ЧАСТЬ ПЯТАЯ.

ГЛАВА I.

Анжерская храбрая милиція.

Бюсси такъ умѣлъ занять герцога приготовленіями къ битвѣ, что въ-продолженіи двухъ дней ему не было времени ни ѣхать въ Меридоръ, ни призвать барона въ Анжеръ.

Франсуа не оставлялъ, однакожь, своего намѣренія; но Бюсси то предлагалъ ему осматривать войско, то снаряжать на войну лошадей, то переставлять пушки, какъ-бы дѣло шло о завоеваніи пятой части свѣта.

Видя эти приготовленія, Реми прилежно заготовлялъ корпію, точилъ свои ланцеты, составлялъ разныя мази, какъ-бы дѣло шло о леченіи половины рода человѣческаго.

Приготовленія эти устрашали герцога.

Само собою разумѣется, что по-временамъ Бюсси, подъ предлогомъ осмотра внѣшнихъ укрѣпленій, садился на Роланда и скакалъ въ извѣстный паркъ, къ извѣстной оградѣ, черезъ которую перелѣзалъ такъ поспѣшно, что каждый разъ обваливалось нѣсколько камней, и образовывалась мало-по-малу бреша.

Роланда не за чѣмъ было понукать. Бюсси опускалъ поводья и давалъ ему волю.

-- Два дня я уже выгадалъ, думалъ Бюсси: -- надѣюсь, что и впредь счастіе не измѣнитъ мнѣ.

Бюсси не напрасно полагался на свое счастіе.

Вечеромъ третьяго дня, когда въ городъ въѣзжали обозы съ жизненными припасами, собранными съ окрестностей, державшихъ сторону герцога анжуйскаго; когда самъ герцогъ, какъ добрый государь, отвѣдывалъ черный хлѣбъ своихъ воиновъ и съ трудомъ глоталъ сельди и сухую треску,-- поднялась страшная суматоха у городскихъ воротъ.

Герцогъ освѣдомился о причинѣ суматохи, -- никто не могъ дать ему отвѣта.

У городскихъ воротъ сыпались удары прикладами мушкетовъ и бердышами на спины добрыхъ гражданъ, собравшихся на любопытное зрѣлище.

Всадникъ на бѣлой лошади подъѣхалъ къ парижскимъ городскимъ воротамъ.

Бюсси, продолжая свою систему застращиванія, просилъ герцога, чтобъ онъ назначилъ его комендантомъ города, и установилъ строжайшую дисциплину; никто безъ пароля не могъ ни выйдти изъ города, ни войдти въ него.

Вся эта дисциплина имѣла цѣлію воспрепятствовать герцогу послать къ Діанѣ кого-либо безъ вѣдома Бюсси и также воспрепятствовать Діанѣ въѣхать въ Анжеръ безъ его вѣдома.

Это можетъ показаться преувеличеннымъ; но, пятьдесятъ лѣтъ спустя, Бокингэмъ не то еще дѣлалъ для Анны-Австрійской.

Всадникъ на бѣлой лошади скакалъ во весь галопъ и наткнулся прямо на караульню.

Часовой выставилъ впередъ бердышъ; всадникъ не обратилъ на это вниманія; часовой закричалъ; весь караулъ выбѣжалъ; начались переговоры.

-- Я Антраге, кричалъ всаднякъ:-- и хочу видѣть герцога анжуйскаго.

-- Мы не знаемъ никакого Антраге, отвѣчалъ начальникъ караула:-- что же касается до желанія вашего видѣть его высочество, то оно сейчасъ будетъ исполнено, потому-что мы арестуемъ васъ и представимъ во дворецъ.

-- Меня арестовать! отвѣчалъ всадникъ: -- а кто тебѣ, почтеннѣйшій, далъ право арестовать Карла Бальзака д'Антрага, барона де-Кюпе о и графа де-Гравилля?

-- Это до меня не касается! Я исполняю и исполню долгъ свой! смѣло отвѣчалъ начальникъ, видя передъ собою одного человѣка и зная, что за нимъ было болѣе двадцати вооруженныхъ гражданъ.

-- Погодите, пріятели, сказалъ д'Антрагъ: -- вы еще не знаете Парижанъ? Такъ я вамъ сейчасъ покажу, что это за люди.

-- Берите, хватайте его! кричала разгнѣванная милиція.

-- Потише, барашки, потише! Не горячитесь, я съ вами справлюсь, сказалъ Антраге.

-- Что онъ говоритъ? спрашивали другъ-друга граждане.

-- Онъ говоритъ, отвѣчалъ д'Антрагъ: -- что лошадь его проскакала не болѣе десяти льё, а потому можетъ еще сшибить васъ всѣхъ съ ногъ, если вы не посторонитесь... Сторонитесь же! или -- ventreboeuf...

Но такъ-какъ анжерскіе граждане не рѣшались сторониться, то Антраге въ одну секунду обнажилъ шпагу и обрубилъ нѣсколько остріевъ на него устремленныхъ бердышей.

Не болѣе, какъ по прошествіи десяти минутъ, большая часть аллебардъ превратилась въ палки.

Взбѣшенные граждане, размахивая этими палками, бросились на всадника, ловко защищавшагося и громко смѣявшагося.

-- Прекрасный пріемъ! говорилъ онъ, покачиваясь со смѣху: -- славный народъ анжерскіе граждане! Morbleu! да здѣсь превесело. Принцъ очень-хорошо сдѣлалъ, что уѣхалъ изъ Парижа!...

И Антраге продолжалъ не только защищаться, но, по-временамъ, когда наступавшіе подходили слишкомъ-близко, сбивалъ съ нихъ шлемы или плашмя колотилъ шпагой по плечу или по головѣ какого-нибудь неосторожно-храбраго гражданина.

Караульные вышли изъ себя; въ бѣшенствѣ они колотили другъ друга, отступали и опять кидались на всадника.

Толпа безпрестанно увеличивалась, и Антраге уставалъ.

-- Довольно! вскричалъ онъ, замѣтивъ, что наступающіе болѣе и болѣе ожесточались: -- довольно, вы храбры, какъ львы... я убѣдился въ томъ и не замедлю сообщить его высочеству... Но у васъ въ рукахъ теперь однѣ палки, а мушкетовъ вы заряжать не умѣете. Я рѣшился войдти въ городъ, но не зналъ, что онъ охраняемъ цѣлой арміей Цезарей. Вижу невозможность одержать надъ вами побѣду. Прощайте, потрудитесь только сказать принцу, что я нарочно пріѣзжалъ изъ Парижа повидаться съ нимъ.

Между-тѣмъ, капитанъ караула успѣлъ зарядить свой мушкетъ и прицѣливался въ Антраге, но послѣдній подскочилъ къ нему и такъ крѣпко ударилъ его по пальцамъ, что тотъ выпустилъ изъ рукъ мушкетъ и сталъ перепрыгивать съ правой ноги на лѣвую и обратно.

-- Убьемъ, убьемъ его! кричали разъяренные и избитые граждане:-- онъ хочетъ бѣжать! Не пустимъ его!

-- А! вскричалъ Антраге: -- сейчасъ вы не хотѣли впускать меня, а теперь не хотите выпустить; берегитесь! это обстоятельство заставитъ меня перемѣнить тактику: я перестану бить плашмя, -- буду колоть; вмѣсто концовъ вашихъ бердышей, я буду отрубать вамъ руки!... Слышите ли, друзья мои? Пустите ли вы меня?

-- Нѣтъ, нѣтъ! онъ труситъ! Убьемъ его, убьемъ!

-- Безъ шутокъ?

-- Убьемъ, убьемъ!

-- Такъ прочь руки и пальцы, обрублю!

Едва онъ проговорилъ эти слова и готовился привесть свою угрозу въ исполненіе, какъ показался другой всадникъ, съ тою же быстротою приближавшійся къ городу и со всего размаха налетѣвшій на толпу.

-- Антраге, вскричалъ вновь прибывшій: -- Антраге, что ты дѣлаешь между этими лавочниками?

-- Ливаро! вскричалъ Антраге, оглянувшись: -- а, mordieu! ты подоспѣлъ очень-кстати! Добро пожаловать.

-- Я догонялъ тебя... но куда ты попался? Тебя, кажется, обижаютъ, чортъ возьми!

-- Наши добрые друзья, почтенные Анжерцы, не хотятъ ни впустить меня въ городъ, ни выпустить изъ него.

-- Господа, сказалъ Ливаро, снявъ шляпу:-- не угодно ли вамъ будетъ посторониться, чтобъ дать намъ дорогу?

-- Они еще смѣются надъ нами! закричали граждане: -- убьемъ ихъ, убьемъ!

-- А!... такъ вотъ каковы господа Анжерцы, сказалъ Ливаро, одной рукой надѣвая шляпу, а другой обнажая шпагу.

-- Да, жаль, что ихъ такъ много, сказалъ Антраге.

-- Что за бѣда! Втроемъ мы сладимъ съ ними!

-- Да, втроемъ; но насъ только двое.

-- Вотъ скачетъ Риберакъ.

-- И Риберакъ!

-- Конечно.

-- Ты видишь его?

-- Вижу. Эй, Риберакъ! Эй, сюда, сюда!

И точно, въ то же мгновеніе Риберакъ подлетѣлъ съ такою же поспѣшностью, какъ и два пріятеля его.

-- А! тутъ дерутся! вскричалъ Риберакъ:-- очень-пріятно. Здравствуй, Антраге; здравствуй, Ливаро.

-- Впередъ, друзья! отвѣчалъ Антраге.

Милиція съ безпокойствомъ смотрѣла на безпрестанное приращеніе непріятеля и изъ наступавшей готовилась превратиться въ обороняющуюся.

-- Да, ихъ, кажется, цѣлый полкъ! закричалъ начальникъ караула: -- господа! стройтесь... намъ надо теперь дѣйствовать иначе!

Граждане стали отступать въ безпорядкѣ. Ихъ испугалъ рѣшительный видъ трехъ пріятелей.

-- Это только авангардъ! кричали граждане, желая оправдать свое отступленіе.-- Тревогу! тревогу!

-- Непріятель, непріятель! закричали иные.

-- Пожаръ! заревѣли отдаленнѣйшіе.

-- Господа! Мы отцы семействъ. Мы должны беречь себя для нашихъ женъ и дѣтей. Спасайся, кто какъ можетъ! завопилъ начальникъ караула.

И, вслѣдъ за этими различными криками, имѣѣшими, однакожь, одну цѣль, наступила страшная суматоха, и милиція стала палками разгонять любопытныхъ, чтобъ проложить себѣ дорогу къ бѣгству.

Суматоха была такъ велика, что въ это время шумъ ея достигъ до дворцовой площади, гдѣ, какъ мы уже сказали, принцъ отвѣдывалъ черный хлѣбъ, сельди и сухую треску солдатъ своихъ.

Бюсси и принцъ освѣдомились о причинѣ шума. Имъ сказали, что онъ былъ произведенъ тремя человѣками, или, лучше сказать, тремя чертями, прибывшими прямо изъ Парижа.

-- Бюсси, сказалъ герцогъ:-- поди посмотри, что тамъ такое?

-- Три человѣка? сказалъ Бюсси: -- ваше высочество, поѣдемте вмѣстѣ.

Они поскакали туда; Бюсси ѣхалъ впереди, а принцъ осторожно примкнулъ къ своей свитѣ, состоявшей изъ двадцати всадниковъ.

Они пріѣхали къ воротамъ въ то самое время, когда граждане начинали отступать, разгоняя палками любопытныхъ своихъ согражданъ.

Бюсси поднялся на стремена и узналъ Ливаро.

-- Mort de ma vie! закричалъ онъ громовымъ голосомъ: -- спѣшите, ваше высочество; наши парижскіе друзья осаждаютъ насъ.

-- Напротивъ, отвѣчалъ громкимъ голосомъ Ливаро: -- твои анжуйскіе друзья насъ обижаютъ.

-- Смирно, неучи! Кладите оружіе! закричалъ герцогъ: -- это друзья!

-- Друзья! вскричали избитые, усталые граждане.-- Друзья! зачѣмъ же они не говорили пароля? Вотъ уже добрый часъ мы деремся, какъ свирѣпые звѣри!

И граждане отступили.

Ливаро, Антраге и Риберакъ торжественно выѣхали впередъ и почтительно поцаловали руку герцога, потомъ обнялись съ Бюсси.

-- Кажется, философически замѣтилъ начальникъ караула: -- мы своихъ не узнали.

-- Ваше высочество, шепнулъ Бюсси на ухо герцогу: -- сочтите, пожалуйста, сколько здѣсь вашей милиціи?

-- Зачѣмъ?

-- Не считайте по-одиначкѣ, а скажите приблизительно, сколько ихъ?

-- Около сто-пятидесяти человѣкъ будетъ.

-- По-крайней-мѣрѣ.

-- Такъ что же?

-- То, что у васъ плохая милиція, когда три человѣка побили ее.

-- Правда, сказалъ герцогъ.-- Что жь изъ этого слѣдуетъ?

-- Изъ этого слѣдуетъ, что не надо отваживаться за-городъ.

-- Съ милиціей не слѣдуетъ, точно, а потому я отважусь за-гГородъ съ тремя человѣками, побившими ее, возразилъ герцогъ,

-- Ай-ай! подумалъ Бюсси: -- я объ этомъ и не подумалъ... Удивительно-догадливы трусы!

II.

Роландъ.

Благодаря прибытію трехъ молодыхъ людей, герцогъ, могъ смѣлѣе выѣзжать изъ города.

Въ сопровожденіи столь неожиданно-прибывшахъ друзей, Франсуа важно разъѣзисалъ по городу, къ величайшему удовольствію анжерскихъ жителей, заржавленные латы и тощія лошади которыхъ составляли рѣзкій контрастъ съ великолѣпными костюмами и красивыми лошадьми молодыхъ Парижанъ.

Они сначала осмотрѣли окрестныя укрѣпленія, потомъ сады, находившіеся за валами, далѣе лѣса, находившіеся за садами, а наконецъ, и нѣкоторые близлежащіе замки. Дерзко смотрѣлъ теперь герцогъ на лѣса, которыми столько пугалъ его прежде де-Бюсси.

Молодые дворяне пріѣхали съ деньгами; при дворѣ герцога анжуйскаго имъ было гораздо-болѣе свободы, нежели при дворѣ Генриха III, а потому они вели веселую жизнь.

Не прошло трехъ дней, какъ Антраге, Риберакъ и Ливаро коротко познакомились съ анжуйскими дворянами, особенно расположенными къ парижскимъ модамъ и манерамъ. Само-собою разумѣется, что у этихъ дворянъ были хорошенькія, молоденькія жены.

Итакъ герцогъ прогуливался по городу не для собственнаго удовольствія. Нѣтъ, прогулки эти нравились молодымъ дворянамъ, прибывшимъ изъ Парижа, анжуйскимъ дворянамъ и, въ-особенности, женамъ послѣднихъ.

Первою цѣлію этихъ прогулокъ было прославленіе Бога, во имя котораго составлена была лига.

Второю цѣлію -- побѣсить короля.

Наконецъ -- удовольствіе дамъ.

Такимъ образомъ были исполнены всѣ условія тройственнаго девиза того времени: Богъ, король и дамы.

Радость была неописанная, когда, наконецъ, величественнымъ цугомъ прибыли въ Анжеръ двадцать-двѣ верховыя лошади, тридцать экипажныхъ лошадей и сорокъ муловъ, запряженныхъ въ кареты, повозки и фургоны.

Все это было выписано герцогомъ изъ Тура за пятьдесятъ тысячь экю.

Сумма эта была ничтожна, тѣмъ болѣе, что лошади осѣдланы, но надобно сказать, что сѣдла были взяты въ долгъ; сундуки и ящики съ экипажѣ были очень-красивы и снабжены великолѣпными замками -- но въ нихъ ничего не было. Впрочемъ, послѣднее обстоятельство относится къ чести принца: онъ очень-легко могъ наполнить сундуки, назначивъ новые сборы и налоги.

Но это не было въ его натурѣ: онъ любилъ брать не прямо, а украдкой, пронырствомъ.

И такъ, появленіе этого цуга произвело большое волненіе въ Анжерѣ.

Лошади были поставлены въ конюшняхъ, экипажи въ сараяхъ. Перенесеніе сундуковъ поручено самымъ приближеннымъ къ принцу особамъ. Только вѣрнымъ людямъ можно было поручить суммы, которыхъ не было въ сундукахъ.

Наконецъ, ворота дворца были заперты передъ носомъ любопытной толпы, которую эта мѣра предосторожности убѣдила въ томъ, что герцогъ получилъ около двухъ мильйоновъ, между-тѣмъ, какъ сундуки были пріобрѣтены единственно для того, чтобъ вывезти изъ города такую сумму.

Съ этого дня, вполнѣ утвердилось общее мнѣніе о богатствѣ герцога, и вся провинція убѣдилась, что онъ былъ достаточно богатъ и могъ предпринять даже, въ случаѣ нужды, войну противъ цѣлой Европы.

Этотъ слухъ былъ распущенъ единственно для того, чтобъ граждане, на которыхъ герцогъ, по совѣту пріятелей своихъ, думалъ наложить новыя подати, не слишкомъ возроптали, имѣя въ виду то обстоятельство, что при роскоши принца, эти деньги неминуемо воротятся къ нимъ же, и съ барышомъ.

Впрочемъ, граждане города Анжера были народъ добрый: они предупредили желанія своего повелителя.

Люди рѣдко отказываютъ въ деньгахъ богатымъ, понуждающимся.

Король наваррскій, бѣдность котораго была всѣмъ извѣстна, не получилъ бы и четверти того, что получалъ герцогъ анжуйскій, распустивъ слухъ о своемъ мнимомъ богатствѣ.

Франсуа жилъ какъ патріархъ, наслаждаясь всѣми благами жизни.

Со всѣхъ сторонъ съѣзжались дворяне, предлагавшіе ему свои услуги.

Герцогъ же заботился только объ увеличеніи своей казны, и разъѣзжалъ по окрестностямъ. Бюсси заботился только о томъ, чтобъ не пустить герцога въ Меридоръ: тамъ скрывалось сокровище молодаго дворянина, которое онъ берегъ съ безпокойною заботливостью скупца.

Между-тѣмъ, какъ герцогъ анжуйскій наполнялъ свои сундуки, а Бюсси берегъ свое сокровище, въ одинъ прекрасный день къ воротамъ Анжера подъѣхалъ графъ Монсоро.

Было около четырехъ часовъ. Чтобъ поспѣть ровно къ четыремъ часамъ, г. Монсоро проскакалъ восемьнадцать льё въ одинъ день. Шпоры его были въ крови; а конь, весь въ мылѣ, едва влачилъ ноги.

Теперь уже не было такого строгаго караула у городскихъ воротъ; Анжерцы такъ важничали, что преспокойно впустили бъ въ городъ цѣлый батальйонъ швейцарской стражи, предводительствуемой хоть самимъ храбрымъ Крилльйономъ.

Г. Монсоро въѣхалъ прямо, крикнувъ часовому:

-- Во дворецъ его высочества герцога анжуйскаго.

И, не обращая вниманія на отвѣтъ часоваго, поѣхалъ далѣе; лошадь его бѣжала еще, но какъ-бы съ разбѣга, и можно было побиться объ закладъ, что, остановившись, она непремѣнно упадетъ.

Графъ Монсоро подъѣхалъ ко дворцу, и, не смотря на усталость, легко соскочилъ съ лошади, которая задрожала всѣми членами, но устояла на ногахъ.

-- Его высочество? спросилъ обер-егермейстеръ.

-- Изволили поѣхать на рекогносцировку, отвѣчалъ часовой.

-- Куда? спросилъ Монсоро.

-- Туда, отвѣчалъ часовой, указавъ рукою въ одну сторону.

-- Какая досада! сказалъ Монсоро:-- а мнѣ сейчасъ же надобно переговорить съ нимъ. Что дѣлать?

-- Баставитъ сперва вашъ лошадь на конюшна, возразилъ часовой, родомъ изъ Альзаціи: -- када вы его не баставитъ къ стѣна, онъ упадетъ.

-- Добрый совѣтъ, хотя и дурно выраженъ, сказалъ Монсоро.-- А гдѣ конюшни?

-- Туда!

Въ это время подошелъ къ обер-егермейстеру какой-то человѣкъ. Это былъ мажордомъ. Онъ объявилъ свой титулъ.

И Монсоро въ свою очередь объявилъ ему свое имя и титулъ.

Мажордомъ почтительно поклонился; имя обер-егермейстера давно было извѣстно въ провинціи.

-- Потрудитесь, ваше сіятельство, войдти во дворецъ отдохнуть. Его высочество только-что изволили выѣхать и воротятся не ранѣе, какъ къ восьми часамъ.

-- Къ восьми часамъ! повторилъ Монсоро, кусая конецъ уса:-- я не могу такъ долго ждать. Я привезъ важныя извѣстія, которыя немедленно долженъ сообщить его высочеству. Не можете ли вы мнѣ дать коня и проводника?

-- Коня! хоть десять, графъ, отвѣчалъ мажордомъ.-- Что же касается до проводника, то никому не извѣстно, куда поѣхалъ герцогъ. Притомъ же, мнѣ приказано не выпускать людей изъ дворца.

-- А! сказалъ обер-егермейстеръ: -- стало-быть, вы здѣсь не совсѣмъ въ безопасности?

-- Между такими людьми, каковы господа Бюсси, Ливаро, Риберакъ и Антраге, нашему непобѣдимому принцу, герцогу анжуйскому, нечего опасаться: но...

-- Но безъ нихъ вы не совсѣмъ безопасны?

-- Именно.

-- Въ такомъ случаѣ, дайте мнѣ лошадь; я самъ постараюсь отъискать его высочество.

-- И, вѣроятно, скоро отъишете.

-- Какъ онъ уѣхалъ? въ галопъ?

-- О, нѣтъ! шагомъ.

-- Тѣмъ лучше! прикажите же осѣдлать мнѣ коня.

-- Потрудитесь, графъ, сами пожаловать въ конюшню и выбрать любую лошадь.

-- Хорошо.

Монсоро вошелъ въ конюшню.

Около десяти или двѣнадцати красивыхъ лошадей стояли по стойламъ.

-- Извольте выбирать, сказалъ мажордомъ.

Монсоро окинулъ лошадей взоромъ знатока.

-- Я возьму эту пѣго-бурую, сказалъ онъ: -- велите сѣдлать ее.

-- Роланда?

-- Ее зовутъ Роландомъ?

-- Да, это любимый конь его высочества. Онъ ѣздитъ на немъ каждый день и получилъ его въ подарокъ отъ графа де-Бюсси; Роланда, вѣроятно, не было бы теперь въ конюшнѣ, еслибъ герцогъ не объѣзжалъ сегодня новыхъ лошадей, присланныхъ изъ Тура.

-- А!... я очень-доволенъ этимъ, ибо это доказываетъ, что у меня вѣрный взглядъ.

Мажордомъ позвалъ конюха и сказалъ ему:

-- Сѣдлай Роланда.

Что же касается до лошади графа, то она сама вошла въ конюшню и растянулась на соломѣ, не дожидаясь даже, чтобъ ее разсѣдлали.

Роландъ былъ осѣдланъ въ нѣсколько секундъ. Графъ де-Монсоро легко вскочилъ на него и еще разъ спросилъ, въ которую сторону направилась кавалькада.

-- Она поѣхала по этой улицѣ, сказалъ мажордомъ, указавъ въ ту же сторону, въ которую показалъ уже часовой.

-- Morbleu! сказалъ Монсоро, опустивъ поводья и замѣтивъ, что Роландъ самъ поворотилъ въ ту сторону:-- кажется, этотъ конь самъ идетъ за своими товарищами.

-- Правда, правда, сказалъ мажордомъ:-- графъ де-Бюсси и докторъ его, г-нъ Реми, говорили мнѣ, что это преумное животное; пустите его, оно вѣрно догонитъ кавалькаду. Посмотрите, что у него за ноги!... Точно у оленя.

Монсоро наклонился въ сторону.

-- Чудесныя ноги! сказалъ онъ.

Не будучи понукаемъ, конь побѣжалъ впередъ, прямо къ городскимъ воротамъ. Изрѣдка онъ потряхивалъ головою, какъ-бы желая дать знать этимъ сѣдоку, чтобъ онъ совершенно опустилъ поводья. По мѣрѣ приближенія къ городскимъ воротамъ, онъ ускорялъ шаги.

-- Въ-самомъ-дѣлѣ, думалъ Монсоро: -- это удивительное животное; ступай, Роландъ, ступай, если такъ хорошо знаешь дорогу.

И онъ совершенно опустилъ поводья.

Выѣхавъ за городъ, лошадь остановилась на секунду въ нерѣшимости, какъ-бы обдумывая, куда поворотить.

Потомъ поворотила налѣво.

Въ это время проходилъ крестьянинъ.

-- Не встрѣчалъ ли ты нѣсколькихъ всадниковъ? спросилъ Монсоро.

-- Встрѣтилъ; тамъ, подъ горой.

Крестьянинъ указалъ именно въ ту сторону, въ которую поворотилъ Роландъ.

-- Ступай, Роландъ, ступай, сказалъ обер-егермейстеръ, опять опустивъ поводья, и лошадь поскакала легкой рысью.

Проскакавъ нѣсколько шаговъ, она вдругъ поворотила на тропинку, вившуюся по полю.

Монсоро колебался; онъ хотѣлъ остановить коня, но Роландъ, по-видимому, бѣжалъ съ такою увѣренностью, что онъ опять ввѣрился его инстинкту.

По мѣрѣ удаленія отъ города, лошадь разгорячалась. Она пустилась въ галопъ.

Монсоро начиналъ узнавать мѣстность.

-- Э! подумалъ онъ: -- кажется, мы скачемъ въ Меридоръ; ужъ не туда ли отправился герцогъ?

И лицо обер-егермейстера приняло мрачное выраженіе при этой мысли, не впервые представлявшейся уму его.

-- О-го! проворчалъ онъ: -- а я хотѣлъ только завтра увидѣться съ женой, посвятивъ весь вечеръ герцогу. Не буду ли я имѣть удовольствіе видѣть ихъ вмѣстѣ?

Страшная улыбка исказила лицо обер-егермейстера.

Лошадь продолжала скакать.

-- Чортъ возьми! вскричалъ Монсоро: -- да я въ нѣсколькихъ шагахъ отъ меридорскаго парка.

Въ это мгновеніе, Роландъ заржалъ.

Другое ржаніе отвѣчало ему изъ лѣса.

-- А-га! сказалъ обер-егермейстеръ:-- Роландъ нашелъ, кажется, товарищей.

Конь продолжалъ нестись съ удвоенною быстротою.

Вдругъ Монсоро увидѣлъ каменную ограду и лошадь, привязанную близь этой ограды. Лошадь заржала еще разъ.

-- Здѣсь кто-то есть! проговорилъ Монсоро, страшно поблѣднѣвъ.

III.

Съ какими извѣстіями пріѣхалъ графъ Монсоро.

Изумленіе графа Монсоро возрастало на каждомъ шагу; вѣрный бѣгъ Роланда, встрѣча его съ знакомой лошадью у стѣны парка, могли внушить подозрѣніе человѣку даже и не столь мнительному, какъ обер-егермейстеръ.

Поспѣшно приблизившись, Монсоро замѣтилъ состояніе каменной ограды въ этомъ мѣстѣ; на ней образовалась настоящая лѣстница, грозившая обратиться въ брешу; чьи-то ноги какъ-будто пробили себѣ ступени; трава въ этомъ мѣстъ была притоптана, сучья обломаны.

Графъ однимъ взглядомъ окинулъ всѣ предметы, потомъ отъ общаго перешелъ къ частностямъ.

Лошадь прежде всего заслужила его вниманіе.

На нескромномъ животномъ было сѣдло съ чепракомъ, вышитымъ серебромъ; въ одномъ углу былъ вензель изъ двухъ буквъ: Ф и А.

То была лошадь изъ конюшни принца; вензель означалъ: Франсуа-Анжуйскій.

Подозрѣнія обер-егермейстера превратились въ убѣжденіе. Герцогъ былъ здѣсь, и, вѣроятно, бывалъ часто, ибо и другая, любимая его лошадь, знала сюда дорогу.

Монсоро, какъ ревнивый мужъ, рѣшился убѣдиться собственными глазами, въ какой степени были вѣрны его подозрѣнія.

Но, оставаясь по сю сторону стѣны, онъ ничего не могъ знать.

Онъ привязалъ Роланда и полѣзъ на стѣну по проложенному уже пути.

Взбираться было не трудно: ногамъ было на что становиться, рукамъ было за что держаться.

Усилія Монсоро увѣнчались полнымъ успѣхомъ. Взобравшись на верхушку стѣны, онъ увидѣлъ у подножія высокаго дуба голубую мантилью и черный бархатный плащъ. Мантилья, безъ всякаго сомнѣнія, принадлежала женщинѣ, а плащъ мужчинѣ; обнявшись и обратившись спиной къ оградѣ, они прогуливались взадъ и впередъ, полускрытые густыми листьями.

Къ несчастію Монсоро, онъ съ бѣшенствомъ вцѣпился пальцами въ стѣну, и одинъ камень съ шумомъ покатился внизъ.

При этомъ шумѣ, гулявшіе, лица которыхъ были скрыты вѣтвями, оглянулись и увидѣли Монсоро. Въ то же мгновеніе послышался пронзительный женскій крикъ, листья зашумѣли, и молодые люди скрылись, какъ двѣ испуганныя лани.

Холодный потъ выступилъ на лбу Монсоро. Онъ узналъ голосъ Діаны.

Не будучи болѣе въ состояніи преодолѣвать своей ярости, онъ соскочилъ внизъ и со шпагой въ рукъ побѣжалъ вслѣдъ за скрывшимися.

Но никого не было.

Ничто не нарушало вечерней тишины. Ни одной живой тѣни не видно было въ аллеяхъ, ни одного слѣда на дорожкахъ, ни малѣйшаго шума въ чащѣ... только соловьи и малиновки, привыкшія къ присутствію молодыхъ любовниковъ, не были испуганы ими и продолжали весело пѣть...

Что дѣлать? Куда бѣжать? На что рѣшиться? Паркъ быль обширенъ; преслѣдуя однихъ, Монсоро могъ встрѣтиться съ другими, которыхъ не искалъ.

Обер-егермейстеръ разсудилъ, что на первый случай онъ зналъ довольно; притомъ же, онъ былъ слишкомъ взволнованъ, а съ такимъ страшнымъ соперникомъ, какъ Франсуа, надобно было дѣйствовать осторожно... графъ не сомнѣвался въ томъ, что соперникомъ его былъ герцогъ анжуйскій. Но во всякомъ случаѣ, воротившись къ принцу, чтобъ исполнить важное, возложенное на него порученіе, онъ по лицу его узнаетъ, виноватъ онъ или нѣтъ.

Потомъ ему пришла мысль -- перелѣзть опять черезъ ограду и увести съ собою лошадь человѣка, котораго онъ засталъ въ паркѣ съ своего женою.

Эта мстительная мысль дала ему новыя силы: онъ бѣгомъ вернулся къ тому мѣсту, гдѣ перелѣзъ черезъ ограду.

Взобравшись на нее съ помощію сучьевъ, онъ перескочилъ на другую сторону; но -- увы! лошади, или, лучше сказать, лошадей тамъ не было. Мысль, пришедшая ему въ голову, была такъ хороша, что прежде его она представилась его сопернику, и тотъ воспользовался ею.

Графъ Монсоро яростно вскрикнулъ, сжавъ кулаки и угрожая злобному, невидимому демону, подшутившему надъ нимъ; но такъ-какъ никакія непріятности не могли побѣдить твердость его воли, то, собравъ всѣ силы, онъ скоро пошелъ по тропинкѣ, которая была ему хорошо извѣстна.

Два съ половиною часа спустя, онъ подходилъ къ городскимъ воротамъ, умирая отъ жажды и усталости. Впрочемъ, одна мысль утѣшала его: онъ рѣшился обойдти всѣхъ часовыхъ и узнать, не проѣхалъ ли всадникъ съ двумя лошадьми; цѣною золота купитъ онъ имя или, по-крайней-мѣрѣ, описаніе примѣтъ этого человѣка.

Онъ спросилъ часоваго, но тотъ только-что смѣнилъ товарища и ничего не зналъ; Монсоро вошелъ въ караульню и освѣдомился. Смѣнившійся часовой отвѣчалъ ему, что часа два тому, онъ видѣлъ лошадь, воротившуюся въ городъ безъ всадника.

Монсоро съ бѣшенствомъ стиснулъ зубы: сама судьба, казалось, смѣялась надъ нимъ.

Тогда онъ пошелъ къ герцогскому дворцу.

Тамъ все кипѣло жизнію, веселіемъ; окна были ярко освѣщены, въ кухняхъ пылало пламя, и въ воздухѣ распространялся запахъ, сильно возбуждавшій аппетитъ.

Но ворота были заперты.

Монсоро позвалъ привратника и сказалъ свое имя; сторожъ не хотѣлъ впускать его.

-- Вы не Монсоро, сказалъ онъ.

-- Почему?

-- Вы были прямы, а теперь согнуты, какъ старикъ.

-- Я усталъ.

-- Вы были блѣдны, а теперь красны.

-- Мнѣ жарко.

-- Вы выѣхали верхомъ, а возвращаетесь пѣшкомъ.

-- Лошадь моя взбѣсилась, сбросила меня и воротилась домой одна. Развѣ ты не видалъ ея?

-- Видѣлъ, отвѣчалъ привратникъ.

-- Такъ отопри.

-- Нельзя.

-- Пошли, по-крайней-мѣрѣ, за мажордомомъ.

Привратникъ, радуясь возможности сложить съ себя отвѣтственность, послалъ за мажордомомъ.

Тотъ пришелъ и немедленно узналъ Монсоро.

-- Боже мой! вскричалъ онъ:-- откуда вы въ такомъ видѣ?

