ИСПАНЦЫ НА МОРЕ
Еще не рассвело, когда Найгель был уже в комнате Чандоса. Помогая своему учителю собираться, он внимательно выслушивал его последние ободряющие советы и наставления. В то же самое утро, прежде чем солнце прошло по дороге к зениту, большой королевский корабль "Филиппа", на котором находилось большинство пировавших вчера, распустил свой громадный парус, украшенный львами и лилиями, и повернул свой медный нос по направлению к Англии. За ним пошли еще пять меньших судов, набитых оруженосцами, стрелками и воинами. Найгель и его товарищи стояли на укреплениях замка и махали шапками вслед большим кораблям, которые медленно выходили в море под грохот барабанов, звуки труб, с развевающимися знаменами и с возвышавшимся надо всем красным крестом Англии. Когда они удалились, смотревшие сошли вниз с тяжестью на сердце при мысли, что их оставили тут, и стали готовиться к более далекому походу.
Приготовления заняли целых четыре дня непрестанной работы, потому что у маленького отряда, отправлявшегося в чужие страны, было много нужд. На долю участников экспедиции досталось три судна: шкуна "Томас" из Ромни, "Grace-Dieu" из Хайта и Василиск" из Саутгэмптона. На каждом судне кроме тридцати матросов могло поместиться по сто человек. В трюме поставили сорок лошадей, в том числе и Поммерс, сильно утомленную продолжительной бездеятельностью и скучавшую по серрейским холмам, где было столько дела ее длинным ногам. Затем суда нагрузили запасами пищи и воды, колчанами и стрелами, подковами, гвоздями, молотками, ножами, топорами, веревками, сеном, свежим подножным кормом и множеством других вещей. При работах всегда присутствовал суровый молодой рыцарь, сэр Роберт. Он наблюдал за всеми, останавливая, контролируя действия людей, пробовал запасы. Сэр Роберт мало говорил, но зато действовал все время -- глазами, руками, а когда встречалась необходимость, то и тяжелым хлыстом. Моряки с "Василиска", родившиеся в одном из свободных портов, питали старинную неприязнь к жителям Пяти Портов, которым, как казалось всем остальным морякам Англии, король оказывал особое благоволение. Когда судно с западного берега встречалось с судном из Узкого моря, дело редко обходилось без кровопролития. Поэтому на набережной Кале постоянно происходили схватки, и матросы с "Василиска" и "Grace-Dieu" с громким криком набрасывались друг на друга с именем св. Леонарда на губах и с жаждой убийства в сердцах. Тогда среди вихря дубин и звона ножей внезапно появилась фигура молодого предводителя, похожего на тигра, словно укротитель волков; он принимался беспощадно наносить удары хлыстом во все стороны, до тех пор, пока буяны с воем не разбегались прочь.
Наутро четвертого дня все, было готово, канаты сброшены, и три маленькие шкуны пошли вдоль гавани на буксире своих шлюпок и вскоре исчезли в крутящихся клубах тумана над проливом.
Эдуард послал на подмогу теснимым в Бретани английским гарнизонам хотя и немногочисленный, но выдающийся по своим силам отряд. Почти весь отряд состоял из опытных воинов, а предводителями были люди, отличавшиеся и в мирное, и в военное время. Ноллс распустил над "Василиском" свой флаг с черным вороном. С ним был Найгель и его собственный оруженосец, Джон Гауторн. Из ста его людей сорок были уроженцами Йоркшира, сорок из Линкольна, все известные стрелки под предводительством старого Вата из Карлэйля, поседевшего ветерана пограничных войн. Элвард благодаря своему искусству и силе уже получил унтер-офицерское звание и вместе с Длинным Недом из Виддингтона, северянином громадного роста, приобрел репутацию лучшего стрелка после знаменитого Вата. Воины тоже были закаленными бойцами. Ими предводительствовал Черный Симон из Норвича, тот самый, который отплыл из Винчелси. С сердцем, полным ненависти к французам, которые убили всех дорогих его сердцу, он, словно ищейка, следил за ними и на земле, и на море в надежде утолить свою жажду мщения. Таковы же были и люди на двух остальных шкунах -- уроженцы Чешира с валлийских берегов на шкуне "Томас" и кумберлендцы, привыкшие к шотландским войнам, на "Grace-Dieu". Сэр Джеймс Детли повесил свой щит с пятилистным горностаевым полем на корме "Томаса". Лорд Томас Перси, уже знаменитый младший представитель дома Элнвиков, который целыми веками служил преградой на сухопутных границах Англии, выставил, как начальник на "Grace-Dieu", своего знаменитого синего льва, стоящего на задних лапах.
Таков был славный отряд, вышедший из гавани Кале, и густые клубы тумана потопили его.
С востока дул легкий ветер; корабль с высоким носом и с закругленным корпусом медленно шел по проливу. По временам туман подымался, и тогда английские суда могли видеть, как другие суда покачивались на гладкой, маслянистой поверхности моря. Потом туман снова опустился, окружил мачту, окутал палубу и наконец застыл на палубе, так что даже вода как бы исчезла с глаз моряков и они словно плыли на маленьком плоту среди океана пара. Падал мелкий холодный дождь; стрелки укрылись под кормовыми и носовыми надстройками; некоторые из них целыми часами играли в кости; другие спали; многие украшали свои стрелы или чистили оружие. На отдаленном конце палубы, на бочке, словно на почетном троне, окруженный древками и перьями, сидел толстый лысый человек. То был Бартоломью, делавший стрелы и луки. Его обязанностью было следить за тем, чтобы колчаны стрелков были в полном порядке. Кроме того, он пользовался привилегией продавать сверхкомплектные колчаны, луки, стрелы и т. д. Группа стрелков с колчанами стояла перед ним, высказывая свои жалобы или требования, а около полудюжины их старших товарищей, стоя сзади Бартоломью, выслушивали эти жалобы и требования со смеющимися или насмешливыми лицами.
