Принимаясь набрасывать эти замѣтки, я далъ себѣ слово не скрывать ни одного изъ своихъ непохвальныхъ ощущеній, не прикрашивать ни одной подробности. Только полнѣйшая искренность можетъ придать цѣну моему разсказу, и я не стану отступать передъ нею, ни въ большихъ ни въ малыхъ случаяхъ.
Строго держась принятаго рѣшенія, я долженъ признаться, что мое первое пробужденіе у себя въ деревнѣ не могло назваться очень пріятнымъ. Напрасно въ окна мои несся ароматъ цвѣтовъ и сѣна, скошеннаго на садовыхъ лужайкахъ, напрасно кидалась мнѣ въ глаза свѣтлая обстановка веселой комнаты, гдѣ я всегда спалъ такъ покойно -- лѣтней и деревенской радости на душѣ не было. Не было въ душѣ и того полнаго спокойствія, которое въ старую пору деревенской жизни, съ первыхъ ея дней, возстановляло весь мой организмъ, прогоняло прочь помыслы о хлопотахъ и буряхъ жизни. И чувствовалъ себя обреченнымъ на какую-то тревогу. Мнѣ словно не дали доспать и меня, неготоваго къ работѣ, тянули на работу не шуточную. Ощущенія мои были сходны съ ощущеніями чиновника облѣнившагося на спокойномъ мѣстѣ, устыдившагося своей безполезности, напросившагося на важное порученіе и вдругъ испуганнаго мыслію о томъ, что кажется порученіе-то не по его способностями.. Такъ какъ большая часть моихъ читателей или служили, или служатъ, или много слыхали про службу, то надъ; юсь, что сравненіе для нихъ не окажется темнымъ.
Болѣе всего меня мучило и сокрушало отсутствіе всякаго плана для моего поведенія какъ землевладѣльца и помѣщика. Въ городѣ мнѣ все казалось такъ просто и гладко; здѣсь, при первомъ шагѣ къ практическому рѣшенію, я колебался постыднымъ образомъ. Поддержать ли усадебное хозяйство, бросить ли господскую запашку, что дѣлать съ домомъ и садомъ, не перевести ли рабочія тягла на оброкъ и затѣмъ навсегда покинуть Петровское? Ни на одинъ изъ этихъ вопросовъ я не умѣлъ отвѣтить и признаюсь, горячо желалъ, чтобы какое нибудь постороннее обстоятельство, помимо моей воли, обозначило передо мною общія черты будущей дѣятельности.
Къ счастію, оно вышло, или къ несчастію, но мнѣ не пришлось ждать долго; я пошелъ въ комнаты сестры и засталъ ее за чаемъ. Дѣти ея еще не вернулись съ купанья: Англичанка, не понимавшая ни слова по-русски, готовила для нихъ бутерброды. Послѣ первыхъ привѣтствій, сестра обратилась ко мнѣ съ такимъ вопросомъ;
-- А ты вѣрно не знаешь, что изволилъ встревожить все Петровское?
Для сестры моей Петровское заключалось въ мызѣ съ принадлежностями и ея многочисленнымъ населеніемъ дворовыхъ. Садъ, скотный дворъ, птичникъ, все это она очень любила, но полевое хозяйство ее не занимало.
-- Въ первый разъ слышу, что я способенъ кого-нибудь потревожить, отвѣчалъ я пожимая плечами.
-- И еще какъ! Сегодня не успѣла я встать, какъ къ крыльцу пришли всѣ дворовые, en masse, съ дѣтьми, и даже столѣтнимъ Никономъ. Я вышла, и они стали умолять меня, чтобъ я ихъ не покинула и заступилась за нихъ передъ бариномъ. Кто-то проѣзжалъ съ желѣзной дороги и сказалъ имъ, что ты намѣренъ бросить мызу и распустить дворню. "Мы готовы работать лучше прежняго", говорили они: "у насъ и мысли не было въ чемъ-нибудь вамъ перечить; за что же намъ покидать свой уголъ и шляться по міру?" Само собой разумѣется, я дала и за себя и за тебя слово, что пока у насъ есть кусокъ хлѣба, мы не разстанемся съ людьми столько лѣтъ служившими нашему семейству.
