ЧАСТЬ ТРЕТІЯ.

I.

Памятная записка Арнольда Тиля.

Благодѣтельной помощи только-что въ пору удалось пробраться въ Сен-Кентенъ, потому-что ужь начинало свѣтать. Усталаго, измученнаго Габріэля, не знавшаго отдыха въ-продолженіе четырехъ дней, адмиралъ Колиньи привелъ въ домъ ратуши, гдѣ хотѣлъ помѣстить его рядомъ съ комнатой, которую занималъ самъ. Тамъ обезсилѣвшій Габріэль бросился на постель и заснулъ такъ, какъ-будто ему ужь и не слѣдовало больше просыпаться.

Онъ, въ-самомъ-дѣлѣ, проснулся не раньше четырехъ часовъ по полудни, и то Колиньи, войдя въ комнату, перервалъ этотъ сладкій, укрѣпительный сонъ, въ которомъ бѣдный молодой человѣкъ, не смотря на свои заботы, имѣлъ такую потребность. Въ-продолженіи дня, непріятель порывался на приступъ -- и былъ мужественно отраженъ. Но не было сомнѣнія, что на завтра попытка возобновится, и адмиралъ, уже испытавшій счастливые совѣты Габріэля, опять пришелъ къ нему за ними.

Габріэль скоро всталъ и былъ готовъ принять Колиньи.

-- Одно слово моему конюшему, адмиралъ, сказалъ онъ ему:-- и я въ вашей волѣ.

-- Распоряжайтесь, виконтъ, отвѣчалъ Колиньи: -- потому-что безъ васъ испанское знамя теперь развѣвалось бы на этомъ домѣ; я вполнѣ могу сказать вамъ: вы у себя.

Габріэль подошелъ къ дверямъ и крикнулъ Мартэна-Герра. Мартэнъ-Герръ явился. Габріэль отозвалъ его въ сторону.

-- Мой добрый Мартэнъ, сказалъ онъ ему:-- я тебѣ еще вчера повторялъ, что довѣряю столько же твоей сметливосги, сколько вѣрности. И вотъ доказательство! Ты теперь же отправишься въ лазаретъ Ильскаго Предмѣстья и гамъ спросишь -- не мадамъ де-Кастро, а настоятельницу бенrдиктинокъ, почтенную мать Монику, и ее, не иначе, какъ только ее, попросишь извѣстить сестру Бени, понимаешь, сестру Бенv? извѣстить, что виконтъ д'Эксме, присланный отъ короля въ Сен-Кентенъ, будетъ къ ней черезъ часъ и проситъ подождать его. Видишь, г. Колиньи на нѣкоторое время задержитъ меня здѣсь; а ты знаешь, дѣло на жизнь и смерть налагаетъ на меня обязанность всегда ставить долгъ выше удовольствія. Ступай же, и пусть она, по-крайней-мѣрѣ, знаетъ, что душа моя съ ней.

-- Она узнаетъ это, сударь, отвѣчалъ расторопный Мартэнъ и вышелъ, оставивъ своего господина съ меньшимъ нетерпѣніемъ и съ большимъ спокойствіемъ.

Онъ прибѣжалъ къ лазарету Ильскаго Предмѣстья и принялся торопливо спрашивать сестру Монику.

Ему показали настоятельницу.

-- А, матушка! говорилъ, приступая къ ней, нашъ хитрецъ: -- какъ я радъ, что наконецъ нашелъ васъ! мой бѣдный господинъ былъ бы очень-огорченъ, еслибъ мнѣ не удалось исполнить его порученія къ вамъ, а главное -- къ г-жѣ Діанѣ де-Кастро.

-- Кто же ты такой, другъ мой, и отъ кого пришелъ? спросила настоятельница, изумленная и оскорбленная тѣмъ, что такъ дурно сохранена тайна, которую она ввѣрила Габріэлю.

-- Я отъ виконта д'Эксме, возразилъ мнимый Мартэнъ-Герръ, прикинувшись простенькимъ добрякомъ.-- Вы, вѣрно, знаете виконта д'Эксме! Весь городъ только его и знаетъ.

-- Конечно! отвѣчала настоятельница:-- я знаю нашего избавителя. Мы молились за него. Я вчера имѣла честь видѣть его и, по его обѣщанію, надѣялась увидѣть и сегодня.

-- Онъ сейчасъ прійдетъ, мой благородный господинъ, онъ, сейчасъ прійдетъ. Г. Колиньи его задержалъ, и онъ въ нетерпѣніи послалъ меня впередъ къ вамъ и къ мадамъ де-Кастро. Не удивляйтесь, матушка, что я знаю и произношу это имя. Старинная, двадцать разъ испытанная вѣрность позволяетъ моему господину вѣрить мнѣ, какъ самому-себѣ, и у него нѣтъ секретовъ отъ честнаго, преданнаго слуги. У меня умъ и понятливость, какъ говорятъ другіе, только и есть на то, чтобъ любить и защищать его; но, по-крайней-мѣрѣ, этотъ инстинктъ у меня есть; въ немъ -- клянусь мощами святаго Кентена, мнѣ никто не откажетъ. О! простите меня, матушка, что я такъ клянусь въ вашемъ присутствіи. Я и не подумалъ объ этомъ; привычки, видите ли, притомъ порывъ сердца...

-- Хорошо! хорошо! примолвила, улыбаясь, мать Моника.-- Такъ г. д'Эксме прійдетъ? Онъ кстати прійдетъ. Сестра Бени особенно желаетъ его видѣть; ей хочется слышать вѣсти о королѣ, который прислалъ его.

-- Э, э! произнесъ Мартэнъ съ поддѣльнымъ смѣхомъ: -- онъ прислалъ его въ Сен-Кентенъ; но, я думаю, не къ мадамъ Діанѣ.

-- Что ты хочешь сказать? возразила настоятельница.

-- Я говорю, сударыня, что я, любя виконта д'Эксме какъ господина и какъ брага, я по истинѣ радъ, что вы, такая почтенная, всѣми уважаемая женщина, немножко вмѣшались въ любовную интригу виконта и г-жи де-Кастро.

-- Въ любовную интригу г-жи де-Кастро? вскрикнула испуганная настоятельницу.

-- Э! разумѣется! возразилъ мнимый дурачекъ.-- Мадамъ Діана не могла не признаться вамъ во всемъ, вамъ, своей истинной матери, своему единственному другу!

-- Она говорила мнѣ что-то о глубокой сердечной скорби, отвѣчала монахиня: -- но объ этой недостойной любви, объ имени виконта -- я ничего не знала, рѣшительно ничего!

-- Да, да! вы запираетесь... изъ скромности, возразилъ Арно, покачивая головой съ значительнымъ видомъ.-- Оно такъ, по моему мнѣнію, вы прекрасно себя держите, и я, съ своей стороны, благодаренъ вамъ за это какъ-нельзя-больше. Дѣйствуете, покрайней-мѣрѣ, отважно! "А!" думаете вы про себя -- "король противится любви этихъ дѣтей? а! отецъ Діаны страшно разсердится, если только станетъ подозрѣвать, что они могутъ встрѣтиться? Хорошо! Я, святая, достойная женщина, пойду наперекоръ королевскому величеству и отцовской власти. Я прикрою бѣдныхъ любовниковъ святынею моего сана, моей личности; я устрою имъ свиданія; я вдохну имъ надежду, усыплю въ нихъ угрызенія совѣсти." Да! превосходно, великолѣпно вы дѣйствуете; понимаете?

-- Господи! произнесла, сжавъ руки, изумленная, ужаснувшаяся настоятельница, робкая сердцемъ, пугливая совѣстью.-- Господи! и это наперекоръ отцу, королю, и мое имя, моя жизнь замѣшаны въ любовную интригу! о!..

-- Посмотрите-ка, сказалъ Арно:-- я вижу, вонъ мой господинъ самъ бѣжитъ благодарить васъ за ваше добро и спросить -- нетерпѣливый молодой человѣкъ!-- спросить, когда и какъ можетъ онъ, по вашей милости, увидѣть свою ненаглядную.

Въ-самомъ-дѣлѣ прибѣжалъ запыхавшійся Габріэль. Но не успѣлъ онъ приблизиться, какъ настоятельница остановила его жестомъ и выпрямилась съ достоинствомъ.

-- Ни шагу дальше и ни слова, г. виконтъ, сказала она.-- Теперь я знаю, съ какимъ титломъ, съ какою цѣлію ищете вы свиданія съ мадамъ де-Кастро. Не надѣйтесь же, чтобъ я стала помогать планамъ, едва-ли достойнымъ благороднаго человѣка. Я не только не должна и не хочу васъ больше слышать, но употреблю всю свою власть отнять у Діаны всякую возможность, всякій предлогъ увидѣть или встрѣтить васъ въ пріемной монастыря или въ лазаретѣ. Она свободна, я это знаю; она не произнесла обѣта, который ей предлагаютъ; но пока ей угодно оставаться подъ избраннымъ ею кровомъ нашего святаго монастыря, она всегда найдетъ во мнѣ хранительную защиту для своей чести, но не для своей любви.

Настоятельница холодно поклонилась остолбенѣвшему отъ изумленія Габріэлю и удалилась, не дожидаясь его отвѣта, ни разу не оглянувшись на него.

-- Что это значитъ? спросилъ Габріэль у своего милаго конюшаго послѣ минутнаго столбняка.

-- Я знаю столько же, сколько вы, сударь, отвѣчалъ Арно, скрывъ свою тайную радость подъ озадаченнымъ видомъ.-- Мать-настоятельница, если правду сказать, приняла меня очень-дурно и сказала мнѣ, что она вовсе не знаетъ вашихъ намѣреній, но должна имъ препятствовать и помогать видамъ короля; что мадамъ Діана васъ не любитъ и никогда не любила.

-- Діана меня не любитъ! вскричалъ Габріэль блѣднѣя.-- Увы! можетъ-быть, это и къ лучшему!.. Но я хочу еще разъ ее видѣть, хочу доказать, что я не равнодушенъ къ ней, не виноватъ передъ нею. Это -- свиданіе; оно мнѣ нужно, оно укрѣпитъ меня на подвигъ; ты, Мартэнъ-Герръ, непремѣнно долженъ помогать мнѣ добиться этого свиданія.

-- Вы, сударь, знаете, униженно отвѣчалъ Арно;-- что я безотвѣтное орудіе вашей воли, что я повинуюсь ей во всемъ, какъ рука головѣ. Я употреблю всѣ свои силы, какъ и теперь, доставить вамъ, сударь, желанное свиданіе съ мадамъ де-Кастро.

И, смѣясь себѣ подъ носъ, хитрецъ пошелъ вслѣдъ за пріунывшимъ Габріэлемъ обратно въ домъ ратуши.

Потомъ, вечеромъ, послѣ ночнаго объѣзда вокругъ укрѣпленій, мнимый Мартэнъ-Герръ, оставшись одинъ въ своей комнатѣ, вынулъ изъ-за пазухи бумагу, и съ видомъ полнаго довольства принялся читать:

"Счетъ Арно Тиля г-ну коннетаблю Монморанси, съ того дня, какъ онъ, Арно, былъ насильственно разлученъ съ г. коннетаблемъ." (Этотъ счетъ заключалъ въ себѣ столько же услугъ публичныхъ, сколько частныхъ.)

"За то, что, будучи въ плѣну у непріятеля послѣ сен-лоранскаго дня, приведенный предъ лицо Филибера-Эммануэля, совѣтовалъ сему генералу отпустить коннетабля безъ выкупа, подъ тѣмъ предлогомъ, что г. коннетабль меньше сдѣлаетъ Испанцамъ вреда шпагой, нежели добра -- своими внушеніями королю.... пятьдесятъ экю.

"За то, что хитрой уловкой вырвался изъ лагеря, гдѣ его, Арно, держали въ плѣну, и такимъ-образомъ сберегъ г-ну коннетаблю выкупную сумму, которую онъ не преминулъ бы великодушно заплатить, чтобъ воротить такого вѣрнаго, дорогаго слугу... сто экю.

"За то, что искусно, неизвѣстными тропинками, провелъ отрядъ, который подъ начальствомъ виконта д'Эксме шелъ на помощь Сен-Кентену и адмиралу Колиньи, любезнѣйшему племяннику г-на коннетабля... двадцать ливровъ."

Было въ записи г. Арно еще нѣсколько такихъ же нагло-корыстныхъ статей. Шпіонъ вторично прочелъ эту запись, поглаживая бороду. Окончивъ чтеніе, онъ взялъ перо и приписалъ слѣдующее:

"За то, что, находясь въ услуженіи у виконта д'Эксме, подъ именемъ Мартэна-Герра; выдалъ сказаннаго виконта передъ настоятельницей бенидиктинокъ за любовника г-жи де-Кастро и такимъ образомъ надолго разлучилъ этихъ двухъ молодыхъ людей, что относится къ пользамъ г. коннетабля... двѣсти экю."

-- Это, на-примѣръ, не дорого, подумалъ Арно:-- и вотъ статья, -- одна стоитъ многихъ! Итогъ довольно круглый. Мы подходимъ къ тысячѣ ливровъ, а съ маленькимъ воображеніемъ дойдемъ и до двухъ. Но если я ихъ буду имѣть! Право, брошу продѣлки, женюсь, буду отцомъ семейства, какимъ-нибудь ктиторомъ въ провинціальномъ приходѣ и, такимъ образомъ, осуществится мечта всей моей жизни, честная цѣль всѣхъ моихъ грѣшныхъ дѣяній.

Арно легъ и заснулъ съ своей добродѣтельной рѣшимостью.

На другой день, Габріэль просилъ его опять идти отъискивать Діану и не трудно угадать какъ было исполнено порученіе. Габріэль самъ оставилъ Колиньи съ тѣмъ, чтобъ пойдти развѣдать и разспросить. Но въ десять часовъ утра непріятель сдѣлалъ отчаянный приступъ: надо было бѣжать на укрѣпленія. Тамъ Габріэль, по обыкновенію, оказалъ чудеса храбрости, и дѣйствовалъ какъ-будто ему нужно было потерять двѣ жизни.

Дѣло въ томъ, что ему нужно было спасать двѣ жизни.

А главное, если онъ дастъ себя замѣтить, то, можетъ-быть, до Діаны дойдутъ о немъ слухи.

II.

Реформаторъ.

Габріэль, изнемогая отъ усталости, возвращался съ крѣпости, вмѣстѣ съ Гаспаромъ Колиньи, когда проходившіе мимо два человѣка, разговаривая межlу собой, произнесли имя сестры Бени. Габріэль оставилъ адмирала и, догнавъ проходящихъ, торопливо спросилъ, не знаютъ ли они чего о сестрѣ Бени.

-- О, Боже мой! нѣтъ, г. капитанъ, ничего не знаемъ, отвѣчалъ одинъ изъ разговаривавшихъ, который былъ не кто иной, какъ Жанъ Пекуа.-- По правдѣ сказать, мы съ товарищемъ не мало безпокоились, потому-что весь день не видать было доброй сестры Бени; а послѣ такого жаркаго дня, сколько несчастныхъ раненныхъ, которые нуждаются въ ея заботливости, въ ея улыбкѣ. Но мы скоро узнаемъ, не серьёзно ли она больна, потому-что завтра въ ночь ея очередь служить въ лазаретѣ: до-сихъ-поръ, она ни разу не пропускала очереди, а монахинь такъ не много, смѣняются онѣ такъ аккуратно, что имъ нѣтъ возможности увольнять своихъ сестеръ: развѣ только по рѣшительной необходимости. Стало-быть, завтра вечеромъ мы ее навѣрное увидимъ, и я поблагодарю Бога за нашихъ больныхъ: она умѣетъ такъ утѣшить, оживить человѣка!

-- Благодарю, другъ, благодарю! сказалъ Габріэль, съ жаромъ пожимая руку Жану Пекуа, совсѣмъ неожидавшему такой чести.

Гаспаръ Колиньи слышалъ, что говорилъ Жанъ Пекуа, и замѣтилъ радость Габріэля. Когда Габріэль подошелъ къ нему, онъ промолчалъ, но дома, когда они остались одни въ комнатѣ, гдѣ адмиралъ занимался дѣлами и отдавалъ приказанія, Гаспаръ сказалъ Габріэлю съ своей вкрадчивой, кроткой улыбкой:

-- Я вижу, вы, мой другъ, принимаете живое участіе въ этой монашенкѣ, сестрѣ Бени?

-- Такое же, какъ Жанъ Пекуа, отвѣчалъ Габріэль краснѣя:-- такое же, какъ, вѣроятно, и вы, адмиралъ, потому-что вы, точно такъ же какъ я, не могли не замѣтить, до какой степени она заботится о нашихъ раненныхъ, какое вліяніе на нихъ и на весь гарнизонъ производятъ ея слова, ея присутствіе.

-- Зачѣмъ вы хотите меня обманывать, другъ мой? возразилъ адмиралъ съ какой-то грустью.-- Стало-быть, вы очень-мало довѣряете мнѣ, если рѣшились на такую ложь?

-- Какъ! г. адмиралъ... проговорилъ Габріэль, въ конецъ смутившись:-- кто могъ внушить вамъ подозрѣніе?..

-- Что сестра Бени не кто иная, какъ Діана де-Кастро? возразилъ Колиньи:-- и что вы страстно любите Діану де-Кастро?

-- Вы это знаете? вскричалъ пораженный удивленіемъ Габріэль.

-- Какъ же мнѣ этого не знать? отвѣчалъ адмиралъ: -- коннетабль развѣ мнѣ не дядя? А отъ него развѣ что-нибудь укроется при дворѣ? Развѣ мадамъ де-Пуатье не ухо короля? А г. Монморанси развѣ не сердце Діаны де-Пуатье? Но какъ все это, повидимому, касается значительныхъ выгодъ нашей фамиліи, то очень-естественно, что мнѣ тотчасъ же велѣно было стеречься и быть наготовѣ помогать видамъ моей благородной родни. Не прошло дня со времени вступленія моего въ Сен-Кентенъ на защиту крѣпости или на смерть, какъ получилъ я отъ дяди наказъ. Въ этомъ наказѣ не было ни извѣстій о движеніи непріятеля, ни военныхъ соображеній коннетабля, какихъ я ожидалъ. Совсѣмъ не то! Чрезъ тысячу опасностей провелъ онъ ко мнѣ вѣсть, что въ сен-кентенскомъ монастырѣ бенедиктинокъ скрывается, подъ чужимъ именемъ, Діана де-Кастро, дочь короля, и что я долженъ неусыпно наблюдать за каждымъ ея шагомъ. Потомъ -- вчера, одинъ фламандскій лазутчикъ, котораго г. Монморанси подкупилъ во время своего плѣна, потребовалъ свиданія со мной въ южномъ проходѣ крѣпости. Я думалъ, что онъ пришелъ отъ имени дяди уговаривать меня не терять духа и возстановить славу Монморанси, померкшую въ сен-лоранскомъ пораженіи, сказать мнѣ, что король не замедлитъ усилить подкрѣпленіе, приведенное вами, Габріэль, и что во всякомъ случаѣ я долженъ лучше умереть на проломѣ, нежели сдать Сен-Кентенъ. О, нѣтъ, нѣтъ! подкупленный лазутчикъ не принесъ такихъ доблестныхъ рѣчей, которыя могли бы одушевить и вдохнуть силу; нѣтъ, я грубо ошибся! Этому человѣку нужно было только передать мнѣ, что виконтъ д'Эксме, прибывшій наканунѣ въ городъ, какъ-будто съ желаніемъ битвы и смерти, любитъ Діану де-Кастро, невѣсту моего кузена Франциска Монморанси, и что сближеніе любовниковъ можетъ помѣшать важнымъ планамъ моего дяди. Но, къ-счастію, думаетъ мой дядя, я случился губернаторомъ Сен-Кентена и моя обязанность -- употребить всѣ силы и средства разлучить Діану де-Кастр о и Габріэля д'Эксме, ни подъ какимъ видомъ не давать имъ свидѣться, и такимъ образомъ содѣйствовать возвышенію и могуществу моей фамиліи.

Все это сказано было съ видимой горечью и грустью. Но Габріэль чувствовалъ только ударъ, нанесенный его сердечнымъ надеждамъ.

-- Итакъ, г. адмиралъ, сказалъ онъ съ подавленнымъ гнѣвомъ: -- это вы изволили предупредить настоятельницу бенедиктинокъ; вы, вѣрный внушеніямъ своего дяди, безъ-сомнѣнія, намѣрены отнять у меня всѣ пути, черезъ которые могъ бы я отъискать и увидѣть Діану?

-- Замолчите, молодой человѣкъ!.. вскричалъ адмиралъ съ выраженіемъ непреклонной гордости.-- Но я васъ прощаю, примолвилъ онъ кротко: -- васъ ослѣпляетъ страсть; вамъ еще не было времени узнать Гаспара Колиньи.

Въ звукахъ этихъ словъ было столько благородства и доброты, что подозрѣнія Габріэля исчезли; ему стало стыдно, что онъ допустилъ ихъ къ себѣ хотя на минуту.

-- Простите! сказалъ онъ, протягивая руку Гаспару.-- Какъ могло прійдти мнѣ въ голову, что вы мѣшаетесь въ подобныя интриги?.. Простите, адмиралъ, тысячу разъ, простите!

-- Хорошо, Габріэль, возразилъ Колиньи:-- я опять узнаю васъ, съ вашей юной, чистой душою. Да! не вмѣшаюсь я въ подобныя продѣлки: я презираю ихъ, презираю тѣхъ; которые ихъ затѣваютъ. Я вижу тутъ не славу, а стыдъ моей фамиліи, и не только не хочу пользоваться такими обстоятельствами, но краснѣю за нихъ. Если эти люди, которые устроиваютъ свое благоденствіе всѣми средствами, и честными и позорными, люди, которые для насыщенія своего честолюбія, своей жадности, не смотрятъ на горе и гибель себѣ подобныхъ, для достиженія своей низкой цѣли готовы шагнуть даже черезъ трупъ отечества, если эти люди мнѣ родня, то я считаю это казнью, которою Богъ хочетъ поразить мою гордость, напомнить мнѣ мое ничтожество; быть строгимъ къ самому-себѣ и справедливымъ къ другимъ -- для меня утѣшеніе, средство искупить проступки моихъ ближнихъ.

-- Да! сказалъ Габріэль:-- я знаю, что честность и добродѣтели первобытныхъ христіанъ ваши свойства, адмиралъ, и еще разъ прошу прощенія, что рѣшился заговорить съ вами, какъ съ однимъ изъ тѣхъ придворныхъ господъ, незнающихъ ни вѣры, ни закона, которыхъ я такъ научился презирать и ненавидѣть.

-- Увы! произнесъ Колиньи:-- скорѣй должно жалѣть ихъ, эти честолюбивыя ничтожества, этихъ бѣдныхъ, ослѣпленныхъ папистовъ... Но я забылъ, что передо мной не братъ по религіи. Да нужды нѣтъ! вы достойны быть нашимъ, Габріэль, и, рано или поздно, вы будете нашимъ. Да! Богъ, для котораго всѣ пути святы, приведетъ васъ къ истинѣ, я это предвижу, приведетъ чрезъ самую страсть къ истинѣ, и эта неровная борьба, въ которой любовь ваша не устоитъ противъ развращеннаго двора, кончится тѣмъ, что вдвинетъ васъ когда-нибудь въ наши ряды. Я почту себя счастливымъ, если, съ своей стороны, заброшу въ ваше сердце, мой другъ, первыя сѣмена божественной жатвы.

-- Я уже зналъ, отвѣчалъ Габріэль: -- что вы, адмиралъ, принадлежите къ числу принявшихъ реформу, и въ васъ научился уважать преслѣдуемую партію. Не смотря на то... видите ли.!.. я слабъ духомъ, слабъ душой... чувствую, что всегда останусь одной религіи съ Діаной.

-- Что жь? возразилъ Гаспаръ Колиньи, проникнутый, какъ всѣ его единовѣрцы, жаромъ прозелитизма:-- что жь! если мадамъ де-Кастро исповѣдуетъ религію добра и истины, она исповѣдуетъ нашу религію, и вы будете исповѣдывать, Габріэль. Вы также будете ее исповѣдывать, повторяю вамъ; потому-что этотъ безстыдный дворъ, съ которымъ вы, безразсудный! вступили въ борьбу, побѣдитъ васъ, и вы захотите мстить. Вы думаете, что г. Монморанси, который рѣшился завладѣть дочерью короля для своего сына, согласится уступить вамъ такую богатую добычу?

-- Увы! можетъ-быть, я и не стану оспоривать у него этой добычи, отвѣчалъ Габріэль.-- Лишь бы только король сдержалъ данное мнѣ тайное обѣщаніе...

-- Тайное обѣщаніе! Развѣ существуетъ оно?

-- О! не говорите мнѣ этого, адмиралъ! вскричалъ Габріэль: -- не говорите мнѣ, что король не сдержитъ своего торжественнаго обѣщанія, потому-что тогда не только возмутятся мои вѣрованія, но -- чего я боюсь -- возмутится и шпага; тогда я сдѣлаюсь... не гугенотомъ, а убійцей.

-- Нѣтъ, вы бы сдѣлались гугенотомъ, возразилъ Колиньи.-- Мы можемъ сдѣлаться мучениками, и никогда не будемъ убійцами... Но ваше мщеніе, не сдѣлавшись кровавымъ, будетъ не меньше жестоко, другъ мой. Вы будете намъ помогать своей юношеской отвагой, своимъ пламеннымъ усердіемъ, которое, можетъ-быть, покажется королю страшнѣй удара кинжаломъ. Сообразите, Габріэль, что мы захотимъ вырвать непринадлежащія права и привилегіи; подумайте, что не ограничится одною церковью наша грозная для развращенныхъ реформа. Вы могли видѣть, люблю ли я Францію, служу ли я ей. Что жь? я исповѣдую реформу, потому-что вижу въ ней величіе и будущую судьбу отечества. Габріэль! Габріэль! еслибъ вы хоть разъ прочли творенія нашего Лютера, вы бы увидѣли, какъ этотъ духъ свободнаго изслѣдованія, которымъ они дышатъ, вложилъ бы въ васъ новую душу, открылъ бы вамъ новую жизнь.

-- Моя жизнь -- любовь къ Діанѣ, отвѣчалъ Габріэль:-- моя душа -- данное мнѣ Богомъ назначеніе, которое я надѣюсь исполнить.

-- Любовь и назначеніе человѣка, возразилъ Гаспаръ:-- они должны, конечно, согласоваться съ любовью и назначеніемъ христіанина. Вы молоды, вы ослѣплены, другъ мой; но -- я слишкомъ предвижу и больно мнѣ предсказывать: несчастіе раскроетъ вамъ очи. Ваше благородство и душевная чистота рано или поздно навлекутъ на васъ бѣды среди этого развратнаго и злаго двора, подобно тому, какъ большія деревья во время грозы притягиваютъ молнію. Тогда вы размыслите о томъ, что я теперь говорю вамъ. Вы узнаете наши книги, вотъ эту, на-примѣръ, продолжалъ адмиралъ, взявъ со стола открытый томъ.-- Вы поймете эти смѣлыя, строгія, но справедливыя и прекрасныя слова, которыя говоритъ намъ такой же молодой человѣкъ, какъ вы, совѣтникъ бордоскаго парламента, Этьеннъ Боетійскій. Тогда, Габріэль, скажете вы вмѣстѣ съ этой могучей книгой добровольнаго служенія: "Что за несчастіе, что за мука видѣть, какъ безчисленная толпа не повинуется, а служитъ -- не Геркулесу, не Самсону, а слабостямъ, женоподобію."

-- Въ-самомъ-дѣлѣ, сказалъ Габріэль: -- это опасная, дерзкая рѣчь, которая поражаетъ умъ... Впрочемъ, вы правы, адмиралъ: можетъ случиться, что когда-нибудь гнѣвъ втолкнетъ меня въ ваши ряды, что гоненіе заставитъ меня пристать къ гонимымъ. Но теперь, пока, жизнь моя такъ полна, что въ ней нѣтъ мѣста новой идеѣ, которую вы мнѣ предлагаете; у меня столько дѣла, что нѣтъ времени подумать о книгахъ.

Не смотря на эту рѣчь, Гаспаръ Колиньи еще продолжалъ съ жаромъ развивать ученіе и идеи, которыя тогда, какъ молодое вино, бродили въ его головѣ. Долго тянулся разговоръ между страстнымъ молодымъ человѣкомъ и полнымъ убѣжденія реформаторомъ, однимъ -- рѣшительнымъ, пылкимъ, какъ дѣятельность, другимъ -- важнымъ, глубокимъ, какъ мысль.

Впрочемъ, адмиралъ не ошибался въ своихъ мрачныхъ предсказаніяхъ: въ-самомъ-дѣлѣ, несчастію суждено было оплодотворить сѣмя, брошенное этой бесѣдой въ пламенную душу Габріэля.

III.

Сестра Бени.

Былъ одинъ изъ ясныхъ, свѣтлыхъ вечеровъ августа мѣсяца. Еще не всходила луна на чистое, голубое, усѣянное звѣздами небо; но безъ нея ночь казалась еще таинственнѣе, задумчивѣе, очаровательнѣе.

Эта мирная тишина составляла странную противоположность съ движеніемъ и шумомъ минувшаго дня. Испанцы сдѣлали два приступа одинъ за другимъ. Два раза были они отражены, по нанесли такой уронъ убитыми и ранеными, какой для горсти осажденныхъ былъ невыносимо-чувствителенъ. У осаждающихъ, напротивъ, были сильные резервы, и свѣжія войска легко замѣняли изнуренныхъ. И Габріэль, неизмѣнно бодрствовавшій на защиту крѣпости, боялся, что два дневные приступа не имѣли ли единственной цѣли ослабить противныя силы, чтобъ потомъ вѣрнѣе сдѣлать третій ночной и нечаянный приступъ. Однако пробило десять часовъ, и ничто не оправдывало его подозрѣній. Ни одного огонька не свѣтилось въ испанскихъ палаткахъ; ни въ лагерѣ, ни въ городѣ не слышно было ничего, кромѣ однообразныхъ откликовъ часовыхъ; и лагерь и городъ, казалось, отдыхали послѣ тяжелой дневной усталости.

Итакъ, Габріэль, обойдя въ послѣдній разъ укрѣпленія, рѣшилъ, что теперь ему можно прервать на минуту это безпрестанное бодрствованіе, которымъ онъ окружалъ городъ, какъ сынъ больную мать. Со времени его прибытія, уже четыре дня Сен-Кентенъ выдерживалъ осаду. Еще четыре дня -- и Габріэль сдержитъ обѣщаніе, данное королю, и останется только королю сдержать свое обѣщаніе.

Габріэль велѣлъ конюшему слѣдовать за собой, не сказавъ куда они идутъ. Со времени неловкаго происшествія съ настоятельницей, онъ началъ сомнѣваться, если не въ вѣрности, то по-крайней-мѣрѣ въ смышлености Мартэна-Герра, и потому остерегся сообщить ему драгоцѣнныя свѣдѣнія, полученныя отъ Жана Пекуа; а мнимый Мартэнъ-Герръ, думая, что сопутствуетъ своему господину въ военномъ обходѣ, очень удивился, замѣтивъ, что они направляются къ Бульвару-Королевы, гдѣ построенъ былъ обширный лазаретъ.

-- Вы вѣрно желаете видѣть какого-нибудь раненнаго, сударь? спросилъ онъ.

-- Тсъ! произнесъ Габріэль, положивъ палецъ на губы!

Главное отдѣленіе лазарета, къ которому въ эту минуту приблизились Габріэль и Арно, было возлѣ укрѣпленій, недалеко отъ Ильскаго-Предмѣстья, самаго опаснаго мѣста; слѣдовательно, гутъ всего нужнѣе было пособіе. Лазаретъ помѣщался въ огромномъ строеніи, которое до начала осады служило фуражнымъ магазиномъ, а потомъ, по необходимости, было отдано въ распоряженіе врачей. Теплота лѣтней ночи позволяла держать двери отворенными для освѣженія воздуха, и потому Габріэль съ первой ступеньки наружной галереи могъ уже, при свѣтѣ безпрестанно-горѣвшихъ лампъ, видѣть внутренность наполненной страдальцами залы.