-- Не можешь натянуть его? -- говорил Бартоломью молодому стрелку. -- Ну, так, значит, или тетива слишком коротка, или древко слишком длинно. Конечно, это не вина твоих детских ручонок, более пригодных для того, чтобы натягивать штаны, чем тетиву боевого лука. Вот как надо натягивать ее, лентяй!
Правой рукой он схватил лук за центр, упер его конец в подошву правой ноги, потом, прижав верхнюю зарубку, продел левой рукой тетиву.
Молодой человек с усилием проделал те же, но он не поспел вовремя отнять пальцев, и тетива, со звоном скользнув из верхней зарубки, обвилась вокруг пальцев и сильно прижала их к древку лука. Громовой хохот пронесся по палубе, когда несчастный запрыгал, размахивая рукой.
-- И поделом тебе, дурак, -- проворчал старик, -- такой прекрасный лук пропадает в твоих ручонках. Ну что, Сэмкин? Немногому я могу научить вас в том, что касается вашего ремесла. Вот хорошо снаряженный лук; но вы говорите, что лучше бы сделать белую заметку в центре? Оставьте лук мне, я сделаю, что нужно. А вам что, Ват? Новую рукоятку к этому лезвию? Господи Боже мой! Под одной шапкой человек должен совмещать знание четырех ремесел: делай и луки, и стрелы, и тетивы, и рукоятки. Старый Бартоломью должен работать за четверых, а получать деньги за одного.
-- Ну, довольно говорить, -- проговорил стрелок с темным пергаментным лицом и маленькими, похожими на бисеринки глазами. -- В наши дни лучше поправлять лук, чем сгибать его. Вы, который и в глаза не видал ни одного француза, получаете десять пенсов жалованья в день, а я, участвовавший в пяти сражениях, зарабатываю только четыре.
-- Мне кажется, Джон из Текефорда, вы чаще видели горшки с медом, чем французов, -- сказал старик, угрюмо взглянув через плечо. -- Я работаю с утра до ночи, а ты напиваешься в пивной. Что такое, малый? Изогнулся? Положи лук под гнет. Он выдержит шестьдесят фунтов -- нетяжело для человека твоего роста. Положи побольше тяжести, и все будет хорошо. Если твой лук будет прямым, как ты можешь надеяться, что твоя стрела полетит далеко? Перья! Много их и отличные! Вот павлиньи. По грошу за каждое. Уж, наверное, такой франт, как ты, Том Беверли, с золотыми серьгами в ушах, захочешь, конечно, иметь стрелы, оперенные павлиньими перьями.
-- Для меня главное, чтоб стрела летела хорошо, а перья все равно, -- сказал высокий молодой стрелок из Йоркшира, отсчитывая монеты на мозолистой ладони.
-- Серые гусиные перья стоят только по фартингу. Те, что лежат налево, -- по полпенни, потому что это перья диких уток, а перо болотного гуся стоит дороже пера домашнего. Вот тут на медном подносе -- выпавшие перья, а выпавшее лучше выдернутого. Купи десяток их, малый, да вырежь их так, чтобы одни годились для смертельной борьбы, другие для легкого полета, и ни у кого из отряда не будет за плечами лучшего колчана со стрелами.
Длинный Нед из Виддингтона, угрюмый рыжебородый человек, с насмешливым видом слушал мнения и советы старика и внезапно запальчиво вмешался в его рассуждения.
-- Ты лучше бы продавал луки, чем учить других, как обращаться с ними, -- сказал он. -- Право, у тебя в голове не больше смысла, чем волос на макушке. Если бы ты натягивал тетивы столько времени, сколько я, то знал бы, что прямо обрезанное перо летит легче, чем перо с выпуклым обрезом. Жаль, что некому хорошенько учить молодых стрелков из лука.
Это нападение на его профессиональные знания сильно задело старика. Его толстое лицо побагровело, а глаза сверкали яростно, когда он обернулся к стрелку. Даже белая лысая макушка потемнела и приняла угрожающий вид.
-- Ах ты, семифунтовый бочонок, полный вранья! -- крикнул он. -- Погоди, покажу я тебе, как открывать твою глотку. Вытаскивай-ка свой меч и стань вон там на палубе, и тогда посмотрим, кто из нас настоящий мужчина. Пусть мне никогда больше не придется повернуть пальцами стрелу, если я не отмечу моим знаком твоей толстой головы, хотя в Англии еще не нашлось руки, чтобы расколотить ее.
В ссоре приняли участие несколько грубых голосов; некоторые из них защищали взбешенного Бартоломью, другие вступились за насмешливого северянина, Рыжий делиец выхватил меч, но удар кулака какого-то пограничника свалил его с ног. В одно мгновение, с шумом, напоминавшим жужжание рассерженных ос, стрелки высыпали на палубу, но прежде, чем они успели начать драку, среди них появился Ноллс с окаменелым лицом и огненными глазами.
