Двѣнадцать верстъ отдѣлявшихъ усадьбу Матвѣева отъ замка Варвары Михайловны, мы проѣхали скоро и пріятно. Воображеніе перенесло меня за десять лѣтъ назадъ, къ той порѣ, когда ея превосходительство была одною изъ прелестнѣйшихъ женщинъ Петербурга, а супругъ ея, нынѣ участникъ великихъ вопросовъ, тайный совѣтникъ, Викторъ Петровичъ Краснопольскій, несъ скромную должность чиновника особыхъ порученій при министерствѣ. Не знаю какъ и почему оно происходило, но этотъ истинно честный и превосходный чиновникъ особыхъ порученій, изъ всѣхъ городовъ и селъ Россіи отъ рожденія своего бывалъ только въ Петербургѣ, Гатчинѣ, Петергофѣ, Царскомъ Селѣ, и почему-то въ Колпинѣ. Онъ отлично владѣлъ перомъ и работалъ скоро, и вотъ пагубная причина тому, что его вѣчно держали за бумагами. И теперь, на своемъ замѣтномъ посту, Викторъ Петровичъ считался человѣкомъ благонамѣреннымъ, либеральнымъ, неподкупнымъ; но позволительно думать, что изъ него вышло бы кое-что несравненно полезнѣйшее, еслибъ онъ не засушилъ себя перепиской, бумажными проектами, пустохвальными преніями въ гостинныхъ, впрочемъ превосходно убранныхъ, да еслибъ сверхъ того былъ познакомѣе съ своимъ любезнымъ и обширнымъ отечествомъ.
Варвара Михайловна и мужъ ея всегда жили хорошо, изящно и, что какъ-то не вяжется съ ихъ демократическими принципами, даже щепетильно. Питая любовь къ меньшимъ братіямъ, они всегда одѣвали свою прислугу въ ливрею съ гербами, и независимо глядя на общественные предразсудки, дулись на пріятеля, приходившаго къ нимъ вечеромъ не во фракѣ. Съ полученіемъ важной должности, образъ жизни ихъ принялъ размѣры болѣе широкіе. Появились англійскія привычки и англійская складка: обѣды въ восемь часовъ, особенная упряжь; даже достойный Викторъ Петровичъ, всю жизнь свою сидѣвшій сиднемъ, началъ ѣздить въ извѣстные часы по Лѣтнему Саду, на очень долгоногой и куцой лошади. Домъ въ деревнѣ былъ перестроенъ, снабженъ какими-то башенками, шпилями, выступами и кровельными зигзагами. Къ этому-то замку мы подъѣхали съ Матвѣевымъ. Трое хорошенькихъ дѣтей хозяйки встрѣтили насъ на лужкѣ передъ домомъ, голыя икры бѣдняжекъ были страшно искусаны комарами. Старшая дочь Варвары Михайловны, дѣвочка лѣтъ двѣнадцати, замѣтно конфузилась отсутствіемъ чулокъ, хотя, кажется, имѣла довольно времени къ тому привыкнуть.
Двѣ гувернантки, англичанка и француженка, сидѣли на зеленой скамьѣ, рядомъ, не мѣняясь ни однимъ словомъ. Должно быть entente cordiale между ними не имѣлось.
Не успѣлъ я перецаловаться съ моими маленькими пріятелями, какъ раздался возлѣ насъ милый голосокъ хозяйки, и изъ ближайшей аллеи вышла сама Варвара Михайловна. Давно уже не случалось мнѣ видѣть ее такою молодою, свѣжею и привлекательною. Высокая, стройная, гибкая, съ своими голубыми глазами, золотисто-пепельными волосами, ея превосходительство глядѣло не маменькой, а сестрицей шалуновъ уцѣпившихся за обѣ мои руки. Она обрадовалась гостямъ, назвала Владиміра Матвѣевича идеальнымъ посредникомъ, и сообщила мнѣ, что сочла бы меня своимъ врагомъ, еслибъ я посмѣлъ не заѣхать къ ней по пути изъ города. Уже воображеніе мое готово было перенести меня за десять лѣтъ назадъ, въ годы теплой дружбы и пожалуй чего-то еще большаго, когда Варвара Михайловна разрушила всѣ иллюзіи, сказавъ внушительно:-- Вамъ дѣлаетъ честь, что вы ѣдете въ свое имѣніе, я не говорю уже объ обязанностяхъ помѣщика, но провести это лѣто не въ деревнѣ, значитъ отстать отъ всего на десять лѣтъ по крайней мѣрѣ.
Тутъ уже слышался тонъ сановницы, у которой въ гостинной разсуждаютъ о крайне-важныхъ вопросахъ. Я довольно холодно принялъ одобреніе, и въ свою очередь спросилъ, какъ идетъ хозяйство Варвары Михайловны.