Невыносимое было тамъ зрѣлище. Нѣсколько окровавленныхъ постелей стояли тамъ-и-сямъ; но этой роскошью пользовались только избранные. Большая часть несчастныхъ раненныхъ лежали на разостланныхъ по полу тюфякахъ, одѣялахъ, даже на соломѣ. То пронзительные, то жалобные вопли со всѣхъ сторонъ призывали врачей и ихъ помощниковъ, которые, не смотря на все усердіе, не могли поспѣть всюду. Они торопились дѣлать самыя, необходимыя перевязки, самыя нужныя отнятія членовъ, а прочіе должны были ждать. Лихорадочная дрожь или предсмертныя судороги корчили несчастныхъ мучениковъ; и если гдѣ-нибудь въ углу больной лежалъ молча и неподвижно, покрывавшая его съ головой простыня возвѣщала, что ему уже никогда не пошевельнуться и не простонать.

При видѣ этой болѣзненной, мрачной картины, самое непоколебимое, самое развращенное сердце потеряло бы и мужество свое и безчувственность. Арно Тиль не могъ не вздрогнуть, а Габріэль -- не поблѣднѣть.

Но вдругъ на этой внезапной блѣдности молодаго человѣка нарисовалась свѣтлая улыбка. Среди этого ада, въ которомъ было мукъ не меньше, чѣмъ въ дантовомъ, появилась кроткая Беатриче. Діана, или, лучше, сестра-Бен и, тихая, задумчивая, прошла между больными.

Никогда не казалась она очарованному Габріэлю прекраснѣе. Въ-самомъ-дѣлѣ, на придворныхъ праздникахъ золото, брильянты и бархатъ не были ей такъ къ-лицу, какъ въ этомъ уныломъ лазаретѣ простое платье и бѣлый клобукъ монахини. По этому правильному профилю, благородной поступи и утѣшительному взгляду, можно было принять ее за само Милосердіе, сошедшее въ мѣсто страданій. Мысль о христіанскомъ милосердіи не могла воплотиться въ лучшую форму, и трудно было представить себѣ что-нибудь трогательнѣе этой чудной красоты, наклоненной къ блѣдному, искаженному мученіемъ лицу; этой королевской дочери, протягивающей маленькую, робкую ручку къ безъименному умирающему солдату.

Габріэль невольно подумалъ о Діанѣ де-Пуатье, безъ-сомнѣнія предававшейся въ эту самую минуту беззаботному мотовству и безстыднымъ любовнымъ интригамъ, -- подумалъ и, пораженный страшнымъ контрастомъ между двумя Діанами, тутъ же рѣшилъ, что Богъ создалъ добродѣтельную дочь для искупленія грѣховъ матери.

Пока Габріэль, за которымъ, впрочемъ, не было порока мечтательности, предавался своимъ созерцаніямъ и сравненіямъ, не замѣчая, что время идетъ, внутри лазарета мало-по-малу распространилась тишина. Часъ уже былъ довольно-поздній, врачи кончили свои обязанности, движеніе и шумъ прекратились. Раненнымъ предписывалось молчаніе и спокойствіе, и усыпительное питье помогало этому предписанію. Слышались еще мѣстами жалобные стоны, но не было уже недавнихъ, раздирающихъ душу криковъ. Чрезъ полчаса все успокоилось, если только можетъ успокоиваться страданіе.

Діана обращалась къ больнымъ съ послѣдними утѣшительными словами, и удачнѣе врачей внушала имъ спокойствіе и терпѣніе. Всѣ повиновались ея кротко-повелительному голосу. Удостовѣрившись, что для каждаго больнаго выполнено докторское предписаніе и что въ эту минуту въ ней уже тутъ надобности нѣтъ, Діана глубоко вздохнула, какъ-бы желая облегчить стѣсненную грудь, и подошла къ наружной галереѣ, вѣроятно, чтобъ вдохнуть свѣжаго вечерпяго воздуха и успокоиться отъ скорбей и мукъ человѣческихъ, глядя на Божіи звѣзды.

Она оперлась на каменную балюстраду и устремленный на небо взоръ ея не замѣтилъ, что внизу, шагахъ въ десяти, стоялъ Габріэль, объятый восторгомъ, какъ передъ небеснымъ видѣніемъ.

Довольно-рѣзкое движеніе Мартэна-Герра, который, казалось, не раздѣлялъ восторга Габріэля, воротило нашего влюбленнаго на землю.

-- Мартэнъ, шепнулъ онъ конюшему:-- видишь, какой единственный случай мнѣ представляется. Я долженъ, я хочу воспользоваться имъ, хочу говорить, увы! можетъ-быть, въ послѣдній разъ, съ Діаной. Ты однако смотри, чтобъ не перервали насъ, и жди немного въ сторонѣ, по такъ, чтобъ могъ услышать мой голосъ. Ступай же, мой вѣрный слуга, ступай.

-- Но, сударь, возразилъ Мартэнъ: -- развѣ вы не боитесь, что настоятельница...

-- Она, вѣроятно, въ другихъ отдѣленіяхъ, отвѣчалъ Габріэль.-- Притомъ, не время колебаться, когда предстоитъ вѣчная разлука.

Мартэнъ, казалось, покорился и отошелъ, ворча себѣ подъ носъ проклятія.

А Габріэль подошелъ ближе къ Діанѣ и, сдерживая голосъ, чтобъ не привлечь ни чьего вниманія, тихо произнесъ:

-- Діана, Діана!

Діана вздрогнула; по глаза ея, еще не успѣвшіе приглядѣться къ темнотѣ, не видѣли Габріэля.

-- Меня зовутъ? сказала она:-- кто это тамъ назвалъ меня?

-- Я! отвѣчалъ Габріэль, какъ-будто односложнаго звука Медеи довольно было, чтобъ его узнали.

Этого звука дѣйствительно было довольно, потому-что Діана, безъ дальнихъ вопросовъ, сказала дрожащимъ отъ волненія и изумленія голосомъ:

-- Вы, г. д'Эксме! это точно вы? что вы хотите сказать мнѣ здѣсь и въ эту пору? Если, какъ говорили мнѣ, у васъ есть для меня извѣстія отъ моего отца-короля, то вы очень-долго медлили и, наконецъ, дурно выбрали и мѣсто и время. Въ противномъ случаѣ, вы знаете, мнѣ нечего отъ васъ слышать, и я не хочу васъ слышать. Что же, г. д'Эксме? Вы не отвѣчаете? Или вы не поняли меня? Вы молчите? Что значитъ это молчаніе, Габріэль!

-- Габріэль! Наконецъ-то! вскричалъ виконтъ.-- Я не отвѣчалъ, Діана, потому-что ваши холодныя слова оледенили меня, у меня не достало силъ заговорить съ вами тѣмъ же тономъ, какимъ вы говорили, называть васъ мадамъ де-Кастро. Довольно ужь и того, что я вамъ говорю: "вы!"

-- Не зовите меня ни мадамъ де-Кастро, ни Діаной. Мадамъ де-Кастро не существуетъ больше. Передъ вами сестра Бени. Зовите меня сестрой, а я васъ буду звать братомъ!

-- Какъ! Что это? вскричалъ Габріэль, отступая съ ужасомъ.-- Мнѣ называть васъ сестрой! зачѣмъ хотите вы, Боже мой! чтобъ я называлъ васъ сестрой?

-- Но меня теперь всѣ такъ зовутъ, возразила Діана.-- Развѣ это имя такъ ужасно?

-- О! да, да, ужасно! Или... нѣтъ! простите меня, я безумный. Это сладкое, очаровательное названіе; я привыкну къ нему, Діана, я привыкну къ нему... сестра моя.

-- Видите, примолвила Діана съ горькой улыбкой.-- Вѣдь это настоящее христіанское названіе, которое всего больше прилично мнѣ; потому-что хоть я еще не произнесла обѣта, но уже монахиня въ душѣ и скоро надѣюсь быть монахиней въ дѣйствительности, какъ-только получу позволеніе короля. Не привезли ли вы мнѣ этого позволенія, братъ мой?

-- О! произнесъ Габріэль съ горестью и упрекомъ.

-- Боже мой! возразила Діана: -- увѣряю васъ, что въ этихъ словахъ нѣтъ ничего горькаго. Съ нѣкотораго времени я столько страдала среди людей, что мнѣ очень-естественно искать убѣжища у Бога. Не досада заставляетъ меня такъ дѣйствовать и говорить, а скорбь.

Въ-самомъ-дѣлѣ, въ выраженіи, съ которымъ говорила Діана, не было ничего, кромѣ скорби и грусти. А въ душѣ ея съ этой грустью сливалась невольная радость, отъ которой она не могла удержаться при видѣ Габріэля, Габріэля, котораго она когда-то считала погибшимъ для ея любви, для здѣшняго міра, и котораго теперь снова видитъ энергическимъ, мужественнымъ, можетъ-быть, нѣжнымъ.

И, вопреки собственной волѣ, сама не зная какъ, спустилась Діана на двѣ или на три ступеньки лѣстницы, и, увлеченная непобѣдимою силою любви, приблизилась къ Габріэлю.

-- Послушайте, сказалъ Габріэль:-- должно наконецъ прекратиться жестокому недоразумѣнію, которое терзаетъ насъ обоихъ. Я не въ силахъ сносить больше мысли, что вы дурно меня понимаете, предполагаете во мнѣ равнодушіе, или, кто знаетъ? можетъ-быть, ненависть. Эта страшная мысль тревожитъ меня, даже въ святомъ и трудномъ подвигѣ, который я долженъ совершить. Но отойдемте немного въ сторону... Сестра моя, вы еще не потеряли ко мнѣ довѣренности, не правда ли? Удалимтесь, пожалуйста, отъ этого мѣста; здѣсь, если не увидятъ насъ, то могутъ услышать, а я имѣю причины бояться, чтобъ по смутили пашу бесѣду, эту бесѣду, которая, повторяю вамъ, сестра моя, необходима для моего разсудка, для моего спокойствія.

Діана уже не размышляла больше. Такія слова, произнесенныя такими устами, были для нея всемогущи. Она только поднялась на двѣ ступеньки, заглянуть въ залу, не нужна ли была тамъ, и замѣтивъ, что все спокойно и въ порядкѣ, воротилась къ Габріэлю и оперлась довѣрчивой рукой на вѣрную руку своего кавалера.

-- Благодарю! сказалъ Габріэль:-- время дорого; чего я боюсь, знаете ли? я боюсь, чтобъ настоятельница, которая теперь знаетъ о моей любви, не помѣшала этому объясненію, объясненію важному, безукоризненному, какъ привязанность моя къ вамъ, сестра моя.

-- Такъ вотъ отъ чего, возразила Діана:-- сама разсказавъ мнѣ сначала о вашемъ пріѣздѣ и желаніи говорить со мной, добрая мать Моника, вѣроятно узнавшая отъ кого-нибудь о нашемъ прошломъ, которое я, признаюсь, скрывала отъ нея, три дня не позволяла мнѣ выйдти изъ монастыря, хотѣла и сегодня удержать, но я не рѣшилась пропустить своей очереди въ лазаретѣ, я желала непремѣнно выполнить мою печальную обязанность. О, Габріэль! ее обманывать, этого кроткаго, достойнаго друга, съ моей стороны очень-дурно!

-- Нужно ли повторять вамъ еще, возразилъ задумчиво Габріэль:-- что вы со мной все-равно какъ съ братомъ, что я долженъ, я хочу унять сердечный трепетъ и говорить вамъ только, какъ другъ... вѣчно преданный, который съ радостью умретъ за васъ, но который скорѣй будетъ внимать голосу своей печали, нежели любви... успокойтесь!

-- Говорите же, братъ мой, сказала Діана.

Боже мой! это ужасное и очаровательное названіе постоянно напоминало Габріэлю страшный, роковой выборъ, передъ которымъ судьба его поставила; оно, какъ волшебное слово, отгоняло горячую мысль, пробуждаемую въ душѣ его ночнымъ уединеніемъ и восхитительной красотою Діаны.

-- Сестра, сказалъ онъ довольно-твердымъ голосомъ:-- мнѣ было рѣшительно необходимо видѣться и говорить съ вами; у меня были къ вамъ двѣ просьбы: одна относилась къ прошлому, другая -- къ будущему. Вы добры и великодушны, Діана; вы не откажете въ этихъ просьбахъ другу, который, можетъ-быть, ужь никогда не встрѣтитъ васъ въ здѣшнемъ мірѣ, и котораго страшное, роковое предназначеніе каждую минуту ставитъ въ смертную опасность.

-- О! не говорите этого, не говорите этого! вскричала слабѣющая Діана, въ смущеніи измѣряя невольнымъ испугомъ силу своей любви.

-- Я сказалъ вамъ это, сестра моя, продолжалъ Габріэль -- не для того, чтобъ встревожить васъ, а для того, чтобъ вы простили меня, сжалились надо мной; простили бы меня за тотъ страхъ, за ту печаль, которые я, вѣрно, навелъ на васъ въ послѣднее наше свиданіе въ Парижѣ. Я бросилъ въ ваше бѣдное сердце ужасъ и отчаяніе; увы! сестра моя, тогда не я, а лихорадочный бредъ говорилъ во мнѣ. Повѣрьте, я самъ не зналъ, что говорилъ! Страшное открытіе, которое сдѣлалъ я въ тотъ день, и котораго не могъ подавить въ себѣ, привело меня въ отчаяніе, въ безуміе. Вы, сестра моя, можетъ-быть, помните, что вслѣдъ за этимъ свиданіемъ я впалъ въ ту продолжительную, мучительную болѣзнь, которая могла стоить мнѣ жизни, или по-крайней-мѣрѣ разсудка!

-- Еще ли мнѣ не помнить, Габріэль! вскричала Діана.

-- Пожалуйста, не называйте меня Габріэлемъ! зовите лучше всегда братомъ! зовите меня братомъ! Это названіе, которое сначала пугало меня, теперь мнѣ нужно его слышать.

-- Какъ хотите... братъ мой, отвѣчала удивленная Діана.

Въ эту минуту, шагахъ въ пятидесяти отъ нихъ, послышался мѣрный звукъ шаговъ, и сестра Бени со страхомъ прижалась къ Габріэлю.

-- Кто это идетъ? Боже мой! меня увидятъ! прошептала она.

-- Это нашъ патруль, отвѣчалъ немного испугавшись Габріэль.

-- Но они идутъ прямо къ намъ, чтобъ найдти или позвать меня. О! пустите, я ворочусь, пока они не подошли; дайте мнѣ спастись, умоляю васъ.

-- Нѣтъ, поздно, возразилъ Габріэль, удерживая ее.-- Если вы побѣжите, васъ непремѣнно увидятъ. Лучше вотъ сюда, идите сюда, сестра моя.

И, вмѣстѣ съ дрожащей отъ страха Діаной, Габріэль торопливо взобрался по лѣстницѣ, скрывавшейся въ крѣпостной стѣнѣ и приведшей ихъ на самыя укрѣпленія. Тамъ помѣстились они между пустой будкой и крѣпостными зубцами.

Патруль прошелъ шагахъ въ двадцати, не замѣтивъ ихъ.

-- Вотъ какой не защищенный пунктъ, подумалъ Габріэль, котораго все не оставляла господствующая мысль о защитѣ города.

Но онъ скоро опять обратился къ Діанѣ, еще не совсѣмъ успокоившейся.

-- Теперь успокоитесь, сестра моя, сказалъ онъ: -- опасность миновалась. Но слушайте меня, потому-что время идетъ, а у меня на сердцѣ еще двѣ тяжелыя ноши, которыя давятъ его. Вы не сказали, что прощаете мое сумасбродство, и это невыносимое бремя прошедшаго все еще лежитъ на мнѣ.

-- Нужно ли прощать бредъ горячки и отчаянія? возразила Діана:-- нѣтъ, братъ мой; къ нимъ сострадаютъ, ихъ утѣшаютъ. Я не желала вамъ этихъ золъ, братъ мой! Прощайте, Габріэль!

-- А! не довольно покориться, сестра моя, вскричалъ Габріэль: -- вамъ должно надѣяться. Для этого-то я и хотѣлъ васъ видѣть. Вы избавили меня отъ угрызеній совѣсти въ прошедшемъ -- благодарю васъ! Но вамъ надо еще облегчить грудь мою отъ тоскливаго страха за ваше будущее. Видите ли! вы -- одна изъ свѣтлыхъ цѣлей моего существованія. Мнѣ надо успокоиться на-счетъ этой цѣли, чтобъ, идя по дорогѣ жизни, обращать все вниманіе на однѣ путевыя опасности; мнѣ надо увѣриться, что я найду васъ въ концѣ моей дороги, встрѣчу вашу улыбку -- грустную, если паду, радостную, если восторжествую, но во всякомъ случаѣ -- улыбку дружескую. Поэтому, не должно быть между нами презрѣнія. Но, сестра моя, необходимо будетъ, чтобъ вы вѣрили мнѣ на-слово, чтобъ вы имѣли ко мнѣ немножко довѣрія; потому-что тайна, лежащая въ основаніи моихъ дѣйствій, не принадлежитъ мнѣ. Я клялся хранить ее, хочу, чтобъ другіе сдержали данное мнѣ обѣщаніе, и потому долженъ держать обѣщаніе, которое самъ другимъ далъ.

-- Объяснитесь, сказала Діана.

-- А! произнесъ Габріэль:-- вы видите, что я колеблюсь и уклоняюсь отъ прямой рѣчи, потому-что все думаю о платьѣ, которое теперь на васъ, о имени сестры, которымъ зову васъ, а главное, о глубокомъ уваженіи, которое къ вамъ чувствую; и не хочу я произнести ни одного слова, которое могло бы пробудить или слишкомъ-пылкія воспоминанія, или слишкомъ-опасныя мечты. Не смотря на то, долженъ сказать, что вашъ чудный образъ никогда не изглаживался, даже не слабѣлъ въ душѣ моей, что ничто и никто никогда не изгладитъ его во мнѣ.

-- Братъ мой!.. прервала Діана смущенная и очарованная.

-- О! выслушайте меня до конца, сестра моя, возразилъ Габріэль.-- Повторяю: ничто не потушило и ничто никогда не потушитъ во мнѣ этой пламенной... преданности вамъ, и я счастливъ тѣмъ, что думаю и говорю о ней; что бы ни случилось, мнѣ всегда будетъ не только позволено, даже почти велѣно любить васъ. Но... какого рода должна быть эта любовь -- одинъ Богъ знаетъ! Впрочемъ, я надѣюсь, что и мы скоро будемъ знать. А теперь, пока, вотъ о чемъ я хочу просить васъ, сестра. Съ довѣрчивостью къ Богу и вашему брату, вы предоставите дѣйствовать Провидѣнію и моей дружбѣ, не предаваясь ни надеждамъ, ни отчаянію. Поймите меня хорошенько. Вы когда-то мнѣ говорили, что любите меня и -- простите! я чувствую въ глубинѣ души, что вы еще можете меня любить, если будетъ угодно судьбѣ. Сверхъ-того, я хочу загладить горечь словъ, сказанныхъ мною въ бреду, когда я уходилъ отъ васъ изъ Лувра. Не должны мы ни обольщать себя пустыми надеждами, ни думать, что уже все для насъ копчено въ этомъ мірѣ. Ждите. Скоро я прійду къ вамъ сказать одно изъ двухъ. Или скажу: "Діана, я люблю тебя; вспомни наше дѣтство, вспомни свои обѣты; ты должна быть моей, Діана; употребимъ всѣ средства вымолить у короля согласіе на нашъ союзъ". Или скажу: "Сестра моя, неумолимая судьба противится нашей любви, не хочетъ, чтобъ мы были счастливы; тутъ ничто не зависитъ отъ насъ; тутъ нѣчто сверхъестественное -- стало между нами, сестра моя. Возьмите назадъ ваши обѣты; вы свободны; посвятите вашу жизнь другому. У васъ въ ней не будетъ ни ропота, ни сожалѣніи; нѣтъ, даже слезы будутъ лишнія. Склонимся молча и покоримся неизбѣжной судьбѣ. Мысль о васъ всегда будетъ мнѣ дорога и священна; но наши существованія, которыя могутъ -- слава Богу!-- длиться вблизи одно отъ другаго -- не могутъ слиться вмѣстѣ".

-- Что за странная, что за ужасная загадка! невольно проговорила Діана, погруженная въ мрачное, полное страха раздумье.

-- Вѣроятно, я въ состояніи буду разгадать вамъ эту загадку, возразилъ Габріэль.-- До-тѣхъ-поръ, не старайтесь понапрасну проникать въ бездну этой тайны, сестра моя; до-тѣхъ-поръ -- ждите и молитесь. Скажите же, обѣщаетесь ли вы вѣрить въ мое сердце и потомъ -- не питать безотрадной мысли объ отреченіи отъ свѣта, о заключеніи себя въ монастырской оградѣ? Обѣщаетесь ли служить вѣрѣ и надеждѣ, какъ служите вы человѣколюбію?

-- Вѣрить вамъ, надѣяться на Бога, -- да! я могу вамъ теперь обѣщать это, братъ мой. Но зачѣмъ хотите вы, чтобъ я рѣшилась воротиться въ свѣтъ, если тамъ мнѣ не суждено вамъ сопутствовать? Я отдаю вамъ мою душу -- развѣ этого не довольно? зачѣмъ вы хотите, чтобъ я отдала и жизнь, когда, можетъ-быть, не вамъ прійдется мнѣ посвятить ее? Все -- и во мнѣ, и вокругъ меня -- такъ темно, Боже мой!

-- Сестра! сказалъ Габріэль звучнымъ, торжественнымъ голосомъ:-- я прошу у васъ этого обѣщанія для того, чтобъ могъ спокойно и твердо идти по страшному, можетъ-быть, смертному пути, съ увѣренностью, что найду васъ свободной и готовой къ назначенному свиданію.

-- Хорошо, братъ мой, я повинуюсь вамъ, сказала Діана.

-- О! благодарю, благодарю! вскричалъ Габріэль.-- Теперь будущее -- мое! Хотите ли дать мнѣ руку въ подтвержденіе вашего обѣта, сестра моя?

-- Вотъ вамъ рука, братъ мой.

-- А! теперь я увѣренъ въ побѣдѣ, продолжалъ восторженный молодой человѣкъ.-- Мнѣ кажется, что уже ничто не будетъ противиться моимъ желаніямъ и намѣреніямъ.

Но, какъ-будто двойное опроверженіе этой мечты -- со стороны города раздались голоса, которые звали сестру Бени, и въ то же время Габріэль услышалъ за собой легкій шумъ со стороны крѣпостнаго рва. Но онъ прежде всего занялся испугомъ Діаны.

-- Меня ищутъ, меня зовутъ. Господи! Если найдутъ насъ вмѣстѣ! Прошайте, братъ мой, прощайте, Габріэль!

-- До свиданья, сестра моя! до свиданья, Діана! Ступайте, я остаюсь здѣсь. Вы скажете, что вышли подышать чистымъ воздухомъ. До близкаго свиданья! еще разъ -- благодарю!

Діана поспѣшила сойдти съ лѣстницы и пошла навстрѣчу людямъ, вооруженнымъ факелами, которые звали ее изо всѣхъ силъ, а впереди ихъ -- сама мать Моника.

Кто же это, коварными внушеніями, пробудилъ бдительность настоятельницы? Кто, если не Арно, вмѣшавшійся съ своей смиренной фигурой въ толпу искавшихъ сестру Бени. Ни у кого не было такой невинной физіономіи, какъ у этого пройдохи! И онъ былъ похожъ на добраго Мартэнъ-Герра!

Замѣтивъ издали, что Діана благополучно присоединилась къ матери Моникѣ и ея свитѣ, Габріэль успокоился и сбирался сойдти со стѣны, какъ вдругъ за нимъ возникла чья-то тѣнь.

Человѣкъ, непріятель, вооруженный съ головы до ногъ, всходилъ на стѣну.

Въ одну минуту Габріэль подбѣжалъ къ этому человѣку, поразилъ его ударомъ шпаги и съ громкимъ крикомъ: "тревога! тревога!" бросился къ тому мѣсту, гдѣ была приставлена къ стѣнѣ лѣстница, вся покрытая Испанцами.

Ясно, что это было ночное нападеніе, и Габріэль не обманулся; непріятель сдѣлалъ днемъ два приступа, одинъ за другимъ, чтобъ вѣрнѣе нанести рѣшительный ударъ ночью.

Но Провидѣніе привело Габріэля къ роковому мѣсту. Прежде, нежели второй непріятель успѣлъ ступить, въ-слѣдъ за первымъ, на платформу, Габріэль схватился за верхъ лѣстницы и упершись, для сильнѣйшаго толчка, ногой въ каменную будку, опрокинулъ въ ровъ и лѣстницу и десятокъ взбиравшихся по ней Испанцевъ.

Крики сброшенныхъ въ ровъ людей смѣшались съ зовомъ Габріэля, который продолжалъ кричать: "къ оружію!" Между-тѣмъ, шагахъ въ двадцати виднѣлась другая лѣстница, и тамъ ужь не во что было упереться Габріэлю! Къ счастью, онъ замѣтилъ въ темнотѣ огромный камень; опасность удвоила его силы: онъ приподнялъ этотъ камень почти до парапета и оттуда толкнулъ его на лѣстницу. Эта огромная тяжесть разбила ее пополамъ и бывшіе на ней люди, сброшенные или убитые, попадали въ ровъ, къ ужасу слѣдовавшихъ за ними товарищей.

Между-тѣмъ, крики Габріэля подняли тревогу; часовые распространили ее; трубы затрубили сборъ; раздался набатъ. Не прошло пяти минутъ, какъ ужь болѣе ста человѣкъ сбѣжались вокругъ виконта д'Эксме, готовясь вмѣстѣ съ нимъ отражать нападающихъ, стрѣляя въ остававшихся во рву непріятелей, которые не могли отвѣчать на выстрѣлы.

Смѣлая выходка Испанцевъ не удалась. Въ сущности, она могла удаться только въ томъ случаѣ, когдабъ пунктъ нападенія не былъ защищенъ, какъ это имъ казалось. Но случившійся гамъ Габріэль предупредилъ нечаянность. Осаждающимъ осталось только бить отступленіе, что они скоро и сдѣлали, потерявъ немалое число убитыхъ и раненныхъ.

Еще разъ былъ спасенъ городъ, и еще разъ -- по милости Габріэля.

Но нужно было проидти еще четыремъ долгимъ днямъ, чтобъ данное королю обѣщаніе было исполнено.

IV.

Доблестное пораженіе.

Неожиданный уронъ, понесенный осаждавшими, сначала привелъ ихъ въ уныніе; но они, казалось, догадывались, что не овладѣютъ городомъ до-тѣхъ-поръ, пока не лишатъ его всѣхъ средствъ къ защитѣ. Въ-продолженіи трехъ дней, они не дѣлали новаго приступа, но баттареи ихъ гремѣли, подкопы взрывались безпрестанно. Осажденные, дѣйствовавшіе съ нечеловѣческимъ мужествомъ, казались имъ непобѣдимыми; они нападали на стѣны, и стѣны были не такъ крѣпки, какъ грудь противниковъ. Башни рушились, рвы наполнялись землею, отъ стѣнъ оставались однѣ развалины.

Потомъ, чрезъ четыре дня послѣ ночнаго нападенія, Испанцы рѣшились на приступъ. Это былъ восьмой и послѣдній день изъ выпрошенныхъ Габріэлемъ у Генриха II. Если осада непріятелей будетъ также неудачна и въ этотъ разъ, отецъ его спасенъ вмѣстѣ съ городомъ; иначе -- всѣ груды и усилія сдѣлаются безполезными; старикъ, Діана и самъ онъ, Габріэль, погибнутъ.

Потому, нельзя описать неистовой отваги, съ какою онъ дѣйствовалъ въ этотъ роковой день. Трудно представить себѣ, чтобъ въ душѣ и тѣлѣ человѣка было столько силы и энергіи. Онъ не видѣлъ смертельной опасности; его занимала только мысль объ отцѣ и невѣстѣ, и онъ шелъ противъ копій, навстрѣчу пулямъ и ядрамъ, какъ-будто они не могли вредить ему. Брошенный камень ударилъ его въ бокъ, остріе копья скользнуло по головѣ, но онъ не чувствовалъ ранъ! онъ, казалось, былъ ополченъ отвагою; онъ ходилъ, бѣгалъ, поражалъ, ободрялъ голосомъ и примѣромъ. Его видѣли вездѣ, гдѣ грозила опасность. Какъ душа оживляетъ тѣло, такъ онъ одушевлялъ весь городъ: онъ дѣйствовалъ за десятерыхъ, за двадцать, за сто человѣкъ. И въ этомъ восторженномъ вдохновеніи ни хладнокровіе, ни благоразуміе не оставляли его. Однимъ, быстрымъ какъ молнія, взглядомъ, онъ замѣчалъ, гдѣ была опасность, и тотчасъ являлся тамъ. Потомъ, когда осаждавшіе уступали, а осажденные, наэлектризованные судорожною храбростію, брали очевидный перевѣсъ, Габріэль спѣшилъ на другой постъ, гдѣ сильнѣе грозила опасность, и, не уставая, не ослабѣвая, снова начиналъ свои историческіе подвиги.

Такъ прошла четверть сутокъ, съ часа до семи.

Въ семь часовъ, съ наступленіемъ ночи, Испанцы начали отступать со всѣхъ сторонъ. За нѣсколькими уцѣлѣвшими бастіонами, съ обрушившимися башнями и малочисленными израненными и изувѣченными солдатами, Сен-Кентенъ могъ продлить свою знаменитую защиту еще день, а можетъ-быть и нѣсколько дней.

Когда послѣдній непріятель оставилъ послѣдній осажденный постъ, Габріэль, изнуренный усталостью и восторгомъ, упалъ на руки окружавшихъ его.

Его отнесли съ тріумфомъ въ домъ ратуши.

Впрочемъ, раны его были незначительны и истощеніе не могло быть продолжительно. Когда онъ пришелъ въ себя, адмиралъ Колиньи, съ сіявшимъ отъ радости лицомъ, стоялъ подлѣ него.

-- Адмиралъ, было первое слово Габріэля:-- я не въ бреду, неправда ли? Сегодня въ-самомъ-дѣлѣ была страшная осада, которую мы опять отразили?

-- Да, другъ мой, и частію по вашей милости, отвѣчалъ Гаспаръ.

-- А восемь дней, данные мнѣ королемъ, прошли! вскричалъ Габріэль.-- О! благодарю тебя, Господи, благодарю!

-- И для совершеннаго вашего выздоровленія я принесъ вамъ, другъ мой, прекрасныя вѣсти, продолжалъ адмиралъ.-- Пока мы защищали Сен-Кентенъ, составлялось, кажется, всеобщее ополченіе; одинъ изъ моихъ шпіоновъ, видѣвшій коннетабля и возвратившійся сегодня во время смятенія, донесъ мнѣ объ этомъ. Гизъ прибылъ въ Парижъ съ пьемонтской арміей и, согласившись съ кардиналомъ лотарингскимъ, приготовляетъ возстаніе городовъ. Сен-Кентенъ, опустошенный и разрушенный, уже не въ состояніи отразить первой осады, но его и наше дѣло сдѣлано -- и Франція спасена, другъ мой. Да, все вооружается за нашей вѣрной защитой; дворянство и всѣ сословія возстаютъ, рекрутовъ много, частныя приношенія сыплются, нанимаютъ два вспомогательные корпуса Германцевъ. Когда непріятель покончитъ дѣло съ нами, а это, къ-несчастію, не можетъ замедлиться, тогда, по-крайней-мѣрѣ, ему будетъ съ кѣмъ развѣдаться послѣ насъ. Франція спасена, Габріэль.

-- Ахъ, адмиралъ, вы еще не знаете, какъ важны для меня эти вѣсти, продолжалъ Габріэль.-- Но позвольте сдѣлать одинъ вопросъ: не изъ тщеславнаго самолюбія хочу я его сдѣлать! вы хорошо меня знаете и не станете предполагать этого; но важныя, серьёзныя причины побуждаютъ меня спросить васъ, адмиралъ: мое восьмидневное присутствіе здѣсь было ли сколько-нибудь полезно для защиты Сен-Кентена?