-- Разойдитесь! Слышите? Ручаюсь, что у вас будет достаточно случаев подраться, чтобы охладить вашу кровь прежде, чем вы вернетесь в Англию. Лорин, Гауторн, свалите каждого, кто осмелится поднять руку. Что ты хочешь сказать, рыжеволосый негодяй? -- Он приблизил свое лицо к рыжему, который первым схватился за меч, и тот отшатнулся, встретив грозный взгляд Ноллса, -- Ну, теперь не шуметь. Насторожите ваши длинные уши и слушайте. Трубач, играй!
Каждые четверть часа трубили в рог, чтобы поддерживать таким образом сообщение с двумя остальными судами, затерянными в тумане. Снова раздалась высокая, чистая нота -- призыв дикого морского создания к его товарищам, -- но из густой облачной стены не раздалось ответа. Несколько раз повторялся призыв, и несколько раз все прислушивались, затаив дыхание, в напряженном ожидании ответа.
-- Где шкипер? -- спросил Ноллс. -- Как ваше имя? Как вы осмеливаетесь называть себя шкипером?
-- Мое имя Нат Деннис, благородный сэр, -- сказал старый моряк с седой бородй. -- Тридцать лет тому назад я получил это звание и впервые созвал звуком рога экипаж у саутгэмптонских шлюзов. Уж если кто может назваться шкипером, так это я.
-- Где наши суда?
-- Кто же может это сказать при таком тумане, сэр?
-- Вы обязаны были держать их вместе.
-- У меня только одни глаза, данные Богом, благородный сэр, и они не могут проникать сквозь туман.
-- Будь хорошая погода, я, сухопутный военный, мог бы удержать их вместе. Так как погода дурная, то мы рассчитывали на вас как на моряка. Вы не сделали этого. Вы потеряли два моих судна до начала похода.
-- Но, благородный сэр, прошу вас, примите во внимание...
-- Довольно слов! -- сурово прервал его Ноллс. -- Слова не вернут моих двухсот людей. Если я не найду их прежде, чем мы дойдем до Сен-Мало, то, клянусь св. Уилфредом Рипонским, плохо вам будет. Довольно. Идите и делайте, что молено.
В продолжение пяти часов они шли под фордевиндом в густом тумане; холодный дождь мочил бороды воинов и блестел на их лицах. Иногда окружавшая их белая завеса разрывалась на расстоянии выстрела из лука, а затем волны тумана снова окутывали шкуну. Давно уже перестали трубить, призывая исчезнувших товарищей, но в душе каждого была надежда увидеть их, когда погода прояснится. По расчету шкипера, судно находилось как раз посередине между двумя берегами.
Найгель стоял, прислонясь к бульверку. Мысли его витали далеко -- в Косфорде, на покрытых вереском склонах Оленьей Головы, -- когда до его слуха донесся какой-то странный звук. То был тонкий, ясный звук металла, царивший над глухим ропотом моря, треском снастей и хлопаньем паруса. Найгель прислушался, звук повторился, словно звон колокольчика в тумане.
-- Мой лорд, -- сказал он сэру Роберту, -- вы не слышите какого-то звука в тумане?
Оба наклонили головы и стали прислушиваться. Звук ясно раздался, но на этот раз в другом направлении. Сначала звуки доносились сбоку, потом как будто с кормы. Они доносились то с одной, то с другой стороны, то приближались, то удалялись, походя на звон в ухе.
К этому времени все бывшие на шкуне -- матросы, стрелки столпились у бортов. Вокруг них во тьме слышался какой-то шум, но мокрая пелена тумана заволакивала все. И звуки, которые они услышали, казались им чем-то странным -- все то же тонкое музыкальное бряцание. Старый шкипер покачал головой и перекрестился.
-- За тридцать лет, что я провел в море, никогда не слыхал ничего подобного,-- сказал он.-- В тумане дьявол всегда чувствует себя на воле. Потому-то его и называют князем тьмы.
Волна паники пробежала по судну, и все эти грубые, смелые люди, не боявшиеся никаких врагов во плоти, дрожали от ужаса, вызванного в них тенью своего собственного вообоажения. С побледневшими лицами они смотрели неподвижным взглядом на туман, словно из него в каждую минуту может появиться какое-нибудь страшное чудище. Вдруг налетел порыв ветра. На одно мгновение завеса тумана поднялась, и люди на палубе увидели клочок моря.
Поверхность его была усеяна судами. Видны были большие корабли с высокими носами, красными бортами и бульверками, украшенными резьбой и золотыми инкрустациями. На каждом из них было по большому парусу, и все они шли в том же направлении, что и "Василиск". Палубы их были покрыты людьми, а на высоко приподнятых кормах раздался тот странный лязг, который наполнил воздух. На одно мгновение перед англичанами показался этот удивительный флот, багровый и золотой, медленно подвигавшийся среди рамки серых паров. Затем клубы тумана сомкнулись, и флот исчез из вида. Наступило глубокое молчание, а за ним оживленный говор взволнованных голосов.
-- Испанцы! -- крикнуло с дюжину стрелков и моряков.
