XVIII

КАК ЧЕРНЫЙ СИМОН ПОТРЕБОВАЛ УПЛАТЫ ПРОИГРЫША ОТ КОРОЛЯ САРКА

Полтора дня маленький флот спокойно подвигался вперед, но на второе утро, когда показался мыс де ла Гаг [Нынешний мыс Аг. (Прим. ред.)], подул береговой ветер, который отнес их в море. Ветер превратился в бурю с дождем и туманом. На следующее утро шкуны очутились в опасном, усеянном скалами море; справа виднелся маленький остров, окруженный высокими гранитными скалами красноватого цвета; над ними виднелись откосы, покрытые ярко-зеленой травой, Рядом лежал второй остров, меньше первого. Шкипер Деннис покачал головой.

-- Это Брешу, -- сказал он, -- а тот остров, что побольше, -- Сарк. Если бы мне когда-нибудь довелось быть выброшенным на берег, то молю всех святых, чтобы это не было здесь.

Ноллс взглянул на остров.

-- Верно говорите, мастер шкипер, -- сказал он. -- Это действительно опасное, каменистое место.

-- Ну, я думал о каменных сердцах жителей этого острова,-- ответил старый моряк,-- Мы в безопасности на наших кораблях, а будь в лодках, они непременно окружили бы нас в своих челноках.

-- Что это за люди и как они живут на таких маленьких и открытых ветрам островах? -- спросил Ноллс.

-- Их кормит не остров, милостивый сэр, а то, что они добывают себе вокруг него. Это сброд из разных стран. Тут и скрывшиеся от суда, и беглые из тюрем, и убийцы, и бежавшие крепостные, и всевозможные преступники. Все они собрались в этом отдаленном месте и не допускают к себе никого. Вот кто может порассказать о них и об их обычаях, потому что долго был в плену на этом острове.

Шкипер указал на Черного Симона, смуглого уроженца Норвича, который стоял у борта, погруженный в угрюмое раздумье, и мрачно смотрел на отдаленный берег.

-- Как? Что я слышу, милый? -- спросил Ноллс. -- И ты действительно был в плену на этом острове?

-- Это правда, милостивый сэр. Восемь месяцев я был в услужении у человека, которого они называют своим королем. Его зовут Чайка, он с Джерси. Во всем Божьем мире нет человека, которого бы мне так хотелось видеть.

-- Он дурно обращался с тобой?

Черный Симон криво усмехнулся и снял куртку. Вся его мускулистая спина была покрыта вздувшимися белыми рубцами.

-- Он оставил на мне знак своей руки, -- сказал он. -- Он поклялся, что подчинит меня своей воле, и таким образом старался достичь этого. Но более всего я желаю видеть его, потому что он проиграл мне заклад, и я хочу получить с него мой выигрыш.

-- Странные слова, -- сказал Ноллс. -- Что это за заклад, и почему он должен заплатить тебе?

-- Дело пустячное, -- ответил Симон, -- но я бедный человек, и мне бы очень хотелось получить уплату. Если бы мы остановились у этого острова, я попросил бы вас спустить меня на берег, чтобы потребовать мой долг.

Сэр Роберт Ноллс рассмеялся.

-- Это мне нравится, -- сказал он. -- Что касается остановки у острова, то нам все равно придется подождать сутки, так как шкипер говорит мне, что доски нашего судна несколько расшатались. Но если ты сойдешь на берег, можешь ли ты быть уверен, что тебя отпустят или что ты увидишь короля, о котором говоришь?

Смуглое лицо Черного Симона вспыхнуло свирепой радостью.

-- Благородный сэр, если вы пустите меня, я ваш должник на всю жизнь. Что касается ваших вопросов, то поверьте мне, я знаю этот остров так же хорошо, как улицы Норвича. Ведь это маленькое место, и я пробыл тут почти год, Если я выйду на берег, когда будет темно, я найду дорогу к дому короля и, если он не умер или не слишком пьян, могу поговорить с ним наедине, потому что знаком с его обычаями, знаю, где и когда можно найти его. Я попросил бы только отпустить со мной стрелка Элварда, чтобы со мной был хоть один друг на случай, если дело будет плохо.

Ноллс задумался.