-- Во всемъ, другъ, во всемъ! отвѣчалъ Гаспаръ съ великодушною откровенностью.-- Въ день вашего пріѣзда, вы видѣли, безъ вашего неожиданнаго участія въ дѣлѣ, я уступалъ, я колебался предъ страшною отвѣтственностью, которую возложила на меня совѣсть; я готовъ былъ нести Испанцамъ ключи отъ города, ввѣреннаго мнѣ королемъ для защиты. На утро, вы довершили свое дѣло, введя въ городъ помощь, хотя слабую, но достаточную ободрить осажденныхъ! Не говорю уже о тѣхъ спасительныхъ совѣтахъ, которые вы давали нашимъ инженерамъ и артиллеристамъ. Не говорю о томъ блистательномъ мужествѣ, съ которымъ вы являлись вездѣ на каждомъ приступѣ. Но, четыре дни тому назадъ, кто спасъ нашъ городъ отъ ночнаго нападенія? Но, сегодня, кто съ неслыханною храбростью и счастьемъ выдержалъ сопротивленіе, которое я считалъ невозможнымъ? Вы, постоянно вы, другъ мой, присутствовавшій всюду и всюду готовый на защиту, такъ-что солдаты называютъ васъ уже не иначе, какъ капитанъ Пять-Сотъ! Габріэль! съ чистою радостью и съ глубокою признательностью говорю вамъ, вы первый и единственный спаситель этого города, а, слѣдовательно, и Франціи.

-- О! благодарю васъ, адмиралъ, за эти добрыя, снисходительныя слова, сказалъ Габріэль.-- Но, простите! захотите ли вы повторить ихъ предъ его величествомъ?

-- Не только захочу, другъ мой, продолжалъ адмиралъ:-- но это моя обязанность, а вы знаете, что Гаспаръ Колиньи не уклоняется отъ своихъ обязанностей.

-- Какое блаженство! вскричалъ Габріэль:-- и какъ я буду обязанъ вамъ, адмиралъ! Но согласитесь увеличить эту обязательность: не говорите никому, прошу васъ, даже коннетаблю, особенно коннетаблю не говорите о томъ, чѣмъ я могъ быть полезенъ въ вашемъ славномъ подвигѣ. Пускай одинъ король знаетъ это. Его величество увидитъ, что я дѣйствовалъ не для славы и не для шума, по только для того, чтобъ выполнить условіе, и если ему угодно будетъ наградить меня, въ его рукахъ то, что для меня въ тысячу разъ дороже всѣхъ почестей и званій въ мірѣ. Да, адмиралъ, пусть онъ дастъ мнѣ это, и долгъ Генриха II, если только онъ существуетъ, будетъ уплаченъ сторицею.

-- Награда дѣйствительно должна быть великолѣпная, сказалъ адмиралъ.-- Дай Богъ, чтобъ признательность короля не лишила васъ этой награды. Впрочемъ, я исполню, что вы желаете, Габріэль, и хотя мнѣ тяжело молчать о вашихъ заслугахъ, но, если вы того требуете, буду молчать.

-- А! вскричалъ Габріэль: -- давно не былъ я такъ спокоенъ, какъ въ эту минуту. Какъ усладительно надѣяться и вѣрить немного въ будущее! Теперь я весело пойду на укрѣпленія, съ спокойной душой буду драться и, кажется, могу быть непобѣдимъ. Развѣ осмѣлится желѣзо или свинецъ коснуться человѣка, который надѣется?

-- Впрочемъ, другъ мой, вы не очень на это разсчитывайте, съ улыбкой отвѣчалъ Колиньи.-- Я даже могу сказать вамъ напередъ, что эта увѣренность обманетъ васъ. Городъ почти открытъ; еще нѣсколько пушечныхъ выстрѣловъ разрушатъ послѣдніе остатки стѣнъ и башень. Къ-тому же, у насъ скоро не будетъ и рукъ -- солдатъ, которые до-сихъ-поръ замѣняли собою стѣны, мало. Въ слѣдующій приступъ непріятель овладѣетъ городомъ непремѣнно -- не будемъ обманывать себя несбыточною надеждой.

-- Но развѣ г. Гизъ не можетъ прислать намъ помощи? спросилъ виконтъ д'Эксме.

-- Г. Гизъ, отвѣчалъ Гаспаръ:-- не пожертвуетъ своими драгоцѣнными резервами для города, три четверти котораго уже взяты, и, разумѣется, хорошо сдѣлаетъ. Пускай бережетъ людей въ сердцѣ Франціи: тамъ они необходимы; а Сен-Кентенъ принесенъ въ жертву. Очистительная жертва, благодаря Бога, долго сопротивлялась; ей остается только пасть со славою, и объ этомъ мы позаботимся; не правда ли, Габріэль? Надо, чтобъ побѣда Испанцевъ подъ Сен-Кентеномъ обошлась имъ дороже пораженія. Теперь мы будемъ драться не для того, чтобъ спастись, но для того, чтобъ драться.

-- Да! изъ удовольствія, для забавы! весело подхватилъ Габріэль: -- удовольствіе героевъ! Забава, достойная насъ! Ну! пусть будетъ такъ, будемъ держаться два, три, если можно, четыре дня. Заставимъ Филиппа II, Филибера-Эммануэля, Испанію, Англію и Фландрію стать въ-тупикъ передъ грудой развалинъ. Все-таки выиграемъ время для Гиза, а для себя -- комическую сцену. Какъ вы думаете?

-- Я думаю, другъ мой, отвѣчалъ адмиралъ:-- что у васъ даже съ шуткой и игрой мѣшается слава.

Какъ желали Габріэль и Колиньи, такъ и сбылось. Филиппъ II и его полководецъ Филиберъ-Эммануэлъ, раздраженные продолжительнымъ сопротивленіемъ города и безуспѣшностію своихъ приступовъ, не хотѣли отступить безъ побѣды въ одиннадцатый разъ. Они опять простояли три дня не дѣлая нападенія, и замѣнили своихъ солдатъ пушками, потому-что въ осажденномъ городѣ стѣны были рѣшительно не такъ тверды, какъ сердца защищавшихъ его. Въ эти три дня, адмиралъ и виконтъ д'Эксме старались по возможности поправить стѣны и подкопы; но, къ-несчастію, имъ не доставало рукъ. Въ полдень 26 августа не оставалось ни сажени неповрежденной стѣны. Домы стояли на виду, какъ въ простомъ, неукрѣпленномъ городѣ, и солдатъ было такъ мало, что нельзя было составить фронта въ одну шеренгу, даже на главныхъ пунктахъ.

Самъ Габріэль долженъ былъ въ этомъ сознаться: еще до сигнала на приступъ, городъ ужь былъ взятъ.

По-крайней-мѣрѣ, его взяли не чрезъ тотъ проломъ, который защищалъ Габріэль. Тутъ онъ стоялъ съ дю-Брёлемъ и Жаномъ Пекуа, и всѣ трое такъ искусно и отчаянно отражали непріятельскіе удары, что заставили нападавшихъ отступать три раза. Съ особеннымъ увлеченіемъ дрался Пекуа, такъ-что Габріэль два раза едва успѣвалъ спасать его въ запальчивыхъ промахахъ. И Пекуа на мѣстѣ поклялся Габріэлю въ вѣчной преданности ему.

-- Теперь я ужь не такъ жалѣю о своемъ родномъ городѣ, вскричалъ онъ въ энтузіазмѣ: -- потому-что есть чѣмъ замѣнить любовь къ нему, и если Сен-Кентенъ далъ мнѣ жизнь, то виконтъ д'Эксме сохранилъ ее!

Не смотря на эти геройскія усилія, городъ не могъ долѣе сопротивляться: укрѣпленія его превратились въ развалины, и пока Габріэль, дю-Брёль и Пекуа дрались, за ними улицы Сен-Кентена уже были наполнены непріятелями.

Но храбрый городъ уступилъ только силѣ, и то чрезъ семьнадцать дней, послѣ одиннадцати приступовъ.

Габріэль былъ въ Сен-Кентенѣ уже двѣнадцать дней, четверо сутокъ сверхъ даннаго обѣщанія!

V.

Арно Тилль продолжаетъ свои дѣлишки.

Въ первую минуту, городъ былъ жертвою грабежа и кровопролитія. Но Филиберъ далъ строгое приказаніе прекратить безпорядокъ, и когда къ нему привели адмирала Колиньи, онъ гордо привѣтствовалъ его.

-- Я не умѣю наказывать за храбрость, сказалъ онъ ему: -- и съ Сен-Кентеномъ будетъ поступлено такъ же, какъ если бы онъ сдался въ первый день приступа.

И побѣдитель, столько же великодушный, какъ и побѣжденный, позволилъ адмиралу возражать на свои требованія.

Сен-Кентенъ, разумѣется, объявленъ былъ испанскимъ городомъ, по тѣ изъ жителей, которые не хотѣли принять чужеземнаго подданства, могли удалиться, отказавшись, впрочемъ, отъ правъ собственности на свои дома. Всѣ солдаты и горожане были объявлены свободными, и Филиберъ удержалъ за собою только пятьдесятъ плѣнниковъ безъ различія возраста, пола и состоянія, по своему усмотрѣнію или по выбору своихъ капитановъ, съ тѣмъ, чтобъ выкупомъ за нихъ уплатить жалованье войскамъ. Имущества и личность прочихъ объявили неприкосновенными и Филиберъ принялъ всѣ мѣры противу безпорядковъ. Онъ даже не требовалъ денегъ отъ Колиньи. Адмиралу позволяли на другой день возвратиться въ Парижъ, къ дядѣ его коннетаблю Монморанси, который въ свою очередь встрѣтился не съ такими безкорыстными побѣдителями: за него Франція должна была заплатить добрый выкупъ. Но Филиберъ-Эммануэль считалъ за честь сдѣлаться другомъ Гаспара и не хотѣлъ оцѣнить его свободы.

Эти условія, доказывавшія болѣе благосклонности, нежели сколько можно было ожидать, приняты были адмираломъ съ покорностью, а жителями съ боязливою радостью. На кого-то, дѣйствительно, падетъ выборъ Филибера? Это должно было рѣшиться на другой день, и наканунѣ его самые надменные сдѣлались уклончивыми, и самые богатые громко говорили о своей бѣдности.

Арно Тилль, дѣйствуя по-прежнему дѣятельно и ловко, провелъ ночь въ размышленіяхъ о своихъ дѣлахъ и придумалъ весьма-выгодный оборотъ. По утру онъ одѣлся въ самое лучшее свое платье и отправился по улицамъ, наполненнымъ побѣдителями всѣхъ націй, Германцами, Англичанами, Испанцами и проч.

-- Что за вавилонское смѣшеніе языковъ! думалъ озабоченный Арно, прислушиваясь къ разнохарактернымъ звукамъ.-- Съ тѣмъ, что я знаю по-англійски, не удастся мнѣ потолковать ни съ однимъ изъ этихъ Франтовъ. Одни говорятъ: "Carajo!", другіе "Goddam!", третьи "Tausend sapperment!", и ни одинъ...

-- Стой! закричалъ позади Арно довольно-мощный голосъ.

Арно поспѣшно оборотился на этотъ зовъ, въ которомъ слышалось достаточное познаніе французскаго языка.

То былъ высокій, рыжій мужчина, съ лицомъ довольно-плутоватымъ для торгаша, и весьма-глупымъ для обыкновеннаго человѣка. Тилль съ перваго взгляда узналъ въ немъ Англичанина.

-- Что вамъ угодно? спросилъ онъ.

-- Ты плѣнникъ, вотъ что мнѣ угодно, отвѣчалъ военный человѣкъ съ замѣтно англійскимъ произношеніемъ, которому Тилль тоже началъ подражать для большей понятности.

-- Отъ-чего же я, а не другой? отвѣчалъ онъ:-- не ткачъ, напримѣръ, что тамъ идетъ?

-- Потому что ты одѣтъ лучше, нежели ткачъ, отвѣчалъ Англичанинъ.

-- Ахъ, да! сказалъ Арно:-- а какое вы имѣете право меня останавливать; кажется, вы не больше, какъ простой солдатъ?

-- О! я дѣйствую не отъ себя, отвѣчалъ Англичанинъ: -- а по приказанію моего начальника, лорда Грея, который командуетъ здѣсь Англичанами, и которому герцогъ Филиберъ-Эммануэль назначилъ на его долю, за труды, трехъ плѣнныхъ, двухъ благородныхъ и одного горожанина, съ выкупомъ, какой они въ состояніи за себя дать. А мой начальникъ, зная, что у меня и руки и глаза исправны, поручилъ мнѣ идти на охоту и достать трехъ цѣнныхъ плѣнниковъ. Ты хорошая дичь изъ тѣхъ, которыхъ я досихъ-поръ видѣлъ и потому я беру васъ за воротъ, господинъ горожанинъ.

-- Много чести для бѣднаго конюшаго, скромно отвѣчалъ Арно.-- А кормить хорошо будетъ вашъ начальникъ?

-- Дуралей! развѣ ты думаешь, что онъ долго будетъ тебя кормить? сказалъ солдатъ.

-- Да пока не вздумаетъ отпустить меня! отвѣчалъ Арно.-- Вѣдь не уморитъ же голодомъ.

-- Гм! а если въ-самомъ-дѣлѣ я принялъ ободранную кошку за пушистую лисицу?

-- Опасно, синьйоръ-служивый, сказалъ Арно: -- и если лордъ Грей обѣщалъ вамъ что-нибудь за коммиссію, то за меня достанется вамъ развѣ двадцать или тридцать палокъ. Если это вамъ пріятно, то совѣтую взять меня.

-- Ты, можетъ-быть, и правду говоришь! отвѣчалъ Англичанинъ, всматриваясь въ плутоватые глаза Арно:-- пожалуй, я съ тобой потеряю и то, что обѣщалъ мнѣ лордъ Грей, т. е., одинъ ливръ со ста ливровъ, которые онъ получитъ за мою дичь.

-- А, вотъ кого мнѣ надо! подумалъ Арно.-- Эй! товарищъ-непріятель, сказалъ онъ громко:-- если я укажу вамъ на богатую добычу, на плѣнника, который стоитъ десять тысячь ливровъ, напримѣръ, будете ли вы мнѣ благодарны, а?

-- Десять тысячь! вскричалъ Англичанинъ:-- сказать правду, такіе плѣнники не часто попадаются! Значитъ, мнѣ достанется сто ливровъ, хорошій кушъ!

-- Да, но пятьдесятъ изъ нихъ слѣдовало бы дать другу, который укажетъ дорогу. По правдѣ-то, а?

-- Ну! пусть такъ, сказалъ солдатъ послѣ минутнаго раздумья: -- но веди сейчасъ же къ этому человѣку и скажи мнѣ, какъ его зовутъ.

-- За нимъ не далеко ходить, продолжалъ Арно.-- Нѣсколько шаговъ въ эту сторону. Постойте, я не хочу показываться съ вами на площади. Дайте мнѣ спрятаться за уголъ этого дома, а сами идите дальше. Видите на балконѣ господина, который разговариваетъ съ горожаниномъ?

-- Вижу, сказалъ Англичанинъ:-- этотъ-то и есть мой?

-- Онъ-то и есть нашъ.

-- А какъ его зовутъ?

-- Виконтъ д'Эксме.

-- А! право, вскричалъ солдатъ: -- такъ вотъ онъ, виконтъ-то д'Эксме! о немъ много толковали въ лагерѣ. Развѣ онъ такъ же богатъ, какъ храбръ?

-- Я за это ручаюсь.

-- Такъ ты его хорошо знаешь?

-- Еще бы! я его конюшій.

-- А, Іуда! невольно воскликнулъ солдатъ.

-- Нѣтъ, спокойно отвѣчалъ Арно:-- потому-что Іуда повѣсился, а я не повѣшусь.

-- Можетъ-быть, тебя избавятъ отъ труда! сказалъ Англичанинъ.

-- Увидимъ, отвѣчалъ Арно:-- а наше условіе, да или нѣтъ?

-- Да! продолжалъ Англичанинъ: -- я отведу твоего господина къ милорду, а послѣ ты мнѣ укажешь еще одного дворянина и какого-нибудь зажиточнаго горожанина, если знаешь.

-- Знаю въ ту же цѣну, за половину барышей.

-- Пускай такъ, чортовъ хожалый.

-- Вотъ хожалый, сказалъ Арно.-- Только безъ плутней! Между плутами плутней не бываетъ. Впрочемъ, я васъ поймаю; вашъ начальникъ платитъ наличными?

-- Наличными и впередъ; ты пойдешь съ нами къ милорду, подъ видомъ виконтова конюшаго; я получу свою долю, и тутъ же раздѣлимъ ее. Но ты, въ благодарность, поможешь мнѣ огъискать втораго и третьяго плѣнника.

-- Увидимъ, сказалъ Арно:-- сначала займемся первымъ.

-- Мигомъ сдѣлаемъ, отвѣчалъ солдатъ:-- твой господинъ слишкомъ суровъ на войнѣ, такъ ему надо быть добрымъ во время мира, мы это знаемъ. Ступай впередъ и стань за нимъ; увидишь, что мы своего дѣла мастера.

Арно оставилъ своего достойнаго спутника. Войдя въ комнату, гдѣ Габріэль разговаривалъ съ другомъ своимъ Жаномъ Пекуа, Арно спросилъ, не нуженъ ли онъ ему. Онъ еще говорилъ, когда вошелъ солдатъ. Англичанинъ шелъ прямо къ виконту, который смотрѣлъ на него съ изумленіемъ; низко поклонившись ему, солдатъ спросилъ:

-- Я имѣю честь говорить съ виконтомъ д'Эксме?

-- Я дѣйствительно виконтъ д'Эксме, отвѣчалъ еще болѣе удивленный Габріэль:-- что вамъ надо отъ меня?

-- Вашу шпагу, сударь, сказалъ солдатъ, поклонившись чуть не до земли.

-- Тебѣ! возразилъ Габріэль, отступая съ невыразимымъ презрѣніемъ.

-- Именемъ лорда Грея, моего начальника, сударь, отвѣчалъ неспѣсивый солдатъ. Вы въ числѣ пятидесяти плѣнниковъ, которыхъ господинъ адмиралъ долженъ выдать побѣдителямъ. Не извольте сердиться на меня, слабаго, что я долженъ былъ вамъ объявить эту непріятную новость.

-- На тебя сердиться! сказалъ Габріэль:-- нѣтъ; но лордъ Грей могъ бы самъ спросить у меня шпагу. Я ему отдамъ ее, понимаешь?

-- Какъ вамъ угодно, сударь.

-- И надѣюсь, что твой начальникъ освободитъ меня за выкупъ?

-- О! будьте увѣрены, будьте увѣрены, сударь, торопливо отвѣчалъ солдатъ.

-- Такъ я иду за тобой, сказалъ Габріэль.

-- Но это подло! вскричалъ Жанъ Пекуа.-- Вы напрасно соглашаетесь. Вы не житель Сен-Кентена! Вы не здѣшній!

-- Господинъ Жанъ Пекуа говоритъ правду, продолжалъ Арно Тилль съ жаромъ, указывая солдату исподтишка на самого горожанина.-- Да, господинъ Жанъ Пекуа показалъ истинный путь; виконтъ не сен-кентенскій житель, и господинъ Жанъ Пекуа это знаетъ! господинъ Жанъ Пекуа знаетъ весь городъ! Онъ уже сорокъ лѣтъ здѣсь живетъ горожаниномъ и еще синдикъ общины! капитанъ стрѣлковой роты! Что вы на это скажете, господинъ Англичанинъ?

-- Я скажу на это, отвѣчалъ сметливый Англичанинъ: -- что если это господинъ Жанъ Пекуа, то я имѣю приказаніе взять также и его: онъ тоже есть въ моемъ спискѣ.

-- Я! вскричалъ горожанинъ.

-- Вы сами, сударь, сказалъ солдатъ.

Пекуа съ вопросительнымъ лицомъ посмотрѣлъ на Габріэля.

-- Увы! другъ мой, съ невольнымъ вздохомъ сказалъ виконтъ д'Эксме:-- я думаю, что, исполнивъ наши воинскія обязанности во время битвы, мы лучше всего сдѣлаемъ, если признаемъ права побѣдителя. Рѣшимся, Пекуа!

-- Идти за этимъ? спросилъ Пекуа, указывая на солдата.

-- Безъ сомнѣнія, другъ мой. И, въ этомъ испытаніи, я утѣшаюсь тѣмъ, что мы будемъ вмѣстѣ.

-- Ваша правда, виконтъ, сказалъ растроганный Жанъ Пекуа: -- вы слишкомъ добры, а если такой славный и храбрый капитанъ, какъ вы, не противится своей участи, то развѣ смѣетъ сѣтовать на нее простой горожанинъ? Ну! негодяй, продолжалъ онъ, обращаясь къ солдату: -- такъ и быть, я твой плѣнникъ, или твоего командира, что ли?

-- И вы пойдете за мною къ лорду Грею, сказалъ Англичанинъ:-- и останетесь тамъ, если вамъ угодно, до-тѣхъ-поръ, пока не внесете порядочнаго выкупа.

-- И останусь тамъ навсегда, чортовъ сынъ! вскричалъ Жанъ Пекуа.-- Или я умру или твоему командиру никогда не видать моего золота; пусть кормитъ меня, если онъ христіанинъ, до послѣдняго дня моей жизни, а я ѣмъ порядочно, предупреждаю тебя.

Солдатъ испуганными глазами посмотрѣлъ на Арно Тилля, по тотъ разувѣрилъ его знакомъ и указалъ на Габріэля, который смѣялся надъ выходкой своего пріятеля. Англичанинъ успѣлъ понять шутку и началъ добродушно смѣяться.

-- Такъ вы, сударь, и вы, сказалъ онъ:-- я васъ по...

-- Ты пойдешь впередъ къ лорду Грею, съ негодованіемъ прервалъ его Габріэль: -- а мы сговоримся уже съ твоимъ господиномъ.

-- Какъ вамъ угодно, почтительно отвѣчалъ солдатъ, и, отправившись впередъ, привелъ къ лорду Грею дворянина и горожанина, за которыми поодаль шелъ Арно Тилль.

Лордъ Грей былъ скучный, тяжелый флегматикъ, и, считая воину торговлей, былъ въ дурномъ расположеніи духа, потому-что получилъ, вмѣсто платы себѣ и своимъ солдатамъ, выкупъ за трехъ несчастныхъ плѣнниковъ. Онъ принялъ Габріэля и Жана Пекуа съ холоднымъ достоинствомъ.

-- А! такъ на мою долю достался плѣнникомъ виконтъ д'Эксме? сказалъ онъ, съ любопытствомъ осматривая Габріэля.-- Вы намъ надѣлали много хлопотъ, и еслибъ я вздумалъ запросить съ васъ столько выкупа, сколько вы причинили убытковъ Филиппу II, то мнѣ, я думаю, пришлось бы получить и Францію и Генриха.

-- Я дѣйствовалъ, какъ умѣлъ, сказалъ Габріэль.

-- Ваше умѣнье хорошо! поздравляю васъ, продолжалъ лордъ Грей.-- Но не въ томъ дѣло. Не смотря на чудеса, которыя вы сдѣлали, участь войны передаетъ васъ въ мою власть, васъ и вашу доблестную шпагу... О! не безпокойтесь, не безпокойтесь, прибавилъ онъ, увидѣвъ, что Габріэль хотѣлъ отдать ему свою шпагу.-- Но, чтобъ снова пріобрѣсть право дѣйствовать ею, чѣмъ вы можете жертвовать? Уладимъ это. Я знаю, что храбрость и богатство, къ-несчастію, не всегда живутъ вмѣстѣ. Впрочемъ, я не могу отказаться отъ всего. Пять тысячь экю... согласны ли вы такъ оцѣнить вашу свободу?

-- Нѣтъ, милордъ, отвѣчалъ Габріэль.

-- Нѣтъ? Вы думаете, что это дорого? продолжалъ лордъ Грей.-- Эхъ! проклятая война! Бѣдная кампанія! Ну! четыре тысячи экю, не много, чортъ меня побери!

-- Мало, милордъ, холодно отвѣчалъ Габріэль.

-- Какъ, что вы говорите? вскричалъ Англичишшъ.

-- Я говорю, продолжалъ Габріэль: -- что вы не такъ поняли мои слова, милордъ. Вы спросили меня, прилично ли взять за мою свободу пять тысячь экю, и я отвѣчалъ вамъ "нѣтъ"; потому-что по моей оцѣнкѣ я стою вдвое болѣе, милордъ.

-- Хорошо! отвѣчалъ Англичанинъ: -- и въ-самомъ-дѣлѣ, вашъ король можетъ дать эту сумму, чтобъ сохранить такого храбраго воина.

-- Я надѣюсь обойдтись безъ помощи короля, сказалъ Габріэль:-- и мое состояніе, безъ сомнѣнія, позволитъ мнѣ самому сдѣлать этотъ непредвидѣнный расходъ.

-- Итакъ -- все къ лучшему, продолжалъ лордъ Грей, нѣсколько изумленный.-- Вы уплатите мнѣ десять тысячь экю; и, простите! въ какой срокъ?

-- Разумѣется, сказалъ Габріэль: -- я не привезъ съ собою такой суммы въ осажденный городъ; притомъ, средства адмирала Колиньи и его друзей, я думаю, такъ же не велики, какъ мои, и я не хочу ихъ утруждать. Но если вы позволите отсрочить на нѣсколько времени, то мнѣ пришлютъ изъ Парижа...

-- Очень-хорошо! сказалъ лордъ Грей: -- и въ случаѣ нужды, я положусь на ваше слово, которое стоитъ золота. Но, дѣло -- все дѣло, и какъ неудовольствія между нашими и испанскими войсками, можетъ-быть, заставятъ меня возвратиться въ Англію, то вы не оскорбитесь, если до совершенной уплаты я задержу васъ, не въ этомъ испанскомъ городѣ, изъ котораго я уѣзжаю, а въ Кале, гдѣ мой родственникъ Уэнтвортъ губернаторомъ. Согласны вы?

-- Охотно, сказалъ Габріэль, и горькая улыбка мелькнула на его блѣдныхъ губахъ: -- я только попрошу васъ позволить мнѣ послать въ Парижъ за деньгами моего конюшаго, чтобъ не продолжить ни моего плѣна, ни вашей довѣренности.

-- Совершенно справедливо, продолжалъ лордъ Грей: -- а пока не возвратится вашъ посланный, будьте увѣрены, что со стороны моего родственника вы не встрѣтите ни малѣйшей непріятности. Въ Кале вы будете пользоваться совершенною свободою... тѣмъ болѣе, что городъ укрѣпленъ и постоянно запертъ... и лордъ Уэнтвортъ доставитъ вамъ возможныя удовольствія: онъ любитъ поѣсть и тратитъ на это даже болѣе, нежели сколько бы слѣдовало. Но это его дѣло, и жена его, моя сестра, уже умерла. Я только хотѣлъ сказать, что вы не слишкомъ будете скучать.

Габріэль молча поклонился.

-- Теперь съ вами, продолжалъ лордъ Грей, обращаясь къ Пекуа, который въ-продолженіе предъидущей сцены не разъ подымалъ плечи отъ удивленія.-- Вы, кажется, тотъ горожанинъ, который предоставленъ мнѣ вмѣстѣ съ двумя дворянами.

-- Я Жанъ Пекуа, милордъ.

-- Ну, Жанъ Пекуа, какой выкупъ можно спросить съ васъ?

-- О! я намѣренъ торговаться, милоръ. Дока на доку, какъ говорятъ. Вы можете хмурить брови, какъ вамъ угодно, я не самолюбивъ, и, по моему мнѣнію, не стою больше десяти ливровъ.

-- Э! прервалъ лордъ Грей съ презрѣніемъ:-- вы заплатите сто ливровъ, это составитъ почти то, что я обѣщалъ солдату, который привелъ васъ сюда.

-- Сто ливровъ, такъ и быть! милордъ, если вы такъ дорого меня цѣните, насмѣшливо отвѣчалъ Пекуа.-- Но не наличными деньгами, конечно.

-- Какъ! не-уже-ли у васъ нѣтъ и этой ничтожной суммы? сказалъ лордъ Грей.

-- Было, милордъ, отвѣчалъ Жанъ Пекуа: -- но я все роздалъ бѣднымъ и больнымъ во время осады.

-- У васъ есть, по-крайней-мѣрѣ, друзья? родственники, можетъ-быть? продолжалъ поръ Грей.

-- Друзья? на нихъ не надо очень разсчитывать, милордъ; родственники? у меня ихъ нѣтъ. Жена моя умерла, не оставивъ дѣтей, а, братьевъ у меня не было; остался одинъ двоюродный братъ...

-- Ну! этотъ двоюродный братъ?.. сказалъ съ нетерпѣніемъ лордъ Грей.

-- Онъ, милордъ, конечно, не откажетъ мнѣ въ требуемой суммѣ, но онъ живетъ въ Кале.

-- А! съ недовѣрчивостію произнесъ лордъ Грей.

-- Боже мой, да, милордъ, продолжалъ Жанъ Пекуа съ видомъ самой добродушной откровенности:-- моего двоюроднаго брата зовутъ Пьеръ Пекуа; онъ болѣе тридцати лѣтъ занимается оружейнымъ мастерствомъ въ Улицѣ-Мартруа, подъ вывѣской бога Марса.

-- И онъ близокъ съ вами? спросилъ лордъ Грей.

-- Я думаю, милордъ, -- я послѣдній изъ рода Пекуа, то-есть, онъ меня обожаетъ. Болѣе двухъ столѣтій тому назадъ, у одного Пекуа, нашего предка, было два сына; одинъ сдѣлался ткачемъ и поселился въ Сен-Кентенѣ, а другой -- оружейникомъ и отправился въ Кале. Съ-тѣхъ-поръ, Пекуа сен-кентенскіе ткутъ, а Пекуа въ Кале куютъ. Но, не смотря на разстояніе, которое раздѣляетъ ихъ, они любятъ другъ друга и помогаютъ, какъ только могутъ, какъ слѣдуетъ добрымъ родственникамъ и горожанамъ древняго рода. Пьеръ дастъ мнѣ сколько нужно для моего выкупа, я въ этомъ увѣренъ, хотя не видалъ его почти десять лѣтъ; потому-что вы, Англичане, не легко позволяете намъ, Французамъ, входить въ ваши укрѣпленные города.

-- Да, да, привѣтливо сказалъ лордъ Грей: -- слишкомъ двѣсти десять лѣгъ, какъ ваши Пекуа въ Кале сдѣлались Англичанами.

-- О! вскричалъ Жанъ съ жаромъ: -- Пекуа... потомъ вдругъ замолчалъ.

-- Ну, прервалъ удивленный лордъ Грей:-- что Пекуа...

-- Пекуа, милордъ, сказалъ Жанъ съ замѣшательствомъ, вертя свою шапку: -- Пекуа не вмѣшиваются въ политику, хотѣлъ я сказать. Англичане или Французы, Пекуа довольны, если могутъ зашибить деньгу молотомъ или бёрдомъ.

-- Ну, въ такомъ случаѣ, кто знаетъ? весело примолвилъ лордъ Грей: -- вы, можетъ-быть, поселитесь ткачомъ въ Кале и сдѣлаетесь также подданнымъ королевы Маріи, и Пекуа, послѣ столькихъ лѣтъ, наконецъ соединятся.

-- Можетъ-быть! добродушно отвѣчалъ Жанъ Пекуа.

Габріэль не могъ опомниться отъ изумленія, слушая храбраго горожанина, который такъ геройски защищалъ городъ, а теперь такъ спокойно говорили о перемѣнѣ подданства, какъ-будто дѣло шло о перемѣнѣ сюртука. Но сдѣланный Жаномъ украдкой знакъ разувѣрилъ Габріэля и далъ ему замѣтить, что Пекуа задумалъ какую-то хитрость.

Лордъ Грей скоро отпустилъ ихъ обоихъ.

-- Завтра мы отправимся вмѣстѣ въ Кале, сказалъ онъ имъ: -- а до-тѣхъ-поръ вы можете заняться приготовленіями къ пути и проститься съ вашими знакомыми. Я полагаюсь на ваше слово и предоставляю вамъ полную свободу, тѣмъ болѣе, прибавилъ онъ съ особенною привѣтливостью:-- что ваши имена запишутся на заставахъ и изъ города не выпустятъ никого безъ позволенія губернатора.