-- Я должен был бы догадаться, -- сказал шкипер. -- Теперь я припоминаю, как на Бискайском берегу они ударяли в цимбалы по примеру язычников мавров, с которыми они сражаются. Но что вы прикажете мне делать, благородный сэр? Мы погибли, если туман поднимется.
-- У них по крайней мере тридцать кораблей, -- сказал Ноллс, нахмурив лоб.-- Готов побиться о заклад, что они видели нас так же, как мы видели их. Они подойдут к нам.
-- Нет, благородный сэр, я думаю, что наша шкуна легче и быстрее их кораблей. Если туман продержится еще час, мы ускользнем от них.
-- К оружию! -- громко крикнул Ноллс, -- К оружию! Они подошли к нам!
Действительно, с испанского адмиральского корабля заметили "Василиска" в то время, как поднялась дымка тумана. При таком легком ветре и тумане кораблю невозможно было догнать шкуну. К несчастью, вблизи испанского корабля шла низкая, тонкая и быстрая весельная галера, которая могла идти и против ветра, и против прилива. С нее также заметили "Василиск", и испанский предводитель крикнул ей приказание идти вперед. Несколько минут она неслась в тумане и потом вдруг вынырнула из него, словно длинный подкравшийся зверь, готовый напасть на добычу. Вид длинной, темной тени, тянувшейся за ней, вызвал призыв к оружию английского рыцаря. В следующее мгновение боковые весла галеры были убраны, оба судна стали бок о бок, поток смуглых испанцев в красных шапочках устремился на борт "Василиска" и с криками торжества очутился на его палубе.
Одну минуту казалось, что корабль будет взят без боя, потому что англичане растерянно метались по палубе, ища оружие. Под тенью кормового и носового навесов виднелись десятки стрелков, сгибавших луки, чтобы натянуть вынутые из непромокаемых футляров тетивы. Другие взбирались на седла, бочонки в отчаянных поисках колчанов. Каждый нашедший свои стрелы давал по нескольку своим менее счастливым товарищам. Другие воины с безумной торопливостью шарили по темным углам, хватали все, что попадалось им под руки; схватив не подходившие им стальные шлемы, они бросали их на палубу и поспешно брались за всякие попадавшиеся им мечи и копья. Испанцы заняли центр "Василиска" и, убив всех окружавших их, пробрались на другой конец судна, прежде чем им удалось сообразить, что они имеют Дело не с мирной овцой, а со свирепым старым волком.
Урок был хотя и поздний, но основательный. Атакованные со всех сторон, в подавляющем большинстве испанцы, полагавшие, что напали на маленькое коммерческое судно, погибли все до одного. Это было не сражение, а бойня. Напрасно оставшиеся в живых бежали, громко взывая к святым, и бросались в стоявшую рядом галеру. Их осыпали стрелами с кормы "Василиска", и экипаж на палубе, как и гребцы-рабы, упал в два ряда по сторонам галеры под убийственным дождем. Испанское судно было сплошь покрыто стрелами. Оно представляло собой плавучий гроб, наполненный мертвыми и умирающими. "Василиск" отошел в сторону и оставил галеру в тумане.
При первом своем нападении на "Василиск" испанцы захватили шесть человек экипажа и четырех невооруженных стрелков. Они перерезали англичанам горла и выбросили их тела за борт. Теперь та же участь постигла убитых и раненых испанцев, усеявших палубу. Один убежал в трюм, его преследовали и убили, причем в темноте он кричал и визжал, как крыса. Через полчаса от этой странной встречи в тумане не осталось никакого следа, за исключением ярко-красных пятен на бульверках и на палубе. Веселые раскрасневшиеся стрелки спускали тетивы, потому что, несмотря на покрывший их клей, сырой воздух отнимал силу у струн. Одни отыскивали на палубе свои стрелы, другие перевязывали легкие раны, полученные в схватке. Но лицо сэра Роберта было озабочено, и он внимательно всматривался в окружавший судно туман.
-- Пойдите к стрелкам, Гауторн, -- сказал он, -- и велите им не шуметь под угрозой смерти. Их дурацкая болтовня будет причиной нашей гибели. Вы, Лорин, идите и скажите то же самое арьергарду. Мы погибли, если один из больших кораблей заметит нас.
В продолжение часа англичане, затаив дыхание, пробирались через флот. Все время они слышали бряцание цимбал. Один раз эта дикая музыка зазвучала у самого бушприта их шкуны и заставила их изменить ее путь. В другой раз громадный корабль вырисовался на одно мгновение над английским судном, но оно сделало пол-оборота, и видение исчезло. Вскоре звон цимбал стал слабее, а затем и замер вдали.
-- Как раз вовремя,-- сказал старый шкипер, показывая на желтоватый тон окружавшей их дымки.-- Взгляните-ка! Это пробираются лучи солнца. Сейчас оно выйдет совсем. Ага! Что я сказал вам?
Действительно, среди дымящихся клубов тумана показалось бледное солнце, величиной в месяц, но гораздо тусклее его. На глазах англичан оно становилось все больше и ярче; кругом него виднелось желтое сияние; вдруг один луч пробился сквозь туман, и затем поток золотого света залил все вокруг. Минуту спустя англичане плыли по чистому голубому морю; над ними раскинулось лазоревое, усеянное белыми облаками небо, а перед их глазами была картина, которой никто из них не мог забыть во всю свою жизнь.
