъ весь день напрягалъ зрѣніе въ безплодной надеждѣ увидѣть землю, а когда, наконецъ, стемнѣло, сошелъ внизъ и досталъ свою охотяичью куртку, кожаные штиблеты и енотовую шапку, гораздо болѣе бывшіе ему по вкусу, нежели тонкое сукно, въ которое одѣлъ его голландецъ, торговавшій платьемъ въ Нью-Іоркѣ. Де-Катина тоже переодѣлся въ темное партикулярное платье и вмѣстѣ съ Аделью хлопоталъ возлѣ старика, который такъ ослабъ, что почти ничего не могъ дѣлать для себя самъ. На бакѣ визжала скрипка, и далеко за полночь, подъ рокотъ волмъ и свистъ вѣтра, раздавались хриплые напѣвы незатѣйливыхъ пѣсенъ, которыми серьезные и солидные новоангличане на свой ладъ праздновали приближеніе къ родинѣ.
Вахта подшкипера въ эту ночь длилась отъ двѣнадцати до четырехъ, и въ первый часъ ея луна свѣтила ярко. Однако, на зарѣ она закрылась облаками, и "Золотой Жезлъ" погрузился въ одинъ изъ тѣхъ густыхъ, непроницаемыхъ тумановъ, какіе обычны въ этой части океана. Вѣтеръ дулъ съ сѣверо-востока, и изящная бригантина ложилась набокъ, поручнями подвѣтреннаго борта почти касаясь воды. Сдѣлалось вдругъ очень холодно, такъ что подшкиперъ затопалъ ногами на ютѣ, а его четверо матросовъ дрожали, присѣвши подъ защиту бортовой загородки.
Вдругъ одинъ изъ нихъ выпрямился съ крикомъ, указывая пальцемъ въ воздухѣ, и тутъ же, у самаго бушприта, изъ мрака вынырнула громадная бѣлая стѣна, о которую корабль ударился съ такою силою, что обѣ мачты повалились, точно сухой тростникъ отъ порыва вѣтра, а само судно превратилось въ безформенную груду щепы и обломковъ.
Отъ толчка подшкиперъ пролетѣлъ вдоль всего юта и едва не угодилъ подъ падавшую мачту; а изъ его четырехъ подручныхъ, двоихъ увлекло въ дыру, зіявшую на носу, между тѣмъ какъ третьему раздробило голову якорнымъ штокомъ. Поднявшись на ноги, Томлинсонъ увидѣлъ, что весь передъ корабля вдавленъ внутрь и что среди обломковъ дерева, хлопающихъ парусовъ и извивающихся спутанныхъ канатовъ сидитъ одинъ единственный оглушенный матросъ. Было темно, какъ въ трубѣ, и за бортомъ корабля виднѣлся только гребень одной вздымавшейся волны. Подшкиперъ озирался въ отчаяніи отъ такъ внезапно наступившей гибели, когда рядомъ съ собою замѣтилъ капитана Ефраима, полуодѣтаго, но такого же деревяннаго и невозмутимаго, какъ всегда.
-- Ледяная гора! -- сказалъ онъ, втягивая носомъ холодный воздухъ. -- Развѣ вы не учуяли ее, другъ Томлинсонъ?
-- Правда, мнѣ было холодно, капитанъ Саваджъ, но я приписалъ это туману.
-- Вокругъ нихъ всегда бываетъ туманно, хотя только Господь въ Своей премудрости вѣдаетъ, зачѣмъ, ибо это тяжелое испытаніе для бѣдныхъ мореплавателей. Мы быстро погружаемся, м-ръ Томлинсонъ. Носъ уже въ водѣ.
Слѣдующая вахта выбѣжала на палубу, и одинъ изъ матросовъ сталъ мѣрять воду въ трюмѣ.
-- Три фута! -- крикнулъ онъ -- а вчера выкачали всю до суха при заходѣ солнца!
-- Гирамъ Джефферсонъ и Джонъ Марстонъ -- къ помпамъ! -- приказалъ каиитанъ.-- Г. Томлинсонъ, спустите-ка барказъ (корабельное судно) и посмотримъ, нельзя ли поправить бѣду, хотя, кажется, этого ужъ не зачинишь.
