Владѣлецъ Св. Маріи.
Оставивъ направо фортъ Св. Людовика, откуда слышался колокольный звонъ, наши путники пошли самымъ скорымъ шагомъ, ибо солнце было уже такъ низко, что отъ кустовъ на полянахъ ложилась тѣнь, точно отъ деревьевъ. Вдругъ передъ ними, между стволовъ, вмѣсто зеленой травы, сверкнула синяя полоса воды, и они увидѣли широкую, быструю рѣку. Во Франціи она считалась бы громадной, но ихъ, взоры уже привыкли къ еще болѣе величественнымъ размѣрамъ рѣки Св. Лаврентія. Впрочемъ, Амосъ и де-Катина уже ранѣе бывали на рѣкѣ Ришелье, и сердца ихъ забились, когда они взглянули на нее опять: они знали, что это прямой путь для одного -- домой, а для другого -- къ спокойствію и свободѣ. Нѣсколько дней пути вдоль рѣки, еще нѣсколько дней вдоль прелестныхъ, усѣянныхъ островками озеръ Шамилена и Св. Сакрамента, въ тѣни поросшаго деревьями Адирондака,-- и они очутятся на верховьяхъ Гудзона, и всѣ пережитые ими труды и опасности станутъ лишь предметомъ воспоминаній и бесѣдъ въ долгіе зимніе вечера.
На другомъ берегу лежала область грозныхъ Ирокезовъ, и они увидѣли дымъ, въ двухъ мѣстахъ вздымавшійся къ вечернему небу. Они помнили слова іезуита, что ни одинъ военный отрядъ еще не переправлялся черезъ рѣку, и поэтому пошли по тропинкѣ вдоль ея восточнаго берега. Однако, черезъ нѣсколько шаговъ ихъ остановилъ грозный военный окликъ, и передъ ними сверкнули два мушкетныхъ дула, направленныя на нихъ изъ чащи надъ тропинкой.
-- Мы друзья! -- крикнулъ де-Катина.
-- Такъ оттуда вы?-- спросилъ невидимый часовой.
-- Изъ Квебека.
-- А куда идете?
-- Посѣтить господина Шарля де-ла-Ну, владѣльца въ Св. Маріи.
-- Очень хорошо! Опасности нѣтъ, дю-Лютъ! Кромѣ того, съ ними есть дама. Привѣтствую васъ, сударыня, отъ имени моего отца!
Изъ чащи вышли двое, изъ которыхъ одинъ могъ бы сойти за чистокровнаго индѣйца, если бы не эти вѣжливыя слова, произнесенныя на безукоризненномъ французскомъ языкѣ. Это былъ высокій, тонкій молодой человѣкъ, очень смуглый, съ пронзительными, черными глазами и рѣзкими, неумолимо суровыми очертаніями рта, которыя указывали на несомнѣнное присутствіе индѣйской крови. Его жесткіе, длинные волосы были собраны кверху въ чубъ, который, съ воткнутымъ въ него орлинымъ перомъ, составлялъ его едпиственный головной уборъ. Грубая кожаная куртка и мокасснны изъ оленьей шкуры напоминали одежду Амоса Грина; но блескъ золотой цѣпи на поясѣ, сверканіе драгоцѣннаго кольца на пальцѣ и изящной работы мушкетъ придавали оттѣнокъ щегольства его наряду. Широкая полоса желтой охры на лбу и томагавкъ за поясомъ усиливали двойственность впечатлѣнія, которое производила его внѣшность.
Другой былъ несомнѣнно природный французъ, пожилой, темноволосый и жилистый, съ жесткой, черной бородой и лицомъ, выражавшимъ запальчивость и силу. Онъ тоже былъ въ охотничьей одеждѣ, но опоясанъ яркополосатымъ поясомъ, за которымъ торчала пара длинныхъ пистолетовъ. Его оленья куртка была украшена спереди крашеными иглами дикообраза и каймою изъ индѣйскихъ бусъ, а длинные ярко-красыые штиблеты -- бахромою изъ висячихъ енотовыхъ хвостовъ. Опершись на свое длинное, темное ружье, онъ смотрѣлъ на путешественниковъ, въ то время какъ его спутникъ подвигался на встрѣчу имъ.