-- Этого, признаюсь, я не ожидалъ вовсе, замѣтилъ я съ удивленіемъ.-- Довольство идетъ нашимъ дворовымъ весьма обыкновенное...
-- А дѣти, а привязанность къ мѣсту, а врожденная неохота къ перемѣнамъ? У садовника четверо ребятишекъ, у пастуха шестеро и больная жена: какъ имъ двинуться съ такою ордою? Да и мнѣ было бы горько не видать около себя стариковъ при которыхъ я родилась, лицъ, къ которымъ я привыкла... Да и гдѣ, при теперешней безтолковицѣ, нанять хорошихъ людей для мызы?..
-- Все это такъ, отвѣчалъ я, и самъ не зная отчего, почесалъ затылокъ: -- но подумала ли ты, Вѣра, что своимъ рѣшеніемъ ты положительно связала и себѣ и мнѣ руки въ хозяйственномъ отношеніи? Удерживая дворовыхъ, ты удерживаешь усадьбу въ ея настоящемъ видѣ; нельзя же кормить двадцать пять человѣкъ купленнымъ хлѣбомъ, и оставлять ихъ въ праздности. Удерживая усадьбу, ты удерживаешь всю запашку и всѣ покосы, стало быть оставляешь барщину на два лѣта, а потомъ дѣлаешь необходимымъ наемъ большаго числа вольныхъ рабочихъ.
-- Все это очень дѣльно, возразила сестра: -- только я увѣрена, и еще какъ! что будь все на твоей волѣ, у тебя не достало бы твердости прогнать самого дрянного изъ дворовыхъ.
-- Оно, можетъ быть, а все-таки слѣдовало бы обдумать, не торопиться рѣшеніемъ...
Но сестра видѣла меня насквозь.
-- Не прикидывайся недовольнымъ, сказала она со смѣхомъ.-- Ты первый радъ тому, что дѣло съ дворовыми опредѣлило твое будущее хозяйство. Ты ѣхалъ сюда и мучился, не зная что предпринять и на что рѣшиться.
И она была права: я чувствовалъ, что съ сердца свалилась большая тягость. Мнѣ была указана дорога, можетъ быть кривая и трудная, но все лучше какая нибудь дорога, нежели глухая степь при совершенномъ незнаніи мѣстности.
Дѣти прибѣжали, холодные и съ мокрыми волосами; я ихъ расцаловалъ несравненно крѣпче нежели расцаловалъ бы до вышеприведеннаго разговора. Потомъ я вышелъ изъ дома, поздоровался съ дворней какая оказалась на лицо, извѣстилъ ее, что не намѣренъ никого ни прогонять, ни удерживать у себя, переговорилъ съ прикащикомъ и получилъ отъ него краткое удостовѣреніе въ томъ, что полевыя работы идутъ такъ скверно, какъ ни у кого изъ сосѣдей.
Прикащикъ мой, Михайло Степановъ, принадлежалъ къ числу людей довольно распорядительныхъ, но крайне негодныхъ на какое-нибудь дѣло, выходящее изъ рутины. Какъ всѣ бурмистры и прикащики на Руси, онъ былъ непоколебимымъ столпомъ крѣпостного права, и на волю глядѣлъ въ высшей степени враждебно. По его словамъ, крестьяне, кромѣ иныхъ стариковъ, были мнѣ злыми супостатами, ему же, Михайлѣ, оказывали такъ мало послушанія, что онъ рѣшился бросить свою должность. "Что же, брось", отвѣчалъ я ему, и тѣмъ окончательно остановилъ потоки его краснорѣчія. Мой министръ только пугалъ меня угрозой отставки: догадавшись, что при сельскомъ старшинѣ и при вѣроятномъ уменьшеніи запашки для полевыхъ работъ будетъ довольно и старосты, онъ прекратилъ жалобы и пошелъ къ своему дѣлу.
