Въ 1743 году купецъ города Мезени, (Архангельской Губерніи), Іеремій Окладниковъ отправилъ къ Шпицбергену судно для китоваго и тюленьяго промысла: экипажъ его состоялъ изъ четырнадцати человѣкъ. Восемь дней сряду вѣтеръ дулъ имъ попутный, а въ девятый перемѣнился, и не допустилъ ихъ на западную сторону Шпицбергена, гдѣ обыкновенно пристаютъ голландскія и другихъ народовъ китоловныя суда; но вмѣсто того принесло ихъ къ небольшому острову, находящемуся на востокъ отъ вышепомянутой земли, и извѣстному подъ именемъ Восточнаго Шпицбергена.
Судно, приблизившись къ берегу на разстояніе двухъ миль (3 1/2 верстъ), попалось во льды, которые угрожали экипажу неизбѣжною гибелью. Въ этомъ опасномъ положеніи, мореходцы составили общее совѣщаніе, въ которомъ штурманъ Алексѣй Хилковъ объявилъ, что онъ когда-то слышалъ отъ мезенскихъ жителей, что нѣкоторые изъ нихъ хотѣли на семъ острову зимовать, что на сей конецъ для построенія избы они взяли съ собою лѣсъ изъ вышепомянутаго города, и что изба дѣйствительно была поставлена въ нѣкоторомъ разстояніи отъ берега.
Это извѣстіе заставило весь экипажъ единомысленно принять намѣреніе зимовать на семъ острову, если только изба на немъ существуетъ, ибо они ясно видѣли опасность, которой подвергало ихъ дальнѣйшее пребываніе на кораблѣ. Съ сею цѣлію отправились на берегъ четыре человѣка: имъ было велѣно искать избу или какихъ другихъ средствъ для спасенія экипажа. Посланные были: самъ штурманъ Хилковъ, крестникъ его Иванъ Хилковъ, Степанъ Шараповъ и Ѳедоръ Веригинъ. Такъ какъ островъ сей необитаемъ, то они хотѣли запастись нѣкоторымъ количествомъ съѣстныхъ припасовъ; но имъ надлежало почти двѣ мили пробираться до берега по льдинамъ разной величины, находившимся, по причинѣ волненія, въ безпрестанномъ движеніи, отчего путь ихъ былъ не только многотруденъ, но и весьма опасенъ, а потому они и боялись слишкомъ обременить себя ношами, чтобы не потонуть съ ними между льдинами. Обдумавъ свое положеніе, они рѣшились взять ружье, пороховой рогъ съ двѣнадцатью зарядами, такое же число пуль, топоръ, небольшой котелъ, двадцать фунтовъ муки, ножъ, трутъ и огниво, нѣсколько табаку, и по деревянной курительной трубкѣ на каждаго человѣка. Съ симъ запасомъ прибыли они на островъ благополучно, не предвидя угрожавшаго и въ послѣдствіи постигшаго ихъ несчастія. Первый ихъ шагъ былъ осмотрѣть островъ, и отыскать избу, которую они скоро нашли въ разстояніи около полуторы мили отъ берега. Она имѣла тридцать шесть футъ длины, осьмнадцать ширины и столько же въ вышину. У дверей находилось небольшое отдѣленіе, около двѣнадцати футъ въ ширину, имѣвшее сообщеніе съ большою горницею посредствомъ узкихъ дверей. Отдѣленіе это способствовало очень много къ сохраненію теплоты въ большой комнатѣ, въ одномъ углу коей стояла печь, сдѣланная изъ глины по образцу русскихъ крестьянскихъ печей, то есть, безъ трубы, и такъ, что въ ней можно было варить кушанье и печь хлѣбы, а наверху съ площадкою, на какихъ простой народъ обыкновенно спитъ зимою.
Это открытіе чрезвычайно обрадовало путешественниковъ, не взирая на то, что изба отъ долговременности была не въ весьма хорошемъ состояніи. Въ ней они ночевали, а поутру рано съ нетерпѣніемъ поспѣшили къ берегу, чтобъ обрадовать своихъ товарищей успѣхомъ ихъ поисковъ, и свезти съ судна все, что было можно и нужно имъ на зиму. Ни какими словами нельзя выразить объявшаго ихъ ужаса и горести, когда, пришедши на берегъ, увидѣли они, вмѣсто льда, покрывавшаго все пространство моря, доколѣ досягало зрѣніе, одну чистую воду, и судна своего нигдѣ усмотрѣть не могли. Буря, возставшая ночью, была причиною этого несчастія. Они не знали что сдѣлалось съ кораблемъ ихъ: льдами ли его затерло и погубило, или теченіемъ отнесло въ море и онъ цѣлъ, ибо и это съ китоловами случается нерѣдко. Впрочемъ, что бы съ нимъ ни случилось, несчастные странники уже болѣе его не видали {И въ послѣдствіи времени никогда ни какого извѣстія о немъ не было, а потому навѣрное должно полагать, что онъ погибъ въ эту ночь.}.