-- Извините нашу предосторожность,-- говорилъ тотъ.-- Никогда нельзя предвидѣть, что придумаютъ эти негодяи, чтобы обмануть насъ. Опасаюсь, сударыня, что васъ очень утомилъ долгій путь?
Бѣдная Адель, славившаяся аккуратностью даже среди хозяекъ улицы Св. Мартына, едва осмѣлилась бросить взглядъ на свое запачканное и разорванное платье. Утомленію и опасностямъ она подвергалась съ улыбкою, но ея терпѣніе чуть не измѣнило ей при мысли, что посторонніе встрѣчаютъ ее въ такомъ видѣ.
-- Моя мать будетъ очень рада принять васъ и позаботиться обо всемъ, что можетъ вамъ понадобиться,-- сказалъ онъ поспѣшно, какъ будто прочитавъ ея мысли. Но васъ, сударь, я навѣрно встрѣчалъ прежде.
-- И я -- васъ! -- воскликнулъ гвардеецъ.-- Меня зовутъ Амори де-Катина, бывшій офицеръ Пикардскаго полка. Вы, безъ сомнѣнія,-- Ахиллъ де-ла-Ну де-СентМари, я видалъ васъ въ Квебекѣ на губернаторскихъ пріемахъ, куда вы пріѣзжали съ вашимъ отцомъ.
-- Да, это я,-- отвѣтилъ молодой человѣкъ, протягивая руку и улыбаясь съ нѣкоторою принужденностью.-- Неудивительно, что вы не сразу узнали меня, потому что когда мы видѣлись въ послѣдній разъ, я былъ одѣтъ совсѣмъ иначе.
На самомъ дѣлѣ, Катина помнилъ его, какъ одного изъ молодыхъ дворянъ, которые въ большомъ числѣ пріѣзжали по разу въ годъ въ столицу, гдѣ справлялись о послѣднихъ модахъ, собирали прошлогоднія версальскія сплетни и хоть въ теченіе нѣсколькихъ недѣль жили тою жизнью, которая соотвѣтствовала понятіямъ ихъ сословія. Совсѣмъ другимъ казался онъ теперь, съ чубомъ и военной раскраской, подъ тѣнью громадныхъ дубовъ, съ мушкетомъ въ рукѣ и съ томагавкомъ за поясомъ.
-- У насъ одна жизнь въ лѣсахъ и другая -- въ городахъ,-- сказалъ онъ,-- хотя мой добрый отецъ упорно не желаетъ признать этого и повсюду носитъ Версаль за собой. Вы знаете его, и мнѣ не нужно вдаваться въ объясненія. Но намъ пора смѣниться; поэтому мы можемъ проводить васъ домой.
Двое мужчинъ въ грубыхъ одеждахъ канадскихъ оброчныхъ поселянъ, держа мушкеты такимъ образомъ, что опытный глазъ де-Катина тотчасъ различилъ въ нихъ хорошо обученныхъ солдатъ, вдругъ появились передъ ними. Молодой де-ла-Ну далъ имъ нѣсколько краткихъ приказаній и затѣмъ пошелъ вслѣдъ за изгнанниками по тропинкѣ.
-- Вы, можетъ быть, не знаете моего товарища,-- сказалъ онъ, указывая на другого часового,-- но я увѣренъ, что его имя уже знакомо вамъ. Это -- Грейсолонъ дю Лютъ.