-- Смѣшно разсказывать, отвѣчала она, покуда мы шли по лѣстницѣ и выступному балкону въ прохладную, установленную цвѣтами гостинную:-- смѣшно разсказывать, потому что при общихъ и нелѣпыхъ помѣщичьихъ жалобахъ, можетъ показаться, что я просто выдумываю. Впрочемъ, Владиміръ Матвѣичъ будетъ моимъ свидѣтелемъ. Ни малѣйшей жалобы, ни малѣйшаго недоразумѣнія, я до сихъ поръ не видѣла. Работы идутъ превосходно, какъ не шли никогда, даже при прежнемъ, строгомъ управителѣ. Скажу вамъ откровенно, что покорность крестьянъ и ихъ вѣчные отзывы "нѣтъ, ничего не надо, съ вами хотимъ мы жить по старому", мнѣ даже не совсѣмъ нравятся; я бы желала встрѣтить больше самостоятельности, больше иниціативы, хоть бы и неправильной. Въ этомъ есть что-то сонное; впрочемъ, сонъ кажется проходитъ. И какъ хорошо иные крестьяне выучили Положеніе! Я увѣрена, что Сергѣя Ильича всякій изъ нихъ загоняетъ. Но что болѣе всего меня радуетъ, это успѣхъ вольнаго труда. Да-съ, mon très cher pessimiste, у меня теперь уже двѣнадцать лошадей и двѣнадцать наемныхъ рабочихъ. Пишутъ, что вольный трудъ вдвое дѣйствительнѣе обязаннаго; по моему мнѣнію это невѣрно, надо бы сказать втрое.
-- Не рано ли вы собрались увеличивать запашку? замѣтилъ я на этотъ потокъ радостныхъ свѣдѣній.-- Я бы на вашемъ мѣстѣ погодилъ немного.
-- Да кто же вамъ сказалъ, что я ее увеличиваю?
-- Такъ на что же вамъ двѣнадцать наемныхъ рабочихъ, если работы идутъ лучше прежняго? Или для чего жь у васъ осталась барщина, если эти двѣнадцать человѣкъ трудятся за троихъ каждый?
-- Боже мой, какъ во всякомъ вашемъ словѣ сказывается человѣкъ, полъ-жизни прошатавшійся гдѣ-то въ Италіи! весело возразила Варвара Михайловна.-- Да развѣ можно сейчасъ же уничтожить обязанный трудъ, не подготовивъ ему замѣны? Я чрезвычайно довольна нанятыми людьми, но они еще не помѣщены какъ слѣдуетъ, выборъ ихъ сдѣланъ случайно... Колесо еще не пущено полнымъ ходомъ, хотя и нѣтъ сомнѣнія, что оно завертится отлично. Обо всемъ этомъ я ужь писала въ Петербургъ; мужъ извѣщалъ меня, что мои письма ходятъ по рукамъ, а иногда заходятъ очень высоко. А кстати, Владиміръ Матвѣичъ, въ послѣдній разъ я писала о насъ очень много. Я прямо сообщала, что будь по Россіи двадцать-пять посредниковъ на васъ похожихъ, можно было бы вполнѣ успокоиться на счетъ пользы этого учрежденія.
-- И очень худо сдѣлали, что писали, отвѣчалъ Матвѣевъ:-- въ особенности, если ваши письма читаются не однимъ Викторомъ Петровичемъ. Доказывать пользу учрежденія какимъ ни будь однимъ частнымъ примѣромъ, удачнымъ или неудачнымъ, значитъ имѣть очень мало вѣры въ самое учрежденіе.
-- Да я и не имѣю въ него большой вѣры, замѣтила ея превосходительство.-- И мнѣ, и многимъ лицамъ, болѣе вліятельнымъ, учрежденіе мировыхъ посредниковъ вовсе не кажется чѣмъ-то ужь очень блестящимъ... Эти громкія одобренія, отовсюду привѣтствующія посредничество и посредниковъ, даже немного подозрительны: откуда идутъ одобренія? Со стороны помѣщичьей, а потому они и односторонни. Сословію, отъ котораго невозможно и требовать безпристрастія въ своемъ дѣлѣ, предоставлены самыя важныя заботы но этому самому дѣлу, самыя многочисленныя мѣста съ вліяніемъ -- и какъ еще предоставлены? почти съ полною независимостью отъ администраціи!...
-- Скажите лучше, отъ шаткой и придирчивой бюрократіи, возразилъ я въ свою очередь.
-- Я ненавижу это слово "бюрократія", сказала Варвара Михайловна, за него уцѣпились разные фантазеры, но предъ людямъ дѣйствительно трудящимся и направляющимъ общее движеніе. Бюрократія, бюрократы!... И всякій произноситъ эти слова съ отвращеніемъ, какъ будто бы просвѣщенный чиновникъ, головой и перомъ трудящійся въ столицѣ, не стоитъ какого нибудь помѣщика-рутинера, только умѣющаго помышлять о своихъ двадцати десятинахъ въ каждомъ полѣ!