Злополучное это происшествіе отняло у бѣдныхъ нашихъ мореходцевъ всякую надежду когда либо увидѣть обитаемый міръ; вѣчное заключеніе на пустомъ острову, въ самомъ свирѣпомъ климатѣ, живо и во всемъ ужасѣ представлялось ихъ воображенію: съ сокрушеннымъ сердцемъ и въ отчаяніи возвратились они съ свою хижину! Оплакавъ свою участь, стали они помышлять о будущемъ: способы продовольствія и исправленіе избы прежде всего обратили на себя ихъ вниманіе. Двѣнадцать зарядовъ давали имъ возможность убить столько же оленей, коими островъ изобиловалъ, но послѣ надлежало помышлять о другихъ средствахъ.
Починить избу стоило имъ немного труда: топоръ и большое количество моху способствовали успѣху этого дѣла; притомъ оно имъ было совершенно обычно; ибо почти всѣ русскіе простолюдины, а особливо сельскіе, сами строятъ свои домы и починиваютъ, и многіе изъ нихъ весьма хорошіе плотники.
Пронзительный холодъ, содѣлывающій полярныя страны удобообитаемыми только для весьма малаго числа животныхъ, неблагопріятствуетъ и растеніямъ. На Шпицбергенскихъ Островахъ не растутъ ни какія деревья, ниже кустарники. Это обстоятельство ужаснымъ образомъ сокрушало бѣдныхъ Россіянъ: возможно ли было безъ огня переносить свирѣпство зимнихъ морозовъ? А безъ дровъ какъ имѣть огонь? Провидѣніе, однако жъ, такъ устроило, чтобъ эти безплодныя страны море снабжало лѣсомъ: бродя по берегу, находили они деревья и сбирали; сначала попадались имъ корабельные обломки, а послѣ цѣлыя, большія деревья съ кореньями, приносимыя изъ странъ, щедрѣе природою снабженныхъ, но неизвѣстныхъ нашимъ мореходцамъ.
Въ первый годъ злополучнаго ихъ пребыванія на острову полезнѣе всего для нихъ были доски, выброшенныя на берегъ. Доски эти, конечно, принадлежали какому нибудь несчастному кораблю, разбившемуся при здѣшнихъ отдаленныхъ и опасныхъ берегахъ, ибо въ нихъ находилось много большихъ гвоздей и одинъ желѣзный крюкъ. Эти памятники кораблекрушенія были выброшены на берегъ въ самое то время, когда недостатокъ пороха угрожалъ нашимъ мореходцамъ голодною смертью, ибо застрѣленные ими олени почти всѣ были уже употреблены въ пищу. Вскорѣ за симъ происшествіемъ послѣдовало другое, равно для нихъ благопріятное: они нашли на берегу корень молодой сосны, загнувшійся наподобіе лука.
Съ помощію ножа они, скоро превратили корень въ лукъ, а изъ гвоздей хотѣли сдѣлать два копья для защищенія себя отъ бѣлыхъ медвѣдей: по причинѣ необыкновеннаго свирѣпства сихъ звѣрей, они должны были страшиться ихъ нападенія. Сначала они не знали, какъ изъ гвоздей сковать наконечники для копій и стрѣлъ, но нужда всему научитъ. Раскаливъ найденный ими желѣзный крюкъ, они сдѣлали изъ него, помощію каменьевъ и гвоздя, молотъ, а имъ на большомъ камнѣ, служившемъ имъ вмѣсто наковальни, наковали нѣсколько стрѣлъ и копій, которыя къ ратовьямъ прикрѣпили оленьими ремнями, а ратовья сдѣлали изъ вѣтвей выкиднаго лѣса.
