КАК ФРАНЦУЗСКИЙ КОРОЛЬ ДЕРЖАЛ СОВЕТ В МОПЕРТЮИ

Воскресное утро 19 сентября 1356 года было ясным и холодным. Туман, подымавшийся из болотистой долины Мюиссон, покрывал оба лагеря, заставляя дрожать голодных англичан. Он медленно рассеялся, когда взошло солнце. В красном шелковом павильоне французского короля -- том самом, на который смотрели накануне Чандос и Найгель,-- епископ шалонский служил торжественное молебствие и молился за готовившихся к смерти, не подозревая, как близок его последний час. После того как король со своими четырьмя молодыми сыновьями принял причастие, алтарь убрали и на место его поставили большой, покрытый красным сукном стол, за которым король Иоанн хотел собрать совет, чтобы обсудить дальнейший ход войны.

Королю Иоанну, сидевшему на возвышении под балдахином на верхнем конце стола, шел тридцать седьмой год, царствованию же его шестой. То был дородный человек невысокого роста, с красным лицом, могучей грудью, темными ласковыми глазами и благородной осанкой. Он казался бы королем, если бы на нем и не было голубой мантии, усеянной серебряными лилиями. Несмотря на свое недолгое царствование, он уже был известен во всей Европе как настоящий джентльмен и бесстрашный воин, достойный предводитель рыцарского народа. Его старший сын, герцог Нормандский, почти еще мальчик, стоял около него, положив руку на плечо короля. Иоанн по временам оборачивался, чтобы приласкать сына. Справа, на том же возвышении, сидел младший брат короля, герцог Орлеанский, бледный молодой человек с грубыми чертами лица, ленивыми манерами и вызывающим взглядом. Слева -- герцог Бурбонский, с печальным, задумчивым лицом, с той кроткой меланхолией во взгляде и осанке, которая часто является предвестницей смерти. Все были в полном вооружении; только шлемы лежали на столе перед ними.

Ниже, вокруг длинного красного стола, собрались самые знаменитые воины Европы. На конце, ближайшем к королю, сидел старый ветеран герцог Афинский, сын изгнанника, коннетабль Франции. С одной стороны у него был краснолицый раздражительный лорд Клермон с той же самой девой в лучах солнца на одежде, которая послужила накануне поводом его ссоры с Чандосом; с другой -- седовласый воин с благородными чертами лица, Арнольд д'Андреген, разделявший с Клермоном честь быть маршалом Франции. Рядом с ними находился лорд Бурбонский, храбрый воин, убитый впоследствии при Бринье, а за ним небольшая группа немецких вельмож -- в числе их граф Зальцбургский и граф Нассаусский,-- приехавший с границы по приглашению короля со своими страшными наемными войсками. По их вооружению и одежде сразу было видно, что они явились из-за Рейна. С другой стороны стола сидел целый ряд гордых, воинственных лордов -- Фьенн, Шатильон, Несель, де Ланда, де Боже, свирепый странствующий рыцарь де Шарньи, которому принадлежал план внезапного нападения на Кале, и Жюст де Рибалон, получивший почетный приз из рук английского короля Эдуарда. Таковы были вожди, к которым обратился король за советом и помощью.

-- Вы уже слышали, друзья мои, -- сказал он, -- что принц Уэльский не дал никакого ответа на предложение, посланное ему нами с лордом-кардиналом де Перигором. Конечно, так и должно было быть, и хотя я послушался призыва Святой Церкви, но ни на минуту не сомневался, что такой превосходный воин, как принц Эдуард Английский, не уклонится от сражения с нами. Мое мнение, что мы должны немедленно напасть на англичан, чтобы не дать кресту кардинала Бремени стать между нашими мечами и врагами.

Взрыв радостного одобрения, разделенный даже дежурными воинами, раздался в палатке. Когда он замолк, герцог Орлеанский поднялся со своего места.

-- Государь, -- сказал он, -- вы выразили наше мнение. Что касается меня, то я считаю, что кардинал оказался плохим другом Франции; зачем он выторговывал только часть, когда мы можем захватить все? Чего тут разговаривать? Скорее на коней и отправимся против этой кучки мародеров, которые осмелились опустошать ваши прекрасные владения. Мы будем сами виноваты, если хоть один из них уйдет от нас.