И Амосъ, и Катина съ величайшимъ любопытствомъ посмотрѣли на знаменитаго предводителя "лѣсныхъ бродягъ", человѣка, который провелъ всю жизнь, двигаясь все далѣе на западъ, говоря мало, не записывая ничего, но постоянно будучи впереди, гдѣ только встрѣчалось затрудненіе или опасность. Въ эти невѣдомыя западныя страны его влекла не вѣра и не жажда наживы, а исключительно любовь къ природѣ и страсть къ приключеніямъ, при такомъ отсутствіи самохвальства, что онъ ни разу не потрудился описать своихъ странствій, и никто не зналъ, гдѣ онъ бывалъ и гдѣ останавливался. На цѣлые годы онъ исчезалъ изъ поселковъ колонистовъ и пропадалъ въ обширныхъ равнинахъ Дакоты или въ безпредѣльныхъ степяхъ сѣверо-запада, а потомъ, въ одинъ прекрасный день, приходилъ въ Санта-Мари или другой фортъ немножко худѣе, немножко чернѣе и не менѣе молчаливый, чѣмъ всегда. Индѣйцы отдаленнѣйшихъ частей материка знали его. Онъ могъ поднять цѣлыя племена и приводилъ на помощь французамъ по тысячѣ разрисованныхъ людоѣдовъ, говорившихъ на языкѣ, котораго никто не зналъ, и являвшихся съ береговъ рѣкъ, гдѣ кромѣ него никто не бывалъ. Самые смѣлые французскіе піонеры, достигнувъ послѣ тысячи опасностей какой-нибудь страны, которую считали новооткрытою, всегда рисковали увидѣть тамъ дю-Люта, сидящаго у костра, съ трубкою въ зубахъ. Случалось и путникамъ, находясь въ опасности, не имѣя друзей ближе, какъ за тысячу миль, встрѣтить этого молчаливаго человѣка съ однимъ или двумя оборванными товарищами, которые выводили его изъ затрудненія, а затѣмъ исчезали такъ же неожиданно, какъ и являлись. Таковъ былъ тотъ, кто теперь шелъ рядомъ съ ними по берегу Ришелье-рѣки, и де-Катина съ Амосомъ знали, что присутствіе его здѣсь имѣло зловѣщее значеніе, ибо Грейсолонъ дю-Лютъ находился всегда въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ грозила опасность.
-- Что вы думаете о тѣхъ вонъ огняхъ, дю-Лютъ?-- спросилъ молодой де-ла-Ну. Искатель приключеній набилъ себѣ трубку сквернымъ индѣйскимъ табакомъ, который отдѣлялъ отъ пачки скальпировальнымъ ножемъ. Онъ посмотрѣлъ на два столбика дыма, которые виднѣлись на красномъ фонѣ вечерняго неба.
-- Они мнѣ не нравятся,-- сказалъ онъ.
-- Значитъ, тамъ -- Ирокезы?
-- Да.
-- Это по крайней мѣрѣ доказываетъ, что они еще на томъ берегу.
-- Это доказываетъ, что они -- на этомъ.
-- Какъ?
Дю-Лютъ закурилъ трубку.
-- Ирокезы на этомъ берегу,-- сказалъ онъ.-- Они переправились къ югу отъ насъ.
-- А вы ничего не сказали намъ! Какъ же, вы знали, что они переправились, и не сказали объ этомъ намъ?
-- Я не зналъ, пока не увидалъ этихъ огней.
-- И что же вы по нимъ угадали?
-- Ну, это вамъ скажетъ всякій индѣйскій мальчишка! -- съ нетерпѣніемъ отвѣтилъ дю-Лютъ.-- Ирокезы на военномъ пути ничего не дѣлаютъ безъ цѣли. Поэтому они съ цѣлью показываютъ намъ этотъ дымъ. Если бы всѣ ихъ военные отряды были тамъ, это было бы безполезно. Очевидно, что ихъ храбрецы уже переплыли рѣку. Они не могли сдѣлать этого на сѣверѣ, чтобы ихъ не увидѣли изъ форта. Значитъ, они переправились на югѣ.
Амосъ закивалъ съ горячимъ одобреніемъ.
-- Такъ оно и есть,-- сказалъ онъ.-- Это похоже на индѣйцевъ. Ручаюсь, что онъ правъ.
-- Такъ они могутъ быть въ лѣсахъ и вокругъ насъ? Пожалуй мы и теперь въ опасности! -- воскликнулъ дела-Ну.
