Литераторы восемнадцатаго вѣка были одержимы невинной маніей возводить храмы, одни -- славѣ, другіе -- любви или дружбѣ; самый знаменитый изъ нихъ, Вольтеръ, столько воздвигъ ихъ за свою жизнь, что его прозвали Тамилеромъ. Энциклопедія весьма часто сравнивалась ими съ тѣмъ храмомъ мудрости, о которомъ говоритъ Люкрецій и который воздвигло ученіе философовъ противъ предразсудковъ того времени. Мы показали, какъ мало-по-малу, борясь съ бурями и другими препятствіями, выросталъ этотъ энциклопедическій храмъ и какую энергію долженъ былъ проявлять главный руководитель работъ, чтобы довести постройку до конца. Кто же были ихъ работники, которые одинъ за другимъ приносили свой камень для этого гигантскаго зданія?
Если бы мы хотѣли исчерпать эту задачу, то должны были бы ознакомиться со всѣмъ "обществомъ литераторовъ", -- такъ назвалъ Дидро своихъ сотрудниковъ: дальше мы увидимъ, каковъ былъ духъ этого общества; теперь мы остановимся на нѣсколькихъ членахъ его. энциклопедія не есть созданіе неподвижной, постоянной группы вѣрныхъ сотрудниковъ.
3а исключеніемъ, быть можетъ, одного Дидро, который до конца стоялъ во главѣ предпріятія, какъ архитекторъ, и непоколебимаго Жокура бывшаго краеугольнымъ камнемъ зданія, -- къ концу работы мы встрѣчаемъ очень мало сотрудниковъ перваго періода. Многіе написали лишь нѣсколько статей; другіе сотрудничали подрядъ въ нѣсколькихъ томатъ или въ одномъ; были, наконецъ и такіе какъ Монтескье, давшіе лишь одну статью. Въ этомъ, очевидно, причина безсвязности и даже противорѣчій, которыя мы увидимъ, когда познакомимся съ содержаніемъ этого труда. Но уже теперь видно, -- а списокъ.сотрудниковъ покажетъ это еще лучше, -- что энциклопедія была какъ бы коллективнымъ трудомъ восемнадцатаго вѣка; она прекрасно знакомитъ насъ съ общимъ его духомъ и представляетъ громадный интересъ для историка-философа.
Число сотрудниковъ увеличивается по мѣрѣ того, какъ подвигается впередъ работа; ихъ было двадцать, когда готовился первый томъ (1751 г.); къ III тому (1753 г.) число ихъ приблизительно возросло до тридцати пята; въ VI томѣ (1756 г.) многія статьи не были приняты, но тѣмъ не менѣе въ VII томѣ (1757 г.) мы видимъ новыхъ авторовъ. Въ общемъ можно считать, вѣроятно, отъ 50 до 60 сотрудниковъ энциклопедіи.
Статьи не подписывались, но обозначались буквами, что въ сущности равнялось подписи, такъ какъ въ началѣ тома давался ключъ ко всѣмъ этимъ анаграммамъ.
Статьи, въ концѣ которыхъ не стояло никакой буквы, принадлежали Дидро, какъ автору; тѣ же, которыя были отмѣчены звѣздочкой, принадлежали Дидро, какъ издателю.
Прежде всего къ сотрудничеству были привлечены выдающіеся спеціалисты той эпохи, которые должны были посвятить общество въ тайны своей науки или своего искусства. Въ научномъ отдѣлѣ, -- не говоря о Даламберѣ, котораго мы будемъ изучать отдѣльно -- Добантонъ пишетъ по вопросамъ естественной исторіи; Барть, Троншзнъ и Луи по медицинѣ; Деландъ -- бывшій комиссаръ флота -- трактуетъ о морскомъ искусствѣ. Леблону, извѣстному своей "Statistique de l'officier" поручено было военное' искусство; равработку вопросовъ права -- взялъ на себя Буше д'Аржи, чиновникъ парламента и авторъ "Gode rural", тогда только что выходившаго въ свѣтъ. О музыкѣ писалъ авторъ "Devin du village" (Руссо). Объ архитектурѣ -- Гумье, и будущій авторъ "Салоновъ" о живописи -- Ландуа; объ охотѣ -- лейтенантъ охотничьяго отряда въ версальскомъ паркѣ -- Леруа. Наконецъ въ словесныхъ наукахъ грамматика объяснялась самымъ знаменитымъ филологомъ эпохи -- Дюмарзе, тогда уже написавшимъ свою "Histoire des tropes"; его замѣнилъ съ 1767 г. Бозе, будущій авторъ "Grammaire genérale" и издатель дополненнаго изданія труда "Синонимы" аббата Жирара. Составить полный списокъ всѣхъ сотрудниковъ энциклопедіи и ихъ главныхъ статей было бы очень ни трудно, но читать его было бы весьма скучно.
