Энциклопедисты, во всѣхъ своихъ произведеніяхъ, жаловались на ожесточенныя преслѣдованія. Вольтеръ никакъ не можетъ привыкнуть, что "глупцы всегда подавляютъ умниковъ". Гриммъ стонетъ, что "все пущено въ ходъ, чтобы остановить прогрессъ разума и истины: самая грубая ложь, самая жестокая клевета, самое несправедливое преслѣдованіе". Даламберъ предоставляетъ Дидро руководить словаремъ и печатаетъ въ немъ только математическія статьи, потому что боится "снова подвергаться тому, что онъ выстрадалъ за энциклопедію". Что же, наконецъ, говоритъ самъ главный руководитель предпріятія? Дидро, закончивъ свой трудъ, съ удивленіемъ оглядывается назадъ, какъ могъ онъ избѣгнуть столькихъ подводныхъ камней? "Почти всѣ способы преслѣдованія, которымъ во всѣ времена у всѣхъ народовъ подвергались тѣ, кто отдавался сладкому и опасному желанію ввести свое имя въ списокъ благодѣтелей рода человѣческаго, почти всѣ они были обращены противъ насъ. Сколько ночей провели мы въ ожиданіи бѣдъ, накликанныхъ на насъ людской злобой, что же думать о всѣхъ этихъ жалобахъ? существовалъ-ли дѣйствительно "общій заговоръ" и кто были "злые люди", преслѣдовавшіе энциклопедистовъ? Еще въ 1752 г. Даржансонъ даетъ точный перечень враговъ энциклопедіи: "Придворные, іезуиты, янсенисты и всѣ святоши равно преслѣдуютъ философовъ".
Сдѣлаемъ-же бѣглый обзоръ этимъ врагамъ и отмѣтимъ, въ общихъ чертахъ, какъ воевали они противъ энциклопедіи.
Король, -- начнемъ съ него, -- конечно, не любилъ философовъ. Но такъ какъ онъ, по словамъ Вольтера, "былъ ко всему равнодушенъ", то и ими не занимался. И онъ быхъ неправъ, особенно въ глазахъ философовъ, которые его милости цѣнили бы больше, чѣмъ милости Екатерины или Фридриха. Что же касается запретительныхъ законовъ и мѣропріятій, кстати крайне (стѣснительныхъ, при помощи которыхъ онъ препятствовалъ свободному выраженію и пропагандѣ философскихъ доктринъ, то надо сознаться, что въ его рукахъ это было вполнѣ законное оборонительное оружіе. Было бы страннымъ анахронизмомъ создавать, во вредъ себѣ, свободу прессы, когда сами философы не имѣли о ней представленія, больше того, они не захотѣли бы ее, даже если бы имъ предпожили эту свободу. Если взять въ разсчетъ идеи того времени, правительственныя традиціи въ дѣлать печати, наконецъ то, катъ каждая партія понимала полемику -- то надо сознаться, что правительство не могло оставаться нейтральнымъ при литературныхъ спорахъ. Оно должно было быть или за, или противъ философовъ, оно защищалось, когда считало, -- справедливо или ошибочно, -- что они на него нападаютъ. Король французскій поступалъ также, какъ короли-философы, которые больше дорожили своими. коровами, чѣмъ философіей. Онъ дѣлалъ то же, что дѣлали во всѣ времена "всѣ правители, если они не были глупцы", -- какъ говорилъ Мирабо: "Всѣ они защищали свои права".
Но, можетъ быть, для Людовика XV было бы выгоднѣе покровительствовать философамъ? Это совсѣмъ другой вопросъ, я уже достаточно опредѣленно отвѣтилъ на него. Я хочу только сказать, что въ сущности философы ни имѣли права удивляться и жаловаться, что ихъ доктрины, вѣрно или превратно понятыя, подвергались надзору и даже тираніи. Вѣдь, если бы философы были хозяевами положенія, они сами не преминули бы тиранизировать своихъ противниковъ.
Кромѣ короля при дворѣ былъ еще небольшой кружокъ, сгруппировавшійся вокругъ королевы и дофина. Въ лагерѣ философовъ его называли "партія ханжей". Тамъ плохо относились и къ энциклопедистамъ, и жъ ихъ произведенію. Но на ихъ счастье, если король думалъ только о своихъ удовольствіяхъ, королева думала только о благочестіи. Что касается дофина, тоже набожнаго, но болѣе умнаго и очень образованнаго, то онъ могъ бы быть опаснымъ для философовъ, имѣй онъ вліяніе при дворѣ. Но онъ держался въ сторонѣ, не имѣя ни кредита у министровъ, ни вліянія на отца". {Жобецъ. "Франція при Людовикѣ XVI".} Когда онъ умеръ, Дидро такъ хвалилъ его, что можно смѣло сказать, что онъ не дѣлалъ зла философамъ.