Дю-Лютъ молча кивнулъ головой и засосалъ трубку. Де-Катина посмотрѣлъ вокругъ себя на высокіе стволы деревьевъ, на вянущую листву, на мягкую траву подъ ногами, перекрещенную длинными вечерними тѣнями. Какъ трудно было повѣрить, что за всею этою мирной красотой таится такая грозная опасность, которая могла напугать и одинокаго мужчину, а тѣмъ болѣе того, кто велъ съ собою любимую женщину. У него вырвался глубокій вздохъ облегченія, когда на большой полянѣ онъ увидѣлъ крѣпкій частоколъ, а за нимъ высокій каменный домъ. У частокола тянулись въ линію около дюжины избъ, крытыхъ кедровымъ гонтомъ, причемъ крыши загибались кверху на нормандскій ладъ: здѣсь жили вассалы подъ защитою господскаго замка, являя собой странный обломокъ феодальной системы въ глуши американскихъ лѣсовъ. Подойдя ближе, они замѣтили надъ главными воротами громадный, деревянный щитъ съ нарисованнымъ на немъ гербомъ: на серебряномъ полѣ двѣ полосы подъ угломъ, между тремя красными значками. На каждомъ углу изъ бойницы выглядывала небольшая мѣдная пушка. Когда они вошли въ ворота, сторожъ заперъ ихъ изнутри, заложивъ громадной деревянной поперечиной. Мужчины, женщины и дѣти небольшою толпою стояли у замковаго крыльца, гдѣ кто-то сидѣлъ на стулѣ съ высокою спинкою.
-- Вы знаете отца,-- сказалъ молодой человѣкъ, пожимая плечами.-- Онъ хочетъ думать, что никогда не покидалъ своего нормандскаго замка и все воображаетъ себя французскимъ помѣщикомъ и вельможею древнѣйшей нормандской крови. Теперь онъ принимаетъ дань и ежегодную присягу отъ своихъ вассаловъ и счелъ бы неприличнымъ прервать столь торжественную церемонію, посѣти его хоть самъ губернаторъ. Но если вамъ интересно поглядѣть, можете отойти сюда и подождать, пока онъ кончитъ. Васъ же, сударыня, я немедленно провожу къ моей матери, если вамъ угодно будетъ послѣдовать за мною.
Зрѣлище, по крайней мѣрѣ для американцевъ, представлялось совершенно невиданное. Передъ крыльцомъ тройнымъ полукругомъ стояли мужчины, женщины и дѣти: мужчины -- суровые и загорѣлые, женщины -- простыя на видъ и скромно одѣтыя, съ бѣлыми повязками на головахъ, дѣти -- съ разинутыми ртами и вытаращеными глазами, необыкновенно тихія отъ страха, внушеннаго почтительнымъ видомъ старшихъ. Среди нихъ, на рѣзномъ стулѣ съ высокою спинкою, сидѣлъ пожилой человѣкъ, очень прямой и неподвижный, съ чрезвычайно торжественнымъ лицомъ. Это былъ красивый мужчина, широкоплечій и рослый, начисто выбритый, съ рѣзкими, крупными чертами, глубокими морщинами, большимъ носомъ въ видѣ клюва и густыми щетинистыми бровями, которыя поднимались дугами почти вплоть до громаднаго парика, пышнаго и длиннаго, какъ носили во Франціи во дни его юности. На парикѣ красовалась бѣлая шляпа съ краснымъ перомъ, граціозно загнутая сбоку, а ея обладатель былъ облеченъ въ камзолъ изъ коричневаго сукна, отдѣланный серебромъ на воротникѣ и карманахъ и еще очень красивый, хотя потертый и, очевидно, не разъ подвергавшійся починкѣ. Этотъ кафтанъ, черные бархатные штапы по колѣно и высокіе, ярко вычищеные сапоги составляли такой костюмъ, какого де-Катина никогда не видывалъ въ дикихъ дебряхъ Канады.
Когда они вошли во дворъ, изъ толпы вышелъ простой земледѣлецъ и, ставъ на колѣни на маленькій коврикъ, вложилъ свои сложенныя руки въ руки господина.
-- Господинъ де-Сентъ-Мари, господинъ де-Сентъ-Мари, господинъ де-Сентъ-Мари,-- сказалъ онъ три раза. -- Приношу вамъ присягу на вѣрность, за мой ленъ Эрберъ, которымъ владѣю, какъ вассалъ вашей милости.
-- Будь вѣренъ, мой сынъ. Будь храбръ и вѣренъ,-- торжественно сказалъ старый дворянинъ и прибавилъ, внезапно перемѣнивъ тонъ;-- Какого чорта тамъ тащитъ твоя дочь?
Изъ толпы вышла дѣвушка, неся передъ собою широкую полосу коры, на которой наложена была куча рыбы.
