Вернувшись в Чикаго, Друэ решил уделить некоторое внимание тайному ордену Лосей, к которому он принадлежал. Дело в том, что в дороге он получил новое доказательство могущества своего ордена.
-- Вы не представляете себе, как полезно быть масоном! -- сказал ему в разговоре другой коммивояжер. -- Взгляните-ка на Газенштаба. Он звезд с неба не хватает. Конечно, он представитель солидной фирмы, но одного этого далеко недостаточно. Я вас уверяю, что главное тут -- его высокое положение в ордене. Он один из самых видных масонов, а это много значит. У него есть тайный знак -- штука немаловажная.
Друэ тут же решил, что ему следует побольше интересоваться подобными делами, поэтому, вернувшись в Чикаго, он тотчас же посетил главную квартиру тайного ордена Лосей.
-- Слушайте, Друэ, вы пришли очень кстати! -- сказал мистер Гарри Квинсел, видный член местного отделения ложи. -- Вот вы-то и сможете нам помочь.
Разговор происходил после делового заседания, и в зале стоял гул голосов. Друэ переходил с места на место, обмениваясь приветствиями и шутками с десятком знакомых.
-- Какое такое у вас дело? -- добродушно спросил он, с улыбкой глядя на своего собрата по ложе.
-- Мы хотим устроить через две недели спектакль. Не знаете ли вы какой-нибудь молодой женщины, которая согласилась бы принять в нем участие? Роль очень легкая.
-- Конечно, найдется! -- ответил Друэ.
Он даже не потрудился вспомнить, что среди его знакомых не было ни одной женщины, которую он мог бы привлечь к этой затее. Просто его врожденное добродушие подсказало утвердительный ответ.
-- Так вот, послушайте, я расскажу вам, в чем дело, -- продолжал мистер Квинсел. -- Нам необходимо приобрести новую мебель для ложи, а денег в кассе сейчас маловато. Мы и подумали, что можно раздобыть деньги, устроив спектакль.
-- Ну, конечно! -- поддержал его Друэ. -- Отличная мысль.
-- У нас есть несколько весьма талантливых молодых людей. Взять, например, Гарри Бэрбека -- он прекрасно имитирует негров. Мак-Льюис совсем неплохой трагик. Вы когда-нибудь слыхали, как он декламирует "Над холмами"?
-- Нет, не приходилось.
-- Ну, так поверьте мне, читает великолепно!
-- И вы хотите, чтобы я нашел вам женщину для участия в спектакле? -- спросил Друэ. Разговор уже наскучил ему, и он хотел отделаться от собеседника. -- А что вы будете ставить?
-- "Под фонарем", -- сказал мистер Квинсел.
Это знаменитое произведение Августина Дэйли успело уже пережить дни успеха на большой сцене и перейти в репертуар любителей, причем наиболее трудные места были вычеркнуты, а число действующих лиц сведено к минимуму. Друэ когда-то видел эту пьесу.
-- Очень хорошая вещь! -- одобрил он. -- Она должна иметь успех. Вы загребете уйму денег.
-- Мы тоже надеемся, что пьеса будет иметь успех, -- сказал мистер Квинсел. -- Смотрите, не забудьте найти кого-нибудь для роли Лауры, -- закричал он, видя, что Друэ обнаруживает некоторое нетерпение.
-- Будьте спокойны! Я позабочусь об этом.
Друэ ушел, тотчас же позабыв о словах Квинсела, как только тот умолк. Он даже не позаботился спросить, где и когда состоится спектакль.
Но день или два спустя он получил напоминание в виде письма, в котором сообщалось, что первая репетиция пьесы "Под фонарем" назначена на пятницу, а потому мистера Друэ просят срочно сообщить адрес его знакомой, чтобы препроводить ей роль.
-- О, черт! -- вырвалось у молодого коммивояжера.