-- Согласитесь, однако, милая защитница чиновниковъ, что когда дѣло именно идетъ о сохраненіи собственныхъ десятинъ, о надѣлѣ другими десятинами своихъ "меньшихъ братьевъ", человѣкъ, сидящій на десятинахъ, окажется толковѣе мудреца умирающаго за горой бумажныхъ проектовъ.
-- И соглашаюсь и не соглашаюсь, возразила хозяйка.-- Спора нѣтъ, что нѣкоторое количество посредниковъ могло быть взято изъ помѣщиковъ, но большинству лучше бы состоять изъ людей совершенію новыхъ, испытанныхъ въ службѣ и способныхъ быть проводниками идей и стремленій администраціи...
-- То есть вертѣться по вѣтру, поминутно прислушиваться къ петербургскимъ толкамъ, при Ѳедорѣ Степановичѣ тѣснить одну сторону, а послѣ назначенія Михаила Васильича мирволить другой?... оно, конечно, покойнѣе, но само дѣло отъ того не подвинется. И наконецъ, гдѣ вы найдете такое огромное количество испытанныхъ, надежныхъ чиновниковъ, какое понадобится но числу мировыхъ посредниковъ въ Россіи? Всякій знаетъ, кѣмъ у насъ занимаются мѣста, если имъ случится открываться въ большомъ количествѣ. Всякій начальникъ оставляетъ лучшаго труженика при себѣ, а всю посредственность сбываетъ съ благословеніемъ на новую дѣятельность. Потомъ хватаются за юношей, чуть лишь кончившихъ воспитаніе, еще не раздѣлавшихся съ журнальнымъ вздоромъ, набившимся въ ихъ голову, юношей ретивыхъ и покуда еще честныхъ, но знающихъ жизнь не болѣе какъ ее знаетъ какая нибудь институтка. Затѣмъ все еще много не замѣщенныхъ вакансій, и вотъ, при помощи рекомендательныхъ инеемъ, ходатайства княгинь и сановниковъ, вербуется масса всякой неспособности изъ попрошаекъ, лѣнтяевъ и такъ далѣе. И этой-то неопытной, сбродной фалангѣ вы желали бы поручить исполненіе одной изъ труднѣйшихъ реформъ, когда либо предпринятыхъ! И отъ нея вы могли бы ждать единства, твердости и устойчивости! Да черезъ годъ половина фаланги стала бы жить грабежомъ, жалуясь, что ей ѣсть нечего.
-- Въ первый разъ слышу я, замѣтила Варвара Михайловна,-- что содержаніе мировыхъ посредниковъ недостаточно.
-- Оно достаточно для посредниковъ изъ класса помѣщиковъ мѣстныхъ, и совершенно недостаточно для посредниковъ вашего воображенія, для чиновниковъ пришлыхъ. У помѣщика уже есть домъ, есть хозяйство, есть экипажъ и лошади, при этихъ условіяхъ полторы тысячи подмоги значатъ много. Посредники, которыхъ навязала бы намъ бюрократія, потратя почти все жалованье на свое помѣщеніе, на канцелярію, на лошадей, на средства продовольствія, остались бы почти нищими, въ чужомъ краѣ, между людей къ нимъ нерасположенныхъ. А о томъ, къ чему можетъ привести чиновника недостаточность средствъ къ жизни, распространяться нечего...
Краснорѣчивые доводы мои были прерваны жесточайшимъ звономъ, раздавшимся гдѣ-то въ самомъ домѣ. Желая узнать его причину, я оглянулся назадъ, потомъ направо и налѣво, но звонокъ умолкъ, и когда я собрался вернуться къ прерванному разговору, оказалось, что Варвары Михайловны въ гостинной не было. Зато мимо насъ съ шумомъ пробѣжали дѣти, крича своими звонкими голосками: dress for dinner! dress for dinner! Руководствуясь нашимъ болѣе чѣмъ скромнымъ знаніемъ англійскаго языка, мы съ посредникомъ догадались, что скоро будетъ обѣдъ, по поводу коего оказывается необходимымъ надѣть фраки. Мы вышли въ сосѣднюю залу, гдѣ уже ждалъ насъ старичокъ въ бѣломъ галстукѣ, повидимому первый мажордомъ ея превосходительства. Чрезъ галлерею съ цвѣтными окнами, онъ проводилъ насъ въ комнаты, назначаемыя для посѣтителей. Окна моего апартамента выходили на красивый дворикъ со службами: комната Владиміра Матвѣевича приходилась рядомъ съ моею.