-- У барказа пробиты двѣ доски,-- крикнулъ одинъ матросъ.
-- Ну, такъ четверку!
-- А ту и вовсе разбило на трое.
Подшкиперъ рвалъ на себѣ волосы, а Ефраимъ Саваджъ улыбался, какъ человѣкъ, слегка заинтересованный неожиданнымъ стеченіемъ обстятельствъ.
-- Гдѣ Амосъ Гринъ?
-- Здѣсь, капитанъ Ефраимъ. Что мнѣ дѣлать?
-- А мнѣ?-- съ живостью спросилъ де-Катина.
Адель и отца ея завернули въ плащи и помѣстили въ подвѣтренной сторонѣ рубки, какъ въ наиболѣе защищенномъ мѣстѣ.
-- Скажи ему, что можетъ смѣнить кого-нибудь у помпъ,-- отвѣтилъ капитанъ Амосу.-- А ты, Амосъ, ты у насъ -- мастеръ плотничать. Залѣзь-ка съ фонаремъ вонъ въ барказъ, да посмотри, не сможешь ли его заштопать.
Въ теченіе полу часа Амосъ возился и стучалъ въ барказѣ подъ мѣрный стукъ помпъ, слышный изъ-за шума волнъ. Тихо, очень тихо опускался корабельный носъ, а корма загибалась кверху.
-- Времени осталось немного, Амосъ,-- замѣтилъ капитанъ спокойнымъ голосомъ.
-- Теперь онъ подержится на водѣ, хоть и течетъ немножко.
-- Ладно. Спускай! У помпъ работай безъ перерыва! М-ръ Томлинсонъ, чтобы провіантъ и вода были готовы, сколько возможно будетъ взять! За мной Гирамъ Джефферсонъ!
Матросъ и капитанъ спрыгнули въ качавшуюся лодку; у послѣдняго къ поясу прицѣпленъ былъ фонарь. Они пробрались подъ разбитый носъ. Капитанъ покачалъ головой, когда увидѣлъ величину поврежденія.
-- Отрѣзать форзейль (канатъ) и дать сюда! -- сказалъ онъ.
Томлинсонъ Амосъ и Гринъ карманными ножами перерѣзали веревки и спустили уголъ паруса внизъ. Капитанъ Ефраимъ съ матросомъ схватили и потащили его на пробоину. Когда капитанъ нагнулся, то корабль подвинуло вверхъ волною, и при желтомъ свѣтѣ своего фонаря онъ увидѣлъ извилистыя черныя трещины, лучами расходившіяся отъ главной дыры.
-- Сколько воды въ трюмѣ?-- спросилъ онъ.
-- Пять съ половиною футовъ.
-- Значитъ, корабль погибъ. Въ обшивкѣ, насколько мнѣ видно назадъ, вездѣ такія щели, что можно просунуть палецъ. Не отходить отъ помпъ! качать безъ перерыва! Готовы ли провіантъ и вода, м-ръ Томлинсонъ?
-- Готовы, сударь!
-- Спускайте ихъ за бортъ. Эта лодка не продержится болѣе часа или двухъ. Видите вы гору?
-- Слѣва за кормою туманъ рѣдѣетъ! -- крикнулъ кто-то изъ матроеовъ.-- Вонъ она, гора-то, за четверть мили, подъ вѣтромъ!
Туманъ вдругъ разсѣялся, и надъ разбитымъ кораблемъ среди безбрежнаго, пустыннаго моря вновь засіяла луна. Похожая на громадный парусъ, медленно качалась на волнахъ исполинская глыба льда, причинившая несчастіе.
-- Надо плыть къ ней,-- сказалъ капитанъ Ефраимъ.-- Другого спасенія нѣтъ. Давайте дѣвочку за бортъ! Ну, ладно,-- отца сначала, если ужъ ей такъ хочется. Скажи имъ, чтобъ сидѣли смирно, ибо Господь сохранитъ васъ, если не будемъ дѣлать глупостей. Такъ! Ты -- молодецъ-дѣвчонка, хоть и лопочешь по картавому. Теперь боченки и всѣ одѣяла и теплыя вещи, какія только есть. Теперь давайте того, француза! Да, да пассажировъ сначала! Нечего упираться! Ну, Амосъ! Теперь матросы, а вы -- послѣ всѣхъ, другъ Томлинсонъ.