"Кто же из моих знакомых годится для такой роли? -- подумал он, почесывая розовое ухо. -- Я вообще не знаю никого, кто бы хоть что-нибудь понимал в любительских спектаклях!"
Он стал перебирать в памяти знакомых женщин и остановился на одной из них лишь потому, что та жила неподалеку, на Западной стороне. Выйдя в тот вечер из дому, он решил первым делом отправиться к ней. Но стоило ему очутиться на улице и сесть в конку, как все это мгновенно вылетело у него из головы. О своем упущении он вспомнил, лишь прочитав краткую заметку в "Ивнинг Ньюс", где говорилось, что местная ложа ордена Лосей устраивает шестнадцатого числа спектакль в Эвери-холл, причем будет исполнена пьеса "Под фонарем".
-- Вот те на! -- воскликнул Друэ. -- Опять забыл!
-- Что такое? -- поинтересовалась Керри.
Они сидели за маленьким столиком в комнате, где находилась переносная газовая плитка. Иногда Керри готовила дома, и как раз в этот вечер ей захотелось устроить домашний ужин.
-- Да вот спектакль в моей ложе! Они ставят пьесу и просили меня найти кого-нибудь для женской роли.
-- Что же они собираются ставить?
-- "Под фонарем".
-- А когда?
-- Шестнадцатого.
-- Почему же ты не исполнил их просьбы? -- спросила Керри.
-- Потому, что я никого не знаю, -- признался Друэ.
Вдруг он поднял глаза и взглянул на Керри.
-- Послушай, -- сказал он, -- хочешь играть на сцене?
-- Я? -- изумилась Керри. -- Но ведь я не умею.
-- А откуда ты знаешь, что не умеешь? -- задумчиво произнес Друэ.
-- Но ведь я никогда не играла, -- ответила Керри.
И все же ей было приятно, что он подумал о ней. Она просияла, ибо ничто на свете не привлекало ее так, как сценическое искусство.
А Друэ, верный своей натуре, ухватился за эту мысль, найдя столь легкий выход из положения.
-- Пустяки! -- сказал он. -- Ты великолепно справишься с ролью.
-- Нет, где уж мне! -- слабо протестовала Керри.
Предложение Друэ и манило и пугало ее.
-- А я говорю, что справишься! Почему бы тебе не попробовать? Ты выручишь их, а тебе самой это доставит большое удовольствие.
-- Нет, едва ли, -- серьезно сказала Керри.
-- О, тебе понравится! -- настаивал Друэ. -- Я убежден, что понравится. Сколько раз я видел, как ты вертишься перед зеркалом и подражаешь заправским актрисам. Вот потому-то я и предложил тебе эту роль. Ты ведь способная.
-- Да вовсе нет, -- робко возразила Керри.
-- Ты вот что сделай: сходи и посмотри, как там пойдет дело. Тебе будет интересно. Остальные исполнители вряд ли чего-нибудь стоят. У них нет никакого опыта. Что они понимают в театральном искусстве!
Друэ даже нахмурился при мысли о том, до чего невежественны эти люди.
-- Налей мне кофе, -- добавил он.
-- Не думаю, чтобы я сумела играть, Чарли! -- стояла на своем Керри. -- Неужели ты это говоришь всерьез?
-- Ну, конечно, всерьез, -- ответил он. -- И сомнений быть не может. Я убежден, что тебя ожидает успех. И ты ведь хочешь играть, я знаю! Я сразу подумал об этом. Потому-то я и предложил тебе.
-- Что, ты говорил, ставят?
-- "Под фонарем".
-- И какую роль хотят мне поручить?
-- Вероятно, одной из героинь, -- ответил Друэ. -- Я, право, точно не знаю.
-- А что это за пьеса?
-- М-м, видишь ли, -- начал Друэ, не обладавший особой памятью на такие вещи, -- речь идет об одной девушке, которую похищают преступники -- мужчина и женщина, живущие в трущобах. У девушки, кажется, есть деньги... Что-то в этом роде, и эти люди хотят ограбить ее. Я уж не помню точно, что там дальше.