Габріэль не отвѣчая поклонился лорду Грею и удалился вмѣстѣ съ Пекуа, не замѣтивъ, что конюшій его, Мартэнъ-Герръ, остался въ домѣ Англичанина.

-- Что ты задумалъ, другъ? сказалъ онъ Жану, когда они вышли.-- Можетъ ли быть, чтобъ у тебя не было ста ливровъ для выкупа? Зачѣмъ тебѣ такъ хочется ѣхать въ Кале? Развѣ этотъ оружейный мастеръ въ-самомъ-дѣлѣ существуетъ?

-- Тише! отвѣчалъ Жанъ Пекуа съ таинственнымъ видомъ: -- въ этой испанской атмосферѣ я едва осмѣливаюсь разинуть рогъ. Вы, конечно, можете положиться на вашего конюшаго Маргэна-Герра?

-- За него я отвѣчаю, сказалъ Габріэль: -- кромѣ забывчивости и нѣкоторыхъ вмѣшательствъ не въ свое дѣло, это вѣрнѣйшій человѣкъ въ мірѣ.

-- Хорошо, отвѣчалъ Пекуа.-- Не надо отправлять его прямо отсюда въ Парижъ; повеземъ его въ Кале и пошлемъ оттуда.

-- Но къ-чему всѣ эти предосторожности? спросилъ Габріэль.-- Я вижу, въ Кале у тебя пѣгъ никакой родни.

-- Оно такъ! отвѣчалъ Пекуа: -- Пьеръ Пекуа существуетъ и привыкъ жалѣть объ оставленной родинѣ своей, Франціи; въ случаѣ нужды, если вы задумаете какой-нибудь геройскій подвигъ, онъ поможетъ охотно.

-- Я догадываюсь, другъ мой, сказалъ Габріэль, сжимая руку своего спутника.-- Но ты слишкомъ-много разсчитываешь на меня; ты не знаешь, сколько было эгоизма въ этомъ мнимомъ геройствѣ; ты не знаешь, что въ будущемъ ждетъ меня другая обязанность, болѣе священная, если можно, нежели слава отечества.

-- Ну, сказалъ Жанъ Пекуа: -- эту обязанность вы исполните, какъ и другія. А между другими, прибавилъ онъ, понизивъ голосъ: -- и ту, которая явится, можетъ-быть, когда представится случай взять Кале вмѣсто выкупа за Сен-Кентенъ.

VI.

Продолженіе честныхъ продѣлокъ Арно дю-Тилля.

Но оставимъ молодаго капитана и стараго горожанина съ ихъ геройскими замыслами и возвратимся къ конюшему и солдату, которые ведутъ разсчетъ въ домѣ лорда Грея.

Солдатъ въ-самомъ-дѣлѣ, послѣ ухода двухъ плѣнпиковъ, потребовалъ обѣщанной платы, и командиръ, довольный его ловкостію, выдалъ ему слѣдовавшую сумму.

Арно дю-Тилль, въ свою очередь, ждалъ своей доли, которую Англичанинъ добросовѣстно принесъ ему. Онъ нашелъ Тилля писавшаго въ углу свою безконечную ноту коннетаблю Монморанси И бормотавшаго про себя:

"За то, что ловкимъ манеромъ подвелъ виконта д'Эксме въ число военноплѣнныхъ и такимъ-образомъ на нѣкоторое время избавилъ господина коннетабля отъ сказаннаго виконта..."

-- Что ты тутъ дѣлаешь, пріятель? сказалъ солдатъ, ударивъ Арно по плечу.

-- Что я дѣлаю? счетъ, отвѣчалъ мнимый Мартэнъ-Герръ.-- А что дѣлаетъ нашъ счетъ?

-- Вотъ онъ, сказалъ солдатъ, положивъ деньги въ руку Арно, который началъ ихъ внимательно пересчитывать.-- Я держу свое слово и не жалѣю о деньгахъ. Ты мнѣ показалъ двухъ хорошихъ плѣнниковъ, особенно твоего господина, который не торговался, а напротивъ! Сѣдая борода упрямился; но, для горожанина, онъ тоже не слишкомъ-дуренъ, а безъ тебя я бы, пожалуй, сдѣлалъ еще хуже.

-- Надѣюсь, отвѣчалъ Арно, опуская деньги въ карманъ.

-- Ну, да еще не все кончено; ты видишь, что я хорошо плачу; теперь надо указать мнѣ третьяго плѣнника, еще одного благороднаго.

-- Вотъ еще! сказалъ Арно: -- мнѣ больше некому услужить; выбирай какъ знаешь.

-- Я это знаю, отвѣчалъ солдатъ: -- и не требую, а прошу тебя выбрать со мной изъ всѣхъ мужчинъ, женщинъ, стариковъ или дѣтей, кого бы изъ нихъ удобнѣе захватить.

-- Какъ! спросилъ Арно:-- женщинъ тоже?

-- Женщинъ особенно, сказалъ солдатъ: -- и если ты знаешь какую благородную, да богатую и еще хорошенькую, то намъ прійдется подѣлиться порядочнымъ кушемъ, потому-что милордъ Грей перепродалъ бы ее своему родственнику, лорду Уэнтворту, который гораздо-больше любитъ плѣнницъ, нежели плѣнниковъ.

-- Къ-несчастію, ни одной не знаю, отвѣчалъ Тилль.-- А впрочемъ... но нѣтъ, нѣтъ; это невозможно.

-- Отъ-чего невозможно, товарищъ? Развѣ мы здѣсь не побѣдители? кромѣ адмирала, никто не исключенъ изъ капитуляціи.

-- Оно правда, сказалъ Арно: -- но не надо, чтобъ красотка, о которой я говорю, видѣла моего господина; а посадить ихъ въ тюрьму въ одномъ городѣ не значитъ разлучить.

-- Гэ! а развѣ лордъ Уэнтвортъ не будетъ держать ее въ тайнѣ, хорошенькую-то?

-- Да, въ Кале, въ раздумьи говорилъ Арно: -- а на дорогѣ... мой господинъ увидитъ ее и заговоритъ.

-- Не увидитъ, если я захочу, отвѣчалъ Англичанинъ.-- У насъ пойдетъ два отряда, одинъ послѣ другаго, и если хочешь, отъ кавалера до красавицы будетъ два часа ходьбы.

-- Да! но что скажетъ старый коннетабль? говорилъ про себя Арно.-- Если онъ узнаетъ, что я замѣшался въ это дѣло, то мнѣ не миновать висѣлицы.

-- А развѣ онъ узнаетъ? развѣ кто-нибудь узнаетъ? продолжалъ искуситель.-- Ты самъ не скажешь, а иначе -- деньги что ли скажутъ, откуда онѣ пришли?

-- А деньги будутъ порядочныя? спросилъ Арно.

-- Пополамъ.

-- Досадно! продолжалъ Арно: -- потому-что сумму дадутъ порядочную, нечего и говорить; отецъ не постоитъ.

-- Отецъ принцъ или герцогъ? спросилъ солдатъ.

-- Отецъ король, пріятель, и называется по имени Генрихъ II.

-- Дочь короля здѣсь! вскричалъ Англичанинъ.-- Чортъ побери! Если ты теперь мнѣ не скажешь, гдѣ она, я, кажется, проглочу тебя, товарищъ! Дочь короля!

-- И королева красоты, сказалъ Арно.

-- О! лордъ Уэнтвортъ съ ума сойдетъ, продолжалъ солдатъ.

-- Товарищъ, прибавилъ онъ, торжественно вынимая свой кошелекъ и открывая его: -- все твое, если скажешь, какъ зовутъ ее и гдѣ найдти.

-- Ну! сказалъ Арно, невольно хватаясь за кошелекъ.

-- Имя? спросилъ солдатъ.

-- Діана де-Кастро, по прозванію сестра Бени.

-- А гдѣ?

-- Въ монастырѣ бенедиктинокъ.

-- Бѣгу! вскричалъ Англичанинъ, и исчезъ.

-- Все равно, думалъ Арно, возвращаясь къ своему господину:-- этого я не поставлю въ счетъ коннетаблю.

VII.

Лордъ Уэнтвортъ.

Чрезъ три дня, 1-го сентября, лордъ Уэнтвортъ, губернаторъ Кале, принявъ наставленія отъ своего родственника, лорда Грея, и проводивъ его на корабль, отправлявшійся въ Англію, сѣлъ на лошадь и возвратился въ свой замокъ, гдѣ находились Габріэль и Пекуа, а въ другой комнатѣ Діана.

Но мадамъ де-Кастро не знала, что она такъ близко отъ своего возлюбленнаго, и не имѣла съ нимъ никакого сообщенія во время переѣзда изъ Сен-Кентена.

Лордъ Уэнтвортъ былъ прямо противоположнаго характера съ лордомъ Греемъ: какъ послѣдній былъ сухъ, холоденъ и скупъ, такъ первый живъ, любезенъ и щедръ. Онъ былъ красивъ, статенъ и ловокъ. Ему было около сорока лѣтъ, и нѣсколько сѣдыхъ волосъ уже серебрились въ его черныхъ, густыхъ кудряхъ. Но совершенно-юношеская осанка и горѣвшіе огнемъ сѣрые глаза доказывали, что онъ не старѣлъ душою; и дѣйствительно, онъ велъ такую веселую и бодрую жизнь, какъ человѣкъ лѣтъ двадцати-пяти.

Сначала онъ вошелъ въ залу, гдѣ ожидали его виконтъ д'Эксме и Жанъ Пекуа, и привѣтливо, съ улыбкой поклонился имъ, какъ своимъ гостямъ, а не какъ плѣнникамъ.

-- Добро пожаловать, виконтъ, и вы, сударь, сказалъ онъ имъ.-- Я очень радъ, что лордъ Грей привелъ васъ сюда, виконтъ, и радуюсь вдвойнѣ взятію Сен-Кентена. Не сѣтуйте на меня; но здѣсь, въ этомъ укрѣпленномъ мѣстѣ, развлеченія рѣдки и общество такъ ограниченно, что я радъ встрѣтить кого-нибудь, съ кѣмъ можно поговорить, и я, признаюсь, отъ души желаю, чтобъ вашъ выкупъ пришелъ какъ-можно-позже.

-- Онъ прійдетъ дѣйствительно позднѣе, нежели я думалъ, милордъ, отвѣчалъ Габріэль.-- Лордъ Грей вѣрно предупредилъ васъ, потому-что конюшій мой, котораго я намѣревался послать въ Парижъ, на пути завелъ споръ съ однимъ изъ солдатъ, провожавшихъ насъ, и раненъ въ голову, не опасно, правда, но все же рана задержитъ его въ Кале долѣе, нежели бы мнѣ хотѣлось.

-- Тѣмъ хуже для него и тѣмъ лучше для васъ, виконтъ! сказалъ лордъ Уэнтвортъ.

-- Вы слишкомъ-любезны, милордъ, отвѣчалъ Габріэль съ горькой улыбкой.

-- О, нѣтъ, нисколько; любезно было бы съ моей стороны отпустить васъ на-слово въ Парижъ. Но, повторяю вамъ, я эгоистъ и мнѣ слишкомъ-скучно: надо исполнить порученія моего недовѣрчиваго родственника, лорда Грея. Что тутъ дѣлать? Мы всѣ плѣнники и постараемся облегчить другъ другу непріятности нашего положенія.

Габріэль молча поклонился. Ему дѣйствительно хотѣлось, чтобъ лордъ Уэнтвортъ отпустилъ его въ Парижъ. Но могъ ли онъ требовать такой довѣренности отъ человѣка, совершенно незнакомаго ему?

-- Довольно, виконтъ, продолжалъ Уэптвортъ: -- и если вамъ не поправится помѣщеніе въ моемъ домѣ, вы можете найдти въ Кале другое, лучшее.

-- О, виконтъ! сказалъ Габріэлю Жанъ Пекуа умоляющимъ голосомъ: -- если вы согласитесь занять прекрасную комнату въ домѣ моего двоюроднаго брата Пьера Пекуа, оружейнаго мастера, вы сдѣлаете честь и ему и мнѣ, сдѣлаете меня счастливымъ.

-- Благодарю, другъ мой, сказалъ Габріэль: -- но право воспользоваться такимъ предложеніемъ, можетъ-быть, значило бы употребить его во зло.

-- Нѣтъ, увѣряю васъ, перебилъ лордъ Уэнтвортъ: -- и вы совершенно-свободно можете принять квартиру у Пьера Пекуа. Это зажиточный горожанинъ, дѣятельный, искусный оружейникъ и самый честный человѣкъ. Я знаю его, нѣсколько разъ покупалъ у него оружіе; у него даже есть очень-хорошенькая -- дочь или жена, не знаю.

-- Моя сестра, милордъ, сказалъ Жанъ Пекуа: -- моя двоюродная сестра Бабетта. А! да, она очень-привѣтлива, и еслибъ я не былъ такъ старъ... но родъ Пекуа отъ этого не прекратится: Пьеръ потерялъ жену, но она оставила ему двухъ весьма-живыхъ сыновей, которые будутъ развлекать васъ, виконтъ, если вы согласитесь принять искреннее гостепріимство моего двоюроднаго брата.

-- И я не только согласенъ на это, но даже предлагаю вамъ, прибавилъ лордъ Уэнтвортъ.

Габріэль началъ подозрѣвать (и не безъ причины), что губернатору хотѣлось избавиться отъ него. Такъ и думалъ лордъ Уэнтвортъ, который, какъ сказалъ повѣренный лорда Грея, предпочиталъ плѣнникамъ плѣнницъ.

-- Итакъ, съ позволенія лорда Уэнтворта, сказалъ Габріэль, обращаясь къ Жану:-- я поселюсь, другъ мой, у твоего родственника.

Жанъ Пекуа вспрыгнулъ отъ радости.

-- Право, вы хорошо дѣлаете, продолжалъ лордъ Уэнтвортъ: -- не потому, конечно, чтобъ мнѣ пріятно было разстаться съ вами; но въ стѣнахъ, окруженныхъ днемъ и ночью солдатами, гдѣ держитъ меня моя скучная обязанность, вамъ бы не всегда было такъ свободно, какъ въ домѣ этого добраго оружейника. А для молодаго человѣка нужна свобода, мы это знаемъ.

-- Вы въ-самомъ-дѣлѣ, кажется, это знаете, сказалъ смѣясь Габріэль: -- и знаете всю цѣну независимости.

-- О да, отвѣчалъ лордъ Уэнтвортъ тѣмъ же веселымъ тономъ: -- я еще не въ тѣхъ лѣтахъ, когда порицаютъ свободу... А вы, господинъ Пекуа, продолжалъ онъ, обращаясь къ Жану:-- вы также разсчитываете на кошелекъ вашего родственника? Лордъ Грей сказалъ мнѣ, что вы надѣетесь получить отъ него сто экю для вашего выкупа.

-- Все, что имѣетъ Пьеръ, принадлежитъ Жану, отвѣчалъ горожанинъ: -- такъ было всегда между Пекуа. Я былъ напередъ такъ увѣренъ въ пріемѣ моего родственника, что уже послалъ къ нему раненнаго конюшаго виконта д'Эксме; увѣренъ и въ томъ, что у него кошелекъ такъ же открытъ для меня, какъ двери его дома, и потому прошу васъ послать за нами одного изъ вашихъ людей, который принесетъ вамъ условленную сумму.

-- Зачѣмъ это, господинъ Пекуа, отвѣчалъ лордъ Уэнтвортъ:-- я васъ отпускаю на-слово. Завтра или послѣ завтра я буду у виконта д'Эксме и вмѣсто денегъ выберу у Пьера Пекуа какое-нибудь оружіе.

-- Какъ вамъ угодно, милордъ, сказалъ Жанъ.

-- Затѣмъ, господинъ д'Эксме, сказалъ губернаторъ:-- кажется, не нужно говорить, что каждый разъ, когда вы вздумаете посѣтить меня, будете приняты тѣмъ радушнѣе, что могли бы и не сдѣлать этого? Повторяю, въ Кале жизнь однообразна; безъ сомнѣнія, скоро узнаете это сами, и, надѣюсь, соединитесь со мною противъ общаго врага -- скуки. Вашъ пріѣздъ сюда для меня счастливый случай, и я воспользуюсь имъ сколько возможно; если вы будете удаляться, я надоѣмъ вамъ, предупреждаю васъ; а впрочемъ, вспомните, что вы свободны только вполовину, и другъ долженъ часто водить ко мнѣ плѣнника.

-- Благодарю, милордъ, сказалъ Габріэль: -- но условія войны измѣнчивы и, въ замѣнъ вашей обязательности, прибавилъ онъ: -- сегодняшній другъ завтра сдѣлается снова непріятелемъ.

-- О! сказалъ лордъ Уэнтвортъ:-- я обезпеченъ, даже, увы! слишкомъ обезпеченъ за моими неприступными стѣнами. Еслибъ Французамъ суждено было овладѣть снова Кале, то они не ждали бы этого двѣсти лѣтъ. Я спокоенъ, и если вы встрѣтите меня въ Парижѣ, то, конечно, въ мирное время.

-- Все будетъ, какъ Богу угодно, милордъ, продолжалъ Габріэль.-- Адмиралъ Колиньи обыкновенно говоритъ, что лучшее средство въ рукахъ человѣка -- терпѣніе.

-- Ну! а пока поживемъ какъ-можно-лучше. Кстати, я забылъ: вы, вѣроятно, теперь нуждаетесь въ деньгахъ; мой кошелекъ въ вашемъ распоряженіи.

-- Еще разъ благодарю, милордъ: мой хотя не такъ полонъ, и я не могу сейчасъ уплатить выкупа, но для ежедневныхъ расходовъ достаточно. У меня, признаюсь, одна матеріальная забота, что появленіе трехъ нежданныхъ гостей произведетъ безпокойство въ домѣ вашего родственника, господинъ Пекуа, и потому мнѣ бы хотѣлось пріискать другую квартиру за нѣсколько экю...

-- Вы шутите! прервалъ Жанъ Пекуа:-- домъ Пьера довольно-великъ, благодаря Бога! даже для трехъ семействъ. Въ провинціи строятся не такъ тѣсно, какъ въ Парижѣ.

-- Это справедливо, сказалъ лордъ Уэнтвортъ:-- я рекомендую вамъ, виконтъ -- домъ оружейнаго мастера достоинъ быть жилищемъ капитана. Свита гораздо многочисленнѣйшая, нежели ваша, удобно помѣстится тамъ, нисколько не стѣсняя двухъ мастерскихъ. А вы, господинъ Пекуа, не утвердитесь ли здѣсь съ вашимъ ремесломъ? Лордъ Грей говорилъ мнѣ мелькомъ; я бы очень-радъ былъ исполненію этого намѣренія.

-- Можетъ-быть, сказалъ Жанъ Пекуа.-- Кале и Сен-Кентенъ скоро будутъ принадлежать одной націи, и я бы весьма желалъ сблизиться съ моими родственниками.

-- Да, продолжалъ лордъ Уэнтвортъ, не понявшій тонкаго намека Жана; -- да, легко можетъ статься, что Сен-Кентенъ скоро будетъ принадлежать Англичанамъ. Но я васъ задерживаю, прибавилъ онъ: -- а послѣ дороги вамъ нуженъ покой. Виконтъ, и вы, сударь, еще разъ повторяю вамъ, вы свободны. До свиданія, не надолго, надѣюсь?

Онъ проводилъ капитана и горожанина до дверей, пожалъ руку одному, дружески поклонился другому, и наши плѣнники отправились въ улицу Мартруа, гдѣ жилъ Пьеръ Пекуа подъ вывѣской бога-Марса, и куда, Богъ-дастъ, мы скоро возвратимся къ Габріэлю и Жану.

-- Ну! подумалъ лордъ Уэнтвортъ, оставшись одинъ:-- я, кажется, хорошо сдѣлалъ, что выпроводилъ отъ себя этого виконта д'Эксме. Онъ дворянинъ, вѣрно жилъ при дворѣ, и если хотя разъ видѣлъ мою плѣнницу, то вѣрно не забылъ ея. Да, я едва м е лькомъ видѣлъ ее, когда она, часа два тому назадъ, проходила мимо, а до-сихъ-поръ точно ослѣпленъ. Какъ хороша! О! я люблю ее! люблю! Бѣдное сердце, такъ давно остывшее въ этомъ мрачномъ уединеніи, какъ сильно ты бьешься теперь! Но этотъ молодой человѣкъ, онъ, кажется, живой и отважный, могъ бы, узнавъ дочь своего короля, вмѣшаться непріятнымъ образомъ въ тѣ отношенія, которыя, конечно, скоро образуются между мной и Діаной. Присутствіе соотечественника, а можетъ-быть и друга, стѣснило бы ее, или поощрило бы къ упорству. Третьяго между нами не должно быть. Если я не хочу прибѣгать къ мѣрамъ, недостойнымъ меня, то безполезно же и затруднять дѣло.

Онъ сдѣлалъ условный звукъ. Черезъ минуту вошла горничная.

-- Жанна, сказалъ по-англійски Уэнтвортъ:-- ты, какъ я приказывалъ, ходишь за этой дамой?

-- Да, милордъ.

-- Какъ она теперь, Жанна?

-- Печальна, милордъ, впрочемъ, унынія не замѣтно. Такъ бойко смотритъ и говоритъ; призываетъ кротко, но, кажется, привыкла, чтобъ ей повиновались.

-- Хорошо, сказалъ губернаторъ.-- Приняла она то, что ты подавала ей?

-- Едва взяла одинъ фруктъ, милордъ; но какъ она ни старается казаться увѣренною, замѣтно безпокойство и грусть.

-- Довольно, Жанна, сказалъ лордъ Уэнтвортъ.-- Воротись къ этой дамѣ и спроси ее отъ меня, угодно ли ей меня принять. Ступай и приходи скорѣе.

Черезъ нѣсколько минутъ, которыя показались нетерпѣливому лорду цѣлымъ вѣкомъ, горничная возвратилась.

-- Ну? спросилъ онъ.

-- Ну! милордъ, отвѣчала Жанна:-- эта дама не только согласна, но даже желаетъ сейчасъ же говорить съ вами.

-- Все къ лучшему! подумалъ лордъ Уэнтвортъ.

-- Только, прибавила Жанна:-- она оставила у себя старую Мери и приказала мнѣ вернуться.

-- Хорошо, Жанна, ступай. Надо ей во всемъ повиноваться, слышишь? Ступай. Скажи, что я иду вслѣдъ за тобою.

Жанна вышла, и лордъ Уэнтвортъ, съ стѣсненнымъ сердцемъ, какъ двадцатилѣтній любовникъ, пошелъ по лѣстницѣ, которая вела въ комнату Діаны де-Кастро.

VIII.

Влюбленный тюремщикъ.

Діана де-Кастро встрѣтила лорда Уэнтворта съ тѣмъ кроткимъ, цѣломудреннымъ достоинствомъ, которое придавало ея огненному взгляду, ея дѣвственному лицу неотразимую прелесть. Впрочемъ, подъ ея наружнымъ спокойствіемъ скрывалась томительная тоска; она, бѣдное созданіе, дрожала всѣмъ тѣломъ, отвѣчая на поклонъ губернатора и указывая ему, вполнѣ царственнымъ движеніемъ руки, на кресло въ нѣсколькихъ шагахъ отъ себя.

Потомъ, дала Мери и Жаннѣ, хотѣвшимъ удалиться, знакъ, чтобъ онѣ остались, и, видя, что лордъ, пораженный восторгомъ, молчитъ, рѣшилась сама начать разговоръ.

-- Кажется, я имѣю честь видѣть лорда Уэнтворта, губернатора Кале? сказала она.

-- Лордъ Уэнтвортъ, вашъ покорнѣйшій слуга, ожидаетъ вашихъ приказаній, сударыня.

-- Моихъ приказаній! возразила Діана съ горечью:-- о! милордъ! не говорите такъ: я могу подумать, что вы смѣетесь надо мной. Еслибъ внимали моимъ -- не приказаніямъ, а просьбамъ, моленіямъ, я не была бы здѣсь. Вы знаете, кто я, милордъ? Знаете мое происхожденіе?

-- Я знаю, что вы -- Діана де-Кастро, сударыня, любимая дочь короля Генриха II.

-- Въ такомъ случаѣ, зачѣмъ меня сдѣлали плѣнницей? проговорила Діана, у которой голосъ, вмѣсто того, чтобъ возвыситься, ослабѣлъ при этомъ вопросѣ.

-- Именно за тѣмъ, что вы дочь короля, сударыня, отвѣчалъ Уэнтвортъ: -- за тѣмъ, что, по условіямъ капитуляціи адмирала Колиньи, побѣдителямъ предоставлено взять пятьдесятъ плѣнниковъ по собственному ихъ выбору, безъ различія званія, возраста и пола, и что по-этому очень-естественно было имъ выбрать самыхъ знатныхъ, самыхъ опасныхъ и, позвольте вамъ сказать, такихъ, которые бы могли дать за себя самый большой выкупъ.

-- Но какъ узнали, спросила Діана:-- что я скрываюсь въ Сен-Кентенѣ, подъ именемъ и одеждой бенедиктинской монахини? Кромѣ настоятельницы монастыря, еще одинъ человѣкъ во всемъ городѣ зналъ эту тайну.

-- Что жь? этотъ человѣкъ измѣнилъ вамъ, вотъ и все, рѣшилъ лордъ Уэнтвортъ.

-- О, нѣтъ! я увѣрена, что нѣтъ! вскричала Діана съ такой живостью, съ такимъ убѣжденіемъ, что лордъ Уэнтвортъ почувствовалъ, какъ змѣя ревности ужалила его въ самое сердце, почувствовалъ и -- не нашелся, что отвѣчать.-- Это было на другой день послѣ взятія Сен-Кентена, продолжала одушевившись Діана.-- Я сидѣла, встревоженная и испуганная, въ своей кельѣ. Въ пріемной спросили сестру Бени -- это мое послушническое имя, милордъ. Спрашивавшій былъ англійскій солдатъ. Я ужаснулась какого-то несчастія, какой-то страшной новости. Не смотря на то, выхожу, проникнутая нестерпимымъ ожиданіемъ горя и слезъ. Незнакомый мнѣ вѣстникъ объявляетъ, что я плѣнница. Я вознегодовала, противилась, но что могла сдѣлать противъ силы? Тутъ было трое солдатъ, да, милордъ, трое, взять одну женщину! Простите, если это уязвляетъ васъ, но я говорю, что было. Эти люди овладѣли мной, потребовали отъ меня признанія, что я Діана де-Кастро, дочь короля Франціи Сначала я отрекалась, но такъ-какъ, не смотря на мои отговорки, меня хотѣли взять, то я потребовала, чтобъ меня отвели къ адмиралу Колиньи; а адмиралъ не зналъ сестры Бени, и потому я объявила свое настоящее имя. Вы, милордъ, можетъ-быть, думаете, что послѣ этого признанія согласились на мою просьбу провести меня къ адмиралу? Совсѣмъ нѣтъ! они только обрадовались своей добычѣ и скорѣй потащили меня, заставили сѣсть, или, лучше, бросили въ закрытыя носилки, и когда я, задушаемая рыданіями, почти уничтоженная, попыталась распознать, куда меня несутъ, оказалось, что я уже была на дорогѣ въ Кале. Потомъ, лордъ Грей, который, какъ сказали мнѣ, командовалъ отрядомъ, отказался меня выслушать, и ужь солдатъ объяснилъ мнѣ, что я плѣнница его командира, и что, въ ожиданіи моего выкупа, меня везутъ въ Кале. Вотъ какъ очутилась я здѣсь, милордъ, не зная ничего больше.

-- И я не могу вамъ ничего больше сказать, сударыня, сказалъ въ раздумьи лордъ Уэнтвортъ.

-- Ничего больше, милордъ? вскричала Діана.-- Вы не можете сказать, отъ-чего мнѣ не позволили говорить ни съ настоятельницей бенедиктинокъ, ни съ адмираломъ? Вы не можете сказать, чего же наконецъ хотятъ отъ меня, если не позволили мнѣ видѣть тѣхъ, которые могли бы извѣстить о моемъ плѣнѣ короля, могли бы послать въ Парижъ за выкупомъ? Къ-чему это-тайное похищеніе? Почему я даже не видѣла лорда Грея, когда все это, говорятъ, сдѣлано по его приказанію?

-- Вы видѣли лорда Грея, сударыня, когда проходили мимо насъ. Это тотъ самый дворянинъ, съ которымъ я разговаривалъ и который поклонился вамъ въ одно время со мною.

-- Извините, милордъ, я не знала, въ чьемъ присутствіи нахожусь, возразила Діана.-- Но такъ-какъ вы разговаривали съ лордомъ Греемъ, вашимъ родственникомъ, какъ сказала мнѣ вотъ эта дѣвушка, то онъ, конечно, открылъ вамъ свои намѣренія относительно меня?

-- Точно такъ, сударыня; передъ отплытіемъ въ Англію, онъ объяснилъ мнѣ свои намѣренія въ то самое время, какъ васъ привезли въ этотъ домъ. Онъ сказалъ, что въ Сен-Кентенѣ ему выдали васъ за дочь короля, и онъ, имѣя право на трехъ плѣнниковъ по собственному выбору, поспѣшилъ овладѣть такой драгоцѣнной добычей, не предупреждая о томъ никого, чтобъ избѣжать всякихъ распрей. Цѣль его очень-проста: пріобрѣсть за васъ какъ-можно-больше денегъ, и я, смѣясь, одобрялъ моего корыстолюбиваго роденьку, когда вы проходили мимо насъ по залѣ. Я увидѣлъ васъ, сударыня, и понялъ, что по рожденію вы дочь короля, а по красотѣ -- королева. Съ той минуты, признаюсь къ стыду моему, я разошелся въ мнѣніяхъ съ лордомъ Греемъ, не на счетъ его прошедшихъ дѣйствій, а на счетъ плановъ въ будущемъ. Да! я пересталъ хвалить его намѣреніе -- взять за васъ выкупъ; представилъ ему, что онъ могъ бы надѣяться на большее; что между Англіей и Франціей война, вы -- важная военная добыча, вы стоите цѣлаго города. Однимъ словомъ, я совѣтовалъ ему не уступать такой богатой находки за какихъ-нибудь нѣсколько экю. Вы въ Кале; Кале -- городъ нашъ, и городъ неприступный; должно беречь васъ и ждать.

-- Какъ! вскричала Діана: -- вы давали лорду Грею подобные совѣты, и рѣшились на нихъ при мнѣ! А! милордъ, зачѣмъ вамъ противиться моему освобожденію? Что я вамъ сдѣлала? Вы видѣли меня всего одну минуту. Стало-быть, вы ненавидите меня?

-- Я видѣлъ васъ одну минуту и -- полюбилъ васъ, сударыня, сказалъ растерявшійся лордъ Уэнтвортъ.

Діана поблѣднѣла.

-- Жанна! Мери! закричала она женщинамъ, стоявшимъ вдали, въ амбразурѣ окна.

Но лордъ Уэнтвортъ сдѣлалъ имъ повелительный знакъ, и онѣ не трогались съ мѣста.

-- Не бойтесь, сударыня, я дворянинъ, и не вы, а я долженъ дрожать отъ страха. Да! я люблю васъ, и не могъ удержаться, чтобъ не сказать вамъ этого; да! когда я увидѣлъ, какъ проходили вы, граціозная, прелестная, подобная богинѣ -- сердце мое полетѣло къ вамъ; да! вы здѣсь въ моей власти; здѣсь все повинуется моему знаку... Все равно, не бойтесь ничего -- не столько вы въ моей, сколько я въ вашей власти; не вы плѣнница, я настоящій плѣнникъ. Вы -- царица, я -- рабъ. Повелѣвайте -- я повинуюсь.

-- Въ такомъ случаѣ, милордъ, сказала трепещущая Діана, отправьте меня въ Парижъ, откуда я вышлю вамъ выкупъ, какой вы назначите.

Лордъ Уэнтвортъ замялся, потомъ сказалъ:

-- Все, кромѣ этого, сударыня! я чувствую, что эта жертва выше моихъ силъ. Я сказалъ, что одинъ взглядъ приковалъ навсегда мою жизнь къ вашей. Здѣсь, въ этомъ безвыходномъ заключеніи, мое пламенное сердце ужь давно не любило достойною его любовью. Какъ только я увидѣлъ васъ, прекрасную, величественную, гордую, тутъ же почувствовалъ, что всѣ напряженныя силы души моей получили стремленіе и цѣль. Я люблю васъ только два часа; но еслибъ вы знали меня, то были бы увѣрены, что это все равно, какъ-бы я любилъ уже цѣлыя десять лѣтъ.