Монсоро повторилъ то же, что говорилъ привратнику.

-- А мы очень безпокоились, когда увидѣли, что лошадь воротилась домой одна; герцогъ, которому я доложилъ о вашемъ пріѣздѣ, уже нѣсколько разъ съ безпокойствомъ спрашивалъ объ васъ.

-- А! онъ спрашивалъ?.. и съ безпокойствомъ? сказалъ Монсоро.

-- Какъ же; онъ очень безпокоился.

-- А что онъ говорилъ?

-- Онъ приказалъ привести васъ немедленно къ нему.

-- Хорошо! я только зайду въ конюшню посмотрѣть, не случилось ли чего съ лошадью его высочества.

Монсоро вошелъ въ конюшню и увидѣлъ Роланда на прежнемъ мѣстѣ; умный конь съ большимъ аппетитомъ истреблялъ щедрую порцію овса, заданную ему для возстановленія его силъ.

Потомъ, не переодѣваясь, обер-егермейстеръ пошелъ къ столовой.

Всѣ дворяне его высочества и самъ герцогъ сидѣли около стола, уставленнаго вкусными блюдами и множествомъ свѣчей, и съ аппетитомъ трудились около паштетовъ съ фазанами, жаренаго кабаньяго мяса и соусовъ, крѣпко приправленныхъ пряностями, которыя запивали вкуснымъ и крѣпкимъ каголирскимъ, и коварнымъ, пріятнымъ анжуйскимъ виномъ.

-- Дворъ вашъ теперь въ полномъ комплектѣ, говорилъ Антраге, раскраснѣвшійся какъ стыдливая дѣвица и пьяный, какъ старый рейтаръ:-- онъ такъ же богатъ, какъ и погребъ вашего высочества.

-- Нѣтъ, нѣтъ, возразилъ Риберакъ:-- у насъ не достаетъ обер-егермейстера. Стыдно, право, что мы ѣдимъ за столомъ его высочества, а не поставляемъ ему провизію.

-- Я подаю голосъ на избраніе обер-егермейстера, сказалъ Ливаро:-- какого бы то ни было; хоть бы графа де-Монсоро.

Герцогъ улыбнулся; онъ одинъ зналъ о пріѣздѣ графа.

Едва Ливаро договорилъ послѣднія слова и улыбка не сошла еще съ лица герцога, какъ дверь отворилась и въ столовую вошелъ Монсоро.

Увидѣвъ его, принцъ вскрикнулъ съ изумленіемъ.

-- Вотъ и онъ! сказалъ онъ:-- видите ли, господа, что намъ помогаетъ само небо, мгновенно исполняя всѣ наши желанія.

Монсоро, смущенный спокойствіемъ и присутствіемъ духа его высочества, поклонился довольно-неловко и отвернулъ голову, будучи ослѣпленъ яркимъ свѣтомъ, подобно совѣ, изъ мрака вылетѣвшей на солнечный свѣтъ.

-- Садитесь и ужинайте, сказалъ герцогъ, указавъ графу мѣсто противъ себя.

-- Ваше высочество, отвѣчалъ Монсоро: -- меня мучитъ жажда; я проголодался, усталъ; но не буду ни пить, ни ѣсть и не сяду прежде, пока не исполню важнаго, возложеннаго на меня порученія.

-- Вы изъ Парижа, не правда ли?

-- Прямо оттуда, ваше высочество.

-- Ну, такъ говорите.

Монсоро приблизился къ Франсуа и, съ улыбкой на лицѣ, съ ненавистью въ сердцѣ, шепнулъ ему:

-- Ваше высочество, ея величество вдовствующая королева ѣдетъ сюда; она желаетъ видѣться съ вами.

Внезапная радость выразилась на лицѣ герцога, на котораго были обращены всѣ взоры.

-- Хорошо, сказалъ онъ: -- благодарю васъ, Монсоро. Сегодня, какъ и всегда, вы оказываетесь вѣрнымъ подданнымъ; садитесь же теперь ужинать.

И онъ приблизился къ столу, отъ котораго удалился на минуту, чтобъ выслушать важное сообщеніе графа де-Монсоро.

Ужинъ опять оживился; лишь-только обер-егермейстеръ опустился на мягкій стулъ, между Риберакомъ и Ливаро, въ виду сытнаго и вкуснаго ужина, какъ совершенно потерялъ аппетитъ.

Духъ побѣдилъ плоть. Взволнованный умъ его воротился къ прежнимъ, тягостнымъ идеямъ; онъ припоминалъ свою поѣздку въ Меридоръ, слышалъ ржаніе лошадей, видѣлъ прогуливавшихся любовниковъ, слышалъ крикъ Діаны, отозвавшійся въ глубинѣ души его.

Тогда, не обращая вниманія на шумные разговоры, на вкусныя блюда, на весело-разговарипавшихъ сосѣдей, на того, противъ кого онъ сидѣлъ, Монсоро углубился въ размышленія, и мало-помалу на челѣ его собирались мрачныя тучи, и изъ груди его вырвался глухой стонъ, поразившій окружавшихъ его.

-- Вы очень устали, г. обер-егермейстеръ, сказалъ принцъ:-- ступайте, ложитесь спать.

-- Прекрасный совѣтъ, сказалъ Ливаро:-- послѣдуйте ему, графъ, а не то уснете надъ тарелкой.

-- Простите, ваше высочество, сказалъ Монсоро, поднявъ голову: -- да, я очень усталъ.

-- Напейтесь до-пьяна, проговорилъ Антраге:-- какъ рукой сниметъ!

-- Да, проговорилъ Монсоро:-- кто пьянъ, тотъ забываетъ.

-- Посмотрите, господа! вскричалъ Ливаро: -- онъ ни разу не опорожнилъ стакана.

-- За ваше здоровье, графъ! вскричалъ Риберакъ, поднявъ стаканъ.

Монсоро долженъ былъ отвѣтить и однимъ глоткомъ опорожнилъ стаканъ.

-- А! да онъ славно пьетъ, проговорилъ Антраге.

-- Да, отвѣчалъ принцъ, старавшійся угадать причину скорби обер-егермейстера: -- да, славно, славно!

-- Графъ, сказалъ Риберакъ:-- устройте намъ, пожалуйста, охоту; вѣдь вамъ знакомы здѣсь всѣ окрестности.

-- У васъ здѣсь есть имѣніе, лѣса, сказалъ Ливаро.

-- И даже жена, прибавилъ Антраге.

-- Да, машинально повторилъ г. де-Монсоро: -- имѣніе, лѣса и жена... да, господа, да.

-- Устройте охоту за кабаномъ, графъ, сказалъ герцогъ.

-- Постараюсь, ваше высочество.

-- Вотъ хорошо! постараетесь, сказалъ одинъ изъ анжуйскихъ дворянъ: -- когда лѣса здѣсь населены кабанами. Да я самъ въ "старомъ лѣсу" берусь выгнать не менѣе десяти кабановъ.

Монсоро невольно поблѣднѣлъ; "старымъ лѣсомъ" называлось именно то мѣсто, куда привезъ его Роландъ.

-- Ахъ, да, да! завтра, завтра! закричали хоромъ дворяне.

-- Можно завтра, графъ? спросилъ Франсуа.

-- Я всегда готовъ къ услугамъ вашего высочества, отвѣчалъ Монсоро: -- однакожь такъ-какъ теперь уже за полночь, и какъ я очень усталъ, то позвольте мнѣ отдохнуть одинъ день; притомъ же, мнѣ надобно сперва осмотрѣть здѣшніе лѣса...

-- Правда, правда, и повидаться съ женою! сказалъ герцогъ анжуйскій съ добродушіемъ, убѣдившимъ бѣднаго мужа, что онъ былъ соперникъ его.

-- Справедливо! весело вскричали молодые люди.-- Мы даемъ графу де-Монсоро двадцать-четыре часа отдыха; въ это время, онъ успѣетъ осмотрѣть всѣ свои лѣса.

-- Благодарю васъ, господа, сказалъ графъ:-- я съ пользой употреблю эти двадцать-четыре часа.

-- Теперь, г. обер-егермейстеръ, позволяю вамъ идти спать, сказалъ герцогъ.-- Проводите графа де-Монсоро въ его покой!

Монсоро поклонился и вышелъ. Съ груди его спало тяжкое бремя-притворства.

Несчастные болѣе влюбленныхъ любятъ уединеніе.

Когда обер-егермейстеръ ушелъ изъ столовой, всѣ опять повеселѣли.

Мрачная физіономія графа произвела тягостное впечатлѣніе на молодыхъ людей, угадывавшихъ, что усталость его была только предлогомъ, а что его терзала какая-то тайная скорбь.

Послѣ ухода его, и герцогъ вздохнулъ свободнѣе.

-- Ливаро, сказалъ онъ: -- передъ приходомъ обер-егермейстера ты началъ намъ разсказывать исторію вашего бѣгства изъ Парижа. Продолжай.

Ливаро сталъ разсказывать.

Но такъ-какъ мы, по праву историка, знаемъ лучше Ливаро всѣ подробности приключившагося въ Парижѣ послѣ бѣгства герцога анжуйскаго; такъ-какъ мы знаемъ даже то, чего не могъ знать Ливаро, то мы сами разскажемъ читателю всѣ событія съ историческою вѣрностью и въ хронологическомъ порядкѣ.

IV.

Какъ король Генрихъ III узналъ о бѣгствѣ своего брата герцога анжуйскаго, и что отъ того воспослѣдовало.

Около полуночи, Генрихъ III былъ пробужденъ необыкновеннымъ шумомъ, поднявшимся во дворцѣ, гдѣ обыкновенно, послѣ отхода короля ко сну, господствовала величайшая тишина.

Слышались ругательства, удары бердышами въ стѣны, поднялась бѣготня, и посреди всей этой суматохи можно было различить одно восклицаніе, безпрестанно повторяемое:

"Что скажетъ король? Что скажетъ король?"

Генрихъ приподнялся и взглянулъ на Шико, который, поужинавъ съ его величествомъ, заснулъ въ креслѣ, обвивъ ногами свою длинную шпагу.

Суматоха увеличивалась.

Генрихъ соскочилъ съ постели и закричалъ:

-- Шико! Шико!

Шико открылъ одинъ глазъ; какъ малой осторожный, понимавшій всю сладость сна, онъ никогда сразу не просыпался.

-- Напрасно ты разбудилъ меня, Генрихъ, сказалъ онъ.-- Мнѣ снилось, что у тебя родился сынъ.

-- Слушай! сказалъ Генрихъ:-- слушай!

-- Что мнѣ слушать? Будетъ, что я и днемъ слушаю всякія бредни; не мѣшай же мнѣ хоть ночью.

-- Развѣ ты оглохъ! вскричалъ король, указывая на дверь.

-- О-го! вскричалъ Шико: -- что тамъ за шумъ?

-- Что скажетъ король? Что скажетъ король? повторилъ Генрихъ: -- слышишь?

-- Слышу. Либо твоя Нарциска заболѣла, либо католики затѣяли вторую варѳоломеевскую ночь.

-- Помоги мнѣ одѣться, Шико.

-- Какое несчастіе! Какое несчастіе! кричали въ передней.

-- Чортъ возьми! Видно въ-самомъ-дѣлѣ бѣда приключилась, сказалъ Шико.

-- Не вооружиться ли намъ? спросилъ Генрихъ.

-- Не убраться ли намъ лучше черезъ потаенную дверь и узнать, что случилось? отвѣчалъ Шико.

Почти въ то же мгновеніе король, слѣдуя совѣту Шико, вышелъ въ потаенную дверь и вступилъ въ корридоръ, ведшій къ покоямъ герцога анжуйскаго.

Оттуда онъ увидѣлъ стражей, съ отчаяніемъ подымавшихъ руки къ небу.

-- О-го! сказалъ Шико: -- вѣрно твой несчастный плѣнникъ повѣсился. Ventre de biche! Поздравляю тебя, Генрихъ; ты искусный политикъ.

-- Нѣтъ, не можетъ быть! вскричалъ Генрихъ.

-- Не можетъ быть? Жаль, сказалъ Шико.

-- Пойдемъ, пойдемъ.

И Генрихъ повлекъ Гасконца за собою къ комнатѣ герцога.

Окно было открыто. У окна стояла толпа придворныхъ, съ любопытствомъ разсматривавшихъ веревочную лѣстницу.

Лицо Генриха покрылось смертною блѣдностью.

-- Э-ге! сынъ мой, сказалъ Шико: -- теперь ты, видно, самъ догадываешься, въ чемъ дѣло.

-- Убѣжалъ, убѣжалъ! вскричалъ Генрихъ такимъ громкимъ голосомъ, что всѣ придворные оглянулись.

Изъ глазъ короля сверкала молнія; рука судорожно сжимала рукоятку кинжала.

Шомбергъ рвалъ на себѣ волосы; Келюсъ билъ себя кулакомъ въ лицо, а Можиронъ стучалъ, какъ баранъ, головой объ стѣну.

Что же касается до д'Эпернона, то онъ исчезъ, сказавъ, что отправляется въ погоню за герцогомъ анжуйскимъ.

Отчаяніе любимцевъ внезапно успокоило короля.

-- Потише, потише, сынъ мой, сказалъ онъ, остановивъ Можирона.

-- Нѣтъ, mordieu! Я долженъ разбить себѣ голову! вскричалъ молодой человѣкъ разбѣгаясь, чтобъ еще разъ удариться головой объ стѣну.

-- Эй, помогите мнѣ удержать его! закричалъ Генрихъ.

-- Почтеннѣйшій! сказалъ Шико: -- ужь если вы непремѣнно хотите отправиться на тотъ свѣтъ, такъ лучше воткните себѣ шпагу въ животъ по самый эфесъ. Это гораздо-пріятнѣе!

-- Замолчишь ли ты, палачъ! вскричалъ Генрихъ со слезами на глазахъ.

Келюсъ, между-тѣмъ, продолжалъ бить себя по лицу.

-- О, Келюсъ! сказалъ Генрихъ: -- ты наколотишь себѣ синяки и будешь походить на Шомберга, когда онъ вышелъ изъ красильнаго чана. Это нехорошо!

Келюсъ остановился.

Шомбергъ одинъ продолжалъ рвать на себѣ волосы; онъ плакалъ отъ ярости.

-- Шомбергъ, Шомбергъ, другъ мой, говорилъ Генрихъ:-- будь же разсудительнѣе; прошу тебя.

-- Я съ ума сойду!

-- Не съ чего! сказалъ Шико.

-- Конечно, это большое несчастіе, сказалъ Генрихъ: -- но потому-то и не надобно терять присутствія духа, Шомбергъ. Да, это большое несчастіе... междоусобная война возгорится теперь въ моемъ королевствѣ... Но кто помогъ герцогу? Кто доставилъ ему лѣстницу? Mordieu! Если я не найду виновнаго, такъ велю всѣхъ перевѣшать!

Невыразимый страхъ овладѣлъ всѣми присутствовавшими.

-- Кто виновный? продолжалъ Генрихъ.-- Гдѣ виновный? Десять тысячъ экю тому, кто скажетъ мнѣ его имя; сто тысячь экю тому, кто доставитъ мнѣ его живаго или мертваго!

-- Кто виновный? вскричалъ Можиронъ.-- Разумѣется, какой-нибудь Анжуецъ!

-- Ты правъ! вскричалъ Генрихъ.-- А, господа Анжуйцы! mordieu! Вы мнѣ дорого заплатите за это!

И вслѣдъ за этими словами, послышались страшныя угрозы и проклятія на Анжуйцевъ.

-- О, да! да! Анжуйцы! кричалъ Келюсъ.

-- Гдѣ они? завопилъ Шомбергъ.

-- Давайте ихъ сюда! заревѣлъ Можиронъ.

-- Сто висѣлицъ для Анжуйцевъ! вскричалъ король.

Посреди этого общаго бѣшенства, Шико не могъ оставаться спокойнымъ; онъ обнажилъ свою шпагу и, ударяя ею плашмя по спинамъ миньйоновъ, кричалъ грознымъ голосомъ:

-- О, ventre de biche! о, проклятіе! Смерть Анжуйцамъ! нѣтъ имъ пощады! Смерть Анжуйцамъ!

Послѣднее восклицаніе быстро разнеслось по всему городу.

Между-тѣмъ, король исчезъ.

Онъ вспомнилъ о своей матери и, ускользнувъ изъ комнаты, пошелъ на половину Катерины, которая, подъ видомъ мнимой безпечности и притворнаго смиренія, выжидала удобный случай для приведенія въ дѣйствіе своей флорентинской политики.

Погрузившись въ размышленія, она полу-лежала въ глубокомъ креслѣ, когда Генрихъ вошелъ къ ней.

По круглымъ, нѣсколько желтоватымъ щекамъ, по блестящимъ, но неподвижнымъ глазамъ, по пухлымъ, бѣлымъ рукамъ, Катерина походила болѣе на восковую фигуру Размышленія, нежели на живое, размышляющее существо.

Но при извѣстіи о бѣгствѣ Франсуа, извѣстіи, сообщенномъ Генрихомъ съ гнѣвомъ и ненавистью, восковая фигура внезапно оживилась, покачала головой, приподнялась и опять опустилась въ кресло.

-- И васъ это не удивляетъ, матушка? сказалъ Генрихъ.

-- Чему же тутъ удивляться, сынъ мой?

-- Какъ! Не-уже-ли вы не находите, что это бѣгство заслуживаетъ величайшаго наказанія?

-- Любезный сынъ мой, свобода дороже престола. Вспомни, что я тебѣ-самому совѣтовала бѣжать, когда ты могъ этимъ достигнуть престола.

-- Матушка, меня оскорбляютъ!

Катерина пожала плечами.

-- Онъ идетъ мнѣ наперекоръ!

-- Нѣтъ, возразила Катерина:-- онъ уходитъ отъ тебя.

-- А! вскричалъ Генрихъ: -- такъ-то вы заступаетесь за меня!

-- Что ты говоришь, сынъ мой?

-- Я говорю, что съ лѣтами чувства притупляются, я говорю... Генрихъ замолчалъ.

-- Что же ты еще говоришь? спросила Катсрипа спокойно.

-- Я говорю, что вы уже не любите меня такъ, какъ любили прежде...

-- Ошибаешься, сказала Катерина съ возрастающею холодностью.-- Ты мой возлюбленный сынъ, Генрихъ. Но тотъ, на котораго ты жалуешься, также сынъ мой.

-- Ахъ! оставьте, пожалуйста, эти материнскія нравоученія, сказалъ Генрихъ: -- мы давно знаемъ всю цѣну ихъ.

-- Ты долженъ знать ихъ лучше, нежели кто-либо, сынъ мой; въ-отношеніи къ тебѣ, мои материнскія наставленія были всегда слабостью.

-- И теперь вы, вѣроятно, раскаяваетесь въ этомъ?

-- Я напередъ знала, что ты разсердишься; потому и не хотѣла отвѣчать на твои слова, сынъ мой, сказала Катерина.

-- Прощайте, ваше величество, прощайте, сказалъ Генрихъ: -- я знаю, что мнѣ остается дѣлать, если даже мать не имѣетъ ко мнѣ ни малѣйшаго состраданія; я найду совѣтниковъ, способныхъ напутствовать меня въ этомъ дѣлѣ.

-- Иди, сынъ мой, спокойно возразила Катерина: -- и да просвѣтитъ Господь умъ этихъ совѣтниковъ, потому-что дѣло крайне-затруднительно.

И она не сдѣлала ни малѣйшаго движенія, не сказала ни одного слова, чтобъ остановить сына.

-- Прощайте, ваше величество, повторилъ Генрихъ.

Но у двери онъ остановился.

-- Прощай, Генрихъ, сказала королева: -- но выслушай сперва одно слово: я не намѣрена давать тебѣ совѣтовъ, сынъ мой; ты въ нихъ не нуждаешься; однакожь, попроси своихъ совѣтниковъ, чтобъ они долго думали...

-- Не правда ли, сказалъ Генрихъ, довольный случаемъ, доставлявшимъ ему возможность остаться еще у королевы:-- не правда ли, что это весьма-важное обстоятельство?

-- Весьма-важное, медленно повторила Катерина, поднявъ глаза и руки къ небу:-- весьма-важное, Генрихъ.

Король, пораженный ужасомъ, выразившимся въ глазахъ матери, воротился къ ней.

-- Не знаете ли вы, кто помогъ ему спастись? Не подозрѣваете ли кого-нибудь, матушка?

Катерина не отвѣчала.

-- Я думаю, сказалъ Генрихъ:-- что это дѣло Анжуйцевъ.

Катерина улыбнулась съ лукавымъ видомъ, выказывавшимъ все преимущество ума ея надъ умомъ короля.

-- Анжуйцы? повторила она.

-- Вы не думаете? спросилъ Генрихъ.-- Однакожь, всѣ того мнѣнія.

Катерина пожала плечами.

-- Что другіе этого мнѣнія, меня нисколько не удивляетъ, сказала она: -- но ты, Генрихъ, ты -- мой сынъ!

-- Да кто же, матушка, кто?.. Объяснитесь, ради Бога, умоляю васъ!

-- Къ-чему объясняться?

-- Ваше объясненіе можетъ предотвратить большое несчастіе... оно просвѣтитъ умъ мой...

-- Просвѣтитъ умъ твой? Полно, Генрихъ; я старая болтунья, и все мое вліяніе состоитъ теперь въ раскаяніи и молитвахъ.

-- Нѣтъ, говорите, говорите, матушка! Я слушаю васъ. О! вы и по-сію-пору наша наставница, душа всѣхъ нашихъ дѣйствій... Говорите.

-- Зачѣмъ? Мысли мои принадлежатъ уже другому міру, а весь умъ стариковъ состоитъ изъ мнительности. Можетъ ли старая Катерина дать еще какой-нибудь порядочный совѣтъ? Полно, сынъ мой, это невозможно!

-- Хорошо же, матушка! сказалъ Генрихъ.-- Отказывайте мнѣ въ совѣтѣ, въ помощи! Но черезъ часъ всѣ Анжуйцы, проживающіе въ Парижѣ, будутъ перевѣшаны!

-- Ты хочешь вѣшать Анжуйцевъ? вскричала Катерина, не довѣряя своему слуху и не считая сына своего способнымъ на такой безразсудный поступокъ.

-- Да, да, вѣшать, убивать, рѣзать, жечь! Друзья мои бѣгаютъ уже по городу, отъискивая этихъ окаянныхъ, разбойниковъ, бунтовщиковъ!

-- Сохрани Боже! вскричала Катерина, увлеченная опасностью положенія: -- они погубятъ себя и тебя!

-- Какимъ образомъ?

-- Жалкій слѣпецъ! проговорила Катерина: -- не-уже-ли у тебя вѣчно будутъ глаза, чтобъ не видѣть?

И она всплеснула руками.

-- Я останусь королемъ только въ такомъ случаѣ, когда отмщу за причиняемыя мнѣ обиды, потому-что мщеніе есть казнь справедливая. И я увѣренъ, что вся Франція подымется на мою защиту...

-- Безразсудный ребенокъ! проговорила Итальянка.

-- Отъ-чего?

-- Не-уже-ли ты думаешь, что можно безнаказанно рѣзать, жечь, вѣшать такихъ людей, какъ Бюсси, Антраге, Ливаро, Риберакъ? Не-уже-ли ты думаешь, что смерть ихъ не искупится потоками крови?

-- Все равно! Они будутъ убиты.

-- Да, конечно; но удастся ли вамъ убить ихъ? Покажи мнѣ трупы ихъ и, клянусь Пресвятою Дѣвою, я скажу, что ты прекрасно поступилъ. Но ихъ не убьютъ; попытка твоя заставитъ ихъ поднять знамя возмущенія; ты самъ вложишь имъ въ руки мечъ, который они никогда не захотѣли бы обнажить для малодушнаго Франсуа; въ этомъ же случаѣ, они будутъ защищать собственную жизнь, и Франція подымется -- только не за, а противъ тебя!..

-- Но если я не захочу мстить, то всѣ назовутъ меня трусомъ! вскричалъ Генрихъ.

-- Обвинялъ ли меня кто-нибудь въ трусости? спросила Катерина, насупивъ брови и стиснувъ зубы.

-- Однакожь, Анжуйцы заслужили наказаніе.

-- За что?

-- За помощь, поданную Франсуа.

-- А кто тебѣ сказалъ, что они подали ему помощь?

-- Но кто же? Кто, кромѣ друзей моего брата?

-- У брата твоего нѣтъ друзей.

-- Такъ кто же?

-- Твои враги, или, лучше сказать, твой врагъ.

-- Какой врагъ?

-- Э, сынъ мой! Ты очень-хорошо знаешь, что у тебя только одинъ врагъ, точно такъ же, какъ и у брата твоего Карла былъ только одинъ врагъ, какъ и у меня былъ и есть одинъ только врагъ, непримиримый, неизмѣнный!

-- Не Генрихъ, ли Наваррскій?

-- Разумѣется, Генрихъ-Наваррскій.

-- Но его нѣтъ въ Парижъ.

-- Э, Боже мой! Развѣ ты знаешь, кто есть и кого нѣтъ въ Парижѣ? Развѣ ты знаешь, что дѣлается у тебя? Развѣ у тебя есть уши, глаза? Развѣ ты окруженъ людьми дѣльными? Нѣтъ, вы всѣ слѣпы, всѣ глухи!

-- Генрихъ-Наваррскій! повторилъ король.

-- Сынъ мой, какая бы ни случилась тебѣ непріятность или бѣда, не ищи, не старайся узнать виновнаго, а знай, что это долженъ быть Генрихъ-Наваррскій,-- и ты никогда не ошибешься... Рази въ ту сторону, гдѣ онъ находится, и ударъ твой попадетъ въ виновнаго. О! этотъ человѣкъ... это бичъ, висящій надъ домомъ Валуа!

-- Слѣдовательно, вы полагаете, что я долженъ пощадить Анжуйцевъ?

-- Непремѣнно! вскричала Катерина: -- сейчасъ же, не теряя ни минуты, остановите своихъ приверженцевъ. Спѣшите! быть-можетъ, уже поздно; быть-можетъ, все погибло!

И, схвативъ сына за руку, она толкнула его къ двери съ невѣроятною энергіей.

Генрихъ вышелъ изъ Лувра, стараясь собрать друзей своихъ.

Но онъ нашелъ только Шико, сидѣвшаго на столбикѣ и чертившаго географическія карты на пескѣ.

V.

Какъ король согласился на совѣтъ вдовствующей королевы, по совѣту Шико.

Генрихъ подошелъ къ Гасконцу, продолжавшему чертить на пескѣ со вниманіемъ Архимеда.

-- Несчастный! вскричалъ онъ грознымъ голосомъ:-- такъ-то ты защищаешь своего короля?

-- Я защищаю по-своему, а всякій въ правѣ думать, что его способъ лучшій.

-- Лучшій! вскричалъ король:-- лѣнтяй!

-- Мой способъ лучшій; я готовъ это доказать.

-- Мнѣ любопытно знать, чѣмъ ты докажешь?

-- Это очень-нетрудно: во-первыхъ, мы сдѣлали большую глупость... большую глупость.

-- Какую?

-- А ту, которую сдѣлали.

-- А! вскричалъ Генрихъ, пораженный сходствомъ мнѣній двухъ лучшихъ совѣтниковъ его.

-- Да, отвѣчалъ Шико: -- друзья твои рыскаютъ по городу и кричатъ: смерть Анжуйцамъ! А кто тебѣ сказалъ, что Анжуйцы виноваты? Друзья твои своими криками возбуждаютъ только ту маленькую междоусобную войну, которая такъ нужна Гизамъ... И теперь, либо твоихъ друзей нѣтъ уже на свѣтѣ, чему я душевно бы обрадовался, хоть это тебя и огорчитъ; либо они выгнали изъ города Анжуйцевъ, въ чемъ ты раскаешься, но что доставитъ не малое удовольствіе герцогу анжуйскому.

-- Mordieu! вскричалъ король: -- не-уже-ли ты думаешь, что дошло уже до этого?

-- Можетъ-быть, и перешло за это.

-- Но все-таки я не понимаю, что ты здѣсь дѣлаешь.

-- Я занятъ весьма-важнымъ дѣломъ.

-- Какимъ?

-- Черчу планъ провинцій, которыя братъ твой возмутитъ противъ насъ, и разсчитываю, сколько каждая провинція можетъ доставить войска.

-- Шико! Шико! вскричалъ король: -- и ты противъ меня? Не-уже-ли я окруженъ однѣми зловѣщими птицами?

-- Филинъ очень-хорошо поетъ ночью, отвѣчалъ Шико: -- потому-что поетъ въ свое время. Теперь же, Генрихъ, въ политикѣ наступила ночь, и я пою то, что тебѣ слышать надлежитъ. Посмотри на мою географическую карту и посуди самъ. Вотъ, во-первыхъ, анжуйская провинція, похожая на блинъ, видишь? вотъ здѣсь укрылся братъ твой. Гм! Одна анжуйская провинція при хорошемъ управленіи,-- а твой обер-егермейстеръ Монсоро и другъ твой Бюсси славные управители, -- итакъ, одна анжуйская провинція можетъ выставить намъ... то-есть, брату твоему, около десяти тысячь воиновъ...

-- Ты думаешь?

-- По-крайней-мѣрѣ; перейдемъ теперь въ Гіенну. Вотъ она: видишь фигуру, похожую на теленка съ одной ногой? Это-то и есть Гіенна. Тамъ чрезвычайно-много недовольныхъ, чрезвычайно-много. А потому Гіенна съ радостію возстанетъ не только противъ тебя, но противъ всей Франціи. Гіенна доставитъ восемь тысячь воиновъ; этого мало; но зато эти воины народъ храбрый, обстрѣленный, испытанный. Теперь -- налѣво отъ Гіенны Беарнъ и Наварра. Видишь эти двѣ клѣтки, похожія на обезьяну, сидящую на спинѣ слона. Наварру вы всѣ порядочно окорнали; но вмѣстѣ съ Беарномъ въ ней будетъ еще народонаселенія душъ триста или четыреста тысячь. Если Генрихъ прижметъ хорошенько Беарнъ и Наварру, такъ въ нихъ наберется еще до шестнадцати тысячь воиновъ. Итакъ, давай считать снова...

И Шико продолжалъ чертить и писать на пескѣ:

Десять тысячь изъ анжуйской провинціи.

Итого -- 10,000.

Восемь тысячь изъ Гіенны.

Итого -- 8,000.

Шестнадцать тысячь изъ Беарна и Наварры.

Итого -- 16,000.

Всего -- 34,000.

-- Развѣ ты думаешь, спросилъ Генрихъ: -- что король наваррскій вступитъ въ союзъ съ моимъ братомъ?

-- Еще бы!

-- Развѣ онъ доставилъ Франсуа средства къ бѣгству?

Шико пристально взглянулъ на Генриха.

-- Генрихъ, сказалъ онъ:-- это тебѣ кто-нибудь сказалъ?

-- Почему ты это думаешь?

-- Потому-что эта догадка не по тебѣ, Генрихъ.

-- Не въ томъ дѣло; отвѣчай мнѣ: Генрихъ ли Наваррскій помогъ брату моему бѣжать?

-- Я недавно слышалъ въ улицъ Ферониры выразительное "ventre-saint-gris!", объясняющее все дѣло.

-- Ты слышалъ выразительное восклицаніе короля наваррскаго? вскричалъ король.

-- Слышалъ, отвѣчалъ Шико.

-- Стало-быть, онъ былъ въ Парижѣ?

-- Вѣроятно.

-- Почему ты это думаешь?

-- Потому-что я самъ видѣлъ его.

-- Ты видѣлъ Генриха-Наваррскаго?

-- Видѣлъ.

Генрихъ задумался.

-- Слѣдовательно, и Анжу, и Беарнъ, и родной братъ мой Франсуа, и двоюродный Генрихъ...

-- А двоюродныхъ Гизовъ ты и забылъ?

-- Какъ! не-уже-ли ты думаешь, что и они возстанутъ противъ меня?

-- Тридцать-четыре тысячи воиновъ изъ Анжу, Гіенны, Беарна и Наварры, продолжалъ Шико, считая по пальцамъ: -- да тысячь двадцать или двадцать-пять доставятъ Гизы; итого пятидесяти-девятитысячная армія; сократимъ ее до пятидесятитысячной, такъ и тутъ выходитъ очень-порядочный итогъ, какъ ты самъ видишь.

-- Но Генрихъ-Наваррскій и герцогъ де-Гизъ враги!

-- Это ничего не значитъ! Они сначала соединятся противъ тебя, потомъ ужь будутъ рѣзаться между собою.

-- Ты правъ, Шико, и мать моя права; надо предупредить друзей; помоги мнѣ собрать швейцарскую стражу.

-- Гдѣ ее соберешь теперь! Келюсъ увелъ ее.

-- А придворную стражу?

-- Увелъ Шомбергъ.

-- Такъ, по-крайней-мѣрѣ, караулъ?

-- Ушелъ съ Можирономъ.

-- Какъ! вскричалъ Генрихъ:-- безъ моего приказанія?

-- А давно ли ты даешь приказанія, Генрихъ? Дѣло другое, еслибъ ты придумывалъ какую-нибудь религіозную процессію,-- тамъ ты полный властелинъ. Но въ управленіи государствомъ ты человѣкъ совершенно-посторонній! Этимъ занимаются Шомбергъ, Келюсъ и Можиронъ; о д'Эпернонѣ не говорю: тотъ тончайшій дипломатъ, такой скрытный, что въ случаи опасности его нигдѣ и не отъищешь.

-- Mordieu! вскричалъ Генрихъ:-- я докажу, что я король.

-- Полно, сынъ мой, возразилъ Шико:-- не горячись; ты король, это правда, да только седьмой или осьмой король въ своемъ государствъ.

Генрихъ прикусилъ губу и топнулъ ногой.

-- Это кто? вскричалъ Шико, смотря вдаль.