Весь парадный костюмъ, словно для бала, оказывался въ полной готовности около моей кровати, но мнѣ было жарко, меня разбирала лѣнь, и я рѣшился сдѣлать уступку хозяйкѣ лишь относительно фрака, оставивъ на себѣ безъ перемѣны всѣ остальныя лѣтнія принадлежности. Старичокъ въ бѣломъ галстукѣ объявилъ, что звонокъ къ обѣду раздастся черезъ полчаса, не ранѣе. Мы его отпустили, я прилегъ на диванъ, Матвѣевъ ушелъ въ свою комнату, и вскорѣ въ ней раздались чьи-то тяжелые шаги, а потомъ пошелъ разговоръ не лишенный занимательности. Дверь, насъ раздѣлявшая, не была притворена, и я, лежа въ полномъ спокойствіи, могъ наблюдать за всѣмъ, что происходило. Передъ посредникомъ стоялъ человѣкъ высокаго роста, геркулесовскаго сложенія, съ прекраснѣйшею сѣдою бородой и лицомъ съ котораго иной ловкій поставщикъ патріотическихъ картинъ могъ бы рисовать всѣхъ знаменитыхъ мужей старой Руси: Минина или Пожарскаго, Сильвестра или Адашева. Красиваго старика портило только толстое брюхо. Одѣтъ онъ былъ въ довольно длинный синій казакинъ, покроя особенно любимаго прикащиками и бурмистрами. Въ начало разговора я не вслушался.
-- Ужь какъ ты себѣ знаешь, Владиміръ Матвѣичъ, говорилъ синій казакинъ: -- а безъ тебя мы просто пропали... Эдакой напасти, прости Господи, я думаю и при Татарахъ не было. Говорить срамно, а у насъ еще навозъ не вывезенъ, ярового поля кусокъ незасѣяннымъ остался. Черезъ недѣлю добрые люди возьмутся за косу, а наши еще съ полемъ не управились; я изъ силъ выбился; на чужого человѣка взглянуть стыдно. Коли ты ихъ не приструнишь, батюшка, все наше хозяйство пойдетъ прахомъ.
-- Развѣ могу я соваться въ ваши дѣла мимо помѣщицы? возражалъ посредникъ.-- Варвара Михайловна всѣмъ довольна.
-- Да вѣдь она-то сама все и путаетъ, батюшка! У насъ народъ не задорный, не великая на немъ тягота, кажется, дурить не изъ чего: а какъ не дурить, когда барыня во всемъ потакаетъ? Намедни барщина пришла въ поле въ десятомъ часу. Смотрю я, катитъ генеральша; ну, думаю, слава Богу, скажетъ имъ: нехристи вы эдакіе! Ну подъѣхала, всѣ къ ней, смѣются идучи, говорятъ: разговоръ будетъ! Оно и точно, стала говорить такъ сладко, про школу, да про то, что надо завести казну общую, нанимать рекрутовъ -- самое дескать время къ такой рѣчи; поле не запахано, чего, торопиться! Шепнулъ я было, что на работу поздно выѣхали, а она твердитъ: это ничего, лишь бы дѣло шло живо. У самой словно глазъ нѣту -- дѣло идетъ живо! Вечеромъ валятъ наши барщинники мимо мызы, солнце еще высоко, сами ушли безъ спроса, а она велитъ водку вынести, бабамъ даетъ пряники, дѣвки набѣгутъ изъ деревни, пѣсни затянутъ, какъ въ праздникъ. Веселое стало у насъ житье, Владиміръ Матвѣичъ, ужь какое веселое!
Трудно передать скорбь и злобу, съ какими сказана была эта послѣдняя фраза.
-- У тебя есть нанятые рабочіе, у тебя цѣлыхъ двѣнадцать лошадей, замѣтилъ Матвѣевъ.
-- Не двѣнадцать, а пять, отвѣчалъ прикащикъ: -- а работали эти лошади всего два дни: то гувернантку до станціи свезти надо, то записки разослать къ сосѣдямъ, то фортепьяно доставить къ желѣзной дорогѣ. Самъ знаешь, теперь работа конная, навоза не понесешь въ охапкѣ, не станешь лопатой ковырять поля! И сидѣли безъ дѣла рабочіе, да и весь-то народъ разбаловался. Вѣришь ли, на прошлой недѣлѣ Кирпа Васильева въ барскомъ лѣсу поймали -- старый мужикъ, честная душа,-- и тотъ лѣсъ воруетъ! Ужь коли ты намъ не поможешь...
-- И, конечно, не помогу, отвѣчалъ Матвѣевъ.-- Можно коня привести на рѣку, а насильно пить его не заставишь. Другое дѣло, коли сама барыня...
-- Да развѣ ты не видишь, батюшка, что у насъ барыня-то ровно какъ шальная?...