-- Но, Боже мой! чего же вы хотите, милордъ? возразила Діана.-- Чего вы надѣетесь? Чего ожидаете? Какія ваши намѣренія?

-- Я хочу васъ видѣть, сударыня, хочу наслаждаться вашимъ присутствіемъ, присутствіемъ вашего очаровательнаго образа -- вотъ и все. Не предполагайте, повторяю вамъ, не предполагайте во мнѣ какихъ-нибудь недостойныхъ видовъ. Я только пользуюсь правомъ моимъ, которое благословляю, правомъ -- хранить васъ при себѣ.

-- И вы думаете, милордъ, сказала Діана: -- что это насиліе заставитъ меня отвѣчать на вашу любовь?..

-- Я не думаю этого, смиренно отвѣчалъ лордъ Уэнтвортъ: -- но, можетъ-быть, видя меня каждый день такого покорнаго, почтительнаго, являющагося только узнать о васъ, увидѣть васъ на минуту -- вы, можетъ-быть, тронетесь покорностію того, кто могъ бы принуждать, а, между-тѣмъ, только умоляетъ.

-- И тогда, проговорила Діана съ презрительной улыбкой: -- дочь короля Франціи сдѣлается любовницей лорда Уэнтворта?

-- И тогда, лордъ Уэнтвортъ, отвѣчалъ губернаторъ: -- лордъ Уэнтвортъ, послѣдняя отрасль богатѣйшей, знатнѣйшей англійской фамиліи, преклонивъ колѣно, предложитъ г-жѣ де-Кастро свое имя, свою жизнь. Вы видите, что любовь моя такъ же благородна, какъ искренна.

-- Не честолюбивъ ли онъ? подумала Діана.-- Послушайте, милордъ, произнесла она вслухъ, пытаясь улыбнуться: -- я вамъ совѣтую освободить меня, возвратить моему отцу, королю -- и мой долгъ вамъ не ограничится однимъ выкупомъ. Между Англіей и Франціей необходимо установится миръ, и я, если не могу наградить сама, то исходатайствую для васъ такія почести и достоинства, какихъ вы не могли бы желать, еслибъ даже были моимъ мужемъ. Будьте великодушны, милордъ, и я буду признательна.

-- Я угадываю вашу мысль, сударыня, съ горестью проговорилъ Уэнтвортъ.-- Но я и безкорыстнѣе и честолюбивѣе, нежели вы думаете. Изъ всѣхъ сокровищъ міра, я ничего не хочу, кромѣ васъ.

-- Въ такомъ случаѣ, милордъ, послѣднее слово, которое вы, можетъ-быть, поймете, сказала Діана въ смущеніи и въ то же время съ гордостію.-- Милордъ, меня любитъ другой.

-- И вы воображаете, что я отпущу васъ на благо моему сопернику! вскричалъ внѣ себя Уэнтвортъ.-- Нѣтъ! По-крайней-мѣрѣ и онъ будетъ такъ же несчастенъ, какъ я! даже еще несчастнѣе, потому-что онъ не будетъ видѣть васъ, сударыня. Съ этого дня, только три событія могутъ освободить васъ: или моя смерть, но я еще молодъ и силенъ; или миръ между Франціей и Англіей, но между Франціей и Англіей продолжаются войны, какъ вамъ извѣстно, его лѣтъ; или -- взятіе Кале, но Кале неприступенъ. Безъ этихъ трехъ почти безнадежныхъ случаевъ, вашъ плѣнъ, кажется, будетъ дологъ, потому-что я купилъ у лорда Грея всѣ права на васъ, и не хочу за мою плѣнницу выкупа, хоть бы то было цѣлое царство! Что касается до бѣгства, то вамъ можно не думать о немъ, потому-что я васъ караулю, и вы увидите, какой неусыпный и вѣрный тюремщикъ тотъ человѣкъ, который любитъ.

За тѣмъ, лордъ Уэнтвортъ низко поклонился и вышелъ, оставивъ Діану въ ужасѣ и отчаяніи.

Она только тогда успокоилась немного, когда подумала, что смерть -- вѣрное убѣжище, которое, въ крайнихъ опасностяхъ, всегда готово для несчастныхъ.

IX.

Домъ оружейника.

Домъ Петра Пекуа находился на углу Улицы-Мартруа, тамъ, гдѣ выходила она на рыночную площадь. Домъ этотъ, состоявшій изъ двухъ этажей и свѣтелки, стоялъ на толстыхъ деревянныхъ столбахъ. На его фасадѣ дерево, кирпичъ и черепица смѣшивались въ чрезвычайно затѣйливыя, но совершенно правильныя арабески. Сверхъ-того, на подоконьяхъ были нарисованы, середи зелени, какія-то престранныя животныя. Все это, конечно, было грубо, однакожь, не непріятно для глазъ. Что жь касается до кровли, то она была очень-высока и такъ широка, что, сверхъ своего прямаго назначенія, служила еще весьма достаточнымъ прикрытіемъ для наружной галереи, которая тянулась вдоль втораго этажа, на манеръ галерей швейцарскихъ хижинъ.

Надъ стекляною дверью лавки висѣла большая вывѣска, на которой былъ намалеванъ какой-то господинъ, вооруженный съ головы до ногъ. Вооруженный господинъ, по мнѣнію многихъ, былъ -- богъ войны, Марсъ. Впрочемъ, для вящшаго удостовѣренія въ этомъ, внизу вывѣски находились слова: "Au dieu Mars". Подъ этими словами красовалось имя оружейника.

У той же самой двери, на наружной площадкѣ лѣсенки, стояло полное вооруженіе, т. е. каска, кираса, нарукавники и набедренники. Это также была вывѣска -- для дворянъ, не умѣвшихъ читать.

Кромѣ того, сквозь оконныя стекла можно было различить, не смотря на недостатокъ свѣта въ лавкѣ, оружіе всякаго рода, между которымъ первое мѣсто принадлежало шпагамъ, какъ по числу, такъ и по богатству отдѣлки.

Наконецъ, послѣднее и наиболѣе вѣрное средство пріобрѣтенія покупателей составляли два ученика, сидѣвшіе у входа въ лавку и зазывавшіе прохожихъ самымъ учтивымъ, самымъ ласковымъ образомъ.

Самъ оружейникъ входилъ въ лавку только тогда, когда требовалъ его туда какой-нибудь особенно-важный покупатель. Иначе, онъ былъ или въ мастерской, или въ комнатѣ, смежной съ лавкою.

Эта смежная комната, гораздо-болѣе свѣтлая, чѣмъ лавка, служила оружейнику и гостиною, и столовою. Стѣны ея были обиты дубовыми панелями, а мебель ея состояла изъ стола съ витыми ножками, стульевъ, и высокаго, изящно отдѣланнаго сундука съ выпуклою крышкою, на которой красовалась пробная работа Петра Пекуа, лучшее произведеніе его молодости, начатое и конченное передъ полученіемъ имъ званія мастера. Произведеніе это, которымъ оружейникъ гордился по справедливости, было премиленькое миніатюрное вооруженіе съ золотою насѣчкою, отличавшееся рѣдкимъ совершенствомъ отдѣлки.

Напротивъ сундука, нѣсколько выше его, стояло на нишѣ изображеніе Пресвятой Дѣвы, изъ гипса.

Подлѣ описанной вами комнаты, была еще другая, поменѣе, въ которой находилась лѣстница во второй этажъ. Лѣстница эта была прямая, деревянная.

Оружейникъ, чрезвычайно обрадованный пріѣздомъ родственника своего, Жана Пекуа, и Габріэля, помѣстилъ ихъ во второмъ этажѣ. Самъ онъ, съ своими дѣтьми и молоденькою сестрою Бабетою, остался въ первомъ. Тутъ же поселился и раненный конюшій Арно дю-Тилль. Мастера и ученики спали въ свѣтелкѣ. Комнаты, предоставленныя Габріэлю, были лучшія въ домѣ; по и всѣ другія, вообще чистыя, показывали своимъ убранствомъ, что хозяинъ -- человѣкъ зажиточный.

Былъ вечеръ. Габріэль, Жанъ Пекуа и достойный оружейникъ сидѣли за столомъ. Они ужинали. Нѣсколько поодаль отъ нихъ, тоже ужинали дѣти Петра Пекуа. Всѣмъ имъ прислуживала Бабета.

-- Осмѣлюсь замѣтить, сказалъ оружейникъ, обращаясь къ Габріэлю:-- вы вовсе не изволите кушать, господинъ виконтъ. Вы сидите все задумавшись, да и Жанъ что-то очень не веселъ. Оно, конечно, угощеніе у меня не первой руки, но за то, могу васъ увѣрить, отъ добраго сердца... Попробуйте, по-крайней-мѣрѣ, вотъ хоть нашего винограда. Здѣсь это рѣдкость. Мнѣ сказывалъ мой дѣдъ, а ему говорилъ его дѣдъ, что будто въ старыя времена, въ тѣ времена, когда наша сторона была во французскомъ подданствѣ, виноградъ очень-хорошо родился въ Кале. Теперь дѣло другое... Теперь виноградъ разлюбилъ насъ. Онъ, должно быть, думаетъ, что здѣсь Англія: такъ, де-скать, какая же стать и созрѣвать мнѣ здѣсь...

Габріэль не могъ не улыбнуться при этой шуткѣ оружейника.

Вскорѣ потомъ ужинавшіе встали изъ-за стола, и Петръ Пекуа прочелъ вслухъ молитву. По окончаніи ея, дѣти ушли спать.

Какъ скоро они вышли изъ комнаты, оружейникъ сказалъ своей сестрѣ:

-- Ты, Бабета, тоже можешь идти теперь спать. Только позаботься прежде, чтобъ наши мастера и ученики не очень шумѣли у себя въ свѣтелкѣ; да навѣдайся, не нужно ли чего-нибудь конюшему господина виконта. За больнымъ вѣдь надобно приглянуть... Ты зайди къ нему съ Гертрудою.

Хорошенькая Бабета покраснѣла, потупила глазки и вышла изъ комнаты.

-- Теперь, любезнѣйшій братецъ, сказалъ оружейникъ Жану Пекуа:-- лишнихъ здѣсь нѣтъ, и мы можемъ говорить откровенно. Ты, вѣдь, кажется, намѣревался сообщить мнѣ что-то по секрету?

Габріэль съ изумленіемъ посмотрѣлъ на Жана Пекуа; но Жанъ спокойно отвѣчалъ оружейнику:

-- Да, братецъ, и дѣло, о которомъ желаю я поговорить съ тобою, весьма-важно...

-- Въ такомъ случаѣ, я оставлю васъ однихъ, сказалъ Габріэль.

-- Нѣтъ, господинъ виконтъ, отвѣчалъ ткачъ: -- сдѣлайте милость, не уходите. Ваше присутствіе не только полезно, но даже необходимо для насъ; потому-что предположенія, которыя намѣренъ я сообщить братцу, не поведутъ ни къ чему безъ вашего содѣйствія.

-- Извольте же говорить, я слушаю васъ, сказалъ Габріэль, снова вдаваясь въ задумчивость.

-- Благодарю, господинъ виконтъ, продолжалъ ткачъ:-- и спѣшу прибавить, что, выслушавъ насъ, вы взглянете на насъ иначе, чѣмъ теперь... взглянете съ надеждою и, быть-можетъ, даже съ радостью въ душѣ.

Габріэль улыбнулся печально. Ему пришло на мысль, что для него не можетъ существовать никакой радости въ жизни, пока не удастся ему освободить отца изъ заточенія, пока не рушитъ онъ преграды, которая столь неожиданно стала между имъ и Діаною... Онъ, однакожь, сдѣлалъ знакъ, чтобъ ткачъ началъ.

Жанъ взглянулъ на оружейника и сказалъ ему съ важностію:

-- Братецъ, ты долженъ говорить первый. Пусть господинъ виконтъ увидитъ, какой у тебя образъ мыслей. Ты скажи намъ, Петръ, что внушалъ тебѣ, въ-отношеніи къ Франціи, отецъ, и что ему внушалъ -- его отецъ; скажи намъ, Англичанинъ ли ты сердцемъ или Французъ, и чью взялъ бы ты сторону, Англіи, или отчизны предковъ своихъ, Франціи, -- еслибъ вдругъ, по какому-либо важному обстоятельству, пришлось тебѣ выбирать между ними...

-- Жанъ, отвѣчалъ оружейникъ торжественнымъ тономъ:-- предокъ мой, при которомъ Кале сдѣлался англійскимъ городомъ, говорилъ о Франціи своему сыну не иначе, какъ со слезами на глазахъ. Объ Англіи онъ старался не говорить вовсе, потому-что уже самое слово это было ненавистно ему. Та же самая любовь къ Франціи и та же ненависть къ Англіи перешли къ сыну этого предка моего. Потомъ, онѣ неизмѣнно хранились въ нашемъ родѣ, и дошли до меня во всей своей силѣ. Нынѣшній Петръ Пекуа чувствуетъ точно такъ же, какъ чувствовалъ тотъ Петръ Пекуа, который жилъ двѣсти лѣтъ тому назадъ. Теперь ты видишь, Жанъ, кто я сердцемъ. Нужно ли прибавлять, чью возьму я сторону, еслибъ, какъ говорилъ ты, пришлось мнѣ выбирать?..

-- Вы слышите, господинъ-виконтъ! вскричалъ ткачъ, обращаясь къ Габріэлю.

-- О, да, отвѣчалъ Габріэль разсѣянно:-- и не могу не одобрить... чувства благородныя...

-- Еще два слова, братецъ, продолжалъ ткачъ:-- а другіе наши здѣшніе соотечественники? они, конечно, думаютъ иначе?.. Они навѣрное забыли Францію и преданы теперь Англіи?.. Вѣдь двѣсти лѣтъ подданства не шутка...

-- Ты ошибаешься, Жанъ, отвѣчалъ оружейникъ.-- Здѣсь не мало французскихъ семействъ, преданныхъ Франціи и жалѣющихъ о ней. Всѣ мои предки выбирали себѣ невѣстъ именно въ этихъ семействахъ. И я могу увѣрить тебя, что не одинъ здѣшній горожанинъ, служащій въ городской стражѣ, въ которой служу и я, скорѣе переломитъ свою алебарду, чѣмъ замахнется ею на французскаго солдата.

-- Лучше и желать нельзя, проговорилъ про себя ткачъ, потирая себѣ руки.-- А ты, братецъ, чѣмъ служишь въ этой стражѣ? прибавилъ онъ потомъ громко.-- Вѣдь ужь, конечно, не простымъ рядовымъ? Вѣдь тебѣ, какъ замѣтно, здѣсь большой почетъ это всѣхъ: такъ, безъ сомнѣнія, тебѣ и должность дали большую?

-- Давали, да я отказался, отвѣчалъ оружейникъ:-- не хотѣлось брать на себя отвѣтственности... Я считаюсь простымъ стражникомъ.

-- Ну, это и худо и хорошо. А служба твоя тяжела, Петръ?.. Часто ходишь въ караулъ?

-- Въ караулъ не слишкомъ часто... разъ въ мѣсяцъ... пятаго числа...

-- Аккуратно пятаго числа?.. Стало-быть, Англичане-то народъ не очень осторожный?.. Иначе, какъ же можно распредѣлять такъ заранѣе...

-- О, продолжалъ оружейникъ, покачавъ головою:-- теперь уже нѣтъ никакой опасности... Вѣдь уже цѣлыя двѣсти лѣтъ владѣютъ они городомъ... Они, однакожь, остерегаются и теперь. Городская стража обыкновенно назначается въ караулъ на неприступные пункты. Мнѣ, на-примѣръ, выбрана постомъ платформа восьмиугольной башни; а тутъ, пожалуй, и караульнаго не нужно: высь престрашная, а внизу море. Туда, братъ, развѣ чайки могутъ забраться.

-- Вотъ что... Да главное: ты регулярно пятаго числа ходишь въ караулъ, и всегда на платформу восьми-угольной башни?

-- Да. Я бываю тамъ постоянно отъ четырехъ до шести часовъ утра. Я самъ выбралъ эту пору, для того, чтобъ почаще видѣть восходъ солнца... Мнѣ, признаюсь, онъ очень нравится. Сначала, знаешь, красивыя розовыя облачка... потомъ вдругъ сіяніе превеликое... отсвѣтъ пойдетъ по морю... Ну, просто, такая картина, что и описать нельзя.

-- Картина, должно быть, дѣйствительно превосходная, сказалъ Жанъ Пекуа.-- На нее, мнѣ кажется, можно даже засмотрѣться... засмотрѣться, до того, прибавилъ онъ потомъ вполголоса: что и не замѣтишь, какъ недуманно-негаданно какой-нибудь смѣльчакъ подплыветъ съ этой стороны къ городу, да и начнетъ взбираться на платформу твоей восьми-угольной башни, не побоявшись, что тутъ неприступный пунктъ? Ты какъ думаешь: ты не замѣтилъ бы?

Петръ Пекуа взглянулъ на ткача съ удивленіемъ, и по-видимому задумался.

-- Нѣтъ, сказалъ онъ потомъ: -- замѣтилъ бы, только я не помѣшалъ бы смѣльчаку взобраться на платформу... Я, напротивъ того, еще помогъ бы ему... потому-что такой смѣльчакъ былъ бы навѣрное Французъ... Всякому другому не зачѣмъ рѣшаться на подобную попытку.

-- Хорошо сказано, Петръ! вскричалъ Жанъ Пекуа.-- Вы видите, господинъ виконтъ: Петръ не менѣе меня преданъ Франціи.

-- Вижу... да... безъ сомнѣнія, отвѣчалъ Габріэль, весьма-мало занимавшійся ихъ разговоромъ, въ которомъ не видѣлъ онъ особой важности.-- Но я не понимаю, къ чему можетъ повести его преданность?..

-- Къ чему, господинъ виконтъ? продолжалъ ткачъ.-- Я скажу вамъ это: теперь за мной очередь говорить. Кале, г. д'Эксме, можетъ доставить намъ не совсѣмъ дурной реваншъ за Сен-Кентенъ. Англичане стерегутъ его плохо, а мы, какъ видите, не безъ друзей здѣсь. Теперь, если вы употребите ваше посредство гдѣ слѣдуетъ, то мой разсудокъ и, еще болѣе, мой инстинктъ говорятъ мнѣ, что одинъ ударъ смѣлой руки сдѣлаетъ насъ владѣтелями города. Понимаете меня, сударь?

-- Да, да, разумѣется! отвѣчалъ Габріэль, который на-самомъ-дѣлѣ не слушалъ предложеній Жана Пекуа и вышелъ изъ раздумья только при этомъ прямомъ обращеніи къ нему.-- Да; вашъ благородный братъ намѣренъ возвратиться въ нашу прекрасную Францію. Не такъ ли? Онъ хочетъ поселиться въ какомъ-нибудь французскомъ городѣ, на-примѣръ, въ Амьенѣ... Хорошо; я поговорю съ милордомъ Уэнтвортомъ и также съ Гизомъ. Дѣло можетъ устроиться, и посредничество, котораго вы просите, будетъ не лишнимъ. Продолжайте, другъ мой; я весь вашъ и слушаю.

И Габріэль снова впалъ въ разсѣянность, потому-что, сказать правду, въ эту минуту онъ слушалъ голосъ не Жана Пекуа, но голосъ короля, Генриха II, повелѣвавшаго, послѣ защиты Сен-Кентена адмираломъ, немедленно освободить графа Монгомери. Кромѣ того, Габріэль слушалъ голосъ своего отца, мрачнаго и ревниваго, говорившій, что Діана была дочерью его королевскаго соперника. Наконецъ, это былъ голосъ самой Діаны, которая, послѣ нѣсколькихъ испытаніи, могла сказать ему и онъ могъ слышать эти высокія и божественныя слова: "Я тебя люблю".

Понятно, что, погруженный въ этотъ сладостный сонъ, Габріэль только вполовину слушалъ отважныя предположенія Жана Пекуа.

Но суровый горожанинъ былъ оскорбленъ невниманіемъ Габріэля къ его плану, высокому и смѣлому, и сказалъ голосомъ, нѣсколько взволнованнымъ:

-- Если бъ, сударь, вы изволили выслушать мои слова не такъ разсѣянно, вы увидѣли бы, что мысли Петра и мои не такъ пусты, какъ вы предполагаете...

Габріэль не отвѣчалъ.

-- Онъ не слушаетъ тебя, Жанъ, сказалъ Петръ Пекуа, показывая двоюродному брату на своего гостя, снова погруженнаго въ размышленіе:-- можетъ-быть, у него также есть свои предположенія, свое желаніе...

-- Его желаніе не такъ безкорыстно, какъ наше! сказалъ Жанъ съ нѣкоторою досадой.-- И если бъ я не зналъ, что этотъ дворянинъ не безъ мужества подвергалъ себя опасности и даже жертвовалъ своею жизнію, стараясь спасти мою, я сказалъ бы даже, что у него одна страсть -- эгоизмъ. Но что за дѣло до этого! Онъ обязанъ былъ слушать меня, когда я говорилъ о благѣ и славѣ отечества. При всемъ нашемъ усердіи, Петръ, мы безъ господина Габріэля будемъ безполезнымъ орудіемъ. У насъ есть только чувства: намъ не достаетъ мысли и силы.

-- Все равно! доброе чувство, братъ; я тебя слышалъ и понялъ, сказалъ оружейникъ.

Братья разстались, крѣпко пожавъ одинъ другому руку.

-- Покамѣстъ, намъ надобно отказаться отъ своей химеры, или, по-крайней-мѣрѣ, отложить ее на нѣкоторое время, сказалъ Жанъ Пекуа.-- Что могутъ сдѣлать руки безъ головы? что можетъ народъ безъ знати?..

И горожанинъ прибавилъ съ странною улыбкой:

-- До-тѣхъ-поръ, пока народъ будетъ, въ одно время, и руками и головой.

X.

Глава, въ которой съ большимъ искусствомъ соединяются многочисленныя происшествія.

Прошло три недѣли. Сентябрь кончался; въ положеніи различныхъ лицъ этой исторіи не случилось ни какой замѣтной перемѣны.

Жанъ Пекуа заплатилъ за себя маленькій выкупъ лорду Уэнтворту и, сверхъ-того, получилъ позволеніе жить въ Кале, но, не спѣшилъ открыть новой фабрики и приниматься за работу. Честный горожанинъ, казалось, былъ очень-любопытенъ и отъ природы очень-небреженъ. Съ утра до вечера онъ ходилъ по валамъ города, разговаривалъ съ гарнизонными солдатами, и, по-видимому, заботился не больше аббата или монаха о ремеслѣ ткача. Однакожь, онъ не хотѣлъ или не могъ отвлечь своего двоюроднаго брата, Петра Пекуа, отъ работы, и никогда еще искусный оружейникъ не приготовлялъ такого множества и такого хорошаго оружія, какъ въ это время.

Габріэль съ каждымъ днемъ дѣлался скучнѣе. До него доходили изъ Парижа новости самыя общія. Франція начинала дышать свободнѣе. Испанцы и Англичане, овладѣвъ ничтожнымъ мѣстечкомъ, теряли невозвратимое время; страна, между-тѣмъ, могла опомниться; Парижъ и король были спасены. Эти извѣстія, результатъ мужественной обороны Сен-Кентена, безъ-сомнѣнія, радовали Габріэля. Но не было ни слова ни объ его отцѣ, ни о Генрихѣ II, ни о Колиньи, ни о Діанѣ. Мысль эта омрачала духъ Габріэля, и онъ не пользовался дружбою лорда Уэнтворта, которую, можетъ-быть, употребилъ бы въ дѣло при другомъ случаѣ.

Сговорчивый и добродушный губернаторъ, казалось, дѣйствительно питалъ искреннюю дружбу къ своему плѣннику. Скука и, съ нѣкотораго времени, какая-то печаль, безъ-сомнѣнія, не мало содѣйствовали симпатіи обоихъ. Дѣйствительно, въ мрачномъ Кале, общество молодаго и остроумнаго дворянина, воспитаннаго при французскомъ дворѣ, было драгоцѣннымъ развлеченіемъ. Вотъ почему не проходило двухъ дней безъ того, чтобъ лордъ Уэнтвортъ не навѣстилъ виконта д'Эксме, и, кромѣ того, три раза въ недѣлю приглашалъ его къ себѣ обѣдать. Дружба, если хотите, очень-неловкая, потому-что губернаторъ, смѣясь, божился, что онъ ни за что не отпуститъ своего плѣнника, не рѣшится повѣрить ему на слово, и развѣ только, когда огромный выкупъ будетъ выплаченъ до послѣдняго экю, онъ принужденъ будетъ разстаться съ Габріэлемъ, своимъ безцѣннымъ другомъ.

Но какъ подъ этою изящною и свѣтскою формою скрывалась недовѣрчивость, то Габріэль не смѣлъ настаивать, и страдалъ безъ жалобы, ожидая выздоровленія своего конюшаго, который, если помните, долженъ былъ привезти изъ Парижа сумму, назначенную для выкупа виконта д'Эксме.

Но Мартэнъ-Герръ или, вѣрнѣе, замѣнившій его Арно дю-Тилль поправлялся медленно. Однакожь, по прошествіи нѣсколькихъ дней, хирургъ, которому поручено было вылечить рану, полученную этимъ молодцомъ въ одной схваткѣ, объявилъ, что больной не нуждается болѣе въ помощи. Два дня отдыха и заботливость хорошенькой Бабеты, сестры Петра Пекуа, совершенно окончили леченіе.

Убѣдившись въ томъ, Габріэль велѣлъ своему конюшему послѣзавтра отправиться въ Парижъ; но, въ назначенный день, Арно дю-Тилль началъ жаловаться на боль въ глазахъ, и говорилъ, что онъ можетъ опять подвергнуться прежнимъ припадкамъ, если будетъ лишенъ нѣжной заботливости Бабеты. Поѣздку отсрочили еще на два дня. Но, по прошествіи этого времени, какое-то разслабленіе распространялось въ рукахъ и ногахъ бѣднаго Арно, и, для излеченія отъ этой слабости, происшедшей, безъ-сомнѣнія, отъ болѣзни, онъ долженъ былъ брать ванны и держать строгую діэту, которая, въ свою очередь, до такой степени изнурила его, что оказалось необходимымъ отложить поѣздку вѣрнаго конюшаго до-тѣхъ-поръ, пока онъ совершенно поправится, при помощи разныхъ укрѣпляющихъ средствъ и благодѣтельнаго вина. По-крайней-мѣрѣ, Бабета, ходившая за больнымъ Арно, въ слезахъ клялась Габріэлю, что, требуя немедленной поѣздки Мартэна-Герра, онъ подвергаетъ этого несчастнаго опасности умереть отъ слабости на большой дорогѣ.

Это странное выздоровленіе, продолжаясь долѣе нежели сколько требовала болѣзнь, благодаря заботливости врача, нѣкоторые скажутъ, можетъ-быть, заботливости Бабеты, дало слабому Арно возможность, откладывая день-за-день, выиграть цѣлыя двѣ недѣли, такъ, что прошло около мѣсяца со времени пріѣзда Габріэля въ Кале.

Впрочемъ, такія отсрочки не могли тянуться долѣе. Габріэль, наконецъ, потерялъ терпѣніе, и самъ Арно дю-Тилль, до-сихъ-поръ находившій самыя ловкія отговорки, когда только ему была въ нихъ надобность, Арно теперь, съ самодовольнымъ и торжествующимъ видомъ объявилъ Бабетѣ, что онъ не можетъ же выводить своего господина изъ терпѣнія, и что гораздо-лучше скорѣе уѣхать, чтобъ скорѣе возвратиться. Но покраснѣвшіе глаза и печальное личико Бабеты доказывали, что она не очень понимала эти убѣдительныя причины.

Наканунѣ того дня, въ который, по формальному объясненію, Арно дю-Тилль долженъ былъ, наконецъ, отправиться въ Парижъ, Габріэль ужиналъ у лорда Уэнтворта.

Губернаторъ, казалось, былъ въ этотъ вечеръ гораздо-скучнѣе обыкновеннаго, потому-что старался заглушить свою задумчивость принужденною веселостью.

Когда онъ простился съ Габріэлемъ и проводилъ его до площадки, слабо-освѣщенной лампою, молодой человѣкъ, накидывая на себя плащъ, увидѣлъ, что одна изъ дверей, выходившихъ на площадку, отворилась. Женщина, которую Габріэль принялъ за служанку, потихоньку подошла къ нему, приложивъ палецъ лѣвой руки къ губамъ, а въ правой держа записку.

-- Это для французскаго дворянина, который часто приходитъ къ лорду Уэнтворту, сказала она шопотомъ, подавая ему сложенный лоскутокъ бумаги.

Прежде, чѣмъ Габріэль успѣлъ опомниться отъ удивленія испросить незнакомку, она уже скрылась.

Молодой человѣкъ, нѣсколько любопытный и не совсѣмъ благоразумный, думалъ, что идти по темному корридору до комнаты, въ которой онъ могъ свободно прочитать записку, слишкомъ-долго, по-крайней-мѣрѣ четверть часа, и онъ вздумалъ поскорѣе разгадать загадку, подстрекавшую его любопытство. Итакъ, посмотрѣвъ вокругъ себя и видя, что на площадкѣ нѣтъ никого, Габріэль подошелъ къ смрадной лампѣ, развернулъ записку, и съ какимъ-то смущеніемъ прочиталъ слѣдующее:

"Милостивый государь,

"Я не знаю васъ ни въ лицо, ни по имени; но женщина, которая мнѣ прислуживаетъ, сказала, что вы Французъ, соотечественникъ мой, и подобно мнѣ находитесь въ плѣну. Это подаетъ мнѣ смѣлость обратиться къ вамъ въ несчастіи. Васъ, безъ сомнѣнія, будутъ держать только до выкупа. Вѣроятно, вы скоро возвратитесь въ Парижъ. Тамъ вы увидите моихъ родныхъ, которые не знаютъ, что со мною сдѣлалось. Вамъ будетъ возможность увѣдомить ихъ обо мнѣ, сказать, что лордъ Уэнтвортъ держитъ меня взаперти, запрещаетъ мнѣ встрѣчаться съ живою душою, не хочетъ взять выкупа за мою свободу, и, употребляя во зло ужасное право, которое даетъ ему мое положеніе, онъ еще осмѣливается всякій день говорить мнѣ о своей любви, отвергаемой мною съ ужасомъ. Но это самое презрѣніе и увѣренность, что поступки его, какъ губернатора, безнаказанны, могутъ кончиться преступленіемъ. Французскій дворянинъ, и, главное, соотечественникъ, обязанъ оказать мнѣ помощь въ-этой ужасной крайности. Мнѣ слѣдуетъ еще сказать вамъ, кто я, для того, чтобъ долгъ..."

На этомъ остановилась письмо; оно было безъ подписи. Вѣроятно, его прервало какое-нибудь неожиданное препятствіе, какой-нибудь мгновенный случай, и между-тѣмъ, письмо это, даже недоконченное, должно было передать, не теряя драгоцѣннаго случая, тѣмъ болѣе, что изъ этихъ неполныхъ строчекъ можно было узнать все, кромѣ имени женщины, съ которою такъ низко поступали.

Габріэль не зналъ этого имени, онъ не могъ узнать этого быстраго и дрожащаго почерка, и, однакожь, какое-то странное смущеніе, какое-то непонятное предчувствіе закралось въ его сердце. Поблѣднѣвъ отъ волненія, онъ приблизился къ лампѣ, желая еще разъ лучше прочесть записку. Но въ это время отворилась другая дверь, и лордъ Уэнтвортъ, слѣдуя за маленькимъ пажёмъ, вышелъ на площадку, черезъ которую ему надобно проходить въ свою комнату.

Губернаторъ, увидѣвъ Габріэля, котораго онъ проводилъ назадъ тому пять минутъ, остановился съ замѣтнымъ удивленіемъ.