-- Много ты просишь, -- наконец сказал он. -- Клянусь Богом, изо всех моих людей мне тяжелее всего было бы потерять вас двоих. Я видел вас обоих во время схватки с испанцами и знаю вас. Но я верю тебе, и, уж если надо остановиться в этом проклятом месте, то делай что хочешь. Если же ты обманул меня или придумал эту штуку только для того, чтобы покинуть меня, то пусть Бог будет заступник тебе, когда мы встретимся вновь, потому что человеку не спасти тебя.

Оказалось, что не только нужно было зашпаклевать щели, но у шкуны "Томас" не хватало запаса свежей воды. Поэтому суда остановились подле острова Брешу, где были источники. Этот маленький клочок земли казался необитаемым, но на более отдаленном острове виднелось много человеческих фигур, наблюдавших за судами; блеск стали указывал, что то были вооруженные люди. Одна лодка отплыла было от острова, но после наблюдения поспешно вернулась назад, чтобы предупредить нападение на суда, слишком сильные для борьбы туземцев с ними.

Черный Симон нашел Элварда под носовым навесом; он сидел спиной к Бартоломью и весело насвистывал, вырезывая девичье лицо на роговом наконечнике своего лука.

-- Друг мой, -- сказал Симон, -- пойдешь со мной ночью на берег? Мне нужна твоя помощь.

Элвард весело загоготал.

-- Пойду ли я, Симон? Клянусь рукояткой моего меча, я буду очень рад поставить ногу на славную темную землю. Всю мою жизнь ходил я по ней, но вполне оценил ее только во время путешествия на этих проклятых кораблях. Мы пойдем на берег, Симон, и отыщем женщин, если они водятся там, а то мне кажется, будто я целый год не слыхал их нежных голосов, да и глаза у меня устали смотреть на такие лица, как твое и Бартоломью.

Суровое лицо Симона осветилось улыбкой.

-- Единственное лицо, которое ты увидишь на берегу, не очень-то понравится тебе, Сэмкин, -- сказал он; -- предупреждаю тебя, что нам предстоит нелегкое дело, и если эти люди схватят нас, то нас ожидает жестокий конец.

-- Клянусь рукояткой моего меча ,-- сказал Элвард, -- пойду с тобой куда угодно, куманек. А потому нечего говорить больше, мне надоело жить как сурку в норе, и я буду очень рад помочь тебе.

В тот же вечер, через два часа после заката солнца, от "Василиска" отошла маленькая лодка. В ней сидели Симон, Элвард и два матроса. Солдаты взяли с собой мечи, а Черный Симон перекинул сверх того через плечо коричневый мешок для сухарей. Под его управлением гребцы благополучно прошли опасное место прибоя, набегавшего на утесы, и дошли до длинного рифа, за которым расстилалась полоса спокойной воды и маленький залив с отлогим берегом. Моряки вытащили лодку на сушу и остались ждать, а Симон и Элвард отправились дальше. С видом человека, вполне знакомого с местностью и уверенного в себе, Симон стал карабкаться по узкой, поросшей папоротниками тропинке среди утесов.

Нелегко было подыматься в темноте, но он взбирался, словно гончая по следу. Элвард, задыхаясь, еле поспевал за ним. Наконец они добрались до вершины утеса, и стрелок бросился на траву.

-- Ну, Симон, теперь у меня не хватило бы дыхания задуть свечку, -- сказал он. -- Передохни немного; ведь перед нами еще целая долгая ночь. Верно, ты очень дружен с этим человеком, что так торопишься повидаться с ним.

-- Так дружен, что я часто мечтал о новой встрече с ним. Теперь мое желание исполнится раньше, чем взойдет луна.

-- Будь это красотка, я понял бы твое желание, -- сказал Элвард. -- Клянусь костями моих десяти пальцев, если бы Мэри с мельницы или Кэт из Комптона ждали меня на вершине этого утеса, я не заметил бы, как взлетел туда. Но я вижу дома и слышу чьи-то голоса в темноте.

-- Это их город, -- шепнул Симон. -- Под этими кровлями ютится около сотни самых отчаянных негодяев во всем христианском мире. Слушай.

Из темноты послышался взрыв грубого смеха, а за ним протяжный жалобный вопль,

-- Святые угодники! -- вскрикнул Элвард, -- Что это?