Ровно какъ шальная! Бѣдная, бѣдная Варвара Михайловна! И вотъ твоя награда за всѣ добрыя намѣренія, за безропотное пожертвованіе своими интересами, за твои умныя письма изъ деревни, за все твое рвеніе къ крестьянскому дѣлу, за безчисленные турниры, совершавшіеся въ твоей гостинной по поводу великаго вопроса! Ровно какъ шальная! И кто знаетъ на сколькихъ благонамѣренныхъ людей, слуги самые преданные смотрятъ какъ на ошалѣлыхъ? Мнѣ стало очень грустно, но къ счастію, звонокъ къ обѣду не позволилъ мнѣ очень расчувствоваться.
Столъ былъ накрытъ въ красивой легкой галлереѣ, соединявшей главный корпусъ дома съ оранжереей. Изъ растворенной двери въ это жилище рѣдкихъ растеній несся ароматъ цвѣтовъ, даже черезчуръ пахучихъ. Другіе цвѣты стояли въ самой галлереѣ, около красиваго переноснаго фонтана, хотя отчасти освѣжавшаго не кстати-тропическую атмосферу галлереѣ. Уже мы собирались занять свои мѣста за столомъ, когда въ сѣняхъ раздался звонокъ, за тѣмъ по комнатамъ послышались шаги, и въ галлерею вошелъ мущина еще не старый, толстый, съ лицомъ умнымъ и веселымъ, но не симпатическимъ. Одѣтъ онъ былъ очень небрежно, въ бѣлыхъ панталонахъ и жакеткѣ изъ какой-то сѣроватой матеріи, въ рукахъ держалъ сѣрую шляпу съ широкими полями. Лицо Варвары Михайловны немного омрачилось при видѣ такого презрѣнія къ декоруму, однако она дала руку гостю и приняла его привѣтливо.
-- Не хмурьтесь, не хмурьтесь, ваше превосходительство, весело сказалъ гость послѣ первыхъ привѣтствій.-- Одѣтъ я такимъ уродомъ, потому что на солнцѣ больше двадцати пяти градусовъ, а во фракъ не облекся по случаю двухъ сотъ причинъ, изъ которыхъ первая -- неимѣніе фрака. Предоставляю вамъ право изгнать меня съ поношеніемъ: я заѣхалъ лишь на минуту взглянуть на васъ и спросить о Викторѣ.
-- Садитесь, садитесь, отвѣчала хозяйка.-- Гдѣ вы скитались цѣлую недѣлю?
-- Скитался я въ ***, у синяго моря. Знаете вы что цѣна хлѣбу дошла до десяти рублей за четверть?
Мы съ Матвѣевымъ невольно переглянулись: въ этомъ страшномъ возвышеніи цѣны, совпадавшимъ съ вѣстями о бросаемыхъ помѣщиками запашкахъ, имѣлось нѣчто зловѣщее. Только къ концу лѣта оказалось, что не одна паника, но и усиленное требованіе хлѣба за границу, были причиной ужасающихъ цѣнъ, стоявшихъ въ *** за іюль мѣсяцъ.
-- Я немного разумѣю въ цѣнахъ, спокойно сказала Варвара Михайловна,-- да кажется мнѣ, что и вы, Петръ Тимоѳеичъ, къ нимъ довольно равнодушны.
-- Ну, нельзя сказать чтобъ равнодушенъ, весело возразилъ толстякъ, кончая свою тарелку супа.-- Благодаря этимъ десяти рублямъ за четверть, я смотрю на себя, какъ на человѣка получившаго щедрый выкупъ и за крестьянъ, и за полный надѣлъ земли, къ нимъ отходящей.
-- А этого ужь я вовсе не понимаю, отвѣтила хозяйка, глядя на Матвѣева.
-- Петръ Тимоосичъ хочетъ вѣроятно сказать, улыбаясь замѣтилъ Владиміръ Матвѣевичъ: -- что онъ продалъ въ нѣсколько тысячъ четвертей хлѣба. Безъ крестьянскаго дѣла не было бы десяти рублей за четверть; оттого онъ и смотритъ на свои барыши какъ на выкупную премію.
-- Совершенно такъ, идеальнѣйшій и проницательнѣйшій изъ мировыхъ посредниковъ, съ хохотомъ прервалъ толстый посѣтитель:-- только щадя меня, уже и безъ того отъявленнаго ретрограда, вы умолчали о томъ, что вся операція была мною предугадана и подготовлена за два года назадъ. Два года я не продавалъ ни зерна, два года скупалъ хлѣбъ, гдѣ только было можно, настроилъ лишнихъ амбаровъ; за то и подвезъ хлѣбъ безъ задержки. Конечно, это смѣлая спекуляція.
-- И къ сожалѣнію, спекуляція на страхъ и дурные слухи, сухо прибавилъ Матвѣевъ.