Во главѣ партіи ханжей быхъ Бойэ, бывшій монахъ ордена театинцевъ, потомъ епископъ въ Мирепуа и наставникъ дофина. Это онъ обратилъ вниманіе короля на то, какъ Энциклопедія можетъ быть опасна для религіи: "Онъ самъ подалъ жалобу королю и со слезами на глазахъ открылъ ему, что скоро вѣра исчезнетъ изъ королевства" {Малербъ.}. Но Бойэ въ общемъ не пользовался большимъ вліяніемъ при дворѣ, гдѣ его не любили, "потому что онъ, но словамъ Барбье, былъ слишкомъ строгъ и щепетиленъ". Къ тому же онъ умерь въ 1755 г. А придворные больше интересовались неудавшейся кражей или тѣмъ, сколько лошадей запрягла въ свою карету та или другая знатная дама (стоить заглянуть въ де-Линя, чтобы убѣдиться въ этомъ), чѣмъ всѣми статьями энциклопедіи.
Отсюда видно, что при дворѣ не было ярыхъ враговъ энциклонедіи. Духовенство и парламентъ были гораздо болѣе опасными и яростными противниками. "Ни одна книга не вызывала такого негодованія духовенства и парламента", -- говоритъ Малербъ. Въ XVIII вѣкѣ эти два сословія не препирались только тогда, когда надо было накладывать запрещенія. Духовенство пишетъ доносы на книгу и предаетъ анаѳемѣ авторовъ. А парламентъ сжигаетъ первую и сажаетъ въ тюрьму второго. Посмотримъ, какъ они дѣйствовали, но сначала займемся духовенствомъ, такъ какъ энциклопедія написана, главнымъ образомъ, противъ него.
Само собой разумѣется, что духовенство ни одной минуты не было введено въ заблужденіе показной покорностью энциклопедіи католической церкви. При первыхъ же коварныхъ нападкахъ, патеры схватились за оружіе, чтобы отогнать этихъ "опасныхъ волковъ, нарядившимся овцами". Но прежде чѣмъ разсказать объ этой борьбѣ, надо постараться понять истинныя причины этой неизбѣжной и съ обѣихъ сторонъ одинаково ожесточенной борьбы.
Прежде всего, что заставляло энциклопедистовъ питать къ духовенству такую непримиримую и, повидимому, не философскую ненависть? Дѣло въ томъ, что энциклопедисты при своихъ реформатскихъ стремленіяхъ должны были на каждомъ шагу натыкаться на католическую церковь, преграждавшую имъ дорогу. Какъ мы видимъ, они боролись со всѣми злоупотребленіями и предразсудками, а католичество держалось за тѣ и другія. Неудивительно, что церковь неутомимо защищала все, что философы такъ пылко старались преобразовать или разрушить. Католическая церковь была прирожденнымъ врагомъ какихъ бы то ни было новшествъ, такъ какъ была вполнѣ увѣрена, что вѣрованія и учрежденія неразрывно связаны между собой, зависятъ другъ отъ друга и должны жить и умирать вмѣстѣ. Передовой постъ духовенства, Сорбонна, въ предыдущемъ вѣкѣ боролась съ Декартомъ, а теперь должна была съ еще большимъ ожесточеніемъ воевать съ этижи болѣе опасными. новаторами, такъ какъ они (первые во Франціи) въ качествѣ энциклопедистовъ стремились говорить обо всемъ свободно.
И Сорбонна объявила имъ войну сейчасъ же послѣ появленія первыхъ томовъ энциклопедіи, придравшись къ незначительному богословскому тезису. Ихъ пугалъ не тезисъ аббата де-Прадъ, ихъ пугалъ самый духъ энциклопедіи, не только философскій и анти-религіозный, но даже чисто научный. И, можетъ быть, научная часть энциклопедіи была опаснѣе для католической традиціи, чѣмъ ея неустойчивая и блѣдная философія. Конечно, въ словарѣ мы не найдемъ даже намека на тѣ науки, которыя позже должны поколебать и пошатнуть многіе вѣрованія, не найдемъ тамъ ни исторической критики, ни экзегетики, понятно, что энциклопедія разсматриваетъ и популяризируетъ только науки, которыя разрабатывались въ XVIII вѣкѣ, а въ особенности науки физическія и естественныя. Но и этого было достаточно, чтобы встревожить духовенство и Сорбонну. Не эти-ли науки въ XVIII в. (не говоря о временахъ Галилея) составили, такъ сказать, заговоръ съ англійскимъ деизмомъ противъ многихъ католическихъ догматовъ? Въ 1645 г. Бейль и его друзья основали научный колледжъ, изъ котораго позже образовалось знаменитое Королевское Общество, а въ 1680 г. ученый геологъ Бюрнэ, въ своей смѣлой книгѣ "Telluris sacra theoria" доказалъ, что библейская исторія мірозданія противорѣчитъ разуму и что, на нее надо смотрѣть какъ на чистую аллегорію. А у насъ, какъ извѣстно, Вольтеръ не уставалъ высмѣивать наивную физику и ребяческую астрономію преданій. Энциклопедія, -- говорилъ Ла-Гарпъ въ своемъ "Лицеѣ", -- это "монументъ, воздвигнутый философіей противъ неба". Но надо прибавить -- противъ католическаго неба.