Я прошелъ въ садъ, а изъ сада выбрался въ рощу раскинувшуюся по высокому холму подъ рѣчкою. Изъ этой рощи, открывался видъ на сосѣднія деревни, лѣсъ, покосы, и что главное, на господское паровое поле. Каменный скотный дворъ, изъ котораго въ настоящую пору вывозился навозъ на поле, стоялъ около рѣчки, въ весьма близкомъ отъ меня разстояніи. Сѣвъ подъ первымъ деревомъ на высокомъ мѣстѣ, я могъ не тревожа никого, наблюдать за ходомъ работы и такимъ образомъ провѣрять дѣйствительность только что принесенныхъ мнѣ жалобъ.
Не прошло нѣсколькихъ минутъ наблюденія, какъ я долженъ былъ сознаться, что работы на моемъ полѣ, безъ малѣйшаго сомнѣнія, идутъ такъ скверно, какъ ни у кого изъ сосѣдей. Не смотря на позднюю пору и близость другихъ занятій, удобреніе было вывезено лишь на самое малое количество десятинъ, и то ближайшихъ (тогда какъ у насъ оно свозится прежде всего на десятины отдаленныя и стало-быть нуждающіяся въ немъ болѣе). Самый ходъ работъ раскрывался передо мною, какъ на ландкартѣ: маленькія кучки людей копошились на полѣ и у скотнаго двора, покуривая трубочки, присаживаясь на колѣняхъ и немного шевелясь только послѣ усилій и увѣщаній Михайлы, который показывалъ большую дѣятельность, вѣроятно зная, что самъ плантаторъ неподалеку. Но всего удивительнѣе и забавнѣе было глядѣть на крестьянъ уже сложившихъ свой возъ удобренія, и возвращавшихся къ скотному двору за новымъ грузомъ. Такъ и видно было, что эти люди, привыкшіе къ труду сильному и честному, просто не умѣли лѣниться, и если позволено будетъ неправильное выраженіе "лѣнились на свою голову". Солнце палило безъ жалости, дорога отъ поля къ скотному двору была гладка, какъ шоссе около Царскаго Села: въ видахъ собственнаго интереса, рабочему слѣдовало бы пустить лошадь рысью, и добравшись до двора, пріять долгій отдыхъ подъ деревомъ или тѣнью стѣны, въ кружкѣ сосѣдей; но этотъ маневръ, ясный для всякаго настоящаго лѣнивца, не приходитъ мужику въ голову. Онъ плелся тихо, тихо, солнце жгло и его и бѣдную лошадь, какимъ-то неловкимъ и полусоннымъ подъѣзжалъ онъ къ скотному двору и довольно скоро выѣзжалъ оттуда, чтобы снова плестить шагъ за шагомъ и жариться на солнцѣ. Смѣло можно было завѣрить, что лѣности болѣе неловкой, неразсчетливой и тяжелой для человѣка трудно придумать даже въ наказаніе. Вообще вся сцена оставила во мнѣ впечатлѣніе самое странное: я ожидалъ найдти людей свѣжихъ, лѣнящихся con amore, празднолюбствующихъ съ удовольствіемъ отдыхающаго труженика. Вмѣсто того, я увидалъ толпу которая, если не лицами и тѣломъ, то вялостью движеній, напоминала больныхъ высланныхъ изъ госпиталя на прогулку съ сельскими упражненіями. И выраженіе лицъ оказывалось неимовѣрно кислымъ; только два или три старика, которымъ уже не подъ лѣта было перемѣнять свою методу работы, глядѣли весело и двигались, какъ живые люди.
Наступало время утренняго отдыха, и крестьяне, разбрасывавшіе навозъ на полѣ, направились къ мѣсту общаго сбора. Оставалось и мнѣ, покинувъ наблюдательный постъ, направиться къ рабочимъ для серіозныхъ переговоровъ. Но когда я дошелъ до опушки рощицы, на меня напала обычная стыдливость неопытнаго помѣщика. Я дорого далъ бы за дозволеніе остаться подъ деревьями и послать къ крестьянамъ, вмѣсто себя, какого-нибудь искуснаго оратора. Что буду я говорить? Какое право имѣю я соваться съ упреками?-- такія глупыя мысли лѣзли въ мою голову. Уже я думалъ отложить дѣло до завтра, а настоящій день весь посвятить отдыху, когда новый припадокъ стыда, и стыда справедливаго, стыда за свое малодушіе, покончилъ навсегда съ моими колебаніями.