-- Это -- ваша одиннадцатая рыба, которую я присягою обязанъ отдавать вамъ,-- сказалъ оброчный.-- Здѣсь семьдесятъ три рыбы, а я поймалъ въ этомъ мѣсяцѣ восемьсотъ.
-- Глупо! -- воскликнулъ помѣщикъ. -- Не воображаешь ли ты, Андре Дюбуа, что я стану разстраивать мое здоровье и съѣмъ сразу семьдесятъ три рыбы? Не думаешь ли ты, что мнѣ, моимъ личнымъ слугамъ, домочадцамъ и другимъ членамъ моего дома нечего дѣлать, какъ только ѣсть твою рыбу? Впередъ приноси въ счетъ твоей подати не болѣе пяти рыбъ сразу. Гдѣ дворецкій? Терье, убери рыбу въ нашъ складъ и смотри, чтобы запахъ не дошелъ до голубой комнаты, или до аппартаментовъ барыни.
Человѣкъ въ очень потертой черной ливреѣ, совершенно слинявшей и заплатанной, подошелъ съ большимъ жестянымъ подносомъ и унесъ кучу бѣлой рыбы. Затѣмъ, по мѣрѣ того какъ ленники поочередно выходили впередъ и приносили свою старозавѣтную присягу, каждый изъ нихъ оставлялъ какую-нибудь часть своего промысла на содержаніе своего господина. Кто принесъ снопъ пшеницы, кто мѣру картофеля, а нѣкоторые давали оленьи и боброныя шкуры. Все уносилось дворецкимъ, пока вся дань не была уплачена, и странная церемонія не пришла къ концу. Когда помѣщикъ всталъ, его сынъ, успѣвшій вернуться, взялъ де-Катина за руку и провелъ его сквозь толпу.
-- Отецъ,-- сказалъ онъ,-- это господинъ де-Катина, котораго мы встрѣчали нѣсколько лѣтъ назадъ въ Квебекѣ.
Де-ла-Ну поклонился съ чрезвычайной снисходительностью и подалъ гостю руку.
-- Добро пожаловать въ мои владѣнія, какъ вамъ, такъ и вашимъ личнымъ слугамъ...
-- Это мои друзья. Вотъ г. Амосъ Гринъ и капитанъ Ефраимъ Саваджъ. Жена моя тоже со мной, но вашъ любезный сынъ уже отвелъ ее къ вашей супругѣ.
-- Я польщенъ, я польщенъ чрезвычайно! -- воскликнулъ старикъ съ церемоннымъ поклономъ.-- Я помню васъ очень хорошо, потому что родовитыхъ людей не такъ часто встрѣтишь въ этой странѣ. Я помню и батюшку вашего, мы были вмѣстѣ при Рокруа, хотя онъ служилъ въ пѣхотѣ, а я -- въ Красныхъ драгунахъ у Гриссо. У васъ въ гербѣ молотокъ на перекладинѣ въ лазоревомъ полѣ, и вотъ я вспоминаю, что вторая дочь вашего прадѣдушки вышла замужъ за племянника одного изъ де-ла-Ну-д'Андели, которые принадлежатъ къ младшей вѣтви нашего дома. Добро пожаловать, своякъ!
Онъ вдругъ обнялъ де-Катина обѣими руками и трижды похлопалъ его по спинѣ.
Молодой человѣкъ былъ болѣе чѣмъ доволенъ такимъ пріемомъ.
-- Мы недолго злоупотребимъ вашимъ гостепріимствомъ,-- сказалъ онъ.-- Мы направляемся къ озеру Шамплена и надѣемся, что черезъ день или два будемъ въ состояніи продолжать путь.
-- Цѣлая половина будетъ отдана въ ваше распоряженіе, доколѣ вы сдѣлаете мнѣ честь вашимъ пребываніемъ здѣсь. Чортъ возьми! Мнѣ не каждый день приходится принимать человѣка благородной крови. Ахъ сударь! Вотъ это для меня всего чувствительнѣе въ моемъ изгнаніи, потому что съ кѣмъ я здѣсь могу говорить, какъ съ равнымъ? Съ губернаторомъ, съ интендантомъ, пожалуй, съ однимъ или двумя священниками, тремя или четырьмя офицерами;-- но съ кѣмъ изъ дворянства? Едва ли хоть съ однимъ! Здѣсь покупаютъ себѣ титулы, какъ пушной товаръ, и выгоднѣе имѣть полный челнокъ бобровыхъ шкуръ, чѣмъ родословное дерево отъ Роланда. Но я забываю свои обязанности. Вы и ваши приближенные, вѣроятно, устали и проголодались. Пожалуйте за мной въ салонъ, и посмотримъ, чѣмъ мои экономы сумѣютъ угостить васъ. Вы играете въ пикетъ, если не ошибаюсь? Ахъ, я ужъ поотсталъ, но буду очень радъ сыграть съ вами партію.