Перегруженная лодка сидѣла въ водѣ почти вровень съ бортами, и потребовалась безпрерывная работа двухъ отливальщиковь, чтобы не пускать воду, которая сочилась между разбитыхъ досокъ. Когда всѣ очутились на мѣстахъ, капитанъ Ефраимъ Саваджъ перескочилъ назадъ, на корабль, что было теперь нетрудно, такъ какъ съ каждою минутою палуба опускалась ближе къ морю. Онъ вернулся съ узломъ одежды, который бросилъ въ лодку.
-- Отчаливай! -- крикнулъ онъ.
-- Такъ садитесь же сами!
-- Ефраимъ Саваджъ пойдетъ ко дну со свомъ кораблемъ,-- сказалъ капитанъ спокойно.-- Другъ Томлинсонъ, я не привыкъ повторять приказанія. Отчаливай, говорю!
Подшкиперъ оттолкнулся багромъ. Амосъ и де-Катина вскрикнули отъ ужаса, но пріученные къ слѣпому повиновенію матросы взялись за весла и направились къ ледяной горѣ.
-- Амосъ, Амосъ! Неужели вы допустите это?-- закричалъ гвардеецъ по-французски.-- Моя честь непозволитъ мнѣ покинуть его такъ. Я буду чувствовать себя опозореннымъ навѣкъ.
-- Томлинсонъ, его нельзя бросить. Взойдите на корабль и заставьте его ѣхать съ нами.
-- Еще не родился тотъ человѣкъ, который заставилъ бы его сдѣлать, чего онъ не хочетъ.
-- Онъ можетъ перемѣнить намѣреніе.
-- Онъ никогда не мѣняетъ своихъ намѣреній.
-- Да все же нельзя его оставить! Надо хоть плавать вокругъ и выловить его потомъ.
-- Лодка течетъ, какъ рѣшето, -- возразилъ подшкиперъ.-- Я довезу васъ до горы, оставлю всѣхъ тамъ, еслибудетъ куда спустить, и пріѣду назадъ за капитаномъ. Приналягте, молодцы: чѣмъ скорѣе доѣдемъ, тѣмъ скорѣе вернусь.
Но гребцы не сдѣлали и пятидесяти взмаховъ, какъ Адель громко закричала: -- боже мой, корабль тонетъ!
Корабль погружался все болѣе и болѣе и вдругъ съ трескомъ опустилъ въ воду носъ, точно ныряющая водяная птица, причемъ корма взлетѣла кверху, а затѣмъ, съ громкимъ и продолжительнымъ бульканьемъ, онъ скоро совсѣмъ исчезъ среди волнъ. Безъ всякой команды лодка сразу повернула назадъ и понеслась такъ быстро, какъ только позволяла сила гребцовъ. Но все было тихо на мѣстѣ крушенія. На поверхности не осталось даже ни одного обломка, который могъ бы указать, гдѣ именно "Золотой Жезлъ" нашелъ свою послѣднюю пристань. Цѣлыхъ четверть часа лодка кружилась при лунномъ свѣтѣ, но капитана не было и слѣдовъ; наконецъ, когда, несмотря на безпрерывное вычерпыванье, всѣ сидѣвшіе въ ней оказались по щиколотку въ водѣ, моряки повернули лодку на прежній путь и молча, съ тяжестью на сердцѣ, поплыли къ своему негостепрімному убѣжищу.
Какъ оно ни было ужасно, но являлось для нихъ единственнымъ спасеніемъ, такъ какъ течь усиливалась, и было очевидно, что лодка не можетъ держаться долѣе. Подплывши ближе, они съ досадою убѣдились, что обращенная къ нимъ сторона представляетъ собою крѣпкую ледяную стѣну сажень въ девять вышиною, гладкую, безъ малѣйшей трещины или щели на всей своей поверхности. Гора была велика, и оставалась надежда, что другая сторона окажется удобнѣе. Усердно вычерпывая воду, они обогнули уголъ, но опять оказались передъ отвѣсной стѣной. Подплыли съ третьей стороны: здѣсь гора казалась еще неприступнѣе и выше; оставалась только четвертая, и, направляясь къ ней, они знали, что для нихъ рѣшается вопросъ о жизни и смерти, такъ какъ лодка почти уходила изъ подъ ихъ ногъ. Они выплыли изъ тѣни на яркій лунный свѣтъ и увидѣли передъ собой зрѣлище, которое никто изъ нихъ не забылъ до самой смерти.