-- Так ты не знаешь, какую роль мне придется играть? -- снова спросила Керри.
-- Нет, по правде сказать, не знаю.
Друэ на минуту задумался.
-- Обожди, вспомнил! -- воскликнул он. -- Лаура! Да, да, ты будешь Лаурой!
-- Может быть, ты вспомнишь, в чем заключается роль Лауры? -- допытывалась Керри.
-- Хоть убей меня, Кэд, не могу! -- ответил он. -- А меж тем мне следовало бы помнить. Я несколько раз видел эту пьесу. Там все дело вертится вокруг одной девушки: ее украли еще ребенком -- похитили прямо на улице, если не ошибаюсь, и вот за ней-то и охотятся те двое бродяг, о которых я тебе говорил.
Он умолк, держа перед собой на вилке огромный кусок пирога.
-- Ее, кажется, чуть не утопили... -- немного погодя продолжал он. -- Нет, впрочем, не то... Знаешь что, -- сказал он, безнадежно махнув рукой, -- я тебе достану эту пьесу, а то я ничего больше не могу вспомнить.
-- Да, но я, право, не знаю, как быть, -- сказала Керри.
Интерес к театру и желание блеснуть на сцене боролись в ней с природной застенчивостью и робостью.
-- Пожалуй, -- добавила она, -- я схожу туда, если ты думаешь, что из этого что-нибудь выйдет.
-- Ну, разумеется, выйдет! -- подхватил Друэ.
Стараясь заинтересовать Керри, он и сам воодушевился.
-- Неужели ты думаешь, что я стал бы уговаривать тебя, если бы не был уверен, что тебя ожидает успех? Я убежден, что ты очень способная. И тебе это будет только полезно.
-- А когда мне идти? -- задумчиво спросила Керри.
-- Первая репетиция в пятницу вечером, -- сказал Друэ. -- Я вечером же раздобуду тебе твою роль.
-- Хорошо, -- с покорным видом согласилась Керри. -- Я попробую. Но смотри, если я провалюсь, вина будет твоя.
-- Ты не можешь провалиться, -- заверил ее Друэ. -- Веди себя на сцене точно так, как здесь, когда ты начинаешь играть шутки ради. Будь сама собой. О, ты справишься! Я не раз думал о том, что из тебя выйдет превосходная актриса.
-- Правда? -- живо спросила Керри.
-- Разумеется, правда! -- подтвердил он.
Не знал Друэ, выходя в этот вечер из дому, какое пламя он зажег в груди женщины, с которой только что расстался. Керри обладала восприимчивой, участливой натурой -- залогом блестящего драматического таланта. Она отличалась пассивностью души, которая делает ее зеркалом, отражающим в себе весь активный мир. Она также обладала даром тонко подражать всему, что видела и слышала. Не имея ни малейшего опыта, она иногда чрезвычайно удачно воспроизводила отрывки из виденных ею спектаклей, имитируя перед зеркалом участников какого-нибудь эпизода. Она любила придавать своему голосу тембр и интонации, характерные для драматических примадонн, и повторяла отрывки из патетических монологов, находивших отклик в ее душе. В последнее время она не раз присматривалась к воздушной грации одной инженю, игравшей в нескольких хороших пьесах, и у нее нередко появлялось желание подражать жестам и мимике актрисы; она посвящала этому немало времени, когда оставалась одна в своей комнате. Несколько раз Друэ заставал ее за этим занятием, но он думал, что она просто любуется собой перед зеркалом; на самом же деле она пыталась повторить какую-либо позу или жест, подмеченные ею у исполнительницы той или иной роли. Выслушивая его шутливые попреки, Керри сама стала упрекать себя в кокетстве, хотя в действительности это были лишь первые робкие проявления артистической натуры, жаждавшей воспроизвести виденное. Всякому должно быть известно, что в подобных стремлениях воссоздавать жизнь и таится основа драматического искусства.