-- Вы еще здѣсь, другъ мой? сказалъ лордъ, подходя къ нему съ обыкновенною любезностію.-- Что могло задержать васъ? Надѣюсь, no-крайней-мѣрѣ, что не какой-нибудь несчастный случай?

Честный молодой человѣкъ, не отвѣчая ни слова лорду Уэнтворту, подалъ ему письмо, которое только-что получилъ. Англичанинъ бросилъ на письмо быстрый взглядъ и поблѣднѣлъ еще болѣе, нежели Габріэль, но умѣлъ показаться хладнокровнымъ, и притворяясь, будто читаетъ записку, самъ между-тѣмъ обдумывалъ отвѣтъ.

-- Помѣшанная! сказалъ онъ, измявъ записку и бросивъ ее съ пренебреженіемъ, съиграннымъ очень-драматически.

Нельзя было скорѣе и лучше разочаровать Габріэля, который за минуту терялся въ самыхъ тревожныхъ мысляхъ, и теперь вдругъ охладѣлъ къ незнакомкѣ. Однакожь, онъ еще не вполнѣ отказался отъ своего чувства, и сказалъ съ нѣкоторою недовѣрчивостью:

-- Впрочемъ, милордъ, вы еще не сказали мнѣ, кто эта женщина, которую вы, противъ ея желанія, держите въ темницѣ?

-- Противъ ея желанія, сказалъ Уэнтвортъ равнодушно:-- я то же думаю. Это родственница моей жены, безумная, какой не найдти въ цѣломъ свѣтѣ. Родные хотѣли удалить ее изъ Англіи, и очень-некстати поручили мнѣ беречь въ этомъ городѣ, гдѣ такъ же легко смотрѣть за безумными, какъ за плѣнниками. Впрочемъ, ужь если вы проникли въ семейную тайну, любезный другъ, я лучше тотчасъ разскажу вамъ исторію этой женщины. Лэди Гоу начиталась рыцарскихъ романовъ; она прожила пятьдесятъ лѣтъ, нажила сѣдые волосы, но до-сихъ-поръ считаетъ себя героиней, которую преслѣдуютъ и притѣсняютъ, и разными разсказами, болѣе или менѣе удачно выдуманными, желаетъ найдти себѣ защитника въ каждомъ молодомъ и любезномъ кавалерѣ, какой прійдется ей по плечу. Сказки моей старой тётушки, Габріэль, кажется, порядочно тронули васъ. А? признайтесь, что ея посланіе немножко разстроило васъ, мой бѣдный другъ!

-- Исторія довольно-странная, отвѣчалъ холодно Габріэль:-- вы сами согласитесь въ этомъ, милордъ. Однакожь, вы ни разу не говорили мнѣ о своей родственницѣ.

-- Въ-самомъ-дѣлѣ, ни разу, отвѣчалъ лордъ Уэнтвортъ:-- да и къ чему посвящать чужихъ въ семейныя дѣла.

-- Но отъ-чего же ваша родственница называетъ себя Француженкой? спросилъ Габріэль.

-- Вѣроятно для того, чтобъ васъ еще болѣе заинтересовать, сказалъ лордъ Уэнтвортъ съ замѣтно-притворною улыбкой.

-- А насильственная любовь, которой отъ нея требуютъ, милордъ?

-- Старуха бредитъ; она принимаетъ воспоминанія за надежды, отвѣчалъ Уэнтвортъ, обнаруживая нетерпѣніе.

-- Можетъ-быть, милордъ, вы скрываете ее отъ взоровъ, чтобъ избавиться отъ насмѣшекъ?

-- Вотъ еще какіе вопросы! сказалъ лордъ Уэнтвортъ, нахмуривъ брови, но стараясь удержать свой гнѣвъ.-- Не зналъ я, что вы такъ любопытны, Габріэль. Впрочемъ, теперь уже три четверти девятаго, и я совѣтую вамъ отправиться домой, покамѣстъ колоколъ не возвѣстилъ, что время тушить огонь, потому-что свобода, которою вы пользуетесь, какъ плѣнникъ, не должна нарушать правилъ, постановленныхъ для безопасности Кале. Если васъ очень занимаетъ лэди Гоу, то мы можемъ завтра возобновить разговоръ объ этомъ интересномъ предметѣ. А между-тѣмъ, я прошу васъ не разглашать этихъ нѣжныхъ семейныхъ обстоятельствъ. Спокойной ночи, господинъ виконтъ.

Губернаторъ поклонился Габріэлю и ушелъ, опасаясь потерять хладнокровіе, если продолжится разговоръ.

Послѣ минутной нерѣшительности, Габріэль вышелъ изъ отели губернатора и отправился къ дому оружейника. Но лордъ Уэнтвортъ не умѣлъ овладѣть собою такъ, чтобъ уничтожить всякое подозрѣніе въ сердцѣ Габріэля, и сомнѣніе, подкрѣпляемое какимъ-то непонятнымъ инстинктомъ, снова овладѣло молодымъ человѣкомъ, пока онъ шелъ къ дому оружейника.

Габріэль, не надѣясь узнать истину отъ лорда Уэнтворта, разсудилъ лучше не заводить съ нимъ разговора, но самому наблюдать, спрашивать постороннихъ и удостовѣриться, дѣйствительно ли незнакомая дама его соотечественница и взята въ плѣнъ Англичанами.

-- Но, Боже мой, еслибъ даже я убѣдился въ истинѣ ея словъ, сказалъ про-себя Габріэль:-- что могу я для нея сдѣлать? Развѣ я не плѣнникъ? Развѣ у меня не связаны руки? Развѣ лордъ Уэнтвортъ не можетъ отобрать у меня эту шпагу, которую я ношу по его позволенію?.. Пора, наконецъ, мнѣ выйдти изъ этого двусмысленнаго положенія. Мартэнъ-Герръ долженъ ѣхать завтра непремѣнно, безъ всякой отсрочки. Я ныньче же вечеромъ скажу ему объ отъѣздѣ.

Въ-самомъ-дѣлѣ, Габріэль, которому ученикъ Петра Пекуа отворилъ дверь, пошелъ во второй этажъ, вмѣсто того, чтобъ остаться въ первомъ, у себя въ комнатѣ. Въ домѣ всѣ спали и Мартэнъ-Герръ, безъ сомнѣнія, слѣдовалъ примѣру прочихъ. Однакожъ, Габріэль хотѣлъ разбудить его, чтобъ передать ему свое рѣшительное приказаніе, и безъ всякаго шума, не желая никого разбудить, добрался до комнаты своего конюшаго.

Въ первой двери оставался ключъ, и Габріэль осторожно ее отворилъ; но вторая была заперта и Габріэль могъ только разслышать, черезъ перегородку, залпы смѣха и звонъ стакановъ. Тогда онъ началъ стучаться сильнѣе, и повелительнымъ голосомъ назвалъ себя по имени. Тотчасъ все затихло, и Арно дю-Тилль поспѣшно отворилъ дверь своему господину. Но онъ слишкомъ поторопился, и не далъ времени женщинѣ пробѣжать въ другія двери, такъ-что Габріэль могъ замѣтить край ея платья.

Молодой человѣкъ подумалъ, что это интрижка съ служанкой, и какъ онъ не отличался притворною скромностью, то не могъ не улыбнуться, смотря на своего конюшаго.

-- А, Мартэнъ, сказалъ Габріэль:-- ты, кажется мнѣ, не такъ опасно боленъ, какъ думаешь... Столъ накрытъ, три бутылки, два прибора! Кажется, я спугнулъ съ мѣста твоего другаго пріятеля. Но что за дѣло; я видѣлъ довольно-убѣдительныя доказательства твоей болѣзни, и, безъ всякихъ отговорокъ, могу приказать тебѣ ѣхать завтра утромъ.

-- Это, какъ вамъ извѣстно, сударь, и мое желаніе, отвѣчалъ Арно дю-Тилль нѣсколько-пристыженный: -- и я хотѣлъ проститься...

-- Съ другомъ? это знакъ добраго сердца, сказалъ Габріэль: -- но дружба не должна мѣшать исполненію обязанностей, и я требую, чтобъ завтра, прежде, чѣмъ я проспусь, ты уже былъ на парижской дорогѣ. У тебя есть паспортъ отъ губернатора, экипажъ твой готовъ, лошадь отдохнула, кошелекъ твой полонъ, благодаря довѣрію нашего прекраснаго хозяина, который объ одномъ жалѣетъ, что не могъ достать всей суммы, необходимой для моего выкупа. У тебя все есть, что нужно, Мартэнъ, и если ты отправишься въ дорогу завтра на разсвѣтѣ, то черезъ три дня можешь быть въ Парижѣ. Ты помнишь, что тебѣ слѣдуетъ тамъ дѣлать?

-- Да; сударь, я немедленно отправлюсь въ отель Улицы-Жарденъ-Сен-Поль; успокою вашу кормилицу на-счетъ вашего положенія; спрошу у ней десять тысячь экю для вашего выкупа, еще три тысячи на ваши издержки и для уплаты вашихъ долговъ, и въ подтвержденіе истицы своихъ словъ покажу ей ваше кольцо.

-- Безполезныя предосторожности, Мартэнъ; моя добрая кормилица хорошо знаетъ тебя, моего вѣрнаго слугу, и если я далъ тебѣ кольцо, то единственно уступая твоимъ просьбамъ. Похлопочи, чтобъ деньги были собраны поскорѣе, понимаешь?

-- Будьте спокойны, сударь. Доставъ деньги и вручивъ письмо адмиралу, я ворочусь еще скорѣе, нежели поѣду отсюда.

-- Только, главное, не начинай на дорогѣ никакихъ исторій.

-- Объ этомъ, сударь, не безпокойтесь,

-- Прощай, Мартэнъ, желаю успѣха.

-- Черезъ десять дней, сударь, мы опять увидимся; а завтра, при восходѣ солнца, я уже буду далеко отъ Кале.

На этотъ разъ, Арно дю-Тилль сдержалъ свое обѣщаніе. Утромъ онъ позволилъ Бабетѣ проводить себя только до городскихъ ворогъ, поцаловалъ ее въ послѣдній разъ, повторилъ и ей обѣщаніе скоро возвратиться, пришпорилъ лошадь, и скоро исчезъ на поворотѣ дороги.

Бѣдная дѣвушка торопилась воротиться домой, покамѣстъ еще не проснулся ея грозный братъ, Петръ Пекуа, но сказалась больною, чтобъ на свободѣ наплакаться одной въ своей комнаткѣ.

Трудно сказать, кто съ-этихъ-поръ нетерпѣливѣе ждалъ возвращенія конюшаго, Габріэль или Бабета.

Долго суждено было ждать имъ обоимъ.

XI.

Какъ Арно дю-Тилль велѣлъ повѣсить Арно дю-Тилля въ Нойонѣ.

Въ первый день, Арно дю-Тилль не встрѣчалъ на дорогѣ никакихъ особенныхъ препятствій. Правда, отъ-времени-до-времени, ему попадались на встрѣчу группы непріятелей, блуждавшія на дорогѣ, нѣмецкіе дезертиры, уволенные отъ службы Англичане, наглые Испанцы,-- потому-что въ бѣдной Франціи было тогда больше иностранцевъ, нежели Французовъ,-- но въ отвѣтъ на разспросы этихъ добровольныхъ смотрителей большой дороги, Арно гордо показывалъ паспортъ лорда Уэнтворта, и всѣ, хотя не безъ ропота и сожалѣнія, пропускали Арно изъ уваженія къ подписи калескаго губернатора.

Однакожь, на второй день, въ окрестностяхъ Сен-Кентена, отрядъ Испанцевъ началъ-было дѣлать ему разныя придирки, и хотѣлъ конфисковать у него лошадь, потому-что о ней не упоминалось въ паспортѣ, по мнимый Мартэнъ-Герръ обнаружилъ, при этомъ случаѣ, большую твердость, требовалъ, чтобъ его свели къ начальнику отряда, и выручилъ своего коня.

Это приключеніе послужило для Арно полезнымъ урокомъ, такъчто онъ поставилъ себѣ за правило на будущее время избѣгать, сколько возможно, встрѣчъ съ непріятельскими отрядами. Странное дѣло: непріятель, не одержавъ, со времени взятія Сен-Кентена, рѣшительной побѣды, занималъ, однакожь, всю страну. Ему принадлежали Катлё, Гэмъ, Нойонъ, Шони, и Арно, прибывшій на другой день вечеромъ къ Нойону, долженъ былъ, для предупрежденія разныхъ препятствій, удалиться отъ города и переночевать въ сосѣдней деревнѣ.

Но, чтобъ дойдти до нея, слѣдовало свернуть съ большой дороги. Арно, не зная хорошенько мѣстности, заблудился, и, отъискивая дорогу, нечаянно очутился на извилистой тропинкѣ, посреди группы непріятельскихъ рейтаровъ, которые, казалось, тоже чего-то искали.

Арно былъ чрезвычайно удивленъ, когда одинъ изъ рейтаровъ, замѣтивъ его, закричалъ:

-- Эге! не этотъ ли молодецъ Арно дю-Тилль?

-- Развѣ Арно дю-Тилль ѣздитъ верхомъ? отвѣчалъ другой рейтаръ.

-- Боже мой! поблѣднѣвъ проговорилъ конюшій: -- кажется, меня здѣсь знаютъ, и если знаютъ, я пропалъ.

Арно думалъ-было ускакать назадъ, по поздно: рейтары окружили его со всѣхъ сторонъ. Къ-счастію, ночь была довольно темная.

-- Кто вы и куда ѣдете? спросилъ одинъ рейтаръ.

-- Меня зовутъ Мартэнъ-Герръ, отвѣчалъ Арно, дрожа отъ страха:-- я конюшій виконта д'Эксме, который находится теперь плѣнникомъ въ Кале и послалъ меня въ Парижъ, достать денегъ для своего выкупа. Вотъ паспортъ отъ калёскаго губернатора, лорда Уэнтворта.

Начальникъ отряда кликнулъ одного изъ своихъ людей, и при свѣтѣ факела началъ съ важностью повѣрять паспортъ Арно дю-Тилля.

-- Печать подлинная и паспортъ законный: вы сказали правду, и можете продолжать свой путь.

-- Благодарю покорно, сказалъ Арно, вздохнувъ свободнѣе.

-- Впрочемъ, еще два слова, пріятель. Не встрѣчался ли вамъ на дорогѣ бѣглецъ, негодяй, мошенникъ, Арно дю-Тилль?

-- Я не знаю никакого Арно дю-Тилля! поспѣшно вскричалъ Арно дю-Тилль.

-- Хотя вы не знаете его, пріятель, но вы могли встрѣтить его гдѣ-нибудь на этихъ тропинкахъ. Онъ почти одного съ вами роста, и, сколько я могу судить въ этой темнотѣ, даже нѣсколько похожъ на васъ таліей, только одѣтъ не по-вашему. Онъ носитъ коричневаго цвѣта плащъ съ капюшономъ, круглую шляпу и сѣрые чулки... Разбойникъ этотъ скрывается въ той странѣ, откуда вы ѣдете. О, пускай только попадется намъ подъ руку этотъ проклятый Арно!

-- Что же онъ сдѣлалъ? спросилъ Арно съ робостью.

-- Что онъ сдѣлалъ? Вотъ ужь третій разъ, какъ онъ скрывается въ бѣгахъ. Онъ думаетъ, что съ нимъ обходятся слишкомъ-жестоко. Да можно ли поступать иначе! Въ первый разъ, онъ увезъ любовницу своего господина. Мнѣ кажется, такой поступокъ заслуживаетъ наказанія. Притомъ же, ему нечѣмъ заплатить за свой выкупъ! Негодяя покупали, перепродавали; онъ переходилъ изъ рукъ въ руки. Если мы не можемъ извлечь изъ него пользы, такъ пускай онъ, по-крайней-мѣрѣ, забавляетъ васъ. Но нѣтъ, онъ гордъ, онъ не хочетъ этого, онъ бѣгаетъ; вотъ ужъ три раза какъ онъ бѣгаетъ... За то ужь, если намъ попадется въ руки разбойникъ...

-- Такъ что съ нимъ сдѣлаете? спросилъ Арно.

-- Въ первый разъ, его поколотили; во второй, чуть не убили; а въ третій, повѣсимъ.

-- Повѣсите? повторилъ испуганный Арно.

-- Немедленно, пріятель, и безъ всякихъ околичностей: это доставитъ намъ развлеченіе, а ему послужитъ урокомъ. Посмотрика, пріятель, направо. Видишь ли вонъ эту висѣлицу?.. На этой-то самой висѣлицѣ мы и заставимъ болтаться Арно дю-Тилля, какъ-только намъ удастся поймать его, мерзавца!

-- О, полноте! сказалъ Арно съ принужденнымъ смѣхомъ.

-- Могу тебя увѣрить, пріятель! И если тебѣ встрѣтится этотъ негодяй, хватай его и тащи сюда. Мы не останемся у тебя въ долгу за услугу. За тѣмъ, пріятель, счастливый путь!

Рейтары удалились. Арно, немного опомнившись, закричалъ:

-- Извините, господа: услуга за услугу. Я заблудился, какъ видите, и не знаю, въ какую сторону ѣхать.Наведите меня на дорогу.

-- Это не мудрено, любезнѣйшій, сказалъ рейтаръ.-- Можетъ-быть, ты въ состояніи различать въ темнотѣ стѣну и ворота для вылазокъ: это Нойонъ. Да ты смотришь слишкомъ въ правую сторону! Смотри лѣвѣе, туда, гдѣ висѣлица... Видишь, тамъ блестятъ пики нашихъ товарищей; тамъ, въ нынѣшнюю ночь, стоитъ на часахъ нашъ отрядъ, охраняя ворота. Теперь повернись; передъ тобой проходитъ по лѣсу парижская дорога. Въ двадцати шагахъ отсюда, она раздѣляется на двѣ вѣтви. Можешь идти, куда тебѣ заблагоразсудится, направо или налѣво: обѣ дороги равной длины, и въ четверти мили отсюда соединя.ются у парома Оазы. Переправясь на паромѣ, или все прямо. Первая деревня будетъ Овр е; она отстоитъ на одну милю отъ берега. Теперь ты не хуже насъ знаешь дорогу. Прощай, пріятель!

-- Благодарю, Спокойной ночи! сказалъ Арно и поѣхалъ крупною рысью.

Указанія, которыя онъ получилъ, были вѣрны. Въ двадцати шагахъ, Арно увидѣлъ площадку, и пустилъ свою лошадь по лѣвой дорожкѣ.

Ночь была темная; деревья сплетались непроницаемою тканью. Однакожь, черезъ десять минутъ, Арно дю-Тилль нашелъ въ лѣсу лужайку, и мѣсяцъ, прорѣзавъ перламутровыя облака, разлилъ слабый свѣтъ на дорогу.

Въ эту минуту, конюшій думалъ о своемъ испугѣ и странномъ приключеніи, взволновавшемъ его хладнокровіе.

Успокоенный на-счетъ прошлаго, Арно безъ грусти смотрѣлъ въ будущее.

-- Можетъ-быть, думалъ онъ:-- подъ моимъ именемъ скрывается настоящій Мартэнъ-Герръ. Но онъ убѣжалъ, бездѣльникъ! Я въ одно время съ нимъ буду въ Парижѣ, и изъ этого можетъ произойдти странное недоразумѣніе. Правда, я могу безстыдно спасти себя, но также безстыдно я могу и погубить себя. Какая необходимость была этому негодяю скрываться въ бѣгахъ! Положеніе, въ-самомъ-дѣлѣ, затруднительное. Непріятели поступили бы очень-хорошо, повѣсивъ для меня этого бездѣльника. Онъ рѣшительно мой злобный геній.

Пока продолжался этотъ назидательный монологъ, Арно, владѣвшій взоромъ опытнымъ и проницательнымъ, примѣтилъ, или, казалось ему, будто примѣчалъ, на разстояніи сотни шаговъ, человѣка или, вѣрнѣе, призракъ, который, при его приближеніи, быстро исчезъ въ глубинѣ рва.

-- Эге, еще непріятная встрѣча, еще новая засада, подумалъ благоразумный Арно, и пытался въѣхать въ лѣсъ; но ровъ былъ непроходимъ ни для всадника, ни для лошади. Арно подождалъ нѣсколько минутъ и потомъ осмѣлился взглянуть. Призракъ приподнялся и снова быстро кинулся въ ровъ.

-- Не боится ли онъ меня такъ же, какъ я боюсь его? подумалъ Арно.-- Можетъ-быть, мы оба стараемся скрыться одинъ отъ другаго. Но надобно же на что-нибудь рѣшиться, потому-что этотъ проклятый кустарникъ мѣшаетъ мнѣ выбраться въ лѣсу на другую дорогу. Не благоразумнѣе ли будетъ вернуться назадъ? Или лучше пустить лошадь во весь галопъ и пролетѣть, какъ молнія, мимо этого человѣка? Дѣло было бы гораздо-короче. Онъ стоитъ на ногахъ, и если выстрѣлъ изъ ружья... Но что за пустяки! Я не дамъ ему времени.

Вздумано, сдѣлано. Арно пролетѣлъ, какъ стрѣла, мимо человѣка, лежавшаго въ засадѣ. Онъ не трогался. Это придало смѣлости Арно; онъ удержалъ лошадь и даже сдѣлалъ нѣсколько шаговъ назадъ, озаренный молніей внезапной мысли.

Незнакомецъ не дѣлалъ ни малѣйшаго движенія.

Это возвратило всю бодрость Арно и, почти увѣренный въ своемъ успѣхѣ, онъ подъѣхалъ прямо ко рву.

Но въ эту минуту, человѣкъ однимъ прыжкомъ очутился на краю рва, вырвалъ изъ стремени правую ногу Арно, поднялъ ее съ невѣроятною силою, сбросилъ всадника съ лошади, упалъ вмѣстѣ съ нимъ на землю, схватилъ его рукою за горло и колѣномъ уперся ему въ грудь.

Все это не продолжалось двадцати секундъ.

-- Кто ты? чего тебѣ надо отъ меня? спросилъ побѣдитель у своего поверженнаго врага.

-- Оставь меня, умоляю! сказалъ Арно задыхающимся голосомъ.-- Я Французъ, по у меня есть паспортъ отъ лорда Уэнтворта, губернатора Кале.

-- Если ты Французъ, сказалъ незнакомецъ -- и, въ-самомъ-дѣлѣ, у тебя выговоръ не такой, какъ у всѣхъ этихъ проклятыхъ иностранцевъ -- мнѣ не надо твоего паспорта, Но зачѣмъ ты приближался ко мнѣ съ такимъ любопытствомъ?

-- Мнѣ показалось, будто во рву шевелится человѣкъ, продолжалъ Арно, чувствуя меньшее давленіе:-- и я приблизился, желая узнать, не раненный ли это и нельзя ли подать ему помощь.

-- Намѣреніе было доброе, сказалъ незнакомецъ, снимая руку и колѣно съ Арно.-- Теперь встань, товарищъ, прибавилъ онъ, подавая руку дю-Тиллю, который поспѣшно сталъ на ноги.-- Я обошелся съ тобою, можетъ-быть, немножко жестко, въ чемъ и прошу извиненія. Дѣло въ томъ, что я не терплю, чтобъ теперь иностранцы вмѣшивались въ мои дѣла. Но ты -- мой соотечественникъ, это совершенно другая статья, и ты будешь мнѣ служить, а не вредить. Мы сейчасъ объяснимся. Меня зовутъ Мартэнъ-Герръ, а тебя?

-- Меня? меня?.. зовутъ... Бертранъ, сказалъ Арно, дрожа всѣмъ тѣломъ: -- потому-что, ночью, въ этомъ густомъ лѣсу, человѣкъ, надъ которымъ онъ, обыкновенно, одерживалъ верхъ коварствомъ и хитростью, преобладалъ надъ нимъ, въ свою очередь, силою и мужествомъ.

Къ-счастію, темная ночь давала Арно возможность быть неузнаннымъ, и онъ употреблялъ всѣ усилья говорить не своимъ голосомъ.

-- Итакъ, пріятель Бертранъ, продолжалъ Мартэнъ-Герръ: -- знай, что я бѣглый плѣнникъ; сегодня утромъ, я во второй разъ, а нѣкоторые говорятъ, въ третій, убѣжалъ изъ рукъ Испанцевъ, Англичанъ, Нѣмцевъ, Фламандцевъ, отъ этой толпы враговъ, которая налетѣла на нашу бѣдную страну, какъ туча саранчи. Въ настоящую минуту, Франція похожа на вавилонскую, башню. Въ-продолженіе мѣсяца, я принадлежалъ двадцати различнымъ народамъ и слушалъ двадцать нарѣчій, одно другаго грубѣе. Мнѣ наскучило таскаться изъ города въ городъ, тѣмъ болѣе, что, казалось мнѣ, эти варвары смѣялись надо мной и находили для себя забаву въ моихъ мукахъ. Они безпрестанно попрекали меня одною хорошенькой чертовкой, Гудулой, которая, если не ошибаюсь, любила меня до того, что готова была бѣжать со мною.

-- Эге! замѣтилъ Арно.

-- Я только повторяю, что мнѣ говорили. Итакъ, насмѣшки дошли до того, что въ одно прекрасное утро -- это было въ Шони -- я убѣжалъ снова, но убѣжалъ одинъ. Къ-несчастію, меня схватили, истерзали побоями. Но къ-чему поведетъ это? Они угрожали повѣсить меня, и этимъ самымъ еще болѣе подстрекали меня приняться за прежнее, и вотъ, ныньче утромъ, когда меня везли въ Нойонъ, я воспользовался благопріятнымъ случаемъ и ускользнулъ отъ своихъ мучителей. Одному Богу извѣстно, какъ они старались меня повѣсить!.. Но мнѣ, какъ видите, не слишкомъ хотѣлось болтаться на висѣлицѣ; я вскарабкался въ лѣсу на огромное дерево, чтобъ тамъ дождаться ночи, и не могъ удержаться отъ смѣха, видя, какъ они, проклиная меня, ходили подъ деревомъ. Вечеромъ, я оставилъ свою обсерваторію. Но, во-первыхъ, я заблудился въ этомъ незнакомомъ лѣсу, и, во-вторыхъ, умираю съ голода, потому-что въ-продолженіе двадцати-четырехъ часовъ мои зубы не грызли ничего, кромѣ листьевъ да кореньевъ. Плохой завтракъ! Вотъ почему я падаю отъ усталости, какъ ты легко могъ самъ замѣтить.

-- Признаюсь, я не могъ тотчасъ этого замѣтить, сказалъ Арно: -- мнѣ казалось, напротивъ, что у васъ довольно силы.

-- Отъ-того развѣ, продолжалъ Мартэнъ:-- что я немножко васъ помялъ: меня въ это время дѣйствительно поддерживала голодная лихорадка. Но теперь вы будете мнѣ провидѣніемъ; вы мой соотечественникъ и не дадите мнѣ снова попасть въ руки непріятелей. Не правда ли?

-- Разумѣется, если только я могу для васъ что-нибудь сдѣлать, отвѣчалъ Арно дю-Тилль, обдумывая слова Мартэна.

Арно начиналъ чувствовать свои силы, сдавленныя на минуту желѣзною рукою его Созія.

-- Вы можете много сдѣлать для меня, простодушно продолжалъ Мартэнъ-Герръ.-- Прежде всего, знаете ли вы сколько-нибудь здѣшнія окрестности?

-- Я изъ Овре; деревня эта отстоитъ отсюда на четверть мили, сказалъ Арно.

-- Вы туда ѣдете? спросилъ Мартэнъ.

-- Нѣтъ, я возвращаюсь оттуда, отвѣчалъ хитрецъ, послѣ минутнаго замѣшательства.

-- Значитъ, Овре лежитъ тамъ? сказалъ Мартэнъ, показывая въ ту сторону, гдѣ находился Нойонъ.

-- Именно такъ, возразилъ Арно:-- это первая деревня за Нойономъ; она лежитъ на парижской дорогѣ.

-- На парижской дорогѣ! вскричалъ Мартэнъ.-- Видители, какъ легко заблудиться въ лѣсу. Я думалъ, что стою спиною къ Нойону, а между-тѣмъ онъ у меня передъ глазами. Я думалъ, что иду къ Парижу, а между-тѣмъ отъ него удаляюсь. Ваша проклятая сторона мнѣ вовсе неизвѣстна. Значитъ, мнѣ надобно идти въ ту сторону, откуда вы возвращаетесь, чтобъ не попасть въ волчью пасть?

-- Совершенно такъ. Я иду въ Нойонъ, не хотите ли ли пройдти со мною нѣсколько шаговъ? Недалеко отсюда, не доходя до парома Оазы, мы найдемъ другую дорогу, которая проведетъ васъ въ Овре.

-- Чувствительно благодарю, любезный Бертранъ, сказалъ Мартэнъ.-- Мнѣ надо беречь свои ноги; я очень усталъ и ослабъ, потому-что, какъ вы уже знаете, я выдержалъ сегодня самый строгій постъ, какой только можно себѣ вообразить. Кстати, любезный Бертранъ, нѣтъ ли у васъ съ собою чего-нибудь питательнаго? Вы спасли бы меня этимъ вдвойнѣ: и отъ Англичанъ и отъ голода, не менѣе ужаснаго, какъ и Англичане.

-- Увы, отвѣчалъ Арно:-- у меня нѣтъ ли крошки въ котомкѣ. Но если вы хотите выпить кружку, моя полная тыква готова къ вашимъ услугамъ.

Въ-самомъ-дѣлѣ, заботливая Бабета наполнила легкимъ краснымъ виномъ сдѣланную изъ тыквы баклажку своего невѣрнаго любовника, и Арно очень-благоразумно не прикасался къ бутылкѣ, чтобъ сохранить свой немного-хрупкій разсудокъ посреди опасностей дороги.

-- Я думаю, что у меня пересохло въ горлѣ! вскричалъ съ восторгомъ Мартэнъ-Герръ.-- Кружка вппа нѣсколько оживитъ мои силы.

-- Берите же и пейте, почтеннѣйшій, сказалъ Арно, подавая ему баклажку.

-- Благодарю; Господь заплатитъ вамъ за это, замѣтилъ Мартэнъ, и началъ съ довѣрчивостію глотать вино, коварное, какъ тотъ, кто предлагалъ ему этотъ напитокъ, и которое почти тотчасъ своими парами опьянило слабую голову.

-- Э, сказалъ весело Мартэнъ: -- да вашъ клеретъ горячитъ порядочно.

-- Помилуйте; это вино самое невинное, отвѣчалъ Арно: -- я пью по двѣ бутылки за обѣдомъ... Да что тутъ толковать. Посмотрите, какой прекрасный вечеръ; знаете, любезнѣйшій: расположимся на травѣ; вы будете отдыхать и пить, сколько душѣ угодно. У меня еще много времени впереди; мнѣ надобно пріѣхать въ Нойонъ къ десяти часамъ, когда будутъ заперты ворота. Значитъ, еще успѣю. Вамъ тоже торопиться не зачѣмъ. Правда, Овре еще держится Франціи, однакожь въ теперешнюю пору на большой дорогѣ вы еще можете встрѣтить непріятные патрули; если же сойдете съ большой дороги, то, пожалуй, снова заблудитесь. Гораздо вѣрнѣе для насъ посидѣть здѣсь нѣсколько минутъ и потолковать по-пріятельски. Гдѣ попались вы въ плѣнъ?

-- Право, не знаю, сказалъ Мартэнъ-Герръ:-- это вещь не рѣшеная, какъ почти все мое бѣдное существованіе; тутъ находятся два противоположныя мнѣнія: мое собственное, и то, которое говорятъ мнѣ другіе. Увѣряютъ меня, будто я попался въ плѣнъ въ сраженіи при Сен-Лоранѣ, но мнѣ кажется, что я даже не участвовалъ въ этомъ дѣлѣ, а нѣсколько послѣ одинъ попалъ въ руки непріятеля.

-- Какъ понимать это? спросилъ Арно дю-Тилль, прикидываясь удивленнымъ.-- Значитъ, у васъ двѣ исторіи? Похожденія ваши должны быть очень занимательны и, по-крайней-мѣрѣ, поучительны. Признаюсь, я страстный охотникъ до разсказовъ. Выпейте-ко пять или шесть глотковъ; вино придастъ вамъ побольше памяти, а потомъ разскажите мнѣ какой-нибудь отрывокъ изъ вашей жизни; Такъ ли? Вы не изъ Пикардіи?