-- Да, спекуляція на страхъ и дурные слухи; но если ужъ нельзя безъ страха и дурныхъ слуховъ, то почему же выгода должна достаться не мнѣ, а другому? Или вы думаете, что сосѣди мои, да и всѣ поставщики хлѣба скажутъ ***`скимъ торговцамъ: "что вы дурачитесь и даете такую цѣну?-- для пользы рода человѣческаго, я отдамъ мой хлѣбъ по пяти за четверть!" Будьте покойны, никто не окажетъ такого великодушія. А если кто виноватъ въ страхѣ на хлѣбномъ рынкѣ, такъ конечно не я, а ваше же начальство, сидѣвшее по своимъ норамъ въ самое критическое время, когда въ краѣ еще не было ни волостей ни посредниковъ. И если въ будущемъ году, и черезъ два года, и черезъ три года, хлѣбъ дойдетъ до двадцати рублей за четверть, я его буду припасать и сбывать безъ всякаго угрызенія совѣсти.
-- Это едва ли вамъ удастся, серьезно возразила Варвара Михайловна.-- Съ паденіемъ крѣпостного права, производительность усилится, хлѣбъ подешевѣетъ, и черезъ три года, вы не узнаете нашего края.
-- Срокъ не великъ, съ усмѣшкой замѣтилъ Петръ Тимооеевичъ.
-- Я еще кладу самый долгій, съ благородною пылкольстью отвѣчала хозяйка.-- Видѣли ли вы окрестности Берлина и вообще восточную часть Пруссіи, гдѣ земля гораздо хуже нашей, а климатъ только немногимъ лучше? И что же? Весь этотъ край покрытъ фермами, плодородными полями, онъ кормитъ столицу и никогда не знаетъ неурожаевъ: вотъ вамъ живой примѣръ тому, что значитъ вольный трудъ, тому, что можетъ совершить работа человѣка, не подавленнаго крѣпостнымъ правомъ.
-- Конечно, конечно, говорилъ толстый гость съ своею поддразнивающею усмѣшкою.-- Дивлюсь я только одному: какъ это у насъ земли удѣльныхъ крестьянъ, или деревни государственныхъ имуществъ не похожи на окрестности Берлина? Вѣдь тутъ не было никого, подавленнаго крѣпостнымъ правомъ...
-- Cher monsieur Атабековъ, сказала ея превосходительство: -- хорошо, что вы сидите между людьми, знающими вашу страсть представляться отсталымъ человѣкомъ. Не знаю, какъ на другихъ, но на меня ваши насмѣшливые отзывы по поводу всего, что похоже на реформу, производятъ самое унылое впечатлѣніе. Не такимъ я знала васъ, когда вы служили вмѣстѣ съ Викторомъ, и когда даже онъ укорялъ васъ за экзальтацію вашихъ политическихъ мнѣній.
-- Дѣло не въ политическихъ мнѣніяхъ, возразилъ толстякъ какъ будто замявшись: -- а въ томъ, что ваша иллюзія о блаженствѣ, которое прольется на насъ черезъ три года, и была и останется иллюзіей. Вамъ теперь очень пріятно говорить и воображать, что черезъ три года, ***скій уѣздъ сравняется съ самыми богатыми уголками Бельгіи, а по всей Россіи потекутъ медовыя рѣки; но смѣю спросить, что скажете вы, когда пройдутъ три года, и вы еще не дождетесь даже малѣйшаго осуществленія вашихъ предчувствій? А что осуществленія не будетъ въ такой короткій срокъ -- это вамъ скажетъ всякій человѣкъ, если только онъ не изсохъ надъ книгой и не протухъ нравственно въ одной изъ вашихъ канцелярій. Если не вѣрите мнѣ, отчаянному скептику, спросите Владиміра Матвѣича; онъ ужь конечно не врагъ крестьянскому вопросу. Какъ вы думаете, дорогой нашъ посредникъ, обратится ли, въ три года, начиная отъ сего дня, то-есть къ 20-му іюня 1864 года, вся Россія въ цвѣтущія окрестности Берлина или Дрездена?..