-- Вероятно, какой-нибудь бедняк вроде меня попался в их когти. Пойдем, Сэмкин, тут есть торфяная выемка, в которой можно спрятаться. Ага, вот она, только глубже и больше, чем прежде. Иди за мной, Элвард. По ней мы доберемся до дома их короля,

Оба поползли вдоль темной выемки. Вдруг Симон схватил Элварда за плечо и втащил его в тень. Спрятавшись в темноте, они услышали шаги и голоса в отдаленном конце выемки. Два человека остановились почти у того места, где лежали товарищи, Элвард увидел их темные фигуры, вырисовывавшиеся на звездном небе.

-- Чего ты ругаешься, Жак, -- сказал один из них на каком-то странном полуфранцузском, полуанглийском наречии. -- Черт тебя побери, негодяй, чего ты ворчишь? На твою долю досталась женщина, а на мою -- ничего. Чего ты еще хочешь?

-- Когда подойдет новый корабль, будет твоя очередь, а моя уже прошла. Правда, мне досталась женщина, но какая! Старая крестьянка с лицом желтым, как Коршуновы лапы. Вот Гастон, который выкинул на койтях девять (а у меня было восемь), получил прелестную маленькую нормандскую девушку. Черт побери эти кости! А что до моей бабы, то я продам ее тебе за бочонок гасконского.

-- У меня нет вина, но я дам тебе бочонок с яблоками, -- сказал другой. -- Я достал его с "Петра и Павла", французского судна, которое разбилось в бухте Кре.

-- Ну, твои яблоки станут тем хуже, чем дольше будут лежать, но и старая Мэри будет все безобразнее и безобразнее, так что мы квиты. Пойдем-ка, разопьем чарку в знак заключения торга.

Они скоро исчезли в темноте.

-- Слыхал ли ты когда-нибудь такую низость? -- крикнул Элвард. Он тяжело дышал.-- Ты слышал, что они говорили, Симон? Женщину за бочонок яблок! А на душе у меня тяжело за другую... за нормандскую девушку. Конечно, завтра мы высадимся на берег и выкурим этих водяных крыс из их нор.

-- Нет, сэр Роберт не захочет терять ни времени, ни сил раньше, чем мы доберемся до Бретани.

-- А я уверен, что если бы командовал мой господин, мастер Лорин, все женщины на этом острове были бы освобождены на следующий же день.

-- Не сомневаюсь, -- ответил Симон, -- Он из тех, что боготворят женщин, по примеру этих безумцев, странствующих рыцарей. Но сэр Роберт -- чистый воин и думает только о своей цели.

-- Симон,-- сказал Элвард, -- здесь не очень светло и мало места для размаха меча, но если ты войдешь со мной на открытую поляну, я покажу тебе, истинный ли воин мой господин или нет.

-- Эх, малый. Ты сам такой же безумный, -- сказал Симон. -- У нас важное дело, а тебе непременно хочется побиться со мной. Я ничего не говорю против твоего господина, кроме того, что он из тех, что любят предаваться разным мечтам и фантазиям. Ноллс же не смотрит ни направо, ни налево, а прямо идет к цели, Пойдем-ка дальше, не будем терять времени.

-- Симон, твои слова нехороши и неискренни. Когда мы вернемся на корабль, то поговорим еще об этом. Теперь же веди меня; я хочу поближе познакомиться с этим чертовским островом.

Они прошли около полумили и очутились перед большим домом, стоявшим совершенно одиноко. Элвард взглянул на него и заметил, что он построен из обломков нескольких кораблей, носовые части которых выдавались по углам. Дом был ярко освещен, и из него доносился сильный голос, певший веселую песнь, которую хором подхватывало с дюжину голосов.

-- Все идет хорошо, малый, -- шепнул Симон в полном восторге. -- Это голос короля. Та же песня, которую он певал, бывало: "Две дочки Пьера". Клянусь Богом, от одною звука его голоса рубцы у меня на спине начинают гореть. Мы будем ждать здесь, пока не разойдется компания.