Этой незыблемой привязанностью католической церкви къ прошлому, ко всему религіозному и научному прошлому человѣчества объясняется упорство и, такъ сказать, обратныя фанатизмъ энциклопедистовъ, которые были опаснѣе своихъ предшественниковъ, англійскихъ деистовъ. Въ Англіи англиканская церковь не была такъ систематично враждебна всякому общественному прогрессу, какъ французскій католицизмъ; ея доктрины были болѣе растяжимы, и слѣдовательно, легче согласовались съ научнымъ прогрессомъ. Во Франціи католицизмъ, замкнувшись въ незыблемость своихъ догматовъ, воздвигалъ противъ философовъ, реформаторовъ, или просто ученыхъ настоящую священную стѣну, которая должна была навѣки оградить старинные нравы и взгляды. Слѣдовательно, чтобы проникнуть на площадь, надо было сначала напасть на это церковное укрѣпленіи. Чтобы пробитъ брешь въ этой стѣнѣ, энциклопедисты построили военное орудіе, внутри котораго притаился скептицизмъ и критика.
Война велась съ обѣихъ сторонъ безъ пощады, такъ какъ враги были также непримиримы, какъ и ихъ принципы. Для однихъ разумъ былъ всѣмъ, для другихъ -- вѣра. Первые все время призывали къ естественному состоянію, которое вторые считали грѣховнымъ. У нихъ была только одна общая идея, но она-то и создавала между ними вѣчное разногласіе, мѣшала воздать другъ другу должное. И католики, и философы были убѣждены, что существуетъ только одна истина, и при томъ чисто объективная, и воображали, что можно овладѣть ею вполнѣ, только надо сильно захотѣть этого. Но когда дѣло доходило до способовъ изученія и познаванія этой истины, то они отходили другъ отъ друга также далеко, какъ небо далеко отъ вещи. Въ глазахъ теологовъ разумъ быль годенъ развѣ на то, чтобы подготовлять къ простому познаванію догматовъ, съ тому-же ирраціональныхъ. А философы напротивъ считали, что онъ долженъ растолковать всѣ загадки. Въ извѣстномъ отношеніи они въ душѣ оставались настоящими католиками и также вѣрили во всемогущество разума, какъ ихъ противники вѣрили во всемогущество божіе. У нихъ было политическое credo подчасъ довольно смутное, но на то такое же незыблемое, какъ и въ мечты объ идеальномъ обществѣ, построенномъ на разумѣ, а также и credo философское, гдѣ разумъ, и только онъ одинъ, предписывалъ первую и послѣднюю заповѣдь. Такимъ образомъ, они воздвигли противъ католическаго алтаря свой алтарь, и ихъ башня разума была также нетерпима и ревнива, какъ библейскій Іегова.
Такимъ образомъ, между двумя партіями загорѣлась своего рода религіозная война съ обычными спутниками: взаимной бранью, клеветой и доносами. Борьба затягивалась и разгоралась, благодаря искренности сражающихся. Конечно, въ обѣихъ партіяхъ были лицемѣры и, какъ всегда, личный интересъ укрѣплялъ вѣру каждаго отдѣльнаго человѣка. Несомнѣнно, что былъ такой моментъ въ 1760 г., когда философы были полными хозяевами общественнаго мнѣнія и когда было очень полезно принадлежать къ энциклопедіи. Но не надо забывать, что принадлежать къ духовенству было выгодно всегда. Благодаря энциклопедіи можно было составить себѣ имя и сдѣлаться академикомъ. Но не они производили въ архіепископы. Ну, а если въ XVIII в. и были еще "грязныя епископства", какъ напримѣръ епископство въ Грасси, приносившее только пять тысячъ франковъ доходу, то было очень много другихъ съ отличными доходами. Въ Парижѣ архіепископъ получалъ 600.000 ливровъ ренты.