Вооружась такимъ образомъ, рѣшились они напасть на бѣлаго медвѣдя, и подвигъ этотъ, съ нѣкоторою опасностью, совершили удачно. Животное доставило имъ свѣжій запасъ съѣстнаго; мясо имъ очень понравилось: они находили въ немъ вкусъ говядины, вѣроятно, отъ голода. Съ радостью увидѣли они, что медвѣжьи жилы можно было раздѣлить на самыя тонкія, но весьма крѣпкія нитки. Это открытіе доставило имъ тетивы и уды, и было, можетъ быть, для нихъ самое счастливое. Стрѣлы для нихъ были такъ полезны, что во время пребыванія ихъ на острову, они убили ими болѣе 250-ти оленей и множество песцовъ. Мясо сихъ послѣднихъ они также употребляли въ пищу, а кожи на платье, постели и одѣяла.
Но медвѣдей имъ удалось убить только десять, и притомъ съ крайнею опасностью, ибо звѣрь этотъ очень силенъ, лютъ и защищается съ величайшею смѣлостью и свирѣпствомъ. На перваго они сами напали, а прочихъ убили обороняясь; ибо нѣкоторые изъ сихъ животныхъ до того были смѣлы, что хотѣли растерзать ихъ въ самомъ ихъ жилищѣ, и влѣзали даже въ сѣни. Впрочемъ не всѣ нападавшіе на нихъ медвѣди были равно свирѣпы: отъ природнаго расположенія или отъ голода, одни были смѣлѣе, а другіе, напротивъ, обращались въ бѣгство отъ одного крика. Частыя нападенія сихъ лютыхъ звѣрей содержали бѣдныхъ Россіянъ въ безпрестанномъ страхѣ. Во все время заключенія ихъ на острову, они, кромѣ мяса оленей, песцовъ и медвѣдей, не имѣли ни какой другой пищи.
Прохаживаясь по острову, нашли они случайно глину, изъ которой тотчасъ сдѣлали сосудъ для ночника; намѣреніе ихъ было имѣть безпрестанный огонь, посредствомъ жира убиваемыхъ ими животныхъ; ибо въ такой странѣ, гдѣ ночь продолжается нѣсколько мѣсяцевъ, быть безъ огня ужасно. Наполнили сосудъ оленьимъ жиромъ, и вставили свѣтильню, сдѣланную изъ рубашечныхъ тряпицъ. Но когда жиръ растопился, то глина не могла его удержать: онъ вытекъ весь сквозь скважины. И такъ надлежало какимъ нибудь способомъ поправить этотъ недостатокъ: они сдѣлали другой сосудъ, высушили его совершенно на воздухѣ, и раскаливъ до-красна, опустили въ котелъ, наполненный горячимъ жидкимъ тѣстомъ изъ бывшей у нихъ муки. Потомъ его высушили и сдѣлавъ опытъ, нашли, что сосудъ соотвѣтствовалъ ихъ желанію. Но, для вѣрнѣйшей безопасности, они намазали нѣсколько тряпицъ такимъ же тѣстомъ, и оклеили ими сосудъ снаружи. Удача опыта заохотила ихъ, на всякій случай, сдѣлать другой такой же сосудъ, чтобы никогда не оставаться безъ огня.
Они прилежно сбирали все выбрасываемое моремъ на берегъ; между прочимъ попалось нѣсколько корабельныхъ снастей и пеньки: послѣдняя доставила имъ свѣтильни, а когда пенька вся вышла, то вмѣсто ея употреблялись рубашки и брюки. Этимъ средствомъ они безпрерывно сохранили горящій огонь съ того дня, какъ въ первый разъ сдѣлали ночникъ, что случилось вскорѣ послѣ прибытія ихъ на островъ, до самаго отправленія оттуда.
Износивъ все свое платье и обувь, они должны были изыскивать средства замѣнить оныя другою одеждою. Въ нуждѣ человѣкъ дѣлается способенъ на все: такъ и наши мореходцы скоро изобрѣли способы отвратить этотъ недостатокъ.
У нихъ было много оленьихъ и песцовыхъ кожъ, но они не знали, какъ ихъ выдѣлать. Наконецъ, по нѣкоторомъ размышленіи, употребили слѣдующій способъ: мочили кожи въ прѣсной водѣ до того, что могли легко выдергивать изъ нихъ шерсть; потомъ мяли ихъ руками, пока онѣ не были почти совсѣмъ сухи; послѣ того поливали ихъ растопленнымъ оленьимъ жиромъ, и опять сильно мяли, отчего кожи дѣлались мягки, гибки и пригодны на всѣ потребы. А тѣ изъ кожъ, которыя имъ были надобны для теплой одежды, мочили только однѣ сутки, потомъ, не выдергивая шерсти, выдѣлывали ихъ такъ же, какъ и первыя. Иголки дѣлали они изъ проволоки, а нитки изъ медвѣжьихъ и оленьихъ жилъ, раздѣляя ихъ ногтями на тонкія волокна.