-- Что тамъ еще? спросилъ король.

-- Ventre-de-biche! Это они; смотри, Генрихъ, вотъ твои друзья.

И онъ показалъ королю трехъ или четырехъ молодыхъ людей, за которыми въ нѣкоторомъ разстояніи слѣдовала толпа всадниковъ и пѣшихъ.

Молодые люди готовились войдти въ Лувръ, не замѣтивъ въ темнотѣ ни короля, ни шута его.

-- Шомбергъ! вскричалъ король:-- Шомбергъ, сюда!

-- Кто меня зоветъ? спросилъ Шомбергъ.

-- Ступай только, сынъ мой, ступай скорѣе.

Шомбергъ узналъ короля по голосу и приблизился.

-- Какъ, ваше величество! вскричалъ онъ:-- это вы?

-- Какъ видишь; я не зналъ, куда вы дѣвались и нетерпѣливо ждалъ насъ. Что вы надѣлали?

-- Что мы надѣлали? спросилъ другой молодой человѣкъ.

-- А, Келюсъ! Ступай и ты сюда, сказалъ король:-- да смотри, ничего не начинай безъ моего приказанія.

-- Нечего начинать, сказалъ Можиронъ, подошедшій послѣ Келюса:-- все кончено.

-- Все кончено! повторилъ король.

-- И Богу слава! прибавилъ д'Эпернонъ, внезапно появившійся неизвѣстно откуда.

-- Аллилуйя! вскричалъ Шико, поднявъ руки къ небу.

-- Слѣдовательно, вы убили ихъ? спросилъ король.

Потомъ прибавилъ въ-полголоса:

-- Мертвые не возвращаются.

-- Вы убили ихъ, сказалъ Шико:-- ну, въ такомъ случаѣ, и дѣлать нечего!

-- Некого было убивать, отвѣчалъ Шомбергъ: -- они, какъ трусы, обратились въ бѣгство; мы едва успѣли сразиться съ ними.

Генрихъ поблѣднѣлъ.

-- Съ кѣмъ же вы сразились? спросилъ онъ.

-- Съ Антраге.

-- И онъ, вѣроятно, остался на мѣстѣ?

-- Напротивъ, онъ убилъ слугу Келюса.

-- Стало-быть, они защищались? спросилъ король.

-- Еще бы! вскричалъ Шико:-- вы заревѣли: "смерть Анжуйцамъ!" велѣли палить изъ пушекъ, звонить въ колокола и воображаете, что ваши непріятели глухи и не пріимутъ надлежащихъ мѣръ къ защитѣ!

-- И такъ, глухо и мрачно проговорилъ король:-- междоусобная война возгорѣлась.

При этихъ словахъ, Келюсъ вздрогнулъ.

-- Правда! сказалъ онъ въ-полголоса.

-- И вы это только теперь замѣчаете? спросилъ Шико.-- Впрочемъ, я готовъ биться объ-закладъ, что Шомбергъ и Можиронъ и теперь еще этого не замѣчаютъ.

-- Мы готовы защищать особу и престолъ его величества, сказалъ Шомбергъ.

-- Это можетъ сдѣлать г. де-Клиссонъ, и получше васъ, потому-что онъ меньше шумитъ, да больше дѣйствуетъ.

-- Почтеннѣйшій мосьё Шико, сказалъ Келюсъ: -- теперь вы насъ браните, а два часа тому вы кричали вмѣстѣ съ нами.

-- Я! вскричалъ Шико.

-- Разумѣется; вы громче насъ всѣхъ кричали: смерть Анжуйцамъ!

-- Такъ вѣдь я шутъ, дуракъ,-- это всѣмъ извѣстно; вы же люди умные...

-- Полноте ссориться, господа, сказалъ Генрихъ: -- подумаемъ лучше о томъ, что дѣлать.

-- Что угодно будетъ вашему величеству приказать? спросилъ Келюсъ.

-- Чтобъ вы немедленно приступили къ усмиренію народа съ тою же ревностію, съ какою взволновали его; чтобъ вы немедленно собрали стражу, караулъ и чтобъ всѣ ворота Лувра были заперты; пусть завтра граждане думаютъ, что вся эта исторія была не что-иное, какъ ссора загулявшихся шалуновъ.

Молодые люди почтительно удалились и стали передавать приказанія короля людямъ, слѣдовавшимъ за ними.

Генрихъ же воротился къ матери, съ мрачною, боязливою, но живою дѣятельностью отдававшей приказанія своимъ подчиненнымъ.

-- Что случилось? спросила она.

-- То, что вы предсказывали.

-- Они обратились въ бѣгство?

-- Увы!.. да.

-- А!.. что же далѣе?

-- Кажется, довольно и этого.

-- А въ городѣ?

-- Суматоха; впрочемъ, о горожанахъ я не забочусь: они у меня въ рукахъ.

-- Да, сказала Катерина: -- но провинціи...

-- Возмутятся, возстанутъ! продолжалъ Генрихъ.

-- Что же ты намѣренъ дѣлать?

-- Я вижу только одно средство.

-- Какое?

-- Я хочу предупредить опасность.

-- Какимъ образомъ?

-- Соберу свои войска, милицію; призову армію, и пойду прямо въ анжуйскую провинцію.

-- А герцогъ де-Гизъ?

-- Э, Боже мой, что такое герцогъ де-Гизъ! Я велю арестовать его, если нужно будетъ.

-- Прекрасно! Тѣмъ болѣе, что рѣшительныя мѣры тебѣ очень удаются.

-- Что же дѣлать?

Катерина опустила голову на грудь и задумалась.

-- Всѣ намѣренія твои неисполнимы, сынъ мой, сказала она.

-- А! вскричалъ Генрихъ съ досадой: -- я сегодня, по вашему мнѣнію, очень-глупъ?

-- Нѣтъ, но ты разстроенъ; успокойся сперва, прійди въ себя, и тогда мы увидимъ.

-- Но, матушка, теперь каждая минута дорога; посовѣтуйте хоть вы что-нибудь. Будемъ дѣйствовать...

-- Когда ты пришелъ сюда, сынъ мой, я раздавала приказанія.

-- Какія приказанія?

-- Для отъѣзда посланника.

-- Къ кому?

-- Къ твоему брату.

-- Посланника -- къ этому измѣннику? Вы унижаете меня, матушка!

-- Теперь гордость не кстати, строго произнесла Катерина.

-- Вы хотите, чтобъ я просилъ мира?

-- Чтобъ ты даже купилъ его, если нужно будетъ.

-- Но къ-чему же, къ-чему, Боже мой?

-- Э, мой сынъ, сказала Итальянка:-- хоть бы только для того, чтобъ по заключеніи мира уничтожить всѣхъ, затѣвающихъ теперь войну. Вѣдь ты самъ говорилъ, что желалъ бы имѣть ихъ въ своей власти?

-- Я бы далъ по провинціи на человѣка...

-- Кто желаетъ достигнуть цѣли, не долженъ гнушаться никакими средствами, продолжала Катерина рѣзкимъ голосомъ, пробудившимъ въ глубинѣ души Генриха ненависть и мщеніе.

-- Вы правы, матушка, сказалъ онъ:-- но кого пошлемъ мы къ нему?

-- Поищите между вашими друзьями.

-- Матушка, между ними нѣтъ никого, кому бы можно было ввѣрить это важное порученіе.

-- Такъ ввѣрьте его женщинѣ.

-- Женщинѣ! Матушка, не-уже-ли вы согласитесь?..

-- Сынъ мой, я стара и, быть-можетъ, это путешествіе ускоритъ часъ моей смерти; но я предпрійму его и прибуду въ Анжеръ прежде, нежели друзья твоего брата и самъ братъ твой поймутъ свою силу, свое могущество.

-- О! матушка, добрая матушка! вскричалъ Генрихъ, съ чувствомъ цалуя руки Катерины:-- вы моя защитница, моя благодѣтельница, мое Провидѣніе!

-- То-есть, я настоящая королева Франціи, проговорила Катерина, устремивъ на сына взоръ, въ которомъ выражалось столько же состраданія, сколько и привязанности.

VI.

Здѣсь доказывается, что признательность была одною изъ добродѣтелей Сен-Люка.

На другой день но пріѣздѣ г. де-Монсоро, онъ всталъ очень-рано и сошелъ на дворцовый дворъ.

Онъ хотѣлъ отъискать конюха, съ которымъ уже разговаривалъ, и разспросить его хорошенько о Роландѣ.

Графъ пришелъ въ обширную конюшню, гдѣ стояло сорокъ красивыхъ лошадей. Прежде всего, графъ сталъ глазами искать Роланда: Роландъ стоялъ на своемъ мѣстѣ и съ большимъ аппетитомъ истреблялъ сѣно и овесъ.

Потомъ де-Монсоро сталъ искать конюха. Онъ скоро нашелъ его.

-- Эй, пріятель! спросилъ графъ:-- не-уже-ли лошади его высочества пріучены возвращаться домой однѣ, безъ сѣдоковъ?

-- Никакъ нѣтъ, ваше сіятельство, отвѣчалъ конюхъ: -- но почему вы спрашиваете меня объ этомъ?

-- Потому-что вчера Роландъ...

-- Ахъ да! онъ воротился одинъ; о! это меня не удивляетъ; Роландъ преумное животное.

-- Да, я это самъ замѣтилъ; развѣ онъ не въ первый разъ возвращается такимъ образомъ домой?

-- Нѣтъ, въ первый; на немъ обыкновенно ѣздитъ самъ герцогъ; а его высочество ѣздитъ хорошо: его не скоро вышибешь изъ сѣдла.

-- И меня Роландъ не сбросилъ, сказалъ графъ, обидясь предположеніемъ конюха: -- хоть я не такой искусный ѣздокъ, какъ герцогъ анжуйскій; но не позволю никакому коню сбросить себя. Нѣтъ, мнѣ надобно было зайдти въ одинъ домъ, и я привязалъ Роланда къ дереву; когда я вышелъ изъ дому, его уже не было; я подумалъ, что его украли, или что кто-нибудь изъ придворныхъ подшутилъ надо мною.

-- Нѣтъ, Роландъ вернулся одинъ.

-- Странно, сказалъ Монсоро.

Онъ промолчалъ нѣсколько секундъ и потомъ, какъ-бы желая перемѣнить разговоръ, спросилъ:

-- А часто ли его высочество ѣздитъ на этомъ конѣ?

-- Пока не прибыли другія лошади, онъ ѣздилъ на немъ почти каждый день.

-- Когда его высочество воротился вчера?

-- За часъ до вашего сіятельства.

-- А на какой лошади ѣздилъ онъ вчера? не на пѣгой ли, съ бѣлыми ногами и звѣздочкой на лбу?

-- Нѣтъ, отвѣчалъ конюхъ:-- вчера герцогъ ѣхалъ на Изоленѣ.

-- А не было ли кого въ свитѣ его высочества на пѣгой лошади?

-- Такой, какъ вы говорите, не знаю.

-- Гм! произнесъ Монсоро съ досадой.-- Хорошо! Осѣдлай мнѣ лошадь.

-- Не прикажете ли Роланда?

-- Развѣ герцогъ запретилъ мнѣ давать его?

-- Нѣтъ, напротивъ; шталмейстеръ его высочества далъ мнѣ знать, что вы можете брать какую вамъ вздумается лошадь.

Монсоро кивнулъ головою конюху, который тотчасъ же принялся сѣдлать Роланда.

-- Послушай, сказалъ графъ, когда конюхъ подвелъ къ нему лошадь:-- отвѣчай на мои вопросы.

-- Съ удовольствіемъ, ваше сіятельство.

-- Сколько получаешь ты въ годъ?

-- Двадцать экю.

-- Хочешь ли заразъ получить столько, сколько получишь въ десять лѣтъ?

-- Какъ не хотѣть! Да какимъ-образомъ?

-- Развѣдай, кто ѣздилъ вчера на буромъ конѣ съ бѣлыми ногами и звѣздочкой на лбу.

-- Трудно узнать, ваше сіятельство; мало ли дворянъ пріѣзжаютъ теперь къ его высочеству! сказалъ конюхъ.

-- Правда; но за двѣсти экю можно потрудиться.

-- Конечно; и я употреблю всѣ усилія...

-- Хорошо; а чтобъ усилія твои не пропали даромъ, хотя бы ты и не узналъ, такъ вотъ тебѣ на первый случай десять экю.

-- Благодарю, ваше сіятельство.

Едва графъ произнесъ эти слова, какъ послышались чьи-то шаги.

Онъ оглянулся и вскричалъ:

-- Мосьё де-Бюсси!

-- А, здравствуйте, мосьё де-Монсоро, сказалъ Бюсси: -- вы въ Анжерѣ! какимъ чудомъ?

-- Но вы сами какъ здѣсь? Въ Парижѣ носились слухи, что вы нездоровы.

-- Точно, я и теперь нездоровъ, сказалъ Бюсси:-- докторъ предписалъ мнѣ величайшій покой, и я цѣлую недѣлю не выѣзжалъ изъ города... А-га! вы приказали осѣдлать себѣ Роланда? славный конь! Я продалъ его герцогу, и онъ такъ доволенъ имъ, что почти на немъ одномъ только и ѣздитъ.

Монсоро поблѣднѣлъ.

-- Да, сказалъ онъ: -- славное животное!

-- По всему видно, что вы знатокъ въ лошадяхъ, сказалъ Бюсси.

-- Да, я уже вчера ѣздилъ на Роландѣ.

-- Отъ-того вы его сегодня опять выбрали?

-- Именно.

-- Вы, кажется, говорили сейчасъ, что хотите устроить намъ охоту?

-- Да, по желанію принца.

-- Мнѣ говорили, что здѣсь много оленей.

-- Много.

-- А какое мѣсто намѣрены вы осмотрѣть?

-- Меридорское имѣніе.

-- А! произнесъ Бюсси, поблѣднѣвъ въ свою очередь.

-- Не угодно ли вамъ ѣхать со мною? спросилъ Монсоро.

-- Нѣтъ, благодарю, отвѣчалъ Бюсси:-- мнѣ что-то опять нездоровится... я пойду лучше спать.

-- Такъ и есть! вскричалъ кто-то звучнымъ голосомъ на порогѣ конюшни:-- опять вы встали и вышли безъ моего позволенія!

-- Годуэнъ! сказалъ Бюсси:-- онъ опять пріймется журить меня. Прощайте, графъ. Поберегите Роланда.

-- Будьте спокойны.

-- Скажи, чтобъ доложили принцу, что я поѣхалъ осматривать мѣстности для устройства охоты.

Бюсси удалился, а Монсоро ускакалъ.

-- Что съ вами? спросилъ Годуэнъ: -- вы такъ блѣдны, что я начинаю думать, что вы въ-самомъ-дѣлѣ больны?

-- Знаешь ли, куда онъ поѣхалъ? спросилъ Бюсси.

-- Не знаю.

-- Въ Меридоръ.

-- А не-уже-ли вы думали, что онъ не поѣдетъ туда?

-- Боже мой! что случится послѣ вчерашняго происшествія?

-- Графиня де-Монсоро отопрется.

-- Но онъ самъ видѣлъ.

-- Она увѣритъ его, что ему померещилось.

-- Нѣтъ, Діана слишкомъ робка.

-- Ахъ, графъ, графъ! Плохо же вы знаете женщинъ!

-- Реми, я нездоровъ.

-- Такъ ступайте домой. Я пропишу вамъ...

-- Что такое?

-- Пулярдку, кусокъ ветчины и нѣсколько десятковъ раковъ.

-- Ахъ, Боже мой! Я не голоденъ.

-- Потому-то и должны ѣсть.

-- Реми, я предчувствую, что этотъ палачъ задумываетъ какую-нибудь катастрофу. Напрасно я не принялъ предложенія его ѣхать съ нимъ!

-- Это зачѣмъ?

-- Чтобъ защитить Діану.

-- Графиня сама съумѣетъ защитить себя; я уже говорилъ это вамъ и еще разъ повторяю... Пойдемте; вы забываете, что вы нездоровы... Зачѣмъ вышли вы безъ моего позволенія?

-- Меня до того мучило безпокойство, что я не могъ усидѣть на мѣстѣ.

Реми пожалъ плечами, увелъ Бюсси и усадилъ его за сытный столъ.

Между-тѣмъ, графъ де-Монсоро выѣзжалъ изъ Анжера въ тѣ же ворота, какъ и наканунѣ.

Онъ съ намѣреніемъ велѣлъ осѣдлать себѣ Роланда, желая удостовѣриться, случайно, или по привычкѣ умное животное привезло его къ оградѣ парка. Выѣхавъ изъ дворца, онъ опустилъ поводья.

Роландъ повернулъ немедленно на лѣво.

Нѣсколько минутъ спустя, онъ уже бѣжалъ по извилистой тропинкѣ, потомъ по полю, и наконецъ завернулъ въ лѣсъ. Какъ и наканунѣ, по мѣрѣ приближенія къ Меридору, Роландъ ускорялъ свой бѣгъ; наконецъ, рысь его превратилась въ галопъ и, сорокъ или пятьдесятъ минутъ спустя, графъ де-Монсоро находился у ограды, близь знакомаго ему пролома.

Все окрестъ было тихо, нѣмо; нигдѣ не видно было другаго коня.

Графъ Монсоро соскочилъ съ лошади; но, чтобъ не подвергнуться опять непріятности воротиться въ городъ пѣшкомъ, онъ обвилъ поводья вокругъ руки и полѣзъ на стѣну.

Но въ паркъ было такъ же тихо и пустынно, какъ и за оградой его. Изрѣдка олени, рѣзвязь и играя, пробѣгали по безконечнымъ аллеямъ.

Графъ разсудилъ, что не зачѣмъ было терять напрасно времени. Влюбленные, испуганные вчера его появленіемъ, либо отказались отъ своихъ свиданій, либо избрали другое мѣсто. Онъ сѣлъ на лошадь и послѣ четверти часа тихой рыси, подъѣхалъ къ рѣшеткѣ замка.

Старый баронъ, занимавшійся на дворѣ своими собаками, увидалъ зятя и церемоніально вышелъ къ нему на встрѣчу.

Діана, сидѣвшая подъ густымъ деревомъ, читала стихотворенія Маро. Гертруда, вѣрная служанка ея, сидѣла въ нѣкоторомъ разстояніи и что-то вышивала.

Поклонившись барону, графъ увидѣлъ жену и пошелъ къ ней.

Діана встала, ступила три шага впередъ и церемоніально присѣла.

-- Какое спокойствіе, или какое коварство! подумалъ графъ: -- я узнаю, какой бѣсъ обитаетъ въ этомъ тихомъ омутѣ!

Графъ отдалъ коня слугѣ, и оборотившись опять къ Діанѣ, сказалъ:

-- Мнѣ надобно переговорить съ вами, графиня.

-- Извольте, графъ, отвѣчала Діана.

-- Останетесь ли вы у насъ, графъ? спросилъ баронъ.

-- Останусь до завтра.

Баронъ удалился, чтобъ заняться убранствомъ комнаты зятя своего по всѣмъ правиламъ гостепріимства.

Монсоро указалъ Діанѣ мѣсто, съ котораго она встала, а самъ сѣлъ на мѣсто Гертруды, вперивъ въ молодую женщину проницательный, грозный взоръ.

-- Съ кѣмъ были вы вчера вечеромъ въ паркѣ? спросилъ графъ.

Діана подняла на него ясный, свѣтлый взоръ.

-- Въ которомъ часу? спросила она твердымъ, спокойнымъ голосомъ.

-- Въ шесть часовъ.

-- Въ какомъ мѣстѣ?

-- Близъ старой роши.

-- Я не была тамъ.

-- Вы были тамъ, графиня! вскричалъ Монсоро утвердительно.

-- Кто это вамъ сказалъ? спросила Діана.

Монсоро былъ до того пораженъ спокойствіемъ ея, что не нашелся, что отвѣчать; но вскорѣ гнѣвъ его взялъ опять верхъ надъ смущеніемъ.

-- Какъ зовутъ этого человѣка? вскричалъ онъ.

-- Какого человѣка?

-- Который прогуливался съ вами въ паркѣ.

-- Я уже сказала вамъ, что не была вчера вечеромъ въ паркѣ.

-- А я вамъ говорю, что были! вскричалъ Монсоро, топнувъ ногою.

-- Ошибаетесь, холодно отвѣчала Діана.

-- Какъ смѣете вы отпираться, когда я самъ видѣлъ?

-- А! такъ вы видѣли?

-- Да, я самъ видѣлъ. Какъ смѣете вы отпираться, когда въ Меридорѣ нѣтъ другой женщины, кромѣ васъ?

-- Опять ошибаетесь, графъ: Жанна де-Бриссакъ здѣсь.

-- Графиня де-Сен-Люкъ?

-- Да, подруга моего дѣтства.

-- А графъ?

-- Не отходитъ отъ своей жены; вѣдь вы знаете, что они обвѣнчались по любви... Вы, вѣроятно, ихъ и видѣли вчера.

-- Нѣтъ, не ихъ!.. Я видѣлъ васъ съ мужчиной, имени котораго я не знаю, но узнаю, клянусь вамъ!

-- Слѣдовательно, вы твердо убѣждены въ томъ, что видѣли меня?..

-- Я узналъ васъ, говорятъ вамъ! Вы вскрикнули, и я узналъ васъ по голосу.

-- Мы будемъ продолжать начатой разговоръ, когда вы будете разсудительнѣе, графъ; теперь же я считаю болѣе приличнымъ удалиться.

-- Вы останетесь! сказалъ Монсоро, схвативъ Діану за руку.

-- Графъ, сказала Діана: -- вотъ идетъ г. де-Сен-Люкъ и жена его. Надѣюсь, вы умѣрите при нихъ свои порывы.

Въ это самое время, зазвучалъ обѣденный колокольчикъ; въ концѣ аллеи появились Сен-Люкъ и жена его.

Они узнали графа и, догадавшись, что присутствіе ихъ могло вывести Діану изъ непріятнаго положенія, скоро приблизились.

Графиня де-Сен-Люкъ съ приличною важностью поклонилась г. Монсоро, Сен-Люкъ радушно подалъ ему руку. Они помѣнялись привѣтствіями; потомъ Сен-Люкъ подвинулъ жену свою впередъ, чтобъ она пошла съ графомъ, а самъ предложилъ руку Діанѣ.

Всѣ пошли къ дому.

Въ Меридорскомъ-Замкѣ обѣдали въ то время въ девять часовъ утра, по старому обычаю, сохранившемуся со временъ блаженной памяти короля Лудовика XII.

Графъ Монсоро сидѣлъ между Сен-Люкомъ и женой его. Діана, удаленная отъ мужа, благодаря ловкости Жанны, сидѣла между Сен-Люкомъ и старымъ барономъ.

За обѣдомъ разговоръ былъ общій; говорили, разумѣется, о прибытіи герцога анжуйскаго въ Анжеръ и о неизбѣжныхъ послѣдствіяхъ этого происшествія.

Монсоро охотно перемѣнилъ бы предметъ разговора, но собесѣдники его были упрямы; о чемъ бы онъ ни заговаривалъ, они все возвращались къ прибытію герцога.

Сен-Люкъ въ жизнь свою не былъ такъ разговорчивъ; Діана взоромъ благодарила его.

-- Сен-Люкъ глупъ и болтаетъ какъ сорока, думалъ графъ; отъ него я могу все узнать; онъ откроетъ мнѣ тайну, которая такъ ужасно терзаетъ меня.

Г. Монсоро не могъ знать Сен-Люка, поступивъ ко двору въ то самое время, когда онъ бѣжалъ отъ него.

Рѣшившись воспользоваться его мнимой простотой, онъ сталъ дружески разговаривать съ нимъ. Сен-Люкъ же дѣлалъ по-временамъ Діанѣ знаки, какъ-бы желая сказать ей:

-- Успокойтесь, графиня, у меня родилась счастливая мысль.

Въ слѣдующей главѣ мы узнаемъ мысль Сен-Люка.

VII.

Счастливая мысль г. де-Сен-Люка.

Послѣ обѣда, Монсоро взялъ новаго друга своего подъ-руку и вышелъ съ нимъ вмѣстѣ изъ замка.

-- Какъ я счастливъ, сказалъ онъ ему: -- что засталъ васъ здѣсь; вы не повѣрите, съ какимъ страхомъ я помышлялъ о скукѣ, меня здѣсь ожидающей.

-- Вотъ прекрасно! возразилъ Сен-Люкъ: -- а жена ваша? что касается до меня, то съ женою я готовъ жить въ пустынѣ.

-- Конечно, отвѣчалъ Монсоро:-- однакожь...

-- Что, однакожь?

-- Однакожь, я все-таки радъ, что нашелъ васъ здѣсь.

-- Покорно васъ благодарю за комплиментъ, сказалъ Сен-Люкъ, играя золотой зубочисткой:-- нѣтъ! съ такою женою и въ такомъ прелестномъ имѣніи скучать невозможно.

-- Ба! сказалъ Монсоро: -- я провелъ половину жизни своей въ лѣсахъ.

-- Тѣмъ менѣе вамъ должно быть скучно въ нихъ, сказалъ Сен-Люкъ.-- Мнѣ кажется, чѣмъ долѣе живешь въ лѣсахъ, тѣмъ болѣе привязываешься къ нимъ; хоть бы этотъ паркъ -- какъ онъ очарователенъ! Мнѣ будетъ чрезвычайно грустно, когда прійдется разставаться съ нимъ. Къ-несчастію, эта разлука предстоитъ мнѣ очень-скоро.

-- Зачѣмъ же вы хотите ѣхать?

-- Ахъ, графъ! Можетъ ли человѣкъ располагать своей судьбою? Онъ подобенъ листку, уносимому вѣтромъ по равнинамъ и холмамъ, безъ опредѣленной цѣли. Вы счастливы, графъ!

-- Счастливъ... чѣмъ?

-- Что можете жить въ этомъ очаровательномъ мѣстѣ.

-- О! сказалъ Монсоро:-- я, вѣроятно, останусь здѣсь не долго.

-- Отъ-чего? Я увѣренъ, что поживете денька два и не захотите выѣхать отсюда.

-- Нѣтъ, отвѣчалъ Монсоро: -- нѣтъ! я совсѣмъ не страстный поклонникъ природы и не люблю этого парка, которымъ вы такъ восхищаетесь.

-- Не любите? спросилъ Сен-Люкъ.

-- Не люблю, повторилъ Монсоро.

-- Отъ-чего же?

-- Отъ-того, что онъ не безопасенъ, какъ мнѣ кажется.

-- Не безопасенъ? съ изумленіемъ спросилъ Сен-Люкъ.-- Ахъ, да! потому-что онъ такъ обширенъ и уединенъ?

-- Нѣтъ, не потому. Вѣдь къ вамъ въ Меридоръ пріѣзжаютъ же гости?

-- Гости? нѣтъ, отвѣчалъ Сен-Люкъ очень-простодушно: -- ни души.

-- Не-уже-ли?

-- Рѣшительно, ни души.

-- Не-уже-ли не пріѣзжалъ кто-нибудь изъ сосѣдей?

-- При мнѣ, по-крайней-мѣрѣ, никто не пріѣзжалъ.

-- И никто изъ придворныхъ? изъ Анжера?

-- Никто.

-- Быть не можетъ!

-- Право, никто.

-- Перестаньте, вы обижаете анжуйскихъ дворянъ.

-- Не знаю, обижаю ли я ихъ, но чортъ меня побери, если я видѣлъ здѣсь хоть одного изъ нихъ!

-- Слѣдовательно, я ошибся.

-- Совершенно. Но возвратимся къ прежнему разговору: вы говорили, что паркъ не безопасенъ. Не водятся ли въ немъ медвѣди?

-- О, нѣтъ,

-- Волки?

-- Нѣтъ.

-- Воры?

-- Можетъ-быть. Знаете ли, любезный графъ: ваша жена очень-хороша собою.

-- Да, не дурна.

-- Часто ли она прогуливается въ паркѣ?

-- Часто: она тоже обожаетъ природу; но къ-чему этотъ вопросъ?

-- Такъ; а какъ она прогуливается, одна или съ вами?

-- Всегда со мною.

-- Всегда?

-- Почти-всегда; но къ-чему эти разспросы?

-- Такъ, любезный Сен-Люкъ, такъ... Знаете ли...

-- Что такое?

-- Что мнѣ разсказывали?

-- Не знаю. Говорите.

-- Вы не разсердитесь?

-- Я никогда не сержусь.

-- Впрочемъ, мужья обязаны сообщать другъ другу подобныя вещи; мнѣ говорили, что по вечерамъ въ паркѣ бродитъ какой-то мужчина.

-- Мужчина?

-- Да.

-- И этотъ мужчина приходитъ къ моей женѣ?

-- О! я этого не говорю.

-- Отъ-чего? Говорите, говорите, любезный мосьё Монсоро: -- это очень-интересно; кто же видѣлъ этого мужчину?

-- Ахъ, оставимте это!

-- Нѣтъ, скажите. Вѣдь надобно же о чемъ-нибудь разговаривать. А предмета интереснѣе этого я не знаю. Итакъ, вы говорите, что этотъ мужчина приходить къ моей женѣ. Скажите, пожалуйста!

-- Послушайте... признаюсь вамъ откровенно: мнѣ кажется, что онъ приходилъ не къ вашей женѣ.

-- Такъ къ кому же?

-- Мнѣ кажется, что онъ приходилъ къ Діанѣ.

-- А! тѣмъ лучше.

-- Какъ, тѣмъ лучше?

-- Разумѣется. Будто вы не знаете, какіе страшные эгоисты мужья. Каждый за себя, Богъ за всѣхъ!

-- Прескверное правило!

-- Итакъ, вы думаете, что приходилъ мужчина?

-- Не думаю, а видѣлъ.

-- Вы видѣли мужчину въ паркѣ?

-- Видѣлъ.

-- Одного?

-- Нѣтъ, съ графиней Монсоро.

-- Когда?

-- Вчера.

-- Гдѣ?

-- Вотъ здѣсь; нѣсколько-лѣвѣе.

Монсоро съ намѣреніемъ направилъ шаги къ старой рощѣ и пролому въ оградѣ.

-- Ахъ, въ-самомъ-дѣлѣ! сказалъ Сен-Люкъ: -- посмотрите, въ какомъ жалкомъ состояніи эта стѣна; надо сказать барону, что портятъ его ограду.

-- Не подозрѣваете ли вы кого?

-- Кто, я?

-- Да.

-- Въ чемъ?

-- Въ свиданіяхъ съ моею женою.

Сен-Люкъ задумался. Монсоро съ нетерпѣніемъ ожидалъ результата его размышленій.

-- Ну, что? спросилъ онъ.

-- Подозрѣваю... сказалъ Сен-Люкъ:-- только одного человѣка.

-- Кого же?

-- Васъ, отвѣчалъ Сен-Люкъ, пристально взглянувъ въ лицо графу.

-- Вы шутите, сказалъ Монсоро, съ изумленіемъ взглянувъ на Сен-Люка.

-- Ни мало. Въ первые дни своей женитьбы, я самъ дѣлалъ такія штуки. Что жь въ этомъ удивительнаго?

-- Я вижу, что вы съ намѣреніемъ уклоняетесь отъ предмета нашего разговора; но не боитесь, любезный другъ... я вооружился мужествомъ. Помогите же мнѣ узнать, кто былъ этотъ мужчина: вы окажете мнѣ этимъ большую услугу.

Сен-Люкъ почесалъ за ухомъ.

-- Право, никого, кромѣ васъ, не знаю, сказалъ онъ.

-- Перестаньте шутить; дѣло это слишкомъ-серьёзно...

-- Вы думаете?

-- Говорятъ вамъ, что я самъ видѣлъ.

-- Гм! Да какъ же проходитъ сюда этотъ мужчина?

-- Разумѣется, тайкомъ.

-- Часто?

-- Полагаю, если онъ ногами пробилъ себѣ ступени въ стѣнѣ; посмотрите.

-- Въ-самомъ-дѣлѣ!

-- Не-уже-ли вы никогда не замѣчали?..

-- Правду сказать, замѣчалъ.

-- А! произнесъ Монсоро: -- говорите же, что вы замѣтили?

-- Что сюда ходитъ мужчина.

-- Что же вы?..

-- Не обращалъ на это вниманія; я думалъ, что это вы.

-- Говорятъ вамъ, что не я!

-- Вѣрю, вѣрю.

-- Вѣрите?

-- Совершенно.

-- Такъ кто же приходилъ?

-- Кто-нибудь другой.

Обер-егермейстеръ грозно взглянулъ на Сен-Люка, на лицѣ котораго выражалась самая наивная безпечность.

-- А! вскричалъ онъ съ такимъ гнѣвомъ, что Сен-Люкъ невольно взглянулъ на него.

-- Постойте, сказалъ вдругъ молодой человѣкъ...

-- Говорите, говорите!

-- Не приходилъ ли...

-- Кто?

-- Впрочемъ, нѣтъ.

-- Нѣтъ?

-- А впрочемъ, очень можетъ быть...

-- Да кто же? кто, кто?

-- Герцогъ анжуйскій.

-- Я самъ это думалъ, отвѣчалъ Монсоро: -- но по справкамъ оказалось, что не онъ.

-- Эге! герцогъ хитеръ.

-- Да; но не онъ былъ здѣсь.

-- Вы требуете, чтобъ я сказалъ вамъ свое мнѣніе, а между-тѣмъ, не принимаете моихъ предположеній...

-- Вы живете въ замкѣ, слѣдовательно, должны не предполагать, а знать...

-- Постоите, вскричалъ Сен-Дюкъ.

-- Нашли?

-- Новая мысль. Если не вы, и не герцогъ, такъ, должно быть, я былъ въ паркѣ.

-- Вы?

-- Отъ-чего же нѣтъ?

-- Зачѣмъ вамъ снаружи подъѣзжать къ парку, перелѣзать черезъ ограду, когда вы можете прямо проидти?

-- Э, Боже мой! я ужасно прихотливъ, отвѣчалъ Сен-Люкъ.