Но оставимъ въ сторонѣ лицемѣрныхъ или развратныхъ представителей обѣихъ партій и займемся наиболѣе уважаемыми изъ прелатовъ, боровшихся съ энциклопедіей, напримѣръ Хрисгофоромъ де-Бомонъ, чья добродѣтель равнялась его воинственному пылу. А также наиболѣе почтенными энциклопедистами, вродѣ благороднаго шевалье де Жокуръ, котораго анти-энциклопедисты охотно переманили бы изъ вражескаго стана. Но именно убѣжденные католики и искренніе философы, въ силу своихъ принциповъ, не довѣряли, а, слѣдовательно, и презирали другъ друга. Такъ какъ истины, которыя мы познаемъ при помощи здраваго смысла или разума, не только очень ясны, но кажутся, по крайней мѣрѣ съ перваго взгляда, вполнѣ очевидными, то философы не могли допустить, что можно искренно отрицать очевидность, когда довольно открыть глаза, чтобы видѣть ее? И это разсужденье казалось имъ тѣмъ неотразимѣе, что оно опиралось на ихъ полное незнаніе того, чѣмъ была религія въ эпоху вѣры; для философа средніе вѣка были только долгой ночью, кое гдѣ озаренной огнемъ костровъ. Отсюда они логически выводили, что священники неизбѣжно были обманщиками. А католики, въ свою очередь, считали, что философы не хотятъ видѣть ослѣпительныхъ истинъ религіи. Вѣдь еще Боссюэ сказалъ: "тотъ, кто нападаетъ на религію, обнаруживаетъ чудовищный заблужденія и превратность чувствъ". Философы, дерзко отрицавшіе самыя незыблемыя истины, тоже были мошенники и лгуны, и какъ философы не могли не высмѣивать и не бранить священниковъ, такъ и священники считали себя обязанными предавать ихъ анаѳемѣ. Но тутъ все-таки философія была терпимѣе церкви. Она никого не проклинала. Правда, философы говорили, что внѣ энциклопедіи нѣтъ талантовъ, но они не говорили, что внѣ деизма нѣтъ спасенія. Мы видѣли, какую сложную систему философскихъ уловокъ создали авторы энциклопедіи, чтобы нападать на католическую церковь. Посмотримъ теперь, что дѣлала церковь, чтобы прежде всего раскрыть тайныя намѣренія осторожныхъ энциклопедистовъ, и по мѣрѣ того, какъ послѣдніе становились все смѣлѣе, отразить ихъ нападки на эту церковь. Послѣдняя владѣла самыми разнообразными способами защиты и мы увидимъ, что она, съ неутомимымъ усердіемъ, пользовалась ими.
Прежде всего, въ качествѣ организованнаго сословія, духовенство торжественно доложило о развитіи невѣрія на своемъ общемъ съѣздѣ. Оно подносило королю даръ, но разсчитывало получить за это награду, въ видѣ суровыхъ преслѣдованіи, направленныхъ противъ философовъ и противъ еретиковъ. Баррюэль могъ съ чувствомъ удовлетворенья сказать, что "съ 1750 г. (т.-е. съ появленія энциклопедіи) не было вы одного съѣзда духовенства, гдѣ престолъ и магистратура ни предупреждались бы о прогрессѣ философизма". Два изъ этихъ съѣздовъ заслуживаютъ нашего вниманія, такъ какъ на нихъ особенно усердно доносилось o невѣріи, и докладъ этотъ, милостиво принятый королемъ и парламентомъ, на время задержалъ пропаганду и разъярилъ. философовъ. это съѣзды 1758 и 1770 г.
Въ 1758 г. съѣздъ поручилъ епископу Валенціи прочесть королю записку, гдѣ были изложены сѣтованья духовенства на "вредныя книги", въ особенности на тѣ, которыя написаны по внушенію "горделивой философіи". Дѣйствительно, философы могли возгордиться, такъ какъ даже по свидѣтельству представителя церкви ихъ произведенія, "благодаря своему остроумію", пользовались большими успѣхами. Надо замѣтить, что хотя тутъ и говорится о "соблазнительной прелести" и успѣхѣ философскихъ писаній, но ихъ пока обвиняютъ только въ робкихъ поползновеніяхъ къ деизму и къ естественной религіи: "религія безъ обрядовъ и божество равнодушное къ человѣческимъ дѣяніямъ". На съѣздѣ 1770 г. пойдетъ рѣчь о совершенно другихъ вещахъ.
Энциклопедія закончена за пять лѣтъ до него, но война съ суевѣріемъ продолжается еще болѣе ожесточенно, ища болѣе опаснымъ оружіемъ. Теперь противъ католичества направлено не тяжелое боевое орудіе энциклопедіи, орудіе къ тому же очень дорогое, которое проникаетъ только въ богатые дома и можетъ быть закончено только съ разрѣшенія короля. Теперь пошли въ ходъ маленькіе, карманные пистолеты, какъ говорилъ Вальтеръ, неутомимый и искусный производитель этимъ пистолетиковъ. Эти маленькія киники, тоже словари, только карманные, брошюрки, легкія и по вѣсу и по слогу. Онѣ обходятся безъ королевской привилегіи, незамѣтно проносятся подъ плащомъ и дерзко красуются въ салонахъ модныхъ дамъ. За ними привлекательность запретнаго плода, да кромѣ того они, слѣдуя рецепту "патріарха", пишутся "коротко, но пикантно".
Но до сихъ поръ единственной цѣлью этихъ безчисленныхъ описаній было "нападать на старый порядокъ, пошатнутъ зданіе, воздвигнутое въ варварскія времена". Когда философовъ спрашивали, чѣмъ же они замѣнять старый порядокъ, католичество и его служителей, прежній общественный строй и его привилегіи, то до сихъ поръ они отвѣчали вмѣстѣ съ Вольтеромъ: "прежде чѣмъ строить, надо расчистить мѣсто".