-- Клянусь св. Денисом, брат, -- улыбаясь, проговорил король, -- если бы слова могли убивать, все англичане были бы убиты раньше, чем мы покинули бы Шартр. Вы новичок в войне, побываете в двух-трех битвах и узнаете, что всякое предприятие должно быть строго обдумано и правильно исполнено, не то оно может окончиться неудачей. При жизни нашего отца мы действовали, как вы советуете: вскакивали на лошадей и бросались на англичан, при Кресси и в других местах. Однако пользы для нас вышло мало и теперь мы стали умнее. Что вы скажете, сэр де Рибомон? Вы видели их войска, наблюдали за ними. Как бы вы поступили: бросились бы вы на англичан, как советует мой брат, или придумали бы что-нибудь иное?

Де Рибомон, высокий красивый человек с темными глазами, помолчал, прежде чем ответить.

-- Государь, -- наконец сказал он, -- Я действительно проезжал мимо их фронта и объехал их фланги вместе с лордом Ланда и лордом де Боже. Оба здесь и могут подтвердить мои слова. Я думаю, государь, что хотя англичан немного, но они занимают среди кустарников и виноградников такую позицию, что с вашей стороны было бы разумно оставить их в покое. У них не хватит пищи, и они должны будут отступить; тогда можно будет преследовать их и сражаться в выгодных условиях.

Среди присутствующих пробежал неодобрительный ропот. Лорд Клермон вскочил на ноги с побагровевшим от гнева лицом.

-- Ах, Жюст, Жюст, -- проговорил он, -- я помню время, когда вы отличались храбростью и предприимчивостью, но с тех пор как король Эдуард дал вам эту жемчужную повязку, вы стали робки во всем, что относится до англичан.

-- Лорд Клермон, -- сурово проговорил де Рибомон, -- мне негоже ссориться в королевском совете и на виду у врага, но впоследствии мы основательно займемся этим делом. Король спросил мое мнение, и я высказал то, что думаю.

-- Для вашей чести было бы лучше промолчать, сэр, -- сказал герцог Орлеанский. -- Что же нам, пропустить их между пальцев, когда они здесь и нас вчетверо больше? Не знаю, куда нам деваться после этого: стыдно будет показаться в Париж и взглянуть в глаза нашим дамам.

-- Вы хорошо сделали, что высказали свое мнение, Жюст, -- сказал король, -- но я уже сказал, что мы примем участие в сегодняшнем сражении, и потому всякие разговоры излишни. Я хотел бы слышать ваше мнение насчет того, как лучше нам повести атаку.

-- Постараюсь дать вам, "государь, наилучший совет. Направо от места стоянки англичан река течет среди болот, налево -- большой лес, так что мы можем атаковать только центр. Вдоль фронта их позиции идет густая изгородь, за которой я видел множество зеленых и коричневых курток их стрелков. В изгороди проложена дорога, по которой в ряд могут проехать только четыре всадника. Дорога эта ведет на их позицию. Ясно, что если нам надо прогнать неприятеля, то мы должны переправиться через изгородь, а я уверен, что наши лошади не устоят перед градом стрел, которые полетят в них. Поэтому мой совет биться пешими, как англичане при Кресси, так как лошади будут нам только помехой.

-- Я того же мнения, государь, -- сказал маршал-ветеран, Арнольд д'Андреген.-- При Кресси храбрейшие должны были отступить, так как что может поделать человек с животным, обезумевшим от боли и страха? Пешими мы сами себе господа, и если остановимся, то стыд падет исключительно на наши головы.

-- Совет хорош, -- сказал герцог Афинский, поворачивая к королю свое хитрое исхудалое лицо, -- только одно прибавил бы я к нему. Сила неприятеля -- в его стрелках; если бы нам удалось расстроить их ряды, хотя бы на короткое время, мы несомненно возьмем изгородь. Иначе они будут стрелять так сильно, что мы потеряем много людей раньше, чем доберемся до изгороди. Ведь мы по опыту знаем, что никакая броня не может устоять перед их стрелами, если они пускают их на близком расстоянии.

-- Вы говорите очень разумно, благородный сэр, -- сказал король, -- но скажите, пожалуйста, как можно расстроить ряды стрелков?

-- Я отобрал бы триста лучших и самых смелых всадников, государь, проехал бы с ними по узкой дорожке и затем напал бы на стрелков сзади изгороди, справа и слева. Быть может, эти триста человек пострадают очень сильно, но что это значит для такой большой армии? Они проложат путь своим товарищам.