-- Но зачѣмъ вамъ было бѣжать при моемъ появленіи?

-- Какъ, зачѣмъ? Со страху.

-- Такъ, стало-быть, вы поступали дурно? спросилъ графъ, не будучи болѣе въ силахъ удерживать своего гнѣва.

-- Можетъ-быть.

-- Вы, кажется, насмѣхаетесь надо мною! вскричалъ Монсоро поблѣднѣвъ.-- Вотъ уже четверть часа, какъ вы толкуете мнѣ пустяки.

-- Ошибаетесь! возразилъ Сен-Люкъ, вынувъ изъ кармана часы и взглянувъ на Монсоро такъ пристально и съ такимъ спокойствіемъ, что тотъ невольно задрожалъ, не смотря на свое свирѣпое мужество: -- не четверть часа, а двадцать минутъ.

-- Вы оскорбляете меня! вскричалъ граъъ.

-- А вы что дѣлаете, разспрашивая меня какъ шпіона?

-- А! теперь я все понимаю!

-- Позвольте узнать, что вы понимаете?

-- Я понимаю, что вы заодно съ измѣнникомъ, съ трусомъ, котораго я вчера чуть не убилъ.

-- Еще бы! Онъ мой другъ.

-- Въ такомъ случаѣ, я убью васъ вмѣсто его.

-- Не-уже-ли? Вы убьете меня у себя въ домѣ? И даже не предувѣдомивъ меня?

-- Подлецовъ и измѣнниковъ я убиваю какъ собакъ! вскричалъ графъ съ бѣшенствомъ.

-- А, г. де-Монсоро, возразилъ де-Сен-Люкъ:-- какъ вы дурно воспитаны! и какъ обращеніе съ дикими звѣрями сдѣлало васъ грубымъ! Фи!..

-- Развѣ вы не видите, что теперь я на все способенъ! заревѣлъ графъ, ставъ предъ Сен-Люка со скрещенными на груди руками и съ лицомъ, обезображеннымъ еще болѣе яростію.

-- Вижу, mordieu, вижу!.. Честное слово, г. де-Монсоро, ярость вамъ не къ-лицу... на васъ смотрѣть страшно.

Графъ, внѣ себя, схватился за шпагу.

-- Берегитесь, сказалъ Сен-Люкъ:-- вы зачинщикъ. Будьте сами свидѣтелемъ того, что я совершенно равнодушенъ и хладнокровенъ.

-- Да, молокососъ, я зачинщикъ! Да, презрѣнный миньйонъ, я вызываю тебя!

-- Такъ потрудитесь перелѣзть черезъ ограду, г. де-Монсоро; по-ту-сторону мы будемъ на чужой землѣ.

-- Все равно, вскричалъ графъ.

-- Вамъ все равно убивать вашихъ гостей, а мнѣ совсѣмъ не все равно убивать хозяина.

-- Такъ пойдемте, сказалъ Монсоро, поспѣшно перебираясь черезъ ограду.

-- Тише, графъ, осторожнѣе; нѣкоторые камни едва держатся... ради Бога, не ушибитесь!

И Сен-Люкъ отправился вслѣдъ за обер-егермейстеромъ.

-- Скорѣе, скорѣе! кричалъ графъ, становясь въ позицію.

-- А я еще пріѣхалъ сюда на отдыхъ! думалъ Сен-Люкъ: -- вотъ тебѣ и отдыхъ.

И онъ соскочилъ на другую сторону.

VIII.

Какъ г. де-Сен-Люкъ показалъ г. де-Монсоро ударъ шпагой, которому научилъ его король.

Г. де-Монсоро ожидалъ Сен-Люка со шпагой въ рукахъ и съ бѣшенствомъ топая ногой.

-- Готовъ ли ты? вскричалъ онъ.

-- Эге! да вы не церемонитесь, сказалъ Сен-Люкъ:-- вы стали спиной къ солнцу; это очень-удобно.

Монсоро отступилъ нѣсколько въ сторону.

-- Вотъ это дѣло другое, сказалъ Сен-Люкъ:-- теперь мнѣ, по-крайней-мѣрѣ, солнце не будетъ свѣтить прямо въ глаза.

-- Не щади меня, потому-что я тебя щадить не буду! вскричалъ де-Монсоро.

-- Не-уже-ли вы, не шутя, хотите убить меня?

-- Хочу ли!.. о, да!.. хочу, хочу!

-- Человѣкъ предполагаетъ, а Богъ располагаетъ, сказалъ Сен-Люкъ, обнажая шпагу.

-- Что ты говоришь?..

-- Что я говорю?.. посмотрите на красные и желтенькіе цвѣточки, которые растутъ въ травѣ за вами.

-- Что же?

-- Я положу васъ на эти цвѣты!

И онъ сталъ въ позицію, не переставая смѣяться.

Монсоро съ яростью напалъ на него и нанесъ съ изумительною ловкостью два или три удара, отъ которыхъ Сен-Люкъ искусно уклонился.

-- Браво, мосьё де-Монсоро! говорилъ молодой человѣкъ, продолжая защищаться отъ отчаянныхъ ударовъ своего противника:-- вы очень-мило владѣете шпагой... и только я, да Бюсси можемъ помѣряться съ вами... другаго вы давно бы отправили на тотъ свѣтъ... Браво, мосьё де-Монсоро!

Монсоро поблѣднѣлъ, увидѣвъ, съ какимъ человѣкомъ имѣетъ дѣло.

-- Вамъ, можетъ-быть, удивительно, что я ловко владѣю шпагой? Надо вамъ сказать, что король, который, какъ вамъ извѣстно, очень любитъ меня, давалъ мнѣ уроки и научилъ меня, между прочимъ, одному удару, который я сейчасъ буду имѣть честь показать вамъ. Говорю это для того, что если мнѣ прійдется убить васъ съ разу, такъ, по-крайней-мѣрѣ, вы будете имѣть то утѣшеніе, что васъ убилъ ученикъ самого короля!

-- Вы слишкомъ остроумны, сказалъ Монсоро, нападая съ яростью на Сен-Люка.

-- Такимъ Богъ меня создалъ, съ скромностью возразилъ молодой человѣкъ и отскочилъ нѣсколько въ сторону, чтобъ уклониться отъ удара обер-егермейстера. Это движеніе Сен-Люка заставило и де-Монсоро отскочить въ сторону, но такъ неудачно, что онъ обратился лицомъ прямо къ солнцу.

-- А-га! вскричалъ Сен-Люкъ:-- вы предупредили мое желаніе! Впрочемъ, я самъ очень-ловко разсчиталъ свой скачокъ. Неправда ли? Сейчасъ у васъ было пятьдесятъ шансовъ изо-ста быть убитымъ, а теперь ровно девяносто девять.

И съ ловкостью, силою и яростью, которыхъ невозможно было предполагать въ этомъ изнѣженномъ, женоподобномъ молодомъ человѣкѣ, Сен-Люкъ нанесъ сряду и безъ остановки пять ударовъ обер-егермейстеру; послѣдній едва успѣвалъ защищаться, но послѣ каждаго удара болѣе-и-болѣе терялъ присутствіе духа; наконецъ, при шестомъ ударѣ, онъ совершенно растерялся, и шпага Сен-Люка вонзилась въ грудь его.

Монсоро простоялъ еще около секунды, подобно дубу, съ корнями вырванному изъ земли и ожидающему только легкаго дуновенія, чтобъ упасть.

-- Вотъ вамъ и всѣ сто шансовъ, сказалъ Сен-Люкъ:-- замѣтьте, графъ, что вы непремѣнно упадете на цвѣты, о которыхъ я вамъ говорилъ.

Силы покинули графа; руки его опустились, глаза закрылись; колѣни подогнулись, и онъ упалъ на густую траву, испещренную цвѣтами.

Сен-Люкъ спокойно вытеръ свою шпагу и спокойно смотрѣлъ, какъ смертная блѣдность постепенно разливалась по лицу умиравшаго.

-- А! вы убили меня... проговорилъ Монсоро.

-- Я употреблялъ для того все свое искусство, отвѣчалъ Сен-Люкъ: -- но теперь, когда вы готовы отправиться на тотъ свѣтъ, мнѣ, чортъ возьми, жаль васъ! Вы ужасно ревнивы, это правда, но вмѣстѣ съ тѣмъ вы храбрый человѣкъ.

И, весьма-довольный этою надгробною рѣчью, Сен-Люкъ, преклонивъ одно колѣно возлѣ Монсоро, спросилъ его:

-- Скажите мнѣ свою послѣднюю волю и, даю вамъ честное слово дворянина, она будетъ исполнена; я знаю, что раненнаго всегда мучитъ жажда. Принести вамъ воды?

Монсоро не отвѣчалъ. Обратившись лицомъ къ травѣ, онъ зубами кусалъ ее и ногтями рылъ землю, обагренную его кровью.

-- Бѣдняжка! сказалъ Сен-Люкъ вставая.-- О, дружба! дружба! Какъ ты иногда дорого стоишь.

Монсоро открылъ глаза, пытался поднять голову и страшно застоналъ.

-- Онъ умеръ... сказалъ Сен-Люкъ: -- Богъ съ нимъ!.. Легко сказать: Богъ съ нимъ!.. А все-таки я убилъ человѣка! Глупо!

И, перескочивъ обратно въ паркъ, онъ скорыми шагами пошелъ къ замку.

Вскорѣ онъ увидалъ Діану: она разговаривала съ Жанной.

-- Какъ трауръ будетъ ей къ-лицу! подумалъ Сен-Люкъ. Потомъ, подошелъ къ молодымъ женщинамъ, онъ сказалъ Діанѣ:

-- Простите, графиня, но мнѣ непремѣнно надобно сказать слова два женѣ...

-- Извольте, отвѣчала графиня де-Монсоро: -- я пока пойду къ батюшкѣ, въ библіотеку; приходи туда, Жанна, когда переговоришь съ своимъ мужемъ.

-- Непремѣнно, отвѣчала Жанна.

И Діана удалилась, ласково кивнувъ молодымъ супругамъ головою.

Сен-Люкъ остался одинъ съ женою.

-- Что случилось? спросила Жанна весело: -- какой ты сегодня мрачный!

-- Да, по-неволѣ будешь мраченъ, отвѣчалъ Сен-Люкъ.

-- Что же случилось?

-- Маленькая непріятность.

-- Съ тобою? спросила робко молодая женщина.

-- Не со мною, а...

-- Съ кѣмъ же?

-- Съ тѣмъ, съ кѣмъ я прогуливался.

-- Съ графомъ де-Монсоро?

-- Да. Бѣдный!

-- Что съ нимъ случилось?

-- Кажется, онъ умеръ.

-- Умеръ! вскричала Жанна съ весьма-понятнымъ волненіемъ: -- умеръ!

-- Да, умеръ.

-- Вѣдь онъ сейчасъ былъ здоровъ, говорилъ, глядѣлъ...

-- Отъ-того онъ и умеръ, что слишкомъ-много говорилъ и глядѣлъ.

-- Сен-Люкъ, другъ мой! вскричала молодая женщина, схвативъ обними руками мужа.

-- Что?

-- Ты скрываешь отъ меня...

-- Право, ничего не скрываю; я даже готовъ сказать, гдѣ онъ умеръ.

-- Гдѣ?

-- Тамъ, за оградой, гдѣ другъ нашъ Бюсси обыкновенно привязываетъ свою лошадь.

-- Ты убилъ его!

-- Разумѣется, я. Кому же больше? Насъ было двое: я возвращаюсь домой живъ и здоровъ... Кажется, тутъ не трудно угадать, кто кого убилъ.

-- Несчастный!

-- Ахъ, моя милая, ты ничего не знаешь: онъ самъ вызвалъ, оскорбилъ меня; онъ первый обнажилъ шпагу. Что жь мнѣ было дѣлать?

-- О! это ужасно, ужасно! Бѣдный графъ!

-- Ну, такъ и есть! Я готовъ держать пари, что черезъ недѣлю Монсоро прослыветъ святымъ, а я злодѣемъ, извергомъ!

-- Но ты не можешь долѣе оставаться здѣсь! вскричала Жанна:-- ты не можешь жить подъ кровомъ человѣка, убитаго тобою.

-- Я это очень-хорошо знаю, а потому и пришелъ просить тебя готовиться къ отъѣзду.

-- Не раненъ ли ты, другъ мой?

-- А! теперь я помирюсь съ тобою за этотъ вопросъ; нѣтъ, у меня, благодаря Бога, нѣтъ и царапины.

-- Такъ уѣдемъ.

-- И поскорѣе, потому-что вѣсть объ этомъ несчастномъ приключеніи быстро распространится.

-- Какое несчастіе! вскричала г-жа де-Сен-Люкъ.

-- Что дѣлать!

-- Ахъ, Боже мой! сказала Жанна: -- да вѣдь теперь Діана вдова?

-- Эта мысль не покидала меня.

-- Послѣ поединка?

-- Нѣтъ, прежде.

-- Я пойду увѣдомлю ее...

-- Осторожнѣе... пощади ея чувствительность.

-- Какой ты злой! А ты, между-тѣмъ, вели сѣдлать лошадей какъ-бы для прогулки.

-- Славная мысль! Пожалуйста, думай и распоряжайся за меня, потому-что, признаюсь, я совсѣмъ растерялся.

-- Но куда мы поѣдемъ?

-- Въ Парижъ.

-- Въ Парижъ? а король?

-- Король, вѣроятно, все забылъ; съ-тѣхъ-поръ, какъ мы разстались, было столько различныхъ происшествій, что ему теперь не до меня. Притомъ же, если будетъ война, я долженъ быть при немъ.

-- Хорошо, ѣдемъ въ Парижъ.

-- Да, только достань мнѣ перо и чернилъ.

-- Кому ты хочешь писать?

-- Бюсси; не могу же я уѣхать, не предувѣдомивъ его.

-- Правда; у меня въ комнатѣ ты найдешь все, что нужно для письма.

Сен-Люкъ немедленно пошелъ въ комнату жены и нѣсколько дрожащею еще рукою на-скоро написалъ слѣдующія слова:

"Любезный другъ!

"Молва скоро донесетъ до васъ вѣсть о несчастіи, приключившемся съ графомъ де-Монсоро; въ старой рощѣ мы имѣли довольно-живой спорь касательно дѣйствій и причинъ поврежденія оградъ и неудобства лошадей, возвращающихся домой безъ сѣдоковъ. Въ самомъ жару спора, г. де-Монсоро упалъ на траву и упалъ такъ несчастливо, что убился на мѣстѣ.

"На вѣки другъ вашъ

"Сен-Люкъ."

"P. S. Такъ-какъ описаніе происшествія можетъ показаться вамъ не совсѣмъ вѣроятнымъ, то я долженъ прибавить, что въ минуту паденія графа, у насъ обоихъ были шпаги въ рукахъ.

"Уѣзжаю сейчасъ въ Парижъ мириться съ королемъ; послѣ этого несчастнаго событія, мнѣ здѣсь оставаться довольно-опасно."

Десять минутъ спустя, слуга барона скакалъ во весь галопъ съ этимъ письмомъ въ Анжеръ, между-тѣмъ, какъ въ то же время графъ и графиня де-Сен-Люкъ выѣзжали на парижскую дорогу, оставивъ Діану одну въ горести и нерѣшимости, открыть ли старому барону всю истину.

Она не захотѣла проститься съ Сен-Люкомъ.

-- Услуживай послѣ этого! сказалъ онъ своей женѣ;-- всѣ люди неблагодарны, исключая меня одного.

IX.

Какъ вдовствующая королева весьма-неторжественно вступила въ городъ Анжеръ.

Въ то самое время, когда графъ де-Монсоро упалъ, пораженный въ грудь шпагою Сен-Люка, громкіе трубные звуки раздавались у анжерскихъ воротъ, накрѣпко запертыхъ, какъ мы уже знаемъ.

Извѣщенные стражи подняли флагъ и отвѣчали подобными же фанфарами.

Катерина де-Медичи намѣревалась вступить въ Анжеръ съ довольно-величественною свитою.

Герцогъ послалъ за Бюсси, а самъ легъ въ постель.

Аріи, съигранныя анжерскими трубачами, были очень-хороши; но онѣ не имѣли ничего общаго съ звуками, отъ которыхъ рушились нѣкогда стѣны; анжерскіе ворота не отворялись.

Катерина выглянула изъ своего экипажа, чтобъ показаться стражамъ, въ полной увѣренности, что величіе королевскаго лица сильнѣе подѣйствуетъ на нихъ, нежели всѣ фанфары въ свѣтѣ. Анжерская милиція увидѣла королеву, вѣжливо поклонилась ей, но ворота не отворялись.

Катерина послала одного изъ своихъ дворянъ къ рогаткѣ. Дворянина приняли весьма-вѣжливо. Онъ требовалъ, чтобъ ворота были немедленно отперты и чтобъ вдовствующая королева была принята съ надлежащими почестями. Ему отвѣчали, что Анжеръ военный, укрѣпленный городъ, а, слѣдовательно, въѣздъ въ него былъ сопряженъ съ нѣкоторыми необходимыми обрядами.

Дворянинъ въ смущеніи воротился къ своей повелительницѣ, и тогда Катерина произнесла съ мрачною горечью слово, заставившее затрепетать всю свиту ея:

-- Я жду! сказала она.

Бюсси полчаса уговаривалъ принца лично принять мать; но, видя его упорство, рѣшился самъ выѣхать къ ней на встрѣчу. Онъ приказалъ великолѣпно осѣдлать коня, избралъ пятерыхъ дворянъ, наиболѣе ненавистныхъ вдовствующей королевѣ, и тихимъ шагомъ поѣхалъ принимать ея величество.

Катеринѣ надоѣло уже -- не ждать, но придумывать мщеніе заставлявшимъ ее такъ долго ждать.

Она вспомнила арабскую сказку, въ которой возмутившійся духъ, заключенный въ мѣдный сосудъ, клянется обогатить того, кто спасетъ его въ первые десять вѣковъ его заточенія; но, наскучивъ ждать, клянется умертвить несчастнаго, который вздумалъ бы разбить крышку сосуда.

Катерина была въ такомъ же положеніи. Она сначала намѣревалась обласкать дворянъ, которые выйдутъ къ ней на встрѣчу; потомъ поклялась мстить дерзкому, кто первый покажется.

Бюсси показался у рогатки. Онъ очень-хладнокровно посмотрѣлъ впередъ и спросилъ:

-- Кто идетъ?

Катерина ожидала колѣнопреклоненіи; придворные съ безпокойствомъ и боязнію смотрѣли на нее.

-- Ступайте къ рогаткѣ, сказала она, обратившись къ своему дворянину: -- они спрашиваютъ: кто идетъ? Это, вѣроятно, гоже обрядъ... Ступайте, отвѣтьте имъ.

Дворянинъ подошелъ къ самой рогаткѣ.

-- Ея величество вдовствующая королева желаетъ вступить въ Анжеръ, сказалъ онъ.

-- Очень-хорошо, возразилъ Бюсси: -- потрудитесь поворотить налѣво; шагахъ въ восьмидесяти отсюда вы найдете вылазку.

-- Вылазку! вскричалъ дворянинъ: -- вылазку! для проѣзда ея величества!

Но Бюсси уже не слышалъ его. Вмѣстѣ съ своими пріятелями, съ трудомъ удерживавшимися отъ смѣха, онъ направился уже къ тому мѣсту, которое назначилъ для въѣзда королевы-матери.

-- Изволили ли вы слышать, ваше величество? спросилъ дворянинъ: -- вылазку!

-- Слышала, слышала!.. Пойдемъ туда, если другаго проѣзда нѣтъ.

И молнія взгляда ея поразила неосторожнаго, осмѣлившагося повторить оскорбленіе, причиненное его повелительницѣ.

Кортежъ поворотилъ влѣво, и ворота вылазки отворились.

Бюсси съ обнаженной шпагой въ рукахъ вышелъ на встрѣчу Катеринъ и почтительно поклонился ей; вокругъ него перья на шляпахъ подметали пыль съ земли.

-- Добро пожаловать, ваше величество! Анжерцы принимаютъ васъ съ распростертыми объятіями, сказалъ онъ.

Королева вышла изъ экипажа и, опираясь на одного изъ дворянъ своей свиты, пошла къ узкому, мрачному проходу, отвѣтивъ только слѣдующія слова:

-- Благодарю, г. де-Бюсси.

Это было заключеніе долгихъ ея размышленій.

Она гордо выступала впередъ. Бюсси поспѣшно подскочилъ къ ней и даже остановилъ ее за руку.

-- Осторожнѣе, ваше величество, сказалъ онъ: -- не ударьтесь; проходъ очень-низокъ.

-- Стало-быть, надобно наклониться? спросила королева:-- какъ быть? Я не привыкла входить въ города съ поникшею главою.

Эти слова, произнесенныя съ невыразимымъ спокойствіемъ и простотою, заключали въ себѣ тайный, многозначащій смыслъ, заставившій призадуматься даже самого Бюсси.

-- Берегись! шепнулъ ему Ливаро на ухо.

-- Ба! возразилъ Бюсси:-- то ли еще она увидитъ!

Съ помощію блока, экипажъ ея величества перетащили черезъ стѣну.

Королева опять сѣла въ него, чтобъ ѣхать ко дворцу. Бюсси и друзья его вскочили на лошадей и заняли мѣста по обѣимъ сторонамъ экипажа.

-- Но гдѣ сынъ мой? спросила внезапно Катерина: -- гдѣ герцогъ анжуйскій?

Она долго крѣпилась, но наконецъ гнѣвъ заставилъ ее сдѣлать этотъ вопросъ. Отсутствіе Франсуа въ подобную мнуту было верхомъ оскорбленія.

-- Герцогъ боленъ, иначе не преминулъ бы поспѣшить на встрѣчу вашему величеству.

Тогда Катерина вскрикнула съ дивнымъ лицемѣріемъ:

-- Боленъ! мой бѣдный сынъ боленъ! Скорѣе, господа, скорѣе! О, что вы мнѣ не сказали этого прежде!

Бюсси съ изумленіемъ посмотрѣлъ на нее, стараясь угадать, точно ли голосъ матери заговорилъ въ ней.

-- Знаетъ ли онъ, что я пріѣхала? спросила Катерипа послѣ краткаго молчанія, во время котораго проницательнымъ взглядомъ окинула всѣхъ присутствующихъ.

-- Знаетъ, ваше величество.

Катерина стиснула зубы.

-- Такъ, должно быть, онъ очень-боленъ? сказала она съ видомъ состраданія.

-- Очень, отвѣчалъ Бюсси.-- Принцъ подверженъ внезапнымъ болѣзнямъ.

-- Такъ онъ внезапно занемогъ?

-- Внезапно и совершенно-неожиданно.

-- А! произнесла королева, опустивъ глаза.

Они подъѣхали ко дворцу. На площади толпился народъ.

Бюсси поспѣшно побѣжалъ впередъ и запыхавшись вошелъ къ герцогу.

-- Она здѣсь! сказалъ онъ.-- Берегитесь!

-- Что она, разсердилась?

-- До-нельзя.

-- Жалуется?

-- О, нѣтъ! хуже того: улыбается.

-- Что народъ?

-- Ничего; со страхомъ и боязнію глядитъ на королеву; народъ хоть не знаетъ, но инстинктивно угадываетъ ее.

-- А она?

-- Кланяется и кусаетъ ногти.

-- Чортъ возьми!

-- Именно, ваше высочество, чортъ возьми! Смотрите, перехитрите ее!

-- Я долженъ держаться войны, не такъ ли?

-- Держитесь! Въ-особенности торгуйтесь съ нею хорошенько!-- Чтобъ получить десять, просите сто: и все-таки получите не болѣе пяти.

-- Не-уже-ли ты считаешь меня такимъ малодушнымъ?..-- Всѣ ли здѣсь? Отъ-чего Монсоро не воротился? спросилъ герцогъ.

-- Онъ, кажется, въ Меридорѣ...-- Мы обойдемся и безъ него.

-- Ея величество королева! вскричалъ слуга, растворивъ дверь.

И въ то же мгновеніе на порогѣ явилась Катерина блѣдная и вся въ черномъ, по своему обыкновенію.

Герцогъ анжуйскій сдѣлалъ движеніе, какъ-бы желая встать.-- Но съ живостію, изумительною въ ея лѣта, Катерина предупредила его, бросилась къ нему въ объятія и стала покрывать его поцалуями.

-- Она задушитъ его своими поцалуями! подумалъ Бюсси.

Но она не удовольствовалась поцалуями: она заплакала!

-- Берегитесь, шепнулъ Антраге Рибераку:-- за каждую слезинку мы заплатимъ потоками крови.

Катерина сѣла у изголовья сына; по знаку Бюсси, всѣ присутствовавшіе удалились.-- Онъ же самъ преспокойно облокотился къ одной изъ колоннъ кровати.

-- Мосьё де-Бюсси, сказала Катерина: -- не угодно ли вамъ будетъ позаботиться о моей свитѣ?-- Вѣдь, послѣ сына моего, вы нашъ лучшій другъ и первое лицо въ его домѣ. Пожалуйста, окажите мнѣ эту услугу.

Невозможно было не повиноваться.

-- Она перехитрила меня, подумалъ Бюсси.

-- Счастливъ, что могу услужить вашему величеству, сказалъ онъ вслухъ.

-- Постой, проворчалъ онъ, удаляясь: -- вѣдь здѣсь не Лувръ... ты всѣхъ закоулковъ не знаешь... я подслушаю васъ.

И онъ вышелъ, не сдѣлавъ даже знака герцогу.-- Катерина опасалась Бюсси и не спускала съ него глазъ.

Прежде всего, королева хотѣла узнать, притворялся ли Франсуа, или точно былъ боленъ. Сообразно съ этимъ намѣревалась она и дѣйствовать.

Но Франсуа, какъ достойный сынъ подобной матери, чудесно съигралъ свою роль. Она плакала -- его трясла лихорадка.

Катерина повѣрила его болѣзни и очень тому обрадовалась, надѣясь имѣть болѣе вліянія на умъ, ослабленный тѣлесными страданіями. Она снова принялась ласкать, цаловать герцога, снова заплакала. Послѣднее обстоятельство изумило герцога, и онъ спросилъ королеву о причинѣ слезъ ея.

-- Ахъ, сынъ мой! ты подвергался большой опасности!

-- Спасаясь изъ Лувра, матушка?

-- Нѣтъ, послѣ того.

-- Отъ-чего же?

-- Люди, помогавшіе тебѣ спастись...

-- Что же?

-- Эти люди твои злѣйшіе враги...

-- Она ничего не знаетъ, но ей очень хочется узнать...

-- Король наваррскій! сказала она внезапно:-- вѣчный врагъ нашего рода... о! я узнаю его.

-- А! подумалъ Франсуа: -- она все знаетъ.

-- Повѣришь ли, продолжала она:-- что Генрихъ-Наваррскій хвастаетъ этимъ поступкомъ и разсказываетъ, что онъ очищаетъ себѣ дорогу къ престолу?

-- Не можетъ-быть, возразилъ герцогъ: -- васъ обманули, матушка. Король наваррскій не принималъ никакого участія въ моемъ бѣгствѣ; я не видалъ его цѣлые два года.

-- Но я говорю не объ одной этой опасности, сынъ мой, сказала Катерина, понявъ, что она слишкомъ поспѣшила.

-- Что же еще? спросилъ Франсуа, устремивъ взоръ на занавѣсъ въ альковѣ, слегка заколыхавшійся.

Катерина приблизилась къ Франсуа и голосомъ, исполненнымъ ужаса, произнесла:

-- Гнѣвъ короля! страшный гнѣвъ короля!

-- И этой опасности я не страшусь, ваше величество: -- пусть король гнѣвается, сколько ему угодно; я въ безопасности.

-- Ты думаешь? спросила она голосомъ, исполненнымъ угрозы.

Занавѣсъ заколыхался.

-- Я увѣренъ въ томъ, отвѣчалъ герцогъ:-- тѣмъ болѣе, добрая матушка, что вы сами сюда пріѣхали.

-- Какъ же это? спросила Катерина, обезпокоенная хладнокровіемъ сына.

-- Еслибъ я не находился въ безопасности, то король, вѣроятно, не пустилъ бы васъ ко мнѣ и не далъ бы мнѣ въ руки такого драгоцѣннаго залога, какъ ваше величество, отвѣчалъ герцогъ, взглянувъ на занавѣсъ.

Катерина съ испугомъ подняла голову.

-- Залогъ! я! вскричала она.

-- Самый священный и неприкосновенный залогъ, возразилъ принцъ улыбаясь и цалуя руку матери.

Катерина съ отчаяніемъ опустила руки; она не знала, что позади ея, за всѣми движеніями герцога наблюдалъ Бюсси, взглядами и знаками научавшій его какъ поступать.

-- Сынъ мой, продолжала она послѣ минутнаго молчанія:-- вы угадали, я пришла къ вамъ съ предложеніемъ мира!...

-- Говорите, матушка, сказалъ Франсуа: -- вы знаете, съ какимъ почтеніемъ я готовъ васъ слушать; тѣмъ болѣе, что мы, какъ кажется, начинаемъ понимать другъ друга.

X.

Важныя слѣдствія отъ ничтожныхъ причинъ.

Въ этой первой части разговора, всѣ невыгоды были на сторонѣ Катерины. Неудача была такъ неожиданна, что королева никакъ не могла объяснить себѣ причины твердости принца; но вдругъ весьма-ничтожное обстоятельство дало совершенно-другой оборотъ всему дѣлу.

Бывали примѣры, что перемѣна направленія вѣтра измѣняла видъ поля битвы; побѣждавшіе превращались въ побѣждаемыхъ и на оборотъ: лучшее доказательство тому Маренго и Ватерлоо. Одна песчинка измѣняетъ ходъ сильнѣйшихъ машинъ.

Бюсси находился въ потаенномъ корридорѣ, примыкавшемъ къ алькову герцога анжуйскаго; такъ-какъ королева сидѣла къ нему спиною, то по-временамъ онъ могъ выглядывать изъ-за занавѣса и дѣлать знаки герцогу.

Читатели очень-хорошо понимаютъ, что Бюсси всего болѣе опасался мирныхъ договоровъ; враждебныя отношенія позволяли ему оставаться въ анжуйской провинціи, наблюдать за графомъ де-Монсоро и навѣшать жену его.

Эта весьма-простая политика чрезвычайно запутывала политику Франціи: важныя слѣдствія отъ ничтожныхъ причинъ.

Вотъ почему, мигая глазами, размахивая руками, качая головой, Бюсси старался располагать своего повелителя къ враждебнымъ отношеніямъ; а герцогъ, боявшійся Бюсси, слушалъ его.

И такъ, Катерина была совершенно побѣждена и придумывала уже, какъ бы отступить съ честію, когда незначительное обстоятельство, почти столь же неожиданное, какъ и твердость принца, пришло къ ней на помощь.

Во время сильнѣйшаго упорства герцога анжуйскаго, Бюсси вдругъ почувствовалъ, что кто-то дергалъ его за плащъ. Не желая потерять ни слова изъ разговора матери съ сыномъ, онъ нетерпѣливо махнулъ рукой и ударилъ кого-то по пальцамъ. Тогда молодой человѣкъ невольно оглянулся.

За нимъ стоялъ Реми.

Бюсси хотилъ что-то сказать, но Реми приложилъ палецъ ко рту и сдѣлалъ молодому графу знакъ, чтобъ онъ послѣдовалъ за нимъ въ сосѣднюю комнату.

-- Что тебѣ надо? нетерпѣливо спросилъ Бюсси: -- говори скорѣе, мнѣ некогда!

-- Письмо! отвѣчалъ Реми шопотомъ.

-- Чортъ тебя возьми! для пустаго письма ты отвлекаешь меня отъ чрезвычайно-любопытнаго и важнаго разговора.

Эта выходка ни мало не смутила Годуэна.

-- Письма бываютъ разныя, сказалъ онъ.

-- Конечно, отвѣчалъ Бюсси:-- откуда же это письмо?

-- Изъ Меридора.

-- О! съ живостію произнесъ Бюсси:-- изъ Меридора! Благодарю, мой добрый Реми, благодарю!

-- А-га! стало-быть, теперь я вамъ не мѣшаю?

-- Ты мнѣ никогда не мѣшаешь!.. Гдѣ же письмо?

-- Письмо это такъ важно, что посланный хочетъ отдать вамъ его лично, въ собственныя руки. Отъ-того я и осмѣлился побезпокоить васъ.

-- Ты прекрасно сдѣлалъ. Гдѣ посланный?

-- Тамъ.

-- Приведи его сюда.

Реми отворилъ дверь и позвалъ конюха.

-- Вотъ графъ де-Бюсси, сказалъ ему Реми, указавъ на молодаго человѣка.

-- Отдай мнѣ письмо, сказалъ Бюсси и подалъ конюху пистолю.

-- О! я знаю васъ, отвѣчалъ посланный, отдавая графу письмо.

-- Это отъ нея?

-- Нѣтъ, отъ него.

-- Отъ кого? съ живостію спросилъ Бюсси, смотря на адресъ.

-- Отъ господина де-Сен-Люка.

-- А!

Бюсси слегка поблѣднѣлъ, подумавъ, что письмо не отъ графини, а отъ мужа ея; мы уже знаемъ, что одна мысль о Меридорѣ заставляла блѣднѣть Бюсси.

Онъ отвернулся, чтобъ прочесть письмо и скрыть волненіе, которое могло быть слѣдствіемъ важнаго сообщенія, заключавшагося въ немъ.

Бѣдный Бюсси очень-хорошо сдѣлалъ, что отвернулся; едва онъ пробѣжалъ письмо, какъ кровь съ силою бросилась ему въ голову; яркая краска смѣнила на лицѣ его прежнюю блѣдность; голова закружилась и, не будучи въ состояніи удержаться на ногахъ, онъ опустился на стулъ, стоявшій близь окна.