"Да что же такое въ самомъ дѣлѣ?" сказалъ я самому себѣ: "изъ-за какой причины мнѣ волноваться и совѣститься? Не я отмѣнялъ Юрьевъ день, не я поддерживалъ крѣпостное право, даже не я пріобрѣлъ это имѣніе, больше пятидесяти лѣтъ, считающееся за семействомъ нашимъ. Отчего я буду мямлить передъ этими людьми? Я не желалъ имъ зла, не дѣлалъ имъ притѣсненій; правда, я могъ править ими разумнѣе, но слабое правленіе не есть еще грѣхъ великій. Даю себѣ честнѣйшее слово позабыть всѣ книжныя умствованія и держаться честной вседневной житейской правды. Вотъ поле, на которомъ, если я буду зѣвать, выростетъ какая-нибудь чертовщина, вмѣсто хлѣба, къ будущему году. Вотъ рабочіе, которымъ я не могу дозволить губить лѣтніе дни безъ пользы для себя или для меня, нуждающагося въ рабочей силѣ. Всякая запинка съ моей стороны теперь признакъ безхарактерности. А потому нечего терять времени".
Съ радостью почувствовалъ я свѣжесть въ головѣ и сердцѣ.
Черезъ минуту я уже шелъ по дорогѣ, нисколько не думая о томъ какъ и что буду я говорить. Крестьяне, понявши что сейчасъ будетъ объясненіе, стали кучкой у скотнаго двора, подъ большими тополями, посаженными около дороги еще моимъ отцомъ, великимъ любителемъ всякихъ рѣдкихъ въ нашемъ краѣ деревьевъ. При моемъ приближеніи, всѣ сняли шапки и поклонились мнѣ съ привѣтливостію. Къ удивленію, разговоръ завязался безъ натянутости: было слишкомъ много предметовъ, о которыхъ требовалось спросить или условиться. Мнѣ назвали сельскихъ старостъ по каждой деревнѣ, разсказали о составѣ волостного правленія; я сказалъ крестьянамъ, что привезъ нѣсколько экземпляровъ Положенія, и за исключеніемъ одного, предложилъ ихъ желающимъ. О волѣ я говорилъ безъ всякой восторженности, предполагая, что крестьяне не вѣрятъ искренности помѣщичьихъ поздравленій: правъ я былъ въ этомъ или нѣтъ, не знаю. Наконецъ, дѣло дошло до хода работъ, и я сообщилъ прямо, что такъ вести полевыя занятія нельзя и что съ настоящаго дня, съ общаго согласія, намъ необходимо принять надлежащія мѣры.
На этомъ мѣстѣ крестьяне немного понурили головы, а одинъ изъ нихъ, болѣе меня знавшій, сказалъ бойко, однако, не поднимая глазъ:
-- Наша воля, батюшка Сергѣй Ильичъ: -- а у насъ все по старому, и кажись, въ работахъ никакой нѣтъ порухи.
Случайное обстоятельство избавило меня отъ спора и доказательствъ, тому чему доказательствъ не требовалось. Съ поля подъѣзжала къ намъ послѣдняя пустая телѣга, самымъ тихимъ шагомъ. На телѣгѣ, какъ-то поперекъ ея, согнувъ ноги и совсѣмъ свѣсивъ голову лежалъ и спалъ сладкимъ сномъ Карпъ Андреевъ, дѣтина работящій и въ обыкновенную пору неспособный предаваться сну во время работы. Голова его болталась вправо и влѣво самымъ уморительнымъ образомъ. Лошадь, добравшись до другихъ лошадей, остановилась сама, но возница не просыпался.
Я указалъ на него и посмотрѣлъ на мужика утверждавшаго, что въ работахъ никакой нѣтъ порухи. Всѣ засмѣялись, и старикъ Дементій, находившійся съ края, въ видѣ любезной шутки, взялъ Карпа за ноги и вывалилъ его изъ телѣги, на кучу навоза. Послѣдовалъ новый смѣхъ, и кислое выраженіе лицъ пропало.