Благодаря Провидѣніе, что оно послало имъ способы обезпечить такимъ образомъ физическое свое существованіе, чѣмъ могли они утѣшиться въ своемъ невольномъ уединеніи? Мысль, что имъ не суждено уже никогда видѣть свое отечество, приводила ихъ въ отчаяніе, а сверхъ того каждый изъ нихъ ужасался, когда воображалъ, что съ нимъ будетъ, когда онъ лишится своихъ товарищей!
Они страшились сдѣлаться жертвою дикихъ звѣрей. Болѣе всѣхъ страдалъ штурманъ Хилковъ: у него была жена и трое дѣтей; разлука съ ними и страхъ, что онъ никогда ихъ не увидитъ, доводили его до крайней степени отчаянія.
На шестомъ году пребыванія несчастныхъ на островѣ, одинъ изъ нихъ, Ѳедоръ Веригинъ, умеръ. Онъ съ самаго начала очень ослабѣлъ и въ послѣдній годъ своей жизни чувствовалъ мучительную внутреннюю боль. Хотя смерть Веригина избавила товарищей его отъ труда ходить за нимъ, и отъ горести, которую они чувствовали, видя его страданія, не бывъ въ состояніи помочь ему, но за всѣмъ тѣмъ, она не мало ихъ огорчила. Они видѣли, что число ихъ уменьшается, и живо представляли себѣ участь послѣдняго: каждый изъ нихъ желалъ умереть прежде другаго.
Веригинъ умеръ зимою, а потому они не могли иначе похоронить его, какъ въ снѣгу, въ которомъ вырыли глубокую могилу, чтобъ медвѣди не могли вытащить тѣла. Пока горестныя воспоминанія, причиненныя смертью ихъ товарища, были еще живы въ ихъ воображеніи, вдругъ, къ неописанной ихъ радости, 15-го Августа 1749 года, показался подлѣ берега корабль. Они тотчасъ развели огни по холмамъ, и подняли на длинномъ шестѣ выдѣланную оленью кожу. Мореходцы съ корабля, усмотрѣвъ сигналы, справедливо заключили, что какіе нибудь несчастные, претерпѣвшіе кораблекрушеніе, просятъ ихъ помощи, и потому, поставивъ судно свое на якорь, прислали за ними шлюпку.
Судно было изъ Архангельска, и шло къ западнымъ берегамъ Шпицбергена, но противные вѣтры, на, счастье бѣдныхъ Россіянъ, принесли его къ острову, гдѣ они находились. Невозможно описать восторга ихъ, когда они увидѣли, что минута избавленія приближается. Корабельщикъ согласился принять ихъ на судно со всѣмъ ихъ имуществомъ, состоявшимъ изъ пятидесяти пудовъ оленьяго жира и не малаго количества песцовъ, а они за то обязались исправлять всѣ по ихъ званію корабельныя работы, и сверхъ того, по прибытіи въ Архангельскъ, заплатить ему восемьдесятъ рублей. Они взяли съ собою всѣ свои вещи, до самой малости, въ воспоминаніе достопамятныхъ, несчастныхъ годовъ ихъ жизни.
28-го Сентября 1749 года прибыли они въ Архангельскъ, послѣ уединенной жизни, продолжавшейся шесть лѣтъ и три мѣсяца. Они всѣ трое возвратились въ совершенномъ здоровьѣ {Въ семнадцатомъ вѣкѣ, Голландская Остъ-Индская Компанія, желая сдѣлать наблюденія надъ климатомъ Гренландіи и Шпицбергена, пріискала нѣсколько отважныхъ людей, согласившихся прозимовать въ вышепомянутыхъ странахъ; но въ продолженіе зимы оба отряда померли. Причиною, сему вообще полагали нестерпимые морозы; но Русскіе, зимуя часто на Новой Землѣ, а болѣе эти три человѣка, доказываютъ, что климатъ тамъ сносенъ. Должно думать, что Голландцы, будучи снабжены въ изобиліи всѣмъ нужнымъ, вели праздную жизнь, отъ которой заразились цынготною болѣзнію, ихъ погубившею; Русскіе же, напротивъ того, принуждены были находиться въ безпрестанной дѣятельности. Прим. перев. }, но долго не могли привыкнуть къ хлѣбу, отъ котораго дѣлалась у нихъ въ животѣ боль съ вѣтрами, а крѣпкихъ напитковъ совсѣмъ не могли пить, и довольствовались одною водою.