Они плыли посреди пролива. Бело-зеленые берега Пикардии и Кента ясно вырисовывались по обеим сторонам его. Широкий пролив лежал перед ними, и светло-голубая вода на горизонте принимала пурпуровый цвет. Плотная завеса тумана, из которой они только что вырвались, осталась за ними. Она лежала, словно серая стена, и через нее пробивались высокие прозрачные очертания испанских кораблей. Четыре из них уже вышли из тумана. Их красные корпуса, позолоченные борта и раскрашенные паруса горделиво горели при лучах вечернего солнца. Каждое мгновение на фоне тумана вырисовывалось золотое пятно. Оно горело, как звезда, и, выйдя из тумана, оказывалось медным носовым украшением большого красного корабля. Туманная завеса прерывалась длинной линией благородных кораблей, прорывавшихся сквозь нее. "Василиск" был в миле от их фронта и милях в двух от их крыла. В пяти милях далее, по направлению к французскому берегу, в проливе виднелись два маленьких судна. При виде их Роберт Ноллс вскрикнул от радости, а старый шкипер прошептал благодарственную молитву святым: то были пропавшие товарищи -- шкуны "Томас" и "Grace-Dieu".
Но как ни приятна была находка друзей, как ни удивителен вид испанских кораблей, взгляды всех на "Василиске" были устремлены на нечто иное, Перед ними открылось другое, более величавое зрелище, заставившее их столпиться на носовом возвышении и смотреть в одну сторону, напрягая зрение и указывая пальцами. Английский флот выходил из Винчелси. Еще раньше, чем поднялся туман, быстрый галиот принес королю известие, что испанцы появились в море, и королевский флот приготовился к отплытию. Теперь ряд парусов, пестревший гербами и цветами доставивших их городов, блестел вдоль Кентского берега от мыса Данджнесс до Райя. Тут были двадцать девять кораблей из Саутгэмптона, Шорэма, Винчелси, Гастингса, Райя, Хайта, Ромни, Фолкстона, Дила, Дувра и Сандвича. Распустив свои большие паруса, они быстро шли вперед, а испанцы -- всегда бесстрашные враги -- повернули свои корабли навстречу им. С развевающимися знаменами, разрисованными парусами, под звуки труб и цимбал оба блестящих флота, качаясь на длинных волнах пролива, медленно подходили друг к другу.
Король Эдуард целый день поджидал появления испанцев на своем большом корабле "Филиппа" на расстоянии мили от камберских песков. Над громадным парусом с королевским гербом развевался красный крест. Вдоль бульверков виднелись щиты сорока рыцарей -- цвета английского рыцарства, -- а на палубе развевалось столько же знамен. На возвышенных частях корабля блестело оружие воинов; середина его была набита стрелками из лука. По временам с королевского корабля раздавался гром литавр и звуки труб; таким же сигналом отвечали ближайшие корабли -- "Лев", на котором подымался флаг Черного принца, "Христофор" графа Саффолка, "Salle du Roi" Роберта Намура и "Grace-Marie" сэра Томаса Голленда. Дальше стояли "Белый Лебедь" под гербом Моубри, "Палмер" из Дила с черной головой Обри и "Кентский воин" под командой лорда Бошана. Остальные суда стояли на якоре при входе в залив Винчелси наготове к отплытию.
Король сидел на бочонке в передней части корабля, держа на коленях Джона Ричмондского, мальчика школьного возраста. На Эдуарде был его любимый черный бархатный колет; на голове его красовалась маленькая бобровая шапочка с белым пером сбоку. Роскошный меховой плащ спускался с его плеч. Сзади него виднелась свита, блиставшая шелками и бархатом; некоторые из рыцарей сидели на перевернутой лодке, другие свешивали ноги с бульверка. Перед королем стоял Джон Чандос в платье двух цветов; опираясь одной ногой на якорь, он перебирал струны гитары и пел песню, которой научился в Мариенбурге, когда в последний раз помогал Тевтонским рыцарям в их борьбе с язычниками. Король, рыцари и даже стрелки, сидевшие и стоявшие внизу, смеялись, слушая веселый припев, и с наслаждением подхватывали его хором. На соседних кораблях виднелись свесившиеся за борт люди, которые прислушивались к песне, далеко разносившейся по волнам.
Но песня внезапно прервалась. С вышки на мачте раздался резкий громкий крик.
-- Я вижу парус... два паруса! -- кричал часовой.
Джон Бене, шкипер королевского судна, прикрыв глаза рукой, пристально вглядывался в длинную полосу тумана, покрывавшую северную часть пролива. Чандос, еще не снявший пальцев с гитары, король, рыцари -- все смотрели в одном направлении. Из тумана вышли два темных силуэта, через несколько минут показался и третий.
-- Это, верно, испанцы! -- сказал король,
-- Нет, государь, -- ответил моряк, -- испанские суда больше и окрашены в красный цвет. Не знаю, что это за суда.
-- Ну, а я догадываюсь! -- крикнул Чандос. -- Это, наверно, три шкуны с моими людьми, отправляющимися в Бретань.
-- Верно, Джон, -- сказал король. -- Но взгляните, пожалуйста! Пресвятая Дева, что это значит?
Из завесы тумана с разных точек появились четыре блестящие звезды. В следующее мгновение при свете солнца показались четыре больших корабля. С королевского корабля раздался грозный крик, подхваченный на остальных кораблях. Воинственный клич повторился эхом на всем берегу от Дацджнесса до Винчелси. Король вскочил с места. Выражение радости появилось на его лице.