-- Что грѣха таить, батюшка, сказалъ Дементій, окончивъ свой подвигъ, не возбудившій никакого неудовольствія въ низверженномъ Карпѣ: -- что грѣха таить: работа плоха, да и у другихъ-то она не лучше нашего.
-- Лучше, лучше, задорно вмѣшался прикащикъ.-- у сосѣда не въ примѣръ лучше, у другихъ озимое поле готово, у Матвѣева -- косить собираются.
-- Такая работа, началъ я: -- и мнѣ не выгодна, и у насъ время отнимаетъ. Я глядѣлъ на возку навоза: эдакъ намъ не кончить до іюля мѣсяца. Поэтому, вотъ что я предлагаю вамъ, и прошу васъ передать другимъ барщниникамъ. Вы на барщинѣ по своей волѣ, кромѣ двухъ или трехъ недоимщиковъ. Отчего для васъ барщина казалась выгоднѣе оброка, я не совсѣмъ понимаю. Но можетъ быть, съ новыми порядками вы не хотите на ней оставаться. А потому, если кто хочетъ идти на оброкъ, я не мѣшаю -- условія вамъ извѣстны. Объ одномъ я нахожу нужнымъ сказать вамъ; паспорты я начну выдавать съ половины іюля -- вы понимаете, что мнѣ придется нанять рабочихъ, а на это нужны двѣ или три недѣли. Двѣ или три недѣли хорошей работы, больше я не требую, а послѣ этого срока, идите кто куда хочетъ. Выгодно ли это для васъ? Идешь ли ты на оброкъ, Дементій?
Дементій Павловъ немного выступилъ изъ круга, поправилъ бороду и сказалъ:
-- Мнѣ, батюшка Сергѣй Ильичъ, въ Интерѣ дѣлать нечего, а сыновей пошлешь, такъ либо сопьются, либо придутъ назадъ со скверною болѣзнью. Знаю я оброчниковъ, а моя семья и безъ оброка живетъ порядочно.
За Дементьемъ еще нѣсколько человѣкъ отказались отъ оброка. У однихъ дѣти были малы, такъ что нельзя было семью бросить, другіе находили, что въ Питерѣ заработки хороши, да на одни харчи ихъ уходитъ половина. Когда я замѣтилъ, что они, при своей семьѣ и кой-какихъ зимнихъ промыслахъ, безъ Питера могутъ наживать деньгу, мнѣ было сказано: "оно пожалуй и такъ, да дѣло выходитъ невѣрное. Ужь коли на оброкъ, такъ не обойдешь Питера".
Оставались недоимщики, народъ готовый гулять и очень обрадованный моимъ предложеніемъ, но едва они заикнулись, какъ Дементій Павловъ и вся барщина, бывшая налицо, накинулись на нихъ съ неумолимостью. Оказалось, что недоимщики такъ любили Петеръ, что забравшись въ него, не высылали ни копѣйки въ семью, ни копѣйки на подати, что ставило міръ въ затруднительное положеніе. За одного недоимщика, деревня третій годъ платила подати, выжимая изъ него затраченныя деньги не безъ большихъ усилій.
-- И, ни, ни, ни, ни, и думать не смѣйте! кричали бѣднымъ гулякамъ старики и въ особенности Дементій Павловъ.-- Баринъ воленъ вамъ мирволить, у него карманъ толстый, а у насъ вы и безъ того на шеѣ сидите!
Запуганные охотники до столичныхъ удовольствій не посмѣли возражать старшимъ. Въ результатѣ вышло то, что барщина осталась въ прежнемъ видѣ, а для меня наступила самая трудная минута во всемъ совѣщаніи.
-- И такъ вы остаетесь на прежнемъ положеніи, обратился я къ крестьянамъ: -- но разсудите сами, какая мнѣ будетъ потеря, если вы станете работать такъ же лѣниво и скверно, какъ до сихъ поръ работали. Я готовъ дать вамъ всякое разумное облегченіе, лишніе часы отдыха, но не могу дозволить, чтобы мыза осталась безъ хлѣба, а стадо мое безъ сѣна. Неужели вамъ веселѣе шататься по солнцу будто съ похмѣлья чѣмъ работать, такъ честно, какъ вы прежде работали?