Тотъ, кто хотѣлъ бы знать эти имена, можетъ получить всѣ свѣдѣнія, просмотрѣвъ предисловія къ нѣкоторымъ томамъ.
Теперь мы перейдемъ къ тѣмъ, кого можно было бы назвать "великими энциклопедистами"; но прежде, чѣмъ разстаться съ спеціалистами болѣе или менѣе извѣстными, обогатившими или загромоздившими словарь своими статьями, болѣе или менѣе хорошо написанными, скажемъ съ улыбкой нѣсколько похвальныхъ словъ тѣмъ хитрымъ или искреннимъ церковникамъ, которыхъ Вольтеръ называлъ "философами въ сутанѣ". Ихъ спеціальностью было способствовать "акклиматизація" теологіи среди злостныхъ выходокъ вольнодумцевъ, которые, -- какъ напримѣръ Дюмарсе, -- жестоко "не взлюбили Бога". Повидимому, если не всѣ, то нѣкоторые изъ этихъ святыхъ энциклопедистовъ въ простотѣ сердца работали въ дьявольскомъ произведеніи вполнѣ искренно, такъ какъ "дьяволъ" энциклопедіи умѣлъ прятать свои когти отъ служителей церкви, и эти послѣдніе давали въ словарь почти всегда совершенно благонамѣренныя статьи. Аббатъ Ивонъ, напр. въ статьяхъ "Богъ" и "Душа" разсказывалъ такія назидательныя вещи, что Вольтера "тошнило". Другіе, повидимому, руководились дипломатическими соображеніями: такъ аббатъ Мале, профессоръ теологіи въ наварской коллегіи, имѣлъ обыкновеніе говорить: "Не будемъ разрывать съ философами!" и вслѣдствіе этого онъ работалъ съ ними, не порывая въ то-же время отношенія и съ церковью, отъ которой онъ получилъ хорошій каноникатъ въ Верденѣ въ то самое время, когда сотрудничалъ въ энциклопедіи; аббатъ Мореле (съ которымъ мы еще встрѣтимся), чтобы имѣть возможность трактовать теологію "исторически, а не догматически" посылалъ свои статьи отъ имени наивнаго аббата Тампоне.
Таковы были главные поставщики энциклопедіи.
Кромѣ этой арміи "постоянныхъ работниковъ", были также и волонтеры, -- энциклопедисты случайные, -- помощь которыхъ хотя и не была регулярной, тѣмъ не менѣе, была весьма цѣннымъ пріобрѣтеніемъ для энциклопедіи; они давали ей престижъ своей славы. Мы подразумѣваемъ Монтескье, Бюффона, Дюкло и Торго. Ихъ сотрудничество, даже эфемерное, позволило энциклопедистамъ съ полнымъ правомъ заявлять, что "среди враговъ ихъ труда нѣтъ ни одного изъ славныхъ писателей, дѣлающихъ честь націи".
Ознакомимся теперь въ краткомъ обзорѣ съ этими драгоцѣнными сотрудниками энциклопедіи, слава которыхъ достигла зенита задолго до ихъ участія въ великомъ трудѣ, -- но славѣ энциклопедіи былъ бы нанесенъ большой ущербъ, если бы они остались вдали отъ нея.