-- Игра начинается, друзья мои, -- сказал он. -- Вооружайтесь, Уолтер! Скорее, скорее! Оруженосцы, несите латы! Пусть всякий из нас оденется сам, так как нельзя терять времени.
Странно было видеть, как сорок дворян срывали с себя одежды, усеивая палубу бархатом и атласом, а оруженосцы, озабоченные, словно ловчие перед охотой, наклонялись и поднимались, затягивая пряжки, прикрепляя наколенники, грудные и спинные латы до тех пор, пока шелковый придворный не превращался в стального человека. Когда оруженосцы окончили свою работу, на месте легкомысленных франтов, шутивших и подпевавших гитаре сэра Джона, стояла группа суровых воинов. Внизу стрелки в безмолвии и полном порядке собирались вокруг своих офицеров и становились на указанные им места. С дюжину их поднялось на опасный пост на мачте.
-- Принести вина, Никлас! -- крикнул король. -- Джентльмены, прошу вас, прежде чем вы опустите ваши забрала, выпейте со мной последний кубок. Наверно, ваше горло пересохнет раньше, чем ваши губы получат свободу. За что бы нам выпить, Джон?
-- За испанцев, -- сказал Чандос. Его резко очерченное лицо выглядывало из разреза шлема, словно хищная птица. -- Да будут сегодня их сердца смелы, а дух их исполнен мужества.
-- Отлично сказано, Джон! -- крикнул король, а рыцари с веселым смехом опорожнили свои кубки. -- Ну а теперь на места, благородные сэры. Я буду стоять здесь на носу. Вы, Джон, командуйте арьергардом. Уолтер, Уильям, Фитуаллан, Голдсборо, Реджиналд -- вы все останьтесь со мной. Джон, выберите кого хотите, а остальные пусть останутся со стрелками. Теперь, шкипер, ведите нас прямо в центр. Раньше чем сядет солнце, мы приведем сюда в дар нашим дамам красный корабль, а не то никогда не посмеем взглянуть в лицо ни одной из них.
В то время еще не умели ходить против ветра, не было ни передних, ни задних парусов, и только маленькие кливера помогали поворачивать судно. Поэтому английскому флоту приходилось сделать большой обход по проливу, чтобы встретить врага, но испанцы, шедшие по ветру, точно так же нетерпеливо жаждали битвы, и потому замедление было устранено. Величественно и торжественно приближались оба флота друг к другу.
Один красивый бриг опередил почти на целую милю остальной флот, Весь красный и золотой, сверкая сталью, он шел навстречу врагу. Глаза Эдуарда загорелись при виде судна. Действительно, оно было поразительно красиво на голубой воде, пенившейся под его позолоченным носом.
-- Что за чудный корабль, мастер Бене, -- сказал он стоявшему рядом с ним шкиперу.-- Мне хотелось бы побиться с ним. Держите, пожалуйста, прямо на него, чтобы мы могли сойтись с ним.
-- Если' я буду держать прямо на него, то потонет один из кораблей, а может быть, и оба, -- ответил моряк.
-- Я не сомневаюсь, что с помощью Св. Девы мы исполним свое дело, --сказал король. -- Говорю вам, держите прямо на это судно.
Оба корабля были уже на расстоянии полета стрелы друг от друга, и стрелы испанских арбалетчиков летели на палубу английского судна. Эти короткие, толстые, дьявольские стрелы были повсюду. Словно громадные жужжащие осы, они пролетали по воздуху, ударялись о бульверки, падали на палубу, громко звенели, отскакивая от лат рыцарей, и с тихим, заглушённым шумом вонзались в тела своих жертв. Стрелки на "Филиппе" безмолвно стояли по бортам, дожидаясь приказаний. Но вот раздался громкий крик их предводителя, и сразу зазвенели все тетивы. Звон их наполнил воздух; раздался свист стрел, протяжные восклицания стрелков и короткие, лающие приказания офицеров:
-- Смирно! Смирно! Пли! Стреляйте все вместе! Двенадцать! Десять! Восемь! Все вместе! -- Суровые приказания прорывались сквозь высокие, пронзительные крики, словно глухой рев волны, слышный сквозь завывания ветра.
Когда корабли подошли близко друг к другу, испанское судно отклонилось несколько в сторону так, чтобы избежать сильного удара. Но толчок был все же ужасный. Около дюжины людей на вышке мачты раскачивали камень, чтобы бросить его на палубу английского корабля, С криком ужаса они заметили, что мачта ломается под ними; сначала она наклонялась медленно, потом стремительно свалилась на бок, и стрелки, словно камни из пращи, разлетелись далеко по поверхности моря. Там, куда упала мачта, лежала груда раздавленных тел. Но и английское судно не осталось невредимым. Правда, его мачта осталась на месте, однако от сильною сотрясения не только на палубе попадало много людей, но несколько стрелков, стоявших у борта, упали в море. Один стрелок свалился с мачты, и его тело с ужасным шумом упало на носовую часть как раз рядом с распростертым королем, У многих упавших с высокой носовой и кормовой части были переломаны руки и ноги. Хуже всего было то, что от сотрясения в корабле появились щели, и вода хлынула в нескольких местах.