-- Я хочу сказать несколько слов, государь, -- вскрикнул граф Нассаусский, -- Я явился сюда с товарищами, чтобы принять участие в вашей ссоре с англичанами, но мы требуем права сражаться как нам угодно и считаем бесчестьем спешиваться ради страха перед англичанами. Поэтому, с вашего позволения, мы поедем вперед, по совету герцога Афинского, и проложим путь остальным.

-- Этого не будет! -- сердито закричал лорд Клермон. -- Было бы странно, если бы не оказалось достаточно французов для расчистки пути для армии французского короля. Послушать вас, благородный граф, так подумаешь, что ваша храбрость выше нашей, но, клянусь св. Девой из Рокамадура, раньше наступления ночи вы убедитесь, что это неверно. Вести этих людей должен я -- маршал Франции, раз вопрос идет о важном деле.

-- Я требую того же права и по той же причине, -- сказал Арнольд д'Андреген.

Германский граф ударил по столу закованным в броню кулаком.

-- Делайте что хотите, -- сказал он. -- Одно только скажу вам: ни я, никто из моих германских всадников не сойдет с коней, пока они будут в состоянии держать нас, потому что в нашей стране пешими сражаются толыю простые люди.

Лорд Клермон с яростью кинулся вперед, но король Иоанн остановил его.

-- Довольно! Довольно! -- сказал он. -- Вы должны высказывать свои мнения, а решение принадлежит мне. Лорд Клермон и вы, Арнольд, отберите триста лучших воинов и попробуйте одолеть стрелков. Что касается вас и ваших германцев, лорд Нассау, вы поедете, согласно вашему желанию, на лошадях, чтобы поддержать маршалов. Остальная армия отправится тремя пешими отрядами. Одним будете командовать вы, Шарль,-- король ласково погладил по руке своего сына, герцога Нормандского,-- другим -- вы, Филипп,-- он взглянул на герцога Орлеанского,-- третий поведу я. Государственное знамя я поручаю на сегодня вам, Жоффруа де Шарньи. Но кто этот рыцарь и что ему нужно?

У входа в палатку показался молодой высокий рыцарь с рыжей бородой, в одежде, украшенной гербом с изображением красного грифона. По его раскрасневшемуся лицу и беспорядку одежды ясно было, что он очень спешил.

-- Государь! -- проговорил он. -- Я -- Робер де Дюра из свиты перигорского кардинала. Вчера я доставил вам сведения о лагере англичан. Сегодня утром я снова был там и узнал, что они отсылают свои фургоны, государь, они собираются бежать к Бордо.

-- Я так и знал! -- крикнул герцог Орлеанский вне себя от бешенства. -- Пока мы тут толковали, они улизнули от нас. Я предупреждал вас!

-- Замолчите, Филипп, -- сердито сказал король, -- Вы видели это собственными глазами, сэр?

-- Собственными глазами, государь. Я приехал прямо из их лагеря.

Король Иоанн посмотрел на него суровым взглядом.

-- Не знаю, как вы можете согласовать ваши поступки с понятием о чести, -- сказал он, -- но нам ничего не остается, кроме как принять к сведению ваши известия. Не беспокойтесь, брат Филипп, я думаю, до ночи вы увидите столько англичан, что останетесь довольны. Хорошо было бы напасть на них, когда они будут переправляться вброд. Ну а теперь, благородные сэры, отправляйтесь поскорее к своим постам и исполняйте свой долг. Выезжайте вперед со знаменем, Жоффруа, а вы, Арнольд, ведите свои отряды. Бог и св. Денис да сохранят нас сегодня.

Принц Эдуард стоял на маленьком холме, на котором останавливался накануне Найгель. С ним были Чандос и высокий загорелый человек, Жан Гральи, начальник гасконского отряда. Все трое внимательно следили за отдаленными линиями французских войск.

Сзади них длинный ряд фургонов спускался к броду на реке Мюиссон.