Час за часом сидели они, скорчившись в торфяной выемке, прислушиваясь к громким песням пировавших. Песни -- французские и английские -- становились все бесстыднее и бессвязнее по мере того, как шло время. Раз начался спор и поднялся шум, словно в клетке диких зверей во время кормления. Потом пили за чье-то здоровье, причем громко кричали и топали ногами. Наконец из дома вышла женщина и стала ходить взад и вперед, опустив голову на грудь. Она была высока и стройна; черты ее лица были скрыты покрывалом. Тяжелая печаль сказывалась в ее согбенной спине, в усталой походке. Один раз она подняла руки к небу, как бы не надеясь на помощь на земле. Потом она медленно вошла в дом. Минуту спустя входная дверь распахнулась, и из нее вышла толкающаяся, шумная толпа; безмолвие ночи нарушилось гиканьем и криками. Взявшись за руки и затянув хоровую песню, гости прошли мимо торфяной ямы. Голоса их медленно замирали вдали по мере того, как они расходились по домам.

-- Пора, Сэмкин, пора! -- крикнул Симон и, выскочив из засады, пошел ко входной двери. Она еще не была заперта. Приятели вошли в дом, и Симон задвинул засов, чтобы никто не мог помешать им.

Перед ними был стол, покрытый кубками и чарками. Он освещался рядом факелов, которые колыхались и дышали в своих железных подсвечниках. На крайнем конце стола сидел человек. Голова его покоилась на руках; казалось, он совершенно опьянел от вина, но при резком скрипе засова он поднял голову и сердито оглянулся. То была странная, могучая голова с рыжими волосами, похожими на львиную гриву, с всклокоченной бородой и большим, широким лицом, носившим следы порочной жизни. При виде вошедших он рассмеялся, очевидно, думая, что вернулся кто-нибудь из его закадычных товарищей, чтоб выпить с ним лишний кубок. Но потом король пристально вгляделся в лица вошедших и провел рукой по глазам, точно желая убедиться, что он не грезит.

-- Боже мой! -- воскликнул он.-- Кто вы и откуда пришли так поздно? Разве можно являться к королю таким образом?

Симон подошел к нему с одной стороны, а Элвард с другой. Когда они были совсем близко, Симон схватил факел и поднес его к своему лицу. Король с криком отшатнулся при взгляде на эти мрачные черты.

-- Черный дьявол! -- крикнул он, -- Англичанин Симон! Что ты здесь делаешь?

Симон положил руку на плечо короля.

-- Сиди! -- сказал он, насильно усаживая короля в кресло. -- Сядь рядом с ним, Элвард. Не правда ли, что за веселая компания? Часто приходилось мне служить за этим столом, но никогда я не надеялся, что сяду здесь, чтоб выпить вина. Наполни твой кубок, Элвард, и передай кувшин.

Король смотрел то на одного, то на другого с выражением ужаса в налитых кровью глазах.

-- Что ты хочешь делать? -- спросил он. -- С ума ты, что ли, сошел, что пришел сюда? Мне стоит только крикнуть, и ты погиб.

-- Нет, друг мой, я слишком долго прожил в твоем доме, чтобы не знать его обычаев. У тебя в доме не спит никто из слуг, потому что ты боишься, как бы тебе ночью не перерезали горла. Можешь кричать сколько угодно. Я попал сюда по пути из Англии на одном из тех кораблей, что стоят у Ла-Брешу, и решил повидаться и поговорить с тобой.

-- Я очень рад видеть тебя, Симон, -- сказал король, теряясь перед свирепым взглядом солдата. -- Ведь мы были добрыми друзьями, не правда ли? Я, по крайней мере, не помню, чтоб обижал тебя. Когда ты бежал в Англию, переплыв к левантинцам, я в душе был искренне рад за тебя,

-- Если бы я захотел снять мой колет, то мог бы показать знаки твоей былой дружбы, -- сказал Симон. -- Они запечатлелись на моей спине так же ясно, как и в памяти. Ах ты, бесстыдный пес, вот на стене те кольца, к которым привязывали мои руки, а на полу еще остались пятна моей крови. Разве это неправда, король мясников?

Предводитель пиратов побледнел еще более.

-- Может быть, жизнь здесь была суровая, Симон, но если я чем-нибудь обидел тебя тогда, я вознагражу теперь. Чего ты требуешь?