И вотъ въ 1770 г. появляется произведеніе болѣе принципіальное, чѣмъ другія. Здѣсь авторъ не довольствуется отрицаніемъ и разрушеніемъ но хочетъ поучать, онъ не только говоритъ, но что не надо вѣрить, но и указываетъ, чѣмъ надо замѣстить суевѣріе и деспотизмъ. Это уже не мелочная критика и не "щелчки по суевѣрію", это цѣлая философія, послѣдовательная и логичная, цѣлая новая система міра и общества, это "система природы" Гольбаха.
Церковь сразу поняла значеніи этой книги и то, что она являлась логическимъ заключеніемъ философскаго направленія своего вѣка, хотя Вольтеръ а нѣкоторые другіе вполнѣ искренно отрицали и опровергали ее. Но оба руководителя энциклопедіи Дидро и Даламберь именно приходятъ къ Гольбаху, если не въ своихъ печатныхъ произведеніяхъ, то по крайней мѣрѣ въ ненапечатанныхъ рукописяхъ и въ исповѣдуемыхъ ими принципахъ. Безъ сомнѣнія система Гольбаха встрѣтила, какъ благочестиво надѣялся духовный съѣздъ 1770 г., "противниковъ даже среди тѣхъ, кто, повидимому, вмѣстѣ съ авторомъ боролся противъ религіи". Но все-таки духовенство совершенно правильно утверждало, что Гольбахъ "выдалъ отвратительную тайну философіи". Отнынѣ эта тайна уже не заключалась, какъ въ 1758 г., въ непослѣдовательномъ и робкомъ деизмѣ, тутъ была настоящая система, гдѣ прямо высказывались опредѣленные принципы, изъ которыхъ спокойно дѣлались очень важный заключенія. Такимъ образомъ мы видѣли весь путь, такъ быстро пройденный философіей. То, о чемъ нѣсколько лѣтъ тому назадъ не смѣли думать, теперь печатали и "законъ молчалъ и правительство не вырывало изъ рукъ поданныхъ короля чудовищные сборники всякихъ беззаконій" {Записка королю о печатаніи вредныхъ книгъ: протоколы съѣздовъ духовенствъ, 1770 г.}.
Въ виду такого безстыдства, такой поразительной безнаказанности, духовенство на съѣздѣ 1770 г. подняло тревогу и обратилось съ послѣднимъ призывомъ къ королю, къ епископамъ и ко всѣмъ правовѣрнымъ французамъ. Прежде всего поручили епископу реймссому обратиться къ королю, отъ имени собравшагося духовенства, съ настойчивымъ воззваніемъ, въ которомъ онъ умолялъ его величество обуздать "эту высокомѣрную и великолѣпную философію, которая не желала больше прикрывать свои парадоксы соблазнительнымъ покрываломъ, но дерзала совершенно независимо устанавливать догматы". Затѣмъ архіепископъ тулузскій, на засѣданіи 6 августа, торжественно предостерегалъ всѣхъ правовѣрныхъ французовъ сколь опасенъ скептицизмъ. Это предостереженіе было напечатано и аббатъ Дюло представилъ его королю, королевской семьѣ и главнѣйшимъ придворнымъ въ Компьэнѣ. Герцогъ де ла Врильеръ, извѣстный "охотникъ" на гугенотовъ, увѣрилъ аббата Дюло, что онъ, больше чѣмъ когда бы то ни было стремится "остановить наплывъ нечестивыхъ сочиненій". И аббатъ, отдавая съѣзду отчетъ въ своемъ полномочіи, могъ сообщить имъ пріятную новость: цѣлый тюкъ вредныхъ книгъ былъ только что арестованъ, преступники были присуждены къ унизительному заключенію.
Но къ этому времени уже всѣ были одинаково преступны и не только весь Парижъ, но если не принять особенно суровыхъ мѣръ, то скоро и всѣ Франція. Епископы, собравшіеся со всѣхъ концовъ королевства, выяснили это съѣзду, а съѣздъ взялся передать это королю въ запискѣ, которая является послѣднимъ, но особенно почтительнымъ предостереженіемъ. Они горько упрекали беззаботное правительство, которое не защищалось, или вѣрнѣе, такъ какъ опасность была совсѣмъ близка, -- не спасалось "отъ этого потока, проникшаго въ глубь провинціи. Каждый городъ, каждое мѣстечко заражено скептицизмомъ. А вмѣстѣ съ вѣрой погаснутъ навсегда любовь и вѣрность къ монарху". Въ запискѣ очень ловко упоминалось, что представители духовенства приносятъ къ стонамъ монарха своя мольбы и "глубокую скорбь" не только какъ "епископы, которымъ поручена охрана церкви, но и какъ члены государства, гдѣ они являются первымъ сословіемъ", а, слѣдовательно, и лучшей охраной трона.