-- Ступай съ Богомъ, сказалъ Реми конюху, безсмысленно вытаращившему глаза, и вытолкалъ его за дверь.

Конюхъ пустился бѣжать со всѣхъ ногъ; угадывая, что въ принесенномъ имъ извѣстіи не было ничего утѣшительнаго, онъ боялся, чтобъ у него не отняли пистоли.

Реми воротился къ графу и, взявъ его за руку, сказалъ:

-- Mordieu! отвѣчайте, графъ, отвѣчайте скорѣе, что съ вами, или я буду вынужденъ пустить вамъ кровь!

Бюсси всталъ; онъ не былъ болѣе ни красенъ, ни пораженъ: онъ былъ мраченъ.

-- Посмотри, сказалъ онъ:-- что Сен-Люкъ для меня сдѣлалъ.

И онъ подалъ письмо доктору.

Реми сталъ читать.

-- Что же? сказалъ онъ наконецъ: -- все это весьма-хорошо и похвально со стороны господина де-Сен-Люка. Пройдетъ девять мѣсяцовъ, и я буду имѣть честь лечить графиню де-Бюсси. Mordieu! не боитесь, я такой же искусный акушеръ, какъ и хирургъ.

-- Да, я женюсь на ней.

-- Еще бы!.. По всему видно, что она васъ любить, отвѣчалъ Реми.

-- Монсоро убитъ!..

-- Убитъ! повторилъ Годуэнъ:-- вотъ здѣсь написано.

-- О! мнѣ кажется, что все это сонъ, мечта! Не-уже-ли между мною и счастіемъ не будетъ болѣе этого мрачнаго, блѣднаго привидѣнія?.. О, нѣтъ, это не можетъ быть!.. Мы ошибаемся, Реми.

-- Мы ни мало не ошибаемся, графъ. Прочтите еще разъ письмо и вы убидитесь! "Г. де-Монсоро упалъ на траву и упалъ такъ несчастливо, что убился на мѣстѣ!" Ясно, кажется.

-- Но въ такомъ случаѣ, продолжалъ Бюсси, не обращая вниманія на слова молодаго доктора и преслѣдуя разнородныя мысли, толпившіяся въ умѣ его: -- въ такомъ случаѣ, Діана не можетъ остаться въ Меридорѣ. Я не хочу этого. Она должна переселиться въ другое мѣсто, гдѣ бы скорѣе забыла о несчастномъ приключеніи...

-- Куда же лучше, какъ не въ Парижъ? сказалъ Годуэнъ: -- въ Парижѣ все легко забывается.

-- Ты правъ; она поселится опять въ маленькомъ домикѣ въ Турнельской-Улицѣ, и въ уединеніи мы проведемъ десять мѣсяцевъ ея вдовства...

-- Все это прекрасно, сказалъ Реми: -- но тутъ есть маленькое препятствіе.

-- Какое?

-- Чтобъ намъ можно было ѣхать въ Парижъ, нужно...

-- Что?

-- Чтобъ братья помирились.

-- Правда! вскричалъ Бюсси: -- правда. О, Боже мой! надобно спѣшить...

-- Въ Меридоръ?

-- Нѣтъ; мнѣ нельзя, неприлично ѣхать теперь въ Меридоръ; притомъ же, важное дѣло удерживаетъ меня здѣсь. Но поѣзжай ты.

-- Прямо въ замокъ?

-- Нѣтъ; поскачи сперва къ старой рощѣ; можетъ-быть, она ждетъ меня тамъ. Еслижь ея тамъ нѣтъ, такъ ступай прямо въ замокъ.

-- Что же мнѣ сказать ей?

-- Что я безъ ума!..

И, пожавъ руку молодому человѣку, на котораго онъ могъ положиться какъ на самого-себя, Бюсси воротился на прежнее мѣсто, въ альковъ принца.

Въ отсутствіе Бюсси, Катерина успѣла уже частію овладѣть умомъ своего сына.

-- Франсуа, говорила она:-- кажется, мать и сынъ всегда должны понимать другъ друга.

-- Не всегда.

-- Всегда, если мать захочетъ.

-- За что же вы лишаете сына права имѣть свою волю? возразилъ герцогъ, взглянувъ на занавѣсъ и тщетно ища одобрительнаго взгляда Бюсси.

-- Воля матери священна! вскричала Катерина: -- слышишь ли, Франсуа?

И выраженіе голоса ея сильно противоречило словамъ: слова были повелительны, голосъ былъ умоляющій.

-- Конечно, возразилъ герцогъ анжуйскій, улыбаясь.

-- Да, сказала Катерина: -- я желаю мира и готова на всѣ пожертвованія, чтобъ достичь своей цѣли!

-- А! произнесъ Франсуа.

-- Да, да, любезный сынъ мой: говори, требуй, приказывай!

-- О, матушка! вскричалъ Франсуа, смущенный своимъ вовсе-неожиданнымъ торжествомъ.

-- Послушай, сынъ мой, продолжала Катерина ласковымъ голосомъ: -- вѣдь ты не хочешь проливать кровь своихъ соотечественниковъ? О, нѣтъ! Ты не можешь хотѣть, чтобъ братъ возсталъ на брата!

-- Мой братъ оскорбилъ меня, и я уже не признаю его на братомъ, ни королемъ.

-- За что же я буду страдать? Развѣ я оскорбила тебя?

-- Вы не оскорбили, но отвергли, покинули меня! продолжалъ принцъ, полагая, что Бюсси все еще въ альковѣ.

-- А! ты хочешь моей смерти! произнесла Катерина мрачнымъ голосомъ.-- Хорошо же! Я умру... какъ должна умереть мать, дѣти которой возстаютъ другъ на друга!

Очень-понятно, что Катерина и не думала умирать.

-- О! не говорите этого, матушка! вскричалъ Франсуа: -- слова ваши раздираютъ мнѣ сердце!

Очень-понятно, что слова королевы ни мало не раздирали сердца принца.

Катерина залилась слезами.

Герцогъ взялъ ее за руки и старался утѣшить, бросая безпокойные взгляды на альковъ.

-- Чего же ты хочешь? продолжала Катерина:-- скажи, что тебѣ нужно?

-- Скажите лучше, чего вы хотите, матушка? Говорите, я слушаю, сказалъ Франсуа.

-- Я хочу, чтобъ ты вернулся въ Парижъ, любезный сынъ мой; я желаю, чтобъ ты воротился ко двору своего брата, простирающаго къ тебѣ руки.

-- Понимаю, mordieu! понимаю; не онъ, а Бастилія простираетъ ко мнѣ руки.

-- Нѣтъ, нѣтъ, клянусь честію, именемъ матери, кровію Спасителя нашего, Іисуса-Христа,-- и Катерина набожно перекрестилась: -- король прійметъ тебя съ любовію и почетомъ.

Герцогъ не спускалъ взора съ алькова.

-- Соглашайся, сынъ мой, соглашайся!.. Назначай свои условія: требуй новыхъ удѣловъ, новыхъ почестей!

-- Благодарю, ваше величество! Сынъ вашъ оказалъ мнѣ большую почесть, назначивъ ко мнѣ стражами своихъ четырехъ отвратительныхъ миньйоновъ.

-- Забудь это; теперь ты самъ можешь выбрать себѣ свою стражу, и пусть капитаномъ ея будетъ хоть господинъ де-Бюсси.

Это предложеніе, которое, по мнѣнію принца, должно было польстить и самолюбію Бюсси, совершенно поколебало его рѣшимость: онъ бросилъ еще взглядъ къ алькову, опасаясь встрѣтить грозный взоръ своего друга... но, о диво! Онъ увидѣлъ Бюсси улыбавшагося, веселаго и одобрительно покачивавшаго головою.

-- Это что значитъ? подумалъ герцогъ анжуйскій: -- не-уже-ли Бюсси только для того и добивался войны, чтобъ сдѣлаться капитаномъ моей стражи?

-- Слѣдовательно, прибавилъ онъ вслухъ, но какъ-бы разсуждая самъ-съ-собою:-- слѣдовательно, я долженъ согласиться?

-- Да, да, да! говорилъ Бюсси руками, плечами и головой.

-- Я долженъ оставить анжуйскую провинцію и вернуться въ Парижъ? продолжалъ принцъ.

-- Да, да, да! показывалъ Бюсси съ возраставшею живостью.

-- Конечно, сынъ мой, сказала Катерина:-- не-уже-ли тебѣ такъ трудно воротиться въ Парижъ?

-- Ничего не понимаю! думалъ герцогъ.-- Мы условились, чтобъ я не принималъ никакихъ предложеній, а теперь онъ самъ совѣтуетъ мнѣ мириться.

-- Что же? спросила Катерина съ боязнію:-- ты молчишь?

-- Я подумаю, отвѣчалъ герцогъ, желая предварительно переговорить съ Бюсси:-- а завтра...

-- Онъ сдается, подумала Катерина.-- Я одержала-таки побѣду!

-- Впрочемъ, думалъ герцогъ:-- Бюсси правъ...

Мать и сынъ нѣжно обнялись и разстались.

XI.

Какъ г. де-Монсоро открылъ, закрылъ и опять открылъ глаза, изъ чего слѣдуетъ, что онъ былъ еще живъ.

Пріятно имѣть хорошаго друга, тѣмъ болѣе пріятно, что хорошіе друзья весьма-рѣдки. Реми самъ сознавался въ этомъ, приближаясь къ Меридору на одномъ изъ лучшихъ коней герцога. Онъ охотнѣе взялъ бы Роланда, но опоздалъ: Роландъ, какъ мы знаемъ, былъ въ Меридорѣ.

-- Я очень люблю г. де-Бюсси, говорилъ Годуэнъ дорогой:-- да, кажется, и онъ меня любитъ. Вотъ отъ-чего я сегодня такъ веселъ: я счастливъ за двоихъ!

Вздохнувъ изъ глубины души, онъ прибавилъ:

-- Уфъ! кажется, грудь моя не довольно-широка для вмѣщенія всего моего счастія!..

Надобно, однакожь, приготовиться къ тому, что я скажу Діанѣ:

Если она будетъ печальна, церемонна, пасмурна, то я молча раскланяюсь и приложу руку къ сердцу.

Еслижь она улыбнется, такъ я для своей собственной потѣхи сдѣлаю нѣсколько антрша и пируэтовъ.

Если г. де-Сен-Люкъ еще въ замкѣ, въ чемъ я весьма сомнѣваюсь, то я произнесу ему латинскую рѣчь... А! вотъ я и въ старой рощѣ!

Реми приближался къ оградѣ.

Вдругъ лошадь его остановилась, раздула ноздри, уперлась въ землю передними ногами. Реми, скакавшій во весь галопъ и не ожидавшій этой внезапной остановки, чуть не перелетѣлъ черезъ голову лошади.

Какъ смѣлый и искусный ѣздокъ, Реми пришпорилъ коня, но тотъ не трогался.

Не понимая причины этого упрямства, Реми осмотрѣлся и замѣтилъ на травѣ большую лужу крови, мало-по-малу всасываемой землею и покрывавшей полевые цвѣтки рыжеватой пѣной.

-- Ого! вскричалъ онъ:-- не здѣсь ли г. де-Сен-Люкъ отправилъ г. де-Монсоро на тотъ свѣтъ?

Реми опять сталъ осматриваться.

Въ десяти шагахъ, подъ деревомъ, онъ увидалъ неподвижное тѣло.

-- Ба, ба, ба! Монсоро! произнесъ Реми.-- Hic obiit Nemrod. Если вдова оставляетъ его въ добычу воронамъ и коршунамъ, такъ это добрый знакъ для насъ, и мнѣ прійдется плясать для своей потѣхи.

И, соскочивъ съ лошади, Реми пошелъ къ трупу.

-- Странно, сказалъ онъ: -- онъ здѣсь, мертвъ, а лужа крови тамъ. А! вотъ и слѣдъ... онъ, вѣроятно, доползъ сюда... или, что еще вѣроятнѣе, добрый г. де-Сен-Люкъ дотащилъ его сюда и прислонилъ къ дереву, чтобъ кровь не бросилась ему въ голову. Да, онъ мертвъ... глаза открыты, неподвижны...

Вдругъ Реми отступилъ съ невольнымъ страхомъ; глаза стали медленно закрываться и еще болѣе страшная, синеватая блѣдность покрыла лицо мнимаго мертвеца.

Реми самъ поблѣднѣлъ; но такъ-какъ онъ былъ врачъ, то-есть порядочный матеріалистъ, то почесалъ кончикъ носа и проговорилъ:

-- Credere portends mediocre. Если онъ закрылъ глаза, такъ, стало-быть, живъ еще.

Но такъ-какъ, не смотря на его матеріализмъ, обстоятельство было довольно-непріятное, то Реми почувствовалъ нѣкоторую слабость въ колѣняхъ и опустился къ подножію дерева, возлѣ самаго трупа.

-- Не помню, сказалъ онъ: -- гдѣ я читалъ, что послѣ смерти проявляются иногда нѣкоторые феномены движенія, свидѣтельствующіе только о началѣ разложенія тѣла... Экій злой!.. Даже послѣ смерти своей онъ не даетъ намъ покоя. Экій безпокойный!.. Да, глаза закрылись и блѣдность увеличилась... color albas chroma chloron, какъ говорить Гальянъ; color albus, какъ говоритъ весьма-умный ораторъ, нѣкій Цицеронъ; впрочемъ не трудно узнать живъ онъ, или мертвъ: стоитъ только вонзить ему шпагу въ животъ... если онъ не дрогнетъ, такъ, стало-быть, мертвъ.

И Реми готовился уже исполнить этотъ человѣколюбивый опытъ, онъ схватился уже за шпагу, когда Монсоро опять открылъ глаза.

Это обстоятельство опять сильно поразило Реми: онъ скоро вскочилъ, и холодный потъ выступилъ на лбу его.

Мертвецъ уже не закрывалъ глазъ.

-- Онъ живъ! проговорилъ Реми: -- живъ! Хороши же мы теперь!

Невольная мысль представилась уму молодого человѣка.

-- Онъ живъ, это правда, сказалъ онъ: -- но развѣ я не могу убить его?

И онъ посмотрѣлъ въ лицо обер-егермейстера.

Монсоро смотрѣлъ ему прямо въ глаза съ такимъ страинымъ выраженіемъ, какъ-будто бы угадывалъ его намѣренія.

-- Фи! вскричалъ вдругъ Реми: -- фи! какая скверная мысль! Еслибъ онъ былъ здоровъ и стоялъ передо мною твердо на ногахъ, такъ я убилъ бы его съ удовольствіемъ, съ радостію!.. Но теперь... о! это было бы подло!

-- Помогите! проговорилъ Монсоро: -- помогите, умираю!

-- Mordieu! сказалъ Реми:-- какое критическое положеніе? Я медикъ, слѣдовательно, обязавъ подать помощь умирающему, какъ своему ближнему. Правда, Монсоро такъ отвратителенъ, что я имѣю полное право не называть его ближнимъ... но онъ человѣкъ -- genus homo. Нѣтъ, нѣтъ, я долженъ забыть, что называюсь Годуэномъ, пользуюсь дружбой Бюсси и помнить только, что я врачъ!..

-- Помогите! повторилъ раненный.

-- Сейчасъ, сейчасъ, отвѣчалъ Реми.

-- Позовите священника, доктора.

-- Докторъ здѣсь, а безъ священника мы, можетъ-быть, обойдемся.

-- Годуэнъ! вскричалъ де-Монсоро, узнавъ Реми:-- какими судьбами?

Даже въ такомъ положеніи, Монсоро не измѣнилъ своему характеру; даже въ предсмертной борьбъ онъ былъ мнителенъ.

Реми понялъ смыслъ этого вопроса. Близь этого мѣста не было дороги, и пробраться туда нельзя было случайно. Слѣдовательно, вопросъ графа былъ почти естественъ.

-- Что привело васъ сюда? спросилъ Монсоро, которому подозрѣніе и ревность придали нѣкоторую силу.

-- Я пріѣхалъ сюда по просьбѣ г. де-Сен-Люка, котораго встрѣтилъ въ двухъ льё отсюда, отвѣчалъ Реми.

-- А! моего убійцы! проговорилъ Монсоро., застонавъ отъ боли и отъ злобы.

-- Онъ мнѣ сказалъ: "Реми, скачите въ старую рощу; близь ограды парка вы найдете мертваго человѣка..."

-- Мертваго! повторилъ Монсоро.

-- Онъ думалъ, что вы умерли, отвѣчалъ Реми:-- я пришелъ и увидѣлъ, что васъ побѣдили.

-- Скажите же мнѣ... говорите откровенно: смертельно ли я раненъ?

-- Не знаю, отвѣчалъ Реми: -- надо сперва осмотрѣть вашу рану... позвольте.

Мы уже сказали, что долгъ врача одержалъ верхъ надъ преданностію друга. Реми подошелъ къ Монсоро и со всевозможными предосторожностями снялъ съ него плащъ, полукафтанье и раскрылъ рубашку.

-- Гм! произнесъ Реми:-- очень вамъ больно?

-- Болитъ не грудь, а спина.

-- Посмотримъ. Въ какомъ мѣстѣ?

-- Противъ раны.

-- Вѣроятно, конецъ шпаги встрѣтилъ кость: отъ-того такъ и больно.

И онъ осмотрѣлъ то мѣсто, гдѣ графъ ощущалъ сильнѣйшую боль.

-- Нѣтъ, сказалъ молодой врачъ: -- нѣтъ, остріе не коснулось кости... Оно прошло насквозь! Чортъ возьми... славный ударъ! Пріятно нашему брату ухаживать за жертвами г. де-Сен-Люка! Честное слово, онъ проткнулъ васъ насквозь!

Монсоро лишился памяти; но это нисколько не безпокоило доктора.

-- Итакъ, все въ порядкѣ: обморокъ, слабое біеніе пульса... все въ порядкѣ... Оконечности холодны, продолжалъ Реми, ощупавъ ноги и руки раненнаго; потомъ онъ приложилъ ухо къ груди его: дыханіе прекратилось... звукъ слабый... все въ порядкѣ, какъ слѣдуетъ. Ахъ, чортъ возьми! Кажется, что Діана останется графиней де-Монсоро.

Въ это мгновеніе красноватая пѣна выступила на губахъ раненнаго.

Реми поспѣшно вынулъ изъ кармана футляръ, оторвалъ кусокъ отъ рубашки раненнаго и перевязалъ ему руку.

-- Увидимъ, проговорилъ онъ:-- если кровь потечетъ, такъ значитъ Діана не овдовѣла... если жь не потечетъ... Ахъ, чортъ возьми! течетъ, течетъ!.. Простите, мосьё де-Бюсси, простите... но, какъ врачъ, я исполняю свою обязанность.

И точно: кровь брызнула изъ жилы; почти въ то же время больной сталъ дышать свободнѣе и открылъ глаза.

-- Ахъ! проговорилъ онъ едва слышнымъ голосомъ:-- я думалъ, что все кончено...

-- Нѣтъ еще, нѣтъ еще; очень можетъ быть, что...

-- Я останусь живъ?

-- Кто знаетъ... мало ли что бываетъ? Но прежде всего надобно закрыть рану. Постойте, не шевелитесь. Видите ли, пока я забочусь о вашей наружности, натура работаетъ-себѣ внутри насъ. Я дѣлаю вамъ перевязки, она стряпаетъ новую кожицу. Я пускаю вамъ кровь, она останавливаетъ ее. А! натура удивительная лекарка!.. Постойте, дайте мнѣ утереть вамъ губы.

И Реми провелъ платкомъ по губамъ графа.

-- У меня сначала страшно хлынула кровь изо рта, сказалъ раненный.

-- И прекрасно! значитъ, натура свое дѣлаетъ, если кровотеченіе само-собой прекратилось. Тѣмъ лучше... или нѣтъ, тѣмъ хуже!

-- Отъ-чего же тѣмъ хуже?

-- Тѣмъ лучше для васъ... но тѣмъ хуже для другихъ! Знаете ли, графъ, я ужасно боюсь, что мнѣ посчастливится васъ вылечить?

-- Отъ-чего же вы боитесь?

-- Такъ. У меня есть свои причины.

-- Вы полагаете, что я выздоровѣю?

-- Увы!

-- Вы странный докторъ, г. Реми.

-- А вамъ какое дѣло! лишь бы я вылечилъ васъ!.. Вотъ такъ.

Съ послѣдними словами, Реми всталъ; онъ перевязалъ графу рану.

-- Вы меня оставляете? спросилъ Монсоро съ боязнію.

-- Не говорите такъ много; это можетъ повредить вамъ. Я бы долженъ былъ, по-настоящему, посовѣтовать вамъ кричать во все горло...

-- Я васъ не понимаю.

-- И не за чѣмъ. Ну, теперь вы перевязаны.

-- Что же?

-- Я отправлюсь за носилками.

-- А мнѣ что дѣлать до вашего возвращенія?

-- Лежите смирно, не шевелитесь, дышите тихонько, старайтесь не кашлять, чтобъ не помѣшать натурѣ стряпать свою перепонку. Какое тутъ самое близкое жилье?

-- Меридорскій-Замокъ.

-- Куда идти? спросилъ Реми, притворяясь, будто рѣшительно не знаетъ мѣстности.

-- Идите вдоль ограды и вы дойдете до рѣшетки, или перелѣзьте черезъ ограду и вы очутитесь въ паркѣ.

-- Ладно.

-- Благодарю, великодушный человѣкъ! сказалъ Монсоро.

-- Еслибъ ты зналъ, какъ далеко простирается мое великодушіе, такъ ты еще не такъ бы благодарилъ меня! проворчалъ Реми, удаляясь.

И, сѣвъ на лошадь, молодой докторъ поскакалъ по указанному направленію.

Пять минутъ спустя, онъ пріѣхалъ къ замку, обитатели котораго суетились подобно муравьямъ изъ разореннаго муравейника, и искали тѣло своего господина. Чтобъ выгадать время, Сен-Люкъ нарочно послалъ ихъ въ противоположную сторону.

Реми какъ метеоръ явился между ними и повелъ ихъ въ старую рощу. Онъ хлопоталъ такъ ревностно и усердно, что графиня Монсоро смотрѣла на него съ невольнымъ изумленіемъ.

Тайная, неопредѣленная мысль представилась уму ея и помрачила ангельскую чистоту ея души.

-- А я считала его искреннимъ другомъ г. де-Бюсси, подумала она, между-тѣмъ, какъ Реми удалялся съ носилками, корпіей, бинтами, свѣжей водой -- вообще всѣми вещами, необходимыми для перевязки.

XII.

Какъ герцогъ анжуйскій поѣхалъ въ Меридоръ поздравить графиню Монсоро со смертію мужа, и какъ самъ графъ Монсоро вышелъ къ нему на встрѣчу.

Тотчасъ послѣ разговора съ матерью, герцогъ анжуйскій пошелъ къ Бюсси, чтобъ спросить его о причинѣ неожиданной перемѣны, съ нимъ происшедшей.

Бюсси, возвратившись къ себѣ, въ пятый разъ перечитывалъ письмо Сен-Люка, каждая строка котораго имѣла радостный для него смыслъ.

Катерина же, удалившись въ отведенные ей покои, призывала своихъ дворянъ и приказывала имъ готовиться къ отъѣзду. Она была твердо убѣждена, что дня черезъ два ей можно будетъ ѣхать.

Бюсси встрѣтилъ принца съ ласковой улыбкой.

-- Возможно ли! вскричалъ онъ: -- вы сами, ваше высочество, удостоиваете меня чести...

-- Mordieu! отвѣчалъ герцогъ:-- я пришелъ къ тебъ за объясненіемъ. Ты меня сбилъ съ толку.

-- Какимъ образомъ, ваше высочество?

-- Какъ! вскричалъ герцогъ: -- ты самъ посовѣтовалъ мнѣ вооружиться противъ всѣхъ предложеній матери и твердо, упорно отказываться отъ мира; я во всемъ слѣдую твоему совѣту, и вдругъ, въ ту самую минуту, когда всѣ выгоды клонятся на мою сторону, ты совѣтуешь мнѣ уступить, согласиться?

-- Я совѣтовалъ вамъ упорствовать, потому-что не зналъ, съ какою цѣлію пріѣхала королева. Но, понявъ, что пріѣздъ ея величества клонится къ величайшей славѣ вашего высочества...

-- Къ какой величайшей славѣ? спросилъ герцогъ.-- Я тебя не понимаю.

-- Конечно, къ вашей славѣ! возразилъ Бюсси.-- Что угодно вашему высочеству? Восторжествовать надъ врагами? Не такъ-ли?.. Пусть всѣ говорятъ, что хотятъ, а воля ваша, я не вѣрю, чтобъ вамъ хотѣлось сдѣлаться королемъ.

Герцогъ изъ-подлобья посмотрѣлъ на Бюсси.

-- Найдутся люди, которые станутъ совѣтовать вамъ домогаться короны, продолжалъ молодой человѣкъ: -- но повѣрьте, ваше высочество, эти люди ваши злѣйшіе враги; отстраните ихъ отъ себя... Если жь они будутъ слишкомъ настойчивы, и если вамъ трудно будетъ отдѣлаться отъ нихъ, такъ пришлите ихъ ко мнѣ... я докажу имъ, что они ошибаются.

Герцогъ нахмурился.

-- Притомъ же, продолжалъ Бюсси:-- подумайте, ваше высочество; сообразите свои силы; есть ли у васъ сто-тысячная армія, десять мильйоновъ дохода, сильные союзники за границей, и наконецъ, точно ли намѣрены вы возстать противъ вашего короля, вашего государя?

-- Мой король и государь оскорбилъ меня, сказалъ герцогъ.

-- А! въ такомъ случаѣ, вы правы, объявляйте войну, пріймите титулъ короля Франціи, дѣйствуйте! Повысившись, вы повысите и меня... Я очень-радъ.

-- Кто тебѣ говоритъ о титулѣ короля Франціи? съ досадой возразилъ герцогъ:-- ты разсуждаешь о вещахъ, о которыхъ я никому, ни даже себѣ не позволю помышлять.

-- Въ такомъ случаѣ, намъ и спорить не о чемъ, если мы одного мнѣнія.

-- Одного мнѣнія?

-- Кажется. Берите собственную стражу, которую вамъ предлагаютъ, да требуйте еще въ добавокъ пятьсотъ тысячь ливровъ. Не подписывая мирнаго договора, требуйте, чтобъ анжуйской провинціи дано было право объявлять и вести войну. Такимъ-образомъ у васъ будутъ свои люди, деньги, могущество... а тамъ, что Богъ дастъ!

-- Они подпишутъ теперь что угодно, а когда я возвращусь въ Парижъ, все пропадетъ!.. сказалъ герцогъ.

-- Пропадетъ!.. Какъ можно? Не-уже-ли вы забыли, что предлагала вамъ королева?

-- Она предлагала черезъ-чуръ много.

-- Понимаю... Чѣмъ болѣе она предлагаетъ, тѣмъ менѣе намѣрена держать слово?

-- Разумѣется.

-- Очень-хорошо; но вы забыли, что между-прочимъ она сказала, что капитаномъ вашей стражи можетъ быть Бюсси.

-- Что жь изъ этого слѣдуетъ?

-- Пожалуйте Бюсси капитаномъ вашей стражи, Антраге и Ливаро лейтенантами, Риберака младшимъ лейтенантомъ. Позвольте намъ четверымъ распорядиться по нашему разумѣнію, и вы увидите, осмѣлится ли кто-нибудь не поклониться вамъ!

-- Мнѣ кажется, что ты правъ, Бюсси, сказалъ герцогъ: -- я подумаю.-- Подумайте, ваше высочество.

-- Хорошо; но что ты читалъ такъ внимательно, когда я вошелъ?

-- Ахъ, виноватъ! Письмо.

-- Отъ кого?

-- Я забылъ показать вамъ его; оно касается до васъ еще болѣе, нежели до меня.

-- Стало-быть, это какое-нибудь важное извѣстіе?

-- Важное и весьма-печальное: г. де-Монсоро умеръ.

-- Что-о! вскричалъ герцогъ съ изумленіемъ, въ которомъ Бюсси, пристально смотрѣвшій на принца, замѣтилъ невольную радость.

-- Умеръ, ваше высочество.

-- Графъ де-Монсоро, обер-егермейстеръ, умеръ?

-- Ахъ, Боже мой, да! Мы всѣ смертны!

-- Конечно; но умереть скоропостижно...

-- И это бываетъ. Особенно на поединкѣ.

-- Такъ его убили?

-- Кажется.

-- Кто?

-- Сен-Люкъ. Они поссорились.

-- Ахъ, бѣдный Сен-Люкъ! Онъ прекрасный молодой человѣкъ! вскричалъ принцъ.

-- Не-уже-ли? спросилъ Бюсси: -- я не зналъ, что вы любите его.

-- Сен-Люка любитъ мой братъ, отвѣчалъ герцогъ:-- а такъ-какъ я готовъ мириться съ братомъ, то долженъ любить всѣхъ друзей его.

-- Золотое правило!

-- Но увѣренъ ли ты?

-- Увѣренъ. Вотъ письмо Сен-Люка; но такъ-какъ я столько же недовѣрчивъ, какъ и ваше высочество, то послалъ своего доктора освѣдомиться и изъявить мое искреннее сожалѣніе старому барону.

-- Умеръ! Монсоро умеръ! повторялъ герцогъ анжуйскій:-- безъ всякихъ хлопотъ!

Эти слова такъ же нечаянно вырвались у герцога, какъ и похвала Сен-Люку.

-- Ну, не говорите, сказалъ Бюсси: -- я думаю, Сен-Люку не мало было хлопотъ.

-- Я не то хотѣлъ сказать...

-- Ужь не поручали ли вы кому-нибудь отравить Монсоро? спросилъ Бюсси.

-- Нѣтъ, никому; а ты?

-- О! я не принцъ и не герцогъ, не могу поручать подобныхъ вещей другимъ: я долженъ справляться самъ.

-- А! Монсоро, Монсоро! произнесъ принцъ съ злобной усмѣшкой

-- Вы, кажется, сердиты на бѣднаго Монсоро, ваше высочество?

-- Напротивъ; ты не любилъ его.

-- Я -- дѣло другое, отвѣчалъ Бюсси, невольно покраснѣвъ.-- Не ему ли я обязанъ обидой, причиненной мнѣ вашимъ высочествомъ?

-- Какъ! ты не забылъ еще?

-- Не забылъ, какъ видите; но вѣдь вамъ онъ былъ преданъ всею душою...

-- Полно, полно, прервалъ принцъ Бюсси:-- вели лучше сѣдлать лошадей.

-- Зачѣмъ?

-- Чтобъ ѣхать въ Меридоръ; я хочу высказать свое участіе бѣдной вдовѣ. Впрочемъ, я давно уже собираюсь сдѣлать ей визитъ; того требуетъ вѣжливость, и я долѣе откладывать не стану. Corbleu! я самъ не знаю отъ-чего у меня сегодня такъ легко на сердцѣ.

-- Теперь я ничего не боюсь, подумалъ Бюсси:-- Монсоро умеръ, слѣдственно, не продастъ жены своей герцогу... теперь герцогъ мнѣ не страшенъ, я съумѣю защитить Діану... Я даже очень-радъ случаю увидѣться съ нею.

И онъ вышелъ, чтобъ приказать сѣдлать лошадей.

Четверть часа спустя, когда Катерина спала или притворялась спящею, чтобъ отдохнуть съ дороги и собраться съ мыслями, принцъ, Бюсси и десять дворянъ поскакали на красивыхъ лошадяхъ къ Меридору.

Привратникъ замка подошелъ къ подъемному мосту освѣдомиться объ именахъ посѣтителей.

-- Герцогъ анжуйскій! отвѣчалъ ему принцъ.

Привратникъ немедленно затрубилъ въ рогъ, и всѣ слуги съ любопытствомъ сбѣжались къ подъемному мосту.

Вскорѣ во всемъ замкѣ поднялась страшная суматоха и бѣготня; двери отворялись и затворялись, и старый баронъ вышелъ на крыльцо со связкой ключей въ рукахъ.

-- Кажется, здѣсь не слишкомъ сожалѣютъ о кончинѣ хозяина, сказалъ герцогъ:-- посмотри, Бюсси, ни на одномъ лицѣ незамѣтно ни малѣйшаго слѣда печали.

Молодая женщина появилась на крыльцѣ.

-- А! вотъ и прелестная Діана, вскричалъ герцогъ: -- видишь, Бюсси?

-- Вижу, вижу, ваше высочество, отвѣчалъ молодой человѣкъ: -- но, прибавилъ онъ про себя: -- я не вижу Реми.

Діана вышла на крыльцо; но немедленно за нею выказались носилки, на которыхъ, съ блестящими отъ горячки или ревности глазами, лежалъ Монсоро, болѣе походившій на султана, несомаго въ паланкинѣ, нежели на мертвеца, лежащаго на смертномъ одрѣ.

-- О-го! Это что? вскричалъ герцогъ, обращаясь къ молодому дворянину, поблѣднѣвшему какъ бѣлый платокъ, за которымъ онъ старался скрыть волненіе, выразившееся въ лицѣ его.

-- Да здравствуетъ его высочество, герцогъ анжуйскій! вскричалъ Монсоро, съ усиліемъ поднявъ руку.

-- Смирно! не мѣшайте натурѣ работать! произнесъ за раненнымъ Реми, вѣрный своему долгу.

У придворныхъ изумленіе недолго остается на лицѣ: быстрымъ переходомъ появилась на устахъ принца пріятная улыбка.

-- О! любезный графъ, вскричалъ онъ: -- какая радостная нечаянность!.. Я намъ сказали, что вы убиты!

-- Позвольте, позвольте облобызать ваши руки, ваше высочество, сказалъ раненный.-- Слава Богу, я не только не убитъ, но надѣюсь выздоровѣть, чтобъ опять служить вашему высочеству съ прежнею ревностью и преданностью.