Монтескье далъ Дидро только одну статью, притомъ еще неоконченную и довольно посредственную, -- "вкусъ"; но духъ Монтескье живетъ во всей энциклопедіи. Почти всѣ авторы статей по политикѣ въ энциклопедіи вдохновляются Монтескье, и постоянно цитируютъ, если только не грабятъ его произведенія. Да и не могло быть иначе: Гриммъ прекрасно замѣтилъ о главномъ трудѣ Монтескье, что онъ произвелъ цѣлую революцію въ умахъ, а работавшіе въ большомъ словарѣ и были какъ разъ тѣми умами, которые наиболѣе усердно читали его. Самъ Монтескье былъ энциклопедистомъ задолго до энциклопедіи и въ двойномъ смыслѣ этого слова: по широтѣ и разнообразію своихъ знаній, такъ же, какъ и по смѣлости своихъ соціальныхъ сатиръ; онъ первый нападалъ почти на всѣ тѣ злоупотребленія и на ту нетерпимость, съ которыми впослѣдствіи поведутъ войну энциклопедисты: безбрачіе священниковъ, монашескіе обѣты, пытка, инквизиція, деспотизмъ и само папство -- противъ всѣхъ этихъ устарѣвшихъ институтовъ Монтескье первый возвысилъ голосъ; и это было сдѣлано имъ съ такой страстностью и вмѣстѣ съ тѣмъ съ такимъ здравымъ смысломъ, которые встрѣчаются очень рѣдко у его подражателей. Онъ уже впервые примѣнилъ разумъ къ изученію политическихъ фактовъ и нѣтъ ничего, вплоть до знаменитаго "естественнаго государства" философовъ, что не имѣло бы своего несчастнаго предшественника въ троглодитахъ "Lettres persanes". Можно сказать, наконецъ, что по громадности собранныхъ матеріаловъ и, въ особенности, по своему глубокому критическому духу, главный трудъ Монтескье "Духъ законовъ" является превосходной соціальной энциклопедіей; сотрудники Дидро не могли сдѣлать ничего лучшаго, какъ вдохновляться имъ, что и случилось на самомъ дѣлѣ.
Если нѣкоторыя статьи энциклопедистовъ напоминаютъ Монтескье, то это происходитъ весьма часто отъ того, что, въ ковычкахъ или безъ нихъ, работы эти принадлежатъ въ сущности самому Монтескье. Безъ сомнѣнія, авторъ "Духа законовъ", политическій идеалъ котораго, какъ извѣстно, весьма сильно отличался отъ идеала энциклопедистовъ {Политическій идеалъ Монтескье такъ хорошо извѣстенъ, что мы можемъ только указать авторовъ, которые, -- какъ Жане, Сорель и Фаге, -- подробно разобрали его въ своихъ книгахъ.}, былъ очень далекъ отъ восхищенія всѣми ихъ парадоксами, ихъ складомъ ума и, въ особенности, ихъ партійнымъ духомъ. То, что онъ сказалъ однажды о Болингброкѣ, нападавшемъ на "естественную религію", онъ, конечно, думалъ и объ ученикахъ англійскаго свободнаго мыслители, проявившихъ свою смѣлость нѣсколько иначе, чѣмъ ихъ учитель: "Крайне гибельно учить людей, что на нихъ нѣтъ никакой узды". Отталкивали-ли его слишкомъ дерзкіе и рѣзкіе голоса философской партіи ("я не созданъ для этой страны", -- писать онъ аббату Гаско), или онъ дѣйствительно думалъ, что сказалъ уже все о важнѣйшихъ вопросахъ политики, что могъ сказать, но онъ согласился только "одной ногой вступить въ прекрасный дворецъ энциклопедіи"; на предложеніе Даламбера написать статьи "демократія" и "деспотизмъ" онъ отвѣтилъ отказомъ и удовольствовался болѣе скромной темой, которая, онъ былъ увѣренъ, не заставитъ его повторяться и не нарушитъ его покоя, дѣйствительно имъ заслуженнаго.
"Я не хотѣлъ бы писать статей на предложенныя темы, -- отвѣтилъ онъ Даламберу.-- По этимъ вопросамъ я извлекъ изъ своей головы все, что тамъ было. Мой мозгъ -- это форма, которая отливаетъ одни и тѣ же отпечатки".
Однако, каковы бы ни были мотивы, изъ-за которыхъ Монтескье держался нѣсколько въ сторонѣ отъ энциклопедистовъ и, несмотря на нѣкоторое различіе, ясно бросающееся въ глаза между "Духомъ законовъ" и духомъ энциклопедіи, -- несомнѣнно, что Монтескье первыя сражался, -- хотя оружіемъ, которое онъ, къ несчастью, никому не передалъ, -- за тѣ же принципы, въ защиту которыхъ выступили затѣмъ энциклопедисты:-- за разумъ и гуманность.