У холма четверо рыцарей в полном вооружении, с поднятыми забралами, сидя на конях, вполголоса переговаривались между собой. Для всякого воина было достаточно взглянуть на их щиты, чтобы узнать фамилию каждого из них. То были знаменитые, опытные воины. Теперь они ожидали приказаний, так как все они командовали отдельными отрядами. Юноша налево -- смуглый, стройный, серьезный -- Уильям Монтэкьют, граф Солсбери, еле достигнувший двадцати восьми лет, был уже ветераном Кресси. О его репутации можно было судить по тому факту, что принц вручил ему команду над арьергардом -- почетный пост в отступающей армии. Он разговаривал с седым человеком выше среднего роста, с жесткими, львиными чертами лица и свирепыми светло-голубыми глазами, вспыхивавшими, когда он смотрел на далекого врага. То был знаменитый Роберт де Уффорд, граф Саффолк, принимавший участие во всей континентальной войне. Высокий молчаливый воин с серебряной звездой, сверкавшей на его одежде, -- Джон де Вер, граф Оксфордский,-- слушал болтовню Томаса Бошана, толстого, веселого, краснощекого вельможи и опытного воина, который, наклонясь вперед, похлопывал рукой в латной рукавице по закованному в сталь бедру приятеля. Они были старыми боевыми товарищами одного возраста, в расцвете сил, одинаково знаменитые и опытные воины. Такова была группа английских воинов, сидевших на конях в ожидании приказаний принца.

-- Как бы я желал, чтобы он попался в руки вам, -- сердито сказал принц, продолжая разговор с Чандосом, -- а может быть, и умнее было устроить, чтобы они подумали, что мы отступаем.

-- Он, наверно, уже передал это известие, -- улыбаясь, сказал Чандос.-- Я видел, как он поскакал к опушке леса, лишь только наши фургоны тронулись с места.

-- Хорошая выдумка, Джон, -- заметил принц. -- Недурно будет, если шпион неприятеля принесет пользу нам. Если они не атакуют нас сегодня, то нам не продержаться и дня, потому что в армии нет ни куска хлеба. Оставить позицию? Но где найти другую такую?

-- Они пойдут на нашу приманку, благородный сэр. Робер де Дюра наверняка сообщил им, что наши фургоны двигаются в путь. Они поторопятся, чтобы не дать нам перейти брод. Но кто там едет так быстро? Не гонец ли с новыми известиями?

Всадник пришпорил коня, подъехал к холму и, соскочив с седла, упал перед принцем на одно колено.

-- Что это значит, лорд Одли? -- сказал Эдуард. -- Чего вы желаете?

-- Сэр, -- сказал рыцарь, -- прошу у вас милости.

-- Встаньте, Джеймс, и скажите, что я могу сделать.

Знаменитый рыцарь, краса и гордость странствующего рыцарства, встал и устремил на принца свои темные серьезные глаза.

-- Сэр, -- сказал он, -- я всегда честно служил вам и вашему отцу и буду продолжать служить так до самой смерти. Дорогой сэр, я должен признаться вам, что дал обет в случае, если мне придется участвовать в битве под вашим предводительством, быть всегда в передних рядах и умереть, если нужно, на передовом посту. Поэтому прошу вас оказать мне милость: дозвольте мне покинуть мое место в рядах и назначьте меня на такой пост, где я мог бы выполнить свой обет.

Принц улыбнулся. Он был уверен, что и без обета, и без позволения лорд Джеймс Одли всегда будет впереди.

-- Слушайте, Джеймс, -- сказал он, сделав знак рукой, -- и дай вам Бог отличиться сегодня больше всех остальных рыцарей. Это что? Слышите, Джон?

Чандос повел своим большим носом, как орел, почуявший добычу вдали.

-- Сэр, все устраивается так, как мы задумали.

Издали доносились громовые восклицания.

-- Посмотрите, они двинулись! -- крикнул гасконский предводитель.

Все утро англичане наблюдали за блестящими вооруженными эскадронами, стянутыми к фронту французской армии. Теперь они увидели, как отдаленные массы двинулись при громком звуке труб, сверкая в лучах солнца.

-- Да, да, они двигаются! -- крикнул принц.

-- Они двигаются! Они двигаются! -- пробежало по рядам.

Во внезапном порыве стрелки у изгороди вскочили на ноги, а рыцари стали размахивать оружием в воздухе. Радостный воинственный крик понесся навстречу неприятелю. Потом наступило глубокое молчание, нарушаемое только топотом коней или бряцанием их упряжи. Затем раздался отдаленный тихий шум, словно рокот набегающей на берег волны. Он все усиливался по мере приближения французской армии.