Что касается до Бюсси, то, не будучи ни принцемъ, ни мужемъ, то-есть, не находясь ни въ одномъ изъ двухъ соціальныхъ положеній, въ которыхъ притворство необходимо, онъ чувствовалъ, какъ холодный потъ выступалъ на вискахъ его; онъ не смѣлъ взглянуть на Діану. Ему больно, тяжко было смотрѣть на сокровище, котораго онъ вторично лишился.

-- Пріймите и вы, г. де-Бюсси, мою искреннюю благодарность, сказалъ Монсоро:-- вамъ я почти обязанъ жизнію.

-- Какъ, мнѣ? проговорилъ молодой человѣкъ, думая, что графъ насмѣхался надъ нимъ.

-- Не прямо вамъ, но все-таки я долженъ быть вамъ признателенъ., ибо вотъ мой спаситель! прибавилъ Монсоро, указывая на Реми, съ отчаяніемъ обращавшаго взоръ къ небу:-- онъ возвратилъ меня къ жизни!

И, не смотря на всѣ знаки, которыми бѣдный докторъ хотѣлъ заставить его замолчать, графъ сталъ хвалить искусство, попеченія и заботливость Годуэна.

Герцогъ нахмурилъ брови.

Бюсси бросилъ на Реми взглядъ, исполненный страшной угрозы.

Бѣдный молодой человѣкъ, спрятавшись за Монсоро, пожалъ плечами съ жалобнымъ видомъ, какъ-бы желая сказать:

-- Право, я не виноватъ!

-- Впрочемъ, продолжалъ графъ:-- я узналъ, что Реми нашелъ и васъ однажды умирающаго и спасъ отъ смерти. Пусть это сходство сблизитъ насъ... Я предлагаю вамъ свою дружбу, господинъ Бюсси, пріймите ее: когда Монсоро кого полюбитъ, то полюбитъ надолго и крѣпко; зато ужь если возненавидитъ кого, такъ на вѣки!

Бюсси показалось, что произнося эти слова, Монсоро бросилъ мрачный взглядъ на герцога анжуйскаго.

Герцогъ не замѣтилъ этого взгляда.

-- Все къ лучшему! сказалъ онъ, сходя съ лошади и подавая руку Діанѣ:-- прелестная Діана, мы думали застать васъ въ слезахъ, въ горести и съ удовольствіемъ видимъ, что здѣсь по прежнему царствуетъ счастіе и радость!.. Вамъ же, Монсоро, я совѣтую отдохнуть: отдыхъ необходимъ раненнымъ!

-- Ваше высочество, отвѣчалъ графъ: -- пока Монсоро живъ, онъ никому не уступитъ чести принимать васъ у него въ домѣ, и всюду, куда вы пойдете, люди мои будутъ нести меня за вами.

Казалось, герцогъ понялъ скрытный смыслъ словъ графа и скоро отошелъ отъ Діаны.

Монсоро вздохнулъ свободнѣе.

-- Подойдите къ ней, шепнулъ Реми на ухо Бюсси.

Бюсси подошелъ къ Діанѣ, и Монсоро улыбнулся имъ. Бюсси взялъ руку Діаны, Монсоро продолжалъ улыбаться.

-- Какая счастливая перемѣна! произнесла Діана вполголоса.

-- Я ожидалъ большаго! отвѣчалъ Бюсси шопотомъ.

Баронъ принялъ принца и всю свиту его со всѣмъ блескомъ патріархальнаго гостепріимства.

XIII.

О невыгодахъ слишкомъ-широкихъ носилокъ и слишкомъ-узкихъ дверей.

Бюсси не отходилъ отъ Діаны; благосклонная улыбка Монсоро придавала ему смѣлость, которою онъ отъ души пользовался.

-- Графиня, говорилъ Бюсси Діанѣ: -- вы не повѣрите, какъ я несчастливъ. Получивъ извѣстіе о смерти вашего мужа, я посовѣтовалъ принцу принять предложеніе матери его и воротиться въ Парижъ; онъ согласился -- мы ѣдемъ, а вы останетесь здѣсь.

-- Ахъ, Луи! возразила молодая женщина, слегка пожавъ руку Бюсси:-- какъ вы можете говорить, что вы несчастны? Не-уже-ли вы забыли сколько прекрасныхъ дней мы провели вмѣстѣ? сколько ощутили радостей, одно воспоминаніе о которыхъ наполняетъ сердце мое неизъяснимымъ блаженствомъ?

-- Я ничего не забылъ... напротивъ, я слишкомъ-хорошо помню, и вотъ почему мнѣ такъ трудно лишиться этого счастія! Сердце мое раздирается на части, когда я подумаю о томъ, что долженъ разстаться съ вами!

Діана взглянула на Бюсси; во взоръ его было столько горести, что она опустила голову и задумалась.

Молодой человѣкъ продолжалъ смотрѣть на нее съ умоляющимъ взоромъ.

-- Луи! сказала вдругъ Діана:-- и я поѣду въ Парижъ!

-- Какъ! вскричалъ молодой человѣкъ:-- вы оставите г. де-Монсоро?

-- Нѣтъ, отвѣчала Діана: -- это невозможно... но онъ поѣдетъ со мною.

-- Вы забываете, что онъ раненъ, боленъ...

-- Онъ поѣдетъ... за это я ручаюсь.

И, отойдя отъ Бюсси, она пошла къ принцу, который съ недовольнымъ видомъ разговаривалъ съ Монсоро; вокругъ носилокъ стояли Риберакъ, Антраге и Ливаро.

При видѣ Діаны, лицо графа прояснилось; но эта минута спокойствія была непродолжительна; она мелькнула подобно солнечному лучу между двумя тучами.

Діана подошла къ герцогу и графъ насупилъ брови.

-- Я слышала, ваше высочество, сказала она съ прелестной улыбкой:-- что вы охотникъ до цвѣтовъ. Пожалуйте со мною, я покажу вамъ цвѣтникъ, которому, вѣрно, нѣтъ подобнаго во всей анжуйской провинціи.

Франсуа съ видимою радостію подалъ руку молодой графинѣ.

-- Куда вы хотите идти, графиня? спросилъ Монсоро съ безпокойствомъ.

-- Въ оранжерею.

-- А! произнесъ Монсоро; потомъ, обратившись къ слугамъ, сказалъ:-- несите меня въ оранжерею.

-- Кажется, я хорошо сдѣлалъ, что не убилъ его, подумалъ Реми.-- Онъ самъ-себя убьетъ, и слава Богу!

Діана значительно улыбнулась Бюсси.

-- Не говорите еще графу, что вы уѣзжаете въ Парижъ, шепнула она ему:-- и я обѣщаю вамъ устроить все дѣло.

-- Хорошо, отвѣчалъ Бюсси и подошелъ къ принцу.

-- Ваше высочество, сказалъ онъ ему:-- не проговоритесь; Монсоро не долженъ знать, что вы готовы заключить миръ съ его величествомъ.

-- Отъ-чего?

-- Отъ-того, что изъ желанія подслужиться королевѣ, онъ можетъ открыть ей наше намѣреніе, а это можетъ испортить все дѣло.

-- Правда, правда; такъ ты не довѣряешь ему?

-- Еще бы!

-- И я ему не довѣряю... мнѣ даже кажется, что онъ нарочно прикинулся мертвымъ.

-- Нѣтъ; я навѣрное знаю, что онъ получилъ рану въ грудь; даже Реми считалъ его умершимъ... видно живущъ!

Подошли къ оранжереѣ. Діана ласковѣе прежняго улыбалась герцогу.

Франсуа прошелъ первый, за нимъ Діана; Монсоро требовалъ, чтобъ его пронесли вслѣдъ за ними, но у высокой, узкой готической двери оказалось, что носилки были слишкомъ-широки, и что ихъ невозможно было пронести.

При видѣ слишкомъ-узкой двери и слишкомъ-широкихъ носилокъ, Монсоро застоналъ съ бѣшенствомъ.

Діана вошла въ оранжерею, не обращая вниманія на отчаяніе мужа.

Бюсси, научившійся уже читать въ сердцѣ молодой женщины и понимавшій малѣйшіе взгляды ея, остался у носилокъ и спокойно сказалъ Монсоро:

-- Вы напрасно безпокоитесь, графъ; носилки ваши не могутъ пройдти въ эту дверь.

-- Ваше высочество, ваше высочество! кричалъ Монсоро: -- не ходите въ оранжерею, испаренія иностранныхъ растеній ядовиты, убійственны!

Но Франсуа не слушалъ ничего; не смотря на свою обыкновенную осторожность, онъ былъ такъ счастливъ, ведя Діану подъ руку, что смѣло пошелъ впередъ.

Бюсси уговаривалъ Монсоро не безпокоиться, но тщетно. Физическія страданія имѣли мало вліянія на крѣпкую натуру графа, но моральныя страданія пересилили его. Онъ лишился чувствъ.

Реми опять вступилъ въ свои права; онъ велѣлъ отнести больнаго въ замокъ.

-- Что мнѣ теперь дѣлать? спросилъ Реми молодаго дворянина.

-- Э, mordieu! съ неудовольствіемъ отвѣчалъ Бюсси:-- доканчивай начатое... лечи его!

Потомъ онъ пошелъ къ Діанѣ и разсказалъ ей о случившемся.

Діана немедленнно оставила герцога и пошла къ замку.

-- Удалось ли намъ? спросилъ ее Бюсси шопотомъ, когда она проходила мимо его.

-- Кажется, отвѣчала она:-- во всякомъ случаѣ, не уѣзжайте, не повидавшись съ Гертрудой.

Герцогъ любилъ цвѣты только потому, что ему показывала ихъ Діана; лишь-только она удалилась, онъ вспомнилъ слова Монсоро и поспѣшно вышелъ изъ оранжереи.

Риберакъ, Ливаро, Антраге послѣдовали за нимъ.

Между-тѣмъ, Діана воротилась къ мужу, за которымъ ухаживалъ Реми.

Графъ открылъ глаза.

Онъ сдѣлалъ усиліе, чтобъ вскочить, но Реми предвидѣлъ этотъ случай и во время обморока графа привязалъ его къ постели.

Онъ вторично застоналъ и осмотрѣлся блуждающими глазами. Увидѣвъ Діану, онъ нѣсколько успокоился.

-- А! вы здѣсь, графиня, сказалъ онъ:-- очень-радъ... мнѣ надобно вамъ сказать, что сегодня же вечеромъ мы ѣдемъ въ Парижъ.

Реми хотѣлъ-было воспротивиться этому намѣренію, но Монсоро не обратилъ ни малѣйшаго вниманія на всѣ его доводы.

-- Возможно ли, графъ? вскричала Діана съ обыкновеннымъ своимъ спокойствіемъ:-- а ваша рана?

-- Графиня, возразилъ Монсоро: -- я лучше готовъ умереть, нежели страдать и, хоть бы мнѣ пришлось умереть въ дорогѣ, сегодня мы ѣдемъ.

-- Какъ вамъ угодно, отвѣчала Діана.

-- Мнѣ такъ угодно; готовьтесь же къ отъѣзду.

-- Готовиться недолго; но позвольте узнать, что заставило васъ такъ внезапно рѣшиться...

-- Это вы узнаете, когда вамъ нельзя будетъ болѣе показывать принцу цвѣтниковъ, или когда двери въ мою оранжерею будутъ по-шире.

Діана молча поклонилась.

-- Но помилуйте, графиня, уговорите... началъ-было Реми.

-- Я должна повиноваться волѣ графа, отвѣчала Діана.

И по едва-замѣтному знаку молодой женщины, Реми понялъ, что замѣчанія его были неумѣстны.

Онъ замолчалъ.

-- Они убьютъ его, подумалъ онъ:-- а потомъ скажутъ, что докторъ виноватъ.

Между-тѣмъ, герцогъ анжуйскій готовился къ выѣзду изъ Меридора. Онъ засвидѣтельствовалъ свое почтеніе и признательность за ласковый пріемъ старому барону и сѣлъ на коня.

Въ это время вышла Гертруда; она доложила герцогу, что госпожа ея, будучи принуждена остаться у больнаго мужа, не могла засвидѣтельствовать свое почтеніе его высочеству, и шепнула Бюсси, что Діана уѣзжаетъ въ тотъ же вечеръ.

Герцогъ анжуйскій отправился съ своей свитой.

Франсуа былъ всегда рабомъ своихъ страстей; жестокость Діаны оскорбляла его и заставляла удаляться изъ анжуйской провинціи; улыбка Діаны служила ему примаикой.

Во всю дорогу онъ думалъ о томъ, какъ опасно принять предложеніе королевы.

Но Бюсси былъ проницателенъ: онъ хорошо зналъ характеръ принца и предугадалъ эту перемѣну.

-- Бюсси, сказалъ герцогъ: -- я подумалъ...

-- О чемъ, ваше высочество? спросилъ молодой человѣкъ.

-- О томъ, что мнѣ невыгодно принять предложенія матери.

-- Можетъ-быть; что же вы намѣрены дѣлать?

-- Я хочу просить у ней времени на размышленіе, или, лучше сказать, хочу протянуть дѣло на недѣлю; въ это время я дамъ нѣсколько баловъ, на которые приглашу все здѣшнее дворянство и такимъ-образомъ покажу ей, какъ мы сильны.

-- Чудно придумано, ваше высочество, только...

-- Я пробуду здѣсь еще недѣлю, прервалъ герцогъ Бюсси: -- и въ это время заставлю мать свою согласиться на новыя требованія мои... ты увидишь.

Бюсси сталъ думать.

-- Требуйте, требуйте, ваше высочество, сказалъ онъ послѣ минутнаго молчанія:-- только смотрите, чтобъ эта отсрочка не повредила вашимъ дѣламъ. Король, на-примѣръ, можетъ...

-- Что можетъ король?

-- Не зная вашихъ намѣреніи, онъ можетъ разсердиться... вѣдь вы знаете, какъ онъ вспыльчивъ.

-- Правда, правда; мнѣ надобно бы послать кого-нибудь къ королю съ поклономъ и съ извѣщеніемъ о скоромъ моемъ прибытіи; тогда я могу спокойно протянуть и больше недѣли.

-- Конечно; но этотъ кто-нибудь подвергается большой опасности...

Злобная улыбка выступила на лицѣ герцога.

-- Если я не сдержу слова, не правда ли? спросилъ онъ.

-- А вѣдь если вамъ будетъ выгоднѣе, такъ вы и не сдержите слова, не правда ли? спросилъ Бюсси.

-- Можетъ-быть! отвѣчалъ принцъ.

-- Прекрасно! И вашего посланника пошлютъ въ Бастилью.

-- Онъ не будетъ знать, какое я возложу на него порученіе.

-- Напротивъ; онъ долженъ это знать.

-- Тогда никто не поѣдетъ.

-- Не-уже-ли вы всѣхъ считаете такими трусами?..

-- А не-уже-ли ты знаешь такого храбреца?

-- Знаю.

-- Кто же это?

-- Я, ваше высочество.

-- Ты?

-- Да, я; я очень люблю опасныя порученія.

-- Бюсси, любезный Бюсси, вскричалъ герцогъ:-- если ты окажешь мнѣ эту услугу, я вѣчно буду тебѣ благодаренъ.

Бюсси улыбнулся; онъ зналъ мѣру вѣчности, о которой говорилъ герцогъ.

Франсуа подумалъ, что онъ колебался, и поспѣшилъ прибавить:

-- Я тебъ дамъ десять тысячъ экю на дорогу!

-- Будьте великодушнѣе, ваше высочество, сказалъ Бюсси: -- не-уже-ли вы думаете, что за подобныя услуги можно платить деньгами?

-- Такъ ты ѣдешь?

-- Ѣду.

-- Въ Парижъ?

-- Въ Парижъ.

-- Когда?

-- Когда вамъ угодно.

-- Чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше.

-- Такъ когда же?

-- Какъ ты думаешь?

-- Да хоть сегодня вечеромъ.

-- Мой храбрый, мой добрый Бюсси!-- Не-уже-ли ты въ-самомъ-дѣлѣ согласенъ?

-- Разумѣется! отвѣчалъ Бюсси: -- вѣдь вашему высочеству извѣстно, что изъ угожденія вамъ, я готовъ идти въ огонь. И такъ, рѣшено. Я ѣду сегодня же вечеромъ. Вы оставайтесь здѣсь, веселитесь и требуйте отъ королевы больше!

-- О, непремѣнно!

-- И такъ, прощайте, ваше высочество.

-- Прощай, Бюсси! Только не забудь одного: проститься съ моей матерью.

И Бюсси веселый, радостный, безпечный какъ школьникъ, для котораго наступилъ часъ рекреаціи, отправился къ Катеринѣ и тотчасъ же за тѣмъ сталъ готовиться къ отъѣзду, ожидая только вѣсти изъ Меридора.

Вѣсть пришла на другой день утромъ; Монсоро былъ наканунѣ такъ слабъ, что самъ отложилъ отъѣздъ до слѣдующаго утра.

Но около семи часовъ утра, тотъ же конюхъ, который принесъ Бюсси письмо Сен-Люка, пришелъ извѣстить его, что, не смотря ни на слезы стараго барона, ни на просьбы Реми, графъ отправился въ дорогу на носилкахъ, возлѣ которыхъ ѣхали верхомъ Діана, Реми и Гертруда.

Носилки несли восемь человѣкъ, смѣнявшіеся на каждомъ льё.

Бюсси, ожидавшій только этого извѣщенія, вскочилъ на коня, осѣдланнаго съ вечера, и выѣхалъ на дорогу въ Парижъ.

XIV.

Въ какомъ расположеніи духа былъ король Генрихъ III, когда г. де-Сен-Люкъ воротился ко двору.

Со дня отъѣзда Катерины, король, не смотря на всю надежду, полагаемую имъ на динломацію посланницы, отправившейся въ Анжу, заботился только о принятіи мѣръ для укрощенія могущаго случиться, по милости брата его, возмущенія.

Онъ по опыту зналъ духъ своей фамиліи: онъ зналъ, что можетъ человѣкъ, домогающійся престола и дѣйствующій съ новыми силами противъ человѣка разочарованнаго, утомленнаго уже могуществомъ и властію.

Онъ забавлялся или, лучше сказать, скучалъ какъ Тиверій, составляя съ Шико алфавитные списки людей, назначаемыхъ къ изгнанію за то, что они не довольно-ревностно принимали сторону короля.

Списки эти съ каждымъ днемъ становились длиннѣе.

На буквахъ С и Л, то-есть два раза, король всякій день записывалъ имя Сен-Люка.

Впрочемъ, гнѣвъ короля противъ прежняго любимца былъ постоянно поджигаемъ придворными сплетнями, колкими и ядовитыми намеками придворныхъ на то, что Сен-Люкъ бѣжалъ именно въ анжуйскую провинцію, какъ-бы для того, чтобъ приготовить все къ принятію принца.

Посреди общаго волненія, Шико, воспламенявшій миньйоновъ противъ враговъ его величества, былъ невыразимо-хорошъ.

Онъ былъ тѣмъ болѣе хорошъ, что, повидимому, играя роль мухи около дорожной кареты, исполнялъ гораздо-важнѣйшую роль. Незамѣтнымъ образомъ, мало-по-малу онъ формировалъ, такъ-сказать, цѣлую армію на защиту своего повелителя.

Однажды вечеромъ, когда король ужиналъ съ королевой, съ которою онъ сближался во всѣхъ затруднительныхъ случаяхъ своей политической жизни, -- Шико вошелъ въ комнату и остановился, растопыривъ руки и ноги.

-- Уфъ! произнесъ онъ.

-- Что тамъ? спросилъ король.

-- Мосьё де-Сен-Люкъ, сказалъ Шико.

-- Сен-Люкъ! вскричалъ король.

-- Да.

-- Въ Парижѣ?

-- Да.

-- Въ Луврѣ?

-- Да.

Послъ этого тройнаго подтвержденія, король всталъ изъ-за стола; онъ былъ красенъ и дрожалъ всѣмъ тѣломъ.

Трудно было опредѣлить, какія чувства волновали его.

-- Простите, сказалъ онъ королевѣ, бросивъ салфетку на стулъ: -- мнѣ предстоитъ государственное дѣло, некасающееся до женщинъ.

-- Да, сказалъ Шико съ напыщенною важностью:-- намъ предстоитъ государственное дѣло.

Королева хотѣла встать и удалиться, но король удержалъ ее.

-- Нѣтъ, сказалъ онъ, останьтесь: -- я пойду къ себѣ въ кабинетъ.

-- О, ваше величество! вскричала королева съ нѣжнымъ участіемъ, которое она всегда оказывала своему неблагодарному супругу: -- не гнѣвайтесь, умоляю васъ.

-- Постараюсь, отвѣчалъ Генрихъ, не примѣчая, съ какимъ насмѣшливымъ видомъ Шико закручивалъ усы.

Генрихъ поспѣшно вышелъ изъ комнаты; Шико послѣдовалъ за нимъ.

-- Какъ онъ, измѣнникъ, осмѣлился явиться сюда? спросилъ Генрихъ взволнованнымъ голосомъ.

-- А я почему знаю! отвѣчалъ Шико.

-- Онъ пріѣхалъ, вѣроятно, депутатомъ изъ анжуйской провинціи. Онъ пріѣхалъ посланникомъ отъ моего брата... Вотъ слѣдствія возмущеній!.. Дерзость брата моего внушила и этому измѣннику смѣлость явиться сюда подъ благовидной причиной!..

-- Не знаю, отвѣчалъ Шико.

Король посмотрѣлъ на него и продолжалъ:

-- А, можетъ-быть, онъ пріѣхалъ просить, чтобъ я позволилъ ему опять вступить во владѣніе имуществами, доходъ съ которыхъ я забралъ въ казну... Впрочемъ, я поступилъ не совсѣмъ-справедливо... Вѣдь онъ же не измѣнникъ... не правда ли?

-- Не знаю, повторилъ Шико.

-- Mort de ma vie! Ты надоѣлъ мнѣ своими глупыми отвѣтами! Затвердилъ, какъ попугай: не знаю, не знаю!

-- Mort de ma vie! а ты надоѣлъ мнѣ своими вопросами!

-- Развѣ тебѣ трудно отвѣчать?

-- Да, что мнѣ отвѣчать? Развѣ я какой-нибудь оракулъ? или Юпитеръ, или Аполлонъ, или другой какой-нибудь чревовѣщатель?

-- Шико!..

-- Генрихъ!..

-- Шико, другъ мой, ты видишь мою горесть и не пожалѣешь обо мнѣ.

-- А кто тебѣ велитъ горевать?

-- Какъ не горевать, если всѣ измѣняютъ мнѣ!

-- Кто тебѣ это сказалъ, Ventre de biche!

Теряясь въ догадкахъ, Генрихъ сошелъ къ себѣ въ кабинетъ, куда, при неожиданномъ извѣстіи о возвращеніи Сен-Люка, собрались уже всѣ приближенные короля, между которыми, или, лучше сказать, въ главѣ которыхъ сіялъ Крилльйонъ, съ разгорѣвшимися глазами, красными щеками и ощетинившимися усами, какъ бульдогъ, готовый вступить въ бой.

Посреди всѣхъ этихъ людей стоялъ Сен-Люкъ, спокойно выдерживавшій грозные взгляды, равнодушно прислушивавшійся къ непріязненному ропоту. Но страннѣе всего было, что онъ привелъ съ собою жену, которую усадилъ на табуретѣ возлѣ себя.

Уперевъ руку въ бокъ, Сен-Люкъ бросалъ смѣлые взгляды на окружавшихъ его.

Изъ уваженія къ молодой женщинѣ, нѣкоторые изъ придворныхъ отступили и молчали, не смотря на все желаніе ихъ толкнуть или оскорбить Сен-Люка.

Жанна, скромно закутанная въ дорожную мантилью, сидѣла молча, съ опущенными глазами.

Сен-Люкъ, гордо закутанный въ плащъ, казалось, готовъ былъ вызвать всѣхъ на бой.

Но придворные не желали приступить къ чему-либо рѣшительному, не узнавъ, какъ пріиметъ его король и чѣмъ кончится это свиданіе.

Ожиданіе было общее, когда вошелъ король.

Генрихъ былъ взволнованъ, смущенъ; онъ употреблялъ всѣ усилія, чтобъ казаться грознымъ, величественнымъ.

Онъ вошелъ въ сопровожденіи Шико, по спокойной важности своей болѣе походившаго на короля, нежели Генрихъ.

-- А, вы здѣсь! вскричалъ король, не обративъ вниманія на присутствующихъ.

-- Здѣсь, ваше величество, отвѣчалъ Сен-Люкъ скромно и почтительно поклонившись.

Этотъ отвѣтъ такъ мало поразилъ короля, спокойный и почтительный видъ молодаго человѣка такъ мало подѣйствовалъ на него, что онъ продолжалъ тѣмъ же тономъ:

-- Ваше появленіе въ Луврѣ крайне удивляетъ меня!

Послѣ этихъ оскорбительныхъ словъ, наступило мертвое молчаніе вокругъ короля и его прежняго любимца.

Сен-Люкъ первый прервалъ это молчаніе.

-- Ваше величество, отвѣчалъ онъ съ прежнимъ почтительнымъ спокойствіемъ и ни мало не смущенный словами короля: -- меня еще болѣе удивляетъ то обстоятельство, что при настоящемъ положеніи дѣлъ вы не ожидали меня.

-- Это что значитъ, графъ? возразилъ Генрихъ гордо и закинувъ назадъ голову, съ видомъ оскорбленнаго достоинства.

-- Ваше величество находитесь въ опасности, отвѣчалъ Сен-Люкъ.

-- Въ опасности! вскричали придворные.

-- Да, господа, въ большой, дѣйствительной опасности, въ которой его величеству нужны всѣ преданные ему подданные, отъ мала до велика!... Будучи убѣжденъ, что въ подобной опасности король не отвергнетъ и слабой помощи, я пришелъ предложить его величеству свои услуги...

-- А! сказалъ Шико:-- видишь ли, сынъ мой, я былъ правъ, когда отвѣчалъ не знаю. Могъ ли я предвидѣть такую штуку?

Генрихъ III молчалъ.

Онъ окинулъ быстрымъ взглядомъ все собраніе; казалось, всѣ были оскорблены за короля дерзкими словами молодаго дворянина, но въ то же время во взорахъ всѣхъ отсвѣчивалась зависть, кипѣвшая въ сердцахъ ихъ.

Изъ этого король заключилъ, что поступокъ Сен-Люка былъ изъ тѣхъ, на которые большая часть присутствующихъ не была способна.

Однакожь, онъ не хотѣлъ сдаться сразу.

-- Графъ, отвѣчалъ онъ: -- вы исполнили только свой долгъ, какъ мой подданный.

-- Правда, ваше величество, отвѣчалъ Сен-Люкъ: -- но въ настоящее время многіе изъ подданныхъ забываютъ долгъ свой. Я счастливъ, ваше величество, ибо вы согласны съ тѣмъ, что я исполнилъ свой долгъ.

Обезоруженный этой кротостью и постоянной покорностью, Генрихъ ступилъ шагъ къ Сен-Люку.

-- Итакъ, это единственная цѣль, единственная причина вашего возвращенія? спросила, король.-- Вамъ не дали никакого порученія?

-- Ваше величество, отвѣчалъ Сен-Люкъ съ живостью, замѣтивъ, что въ голосѣ короля не было ни упрека, ни гнѣва:-- я прибылъ единственно съ этой цѣлью. Прикажите меня бросить въ Бастилью, разстрѣлять... я умру спокойно, ибо исполнилъ долгъ свой. Ваше величество, анжуйская провинція возмутилась, Гіенна возмутится... Герцогъ анжуйскій имѣетъ сношенія съ западомъ и югомъ Франціи.

-- И пріятели, сообщники его, ревностно ему помогаютъ? спросилъ король.

-- Ваше величество, отвѣчалъ Сен-Люкъ, понявъ смыслъ вопроса короля:-- ни совѣты, ни убѣжденія не могутъ остановить герцога; не смотря на все свое вліяніе, г. де-Бюсси не можетъ разсѣять страха, внушеннаго герцогу вашимъ величествомъ.

-- А! сказалъ Генрихъ: -- такъ онъ трепещетъ!

И Генрихъ съ трудомъ скрылъ радостную улыбку.

-- Tidieu! вскричалъ Шико, поглаживая подбородокъ: -- мосьё де-Сен-Люкъ, вы благородный человѣкъ!

Потомъ, выступивъ впередъ, онъ продолжалъ:

-- Постой, Генрихъ: дай мнѣ пожать руку г. де-Сен-Люку.

Эти слова увлекли короля. Пропустивъ Шико, онъ медленно подошелъ къ прежнему своему другу и, положивъ ему руку на плечо, сказалъ:

-- Добро пожаловать, Сен-Люкъ, я радъ тебѣ!

-- Ахъ! вскричалъ Сен-Люкъ, цалуя руку короля: -- какъ вы осчастливили меня этими словами!...

-- Однако, какъ ты похудѣлъ, мой бѣдный Сен-Люкъ! сказалъ король: -- я бы не узналъ тебя.

Въ это мгновеніе послышался женскій голосъ.

-- Ваше величество, онъ похудѣлъ съ горя, подвергнувшись гнѣву своего обожаемаго короля.

Хотя этотъ голосъ былъ нѣженъ и почтителенъ, звуки его заставили, однакожь, Генриха вздрогнуть. Этотъ голосъ былъ для него непріятнѣе, нежели раскаты грома Августу.

-- Графиня де-Сен-Люкъ, проговорилъ онъ.-- Ахъ, да! я и забылъ!

Жанна упала къ ногамъ его.

-- Встаньте, графиня, сказалъ король:-- любя Сен-Люка, я люблю и всѣхъ близкихъ сердцу его.

Жанна схватила руку короля и поднесла къ своимъ губамъ.

Генрихъ поспѣшно отдернулъ руку.

-- Преобразуйте его, шепнулъ Шико молодой женщинѣ:-- преобразуйте его, ventre de biche! Вы такъ хороши собою, что вамъ это не трудно.

Но Генрихъ обратился къ Жаннѣ спиною и, обнявъ одной рукою Сен-Люка, ушелъ съ нимъ во внутренніе покои.

-- Итакъ, мы помирились, Сен-Люкъ? спросилъ король.

-- Скажите лучше, что вы помиловали меня, ваше величество, отвѣчалъ молодой дворянинъ.

-- Графиня, шепнулъ Шико Жаннѣ, остановившейся въ нерѣшимости: -- добрая жена не должна покидать своего мужа... особенно, когда мужъ ея въ опасности.

И онъ тихонько толкнулъ Жанну вслѣдъ за королемъ и Сен-Люкомъ.

XV.

Два важныя лица этой исторіи, упущенныя читателемъ изъ вида, опять являются на сцену.

Есть лицо, даже два лица въ нашей исторіи, о которыхъ читатель можетъ требовать у насъ отчета.

Съ покорностію автора древнихъ предисловій, мы спѣшимъ предупредить требованіе, всю важность котораго вполнѣ постигаемъ.

Во-первыхъ, вспомнимъ о дородномъ Горанфло, съ густыми бровями, красными толстыми губами, огромными пухлыми ручищами, широкими плечами и незамѣтной шеей.

Во-вторыхъ, вспомнимъ о большомъ ослѣ Панюржѣ, пріятнымъ образомъ округлявшемся и становившемся лѣнивѣе по мѣрѣ тучнѣнія.

Первый обитаетъ въ келльѣ Сен-Женевьевскаго-Монастыря.

Второй обитаетъ въ конюшнѣ того же монастыря, гдѣ ѣстъ съ утра до вечера.

Оба наслаждаются совершеннымъ счастіемъ. Женовевцы ухаживаютъ за своимъ прославившимся товарищемъ и, подобно божествамъ третьяго разряда, ухаживавшимъ за орломъ Юпитера, павлиномъ Юноны и голубями Венеры, откармливаютъ Панюржа въ честь его хозяина.

Около кухни аббатства постоянно носится самый аппетитный запахъ; бутылки славнѣйшаго бургонскаго вина постоянно опоражниваются. Прибудетъ ли какой-либо миссіонеръ изъ далекихъ странъ, либо легатъ отъ его святѣйшества съ индульгенціями -- и тому и другому непремѣнно показываютъ брата Горанфло, владѣющаго словомъ и мечомъ, и показываютъ во всемъ блескѣ его величія, то-есть, за столомъ, въ которомъ нарочно сдѣлана вырѣзка для помѣщенія живота его: путешественники приходятъ въ восторгъ, любуясь аппетитомъ толстаго сотрапезника, ѣдящаго за восьмерыхъ дюжихъ молодцовъ.

Когда путешественникъ налюбуется этимъ чудомъ, настоятель набожно складываетъ руки и, подилвъ глаза къ небу, говоритъ:

-- Какая чудная натура! братъ Горанфло любитъ искусства, науки и добрый столъ; вы видите, какъ онъ ѣстъ, но если бъ вы слышали, какъ онъ говоритъ! Если бъ, въ-особенности, слышали одну рѣчь, которую онъ говорилъ ночью и въ которой готовъ былъ пожертвовать собою ради святой вѣры!..

Иногда, однакожь, появляется облачко на челѣ славнаго Горанфло... Тщетно жирная дичина вкуснымъ запахомъ щекочетъ тогда его ноздри, тщетно маленькія фламандскія устрицы, которыхъ онъ шутя поглощаетъ тысячу, приглашаютъ его заглянуть въ ихъ перламутровую внутренность; тщетно въ бутылкахъ искрится золотое вино... Горанфло мраченъ, Горанфло мечтаетъ, Горанфло не хочетъ ни ѣсть, ни пить.

Тогда разносится слухъ, что достойный женовевецъ въ экстазѣ, и всѣ съ большимъ противъ прежняго уваженіемъ смотрятъ на него.

-- Тс, тише! говорятъ всѣ шопотомъ: -- не будемъ мѣшать экстазу брата Горанфло.

И всѣ почтительно и на цыпочкахъ расходятся.