Но люди на корабле были опытные и дисциплинированные; им приходилось уже сражаться и на море, и на суше, а потому каждый из них знал свое место и свой долг. Те, кто был в состоянии, шатаясь, поднялись на ноги и стали помогать рыцарям, которые катались на палубе в своих тяжелых латах, мешавших им встать. Стрелки выстроились. Матросы бросились к зиявшим брешам, захватив вар и паклю. Через десять минут порядок был восстановлен, и "Филиппа", хотя и ослабленная, снова была готова к битве. Король оглядывался вокруг с видом раненого вепря.
-- Сцепите мой корабль с ним,-- крикнул он, указывая на пострадавшее испанское судно, -- Я хочу захватить его!
Но ветер уже пронес "Филиппу" дальше, и с дюжину испанских кораблей шло прямо на королевское судно.
-- Мы не можем повернуть к нему, иначе нам придется стать боком к остальным,-- сказал шкипер.
-- Пусть его идет своей дорогой, -- вскричали рыцари. -- У вас будет нечто получше этого брига.
-- Клянусь Св. Георгием, вы говорите правду, -- сказал король, -- он все равно попадет к нам в руки, когда у нас будет время взять его. Те корабли, что подходят к нам, также очень хороши, и, пожалуйста, мастер шкипер, держите на ближайший из них.
Большое судно, находившееся в расстоянии полета стрелы от "Филиппы", шло навстречу королевскому кораблю. Бене взглянул на свою мачту и увидел, что она уже расшаталась и наклонилась. Еще один удар -- она опрокинется, и его судно будет носиться по воде, как беспомощный обрубок. Поэтому он повернул свой корабль и, скользнув вдоль борта испанского судна, выкинул железные крюки и цепи. Испанцы, жаждавшие битвы не менее англичан, захватили "Филиппу" с кормовой и носовой части -- и оба судна, крепко сцепленные одно с другим, медленно заколыхались на длинных синих валах. На их бульверках висела куча людей, схватившихся в отчаянной борьбе. Порой все они появлялись на палубе испанского судна, порой отступали на королевский корабль; мечи вспыхивали, словно серебряное пламя, и крики ярости и агонии, похожие на завывание волков, подымались к спокойному голубому небу.
Английские корабли подходили один за другим, каждый из них набрасывал железные цепи на ближайшее испанское судно, и англичане начинали атаковывать высокие красные борты. Двадцать кораблей по примеру "Филиппы" вступили в яростный бой, и вскоре вся поверхность моря стала ареной этих отчаянных поединков. Граф Саффолк, командир "Христофора", захватил испанский бриг, оставшийся без мачты, и головы испанцев усеяли море на большом пространстве. Один из английских кораблей пошел ко дну, прибитый громадным камнем из метательной машины, и его экипаж боролся с волнами; некому было протянуть ему руку помощи. Другой попал между двумя испанскими суднами; враги хлынули на абордаж, и из англичан не осталось в живых ни одного человека. В свою очередь, Моубри и Одли каждый захватили по бригу, и победа, все время колебавшаяся в центре, стала склоняться на сторону островитян.
Черный принц со своим "Львом", "Grace-Marie" и четырьмя другими судами стал обходить испанский фланг; но испанцы заметили это движение и выпустили против врагов десять больших судов; между ними был большой бриг "Сант-Яго ди Компостелла"; принц сцепил с ним свое судно и сделал отчаянную попытку высадить на бриг своих людей; но борта судна были так высоки, а испанцы бились так отчаянно, что люди принца не могли перебраться через бульверки и с шумом и звоном постоянно падали на палубу. Борты испанского брига были усеяны арбалетчиками, которые стреляли прямо в среднюю часть "Льва", где трупы лежали кучами. Но страшнее всего был смуглый чернобородый гигант на мачтовой башне: он сидел, скорчившись так, что никто не видел его, по временам поднимался и с громадной силой бросал вниз громадный железный болт; ничто не могло выдержать этих ударов. Громадные куски железа пробивали палубу, падали в трюм, разбивая доски и уничтожая все, что попадалось им навстречу. Принц, одетый, как всегда, в темную одежду, за которую он и получил свое прозвище, распоряжался атакой на корме, как вдруг к нему кинулся шкипер с выражением безумного страха на лице.
-- Сир! -- крикнул он.-- Судну не устоять против этих ударов. Еще немного, и оно пойдет ко дну. Вода уже в трюме.
Принц взглянул наверх -- и в то же мгновение снова показалась косматая черная борода, и смуглые руки снова опустились вниз. Громадный слиток металла с жужжанием пролетел по воздуху, пробил зияющее отверстие в палубе и, сокрушая все на своем пути, упал в трюм. Шкипер рвал свои седые волосы.
-- Еще пробоина! -- крикнул он. -- Молю св. Леонарда спасти нас сегодня! Двадцать матросов откачивают ведрами воду, но она подымается все выше. Корабль не продержится и часа.
Принц выхватил самострел из рук одного из своих охранителей и прицелился в мачтовую башню испанского судна. В то мгновение, когда великан выпрямился, держа в руках новый болт, стрела вонзилась ему прямо в лицо; тело упало на парапет башни, а голова свесилась вниз. Крик восторга вырвался у англичан. Испанцы отвечали на него взрывом гнева. Из трюма выбежал моряк и шепнул что-то на ухо шкиперу. Он повернул к принцу свое смертельно бледное лицо.