-- Нѣтъ, продолжалъ Мартэнъ послѣ паузы, въ-продолженіе которой онъ опорожнилъ три четверти баклажки:-- нѣтъ, я родился на югѣ, въ Артигѣ.

-- Говорятъ, это прекрасная страна. Что, у васъ тамъ осталось семейство?

-- Семейство и жена, любезный другъ, отвѣчалъ Маргэнъ-Герръ, который, благодаря вину, сдѣлался очень-откровеннымъ и довѣрчивымъ.

И, возбужденный, частію разспросами Арно, частію безпрестанными возліяніями, онъ принялся быстро разсказывать свою исторію, со всѣми подробностями: свою молодость, любовь, женитьбу. Жена его была прелестна, по имѣла одинъ маленькій недостатокъ: именно, рука у ней была очень-рѣзвая и въ то же время тяжелая. Конечно, одна оплеуха, полученная отъ женской руки, еще не дѣлаетъ безчестія мужчинѣ, но, часто повторяясь, такая свобода становится, наконецъ, нестерпимою. Вотъ почему Мартэнъ-Герръ покинулъ свою жену, слишкомъ-выразительную. Затѣмъ слѣдовало въ скобкахъ изложеніе причинъ, обстоятельствъ и послѣдствій этого разрыва. Впрочемъ, Мартэнъ все еще страстно любилъ милую Бертранду; онъ еще носилъ на пальцѣ желѣзное вѣнчальное кольцо, и на груди берегъ два или три письма, которыя прислала къ нему Бертранда послѣ первой разлуки. Разсказывая это, добрый Мартэнъ-Герръ не могъ удержаться отъ слезъ: вино, какъ видно, было очень-нѣжное. Потомъ, онъ хотѣлъ разсказывать, что случилось съ нимъ съ-тѣхъ-поръ, какъ онъ вступилъ въ услуженіе къ виконту д'Эксме, какъ преслѣдовалъ его какой-то демонъ, и какими судьбами онъ, Мартэнъ-Герръ, явился въ двухъ лицахъ и не могъ узнавать себя въ двухъ существахъ. Но эта часть исторіи, казалось, менѣе интересовала Арно дю-Тилля, который постоянно заставлялъ разскащика возвращаться къ своему дѣтству, родительскому дому, друзьямъ, роднымъ, жившимъ въ Артигѣ, и къ прелестямъ и недостаткамъ Бертранды. Менѣе, нежели въ два часа, вкрадчивый Арно дю-Тилль узналъ искусными разспросами все, что ему надобно было узнать о жизни и самыхъ тайныхъ дѣйствіяхъ бѣднаго Мартэна-Герра.

Голова Мартэна горѣла, какъ въ огнѣ: черезъ два часа, онъ всталъ или, лучше, хотѣлъ встать, потому-что, при этомъ движеніи, онъ закачался, и въ тяжеломъ паденіи сѣлъ на траву.

-- Это что значитъ? сказалъ онъ съ громкимъ смѣхомъ, который долго потомъ дрожалъ въ воздухѣ, пока совершенно не затихъ.-- Это легонькое винцо, чортъ меня возьми, кажется, начинаетъ пошаливать. Дай-ко мнѣ руку, товарищъ; хочу постоять прямо.

Арно мужественно поднялъ его и успѣлъ поставить на ноги, только не въ классическомъ равновѣсіи.

-- Эге, сколько фонариковъ-то! закричалъ Мартэнъ.-- Впрочемъ, какой же я дуракъ! принялъ звѣзды за фонари.

И потомъ принялся пѣть невѣрнымъ голосомъ:

Говорятъ, вино -- отрада;

А не худо на-примѣръ

Мнѣ прислать вина изъ ада,

Плутъ старинный, Люциферъ.

-- Замолчите ли вы! закричалъ Арно.-- Если какой-нибудь непріятельскій отрядъ, проходя по окрестностямъ, услышитъ васъ, что тогда?

-- Ба!.. я плюю на всѣхъ, сказалъ Мартэнъ:-- ну, что они могутъ сдѣлать со мною? повѣсятъ?.. А должно быть очень-пріятно висѣть!.. Однакожь, пріятель, ты подпоилъ меня преизрядно... Я, обыкновенно трезвый, какъ ягненокъ, не умѣю бороться съ опьяненіемъ; притомъ же, я пилъ на тощій желудокъ, я былъ голоденъ, а теперь я жажду.

Говорятъ, вино -- отрада...

-- Тише! сказалъ Арно.-- Попробуйте-ко пройдтись. Вѣрно вы отдумали переночевать въ Овр е?

-- Да, да! переночую, сказалъ Мартэнъ: -- только не въ Овре, а тамъ, на травкѣ, при свѣтѣ божьихъ фонариковъ.

-- Хорошо, отвѣчалъ Арпо: -- а завтра утромъ испанскій патруль найдетъ васъ и отправитъ спать къ дьяволу.

-- Къ старому Люциферу? сказалъ Мартэнъ.-- Нѣтъ, въ такомъ случаѣ, ужь лучше дотащиться какъ-нибудь въ Овре. Иду. Куда же идти?.. въ которую сторону?

Не смотря на всѣ свои усилія поддерживать равновѣсіе, Мартэнъ выдѣлывалъ такіе отчаянные зигзаги, что Арно увидѣлъ необходимымъ немного помочь ему; иначе, Мартэнъ еще разъ пропалъ бы, то-есть на разъ спасся бы отъ погибели, а это вовсе не согласовалось съ желаніемъ низкаго дю-Тилля.

-- У меня душа добрая, сказалъ онъ Мартэну:-- и притомъ Овре не такъ далеко. Я провожу васъ туда. Дайте мнѣ только отвязать лошадь; я поведу ее подъ-уздцы, а вы дадите мнѣ руку.

-- Съ удовольствіемъ, отвѣчалъ Мартэнъ.-- Я человѣкъ не гордый, и, между нами признаюсь, я немножко пьянъ. Вашъ клеретъ порядочно горячитъ. Я очень счастливъ, но немножко пьянъ.

-- Итакъ, пойдемте; ужь поздно, сказалъ Арно дю-Тилль, взявъ своего Созія подъ-руку, и продолжая идти по дорогѣ, которая вела прямо въ Нойонъ.-- Впрочемъ, замѣтилъ Арно:-- не разскажете ли мнѣ еще какую-нибудь исторійку объ Артигѣ; разговоръ, знаете, сокращаетъ дорогу.

-- Не хотите ли, чтобъ я разсказалъ вамъ исторію про Папотту? спросилъ Мартэнъ.-- Ахъ, бѣдняжка Папотта!

Эпопея Папотты очень-часто прерывалась, и мы не станемъ ея разсказывать. Исторія эта была почти окончена, когда два пріятеля кое-какъ пришли къ нойонскимъ воротамъ.

-- Пришли! сказалъ Арно:-- мнѣ не зачѣмъ идти далѣе. Видите эти ворота? Они ведутъ въ Овре. Стучитесь; сторожъ вамъ отворитъ; назовите себя моимъ именемъ, Бертраномъ, и онъ покажетъ вамъ, въ двухъ шагахъ оттуда, мой домъ, гдѣ братъ мой прійметъ васъ радушно, и вы найдете добрый ужинъ и хорошую постель. Затѣмъ прощайте, пріятель. Да, въ послѣдній разъ дайте мнѣ руку, и прощайте.

-- Прощайте; я вамъ очень, очень-благодаренъ, отвѣчалъ Мартэнъ.-- Я бѣднякъ и не въ состояніи отплатить вамъ за услугу. Но будьте спокойны: Богъ правосуденъ и заплатитъ вамъ. Прощайте, другъ.

Странное дѣло! Это предсказаніе пьянаго заставило затрепетать Арно. Хотя онъ не былъ суевѣренъ, однакожь хотѣлъ отозвать Мартэна. Но этотъ ужь стучалъ богатырскою рукою въ ворота.

-- Несчастный, онъ стучится въ могилу, подумалъ Арно...-- Впрочемъ, все это ребячество.

Между-тѣмъ, Мартэнъ, не подозрѣвая, что его спутникъ замѣчаетъ за нимъ издали, кричалъ во все горло:

-- Эй, сторожъ! Эй, церберъ! когда же ты отворишь, мужикъ! Меня прислалъ Бертранъ, слышишь, великій Бертранъ!

-- Кто тамъ? спросилъ часовой, стоявшій за воротами.-- Теперь не отворяютъ. Кто вы, что поднимаете такую тревогу?

-- Кто я? Болванъ? Я -- Мартэнъ-Герръ, или Арно дю-Тилль, или, если хочешь, другъ Бертрана. Во мнѣ много лицъ, понимаешь, особенно, когда я выпью. Насъ двадцать молодцовъ, и мы порядочно высѣчемъ тебя, если тотчасъ не отворишь.

-- Арно дю-Тилль! вы Арно дю-Тилль? спросилъ часовой.

-- Да, Арно дю-Тилль, двадцать тысячь возовъ чертей! сказалъ Мартэнъ-Герръ, стуча въ ворота ногами и кулаками.

За воротами послышался говоръ солдатъ, призванныхъ часовымъ. Потомъ, толпа съ фонаремъ отворила ворота, и Арно дю-Тилль, скрывавшійся за деревьями, въ небольшомъ разстояніи отъ воротъ, услышалъ, какъ многіе голоса закричали съ выраженіемъ изумленія:

-- Это онъ! Это дѣйствительно онъ!

Мартэнъ-Герръ, узнавъ своихъ тирановъ, испустилъ крикъ отчаянія, который какъ проклятіе поразилъ Арно въ его логовищѣ. Потомъ, судя покрикамъ и топоту, Арно подумалъ, что смѣлый Мартэнъ, видя все потеряннымъ, началъ невозможную борьбу, невозможную потому-что онъ долженъ былъ защищаться двумя кулаками противъ двадцати шпагъ. Шумъ уменьшился, потомъ былъ едва слышенъ въ отдаленіи, и наконецъ совершенно затихъ. Солдаты увели Мартэна, засыпавшаго ихъ проклятіями.

-- Не думаетъ ли онъ бранью и ударами поправить свои дѣла? сказалъ про себя Арно, потирая руки.

Когда вдали ничего не было слышно, онъ погрузился на четверть часа въ раздумье, потому-что Арно дю-Тилль былъ глубокій мерзавецъ. Въ-слѣдствіе этихъ размышленій, онъ углубился шаговъ на триста или четыреста въ чащу лѣса, привязалъ свою лошадь къ дереву, разложилъ на поблекшихъ листьяхъ сѣдло и лошадиный коверъ, закутался въ плащъ, и, черезъ нѣсколько минутъ, погрузился въ глубокій сонъ, который природа посылаетъ закоренѣлому злодѣю еще болѣе, нежели робкой невинности.

Онъ спалъ два часа сряду, и когда проснулся, еще была ночь, по положеніе звѣздъ показывало, что было около четырехъ часовъ утра. Арно всталъ, отвязалъ лошадь и осторожно поѣхалъ къ большой дорогѣ.

На висѣлицѣ, которую показали ему наканунѣ, тихо качалось тѣло бѣднаго Мартэна-Герра.

Злобная улыбка мелькнула на губахъ Арно.

Онъ безъ трепета приблизился къ трупу, по не могъ достать его, потому-что тѣло висѣло очень-высоко. Тогда Арно, со шпагою въ рукѣ, вскарабкался на висѣлицу, и достигнувъ до извѣстной высоты, разрубилъ веревку шпагою.

Тѣло упало на земь.

Арно сошелъ, снялъ съ пальца мертвеца желѣзное кольцо, которое вовсе не стоило, чтобъ его снимали, обшарилъ грудь повѣшеннаго и, найдя на ней бумаги, тщательно спряталъ ихъ, надѣлъ на себя плащъ и тихо удалился, не бросивъ даже взгляда на несчастнаго, котораго онъ безпокоилъ въ-теченіи всей его жизни и обокралъ послѣ смерти.

Арно отъискалъ свою лошадь между деревьями, осѣдлалъ и большимъ галопомъ отправился въ Он е. Негодяй былъ чрезвычайно-доволенъ: Мартэнъ не навелъ на него страха.

Черезъ полчаса послѣ того, когда слабый блескъ показался на востокѣ, дровосѣкъ, проходившій случайно по дорогѣ, увидѣлъ, что веревка висѣлицы обрѣзана и повѣшенный лежитъ на землѣ. Въ страхѣ и съ любопытствомъ, крестьянинъ приблизился къ мертвецу; платье его было въ безпорядкѣ и веревка довольно слабо обвязана вокругъ шеи. Дровосѣкъ не зналъ, тѣло ли своею тяжестью оборвало веревку, или какой услужливый другъ разрубилъ ее, впрочемъ, очень-поздно -- и даже осмѣлился прикоснуться къ несчастному, желая удостовѣриться, дѣйствительно ли онъ умеръ.

Но вдругъ, къ великому его ужасу, повѣшенный поднялъ голову и руки и сталъ на колѣни. Дровосѣкъ въ испугѣ побѣжалъ въ лѣсъ, крестясь и призывая себѣ на помощь Бога со всѣми святыми.

XII.

Буколическія грезы Арно дю-Тилля.

Коннетабль Монморанси, заплативъ за себя королевскій выкупъ, на другой день по пріѣздѣ своемъ въ Парижъ представлялся въ Луврѣ, думая этимъ средствомъ немедленно пріобрѣсть благосклонность короля. Но Генрихъ II встрѣтилъ его съ строгою холодностью и началъ выхвалять управленіе герцога Гиза, который, по словамъ короля, умѣлъ вести дѣла такъ, что уменьшилъ, если не совершенно уничтожилъ бѣдствія королевства.

Коннетабль, поблѣднѣвъ отъ гнѣва и зависти, надѣялся, по-крайней-мѣрѣ, найдти себѣ какое-нибудь утѣшеніе у Діаны Пуатье. Но фаворитка приняла его такъ же холодно, и когда Монморанси жаловался на такой равнодушный пріемъ и, казалось, опасался подумать, что, въ его отсутствіе, другой, болѣе счастливый, вошелъ въ милость у герцогини, госпожа Пуатье сказала довольно строго:

-- Вѣрно вы не знаете новой поговорки парижскаго народа?

-- Я только-что пріѣхалъ, и не знаю... проговорилъ коннетабль.

-- Этотъ злой народъ говоритъ: "C'est aufourd'hui la Saint-Laurent; qui quitte за place la rend".

Коннетабль поблѣднѣлъ, поклонился герцогинѣ и разстроенный ушелъ изъ Лувра.

Возвратясь домой, онъ въ бѣшенствѣ бросилъ свою шляпу на полъ.

-- О, женщины! вскричалъ онъ: -- неблагодарное племя! Оно любитъ только торжествующихъ.

-- Съ вами желаетъ говорить какой-то господинъ, сказалъ каммердинеръ.

-- Пускай онъ убирается къ чорту! закричалъ коннетабль.-- Я не принимаю никого! Пошли его къ г. Гизу.

-- Человѣкъ этотъ просилъ меня сказать вамъ, сударь, что его зовутъ Арно дю-Тилль.

-- Арно дю-Тилль! повторилъ удивленный коннетабль: это другое дѣло; попроси войдти.

Слуга поклонился и ушелъ.

-- Арно, думалъ коннетабль: -- человѣкъ ловкій, хитрый и жадный, и кромѣ того рѣшительный и безсовѣстный. О, еслибъ онъ помогъ мнѣ отмстить всѣмъ этимъ людямъ!.. Но, впрочемъ, что жь я могу выиграть мщеніемъ? Гораздо-лучше, еслибъ онъ помогъ мнѣ снова войдти въ милость. Онъ знаетъ многое. Я уже думалъ воспользоваться тайною Монгомери, по лучше, когда бы Арно могъ избавить меня отъ необходимости прибѣгать къ этой тайнѣ.

Въ это время вошелъ Арно дю-Тилль. На лицѣ плута сіяла какая-то безстыдная радость. Онъ поклонился коннетаблю почти до полу.

-- Я думалъ, что ты въ плѣну, сказалъ ему Монморанси.

-- И я дѣйствительно былъ плѣнникомъ, такъ же, какъ и вы, отвѣчалъ Арно.

-- Но теперь, какъ кажется, ты освободился изъ неволи? продолжалъ Монморанси.

-- Да, сударь, только я купилъ свободу своею собственною монетой -- хитростью. Вы употребили деньги, я употребилъ умъ, и мы оба свободны.

-- Ты, кажется, говоришь дерзость, негодяй? сказалъ коннетабль.

-- Нисколько, отвѣчалъ Арно: -- я хотѣлъ только сказать, что у меня нѣтъ денегъ -- вотъ и все.

-- Гм! замѣтилъ Монморанси: -- чего же тебѣ нужно отъ меня?

-- Денегъ, потому-что у меня ихъ нѣтъ, сударь.

-- Зачѣмъ же я стану давать тебѣ деньги? спросилъ Монморанси.

-- Чтобъ расплатиться, отвѣчалъ шпіонъ.

-- За что, на-примѣръ?

-- За новости, которыя намѣренъ я сообщить вамъ.

-- Посмотримъ, какія у тебя новости?

-- Увидимъ, какія у васъ деньги.

-- Мерзавецъ! а что, если я прикажу тебя повѣсить?

-- Вы изберете самое дурное средство развязать мнѣ языкъ, если вздумаете, чтобъ я высунулъ его, отвѣчалъ Арію.

-- Онъ очень-дерзокъ, подумалъ Монморанси.-- Однакожь, я сперва узнаю все нужное.

-- Впрочемъ, сказалъ онъ громко: -- я согласенъ еще на маленькую уступку.

-- Коннетабль очень благосклоненъ, продолжалъ Арно:-- и докажетъ свое великодушіе, заплативъ мнѣ старые долги.

-- Какіе? спросилъ Монморанси.

-- Представляю вамъ счетъ, сказалъ Арно, подавая ему списокъ, который, какъ мы видѣли, замѣтно увеличивался.

Монморанси взглянулъ на бумагу.

-- Да, сказалъ онъ: -- возлѣ пустыхъ и ложныхъ услугъ здѣсь есть и такія, которыя могли бы послужить мнѣ въ пользу въ то время, когда ты оказывалъ ихъ; по теперь онѣ заставляютъ меня только сожалѣть о прошломъ.

-- Вы преувеличиваете невыгоды своего положенія, сказалъ Арно.

-- Что? замѣтилъ коннетабль.-- По этому, ты знаешь, и другіе знаютъ, что я впалъ въ немилость?

-- Сомнѣваются въ этомъ, сударь, и я тоже сомнѣваюсь.

-- Итакъ, Арно, продолжалъ горестно Монморанси: -- ты не долженъ сомнѣваться въ томъ, что удаленіе Діаны де-Кастро и виконта д'Эксме изъ Сен-Кентена мнѣ не послужитъ ни къ чему, потому-что, по всей вѣроятности, король не захочетъ, чтобъ его дочь отдала руку моему сыну.

-- Боже мой, сударь, отвѣчалъ Арно: -- а я думаю, напротивъ, что король охотно согласился бы уступить вамъ свою дочь, еслибъ вы могли возвратить ее его величеству.

-- Что это значитъ?

-- Я говорю, сударь, что нашъ государь, Геприхъ IІ, теперь очень тоскуетъ, не только о потерѣ Сен-Кентена и проигранномъ сраженіи при Сен-Лоранѣ, но также о потерѣ своей любимой дочери, Діаны де-Кастро, которая послѣ осады Сен-Кентена исчезла, такъ-что теперь никто не знаетъ, что съ нею сдѣлалось. Объ этой потерѣ носятся самые противоположные слухи. Я самъ узналъ эту новость только сегодня утромъ; вы, сударь, воротились вчера, и не можете знать, что здѣсь дѣлается.

-- Въ-самомъ-дѣлѣ, у меня и безъ того много заботъ, отвѣчалъ коннетабль.-- Мнѣ скорѣе слѣдовало думать о своей настоящей неудачѣ, нежели о прошломъ успѣхѣ.

-- Совершенная правда, сказалъ Арно.-- Но эта милость короля не можетъ ли возвратиться, если вы скажете ему, на-примѣръ: "Государь, вы оплакиваете свою дочь, вы ищете ее вездѣ, вы спрашиваете о ней у каждаго. Одинъ я знаю, государь, гдѣ находится ваша дочь".

-- Развѣ ты знаешь, Арно? живо спросилъ Монморанси.

-- Знать -- мое ремесло, отвѣчалъ шпіонъ.-- Не сказалъ ли я вамъ, что продаю новость. Товаръ у меня, какъ видите, не гнилой. Подумайте, сударь, подумайте.

-- Я думаю, сказалъ коннетабль:-- если я отдамъ Генриху II его дочь, онъ будетъ въ восторгѣ, и въ первыя минуты увлеченія готовъ будетъ отдать все золото, всѣ почести за услугу. Но потомъ, Діана начнетъ плакать, станетъ говорить, что она лучше готова умереть, нежели отдать свою руку кому другому, а не виконту д'Эксме, и король, тронутый слезами дочери, побѣжденный словами моихъ враговъ, вспомнитъ только проигранную мною битву и забудетъ, что я возвратилъ ему дочь. Значитъ, всѣ мои усилія кончатся тѣмъ, что я доставлю счастіе виконту д'Эксме.

-- Слѣдовательно, продолжалъ Арно съ злобною улыбкой -- надо, чтобъ въ одно время явилась госпожа де-Кастро и исчезъ виконтъ д'Эксме. Это было бы хорошо съиграно, какъ вы думаете?

-- Да, но я не хотѣлъ бы прибѣгать къ такимъ средствамъ, сказалъ коннетабль.-- Я знаю, что у тебя рука вѣрная и языкъ не болтливый, однакожь...

-- А, коннетабль очень ошибается въ моихъ намѣреніяхъ, закричалъ Арно, притворяясь оскорбленнымъ:-- коннетабль хочетъ оклеветать меня; онъ думалъ, что я хочу освободить его отъ этого молодаго человѣка ужаснымъ средствомъ (Арно выразительно махнулъ рукою). Нѣтъ, тысячу разъ нѣтъ. У меня есть лучшія средства!

-- Какія? живо спросилъ коннетабль.

-- Но сперва, сударь, заключимъ наши условія, сказалъ Арно.-- Я только указалъ вамъ мѣсто, гдѣ скрывается заблудшая лань. Я могу поручиться по-крайней-мѣрѣ въ томъ, что герцогъ Францискъ вступитъ въ бракъ до возвращенія своего опаснаго соперника. Кажется, сударь, это двѣ блистательныя заслуги. Теперь посмотримъ, чѣмъ вы отплатите мнѣ за это?

-- Чего ты просишь? сказалъ Монморанси.

-- Вы человѣкъ разсудительный, и я тоже, отвѣчалъ Арно.-- Во-первыхъ, вы не торгуясь заплатите мнѣ старый долгъ по счету, который сію минуту я имѣлъ честь вамъ представить...

-- Хорошо, отвѣчалъ коннетабль.

-- Я зналъ, что у насъ не будетъ спора объ этой новой статьѣ; въ итогѣ -- сущая бездѣлица; денегъ этихъ едва-ли достанетъ на путевыя издержки и покупку кой-какихъ подарковъ, которыми мнѣ надо запастись въ Парижѣ. Но -- деньги еще не все въ мірѣ.

-- Какъ! сказалъ коннетабль, изумленный и почти испуганный:-- не-уже-ли мнѣ говоритъ Арно дю-Тилль, что деньги еще не все въ мірѣ?

-- Точно такъ, сударь, Арно дю-Тилль, но не прежній Арно дю-Тилль, не бѣднякъ и жадный, нѣтъ, другой Арно дю-Тилль, довольный маленькимъ состояніемъ, которое онъ умѣлъ пріобрѣсть, и желающій только одного -- провести мирно остатокъ своей жизни на родинѣ, подъ родною кровлей, въ кругу друзей своего дѣтства, въ объятіяхъ семейства. Это была моя всегдашняя мечта, сударь, это была тихая и прекрасная цѣль моего бурнаго существованія.

-- Правда, сказалъ Монморанси: -- если надо испытать бурю, чтобъ наслаждаться тишиною, ты будешь счастливъ, Арно. Но ты, какъ слышу, разбогатѣлъ?

-- Довольно для меня, сударь, довольно. Десять тысячь экю для бѣдняка, подобнаго мнѣ -- значительное состояніе, особенно въ деревнѣ, въ объятіяхъ моего скромнаго семейства.

-- У тебя есть деревня, семейство? спросилъ коннетабль.-- Мнѣ всегда казалось, что у тебя нѣтъ ни дома, ни семейства, что ты живешь подъ именемъ контрабандиста.

-- Меня зовутъ Арно дю-Тилль такъ, по обстоятельствамъ; мое настоящее имя -- Мартэнъ-Гэрръ; я родился въ деревнѣ Артигѣ, близь Рьё; тамъ остались мои жена и дѣти.

-- Жена, дѣти! повторилъ Монморанси, удивляясь все болѣе и болѣе.

-- Да, сударь, отвѣчалъ Арно съ выраженіемъ самой смѣшной нѣжности: -- и я долженъ предупредить васъ, что вы не можете болѣе разсчитывать на мою помощь, и что двѣ услуги, которыя вызвался я оказать вамъ теперь, будутъ, безъ сомнѣнія, послѣдними. Я не хочу болѣе вмѣшиваться ни въ какія дѣла, и намѣренъ, съ-этихъ-поръ, жить честно, наслаждаясь любовью своихъ родныхъ и уваженіемъ соотечественниковъ.

-- Давно бы такъ, сказалъ коннетабль.-- Но если ты и сдѣлался такимъ скромнымъ пастушкомъ, что не хочешь говорить о деньгахъ, что жь просишь ты въ награду за тайны, которыя находятся у тебя въ рукахъ?

-- Я прошу вещь, которая и больше и меньше денегъ, отвѣчалъ Арно обыкновеннымъ голосомъ: -- я прошу чести, не почестей, это само-собой разумѣется, но только немного чести, въ которой, должно признаться, я крайне нуждаюсь.

-- Объяснись, Арно, сказалъ Монморанси:-- потому-что, въ-самомъ-дѣлѣ, ты говоришь загадками.

-- Извольте, сударь; я приготовилъ бумагу, что я, Мартэнъ-Гэрръ, служилъ вамъ въ-продолженіе столькихъ-то лѣтъ, въ званіи конюшаго, что во все время службы я велъ себя честно, былъ вамъ вполнѣ преданъ, и что, сударь, въ награду за эту преданность, вы подарили мнѣ значительную сумму, желая, чтобъ я провелъ безъ нужды остатокъ своей жизни. Подпишитесь подъ этимъ аттестатомъ, приложите къ нему свою печать -- и мы будемъ квиты.

-- Нѣтъ, это невозможно, отвѣчалъ коннетабль.-- Подписывая подобную ложь, я дѣлаюсь обманщикомъ, то-есть, заслуживаю названіе...

-- Но вѣдь это не ложь, прервалъ Арно:-- потому-что я всегда вамъ служилъ вѣрно... по мѣрѣ моихъ средствъ, и объявляю вамъ, что еслибъ я сберегъ всѣ деньги, полученныя мною отъ васъ до-сихъ-поръ, онѣ дали бы въ суммѣ болѣе десяти тысячь экю. Значитъ, вы не подвергаете себя никакому объясненію, и притомъ, знаете ли, какъ жертвовалъ я собою, чтобъ дойдти до счастливаго результата, послѣ котораго останется вамъ только собирать плоды?

-- Негодяй! такое сравненіе...

-- Совершенно справедливо, сударь, отвѣчалъ Арно.-- Мы нуждаемся одинъ въ другомъ. Шпіонъ вамъ возвращаетъ вашъ кредитъ, вы отдаете шпіону кредитъ его собственный. Рѣшайтесь, сударь: насъ никто не слышитъ; къ-чему этотъ ложный стыдъ? Окончимъ продажу: она хороша для меня, но еще выгоднѣе для васъ. Подпишите, сударь.

-- Нѣтъ, послѣ, отвѣчалъ Монморанси.-- Я хочу сперва узнать средства, которыми ты надѣешься достигнуть двухъ обѣщанныхъ результатовъ. Я хочу знать, что сдѣлалось съ Діаной и что сдѣлается съ виконтомъ д'Эксме?

-- Извольте, сударь. Умалчивая о нѣкоторыхъ обстоятельствахъ по своимъ причинамъ, я отвѣчу вамъ удовлетворительно на оба вопроса, и вы должны будете согласиться, что я и случай вдвоемъ устроили все совершенно для вашихъ выгодъ.

-- Говори, сказалъ коннетабль.

-- Во-первыхъ, что касается госпожи де-Кастро, началъ Арно дю-Тилль:-- она не убита, не похищена, но только взята въ плѣнъ при Сен-Кентенѣ, вмѣстѣ съ пятьюдесятью другими знаменитыми особами, которыя могли получить свободу выкупомъ. Но теперь, зачѣмъ тотъ, въ чьи руки попала госпожа де-Кастро, не объявилъ, что она взята въ плѣнъ? Отъ-чего она сама не извѣщала о своемъ положеніи? этого я рѣшительно не знаю. Признаться, я самъ думалъ, что она уже освобождена, и надѣялся по пріѣздѣ своемъ въ Парижъ встрѣтить ее здѣсь, по только ныньче утромъ я услышалъ въ народѣ, что дворъ не знаетъ о судьбѣ дочери короля, и что Генрихъ II не мало озабоченъ своею потерей. Быть-можетъ, въ эти смутныя времена, письма Діаны или доходили не по назначенію, или пропадали, быть-можетъ, также, что подъ этою медленностью скрывается какая-нибудь тайна. Но я могу разсѣять всѣ сомнѣнія объ этомъ предметѣ и сказать положительно, гдѣ и въ чьихъ рукахъ теперь находится госпожа де-Кастро.

-- Извѣстіе, въ-самомъ-дѣлѣ, драгоцѣнное, сказалъ коннетабль.-- Гдѣ же это мѣсто и кто этотъ человѣкъ?

-- Подождите, сударь, отвѣчалъ Арно:-- не угодно ли вамъ также узнать о виконтѣ д'Эксме, потому-что, если хорошо знать, гдѣ находятся наши друзья, то еще полезнѣе знать, гдѣ наши враги?

-- Пожалуйста, безъ сентенцій, сказалъ Монморанси.-- Гдѣ теперь д'Эксме?

-- Онъ также въ плѣну, отвѣчалъ Арно.-- Кто, въ послѣднее время, не сидѣлъ въ тюрьмѣ? Это пыньче въ большой модѣ, и виконтъ д'Эксме, не отстающій отъ моды, попался въ плѣнъ.

-- Но виконтъ можетъ увѣдомить о себѣ, прервалъ коннетабль:-- у него есть друзья, деньги; онъ имѣетъ средства заплатить за себя выкупъ, и какъ-разъ упадетъ къ намъ на плечи.

-- Правда ваша, сударь. Да, у виконта д'Эксме есть деньги, онъ съ нетерпѣніемъ хочетъ вырваться на свободу, и ждетъ, какъ-можно-скорѣе дать за себя выкупъ. Виконтъ даже послалъ въ Парижъ кого-то, привезти ему немедленно цѣну его свободы.

-- Что жь тутъ остается дѣлать? сказалъ Монморанси.

-- Но, къ-счастію для насъ и къ-несчастію для него, продолжалъ Арно: -- этотъ нарочный, посланный въ Парижъ,-- я самъ; я и служилъ виконту д'Эксме подъ своимъ настоящимъ именемъ Мартэна-Герра въ качествѣ конюшаго. Теперь вы видите, что я могу быть конюшимъ по всей справедливости.

-- И ты, негодяй, не исполнилъ возложеннаго на тебя порученія? сказалъ коннетабль.-- Ты не досталъ денегъ для освобожденія своего господина?

-- Напротивъ, сударь, я собралъ всю сумму: деньги не должны валяться по землѣ. Притомъ, сами знаете, не брать этихъ денегъ значило бы возбудить подозрѣнія. Я собралъ аккуратно всю сумму, необходимую... для успѣха предпріятія. Но, будьте спокойны: я долго не доставлю денегъ виконту. Эти самыя десять тысячь экю и даютъ мнѣ возможность провести остатокъ своей жизни благочестиво и честно, и я разсудилъ удержать ихъ у себя, защищая свои права бумагою, которую, сударь, вы подпишете.