-- Хотя мнѣ и не совсѣмъ но вкусу форма запроса вашего, сказалъ Матвѣевъ: -- но я долженъ заявить, что эта мысль о немедленномъ появленіи благосостоянія, вслѣдствіе отмѣны крѣпостного права, кажется мнѣ истинно пагубною. Предразсудки закоренѣлаго плантатора кажутся мнѣ не такъ вредрыми, какъ преувеличенныя ожиданія, за которыми не минуемо послѣдуетъ отчаяніе въ добромъ началѣ. Сила обстоятельствъ и свой интересъ насильно вдвинутъ плантатора въ сферу людей порядочныхъ; но какая сила утѣшитъ и укрѣпитъ тѣхъ добрыхъ людей которые, разсчитывая, что ими уже достигнута грань обѣтованной земли увидятъ, что можетъ быть не имъ, а ихъ дѣтямъ придется увидѣть эту землю? Не могу безъ горести вспомнить, какъ въ прошломъ мѣсяцѣ, въ Петербургѣ, при мнѣ, одинъ изъ благороднѣйшихъ людей, когда-либо мною встрѣченныхъ, профессоръ, умница, человѣкъ, положившій всю душу на вопросъ оконцѣ крѣпостного права, съ восхищеніемъ говорилъ мнѣ: "черезъ два года, мы не найдемъ словъ, чтобы выразить какъ переродилась Россія!" Онъ былъ еще горячѣе Варвары Михайловны и давалъ два года тамъ, гдѣ она даетъ три. А по моему искреннему убѣжденію и черезъ два и черезъ три года, и черезъ десять лѣтъ, мы ne увидимъ ни окрестностей Берлина, ни диковинныхъ фермъ, ни чудесъ вольнаго хлѣбопашества, какъ они описаны въ книгахъ. По всей вѣроятности, до конца жизни нашей мы увидимъ лишь трудъ и лишенія, жертвы и жертвы. И невозможно жалѣть объ этомъ тому, кто знаетъ, что люди живутъ въ мірѣ не для спокойствія и не для увеселеній.
Пока мы бесѣдовали такимъ образомъ, поздній обѣдъ кончился; хозяйка, дѣти и господинъ Атабековъ вышли на балконъ подышать чуднымъ вечернимъ воздухомъ. Мы съ Матвѣевымъ немного отстали отъ компаніи.
-- Не нравится мнѣ этотъ человѣкъ, сказалъ посредникъ, глядя въ слѣдъ толстому помѣщику.-- Я легко мирюсь со всякими убѣжденіями, очень хорошо знаю, что можно быть трехбунчужнымъ пашой въ душѣ и самымъ кроткимъ господиномъ въ дѣйствительной жизни; но этихъ себялюбцевъ и насмѣшниковъ переносить не умѣю.
-- За то я къ нимъ достаточно присмотрѣлся, замѣтилъ я въ свою очередь.-- Атабековъ -- это представитель неудавшихся бюрократовъ, сгоряча оставившихъ служебную карьеру и бросившихся въ оппозицію всему хорошему и дурному, что только идетъ отъ ихъ бывшихъ сверстниковъ. Еслибъ этихъ людей поскорѣе сдѣлали генералами и со слезами упросили принять видныя мѣста, они пустились бы прославлять то, что теперь ругаютъ. Вы думаете, что онъ очень врождебенъ крестьянскому вопросу, а мнѣ кажется, онъ болѣе злится на то, что Викторъ Петровичъ и Семенъ Михайловичъ и другіе сослуживцы имѣли въ немъ голосъ, а онъ не имѣлъ и не будетъ имѣть, хоть по уму онъ имъ равспъ, и во сто разъ больше чѣмъ равенъ. Изъ-за чего онъ съ такимъ торжествомъ сообщалъ о своей хлѣбной спекуляціи, можетъ быть преувеличивая ея размѣры? Ему просто хотѣлось кольнуть хозяйку, дать ей замѣтить, какихъ бѣдъ надѣлано ея друзьями, а намъ показать, что вотъ вы дескать, дураки, готовитесь къ жертвамъ, а для меня и трудное время даетъ выгоду!
Въ это время послышался съ балкона голосъ Варвары Михайловны, а дѣти прибѣжали съ извѣстіемъ, что насъ ждутъ пить кофе.
Приказавъ закладывать коляску, я пробрался къ ея превосходительству и гостямъ ея превосходительства. Солнце ужь стояло низко; небольшая свѣжесть разлилась въ воздухѣ; за рѣчкой, отдѣлявшей садъ отъ деревни, собрался большой хороводъ женщинъ и дѣвушекъ; парни въ синихъ кафтанахъ, накинутыхъ сверхъ рубашекъ бродили около прекраснаго пола и играли на гармоникахъ. День былъ праздничный: Варвара Михайловна дала знакъ рукой, и по ея мановенію, веселыя группы перешли мостъ, съ пѣснями двинулись въ нашу сторону и съ пѣснями вошли въ садъ; за хороводомъ и парнями притащилось до тридцати ребятишекъ.
За угощеніемъ дѣло не стало: лакеи и горничныя показались между народомъ; одни разносили водку, другіе надѣляли пѣвицъ пряниками и кренделями. Дѣти Варвары Михайловны забавлялись тѣмъ, что кидали лакомства въ толпу ребятишекъ, что производило свалку и крики; я подивился тому, что этотъ довольно обидный и ужь вовсе не демократическій способъ угощенія не былъ тотчасъ же остановленъ хозяйкой.