Въ V т. энциклопедія, въ прекрасной восторженной статьѣ о Монтескье, Даламберъ вполнѣ вѣрно опредѣляетъ то, чѣмъ обязаны разумъ и гуманность автору "Духа законовъ". "Онъ былъ для изученія законовъ тѣмъ, чѣмъ Декартъ дли философіи"; затѣмъ онъ прибавляетъ: "имъ всегда руководила любовь къ общественному благу". И Даламберъ съ гордостью напоминаетъ, что первый томъ энциклопедіи открыто хвалилъ Монтескье въ то время, когда "никто еще не смѣлъ возвысить голоса въ его защиту". Онъ бы могъ прибавить, что авторъ, больше всего писавшій для энциклопедіи, -- кавалеръ Жокуръ, работалъ у смертнаго одра Монтескье, котораго онъ не оставилъ до его послѣдней минуты {"Кавалеръ де-Жокуръ не покидалъ его до послѣдней минуты" (герцогиня д'Эгильонъ аббату де Гаско).} и что при его погребеніи присутствовалъ только одинъ литераторъ -- Дидро {"За гробомъ Монтескье почти никто не шелъ; изъ представителей литературы присутствовалъ одинъ Дидро". (Гриммъ, т. II, стр. 149).}; это былъ послѣдній долгъ, -- вполнѣ законной благодарности, -- который заплатилъ редакторъ энциклопедіи автору "Духа законовъ".
Когда Даламберъ писалъ восторженныя похвалы Монтескье и присоединялъ "свою печаль къ сожалѣніямъ всей Европы", Монтескье уже былъ на вершинѣ славы, а въ свѣтъ выходилъ только пятый томъ Энциклопедіи. Если бы Монтескье умеръ, когда готовился послѣдній томъ. т.-е. на десять лѣтъ позже, то является вопросомъ, -- расточалъ-ли бы Даламберъ свои похвалы съ такой же горячностью? Это весьма сомнительно, такъ какъ и Даламберъ и его друзья значительно выросли въ этотъ промежутокъ времени, а по мѣрѣ того, какъ выростали энциклопедисты, неизбѣжно, какъ мы увидимъ, уменьшалось все, что не они. Бюффонъ испыталъ это на себѣ; онъ умеръ значительно позже Монтескье и претендовалъ на славу, не будучи энциклопедистомъ. Авторъ "Естественной Истеріи" приписывалъ Вольтеру желаніе "пережить всѣхъ своихъ современниковъ", но такая участь выпала какъ разъ на долю его самого: только одного года онъ не дожилъ до взятія Бастиліи; онъ видѣлъ, во всякомъ случаѣ, окончаніе энциклопедіи, гдѣ все его сотрудничество ограничилось обѣщаніемъ статьи "природа" въ 1751 г., которую онъ написалъ лишь въ 1765 г. За свое презрѣніе къ энциклопедистамъ и ихъ труду, послѣдніе иначе не называли Бюффона, какъ "краснобай". Въ заголовкѣ своего труда Бюффомъ, какъ извѣстно, написалъ "Natnram amplectitur omnem" ("Всю природу обнимаетъ"). Что дало поводъ Даламберу иронически прибавить: "qui trop embrasse mal etreint" (кто за многимъ гонится -- малое получаетъ).
Но самъ Даламберъ, этотъ сбившійся съ своего пути геометръ, повторялъ ту-же ошибку и та-же поговорка могла быть примѣнена и къ нему. Въ концѣ концовъ, если энциклопедисты не любили Бюффона, то Бюффонъ воздавалъ имъ сторицей, особенно онъ не переносилъ Даламбера, желавшаго властвовать въ академіи и достигшаго своей цѣли. Онъ первый порвалъ съ самовластнымъ постояннымъ "секретаремъ" и однажды во время засѣданія въ своемъ отвѣтѣ маршалу Дюра (18 мая 1775) осмѣлился въ очень прозрачныхъ выраженіяхъ упрекнуть его и его друзей въ нетерпимости:-- "Царство мнѣній достаточно обширно, чтобы каждое могло въ немъ жить спокойно. Не такъ-ли? Мы всѣ требуемъ терпимости; ну, такъ выкажемъ же ее сами и первые подадимъ примѣръ. Что можетъ быть болѣе вреднымъ, какъ зрѣлище писателей, задыхающихся въ облакахъ лести или захлебывающихся желчью!"