-- Я не подпишу, бездѣльникъ! вскричалъ Монморанси.-- Я не сдѣлаюсь соучастникомъ явнаго воровства.

-- О, сударь, зачѣмъ называть такимъ грубымъ именемъ необходимость, которой я покоряюсь, желая оказать вамъ услугу? Изъ преданности къ вамъ, я заставилъ молчать свою совѣсть, и вы такъ-то награждаете меня?.. Хорошо! Отошлемъ эти деньги виконту д'Эксме, и онъ явится здѣсь въ одно время съ Діаною, если не прежде; между-тѣмъ, какъ если виконтъ не получитъ этой суммы...

-- Если не получитъ?.. прервалъ коннетабль.

-- Мы выиграемъ время. Господинъ д'Эксме, надо вамъ сказать, съ нетерпѣніемъ ждетъ меня цѣлыя двѣ недѣли. Но вѣдь нельзя же собрать къ назначенному сроку всѣ десять тысячь экю, и дѣйствительно, я получилъ ихъ только сегодня утромъ отъ кормилицы виконта.

-- И тебѣ она повѣрила, бѣдная женщина?

-- Мнѣ, кольцу и запискѣ виконта, сударь. Потомъ, вѣдь она знаетъ меня въ лицо. Итакъ, виконтъ ждалъ двѣ недѣли съ нетерпѣніемъ, третью будетъ ждать съ безпокойствомъ, и четвертую безъ всякой надежды. Значитъ, черезъ мѣсяцъ или полтора, виконтъ д'Эксме отправитъ другаго посланнаго для отъисканія перваго, котораго, я увѣренъ, трудно будетъ найдти. Но если столько труда стоило собрать десять тысячь экю, то другія десять тысячь достать почти невозможно. А вы, между-тѣмъ, можете въ это время двадцать разъ женить своего сына, потому что виконтъ д'Эксме исчезнетъ, умретъ на два мѣсяца, и возвратится только въ слѣдующемъ году.

-- Но все-таки возвратится, сказалъ Монморанси:-- и развѣ тогда онъ не вздумаетъ узнать, что сдѣлалось съ его вѣрнымъ конюшимъ Мартэномъ-Герромъ?

-- Ему скажутъ, отвѣчалъ жалобно Арно:-- что вѣрный Мартэнъ-Герръ, возвращаясь съ выкупомъ къ своему господину, къ-несчастію, попалъ въ руки Испанцевъ, которые, по всей вѣроятности, ограбили его, и, чтобъ заставить его молчать, повѣсили его у воротъ Нойона.

-- Какъ, тебя повѣсятъ, Арно?

-- Я уже былъ повѣшенъ, сударь. Видите, до чего дошло мое усердіе! Правда, о времени, когда меня повѣсили, будутъ нѣсколько противоположные толки, но развѣ нельзя подумать, что разбойники рейтары старались скрыть истину? Не задумывайтесь, сударь, весело сказалъ безстыдный Арно: -- подумайте только, что я искусно принялъ предосторожности, и что съ такимъ опытнымъ молодцомъ, каковъ я, вашему сіятельству не надо ждать никакой опасности. Если благоразуміе было бы изгнано на землѣ, оно нашло бы себѣ пріютъ въ сердцѣ повѣшеннаго. Притомъ, еще разъ повторяю, вы подтверждаете чистую истину: я давно служу вамъ, слуги ваши могутъ это подтвердить, и вы передавали мнѣ болѣе десяти тысячь экю. Наконецъ, торжественно сказалъ плутъ: хотите ли, чтобъ я далъ вамъ росписку?..

Коннетабль не могъ не улыбнуться.

-- Да; но если, негодяй, въ-послѣдствіи...

-- Что за пустяки, прервалъ его Арно дю-Тилль: -- вы не рѣшаетесь только для формы, а что такое форма для высокихъ умовъ?.. Подпишите, безъ отговорокъ.

Арно положилъ на столъ передъ глазами Монморанси бумагу, ожидавшую только подписи.

-- Но сперва назови мнѣ городъ и человѣка, которые держатъ плѣнницей Діану де-Кастро.

-- Имя за имя, сударь; подпишите свое имя внизу бумаги, и вы узнаете другія.

-- Хорошо, сказалъ Монморанси, и подписалъ свое имя на бумагѣ.

-- А печать, сударь?

-- Вотъ и печать. Доволенъ ли ты?

-- Такъ доволенъ, какъ-будто вы подарили мнѣ десять тысячь экю.

-- Гдѣ же Діана?

-- Въ рукахъ лорда Уэнтворта, въ Кале, сказалъ Арно, стараясь взять бумагу, которую коннетабль все еще не выпускалъ изъ рукъ.

-- Еще одно слово, сказалъ онъ:-- а виконтъ д'Эксме?

-- Въ Кале, въ рукахъ лорда Уэнтворта.

-- Значитъ, виконтъ и Діана видятъ другъ друга?

-- Никогда, сударь; онъ живетъ у городскаго оружейника Пьера Пекуа, а г-жа де-Кастро въ домѣ губернатора. Виконтъ д'Эксме не знаетъ, что онъ живетъ такъ близко отъ своей красавицы. Въ этомъ я готовъ дать клятву.

-- Я спѣшу въ Лувръ, сказалъ коннетабль, отдавая бумагу.

-- А я въ Артигъ, вскричалъ торжествующій Арно.-- желаю успѣха, сударь! Постарайтесь быть коннетаблемъ не въ шутку.

-- Желаю успѣха, подлецъ! постарайся, чтобъ тебѣ въ-самомъ-дѣлѣ не попасть на висѣлицу.

Они разошлись, каждый въ свою сторону.

XIII.

Оружіе Пьера Пекуа, веревки Жана Пекуа и слезы Бабеты Пекуа.

Положеніе лицъ, которыхъ мы оставили въ Кале, въ-продолженіе мѣсяца нисколько не перемѣнилось, къ крайнему ихъ сожалѣнію. Пьеръ Пекуа по-прежнему приготовлялъ оружіе; Жанъ Пекуа принялся ткать, и, въ свободное время, вилъ веревки длины невѣроятной; Бабета Пекуа плакала.

Съ Габріэлемъ сбылось, что предсказалъ Арно дю-Тилль: въ первые пятнадцать дней онъ ждалъ съ нетерпѣніемъ, но потомъ началъ безпокоиться.

Къ лорду Уэнтворту онъ ходилъ очень-рѣдко и оставался у него на самое короткое время. Они замѣтно охладѣли одинъ къ другому съ того дня, какъ Габріэль вмѣшался будто-бы въ семейныя дѣла губернатора.

Лордъ Уэнтвортъ съ каждымъ днемъ дѣлался печальнѣе. Впрочемъ, его безпокоили не три письма, посланныя, одно за другимъ, отъ короля французскаго, со времени отъѣзда Арно изъ Кале. Всѣ три письма, одно чрезвычайно-учтивое, другое довольно-колкое, третье наполненное угрозами, имѣли одну цѣль -- возвратить свободу г-жѣ де-Кастро посредствомъ выкупа, который предоставлено было назначить самому губернатору города Кале. Но на всѣ три письма губернаторъ отвѣчалъ одно: что онъ намѣренъ держать г-жу де-Кастро, какъ заложницу, чтобъ, въ случаѣ необходимости, промѣнять ее на какого-нибудь важнаго плѣнника, или возвратить ее королю безъ всякаго выкупа по заключеніи мира. Губернаторъ былъ правъ, и, за своими крѣпкими стѣнами, пренебрегалъ гнѣвомъ Генриха II.

Но не этотъ гнѣвъ тревожилъ губернатора, хотя онъ и спрашивалъ у себя, какимъ образомъ король узналъ о судьбѣ Діаны; нѣтъ, его безпокоило возраставшее равнодушіе его прекрасной узницы. Ни покорность, ни услужливость не могли смягчить гордаго и презрительнаго вида г-жи де-Кастро. Она по-прежнему была печальна, сохраняла свое спокойствіе и достоинство предъ страстнымъ губернаторомъ, и когда этотъ случайно начиналъ говорить ей о своей любви, Діана, уважая въ немъ права дворянина, бросала на него взглядъ печальный и въ то же время гордый, который разбивалъ сердце и оскорблялъ гордость бѣднаго лорда Уэнтворта. Губернаторъ до такой степени боялся услышать ироническій упрекъ изъ этихъ устъ прекрасныхъ и жестокихъ, что не осмѣливался говорить Діанѣ ни объ ея письмѣ къ Габріэлю, ни о попыткахъ короля возвратить свободу своей дочери.

Но Діана, не видя служанки, которая осмѣлилась передать ея письмо, поняла, что ей не удалась и эта отчаянная попытка. Однакожь, чистая и благородная дѣвушка не теряла мужества: она ждала и молилась, ввѣряла себя Богу и готовилась умереть, въ случаѣ необходимости.

Габріэль, назначивъ себѣ ждать Мартэна-Герра не далѣе послѣдняго числа октября, рѣшился идти къ лорду Уэнтворту, и проситъ у него, какъ величайшей услуги, позволенія отправить въ Парижъ другаго гонца.

Около двухъ часовъ, Габріэль вышелъ изъ дома Пекуа, гдѣ Пьеръ шлифовалъ шпагу, Жанъ крутилъ огромныя веревки, и гдѣ, уже нѣсколько дней, Бабета, съ покрасйѣвшими отъ слезъ глазами, ходила около него, не будучи въ состояніи выговорить ни слова, и отправился прямо къ дому губернатора.

Лордъ Уэнтвортъ долженъ былъ удалиться на нѣсколько минутъ по какому-то дѣлу, и просилъ Габріэля подождать, говоря, что сейчасъ явится къ его услугамъ.

Зала, въ которой былъ Габріэль, выходила окнами на дворъ. Габріэль подошелъ къ окну взглянуть, что дѣлается на дворѣ, и машинально началъ барабанить пальцами по стекламъ. Вдругъ онъ почувствовалъ у себя подъ пальцами черты, вырѣзанныя на стеклѣ алмазнымъ кольцомъ. Черты эти обратили на себя вниманіе Габріэля; онъ приблизился къ окну, разсмотрѣть ихъ, и прочелъ на стеклѣ очень-явственно написанныя слова: Діана де-Кастро.

Этой подписи не доставало на таинственной запискѣ, которую онъ получилъ въ прошломъ мѣсяцѣ.

У Габріэля потемнѣло въ глазахъ, и онъ принужденъ былъ, чтобъ не упасть, прислониться къ стѣнѣ. Предчувствіе не обмануло его! Діана, да, это была Діана, его невѣста или сестра, которую развратный лордъ Уэнтвортъ держалъ теперь въ своей власти, и этому чистому и нѣжному созданію онъ осмѣливался говорить о своей любви!..

Габріэль невольнымъ движеніемъ положилъ руку на перевязь, въ которой, на этотъ разъ, не было шпаги.

Въ эту минуту вошелъ лордъ Уэнтвортъ.

Габріэль, не произнося ни слова, подвелъ его къ окну и показалъ обвинительныя буквы.

Губернаторъ сначала поблѣднѣлъ, по тотчасъ оправился, владѣя собою въ высшей степени.

-- Ну что же? спросилъ онъ.

-- Кажется, это имя вашей помѣшанной родственницы, которую вы принуждены беречь здѣсь, милордъ? сказалъ Габріэль.

-- Можетъ-быть; продолжайте, гордо отвѣчалъ лордъ Уэнтвортъ.

-- Если это такъ, милордъ, я знаю вашу родственницу... вѣроятно, очень дальнюю. Я видалъ ее въ Луврѣ и преданъ ей, какъ всякій французскій дворянинъ долженъ быть преданъ принцессѣ французскаго королевскаго дома.

-- Потомъ? спросилъ лордъ Уэнтвортъ.

-- Потомъ, милордъ, я попрошу васъ дать мнѣ отчетъ въ вашемъ обращеніи съ такою высокою плѣнницею.

-- Но если я откажу вамъ въ этомъ отчетѣ, милостивый государь, такъ же, какъ я уже отказалъ французскому королю?

-- Французскому королю! повторилъ изумленный Габріэль.

-- Точно такъ, отвѣчалъ лордъ Уэнтвортъ съ своимъ невозмутимымъ хладнокровіемъ.-- Англичанинъ, кажется мнѣ, не обязанъ давать отчета въ своихъ дѣйствіяхъ иностранному государю, въ особенности, когда этотъ государь находится въ непріязнедыхъ отношеніяхъ съ его страною. И такъ, г. д'Эксме, если бы я отказался дать вамъ отвѣтъ?

-- Я попросилъ бы васъ, милордъ, со мною объясниться, вскричалъ Габріэль.

-- И вы, безъ сомнѣнія, надѣетесь, милостивый государь, продолжалъ губернаторъ:-- убить меня шпагою, которую носите благодаря моему позволенію, и которую я имѣю право тотчасъ отобрать отъ васъ?

-- Милордъ, вскричалъ Габріэль въ бѣшенствѣ:-- милордъ, вы заплатите мнѣ за это.

-- Хорошо, милостивый государь, отвѣчалъ лордъ Уэнтвортъ:-- и я не откажусь отъ своего долга, если вы заплатите мнѣ свой.

-- Быть безсильнымъ въ ту минуту, когда я хотѣлъ бы имѣть силу десяти тысячь человѣкъ! вскричалъ Габріэль, ломая себѣ руки.-- О, это ужасно!

-- Въ-самомъ-дѣлѣ, я очень сожалѣю, сказалъ лордъ Уэнтвортъ: -- что приличіе и право связываютъ вамъ руки; но согласитесь, что военному плѣннику и должнику было бы очень-легко уплатить долгъ и получить свободу, перерѣзавъ горло своему кредитору или непріятелю.

-- Милордъ, сказалъ Габріэль, стараясь казаться спокойнымъ: -- вамъ извѣстно, что, назадъ тому мѣсяцъ, я отправилъ въ Парижъ конюшаго за деньгами, которыя васъ такъ сильно безпокоятъ. Я не знаю, убитъ ли Мартэнъ-Герръ на дорогѣ, несмотря на вашу подорожную, или его обокрали, только дѣло въ томъ, что онъ не возвращается, и я хотѣлъ сію минуту просить у васъ позволенія -- отправить кого-нибудь въ Парижъ, если вы не вѣрите честному слову дворянина и если бы не предлагали мнѣ отправиться самому за выкупомъ. Теперь, милордъ, я прошу у васъ этого позволенія, и вы не имѣете права отказать мнѣ, или, если угодно, я имѣю право сказать теперь, что боитесь моей свободы и не смѣете отдать мнѣ моей шпаги.

-- А кому бы сказали вы это, милостивый государь, въ англійскомъ городѣ, находящемся подъ моимъ непосредственнымъ управленіемъ, и гдѣ на васъ должно смотрѣть какъ на плѣнника и врага, спросилъ лордъ Уэнтвортъ?

-- Я сказалъ бы это, милордъ, каждому человѣку, кто только чувствуетъ и мыслитъ, каждому благородному сердцемъ или именемъ, вашимъ офицерамъ, знающимъ дѣла чести, даже вашимъ работникамъ, понимающимъ ее по инстинкту, и всѣ согласились бы со мною, милордъ, что, отнимая у меня средства выѣхать отсюда, вы не заслуживаете чести -- быть начальникомъ храбраго войска.

-- Но вы не думаете, милостивый государь, холодно отвѣчалъ лордъ Уэнтвортъ:-- что прежде, нежели вы успѣете бросить сѣмя неповиновенія въ умахъ моихъ солдатъ, я могу однимъ словомъ, однимъ движеніемъ руки бросить васъ въ тюрьму, гдѣ вы будете обвинять меня предъ четырьмя стѣнами.

-- Правда! проговорилъ Габріэль сквозь зубы и сжимая кулаки,

Человѣкъ, полный жизни и чувства, не могъ устоять передъ безстрастіемъ своего желѣзнаго соперника.

Одно слово измѣнило весь ходъ сцены и вдругъ возстановило равенство между Уэнтвортомъ и Габріэлемъ.

-- Любезная Діана! любезная Діана! повторилъ молодой человѣкъ съ отчаяніемъ:-- и я ничѣмъ не могу помочь тебѣ въ опасности...

-- Что я слышу? спросилъ лордъ Уэнтвортъ, едва держась на ногахъ.-- Кажется, вы сказали: "любезная Діана". Или мнѣ только послышалось?.. Не-уже-ли и вы также любите г-жу де-Кастро.

-- Да, я люблю ее! вскричалъ Габріэль.-- Вы очень ее любите, но моя любовь столько же чиста и безкорыстна, сколько ваша недостойна и ужасна. Да, клянусь передъ Богомъ и ангелами, я обожаю Діану.

-- Что же вы толковали мнѣ сію минуту о дочери короля французскаго и покровительствѣ, которое долженъ оказывать ей всякій дворянинъ? сказалъ лордъ Уэнтвортъ, внѣ себя отъ удивленія.-- А, вы любите ее! и, безъ-сомнѣнія, вы тотъ, кого она любитъ, о комъ она вспоминаетъ, когда хочетъ меня терзать! Любя васъ, она меня презираетъ. Безъ васъ, она, быть-можетъ, любила бы меня! А, значитъ, васъ она любитъ?

Лордъ Уэнтвортъ, за минуту говорившій съ насмѣшкою и пренебреженіемъ, смотрѣлъ теперь въ какомъ-то почтительномъ ужасѣ на того, кого любила Діана, и Габріэль, въ свою очередь оживленный словами своего соперника, мало-по-малу поднималъ голову; въ лицѣ его выражались радость и торжество.

-- А, такъ она любитъ меня! вскричалъ онъ: -- Діана еще думаетъ обо мнѣ! она, говорите, зоветъ меня! О, если такъ, если она зоветъ меня, я пойду, я подамъ ей помощь, я спасу Діану. Милордъ, берите мою шпагу, свяжите меня, бросьте въ темницу. Несмотря на васъ, на весь міръ, я найду средства ей помочь, потому-что она все еще меня любитъ, моя Діана! Она любитъ меня, и я васъ презираю; вы вооружены, у меня нѣтъ оружія, но`я увѣренъ, что останусь вашимъ побѣдителемъ: для меня будетъ божественнымъ щитомъ любовь Діаны.

-- Правда, я вамъ вѣрю, прошепталъ въ свою очередь лордъ Уэнтвортъ, совершенно уничтоженный.

-- Не будетъ ли съ моей стороны слишкомъ-великодушно, если я теперь васъ вызову на дуэль? продолжалъ Габріэль.-- Позовите стражу и прикажите запереть меня въ темницу. Быть въ темницѣ возлѣ Діаны и притомъ въ одно съ нею время -- и это для меня счастіе.

Послѣдовало продолжительное молчаніе.

-- Милостивый государь, сказалъ наконецъ лордъ Уэнтвортъ послѣ минутнаго раздумья:-- кажется, вы просили, чтобъ я отправилъ въ Парижъ втораго гонца за вашимъ выкупомъ?

-- Я за этимъ и пришелъ къ вамъ, милордъ, отвѣчалъ Габріэль.

-- И, кажется, вы упрекали меня въ своемъ разговорѣ, продолжалъ губернаторъ: -- что я не вѣрилъ вашему честному слову и не позволялъ вамъ ѣхать за полученіемъ денегъ для выкупа?

-- Точно такъ, милордъ.

-- Съ нынѣшняго дня вы можете ѣхать, продолжалъ лордъ Уэнтвортъ:-- я исполняю вашу просьбу; ворота Кале для васъ отворены.

-- Понимаю, сказалъ Габріэль съ ироніей:-- вы хотите удалить меня отъ Діаны. Но если я не соглашусь оставить Кале?

-- Здѣсь господинъ -- я, отвѣчалъ лордъ Уэнтвортъ:-- и вы не можете ни отказывать моему требованію, ни соглашаться на него, но должны только повиноваться.

-- Хорошо, сказалъ Габріэль: -- я поѣду, милордъ; но, предупреждаю васъ, я не вполнѣ доволенъ вашимъ великодушіемъ.

-- Впрочемъ, я и не нуждаюсь въ вашей благодарности.

-- Я поѣду, продолжалъ Габріэль:-- но знайте, я недолго останусь вашимъ должникомъ и скоро ворочусь, милордъ, чтобъ разомъ расквитаться съ вами за всѣ долги. И такъ-какъ въ то время я не буду вашимъ плѣнникомъ и вы не будете болѣе моимъ кредиторомъ -- надѣюсь, что тогда ничто не помѣшаетъ моей шпагѣ встрѣтиться съ вашею.

-- Я могъ бы отказаться отъ этой битвы, отвѣчалъ лордъ Уэнтвортъ съ выраженіемъ какой-то грусти: -- я могъ бы отказаться, потому-что выгоды наши неравны: если я васъ убью, она еще болѣе будетъ меня ненавидѣть; если вы меня убьете, она сильнѣе будетъ васъ любить. Но что за дѣло! Я принимаю предложеніе. Но, прибавилъ лордъ съ мрачнымъ видомъ:-- вы не боитесь довести меня до какой-нибудь крайности? Когда всѣ выгоды на вашей сторонѣ, скажите, не могу ли я употребить во зло правъ, которыя у меня еще остались?

-- Богъ на небесахъ, а на землѣ дворянство всѣхъ странъ осудятъ васъ, милордъ, сказалъ задрожавъ Габріэль: -- если вы отомстите подлостью тому, который не можетъ защищаться и котораго вы не можете побѣдить силою.

-- Что бы ни было, милостивый государь, отвѣчалъ Уэнтвортъ:-- но я не считаю васъ въ числѣ моихъ судей.

Послѣ минутной паузы, онъ прибавилъ:

-- Теперь четвертый часъ, милостивый государь; въ семь часовъ запираютъ главныя ворота; извольте приготовить къ этому времени все нужное для вашего отъѣзда изъ города. Я прикажу, чтобъ васъ пропустили.

-- Въ семь часовъ, милордъ, меня не будетъ въ Кале, сказалъ Габріэль.

-- И замѣтьте, произнесъ Уэнтвортъ:-- вы никогда сюда не возвратитесь; даже, если вы убьете меня на дуэли за стѣнами этого города, и тогда страшитесь моей ревности!-- и тогда вы не увидите г-жи де-Кастро, потому-что я возьму заранѣе всѣ предосторожности.

Габріэль подошелъ-было къ двери, но вдругъ остановился.

-- Вы обѣщаете невозможное, милордъ, сказалъ онъ:-- я непремѣнно увижу Діану.

-- Клянусь вамъ, что этого не будетъ, если воля губернатора и послѣднее завѣщаніе умирающаго имѣютъ еще сколько-нибудь значенія.

-- Не знаю, милордъ, какими средствами я достигну своей цѣли, но только убѣжденъ, что достигну, сказалъ Габріэль.

-- Въ такомъ случаѣ, милостивый государь, замѣтилъ Уэнтвортъ съ презрительною улыбкой:-- возьмите Кале приступомъ. Средство довольно вѣрно.

Габріэль задумался на минуту.

-- Я возьму Кале приступомъ, сказалъ онъ рѣшительнымъ голосомъ.-- До свиданія, милордъ!

Виконтъ поклонился и вышелъ; лордъ Уэнтвортъ стоялъ какъ окаменѣлый, не зная, бояться ему или хохотать.

Габріэль немедленно возвратился въ домъ братьевъ Пекуа.

Пьеръ Пекуа шлифовалъ клинокъ шпаги, Жанъ дѣлалъ узлы на веревкѣ, Бабета вздыхала.

Разсказавъ друзьямъ разговоръ свой съ губернаторомъ, Габріэль увѣдомилъ ихъ о своемъ немедленномъ отъѣздѣ, и не скрылъ отъ нихъ ничего, даже не скрылъ нѣсколько безразсудныхъ словъ, которыя произнесъ онъ, уходя отъ лорда Уэнтворта.

-- Теперь я пойду къ себѣ въ комнату, сказалъ Габріэль:-- приготовить все нужное къ отъѣзду, и оставлю васъ, Пьера -- шлифовать шпаги, Жана крутить веревки, а Бабету -- вздыхать.

Габріэль, дѣйствительно, пошелъ въ свою комнату, поскорѣе приготовить всѣ вещи для отъѣзда. Теперь, получивъ свободу, отважный молодой человѣкъ спѣшилъ отправиться въ Парижъ для спасенія своего отца, и потомъ воротиться въ Кале для спасенія Діаны.

Черезъ полчаса, выходя изъ своей комнаты, Габріэль встрѣтилъ на площадкѣ лѣстницы Бабету Пекуа.

-- Вы ѣдете, господинъ виконтъ? сказала она:-- и не спросите, о чемъ я плачу?

-- Нѣтъ, моя милая, потому-что, надѣюсь, ты перестанешь плакать, когда я пріѣду.

-- И я тоже надѣюсь, отвѣчала Бабетта.-- Значитъ, не смотря на угрозы губернатора, вы думаете воротиться, не правда ли?

-- Я въ томъ увѣренъ, Бабета!

-- И, надѣюсь, вы пріѣдете со своимъ конюшимъ, Мартэномъ-Герромъ?

-- Непремѣнно.

-- Значить, господинъ д'Эксме, продолжала дѣвушка:-- вы увѣрены, что встрѣтите Мартэна-Герра въ Парижѣ? Онъ не безчестный человѣкъ, не правда ли? Онъ не укралъ денегъ, назначенныхъ для вашего выкупа? Онъ не воплощенная ложь?..

-- Нѣтъ, сказалъ Габріэдь, удивленный такими вопросами.-- Правда, Мартэнъ -- существо измѣнчивое, особенно съ нѣкотораго времени; въ немъ какъ-будто живутъ два человѣка, одинъ -- тихій и простодушный, другой -- хитрый и безпокойный. Но въ сторону это непостоянство характера -- Мартэнъ -- слуга честный и вѣрный.

-- И вы думаете, спросила Бабета:-- что онъ столько же неспособенъ обмануть женщину, какъ и своего господина?

-- Вотъ на это, признаюсь, отвѣчать труднѣе, сказалъ Габріэль.

-- Еще одна просьба, сударь, продолжала, поблѣднѣвъ, бѣдная Бабета:-- не будете ли вы такъ добры, что согласитесь передать ему это кольцо? Онъ узнаетъ, отъ кого это кольцо и что оно значитъ.

-- Я отдамъ это кольцо, Бабета, сказалъ удивленный Габріэль, вспомнивъ вечеръ наканунѣ отъѣзда конюшаго.-- Я отдамъ кольцо; но особа, которая посылаетъ его, знаетъ ли... что Мартэнъ-Герръ женатъ?

-- Женатъ! вскричала Бабетта.-- О, въ такомъ случаѣ, сударь, оставьте у себя это кольцо, бросьте его, но не отдавайте ему.

-- Но, Бабета...

-- Благодарю васъ, сударь... прощайте, проговорила бѣдная дѣвушка.

Она побѣжала во второй этажъ, и едва вошла въ свою комнату, какъ безъ чувствъ упала на стулъ.

Подозрѣніе и безпокойство въ первый разъ мелькнули въ умѣ Габріэля; онъ задумчиво сошелъ по деревянной лѣстницѣ стараго дома братьевъ Пекуа, и встрѣтилъ на послѣдней ступени Жана, который подошелъ къ нему съ таинственнымъ видомъ.

-- Господинъ виконтъ, тихо сказалъ ему горожанинъ:-- вы всегда спрашивали у меня, зачѣмъ я свиваю такія длинныя веревки, и я не пущу васъ уѣхать отсюда, особенно послѣ вашего дружескаго разставанья съ лордомъ Уэнтвортомъ, пока вы не узнаете загадки. Связывая маленькими поперечными веревками двѣ длинныя и крѣпкія веревки, какія скручивалъ я, господинъ виконтъ можетъ получить огромную лѣстницу. Когда часовымъ на городской стѣнѣ будетъ Пьеръ, исправляющій эту должность въ-продолженіе двадцати лѣтъ, или вашъ покорный Жанъ, лѣстницу можно будетъ перенести въ два раза на восьмиугольную башню, въ будку платформы, а потомъ, въ пасмурное декабрьское или япварьское утро, можно, стоя на часахъ, прицѣпить, для опыта, два конца лѣстницы къ желѣзнымъ зубцамъ стѣны, а два другіе опустить на триста футовъ въ море, гдѣ случайно можетъ стоять тогда какой-нибудь смѣлый челнокъ.

-- Но послушай, мужественный Жанъ... прервалъ Габріэль.

-- Довольно толковать объ этомъ, господинъ виконтъ, отвѣчалъ ткачъ.-- Извините, что, разставаясь съ вами, я хотѣлъ оставить въ васъ воспоминаніе о преданномъ вамъ слугѣ, Жанѣ Пекуа. Возьмите еще вотъ этотъ рисунокъ, каковъ онъ ни есть: здѣсь вы увидите планъ стѣнъ и укрѣпленій Кале. Я составилъ этотъ рисунокъ послѣ своихъ безконечныхъ прогулокъ, которыя нѣкогда васъ очень удивляли. Спрячьте его подъ камзоломъ, и прошу васъ, ради нашей дружбы, посматривайте иногда на этотъ рисунокъ, когда будете въ Парижѣ.

Габріэль хотѣлъ еще разъ прервать слова Жана, но тотъ не далъ ему времени говорить, и, сжимая руку, которую подалъ ему молодой человѣкъ, удалился, сказавъ:

-- До свиданія, г-нъ д'Эксме; у воротъ ожидаетъ васъ Пьеръ; онъ хочетъ съ вами проститься и дополнить то, чего я не могъ досказать.

Пьеръ стоялъ передъ домомъ, держа за поводья лошадь Габріэля.

-- Благодарю васъ за радушный пріемъ, сказалъ ему виконтъ д'Эксме.-- Въ непродолжительномъ времени я пришлю вамъ, если не принесу, деньги, которыя вы мнѣ одолжили. Вы прибавите къ нимъ порядочное награжденіе вашимъ работникамъ, а пока потрудитесь передать отъ меня вашей любезной сестрѣ этотъ алмазный перстень.

-- Беру для нея, г-нъ виконтъ, отвѣчалъ оружейникъ:-- но съ условіемъ, чтобъ и вы приняли отъ меня рожокъ, который я привѣсилъ къ вашему сѣдлу. Я самъ сдѣлалъ этотъ рожокъ, и узнаю звукъ его даже при стонѣ бурнаго моря, какъ это случалось по ночамъ, въ пятое число каждаго мѣсяца, когда я, отъ четырехъ до шести часовъ утра, стоялъ на караулѣ на восьми-угольной башнѣ, построенной при морѣ.

-- Благодарю, сказалъ Габріэль, сжимая руку Пьера, съ выраженіемъ, которое доказывало оружейнику, что его поняли.

-- Что касается до оружія, удивлявшаго васъ своимъ множествомъ, продолжалъ Пьеръ:-- признаюсь, я и самъ начинаю раскаиваться, что оставилъ у себя такую пропасть этого товара, потому-что, если Кале будетъ когда-нибудь осажденъ, партія, вѣрная Франціи, завладѣетъ этимъ оружіемъ, и въ самомъ городѣ можетъ произвести опасныя опустошенія.

-- Правда, сказалъ Габріэль, еще крѣпче сжимая руку достойнаго гражданина.

-- Затѣмъ, г-въ д'Эксме, желаю вамъ счастливаго пути и успѣха, произнесъ Пьеръ.-- Прощайте, до скораго свиданія.

-- До свиданія! сказалъ Габріэль.

Онъ обернулся, и въ послѣдній разъ сдѣлалъ рукою прощальный знакъ Пьеру, стоявшему на порогѣ, Жану, наклонившему голову къ окну перваго этажа, и даже Бабетѣ, которая смотрѣла на отъѣзжающаго изъ-за шторы втораго этажа.

Потомъ Габріэль далъ лошади шпоры, и она поскакала галопомъ.

Лордъ Уэнтвортъ уже успѣлъ отдать приказаніе у воротъ Кале; плѣнника пропустили безъ всякихъ затрудненій, и онъ скоро выѣхалъ на парижскую дорогу, одинъ, съ тоскою и надеждами.

Удастся ли ему освободить своего отца, по прибытіи въ Парижъ? Освободитъ ли онъ Діану, возвратясь въ Кале?