Я думалъ уже, что впадаю въ безплодныя умствованія, но противъ ожиданія, рѣчь моя не пропала даромъ. Рабочіе прямо сказали мнѣ, чтобъ я былъ покоенъ, что мнѣ не будетъ стыдно передъ сосѣдями и что ни безъ хлѣба, ни безъ сѣна мыза моя не останется. При этомъ братъ Дементія, Спиридонъ Павловъ, сдѣлалъ замѣчаніе, выставившее въ весьма невыгодномъ свѣтѣ и мою помѣщичью догадливость, и способности моего прикащика.
-- Тебѣ, батюшка Сергѣй Ильичъ, сказалъ Спиридонъ Павловъ:-- кинулось въ глаза, что навозъ не свезенъ и поле не подпахано. Конечно, виноваты тутъ и мы, да виноваты не такъ много. Въ прежніе годы все дѣло кончалось день въ шесть, потому что оброцкія тягла два дни намъ помогали. А теперь безъ нихъ, можетъ быть, и на три недѣли протянется.
Дѣйствительно, въ Петровскомъ, существовала всегда смѣшанная повинность. Крестьяне, находившіеся въ оброкѣ, давали помѣщику шесть рабочихъ дней въ лѣто. Про это подспорье я позабылъ совершенно; но какъ же не помнилъ о немъ мой интендантъ Михайло Степановъ?
На вопросъ по этому поводу прикащикъ замялся, но тотчасъ же, безъ сомнѣнія, припомнивъ мои слабыя хозяйственныя познанія, пустилъ цѣлые потоки краснорѣчія. По его словамъ выходило, что, слыша отовсюду противоречащіе толки и не зная, на сколько смѣшанная повинность отличается отъ сгонныхъ дней, положительно уничтоженныхъ, онъ не смѣлъ дѣлать наряда оброчнымъ до моего прибытія.
-- Вотъ и врешь, Михайло Степанычъ, холодно перебилъ Спиридонъ Павловъ: -- нарядъ-то ты пробовалъ дѣлать, только тебя обругали, да еще чуть ли не вытолкали съ улицы.
-- Ну, пожалуй, и обругали, бойко возразилъ прикащикъ: -- я не виноватъ, коли у насъ вольница завелась. А не сказываю я про это затѣмъ, чтобы не огорчить барина,-- развѣ весело ему съ буянами возиться, что ли?
-- Вижу я, Михайло Степановъ, перебилъ я, порядочно разсердившись:-- что ни мнѣ съ тобой не ужиться, ни съ крестьянами ты не поладишь. Развѣ посредникъ не приказывалъ тебѣ обращаться къ нему, и самъ Владиміръ Матвѣичъ не заѣзжалъ почти всякую недѣлю въ Петровское? Гдѣ же была твоя голова, коли у тебя не достало ума справиться насчетъ работы оброчниковъ? И какъ ты допустилъ обругать себя и вытолкнуть, имѣя подъ рукой и сельскаго старшину, и волостного голову, и посредника въ десяти верстахъ отъ мызы? Можетъ быть ты и хорошій человѣкъ, да мнѣ-то не надо прикащика, котораго ругаютъ и выталкиваютъ. Съ сегоднишняго утра сдай всѣ занятія по работамъ старостѣ Власу Васильеву, а самъ оставайся на мызѣ, или или куда хочешь -- это твое дѣло.
Простившись съ крестьянами, я велѣлъ послать къ себѣ старосту, сдѣлалъ распоряженіе, чтобы на завтрашнее утро оброчные люди со всѣхъ деревень собрались на мызу, и отправились къ дому. Не скрою, однакоже, что сходка на слѣдующій день меня тревожила; сверхъ обычнаго моего отвращенія къ разговору со многими людьми разомъ, я догадывался, что съ питерскимъ и избалованнымъ народомъ поладить мнѣ будетъ труднѣй чѣмъ съ барщинниками.