Бюффонъ хотѣлъ только одного, чтобы его оставши спокойно наслаждаться своими трудами и своей славой; онъ презиралъ -- говоритъ Гриммъ -- ярмо всякихъ партій. Въ своей "Естественной исторіи" Бюффонъ пишетъ: "Орелъ гордъ и трудно покоряется. Онъ живетъ одинокимъ". Такъ жилъ Бюффовъ въ своемъ одиночествѣ въ Монбарѣ и, вдали отъ шумныхъ собраній и тѣсныхъ ужиновъ, гдѣ Дидро а его друзья расточительно тратили лучшую часть своего времени и своего ума, -- воздвигалъ постепенно тотъ памятникъ, который по величію своему равнялся, какъ говорили, величію природы и который, во всякомъ случаѣ, своимъ прекраснымъ стилемъ и гармоничной пропорціональностью своихъ частей, являлся контрастомъ безпорядочности я всѣхъ недостатковъ энциклопедіи и контрастомъ весьма невыгоднымъ для энциклопедистовъ. Послѣдніе постарались тогда новліять на общественное мнѣніе, измѣнить его по отношенію къ Бюффону. "Я также хорошо могъ бы сочинять фразы о львѣ" -- восклицалъ Даламберъ, а Гриммъ съ своей нѣмецкой грубостью писалъ: "Истинной естественной исторіи міра еще нѣтъ; она еще должна быть написана. Перо Бюффона было бы хорошо для подобнаго труда, но желательно было бы, что бы его голова была также блестяща, какъ и его стиль". Тактика энциклопедистовъ ясна: извлечь выгоду изъ нѣсколько напыщенной и вычурной фразы Бюффона, для того, чтобы умалить значеніе ученаго, воспользовавшись слабостями, если не писателя, то стилиста.
Потомство, однако, не нашло возможнымъ поставить въ вину даже самые устарѣлые теперь отрывки стиля о лошади или соловьѣ тому, кто былъ однимъ изъ крупнѣйшихъ ученыхъ, однимъ изъ самыхъ смѣлыхъ мыслителей восемнадцатаго вѣка. Въ послѣдующихъ работахъ ему была воздана полная справедливость; и это дѣлалось съ тѣмъ большимъ удовольствіемъ, что, возвышая его, въ то же время унижали его враговъ и, -- скажемъ не колеблясь, -- его завистниковъ. Намъ кажется, однако, что въ одномъ пунктѣ слишкомъ поспѣшили принести этихъ послѣднихъ въ жертву славѣ великаго натуралиста. Бюффонъ спокойно смотрѣлъ съ своего берега, на которомъ удерживалъ его двойной титулъ графа и интенданта королевскихъ садовъ, на бурю, вызванную энциклопедіей; чтобы осмѣлиться порицать его за это, нужно было-бы не читать его удивительныхъ страницъ, которыя онъ написалъ въ своемъ уединеніи. Въ шумной жизни партіи не могутъ быть созданы такія произведенія какъ "Естественная исторія" или "Духъ законовъ". Будемъ признательны Бюффону за его прекрасный трудъ, но не будемъ забывать также, что было большимъ счастьемъ не только для Каласовъ и Сирвеновъ, -- о которыхъ, быть можетъ, слишкомъ много говорили, -- но и для всѣхъ тѣхъ безчисленныхъ жертвъ безконечныхъ злоупотребленій стараго режима, для всѣхъ, кого пороли, потому что они были крестьянами, кого вѣшали за то, что они не были благороднаго происхожденія, кого пытали, хоти за ними, быть можетъ, не было никакой вины, -- для всѣхъ нихъ было большимъ счастьемъ, говорю я, что Вольтеръ, несмотря на свои недостатки, и энциклопедисты, несмотря на свою мелочность, не раздѣляли невозмутимой ясности духа Бюффона. Большое счастье, что эти недовольные и эти борцы не заперлись для спокойной работы въ высокой башнѣ, которую отдѣляли отъ всего остального міра тринадцать садовъ, расположенныхъ террасами, и откуда счастливый владѣлецъ замка писалъ своимъ друзьямъ, погруженнымъ въ парижскій водоворотъ: "Истинное счастье -- это спокойствіе {Cоrresp. méd. par Nadault de Buffon, t. I, p. 83.}. Безуміе энциклопедистовъ заключалось въ желаніи исправить міръ; мудрость-же Бюффона, какъ мудрость Филинта, состояла въ томъ, чтобы принимать людей такъ, какъ они есть, и злоупотребленія считать пороками, свойственными человѣческому обществу.