Пріоръ выжидаетъ минуту, когда братъ Горанфло какъ-бы приходитъ въ себя, подходитъ къ нему, нѣжно беретъ руку его и вопрошаетъ почтительно.

Горанфло подымаетъ голову и безсмысленными глазами глядитъ на настоятеля.

Онъ возвращается изъ міра мечтаніи на землю.

-- Что вы дѣлали, достойный братъ? спрашиваетъ пріоръ.

-- Кто, я? говоритъ Горанфло.

-- Да, вы; вы чѣмъ-то были заняты.

-- Правда; я сочинялъ рѣчь.

-- Въ родѣ той, которую вы съ такимъ жаромъ произнесли въ ночь святой лиги?

Всякій разъ, когда Горанфло говорятъ объ этой рѣчи, онъ сожалѣетъ о томъ, что природа создала его лунатикомъ.

-- Ахъ! говоритъ онъ, глубоко вздыхая: -- хоть бы я записалъ эту рѣчь!

-- Зачѣмъ вамъ записывать, любезный братъ? Нѣтъ, вы говорите по-вдохновенію; вамъ стоитъ только открыть ротъ -- и краснорѣчивыя слова такъ сами-собою и польются!

-- Вы думаете? спрашиваетъ Горанфло.

-- Блаженны невѣрующіе въ себя! отвѣчаетъ пріоръ.

И точно, по-временамъ Горанфло, понимающій затруднительность своего положенія, придумываетъ рѣчь, но она ему не дается; тогда горесть овладѣваетъ имъ и по окончаніи обѣда, или во время экстаза, онъ встаетъ и, какъ-бы влекомый невидимою рукою, отправляется въ конюшню. Тамъ онъ съ любовію смотритъ на Панюржа, встрѣчающаго его радостнымъ крикомъ; тамъ Горанфло поглаживаетъ мягкую шерсть своего пріятеля... и пріятель радостно вопитъ и валяется на мягкой подстилкѣ.

Пріоръ и трое или четверо изъ важнѣйшихъ лицъ аббатства сопровождаютъ обыкновенно, въ подобныхъ случаяхъ, брата Горанфло и всячески стараются подслужиться къ Панюржу; одинъ предлагаетъ ему пирожковъ, другой сухариковъ, третій макаронъ... точно такъ желавшіе угодить Плутону подносили Церберу медовые пирожки.

Панюржъ не гордъ; онъ отвѣчаетъ на всѣ ласки и, не имѣя экстазовъ, не сочиняя рѣчей, находитъ, что онъ счастливѣйшій изъ ословъ всего міра.

Пріоръ смотритъ на Горанфло съ чувствомъ.

-- Простота и кротость, говоритъ онъ: -- вотъ добродѣтели сильныхъ!

Горанфло узналъ, что по-латинѣ ita значитъ, да; и что бы ему ни говорили, онъ на все отвѣчаетъ съ наивнымъ достоинствомъ:

-- Ita.

Ободренный этимъ отвѣтомъ, аббатъ иногда говоритъ ему:

-- Вы слишкомъ-много трудитесь, мой любезный братъ; это дѣлаетъ васъ задумчивымъ.

-- Можетъ-быть, отвѣчаетъ смиренный ораторъ аббату Жозефу Фулону.

-- Можетъ-быть, наша пища слишкомъ-груба для васъ? продолжаетъ пріоръ:-- не прикажете ли перемѣнить брата-повара? Вѣдь вы знаете, любезный братъ: Qu œ dam saturationes minus succedunt.

-- Ita, отвѣчаетъ Горанфло, продолжая поглаживать своего осла.

-- Какъ, вы ласкаете вашего Панюржа, любезный братъ, говоритъ пріоръ: -- не намѣрены ли вы предпринять какое-нибудь путешествіе?

-- О! отвѣчаетъ Горанфло со вздохомъ.

Въ этомъ-то и заключается причина грусти бѣднаго Горанфло. Сначала, изгнаніе изъ монастыря казалось ему неизмѣримымъ бѣдствіемъ, но въ-послѣдствіи онъ узналъ безконечныя радости и невѣдомыя дотолѣ удовольствія, источникомъ которыхъ была свобода!.. Посреди благополучнаго состоянія, Горанфло чувствуетъ, что неутомимый червь точитъ сердце его; червь этотъ -- желаніе свободы; свободы съ веселымъ товарищемъ, съ Шико; съ Шико, котораго онъ любитъ, самъ не зная за что; можетъ-быть за то, что Шико иногда бивалъ его.

-- Увы! говоритъ съ робостію одинъ изъ братій, наблюдающій за выраженіемъ лица брата Горанфло: -- мнѣ кажется, что вы не ошиблись, достойный пріоръ; монастырская жизнь утомила нашего знаменитаго брата.

-- Не утомила, отвѣчаетъ Горанфло:-- но чувствую, что я рожденъ для борьбы, для уличной политики, для публичныхъ рѣчей.

И при этихъ словахъ глаза Горанфло засверкали; онъ вспомнилъ о яичницахъ, которыми подчивалъ его Шико, объ анжуйскомъ винѣ Клода Бономе, о маленькой комнаткѣ гостинницы Рога-Изобилія.

Съ вечера лиги, или, лучше сказать, съ утра, когда онъ вернулся домой, его не выпускали изъ монастыря; съ-тѣхъ-поръ, какъ король назначилъ себя главою союза, лигёры стали осторожнѣе.

Горанфло такъ простъ, что онъ и не подумалъ воспользоваться своимъ вліяніемъ, чтобъ выйдти изъ аббатства. Ему сказали:

-- Братъ, изъ монастыря выходить запрещается,-- и онъ не выходилъ.

Никто не подозрѣвалъ жажды свободы, заставлявшей его пренебрегать монастырскими радостями.

Замѣчая, что задумчивость и уныніе Горанфло возрастали съ каждымъ днемъ, пріоръ сказалъ ему однажды:

-- Любезный братъ, никто не долженъ идти противъ своей судьбы; вамъ суждено бороться за истинную вѣру; идите же, исполняйте порученіе, возложенное на васъ свыше, только берегите свою драгоцѣнную жизнь и воротитесь къ великому дню.

-- Къ какому великому дню? спросилъ Горанфло, не умѣя скрыть своей радости.

-- Къ празднику тѣла Господня.

-- Ita! отвѣчалъ проповѣдникъ съ значительнымъ видомъ: -- но, прибавилъ онъ: -- дайте мнѣ денегъ... милостынями долженъ я снискать любовь народа.

Пріоръ поспѣшилъ принесть огромный мѣшокъ съ деньгами. Горанфло запустилъ въ него руку.

-- Велики будутъ проценты на эти деньги! сказалъ Горанфло, спрятавъ горсть денегъ въ карманъ и опять запуская руку въ мѣшокъ.

-- Но избрали ли вы текстъ для рѣчи, любезный братъ? спросилъ Жозефъ Фулонъ.

-- Какъ же!

-- Скажите мнѣ его.

-- Охотно; только вамъ однимъ.

Пріоръ сталъ внимательно слушать.

-- Цѣпъ, молотящій рожь, бьетъ самого-себя, сказалъ Горанфло.

-- О, чудесно! дивно! вскричалъ пріоръ.

И всѣ присутствовавшіе, довѣряя рѣшенію настоятеля, повторили за нимъ:

-- Чудесно! дивно!

-- Теперь я свободенъ? спросилъ Горанфло.

-- Да, сынъ мой, вскричалъ почтенный аббатъ: -- гряди на предназначенному тебѣ пути!

Горанфло велѣлъ осѣдлать Панюржа, влѣзъ на него при помощи двухъ дюжихъ братій, и въ семь часовъ вечера выѣхалъ изъ аббатства.

Это происходило въ тотъ самый день, когда Сен-Люкъ воротился изъ Меридора. Новости, полученныя изъ анжуйской провинціи, волновали Парижанъ.

Проѣхавъ мимо Якобинскаго-Монастыря, Горанфло хотѣлъ-было поворотить направо, какъ вдругъ Панюржъ вздрогнулъ: -- тяжелая рука опустилась на спину его.

-- Кто тамъ? вскричалъ Горанфло съ испугомъ.

-- Другъ, отвѣчалъ знакомый голосъ.

Горанфло очень хотѣлось обернуться, но давно не ѣздивъ верхомъ, онъ отвыкъ и боялся упасть.

-- Что вамъ надобно? спросилъ онъ не оглядываясь.

-- Не можете ли вы, почтеннѣйшій братъ, указать мнѣ дорогу къ гостинницѣ Рога-Изобилія?

-- Morbleu! вскричалъ Горанфло съ восторгомъ: -- это мосьё Шико!

-- Именно, отвѣчалъ Гасконецъ:-- я шелъ за вами въ монастырь, вселюбезнѣйшій братъ; но сама Фортуна помогаетъ мнѣ, выславъ васъ ко мнѣ на встрѣчу... И такъ, здравствуй, пріятель! Ventre de biche! ты, кажется, похудѣлъ,

-- А вы, мосьё Шико, пополнѣли, -- честное слово!

-- Мнѣ кажется, что мы оба льстимъ другъ другу.

-- Но что это у васъ, мосьё Шико? куда вы съ этой тяжелой ношей?

-- Это четверть оленины, которую я унесъ изъ кухни его величества, отвѣчалъ Гасконецъ: -- мы зажаримъ ее.

-- О, любезнѣйшій мосьё Шико! вскричалъ монахъ: -- а подъ мышкой у васъ что?

-- Бутылка кипрскаго вина, присланнаго другимъ королемъ моему королю.

-- Не-уже-ли?

-- Да; это мое любимое вино, отвѣчалъ Шико: -- а ты любишь?

-- Ого-го! кричалъ Горанфло, не будучи въ состояніи произнести слова отъ радости и попрыгивая на Панюржѣ, кряхтѣвшемъ подъ тяжелой ношей: -- Ого-го, ого-го!

И поднявъ руки кверху онъ запѣлъ громкимъ голосомъ такъ, что въ сосѣднихъ домахъ задрожали окна:

La musique a des appats.

Mais on ne fait que l'entendre;

Les fleurs ont le parfum tendre,

Mais l'odeur ne nourrit pas.

Sans que notre main у touche,

Un beau ciel flatte nos yeux;

Mais le vin coule en la bouche,

Mais le vin же sent, se touche

Et se boit; je l'aime mieux

Que musique, fleurs et cieux.

Въ-продолженіе цѣлаго мѣсяца, Горанфло было не до пѣсенъ, за то теперь онъ ревѣлъ во все горло.

XVI.

Эскулапъ и Меркурій.

Оставимъ друзей въ гостинницѣ Рога-Изобилія, куда, если читатели помнятъ, Шико иначе не водилъ своего пріятеля, какъ съ намѣреніями, важность которыхъ послѣдній и не подозрѣвалъ, и возвратимся къ г. де-Монсоро, несомому въ закрытыхъ носилкахъ по парижской дорогѣ, и къ Бюсси, выѣхавшему изъ Анжера вслѣдъ за раненнымъ.

Всаднику не трудно догнать идущихъ пѣшкомъ, но ему трудно не перегнать ихъ; что и случилось съ Бюсси.

Былъ конецъ мая. Было жарко, особенно около полудня, а потому г. де-Монсоро приказалъ остановиться въ маленькомъ лѣску, въ сторонѣ отъ дороги. Такъ-какъ онъ желалъ, чтобъ герцогъ анжуйскій узналъ какъ-можно-позже о его отъѣздѣ, то и приказалъ всѣмъ пойдти къ чашу лѣса и не показываться на дорогу. Изъ Меридора была взята провизія, и они могли пообѣдать, не ходя въ гостинницу.

Въ это время проѣхалъ Бюсси.

Онъ вездѣ освѣдомлялся и до дюртальскаго селенія получалъ удовлетворительные отвѣты; итакъ, будучи убѣжденъ, что скоро догонитъ Діану, онъ ѣхалъ шагомъ и на каждомъ возвышеніи поднимался на стременахъ, смотря въ даль, не увидитъ ли путешественниковъ, за которыми ѣхалъ. Но, вопреки своему ожиданію, онъ вдругъ потерялъ слѣдъ ихъ. Никто не видалъ такихъ путешественниковъ, какихъ онъ описывалъ и, прибывъ въ Ла-Флешъ, Бюсси убѣдился, что перегналъ ихъ.

Тогда онъ вспомнилъ маленькій лѣсокъ, мимо котораго проѣзжалъ и передъ которымъ лошадь его заржала, надувъ ноздри.

Бюсси остановился въ самой невидной корчмѣ и убѣдившись, что лошадь его будетъ хорошо накормлена, сѣлъ къ окну, спрятавшись, однакожь, за лоскутъ холста, служившій занавѣской.

Бюсси потому выбралъ эту корчму, что она находилась прямо противъ лучшей гостинницы города, въ которой, какъ онъ думалъ, непремѣнно остановится графъ Монсоро.

Онъ не ошибся; въ четвертомъ часу по полудни, прискакалъ слуга и вошелъ въ гостинницу.

Полчаса спустя, показались путешественники.

Слугѣ было поручено найдти носильщиковъ для смѣны. Такъ-какъ Монсоро былъ слишкомъ-ревнивъ, то вмѣстѣ съ тѣмъ онъ былъ и щедръ, а потому въ охотникахъ нести его не было недостатка.

Графъ, графиня, Реми и Гертруда вошли въ гостинницу. Діана вошла послѣдняя, и Бюсси замѣтилъ, что она осматривалась съ безпокойствомъ. Онъ хотѣлъ-было показаться, но удержался: неосторожность могла испортить все дѣло.

Наступилъ вечеръ. Бюсси надѣялся, что Реми выйдетъ, или что Діана покажется у окна, а потому закутался въ плащъ и вышелъ на улицу.

Онъ прождалъ до девяти часовъ. Въ это время слуга вышелъ.

Пять минутъ спустя, восемь человѣкъ подошли къ двери гостинницы; четверо изъ нихъ вошли въ домъ.

-- О! подумалъ Бюсси:-- не-уже-ли они будутъ путешествовать и ночью? Это было бы прекрасно!

И точно, все подтверждало это предположеніе: ночь была теплая, небо усѣяно звѣздами, весенній вѣтерокъ, нѣжный и ароматный, освѣжалъ воздухъ.

Носилки показались въ дверяхъ.

Потомъ изъ воротъ выѣхали Діана, Реми и Гертруда.

Діана опять стала осматриваться, но графъ позвалъ ее, и она должна была приблизиться къ носилкамъ.

Четыре смѣнные носильщика зажгли факелы и пошли по сторонамъ дороги.

-- Прекрасно, подумалъ Бюсси: -- я самъ не могъ бы распорядиться лучше.

Онъ воротился въ корчму, осѣдлалъ свою лошадь и поѣхалъ за путешественниками. Факелы указывали ему дорогу.

Монсоро не отпускалъ Діаны отъ себя ни на минуту.

Онъ разговаривалъ съ нею. Приглашеніе герцога въ оранжерею служило текстомъ неистощимыхъ комментаріевъ и ядовитыхъ вопросовъ.

Реми и Гертруда дулись другъ на друга, или, лучше сказать,-- Реми мечталъ, а Гертруда дулась на Реми.

Причину этого не трудно объяснить. Съ-тѣхъ-поръ, какъ Діана любила Бюсси, Реми не считалъ болѣе нужнымъ быть влюбленнымъ въ Гертруду.

И такъ, одни ссорились, другіе дулись, когда Бюсеи, слѣдовавшій на значительномъ разстояніи отъ кавалькады, желая дать знать о себѣ молодому доктору, свиснулъ въ серебряный свистокъ, которымъ онъ обыкновенно призывалъ своихъ слугъ у себя дома.

Свистъ былъ рѣзкій. Реми тотчасъ же узналъ его.

Діана вздрогнула и посмотрѣла на доктора, который утвердительно кивнулъ головою.

Потомъ Реми сзади подъѣхалъ къ молодой графинѣ и шепнулъ ей:

-- Это онъ.

-- Что тамъ? спросилъ Монсоро: -- кто говоритъ съ вами, графиня?

-- Со мной? никто.

-- Неправда; я видѣлъ какъ кто-то подъѣхалъ къ вамъ и что-то сказалъ.

-- Это былъ Реми, отвѣчала Діана:-- ужь не ревнуете ли вы къ мосьё Реми?

-- Нѣтъ; но я люблю, чтобъ говорили громко.

-- Есть, однакожь, вещи, которыхъ нельзя говорить громко при васъ, сказала Гертруда, подоспѣвъ на помощь къ своей госпожѣ,

-- Почему?

-- По двумъ причинамъ.

-- По какимъ?

-- Во-первыхъ, есть вещи, вовсе незанимательныя для вашего сіятельства, и есть другія, слишкомъ для васъ занимательныя.

-- А къ какому роду принадлежатъ вещи, о которыхъ мосьё Реми говорилъ сейчасъ графинѣ?

-- Ко второму.

-- Что вамъ сказалъ Реми? Говорите, графиня, я этого требую.

-- Я сказалъ, что если вы не будете вести себя какъ прилично больному, то умрете, не проѣхавъ одной трети дороги.

При свѣтъ факеловъ можно было замѣтить смертную блѣдность, покрывшую лицо Монсоро.

Діана задумалась и молчала.

-- Пріудержите нѣсколько вашу лошадь, шепнулъ Реми Діанѣ: -- отстаньте; онъ догонитъ васъ.

Хотя Реми говорилъ шопотомъ, Монсоро разслышалъ, однакожь, этотъ шопотъ, не различивъ словъ; онъ скоро оглянулся и увидѣлъ, что Діана слѣдовала за нимъ.

-- Еще одно такое движеніе, сказалъ Реми:-- и вамъ нѣтъ спасенія.

Съ нѣкотораго времени, Діана стала смѣлѣе. Вмѣстѣ съ любовію въ ней развилась смѣлость, которую истинно-любящія женщины доводятъ обыкновенно до безразсудства.

Она поворотила лошадь и спокойно стала ждать.

Въ то же мгновеніе Реми соскочилъ съ лошади, отдалъ поводъ Гертрудѣ и подошелъ къ больному, чтобъ занять его.

-- Покажите пульсъ, сказалъ онъ:-- я увѣренъ, что у васъ лихорадка.

Пять минутъ спустя, Бюсси ѣхалъ рядомъ съ Діаною.

Молодые любовники не нуждались уже въ словахъ. Они нѣжно обнялись и забылись въ сладостномъ поцалуѣ.

Бюсси первый прервалъ молчаніе.

-- Ты видишь, сказалъ онъ:-- ты ѣдешь, и я за тобой.

-- О! какъ я буду счастлива, Бюсси, зная, что ты со мною! Со мною, днемъ и ночью.

-- Но днемъ онъ увидитъ меня.

-- Нѣтъ, ты будешь ѣхать за нами, и я одна буду тебя видѣть, мой Луи. На поворотахъ, на пригоркахъ, я буду видѣть перо на твоей шляпѣ, конецъ твоего плаща; все будетъ говорить, что ты со много, что ты любишь меня!.. И вечеромъ, когда синій покровъ опустится на землю, ты подъѣдешь ко мнѣ... мы будемъ вмѣстѣ! О, какое счастіе!

-- Говори, говори, моя милая, возлюбленная Діана; ты сама не знаешь, сколько гармоніи въ твоемъ голосѣ.

-- И когда мы будемъ ѣхать ночью,-- Реми говоритъ, что это не повредитъ больному,-- мы обнимемся, поцалуемся, и одно пожатіе руки скажетъ тебѣ, что я весь день думала о тебѣ, о тебѣ одномъ!

-- О! какъ я люблю тебя! Какъ я люблю тебя! проговорилъ Бюсси.

-- Мнѣ кажется, продолжала Діана: -- души наши такъ тѣсно связаны, что даже въ отдаленіи, безъ словъ, безъ взглядовъ мы будемъ понимать другъ друга.

-- Да, но видѣть тебя... сжимать тебя въ объятіяхъ... о, Діана! Діана!

И лошади молодыхъ людей шли рядомъ, а они забывали весь міръ...

Вдругъ раздался голосъ, заставившія обоихъ вздрогнуть,-- Діану отъ страха, Бюсси отъ гнѣва.

-- Графиня, гдѣ вы? спрашивалъ этотъ голосъ:-- Діана, гдѣ вы? отвѣчайте же!

Это восклицаніе рѣзко прервало ночную тишину.

-- О! это онъ, это онъ! Я забыла его, проговорила Діана.-- Это онъ!.. О, сладкій сонъ! ужасное пробужденіе!

-- Послушай! говорилъ Бюсси:-- послушай, Діана, мы соединены... Скажи одно слово, и ты навсегда будешь принадлежать мнѣ. Убѣжимъ, Діана. Посмотри, передъ нами пространство, свобода, счастіе! Одно слово, и мы ускачемъ! Одно слово, и ты вѣчно будешь принадлежать мнѣ!..

И онъ страстно удерживалъ молодую женщину.

-- А мой отецъ? спросила Діана.

-- Когда баронъ узнаетъ, какъ я люблю тебя...

-- О, Луи, что ты говоришь! сказала Діана.-- Ты забываешь, что онъ отецъ!..

Это слово заставило Бюсси прійдти въ себя.

-- Приказывай, милая Діана, отвѣчалъ онъ: -- и я повинуюсь.

-- Послушай, сказала она, вытянувъ впередъ руку: -- будемъ сильнѣе демона, преслѣдующаго насъ; не опасайся ничего, и ты увидишь, умѣю ли я любить.

-- Итакъ, намъ должно разстаться, проговорилъ Бюсси.

-- Графиня! графиня! продолжалъ кричать голосъ Монсоро.-- Отвѣчайте, или, хоть бы мнѣ пришлось убиться, я соскочу съ проклятыхъ носилокъ!

-- Прощай, сказала Діана: -- прощай; я знаю, что онъ готовъ исполнить то, что сказалъ...

-- Ты жалѣешь о немъ?

-- Ревнивецъ! возразила Діана съ очаровательнымъ выраженіемъ голоса и прелестной улыбкой.

Бюсси не удерживалъ ея болѣе.

Въ два скачка, Діана воротилась къ носилкамъ. Графъ былъ почти въ обморокѣ.

-- Остановитесь, остановитесь! произносилъ онъ хриплымъ голосомъ.

-- Morbleu! кричалъ Бюсси:-- не останавливайтесь! Онъ бѣснуется... а если ему надоѣло жить, такъ пускай соскочитъ съ носилокъ.

И носильщики не останавливались.

-- Но кого же вы зовете? спросила Гертруда.-- Графиня здѣсь, со мною. Сударыня, пожалуйте сюда; у его сіятельства бредъ, горячка...

Діана вступила въ кругъ, освѣщенный факелами, не говоря ни слова.

-- А! произнесъ Монсоро, задыхаясь:-- гдѣ вы были?

-- Гдѣ же мнѣ быть, какъ не за вами?

-- Возлѣ меня, графиня, возлѣ меня; не отходите отъ меня ни на шагъ.

Діанѣ не зачѣмъ было болѣе отставать: она знала, что Бюсси ѣхалъ за ними, она видѣла его.

Прибыли къ мѣсту смѣны носильщиковъ. Монсоро отдохнулъ нѣсколько часовъ и хотѣлъ отправиться далѣе.

Онъ нетерпѣливо желалъ удалиться отъ Анжера.

Но-временамъ возобновлялась описанная нами сцена.

-- Хоть бы онъ задохся отъ бѣшенства! ворчалъ Реми: -- честь доктора будетъ спасена!

Но Монсоро не задохся: напротивъ, но прошествіи десяти дней, онъ прибылъ въ Парижъ почти здоровый.

Реми былъ докторъ искусный, болѣе искусный, нежели онъ самъ желалъ.

Въ-продолженіе десяти дней путешествія, Діанѣ нѣжностію и ласками удалось смягчить гордость Бюсси.

Она уговорила его сблизиться съ Монсоро и принять дружбу, которую онъ предлагалъ ему.

Предлогъ перваго посѣщенія былъ самый простой: здоровье графа.

Реми лечилъ мужа и носилъ записки женѣ.

-- Эскулапъ и Меркурій, говорилъ онъ про себя.

XVII.

Какъ посланникъ герцога анжуйскаго прибылъ въ Парижъ.

Между-тѣмъ, ни Екатерина, ни герцогъ анжуйскій не возвращались въ Лувръ, и слухъ о рѣшительномъ разрывѣ между братьями болѣе и болѣе распространялся.

Король не получалъ никакихъ извѣстій отъ матери, и вмѣсто того, чтобъ слѣдовать пословицѣ: нѣтъ вѣстей -- хорошія вѣсти, онъ говорилъ покачивая головой:

-- Нѣтъ вѣстей -- дурныя вѣсти!

Миньйоны же присовокупляли:

-- Дурные сов ѣ тники уговорили Франсуа задержать королеву.

Дурные сов ѣ тники: въ этихъ двухъ словахъ заключается вся политика этого страннаго и трехъ предшествовавшихъ царствованій.

Благодаря дурнымъ совѣтникамъ, Карлъ IX дозволилъ варѳоломеевскую ночь. Благодаря дурнымъ совѣтникамъ, Франсуа дозволилъ амбуазское убійство. Благодаря дурнымъ совѣтникамъ, Гсприхъ II, отецъ этого страшнаго рода, приказывалъ жечь еретиковъ...

Никто не смѣлъ сказать королю:

-- Въ жилахъ вашего брата течетъ дурная кровь; по обычаю всего вашего рода, онъ безпрестанно домогается престола какими бы то ни было средствами: хитростью ли, измѣной или убійствомъ; онъ хочетъ сдѣлать вамъ то же, что вы сдѣлали вашему старшему брату, что тотъ сдѣлалъ своему старшему брату, и чему научила васъ всѣхъ родная мать.

Нѣтъ, король того времени, король XVI вѣка, принялъ бы всѣ эти замѣчанія за оскорбленія, за дерзости.

И такъ, миньйоны говорили Генриху III:

-- Ваше величество, братъ вашъ окруженъ дурными совѣтниками.

А такъ-какъ только одинъ человѣкъ могъ давать совѣты герцогу анжуйскому, то противъ него и подымалась страшная гроза, усиливавшаяся съ каждымъ днемъ.

Этотъ человѣкъ былъ Бюсси.

Въ открытыхъ совѣщаніяхъ предлагали только угрозу, а въ домашнемъ кругу короля, ему совѣтовали употребить другія, болѣе дѣйствительныя и вѣрныя мѣры: ядъ или сталь, какъ вдругъ разнесся слухъ, что герцогъ анжуйскій отправилъ къ королю посланника.

Какъ разнесся этотъ слухъ? Кто распустилъ его? Кто принесъ эту вѣсть?

Это такъ же трудно объяснить, какъ то, зачѣмъ и для чего вихрь уноситъ песокъ, зачѣмъ и для чего вѣтеръ разноситъ городской гуль по окрестностямъ.

Есть какой-то тайный демонъ, снабжающій вѣсти крыльями и распускающій ихъ по воздуху въ разныя стороны.

Когда извѣстіе, о которомъ мы упомянули, достигло Лувра, въ немъ поднялась страшная суматоха. Король поблѣднѣлъ отъ гнѣва, а придворные, подражая всегда своему повелителю, позеленѣли.

Всѣ поклялись... трудно пересказать всѣ клятвы, но вотъ главнѣйшія изъ нихъ:

Если посланникъ старъ, то его осмѣютъ, одурачатъ и упрячутъ въ Бастилью.

Если онъ молодъ, его оскорбятъ, вызовутъ на поедники, проводятъ и изрубятъ въ куски: каковые куски будутъ разосланы но всѣмъ провинціямъ Франціи.

И миньйоны, по обычаю своему, принялись точить шпаги, упражняться въ фехтованіи и метаніи кинжаловъ.

Шико не обнажалъ ни шпаги, ни кинжала, но задумался.

Увидѣвъ задумчивость Шико, король вспомнилъ, что однажды въ затруднительномъ случаѣ, объяснившемся въ-послѣдствіи, Шико былъ одного мнѣнія съ вдовствующей королевой, мнѣніе которой оказалось справедливымъ.

Тогда король понялъ, что шутъ его былъ мудрецъ, и просилъ у него совѣта.

-- Ваше величество, возразилъ Шико послѣ долгаго размышленія;-- я долженъ сказать вамъ, что его высочество герцогъ анжуйскій либо отправилъ къ вамъ посланника, либо нѣтъ.

-- И за этимъ отвѣтомъ ты такъ долго думалъ?

-- Терпѣніе, терпѣніе, какъ говоритъ, по образцу знаменитаго Макіавелли, ваша августѣйшая матушка, да хранитъ ее Господь!

-- Ты видишь, что я вооружился терпѣніемъ, если слушаю тебя.

-- Если онъ отправилъ къ вамъ посла, то считаетъ себя въ правѣ такъ поступить; а если онъ, воплощенная осторожность, считаетъ себя въ правѣ такъ поступить, то, значитъ, онъ силенъ; а если онъ силенъ, то мы должны беречь его -- силу можно перехитрить, обмануть, но не переломить; пріймемъ посланника съ почетомъ и всевозможною вѣжливостью. Этимъ мы ничего не потеряемъ; вѣдь вы помните, какъ братъ вашъ обнималъ добраго адмирала Колиньи, прибывшаго посломъ отъ гугенотовъ, которые также считали себя могущественными.

-- Итакъ, ты одобряешь политику брата моего Карла IX?

-- Ни мало; поймите меня: я представляю вамъ фактъ и говорю: если въ-послѣдствіи мы найдемъ средство обидѣть не бѣднаго герольда, посла, вѣстника или вѣстоваго, а самого хозяина, двигателя, начальника, высокопочитаемаго и высокоуважаемаго принца, его высочества герцога анжуйскаго, настоящаго и единственнаго виновника всѣхъ смутъ съ тремя Гизами, разумѣется! и запрятать ихъ въ крѣпость понадежнѣе Лувра, такъ -- съ Богомъ, ваше величество! Не упускайте этого случая.

-- Совѣтъ твой мнѣ нравится, сказалъ Генрихъ III.

-- Еще бы! возразилъ Шико.-- Но слушай далѣе.

-- Говори.

-- Если же онъ не отправилъ посланника, такъ зачѣмъ ты позволяешь своимъ друзьямъ мычать?

-- Мычать!

-- Я бы сказалъ рычать, еслибъ имѣлась возможность сравнить твоихъ друзей со львами. Но я говорю мычать... потому-что... послушай, Генрихъ, право, тошно смотрѣть, какъ твои пріятели, бородатые, подобно самой бородатой обезьянѣ твоего звѣринца, играютъ какъ мальчишки и гугукаютъ на взрослыхъ, чтобъ испугать ихъ!.. Не говоря уже о томъ, что если герцогъ анжуйскій не отправилъ посла, такъ они заважничаютъ и будутъ говорить, что напугали его!

-- Шико, ты забываешь, что люди, о которыхъ ты говоришь, мои друзья, мои единственные друзья.

-- Хочешь заплатить мнѣ тысячу экю, о король мой! сказалъ Шико.

-- Какъ такъ?

-- Побейся со мною объ закладъ, что эти друзья останутся тебѣ вѣрны, что бы ни случилось, а я побьюсь съ тобою, что не позже, какъ завтра вечеромъ трое изъ нихъ измѣнятъ тебѣ.

Увѣренность, съ которою говорилъ Шико, заставила короля задуматься. Онъ не отвѣчалъ.

-- А-га! сказалъ Шико: -- теперь и ты задумался!... Я не полагалъ, что ты такъ догадливъ...

-- Какъ же ты совѣтуешь мнѣ поступить?

-- Я совѣтую тебѣ не поступать, а ждать. Въ послѣднемъ словѣ заключается вся премудрость. Пріѣдетъ посолъ -- обласкай его. Не пріѣдетъ -- дѣлай что знаешь; но ни въ какомъ случаѣ не рискуй совершенно разссориться съ братомъ, потакая твоимъ глупцамъ. Cordieu! братъ твой тоже немногаго стоитъ, но все-таки онъ братъ короля. Убей его, если этого требуетъ твое спокойствіе, но изъ уваженія къ своему имени, къ дому Валуа, не унижай его! Онъ и безъ того порядочно унижается самъ... Но это не твое дѣло!

-- Правда, Шико.

-- Видишь ли, ты обязанъ мнѣ еще однимъ добрымъ совѣтомъ; впрочемъ, я имъ ужь и счетъ потерялъ. Теперь не мѣшай мнѣ спать, Генрихъ, недѣлю тому назадъ, мнѣ нужно было напоить одного пріятеля, а послѣ такихъ попоекъ я хмѣленъ цѣлую недѣлю.

-- Пріятеля! Не честнаго ли женовевца, о которомъ ты мнѣ говорилъ?

-- Именно. Ты обѣщалъ ему аббатство?

-- Я?

-- Какъ же! Ты обязанъ вознаградить его за всѣ услуги, которыя онъ тебѣ оказалъ.

-- Такъ онъ по-прежнему преданъ мнѣ?

-- Онъ обожаетъ тебя. Ахъ, кстати...

-- Что такое?

-- Черезъ три недѣли праздникъ тѣла Господня.

-- Такъ что же?

-- Надѣюсь, ты устроишь какую-нибудь хорошенькую процессію?

-- Я христіанскій король, и на мнѣ лежитъ обязанность подавать примѣръ благочестія народу.

-- И ты, какъ всегда, будешь останавливаться въ четырехъ главныхъ парижскихъ монастыряхъ.

-- Безъ-сомнѣнія.

-- И въ Женевьевскомѣ-Аббатствѣ?

-- Непремѣнно.

-- Прекрасно.

-- Къ-чему ты это спрашиваешь?

-- Такъ. Я любопытенъ. Теперь я знаю, что мнѣ нужно знать, а потому спокойной ночи, Генрихъ.

Въ это самое время, когда Шико готовился лечь спать, въ Луврѣ поднялся какой-то необыкновенный шумъ.

-- Что это за шумъ? спросилъ король.

-- Не дадутъ мнѣ уснуть! съ досадой вскричалъ Шико.