И теперь, когда Керри услыхала из уст Друэ похвалу своим драматическим способностям, она вся затрепетала от радости. Подобно огню, сваривающему отдельные частицы металла в единую крепкую массу, его слова соединили в одно целое те смутные обрывки чувств, которые возникали в ее душе всякий раз, как она задумывалась над своими способностями, никогда, однако, не доверяя им, и вселили в нее надежду.
Как и всем людям, Керри не было чуждо некоторое самомнение. Она верила, что могла бы многое сделать, если бы ей представилась возможность. Сколько раз, бывало, она глядела на разодетых актрис на сцене и думала о том, какой она была бы на их месте и какое это доставило бы ей наслаждение. Эффектность поз, огни рампы, красивые наряды, аплодисменты -- все это постепенно захватывало ее, и в конце концов она стала думать, что сама могла бы выступить перед публикой и добиться признания своих способностей. И вот нашелся человек, который уверил ее, что она и вправду могла бы играть, что те попытки подражания, которые он видел, когда она упражнялась перед зеркалом, заставили его поверить в ее способности. Керри пережила поистине радостную минуту.
Когда Друэ ушел из дому, она села в свою качалку у окна и задумалась. Воображение, как обычно, рисовало ей все в преувеличенном виде: как если бы судьба дала ей в руки пятьдесят центов, а Керри строила бы планы на тысячу долларов. Она уже слышала свой взволнованный голос и видела себя в десятках драматических поз, в которых все ее существо выражало страдание. Перед нею проносились сцены, рисовавшие роскошную, утонченную жизнь. Сама она неизменно была в них предметом всеобщего восхищения, все глаза устремлены были только на нее. Покачиваясь в качалке, Керри переживала то острую горечь покинутой, то гордый гнев обманутой, то томление и тоску потерпевшей поражение. В памяти вставали все красивые женщины, каких она когда-либо видела на сцене, и подобно волне, возвращающейся с приливом к берегу, на нее нахлынуло сейчас все, что имело какое-либо отношение к театру, все, что она когда-либо наблюдала. В ней возникали чувства и зрели решения, которые очень далеки были от реальных возможностей.
Отправившись в город, Друэ зашел в ложу ордена Лосей и принялся с важным видом расхаживать по залу, пока не столкнулся с Квинселом.
-- Где же та молодая особа, которую вы обещали нам найти? -- тотчас спросил он.
-- Я уже нашел ее.
-- Вот как! -- Квинсел весьма был удивлен подобной исполнительностью молодого коммивояжера. -- Чудесно! Дайте-ка мне ее адрес.
Он достал из кармана записную книжку и карандаш, чтобы, не мешкая, отправить по адресу роль.
-- Вы хотите послать ей роль? -- спросил Друэ.
-- Разумеется.
-- А вы дайте роль мне. Я прохожу каждое утро мимо дома этой дамы.
-- Хорошо, но вы все-таки сообщите мне ее адрес. Нам необходимо знать его на случай, если бы понадобилось послать ей какое-либо уведомление.
-- Огден-сквер, двадцать девять.
-- А как зовут даму? -- допытывался Квинсел.
-- Керри Маденда, -- наобум ответил Друэ.
Это имя случайно пришло ему в голову. Следует заметить, что в ложе он был известен как холостяк.
-- Керри Маденда? -- повторил Квинсел. -- Имя прямо как с театральной афиши.
-- Совершенно верно! -- согласился Друэ.
Он захватил роль с собою и по возвращении домой вручил ее Керри с таким видом, словно оказывал ей большую услугу.
-- Мистер Квинсел сказал, что это самая лучшая роль. Как думаешь, справишься ты с нею?
-- Я ничего не могу сказать, пока не просмотрю ее, -- ответила Керри. -- Знаешь, теперь, когда я согласилась на эту затею, она начинает меня пугать.