Однообразныя пѣсни лились, дѣвушки поочереди выходили въ кругъ, по двое, и танцовали, съ платочками; мужчины, подкрѣпившись водкой, бойко разсуждали съ Варварой Михайловной, видимо гордившеюся своей популярностью. Къ сожалѣнію, крестьяне, выходившіе впередъ для бесѣды, все оказывались одними и тѣми же какъ разговаривающіе актеры въ какой-нибудь комедіи изъ крестьянскаго быта. И надо признаться, что трое или четверо парней, бесѣдовавшихъ съ помѣщицей, совершенно походили на мужиковъ, какъ намъ ихъ показываютъ въ Александринскомъ театрѣ, и подпоясывались они какъ-то странно, и кафтанъ наброшенъ съ шикомъ, и лица у нихъ были какія-то прилизанныя, нездоровыя. Настоящіе же, солидные мужики, съ золотисто-бѣлокурыми бородами, загорѣлые и спокойные, только слушали въ какой-то и не враждебной и не одобрительной задумчивости.
-- Матушка наша, ваше превосходительство, говорилъ хозяйкѣ старшій изъ удалыхъ парней,-- что же свѣтъ нашъ, Викторъ Петровичъ на лѣто къ намъ не заглянетъ?
-- Служба совсѣмъ его замучила, былъ отвѣтъ Варвары Михайловны: -- даже оставила я его больнымъ; теперь, слава Богу, пишетъ, что лучше.
-- Слава Богу, слава Богу, поддержалъ парень.
-- А хочется ему побывать здѣсь, продолжала помѣщица:-- во всякомъ письмѣ спрашиваетъ про васъ, говоритъ, нѣтъ ли мужичкамъ нашимъ въ чемъ обиды.
-- Какая обида, раздалось въ группѣ четырехъ артистовъ съ рѣчами: -- да мы за вами какъ за каменной стѣной.
-- Отъ такой барыни быть обидъ!
Я посмотрѣлъ на смирныхъ крестьянъ безъ рѣчей: они молчали и слушали разговоръ, не производя никакой демонстраціи.
-- И тебѣ скажу, матушка ты наша, началъ самый рѣчистый артистъ, проникнутый какимъ-то лиризмомъ,-- намъ съ тобою, да съ нашимъ соколомъ бариномъ никакихъ новыхъ порядковъ не надо. Рады мы всею вотчиной и землю твою пахать и служить вамъ во всемъ какъ служили. Другимъ, говорятъ, воля на радость, а намъ про волю и говорить-то не хочется.
-- И очень худо, коли не хочется, внушительно перебила Варвара Михайловна.-- Всякому человѣку дорога воля; воля дѣло прочное, а мы у васъ не вѣчные. Конечно, пока вы за мной и мужемъ, притѣсненій не будетъ, а развѣ безъ воли, вы не могли бы послѣ насъ попасть въ руки худому барину?
-- Хоть ко мнѣ напримѣръ, вмѣшался Атабековъ: -- у меня четыре управляющихъ-нѣмца, и всѣ крестьяне по міру ходятъ.
-- Полноте говорить вздоръ, строго возразила Варвара Михайловна и снова пустилась объяснять, на обще-доступномъ языкѣ, почему надо дорожить дарованною волей, если не для себя, то для своихъ дѣтей и внуковъ.
Трудно сказать, почему именно, но эта бесѣда меня тяготила. Чѣмъ-то нескладнымъ, лживымъ звучало для меня каждое слово. Я совершенно вѣрилъ, что Варвара Михайловна любила крестьянъ, не имѣлъ никакой причины думать, чтобы мужики ея не любили, а между тѣмъ разговоръ былъ съ обѣихъ сторонъ натянутъ, чувства, въ немъ выразившіяся до крайности приторны. И почему эти одни и тѣ же четыре оратора занимали сцену, и для чего помѣщица, если дѣйствительно искала бесѣды но душѣ, не обратилась къ задней, молчаливой группѣ своихъ вассаловъ? Вся сцена пахнула горькою ложью, безнадежной фразой; сами говорившіе чувствовали, что ихъ рѣчь почему-то не клеится, что имъ нечего сказать другъ-другу. Атабековъ цинически улыбался и иногда ввертывалъ въ разговоръ злую шутку. Владиміръ Матвѣевичъ курилъ сигару, и, занимаясь съ дѣтьми, силился не видѣть и не слышать того, что дѣлалось и говорилось. Что до меня, то я въ самомъ разгарѣ разговора Варвары Михайловны ускользнулъ изъ сада, боковою калиткою вышелъ къ надворнымъ строеніямъ, и примѣтивъ, что моя коляска заложена, сѣлъ въ нее и велѣлъ кучеру везти меня въ Петровское.
Всю дорогу меня разбирала грусть, а дорога тянулась до ночи. На мызѣ все спало, въ домѣ тоже. Запретивъ будить сестру, я пробрался въ свою половину и утомленный до крайности, заснулъ очень крѣпко.