"Нужно поступать такъ, какъ поступаютъ монахи, говорилъ онъ; нужно оставлять "mundum ire quomodo vadit" (міръ идти такъ, какъ онъ идетъ). Но есть эпохи, когда было бы большимъ несчастьемъ, если бы существовали въ мірѣ одни лишь Филинты, -- и такой эпохой была именно та, когда жилъ Бюффонъ. Желчная критика Руссо противъ мольеровскаго Филинта, какъ она ни преувеличена, была довольно умѣстна наканунѣ революціи: "Филинтъ одинъ изъ тѣхъ среднихъ людей, которые находятъ, что все идетъ хорошо, что невѣрно, будто народъ голоденъ, и которые, имѣя туго набитую мошну, находятъ неприличнымъ, когда выступаютъ въ защиту бѣдныхъ". Мы можемъ только радоваться, что философы, настолько же страстные, насколько Бюффонъ былъ флегматиченъ, обладали дурнымъ вкусомъ къ протестамъ противъ несправедливостей, отъ которыхъ мы теперь, благодаря имъ, не страдаемъ больше.
Поспѣшимъ прибавить, что, если Бюффонъ и не принималъ участія какъ въ напрасныхъ бравадахъ, такъ и въ законныхъ требованіяхъ философовъ, то, тѣмъ не менѣе, благодаря самому духу и значенію его труда, онъ" -- хотѣлъ ли этого или нѣтъ -- былъ, въ сущности, въ ихъ рядахъ.
Изъ двухъ идеаловъ, которые, какъ мы увидимъ дальше, защищаетъ энциклопедія, научнаго и соціальнаго, авторъ "Естественной исторіи", если и оставался далекъ отъ второго, то прекрасно служилъ первому, а такъ какъ оба эти идеала были солидарны другъ съ другомъ, то Бюффонъ былъ, въ сущности. однимъ изъ самыхъ цѣннымъ помощниковъ энциклопедіи: наука, даже самая безпристрастная, неизбѣжно стремится къ освобожденію того разума, который энциклопедисты должны были окончательно поставить во главѣ угла. Но это еще не все: если энциклопедисты вообще почитаютъ науку, то особымъ уваженіемъ у нихъ пользуется естественная исторія, къ которой, какъ мы увидимъ, они стремятся свести всѣ другія. Какъ Задигъ, они воображаютъ, будто "проникли въ тайны природы и знаютъ изъ метафизики то, что было извѣстно "во всѣ времена, т.-е. почти ничего".
Но эту науку о природѣ, которую они всѣ изучаютъ, никто въ восемнадцатомъ столѣтіи не углубилъ болѣе Бюффона и не объяснилъ ее лучше, чѣмъ онъ; онъ не только двинулъ ее впередъ своими полезными наблюденіями и грандіозными гипотезами, но, кромѣ того, онъ еще и популяризировалъ ее; онъ заставилъ полюбить ее, познакомилъ съ ней самые широкіе и невѣжественные круги;-- въ этомъ онъ также сходился съ энциклопедистами. И, наконецъ, духъ, который проникаетъ всѣ его изслѣдованія, тотъ же, который воодушевляетъ и энциклопедистовъ, и въ особенности Дидро: духъ исключительно научный, котораго не могутъ остановить ни метафизическіе, ни религіозные предразсудки.