Нельзя однако сказать, чтобы тогда былъ недостатокъ въ законахъ, стѣсняющихъ книжную торговлю, или въ надзорѣ за распространеніемъ вредныхъ книгъ. Вѣдь писатель зависѣлъ отъ эдиктовъ короля, отъ запрещеній совѣта и парламента, а въ выраженіи своихъ мыслей онъ былъ подчиненъ произволу господина главнаго директора по дѣламъ печати, уже не говоря о цензорахъ и членахъ синдикальныхъ палатъ. Но къ чему служатъ какъ лучшіе законы, такъ и самые стѣснительные, если ихъ то примѣняютъ, то нѣтъ, если правительство сегодня хочетъ удовлетворить парламентъ или духовенство, а завтра желаетъ досадить ему, подавляя или допуская философскія вольности. "Сколько было книгъ, государь, -- съ грустью говорятъ уполномоченный духовенства, -- которыя за послѣднее время не были задержаны мастью? И самыя нечестивыя книги остаются безнаказанными и авторъ "Системы природы" спокойно наслаждается небомъ, которое онъ оскорбилъ, и родиной, которую онъ развращаетъ! Какъ это возможно, что столь возмутительныя книги продаются въ вашей столицѣ, едва-ли не у дверей вашего дворца"? Скептицизмъ пользуется и такими уловками, на которыя вотще духовенство указываетъ королю. Когда они хотятъ издать какое-нибудь "скандальное" произведеніе, "они печатаютъ его отъ имени автора, умершаго нѣсколько лѣтъ тому назадъ". Дѣйствительно, Вольтеръ воскресилъ и обезсмертилъ такимъ образомъ не мало авторовъ умершихъ и совсѣмъ забытымъ. Замѣтимъ только, что публика сразу узнавала "Фернейскую манну" и набрасывалась на нее. Не то было съ произведеніями булочной Мишель Рей и читатели долго не знали, что настоящее имя поставщика Мирабо (Mirabaad) было -- Гольбахъ. Слѣдовательно, не легко было исполнить требованіе духовенства и наказать "настоящаго автора "Системы природы". Но, можетъ быть, слѣдовало бы послушаться духовенства, когда оно возмущалось "молчаливымъ разрѣшеніемъ такихъ произведенія, которымъ не осмѣлилось бы дать явнаго разрѣшенія?" Благодаря этому молчаливому позволенью, правительство давало возможность авторамъ непристойныхъ или мятежныхъ сочиненій обходить королевскую привилегію, безъ которой по закону во Францію не могла появиться ни одна книга. Надо было только помѣстить на заглавномъ мѣстѣ книги, что она напечатана заграницей и тогда, какъ цензоръ, такъ и директоръ по дѣламъ печати, любезно старались же мѣшать ея успѣху. Бывало и такъ, -- духовенство жаловалось на это королю, -- что передъ осужденной книгой закрывали ворота столицы, но оставляли за ней доступъ во всѣ остальныя части королевства. Наконецъ духовенство увѣряло, что нерѣдко "жадные и недобросовѣстные приказчики распоряжались конфискованными книгами" и продавали ихъ съ большой выгодой. Кажется, дальше не могла идти анархія въ дѣлахъ печати? Правительство, которому измѣняютъ его чиновники, которое это знаетъ и допускаетъ, и не можетъ, или не хочетъ бороться съ такими злоупотребленіями, такое правительство осуждено на близкую гибель.
Къ несчастью записка духовенства опоздала. Уже не было возможности задержать скептицизмъ. По словамъ самой записки "зараза успѣла развратить всѣ сердца и создать въ концѣ концовъ общій національный духъ".
Но если государство проявило свою слабость, недостаточно преслѣдуя вредныя книги, то и церковь, въ свою очередь, обезсилила и уронила себя своими внутренними раздорами, точно стараясь обезпечить торжество своимъ противниковъ. Конечно, въ борьбѣ съ невѣріемъ янсенисты и іезуиты наперерывъ старались самымъ убѣдительнымъ образомъ доказать свое усердіе въ отмщеніи за Бога. Но развѣ разрозненныя усилія этихъ двухъ большихъ партій, которыя въ сущности были больше ожесточены другъ противъ друга, чѣмъ противъ общаго врага, могли совладать съ философіей и остановить ея устрашающее развитіе?