-- Полно! Ну чего тебе бояться? Вся труппа ничего в общем не стоит. Остальные, я уверен, будут играть куда хуже!
-- Хорошо, посмотрим, -- сказала Керри.
Несмотря на пугавшие ее предчувствия, она была рада, что роль у нее в руках. Друэ начал одеваться и долго возился, пока наконец не высказал то, что его беспокоило.
-- Видишь ли, Керри, они собирались печатать программу, и я сказал, что тебя зовут Керри Маденда. Ты ничего не имеешь против?
-- Нет, почему же, -- ответила она, подняв на него глаза.
Тем не менее у нее мелькнула мысль, что это несколько странно.
-- Это на всякий случай... если у тебя не выйдет, -- добавил Друэ.
-- Конечно, конечно, -- согласилась Керри, очень довольная такой предусмотрительностью. -- Это очень умно с твоей стороны.
-- Я не хотел выдавать тебя за жену, тебе было бы неловко, если бы роль не удалась. Меня там все хорошо знают. Но я уверен, что ты великолепно сыграешь. Так или иначе, ты, возможно, больше никогда и не встретишься ни с кем из этих людей.
-- О, мне все равно! -- храбро сказала Керри.
Она теперь твердо решила попробовать свои силы на этом заманчивом поприще.
Друэ облегченно вздохнул. Он опасался, что ему снова грозит разговор о браке.
Роль Лауры, как, едва познакомившись с ней, убедилась Керри, состояла сплошь из страданий и слез. Автор, Августин Дэйли, написал ее в духе священных традиций мелодрамы, еще властвовавших в ту пору, когда он начинал свою карьеру. Тут было все: и позы, проникнутые грустью, и тремоло в музыке, и длинные пояснительные монологи.
"Бедняга! -- читала Керри, заглядывая в текст и с чувством растягивая слова. -- Мартин, непременно дай ему стакан вина перед уходом".
Керри была изумлена краткостью роли. Она не знала, что должна оставаться на сцене, пока говорят другие, и не просто оставаться, но играть соответственно происходящему на сцене и игре других артистов.
"Я, кажется, справлюсь!" -- в конце концов решила она.
На следующий вечер, когда Друэ пришел к ней, он обнаружил, что Керри чрезвычайно довольна проделанной за день работой.
-- Ну, как у тебя продвигается дело, Кэд? -- спросил он.
-- Очень хорошо! -- смеясь, ответила она. -- Мне кажется, что я уже знаю все наизусть.
-- Вот славно! -- сказал Друэ. -- Ну-ка, я послушаю что-нибудь, -- предложил он.
-- О, я право, не знаю... Сумею ли я так вдруг встать и начать? -- застенчиво спросила она.
-- А почему же нет? -- удивился Друэ. -- Ведь здесь тебе будет легче, чем там.
-- Я в этом не уверена.
Кончилось тем, что она выбрала эпизод в бальном зале и начала читать свой текст с большим чувством. Чем больше Керри входила в роль, тем меньше помнила она о присутствии Друэ.
-- Хорошо! -- воскликнул тот. -- Великолепно! Блистательно! Ну и молодец же ты, Керри, скажу я тебе!
Он был растроган ее превосходной игрой и всей ее трогательной фигуркой, особенно в последний момент, когда героиня ее едва держится на ногах и потом, согласно роли, падает в обмороке на пол.
Тут Друэ подскочил, поднял Керри и, смеясь, заключил в объятия.
-- А ты не боишься разбиться? -- спросил он.
-- О, нисколько!
-- Ты настоящее чудо! Вот уж не знал, что ты сумеешь так играть!
-- Я и сама не знала! -- весело отозвалась Керри и покраснела от удовольствия.
-- Ну, теперь можешь не сомневаться, что все сойдет великолепно! -- сказал Друэ. -- Верь моему слову. Ты не провалишься.