Для изслѣдованія и толкованія фактовъ прилагается разумъ, одинъ только разумъ, такъ какъ "для умныхъ людей, говоритъ Бюффонъ, единственной истинной наукой является знаніе фактовъ". Если философскія системы или разсказы библіи не совпадаютъ съ этими фактами и ихъ раціональнымъ объясненіемъ, -- тѣмъ хуже для этихъ системъ и для этихъ фактовъ, такъ какъ "нужно двигаться по этому пути до крайняго пункта, къ которому онъ приводитъ". А защитники религіи прекрасно знали, куда приводитъ путь, о которомъ говоритъ Бюффонъ и который называется экспериментальнымъ методомъ. Такимъ образомъ они ни на одно мгновеніе не заблуждались относительно философскаго значенія "Естественной исторіи", и Бюффонь долженъ былъ прибѣгнуть къ хитростямъ и уловкахъ, чтобы спасти свою книгу отъ запрещенія и избѣжать "придирокъ теологовъ", которые смѣшивали его въ своей ненависти съ "иконоборцами" энциклопедіи. Мы увидимъ ниже, какъ нападки на "Естественную исторію" въ апологетической литературѣ того времени чередуются съ нападками на энциклопедію. Точно также въ своей знаменитой филиппикѣ противъ философовъ въ Академіи, Лефранъ-де-Помпиньянъ упомянулъ о Бюффонѣ немедленно же послѣ Даламбера, а Баррюэль въ своихъ "Helviennes" (1781 г.), направленныхъ противъ энциклопедистовъ, восклицаетъ: "намъ скажутъ, быть можетъ, что нельзя смѣшивать Бюффона съ этими фанатиками. Но сколько людей видятъ въ его усиліяхъ лишь простую предосторожность противъ нападокъ Сорбонны, а иногда и явную насмѣшку!" Де Линьякъ выражается опредѣленнѣе: "Какъ Бюффонъ не замѣтилъ, что, сходясь съ энциклопедистами на почвѣ однихъ и тѣхъ же принциповъ, онъ тѣмъ самымъ принимаетъ участіе и въ ихъ преступныхъ замыслахъ"?
Итакъ, хотя Бюффомъ и питалъ мало расположенія къ энциклопедистамъ и презиралъ, -- справедливо или нѣтъ -- ихъ воинствующую философію, послѣ всѣхъ нашихъ замѣчаній вполнѣ ясно для историка, обращающаго вниманіе, главнымъ образокъ, на общій смыслъ и значеніе работъ. -- что у энциклопедистовъ, несмотря на всѣ ихъ оговорки, не было болѣе полезнаго союзника, а у теологовъ, несмотря на всѣ ихъ предосторожности, болѣе серьезнаго противника, чѣмъ великій раціоналистическій толкователь природы въ восемнадцатомъ вѣкѣ.
Почти такое же положеніе, какъ Бюффонъ, занималъ еще одинъ энциклопедистъ -- это Дюкло. Угрюмый, но въ то же время очень хитрый, ревниво оберегающій свою независимость, не презирая однако милостей двора, -- Дюкло въ салонахъ своей эпохи производилъ впечатлѣніе дикаго кабана, внушающаго всѣмъ страхъ, дѣйствующаго клыками направо и налѣво, не считаясь ни съ какими приличіями, но однако никогда не теряющаго головы и всегда умѣющаго наносить свои удары весьма кстати. Ему принадлежитъ злая острота но адресу энциклопедистовъ: -- "Они такого натворятъ, что кончатъ тѣмъ, что пошлютъ меня на исповѣдь). Исторіографъ Франціи и протеже г-жи Помпадуръ далъ въ энциклопедію только двѣ статьи: "декламація" и "этикеть", и этимъ покончилъ свои счеты со словаремъ. Напрасно Вольтеръ старался выдвинуть его впередъ въ партіи и заставить его взять подъ свое покровительство кандидатуру Дидро въ академія: Дюкло ничего не сдѣлалъ.
Какъ только появилась энциклопедія, онъ сталъ недовѣрять этимъ писателямъ, прячущимъ свои карты, которые, подъ "предлогомъ разрушенія предразсудковъ, стремятся расшатать основы нравственности и общества".
Какъ, дѣйствительно, онъ мои" прійти къ какому либо соглашенію съ этими врагами предразсудковь, когда онъ сказалъ и весьма основательно къ тому же, что "предразсудокъ -- законъ для большинства людей"? Этотъ бретонецъ, съ холодными чувствами, котораго самъ король считалъ "честнымъ человѣкомъ", упрямо отказывался итти въ ногу съ философами, рискованныя идеи которыхъ одновременно и отталкивали его, и внушали ему страхъ; вотъ почему Гриммъ нашелъ, что его "Considérations sur les moeurs de ce siècle" были написаны на "сомнительномъ языкѣ".
Тюрго -- философъ и другъ Даламбера -- не могъ, конечно, не участвовать въ энциклопедіи; въ пяти статьяхъ, одинаково блестящихъ онъ показалъ, что его знанія были настолько же разнообразны, насколько оригиналенъ былъ его умъ.
Въ статьѣ "существованіе" онъ выказалъ себя сенсуалистомъ, хотя и на свой ладь; и о немъ можно было, дѣйствительно, сказать, что въ этой статьѣ "онъ началъ созидать на фундаментѣ, заложенномъ Декартомъ, высокую философію {Ravaissou: La philosophie en France au XIX siècle, 2 édit., 59.}".