Замокъ былъ высокъ и крѣпокъ, со стѣнами изъ сѣраго камня. Большая, окованная желѣзомъ, дверь, черезъ которую они вошли, имѣла отверстія для мушкетныхъ дулъ и вела въ цѣлый рядъ погребовъ и кладовыхъ, гдѣ хранились свекла, морковь, картофель, капуста, солонина, сушеные угри и другіе зимніе запасы. По винтовой каменной лѣстницѣ они прошли въ большую кухню, высокую, съ поломъ изъ плитняка, вокругъ которой располагались комнаты слугъ или домочадцевъ, какъ предпочиталъ ихъ называть старый дворянинъ. Еще этажемъ выше находилось господское помѣщеніе, посерединѣ котораго помѣщалась обширная столовая съ громаднымъ очагомъ и грубою домодѣльною мебелью. Богатые ковры изъ медвѣжьихъ и оленьихъ шкуръ сплошь покрывали деревянный полъ, и рогатыя оленьи головы выглядывали между рядами мушкетовъ по стѣнамъ. Большой, грубо сдѣланный кленовый столъ занималъ середину комнаты, а на немъ стояли пирогъ съ дичиной, копченая лососина и большой брусничный пирогъ, которымъ голодные путники отдали должную честь. Хозяинъ объяснилъ, что онъ уже поужиналъ; но, позволивъ уговорить себя закусить съ остальными, кончилъ тѣмъ, что съѣлъ больше Ефраима Саваджа, выпилъ больше дю-Люта, а въ заключеніе спѣлъ французскую пѣсенку.
-- Ваша супруга кушаетъ въ комнатѣ моей жены,-- замѣтилъ онъ, когда блюда были сняты.-- Можешь подать бутылку фронтиньяка изъ ларя тринадцатаго, Терье! О, вы увидите, господа, что даже въ здѣшнихъ дебряхъ у насъ есть кое-что .хорошее. Итакъ, вы прямо изъ Версаля, де-Катина? Онъ былъ построенъ послѣ меня; но какъ я помню старую придворную жизнь въ Сеи-Жерменѣ, прежде чѣмъ Людовикъ сталъ серьезнымъ! Ахъ, что это были за невинные и счастливые дни, когда мы всѣ съ восьми часовъ утра выходили на дворцовыя лужайки для нашихъ утреннихъ поединковъ! Клянусь Св. Діонисіемъ, я еще не совсѣмъ забылъ благородное искусство и какъ ни старъ, былъ бы радъ случаю поупражняться.
Онъ приблизился своей обычной, величавой походкой къ стѣнѣ, на которой висѣли рапира и кинжалъ, снялъ ихъ и началъ примѣрное нападеніе на дверь, то наклоняясь, то откидываясь назадъ, отражая кинжаломъ воображаемые удары и притоптывая ногою, съ короткими восклицаніями, составлявшими обычныя выраженія въ фехтовальныхъ школахъ. Наконецъ, онъ вернулся къ гостямъ, тяжело дыша и со сдвинувшимся парикомъ.
-- Вотъ какъ мы упражнялись въ старину,-- сказалъ онъ.-- Безъ сомнѣнія, вы, молодежь, усовершенствовали все это; а между тѣмъ оно годилось въ бояхъ. А при дворѣ, вѣдь, все-же жизнь, я думаю?
И онъ принялся осыпать своего гостя вопросами. До глубокой ночи, когда его товарищи давно уже храпѣли подъ одѣялами, де-Катина, позѣвывая и жмурясь, все еще принужденъ былъ удовлетворять любопытство стараго царедворца и посвящать его во всѣ подробности самыхъ новѣйшихъ версальскихъ сплетенъ.