-- Случилось то, что я предсказывал, сир. Корабль идет ко дну, -- сказал он.
-- Тем нужнее нам другой, -- сказал принц, -- Сэр Генри Стоке, сэр Томас Стоургон, Уильяме, Джон Клифтон -- вот наш путь! Подымите мое знамя, Томас де Моген! Вперед -- и победа наша.
С дюжину людей с принцем во главе отчаянным усилием взобрались на борт и утвердились на краю палубы испанского корабля. Некоторые бешено размахивали мечами, чтобы расчистить место, другие висели, схватившись одной рукой за борт, а другую протягивали товарищам, чтобы помочь им взобраться. С каждым мгновением силы англичан увеличивались; вместо двадцати человек их стало тридцать, из тридцати сорок. Но вдруг последние взобравшиеся на палубу, помогавшие оставшимся товарищам, увидели, как палуба под ними закачалась и исчезла в водовороте пены.
Испанцы с диким криком яростно бросились на маленький отряд, взобравшийся на их палубу. Принц со своими людьми уже занял корму и с этого возвышения отбивал нападение врагов. Но стрелы их арбалетов с шумом падали в ряды англичан, и уже треть их лежала на палубе. Вытянувшись в линию, они с трудом сохраняли фронт, защищаясь против нападавшей толпы. Еще один-два натиска, и англичане должны были погибнуть. Смуглые испанцы, закаленные в бесконечных битвах с маврами, были свирепыми, упорными бойцами. Но внезапно раздались громкие крики: "Св. Георгий! Св. Георгий! Ноллс, на выручку!" К испанскому бригу подошла маленькая шкуна, и шестьдесят человек бросились на палубу "Сант-Яго". Попавшие между двух огней испанцы дрогнули и рассыпались. Бой превратился в бойню. С кормы спрыгнули воины принца. Со средней палубы бросились вновь прибывшие. В течение пяти ужасных минут слышались удары, вопли, молитвы, внезапные всплески воды, повсюду виднелись фигуры, хватавшиеся за бульверки. Затем все кончилось, и толпы усталых, измученных людей, задыхаясь, опирались на свое оружие или лежали неподвижно на палубе захваченного брига.
Принц поднял забрало. Он оглянулся вокруг с гордой улыбкой и отер пот с лица.
-- Где шкипер? -- спросил он. -- Пусть он ведет нас к другому судну.
-- Сир, шкипер и все помощники погибли со "Львом", -- сказал Томас де Моген, молодой, рыцарь с запада, несший штандарт. -- Мы потеряли судно и половину наших людей. Боюсь, что мы не в состоянии биться.
-- Это не так важно, потому что победа наша, -- сказал принц, оглядывая взором пространство моря. -- Королевское знамя моего благородного отца развевается вон на том испанском судне. Моубри, Одли, Саф-фолк, Бошан, Намюр, Граси, Стаффорд, Арзндел -- все они водрузили свои флаги на красных судах так же, как и я на этом. Смотрите, та эскадра ушла уже далеко от нас. Но мы должны быть благодарны вам за то, что вы явились на помощь как раз вовремя. Я видел где-то ваше лицо и ваш герб, юный сэр, хотя не могу припомнить вашего имени. Скажите мне его, чтобы я мог поблагодарить вас.
Он обернулся к Найгелю, который, радостный и возбужденный, стоял во главе абордажного отряда с "Василиска",
-- Я только оруженосец, сир, и не могу принять благодарности, потому что ничего не сделал. Вот наш предводитель.
Взгляд принца упал на щит с черным вороном и на строгое молодое лицо державшего его человека.
-- Сэр Роберт Ноллс, -- сказал он, -- я думал, что вы находитесь на пути в Бретань.
-- Я шел туда, сир, когда имел счастье заметить эту схватку.
Принц засмеялся.
-- Действительно, Роберт, было бы слишком много требовать с вас, чтобы вы продолжали свой путь, когда вам предстояла возможность отличиться. А теперь, прошу вас, возвращайтесь с нами в Винчелси. Я знаю, что отец захочет поблагодарить вас за сегодняшний подвиг.
Но Роберт Ноллс покачал головой.
-- Я получил приказание от вашего отца, сир, и без нового распоряжения со стороны его не могу не исполнить его. Наших в Бретани сильно теснят, и мне не следует мешкать. Прошу вас, сир, если вы найдете нужным упомянуть обо мне, попросите короля простить меня, что я уклонился от пути.
-- Вы правы, Роберт, Да поможет вам Бог. Я хотел бы плыть с вами, под вашим знаменем, потому что ясно вижу, что вы поведете ваших людей туда, где они могут заслужить почести и славу.
Принц стал собирать своих усталых воинов, а люди с "Василиска" снова перескочили через борт в свою маленькую шкуну. Они оттолкнулись от захваченного испанского судна и, распустив паруса, направились к югу. Вдали виднелись товарищи "Василиска", спешившие на помощь к шкуне. Дальше на горизонте видны были силуэты около двадцати испанских кораблей, за которыми шло несколько английских. Солнце стояло низко над водой, и его лучи играли на пурпуре и золоте четырнадцати больших бригов, над каждым из которых развевался крест св. Георгия. Английские корабли с развевающимися флагами, с музыкой медленно шли впереди к Кентским берегам.