-- Я требую только одного и затем явился сюда. Заплати мне проигранный заклад.

-- Заклад, Симон? Какой заклад?

-- Я напомню тебе о нем и заставлю расплатиться. Ты часто клялся, что сломаешь мое мужество, "Голову прозакладаю", кричал ты, "что ты будешь ползать у моих ног!" Или "ставлю в заклад мою голову, что смирю тебя!" Да, ты говорил это много раз. Слушая тебя, я в глубине души принял твой вызов. А теперь ты проиграл, негодный пес, и я явился требовать уплаты проигрыша.

Его длинный, тяжелый меч вылетел из ножен. С криком отчаяния король схватил Симона руками, и они вместе повалились под стол. Элвард сидел с мертвенно-бледным лицом. Дрожь ужаса охватила его. Он не привык еще к таким сценам, и кровь его была слишком спокойна для подобных деяний.

Когда Симон поднялся из-под стола, он бросил что-то в мешок и вложил в ножны окровавленный меч.

-- Идем, Сэмкин, готово, -- сказал он.

-- Клянусь рукояткой моего меча, знай я, в чем дело, я не так бы охотно пошел с тобой, -- сказал стрелок. -- Разве ты не мог всунуть ему в руки меч и дать возможность защищаться?

-- Ну, Сэмкин, если бы у тебя были такие же воспоминания, как у меня, ты также пожелал бы, чтобы он умер, как баран, а не как человек. Давал он мне возможность обороняться, когда сила была в его руках? Почему же я должен обойтись с ним лучше? Но, пресвятая Дева, это что такое?

У отдаленного конца стола стояла женщина. Открытая за ней дверь показывала, что она вошла из внутренних комнат дома. По ее высокой фигуре товарищи догадались, что это та женщина, которую они видели раньше. Ее некогда красивое лицо было худо и бледно, дико блуждавшие, темные глаза полны ужаса и безнадежного отчаяния. Она медленно прошла по комнате, устремив пристальный взгляд не на Симона и Элварда, а на то ужасное, что лежало под столом. Она наклонилась и, убедившись, что зрение не обмануло ее, разразилась громким смехом и захлопала в ладоши.

-- Кто может сказать, что Бога нет? -- вскрикнула она. -- Кто может сказать, что молитвы недействительны? Великий сэр, славный сэр, дайте мне поцеловать эту победоносную руку!

-- Нет, нет, благородная дама! Ну, уж если вам так хочется, то возьмите вот эту -- она чистая.

-- Мне нужна другая -- та, которая покраснела от его крови. О счастливая ночь! Я могу смочить мои губы его кровью! Теперь я умру спокойно.

-- Пора идти, Элвард,-- сказал Симон.-- Через час взойдет заря. Днем и крыса не проберется незамеченной на этом острове. Идем, малый, скорей.

Но Элвард подошел к женщине.

-- Пойдемте с нами, благородная дама, -- сказал он. -- Мы можем, по крайней мере, взять вас отсюда, а перемены к худшему для вас не может быть.

-- Нет, -- ответила она, -- мне не могут помочь и святые на небесах, пока они не дадут мне вечного покоя. На белом свете нет места для меня; все мои друзья были убиты в тот день, когда меня схватили. Оставьте меня, добрые люди; я сама позабочусь о себе. На востоке уже рассветает, и горькая участь ждет вас, если вы попадетесь в их руки. Идите, и да охранит вас благословение той, которая некогда была святой монахиней.

Рано утром сэр Роберт Ноллс, расхаживая по палубе, услышал шум весел, и его ночные птицы взобрались на палубу.

-- Ну, что же, малый, удалось тебе поговорить с королем Сарка? -- спросил он.

-- Я видел его, благородный сэр.

-- И он уплатил заклад?

-- Да, сэр.

Ноллс с любопытством взглянул на мешок, который держал Симон.

-- Что это? -- спросил он.

-- Заклад.

-- Что же это такое? Кубок? Серебряное блюдо?

Вместо ответа Симон раскрыл мешок и вытряхнул на палубу его содержимое. Сэр Роберт отвернулся и присвистнул.

-- Ей-Богу! -- сказал он. -- Кажется, в Бретань отправляются со мной люди с твердыми сердцами.