На жалобы съѣзда духовенства въ 1758 г. король отмѣтилъ, какъ настоящій старшій сынъ католической церкви: духовенство можетъ быть увѣрено, что, стараясь "поправить пагубное дѣйствіе свободы мысли и писанія, оно будетъ поступать согласно желаніямъ короля и найдетъ въ немъ необходимую опору и покровительство". Такія неопредѣленныя обѣщанія дѣйствовать репрессіей противъ вредныхъ книгъ не причинили бы особеннаго вреда собственно энциклопедіи, если бы парламентъ въ свою очередь не объявилъ бы ей войну. Нѣсколько мѣсяцевъ спустя послѣ оффиціальнаго обращенія духовенства къ королю, генералъ прокуроръ, Омеръ Жоли де Флери, произнесъ противъ энциклопедіи пылкій обвинительный актъ. Эта записка, напыщенная до смѣшного, вызвала на тщедушную некрасивую фигуру прокурора цѣлый градъ шутокъ и эпиграммъ, посыпавшихся изъ Фернея, т.-е. съ этихъ поръ имя Омера веселитъ всѣхъ читателей переписки Вольтера. Нападки прокурора на энциклопедію были ни особенно честны, во довольно ловки. Въ началѣ изданія они приписывали энциклопедіи солидарность съ тезисами аббата де Прада, подъ тѣмъ предлогомъ, что аббатъ сотрудничалъ въ Энциклопедіи. Точно также этотъ словарь долженъ былъ отвѣчать за все, что Гельвецій написалъ въ своей книгѣ, подъ тѣмъ, еще худшимъ, предлогомъ, что Гельвецій былъ другъ философовъ. А между тѣмъ Гельвецій не писалъ ни строчки въ энциклопедіи. Кромѣ того нѣкоторые изъ нихъ, какъ напримѣръ Дидро, сильно нападали на него за его "парадоксы"; а другіе, въ особенности Вольтеръ, высмѣивали "басни, переполнявшія эту книгу". Словомъ, всѣ философская партія не признавала его, онъ далеко не быть ея вѣрнымъ выразителемъ, и напрасно въ то время всѣ повторяли, что онъ "высказалъ тайну философовъ". Но эти два произведенія умышленно смѣшивали и предавали ихъ огульному осужденію. Въ этомъ и состояла обычная тактика анти-энциклопедистовъ. Не находя въ энциклопедіи тѣхъ, достойныхъ висѣлицы словъ, которыхъ они искали въ ней они будутъ черпать обѣими руками то у Гельвеція, то у Гольбаха. При этомъ они не станутъ доказывать, что извѣстно теоріи энциклопедіи могутъ привести къ Гольбаху или Гельвецію, -- что было бы вполнѣ законно. Они возьмутъ только у обоихъ авторовъ самыя сильныя выраженія, самыя личныя идеи и коварно пристегнутъ ихъ, въ качествѣ доказательствъ, къ обвинительному акту, который она пишутъ противъ энциклопедіи. Утверждать, что книга "О духѣ" есть "сокращенная энциклопедія", какъ предательски говорилъ Омеръ, -- трудно придумать что-нибудь произвольнѣе и лживѣе. А между тѣмъ именно это несправедливое смѣшеніе заставило парламентъ наложить запрещеніе на большой словарь и даже какъ будто оправдывало эту мѣру. Такимъ образомъ жалобы духовенства на упадокъ вѣры пробудили воинственный пылъ парламента, всегда готоваго воевать противъ новшества, а парламентское осужденіе повлекло за собой уничтоженіе привилегіи, выданной энциклопедіи. Энциклопедія временно перестала "позорить націю" и Омеръ могъ отдохнуть. Онъ еще не задушилъ "гидру оспопрививанія", но уже сокрушалъ гидру философіи.
Къ несчастью въ XVIII вѣкѣ гидра философіи плодится очень быстро и "на мѣсто срѣзанной головы выростаютъ тысячи другихъ". Въ 1770 г. съѣздъ духовенства, главнымъ образомъ, подъ вліяніемъ епископа дю-Пюи, де-Помпиньяка и богослова Бержье, снова умоляетъ короля обуздать наплывъ антикатолическихъ произведеній. Мы видѣли, что епископы наложили свои жалобы въ запискѣ, "предостерегая противъ пагубности и невѣрія". И снова король передалъ эту записку парламенту. Генералъ-прокуроръ Сетье, отличавшійся только "обременительной полнотой и гнусавымъ голосомъ", обратился "въ борца за правое дѣло". Воскликнувъ въ подражаніе древнимъ: "Доколѣ же будутъ злоупотреблять нашимъ терпѣніемъ", Сетье, вооружившись самыми смѣлыми мѣстами изъ только что появившейся "Системы природы", старался доказать, что тѣ, кто попадаетъ на католичество, подрываютъ основы государства: "Врагъ церкви -- врагъ людей и общества", такъ какъ тѣсная, неразрывная цѣпь "связываетъ католика съ гражданиномъ". Философія почувствуетъ себя удовлетворенной только тогда, "когда она передастъ исполнительную власть въ руки большинства, (мы уже видѣли, что это ложь), когда она уничтожитъ необходимое неравенство сословій и состояній, и принизивъ власть короля, повергнетъ весь міръ въ анархію".
Какое же дѣйствіе произвела эта пылкая прокурорская рѣчь? "Система природы", такъ же какъ и всѣ другіе книги, которыя клеймилъ этотъ толстый циникъ Сетье, была осуждена на сожженіе, что обезпечило ея успѣхъ. И если какъ угодно прочесть всю краснорѣчивую тираду господина генералъ-прокурора, то знаете ли вы, гдѣ она напечатана цѣликомъ? Въ концѣ "Системы природы", изданіе 1770 г.! "Когда произносятъ надъ книгой запрещеніе, наборщики говоритъ: отлично, значитъ, будетъ еще одно изданіе" {Дидро.}.