Въ статьѣ "Ярмарки и рынки" онъ доказываетъ, что существовавшія въ то время крупныя ярмарки являются скорѣе стѣсненіемъ для торговли, а не содѣйствіемъ ея процвѣтанію, потому что торговля развивается благодаря полной свободѣ рынковъ. Далѣе онъ указываетъ на неудобства и опасности вѣчныхъ вкладовъ, которые, удовлетворяя тщеславію жертвователя, навсегда сковываютъ свободу будущихъ поколѣній. "Если бы всѣ, жившіе на землѣ, сохранили бы памятники на своихъ могилахъ, то оказалось бы необходимымъ, чтобы найти земли для обработки. Снести всѣ эти безполезные монументы, потревожить прахъ мертвыхъ, и такимъ образомъ дать пищу живымъ".
Когда Мирабо произнесъ впослѣдствіи свою извѣстную рѣчь объ имѣніяхъ духовенства, онъ вспомнилъ объ этой замѣчательной статьѣ и привелъ ея послѣднія слова. Но самымъ лучшимъ изъ всего, написаннаго Тюрго для энциклопедіи, была статья "Этимологія", оцѣнку которой мы предоставляемъ спеціалистамъ.
Въ этой статьѣ, написанной въ 1753 г. (автору было тогда всего 26 лѣтъ), Тюрго устанавливаетъ на солидныхъ основаніяхъ методъ и принципы филологической науки, въ то время, какъ и для де-Бросса и для Куръ де-Жебелэна эти вопросы были еще весьма неясны.
"Ни одно изъ трехъ орудія современной филологіи -- исторія, фонетика и сравненіе -- не ускользнули отъ этого мощнаго ума. Это было филологическое пророчество {Brachet: Dictionnaire des doubles, p. 50.}". Къ сожалѣнію Тюрго не могъ остаться энциклопедистомъ; какъ государственный дѣятель, онъ долженъ быль отказаться отъ участія въ трудѣ, запрещенномъ правительствомъ (1769 года).
Кромѣ того, книга "О Духѣ" произвела скандалъ и Тюрго не могъ одобрить претенціозныя глупости этого компрометирующаго друга энциклопедистовъ, о которомъ, а также о всѣхъ подобныхъ ему, -- Тюрго писалъ:
"Какъ я долженъ относиться къ декламатору, подобному Гельвецію, который сыплетъ горькими сарказмами о всѣхъ правительствахъ вообще и принимаетъ въ тоже время порученіе послать Фридриху цѣлую колонію работниковъ по финансовымъ вопросамъ; который, оплакивая несчастія своей родины, гдѣ деспотизмъ дошелъ, по его словамъ, до послѣдней степени насилій и низости (что не совсѣмъ вѣрно), возводитъ въ свои герои прусскаго короля и русскую царицу? Во всемъ этомъ и вижу только тщеславіе, только партійный духъ, экзальтированную голову; я не чувствую здѣсь ни любви къ человѣчеству, ни къ философіи" {Corresp. inéd. de Condorcet et de Turgot édit. par Ch. Henry, 1882, cha. ravay, p. 146.}.
Вотъ этотъ-то "партійный духъ, о которомъ онъ говоритъ здѣсь, и долженъ былъ удалить отъ энциклопедистовъ такого гордаго и независимаго писатели, какимъ былъ Тюрго. "Энциклопедію старались, -- говоритъ Кондорсе, -- будто бы не соглашаясь съ этимъ, представить, какъ книгу проникнутую извѣстнымъ сектанскимъ духомъ, а Тюрго полагалъ, что самимъ истинамъ, которыя желательно было распространить, нанесенъ былъ бы вредъ изложеніемъ ихъ въ трудѣ, надъ которымъ тяготѣетъ, основательно или нѣтъ, подобное обвиненіе".
Всѣ эти причины, скорѣе хорошо, чѣмъ плохо обоснованные, заставили Тюрго прекратить сотрудничество въ энциклопедіи, но онъ тѣмъ не менѣе оставался горячимъ сторонникомъ полезныхъ реформъ, которыя проповѣдывала энциклопедія и которыя въ одинъ прекрасный день онъ попытался осуществить, какъ мы увидимъ, при громкихъ одобреніяхъ энциклопедистовъ.