Склонъ, передъ которомъ они очутились, былъ не менѣе крутъ, чѣмъ остальные; онъ весь искрился и сверкалъ подъ серебрянымъ свѣтомъ луны, отражавшемся въ граняхъ льда. Но по самой серединѣ, въ уровень съ поверхностью воды оказалась огромная пещера: это было то мѣсто, о которое "Золотой Жезлъ" разбился, причемъ выломилъ громадную глыбу льда и тѣмъ, самъ погибая, приготовилъ убѣжище людямъ, довѣрившимъ ему свою жизнь. Это углубленіе было роскошнѣйшаго изумрудно-зеленаго цвѣта, нѣжнаго и прозрачнаго у краевъ, а въ глубинѣ отливавшаго темнымъ пурпуромъ и синевою. Но не красота этого грота и даже не увѣренность въ своемъ спасеніи вызвала крики радости и изумленія изо всѣхъ устъ, а то обстоятельство, что верхомъ на ледянной глыбѣ преспокойно сидѣлъ и курилъ передъ ними глиняную трубку не кто иной, какъ капитанъ Ефраимъ Саваджъ изъ Бостона. Одну минутутизгнанники чуть не подумали, что передъ ними призракъ, если бы только призраки являлись въ такомъ прозаическомъ видѣ; но звуки его голоса вскорѣ доказали имъ, что это -- онъ самъ, и притомъ -- въ расположеніи духа, весьма далекомъ отъ христіанской кротости.
-- Эй, Томлинсонъ! -- сказалъ онъ. -- Когда я приказываю вамъ плыть къ ледяной горѣ, то разсчитываю, что вы прямо туда и поплывете, а не станете еще шляться по океану. Я изъ-за васъ чуть не замерзъ. Да такъ бы оно и было, не захвати я съ собою сухого табаку и коробку съ трутомъ, чтобы согрѣться.
Не отвѣчая на упреки командира, подшкиперъ направилъ лодку къ покатому выступу, который былъ такъ срѣзанъ носомъ бригантины, что къ нему удобно было пристать. Капитанъ Саваджъ схватилъ изъ лодки свой узелъ съ сухимъ платьемъ и исчезъ въ глубинѣ пещеры, чтобы тотчасъ же вернуться вновь, нѣсколько согрѣвшись тѣлесно и успокоившись душевно. Барказъ повернули дномъ вверхъ, для сидѣнья; рѣшетки и скамьи изъ него вынули и покрыли одѣялами, чтобы приготовить постель для молодой женщины, а у боченка съ сухарями выбили дно, чтобы поѣсть.
-- Мы боялись за васъ, Ефраимъ,-- сказалъ Амосъ Гринъ.-- У меня такъ тяжело стало на сердцѣ, когда я подумалъ, что не увижувасъ больше.
-- Ну, Амосъ, тебѣ бы слѣдовало знать меня лучше.
-- Но какъ вы сюда попали, капитанъ? -- спросилъ Томлинсонъ.-- Я думалъ, что вы пошли ко дну съ кораблемъ.
-- Такъ и было. Это ужъ третій корабль, съ которымъ я иду ко дну; только мнѣ еще ни разу не приходилось тамъ остаться. На этотъ разъ я нырнулъ глубже, чѣмъ когда тонулъ "Скороходъ", но не такъ глубоко, какъ на "Губернаторѣ Винтропъ". Когда я всплылъ наверхъ, я направился къ горѣ, нашелъ эту дыру и заползъ въ нее. Я былъ очень радъ васъ видѣть, потому что боялся, не потонули ли вы.
-- Мы возвращались искать васъ и пропустили васъ въ темнотѣ. А что теперь будемъ дѣлать?
-- Развѣсимъ этотъ парусъ и устроимъ квартиру для дѣвочки; а потомъ поужинаемъ и выспимся; сегодня дѣла нѣтъ, а завтра его можетъ быть очень много.