Мы разсмотрѣли всѣхъ рѣшительно враговъ энциклопедіи. Но чего же они добились? Въ исторіи энциклопедіи можно насчитать три "преслѣдованія". Первое (1749 г.), когда энциклопедія, готовится къ печати, направлено не прямо противъ нея. Правда Дидро, сидитъ въ Вижэни въ заключеніи, но больше какъ авторъ "Писемъ о слѣпыхъ". И ему позволяютъ работать для издателей энциклопедіи. Позже, въ 1752 г., государственный совѣтъ наложилъ на энциклопедію запрещеніе въ законномъ порядкѣ. Но само правительство отмѣняетъ этотъ приговоръ и вскорѣ предлагаетъ Дидро снова взяться за дѣло. "Повидимому правительству угодно, чтобы это предпріятіе было закончено", и Даламберъ заявляетъ въ 1753 г., что "довѣріе министерства успокаиваетъ его". Затѣмъ для энциклопедистовъ наступаетъ довольно длинный мирный періодъ: "Съ 1753 г. по 1757 г. сотрудники энциклопедіи пользовались довольно большимъ спокойствіемъ" {Даламберъ.}. Въ третій разъ въ 1759 г. на энциклопедію былъ вынужденъ наложить наказаніе Ламоньонъ; но онъ сдѣлалъ это не по чувству вражды къ писателямъ, а чтобы защитить свои прерогативы противъ парламента, обвинявшаго энциклопедію. на время привилегія была отнята. Въ общемъ все-таки вся энциклопедія цѣликомъ, всѣ 28 томовъ, вышли съ королевской привилегіей. Больше того, послѣдніе тома появились съ особаго разрѣшенія правительства.
Но тогда чего же энциклопедисты вѣчно жаловались, вѣчно вопили, что ихъ преслѣдуютъ? "Не меня (Сократа) но Анита и Мелита надо пожалѣть" {Дидро.}. Дѣло въ томъ, что энциклопедисты не довольствовались тѣмъ, что ихъ терпѣли; они жаждали правительственнаго покровительства. "Необходимо, чтобы правительство пожелало оказать ему (словарю) могущественную и постоянную поддержку противъ враговъ" {"Энциклопедія".}. И когда изданіе было закончено, Кондорсэ писалъ Тюрго: "Приложеніе къ энциклопедіи выйдетъ въ Бульонѣ, чтобы увеличить славу вашего народа и еще больше опозорить тѣхъ, кто долженъ былъ покровительствовать этому предпріятію, а не преслѣдовать его".
Мы уже говорили о стремленіи философовъ заручиться покровительствомъ короля. Три враждебныя партіи: члены парламента, іезуиты и философы спорятъ о первенствѣ, т.-е. о томъ, кто кого раздавить. Какъ извѣстно, іезуиты пали; съ ними обращались хуже всего и можно сказать, что только ихъ дѣйствительно гнали. Запрещеніе и уничтоженіе книгъ, заключеніе философовъ въ Бастилію, все это ничто, въ сравненіи съ тѣми страданіями, которымъ подвергали іезуитовъ, и даже Даламберъ не могъ не высказать состраданія къ нимъ въ своей книгѣ "Разрушеніе іезуитовъ". Лалли-Толендаль правдиво разсказываетъ объ ихъ изгнаніи въ статьѣ, напечатанной въ "Меркуріи" (25-го января 1806 г.). Приведемъ изъ нея краткую выдержку: "Теперь мы уже можемъ утверждать, что разрушеніе іезуитскаго ордена было дѣломъ партіи, а не справедливости. Это было надменной и мстительной побѣдой судебной власти надъ властью церковной. Война была вызвана пустяшными причинами, но велась она варварскимъ способомъ. Выгнать не только изъ дому, но даже изъ предѣловъ родины нѣсколько тысячъ подданныхъ за какія-нибудь метафоры, общія всѣмъ монашескимъ орденамъ, за пыльныя книжонки, написанныя сто лѣтъ тому назадъ, когда всѣ казуисты исповѣдывали одну доктрину, -- такое изгнаніе -- поступокъ столько же произвольный, сколько деспотическій".
Что касается энциклопедистовъ и тѣхъ, кто и сейчасъ съ искреннимъ негодованіемъ повторяетъ ихъ протесты и іереміады, отлично разсчитанныя на то, чтобы заинтересовать въ свою пользу общественное мнѣніе того времени, мы отошлемъ ихъ къ самому Дидро, который писалъ Фальконэ по поводу энциклопедіи: "Мой другъ, эти люди забавлялись тѣмъ, что посадили меня въ Форъ-Лэвекъ, когда я говорю "эти люди", я хоть убей не знаю хорошенько, о комъ я говорю". Также и мы: когда мы бранили "гонителей" энциклопедіи, мы должны сознаться, что точно не знаемъ, о комъ мы хотимъ говорить.