-- Надобно узнать...

-- Генрихъ, найми мнѣ квартиру въ городъ, или я выйду въ отставку; въ Луврѣ теперь жить нельзя!

Вошелъ капитанъ стражи съ разстроеннымъ видомъ.

-- Что случилось? спросилъ король.

-- Ваше величество, отвѣчалъ капитанъ:-- посланникъ его высочества герцога анжуйскаго прибылъ въ Лувръ.

-- Со свитой? спросилъ король.

-- Нѣтъ, одинъ.

-- Слѣдовательно, его надобно принять еще лучше, Генрихъ, сказалъ Шико:-- потому-что онъ человѣкъ храбрый.

-- Хорошо, отвѣчалъ король, стараясь придать себѣ спокойный видъ, которому противорѣчила блѣдность, покрывавшая лицо его: -- хорошо, пусть весь дворъ соберется въ большую залу, а мнѣ дать траурное платье... Ведя переговоры съ роднымъ братомъ и черезъ посланника, надобно быть въ трауръ!

XVIII.

Какъ король принялъ посланника герцога анжуйскаго.

Въ большой залѣ находился тронъ Генриха ІІІ.

Около трона толпились придворные, съ нетерпѣніемъ ожидавшіе развязки предстоящей сцены.

Король, печальный и мрачный, вступилъ на тронъ.

Всѣ взоры были обращены къ галереѣ, черезъ которую капитанъ стражей долженъ былъ ввести посланника.

-- Ваше величество, сказалъ Келюсъ на ухо королю: -- знаете ли вы, кто этотъ посланникъ?

-- Не знаю. Но что въ этомъ?

-- Оскорбленіе увеличивается выборомъ этого посланника. Біоссй пріѣхалъ.

-- Я въ этомъ не вижу никакого оскорбленія, отвѣчалъ король, стараясь быть равнодушнымъ.

-- Можетъ-быть, вы, государь, не видите въ этомъ обиды, сказалъ Шомберггъ: -- но мы чувствуемъ ее.

Генрихъ не отвѣчалъ; онъ видѣлъ, какъ вокругъ трона его кипѣла ненависть и злоба и радовался возможности противопоставить врагамъ своимъ эти двѣ силы.

Келюсъ, то блѣднѣя, то краснѣя, сдавилъ эфесъ своей шпаги.

Шомбергъ снялъ перчатки и вполовину обнажилъ кинжалъ.

Можиронъ взялъ свою шпагу изъ рукъ пажа и прицѣпилъ ее къ поясу.

д'Эпериннъ страшно закрутилъ усы и сталъ за своими товарищами.

Что же касается до Генриха, то онъ улыбался...

-- Введите его, сказалъ онъ.

Послѣ этихъ словъ, наступило въ залѣ могильное молчаніе, подобно тишинѣ, предшествующей грозѣ.

Твердые шаги, рѣзкій звукъ шпоръ послышался въ галереѣ.

Бюсси вошелъ.

Лицо его было спокойно, походка горда.

Ни на кого изъ окружавшихъ короля не взглянулъ молодой человѣкъ. Онъ пошелъ прямо къ Генриху и, низко поклонившись, остановился въ молчаніи, ожидая, чтобъ королю угодно было заговорить съ нимъ. Въ гордости его не было ничего оскорбительнаго для величія короля.

-- Вы здѣсь, мосьё де-Бюсси! сказалъ Генрихъ III: -- мы всѣ думали, что вы въ анжуйской провинціи.

-- Я оттуда, ваше величество.

-- Что привело васъ въ нашу столицу?

-- Желаніе засвидѣтельствовать мое нижайшее почтеніе вашему величеству.

Король и миньйоны съ изумленіемъ помѣнялись взглядами; замѣтно было, что они ожидали совершенно-инаго отъ строптиваго молодаго дворянина.

-- Только... только это? спросилъ король.

-- Пользуясь этимъ случаемъ, его высочество герцогъ анжуйскій поручилъ мнѣ засвидѣтельствовать и свое почтеніе вашему величеству.

-- Не поручилъ ли вамъ герцогъ еще чего-нибудь?

-- Онъ поручилъ мнѣ сказать, что, собираясь воротиться въ Парижъ съ ея величествомъ королевой, онъ желаетъ, чтобъ ваше величество были увѣдомлены о возвращеніи одного изъ вашихъ вѣрнѣйшихъ подданныхъ.

Изумленіе короля возрасло до такой степени, что онъ не могъ сказать слова.

Шико воспользовался минутой молчанія и подошелъ къ послу.

-- Здравствуйте, мосьё де-Бюсси, сказалъ ouъ.

Бюсси оглянулся: ему было удивительно встрѣтить друга въ этомъ собраніи.

-- А! мосьё Шико, здравствуйте! отвѣчалъ Бюсси.-- Здоровъ ли г. де-Сен-./Іюкъ?

-- Слава Богу; онъ прогуливается теперь съ женою у птичниковъ.

-- Другихъ порученій у васъ нѣтъ, г. де-Бюсси? спросилъ король.

-- Никакихъ, ваше величество; о прочемъ самъ герцогъ будетъ имѣть честь переговорить съ вашимъ величествомъ.

-- Хорошо, сказалъ король.

И въ молчаніи, вставъ съ трона, онъ сошелъ со ступеней.

Аудіенція кончена. Группы перемѣшались.

Бюсси замѣтилъ, что его окружили четыре миньйона, и что взоры всѣхъ присутствовавшихъ сверкали гнѣвомъ и угрозами.

Въ концѣ залы король тихо разговаривалъ съ канцлеромъ.

Бюсси притворился, будто ничего не примѣчаетъ, и продолжалъ разговаривать съ Шико.

Тогда король, какъ-бы желая оставить Бюсси совершенно одного, позвалъ Гасконца.

-- Шико, ступай сюда, сказалъ онъ:-- мнѣ нужно переговорить съ тобою.

Шико вѣжливо и даже почтительно поклонился молодому дворянину.

Бюсси также вѣжливо отвѣчалъ на поклонъ его и остался одинъ.

Тогда выраженіе лица его измѣнилось: съ королемъ онъ былъ почтителенъ, съ Шико вѣжливъ, теперь онъ сталъ любезенъ.

Келюсъ подошелъ къ нему.

-- А, здравствуйте, мосьё де-Келюсъ, сказалъ Бюсси:-- позвольте узнать, какъ вы поживаете?

-- Плохо, возразилъ Келюсъ.

-- Ахъ, Боже мой! вскричалъ Бюсси, какъ-бы опечаленный этимъ отвѣтомъ: -- что съ вами?

-- Одно обстоятельство надоѣдаетъ мнѣ, отвѣчалъ Келюсъ.

-- Одно обстоятельство? спросилъ Бюсси съ изумленіемъ: -- помилуйте, вѣдь вы и ваши друзья такъ сильны, такъ могущественны, что вамъ не трудно устранить это обстоятельство.

-- Вы не поняли г. де-Келюса, сказалъ Можиронъ, подходя съ Шомбергомъ, чтобъ принять участіе въ этомъ разговорѣ:-- или, лучше сказать, онъ самъ ошибся: онъ хотѣлъ сказать не одно обстоятельство, а одинъ человѣкъ.

-- Что жь за бѣда! сказалъ Бюсси:-- человѣка иногда бываетъ легче устранить, нежели обстоятельство.

-- Я то же говорю, мосьё де-Бюсси, сказалъ Шомбергъ: -- и надѣюсь, что Келюсъ не станетъ долго медлить.

-- Ахъ, это вы, мосьё де-Шомбергъ! сказалъ Бюсси: -- я не узналъ васъ?

-- Можетъ-быть, сказалъ Шомбергъ: -- на лицѣ моемъ остались еще слѣды синей краски?

-- Нимало; вы, напротивъ, очень-блѣдны; здоровы ли вы?

-- Я блѣденъ отъ гнѣва! отвѣчалъ Шомбергъ.

-- Не-уже-ли и вамъ, какъ г. Келюсу, надоѣдаетъ что-нибудь или кто-нибудь?

-- Именно.

-- И мнѣ тоже, прибавилъ Можиронъ.

-- Вы по-прежнему любите шутить, любезнѣйшій мосьё де-Можиронъ, сказалъ Бюсси:-- но въ-самомъ-дѣлѣ, господа, чѣмъ болѣе я на васъ смотрю, тѣмъ болѣе замѣчаю, что вы чрезвычайно разстроены.

-- Вы забыли меня, сказалъ д'Эпернонъ, гордо вставъ передъ Бюсси.

-- Извините, мосьё д'Эпернонъ, вы стояли, по своему обыкновенію, за другими; притомъ же, я такъ мало знаю васъ, что не смѣлъ первый заговорить съ вами.

Улыбка и спокойствіе Бюсси между четырьмя взбѣшенными молодыми людьми, глаза которыхъ сверкали грознымъ краснорѣчіемъ, увеличивали красоту его.

Только слѣпой или идіотъ не понялъ бы, чего хотѣли молодые люди. Только Бюсси могъ притвориться, что не понимаетъ, чего они хотятъ.

Онъ замолчалъ, и прежняя милая улыбка не сходила съ лица его.

-- Мосьё де-Бюсси! вскричалъ наконецъ Келюсъ, нетерпѣливо топнувъ ногою.

Бюсси поднялъ глаза къ потолку и осмотрѣлся.

-- Замѣчаете ли вы, господа, сказалъ онъ:-- какое здѣсь странное эхо? Ничто такъ не способствуетъ повторенію звуковъ, какъ мраморныя стѣны и двойные своды; между-тѣмъ, какъ на открытомъ полѣ звуки раздѣляются и, я думаю, часть ихъ улетаетъ къ облакамъ. Это мнѣніе Аристофана. Читали вы Аристофана, господа?

Можирону показалось, что онъ угадалъ смыслъ словъ Бюсси, и подошелъ къ молодому человѣку, чтобъ сказать ему что-то на ухо.

Бюсси остановилъ его.

-- Ради Бога, не будемъ перешептываться, сказалъ онъ: -- вопервыхъ, это невѣжливо; а во-вторыхъ, вамъ извѣстно, какъ король мнителенъ: онъ подумаетъ, что мы злословимъ.

Можиронъ отошелъ болѣе прежняго взбѣшенный.

Шомбергъ сталъ на его мѣсто и сказалъ напыщеннымъ тономъ:

-- Я тяжелый, неповоротливый, но откровенный Нѣмецъ; шептаться не люблю, а говорю вслухъ, чтобы слушающіе могли слышать; но когда слова мои, которымъ я стараюсь придать всевозможную ясность, не поняты тѣмъ, къ кому я обращаюсь, или когда онъ не хочетъ понять ихъ, тогда...

-- Тогда? повторилъ Бюсси, устремивъ на молодаго человѣка огненный взоръ тигра: -- тогда?

Шомбергъ не договорилъ.

Бюсси пожалъ плечами и обратился къ нему спиною.

Онъ встрѣтился лицомъ-къ-лицу съ д'Эпернономъ.

Д'Эпернону невозможно было отступить.

-- Посмотрите, господа, сказалъ онъ: -- какимъ мосьё де-Бюсси сдѣлался провинціаломъ; борода его небрита, шпага безъ банта, сапоги не вылощены, шляпа сѣрая!...

-- Я это самъ сейчасъ замѣтилъ, любезнѣйшій мосьё д'Эпернонъ. Смотря на васъ, разряженныхъ, какъ куколокъ, я невольно задумался о томъ, какъ отсутствіе изъ столицы можетъ перемѣнить человѣка... Я, Луи де-Бюсси, графъ де-Клермонъ, долженъ брать теперь примѣръ съ какого-нибудь мелкаго гасконскаго дворянина! Страшно! Но посторонитесь, пожалуйста; вы и мосьё де-Келюсъ стоите такъ близко, что наступили мнѣ на ногу... вѣроятно нечаянно, прибавилъ онъ съ милой улыбкой.

Въ это самое время вошелъ Сен-Люкъ; прошедъ между д'Эпернона и Келюса, Бюсси пошелъ къ нему на встрѣчу и подалъ ему руку. Сен-Люкъ замѣтилъ, что рука Бюсси горѣла и дрожала.

Онъ понялъ всю тягость его положенія и вывелъ его изъ залы.

Странный ропотъ поднялся между миньйонами и придворными.

-- Это непостижимо, говорилъ Келюсъ: -- я оскорбилъ его, а онъ не отвѣчалъ.

-- Я вызывалъ его, сказалъ Можиринъ: -- а онъ промолчалъ.

-- Я поднялъ руку, чтобъ ударить его въ лицо, сказалъ Шомбергъ: -- а онъ промолчалъ.

-- Я наступилъ ему на ногу, твердилъ всѣмъ д'Эпернонъ: -- я наступилъ Бюсси на ногу, а онъ промолчалъ!

И д'Эпернонъ важно прохаживался по залѣ.

-- Это непостижимо! повторилъ Келюсъ.-- Этому должна быть какая-нибудь особенная причина.

-- Совсѣмъ не особенная! отвѣчалъ Шомбергъ.

-- Развѣ ты знаешь?

-- Разумѣется; онъ очень-хорошо понимаетъ, что мы четверо сильнѣе, и убьемъ его. Вотъ причина.

Въ это время, король подходилъ къ молодымъ пріятелямъ. Шико говорилъ ему что-то на ухо.

-- Что вамъ разсказывалъ мосьё де-Бюсси? спросилъ король.-- Мнѣ показалось, что вы говорили довольно-громко.

-- Вашему величеству угодно знать, что разсказывалъ мосьё де-Бюсси? спросилъ д'Энериннъ.

-- Да; вѣдь вы знаете, что я любопытенъ, возразилъ Генрихъ улыбаясь.

-- Бюсси не разсказывалъ ничего особеннаго, отвѣчалъ Келюсъ.-- Онъ теперь не похожъ на Парижанина.

-- А на кого же?

-- На провинціала. Онъ остепенился.

-- Э! вскричалъ король: -- это что значитъ?

-- Это значитъ, что я намѣренъ пріучить собаку кусать его за ноги, сказалъ Келюсъ: -- впрочемъ, у него такіе толстые сапоги, что онъ и этого не почувствуетъ.

-- А у меня дома есть обезьяна; я дамъ ей кличку Бюсси, сказалъ Шомбергъ.

-- Я, сказалъ д'Эпернонъ, сдѣлаю болѣе васъ: -- я пойду прямо къ цѣли. Сегодня я наступилъ ему на ногу, а завтра дамъ ему пощечину. Онъ трусъ, потому-что до-сихъ-поръ дрался изъ одного тщеславія; теперь же онъ думаетъ: я заслужилъ имя человѣка храбраго, а потому могу жить спокойно.

-- Какъ, господа! вскричалъ Генрихъ съ притворнымъ гнѣвомъ: -- вы дерзнули оскорбить у меня, въ Луврѣ, дворянина моего брата?

-- Увы!.. дерзнули, сказалъ Можиронъ, отвѣчая притворною покорностію притворному гнѣву короля:-- и хотя мы нанесли ему нѣсколько оскорбленій, онъ, однакожь, не отвѣчалъ ни на одно изъ нихъ.

Король съ улыбкой посмотрѣлъ на Шико и, наклонившись къ нему, сказалъ:

-- Не-ужь-то они и теперь мычатъ? Нѣтъ, Шико, кажется, она зарычали!

-- А мнѣ кажется, что они замяукали. Я знаю людей, которые не могутъ слышать кошачьяго мяуканья. Можетъ-быть, г. де-Бюсси изъ такихъ людей; а потому онъ и ушелъ, не отвѣчавъ имъ ни слова.

-- Ты думаешь? спросилъ король.

-- Поживемъ -- увидимъ, отвѣчалъ Шико.

-- Полно, возразилъ король:-- каковъ господинъ, таковъ и слуга.

-- Не-уже-ли вы думаете, ваше величество, что Бюсси слуга вашего брата? Ошибаетесь!

-- Господа, сказалъ Генрихъ:-- я сегодня обѣдаю съ королевой. До свиданія; итальянскіе комедіанты съиграютъ намъ сегодня одинъ изъ своихъ фарсовъ... приглашаю васъ на представленіе.

Придворные почтительно поклонились, а король ушелъ въ среднюю дверь.

Въ то же время Сен-Люкъ вошелъ въ дверь противоположную.

Онъ остановилъ четырехъ миньйоновъ, готовившихся выйдти.

-- Извините, мосьё де-Келюсъ, сказалъ онъ, поклонившись: -- вы, кажется, живете въ улицѣ Сент-Оноре?

-- Да, любезный другъ; но зачѣмъ вамъ? спросилъ Келюсъ.

-- Мнѣ нужно будетъ переговорить съ вами.

-- А!

-- А вы, мосьё де-Шомбергъ, гдѣ живете?

-- Въ улицѣ Бетиз и, отвѣчалъ Шомбергъ съ нѣкоторымъ изумленіемъ.

-- Вашъ адресъ, д'Эпернонъ, я знаю...

-- Въ Гренельской-Улицѣ.

-- Да, вы мой сосѣдъ. А вы, Можиронъ?

-- Я сегодня дежурный въ Луврѣ.

-- Ну, такъ позвольте мнѣ начать съ васъ, или нѣтъ, лучше съ васъ, Келюсъ.

-- Прекрасно! Я начинаю понимать. Васъ прислалъ мосье де-Бюсси?

-- Меня никто не присылалъ, господа. Мнѣ самому нужно переговорить съ вами.

-- Со всѣми?

-- Со всѣми.

-- Если вамъ не угодно переговорить съ нами въ Луврѣ, то мы можемъ всѣ вмѣстѣ отправиться къ кому-нибудь одному изъ насъ и всѣ вмѣстѣ, разомъ, узнаемъ, что вы-желаете намъ сообщить.

-- Прекрасно.

-- Такъ пойдемте къ Шомбергу; улица Бетизи въ двухъ шагахъ отсюда.

-- Да, пойдемте ко мнѣ.

-- Хорошо, господа, сказалъ Сен-Люкъ, поклонившись: -- пойдемте.

Молодые люди вышли изъ дворца и, взявшись подъ руки, заняла всю ширину улицы.

За ними шли вооруженные слуги.

Они дошли такимъ-образомъ до улицы Бетизи. Шомбергъ попросилъ ихъ къ себѣ въ переднюю залу.

Сен-Люкъ остановился въ передней.

XIX.

Какъ г. де-Сен-Люкъ исполнилъ порученіе, данное ему графомъ де-Бюсси.

Оставимъ на минуту Сен-Люка въ передней Шомберга, и посмотримъ, что произошло между нимъ и Бюсси.

Бюсси вышелъ, какъ мы уже сказали, вмѣстѣ съ другомъ своимъ изъ аудіенц-залы, вѣжливо отвѣчая на поклоны придворныхъ, которые, не смотря на обстоятельства, видѣли въ немъ прежняго, храбраго, неустрашимаго Бюсси.

Въ тѣ времена грубой силы, когда физическое могущество было главнымъ, человѣкъ сильный и ловкій могъ составить себѣ маленькое физическое и моральное царство во Франціи.

Такимъ-образомъ царствовалъ и Бюсси при дворѣ короля Генриха III.

Но въ этотъ день, Бюсси былъ довольно-дурно принятъ въ своемъ царствѣ.

Выходя изъ залы, Сен-Люкъ остановился, и, съ безпокойствомъ посмотрѣвъ на друга, спросилъ:

-- Что съ вами? Не дурно ли вамъ? Вы такъ поблѣднѣли, какъ-будто готовы упасть въ обморокъ.

-- Нѣтъ, отвѣчалъ Бюсси: -- я задыхаюсь отъ гнѣва!

-- Не-уже-ли вы обращаете вниманіе на этихъ ничтожныхъ людей?

-- Обращаю ли вниманіе? Corbleu! это вы сейчасъ увидите.

-- Перестаньте, Бюсси; успокойтесь.

-- Вотъ прекрасно! Да еслибъ вамъ сказали половину того, что я долженъ былъ выслушать, такъ теперь, навѣрное, кто-нибудь былъ бы на томъ свѣтѣ!

-- Что жь вы хотите сдѣлать!

-- Сен-Люкъ, вы мнѣ другъ!.. Вы это доказали на дѣлѣ.

-- Не-уже-ли мы будемъ считаться? сказалъ Сен-Люкъ, воображавшій, что Монсоро уже въ землѣ: -- стоитъ ли объ этомъ говорить... тѣмъ болѣе, что не я выдумалъ ловкій ударъ, которымъ я поразилъ его.

-- Другъ!

-- И такъ, оставимте Монсоро, и поговоримъ о Діанѣ. Я думаю, она была радешенька? Простила ли она мнѣ? Когда свадьба? Когда крестины?

-- Э! любезный другъ, дайте сперва умереть Монсоро.

-- Что-о? вскричалъ Сен-Люкъ, отскочивъ въ сторону, какъ-будто бъ наступилъ на острый гвоздь.

-- Да, любезный другъ, хоть онъ и упалъ, но не убился, а напротивъ, живёхонекъ и ревнивѣе прежняго.

-- Ба! не-уже-ли?

-- Ахъ, Боже мой, да! онъ дышетъ мщеніемъ и клянется, что убьетъ васъ при первомъ случаѣ.

-- Я не прихожу въ себя отъ изумленія!

-- Что дѣлать?

-- И такъ, онъ живъ?

-- Увы!

-- Какой же оселъ вылечилъ его?

-- Мой докторъ.

-- Какъ!.. Я, право, съ ума сойду! вскричалъ Сен-Люкъ, пораженный этимъ извѣстіемъ.-- Знаете ли вы, что я обезчещенъ, опозоренъ! Vertubleu! Я всѣмъ объявилъ о его смерти, и наслѣдники носятъ уже трауръ... О! это такъ не останется, я долженъ сдержать свое слово и при первой встрѣчѣ исколю его, какъ рѣшето!

-- Позвольте мнѣ теперь попросить васъ, чтобъ вы успокоились, любезный Сен-Люкъ, сказалъ Бюсси:-- вы не повѣрите, какъ мнѣ теперь нуженъ Монсоро; представьте себѣ, онъ воображаетъ, что герцогъ подослалъ васъ, -- онъ ревнуетъ къ герцогу; меня же онъ называетъ ангеломъ, дорогимъ другомъ, своимъ милымъ, любезнымъ Бюсси. Это очень-понятно, потому-что моему доктору, дураку Реми, обязанъ жизнію... Какъ бы то ни было, но Монсоро думаетъ, что мнѣ обязанъ жизнію, и потому ввѣряетъ мнѣ даже жену свою.

-- А! теперь я понимаю, отъ-чего вы терпѣливо ждете кончины его. Но все-таки я не прихожу въ себя отъ изумленія.

-- Но вы понимаете, что Монсоро теперь трогать не зачѣмъ; пусть живетъ.

-- Правда; тѣмъ болѣе, что онъ еще боленъ. Но когда онъ выздоровѣетъ, такъ я буду постоянно носить на груди стальной нагрудникъ и прикажу къ окнамъ своимъ придѣлать желѣзныя рѣшетки. Не можете ли вы узнать у герцога анжуйскаго, не дала ли ему достойная мать его какого-нибудь противоядія? А до выздоровленія его будемъ веселиться!

Бюсси невольно улыбнулся; взявъ подъ-руку Сен-Люка, онъ сказалъ ему:

-- Итакъ, вы видите, любезный Сен-Люкъ, что вы оказали мнѣ только пол-услуги.

Сен-Люкъ посмотрѣлъ на него съ изумленіемъ.

-- Правда, сказалъ онъ:-- такъ вы хотите, чтобъ я оказалъ вамъ и другую половину, то-есть, доконалъ Монсоро? Гм! Оно не совсѣмъ пріятно, другъ мой; но для васъ я готовъ и на непріятное, особенно, если почтеннѣйшій обер-егермейстеръ посмотритъ на меня своими желтыми глазами, бррр!

-- Нѣтъ, другъ мой, нѣтъ! Я уже говорилъ вамъ, оставимъ Монсоро въ покоѣ; окажите мнѣ лучше другую услугу.

-- Извольте. Говорите.

-- Въ какихъ вы отношеніяхъ съ миньйонами?

-- Ни то, ни сё, какъ кошка съ собакой на солнышкѣ: пока солнышко грѣетъ, мы смирнехоньки; но пусть только одинъ изъ насъ попробуетъ оттереть другаго въ тѣнь... о! тогда я ни за что не ручаюсь: тогда мы вцѣпимся другъ въ друга когтями и зубами.

-- Это меня чрезвычайно радуетъ.

-- Тѣмъ лучше.

-- Положимъ, что васъ оттерли въ тѣнь...

-- Положимъ, пожалуй.

-- Оскальте же свои бѣлые зубы, выпустите когти и...

-- Не понимаю.

Бюсси улыбнулся.

-- Отправьтесь, пожалуйста, къ г. Келюсу.

-- А-га! произнесъ Сен-Люкъ.

-- Вы начинаете понимать?

-- Начинаю.

-- Прекрасно! Спросите его, когда ему угодно будетъ перерѣзать мнѣ горло, или когда ему угодно будетъ, чтобъ я перерѣзалъ ему горло.

-- Извольте, спрошу.

-- Но, можетъ-быть, вамъ это непріятно?

-- Мнѣ? ни мало. Я пойду хоть сейчасъ.

-- Постойте. Зайдите, пожалуйста, мимоходомъ и къ Шомбергу съ тѣмъ же предложеніемъ.

-- А! и къ Шомбергу? сказалъ Сен-Люкъ: -- чортъ возьми! Не много ли будетъ?

Бюсси нетерпѣливо пожалъ плечами.

-- Извольте, извольте, продолжалъ Сен-Люкъ: -- ваше желаніе будетъ исполнено.

-- Если вы такъ любезны, мой другъ, продолжалъ Бюсси: -- такъ потрудитесь зайдти въ Лувръ къ Можирону; по значку на груди его, я узналъ, что онъ сегодня дежурный, и сдѣлайте ему то же предложеніе.

-- О-го! итого трое. Кажется, довольно?

-- Нѣтъ еще.

-- Кто же еще?

-- Отъ Можирона потрудитесь завернуть къ д'Эпернону; это довольно-жалкое существо; но пускай идетъ и онъ за компанію. За что его обижать!

Сен-Люкъ съ изумленіемъ всплеснулъ руками и посмотрѣлъ на Бюсси.

-- Четверо! произнесъ онъ.

-- Точно такъ, другъ мой; четверо, сказалъ Бюсси, утвердительно кивнувъ головою: -- считаю излишнимъ просить васъ, человѣка храбраго и умнаго, поступать съ этими господами со всевозможною кротостью и вѣжливостью...

-- О, знаю, знаю!

-- Потому я совсѣмъ полагаюсь на васъ, чтобъ предложеніе было сдѣлано по всѣмъ правиламъ вѣжливости, словомъ, какъ слѣдуетъ поступать дворянамъ.

-- Будете довольны, другъ мой.

Бюсси, улыбаясь, подалъ руку Сен-Люку.

-- Благодарю васъ. А, господа миньйоны! Теперь посмѣемся и мы!

-- Но вы не сказали мнѣ условій...

-- Какихъ условій?

-- Надобно же сдѣлать условія.

-- Я никакихъ условій не хочу дѣлать. Это зависитъ отъ господъ миньйоновъ.

-- Ваше оружіе?

-- Какое имъ угодно будетъ.

-- День, мѣсто, часъ?

-- Пускай назначаютъ они.

-- Но, наконецъ...

-- Стоитъ ли заниматься такими пустяками; пожалуйста, распорядитесь. Я подожду васъ въ маленькомъ луврскомъ саду.

-- Не уходите. Можетъ-быть, переговоры не скоро кончатся. Вѣдь ихъ четверо.

-- Ничего; мнѣ нечего дѣлать.

Мы уже знаемъ, какъ Сен-Люкъ встрѣтилъ молодыхъ людей въ аудіенц-залѣ, и какъ онъ вступилъ съ ними въ переговоры.

Возвратимся же въ домъ Шомберга, гдѣ Сен-Люкъ остался въ передней, по тогдашнему этикету, между-тѣмъ, какъ молодые люди вошли въ залу.

За тѣмъ слуга отворилъ настежь обѣ половинки двери и поклонился Сен-Люку, который, подбоченясь и снявъ шляпу, ступилъ за порогъ, гдѣ и остановился.

-- Графъ д'Эпинё де-Сен-Люкъ! произнесъ слуга громкимъ голосомъ.

Сен-Люкъ вошелъ въ обширную залу.

Шомбергъ, какъ хозяинъ дома, всталъ и вышелъ на встрѣчу гостю, который, вмѣсто поклона, надѣлъ шляпу.

Этотъ церемоніалъ объяснялъ причину посѣщенія.

Шомбергъ поклонился, потомъ, указавъ на Келюса, сказалъ:

-- Честь имѣю рекомендовать вамъ г-на Жака де-Лев и, графа де-Келюса.

Сен-Люкъ ступилъ шагъ къ Келюсу и низко поклонился.

-- Я васъ искалъ, сказалъ онъ.

Келюсъ поклонился.

Потомъ, обратившись къ другому углу залы, Шомбергъ продолжалъ:

-- Честь имѣю рекомендовать вамъ г-на Луи де-Можирона.

Опять поклоны.

-- Я васъ искалъ, сказалъ Сен-Люкъ.

Тотъ же холодный поклонъ былъ сдѣланъ и тѣ де слова произнесены къ д'Эпернону.

Потомъ Шомбергъ назвалъ себя, и тотъ же церемоніалъ повторился.

За тѣмъ миньйоны сѣли; Сен-Люкъ одинъ остался посреди залы.

-- Графъ, сказалъ онъ, обратившись къ Келюсу: -- вы оскорбили графа Луи де-Клермон-д'Амбуаза де-Бюсси, который свидѣтельствуетъ вамъ свое почтеніе и вызываетъ васъ на поединокъ: въ какой день, въ какой часъ и на какомъ оружіи вамъ будетъ угодно. Поединокъ долженъ рѣшиться чьею-либо смертію... Согласны ли вы?

-- Безъ сомнѣнія! спокойно отвѣчалъ Келюсъ: -- и благодарю графа де-Бюсси за честь, которую онъ мнѣ дѣлаетъ.

-- Вашъ день?

-- Все равно; только чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше. Хоть завтра.

-- Вашъ часъ?

-- Утромъ.

-- Оружіе?

-- Шпага и кинжалъ, если это не противно будетъ г. де-Бюсси.

Сен-Люкъ поклонился.

-- Г-нъ де-Бюсси напередъ далъ свое согласіе на всѣ ваши условія.

Потомъ онъ обратился къ Можирону, который отвѣчалъ то же и наконецъ къ обоимъ другимъ.

-- Но, замѣтилъ Шомбергъ, получившій, какъ хозяинъ, послѣднее приглашеніе: -- мы не обратили вниманія на одно обстоятельство.

-- На какое? спросилъ Сен-Люкъ.

-- Случаи бываютъ странные; если жь намъ всѣмъ вздумается выбрать одинъ и тотъ же часъ. Что тогда?

Cен-Люкъ поклонился съ вѣжливой улыбкой.

-- Конечно, графъ де-Бюсси будетъ въ весьма-затруднительномъ положеніи, встрѣтившись лицомъ-къ-лицу съ четырьмя храбрыми дворянами, но -- вѣдь это будетъ не въ первый разъ. Онъ уже имѣлъ честь встрѣчаться съ вами близь Бастильи...

-- И онъ будетъ сражаться со всѣми? спросилъ д'Эпернонъ.

-- Непремѣнно.

-- Вмѣстѣ? спросилъ Шомбергъ.

-- Вмѣстѣ или порознь; нарицательно или собирательно.

Молодые люди помѣнялись взглядами; Келюсъ первый прервалъ молчаніе.

-- Это весьма-похвально со стороны г-на де-Бюсси, сказалъ онъ, покраснѣвъ съ досады: -- но какъ бы мы слабы ни были въ сравненіи съ нимъ, мы, однакожь, можемъ развѣдаться съ нимъ порознь; и такъ, мы принимаемъ предложеніе графа и будемъ драться съ нимъ одинъ за другимъ, или -- что еще лучше...

Келюсъ взглянулъ на друзей; они, по-видимому, поняли мысль его и утвердительно кивнули головами.

-- Такъ-какъ мы не намѣрены убивать г-на де-Бюсси, продолжалъ онъ: -- то пусть жребій рѣшитъ, кому съ нимъ сражаться.

-- А другіе? съ живостію спросилъ Сен-Люкъ.

-- Другіе? У мосьё де-Бюсси столько друзей, а у насъ столько враговъ, что и другіе не останутся безъ дѣла. Не такъ ли, господа? спросилъ Келюсъ.

-- Такъ, отвѣчали всѣ въ одинъ голосъ.

-- Мнѣ было бы особенно пріятно, сказалъ Шомбергъ:-- еслибъ г-нъ де-Бюсси пригласилъ къ этому празднику г-на де-Ливаро.

-- Что касается до меня, сказалъ Можиронъ:-- то мнѣ бы весьма-пріятно было увидѣться съ г-мъ де-Бальзакомъ д'Антрагемъ.

-- И мы были бы совершенно удовлетворены, прибавилъ Келюсъ: -- еслибъ г-нъ де-Риберакъ явился съ своими друзьями.

-- Господа! сказалъ Сен-Люкъ:-- я передамъ ваши желанія графу де-Бюсси, и увѣренъ, что онъ не откажется исполнить все, что будетъ возможно. И такъ, мнѣ остается только изъявить вамъ искреннѣйшую признательность за ваше согласіе.

Сен-Люкъ еще разъ поклонился, и миньйоны отвѣчали на поклонъ его; потомъ они проводили его до порога.

Въ передней стояли слуги четырехъ молодыхъ людей.

Сен-Люкъ вынулъ кошелекъ, наполненный золотомъ, и бросилъ его слугамъ, сказавъ:

-- Пейте за здоровье вашихъ господъ.

XX.

Въ чемъ г-нъ де-Сен-Люкъ оказался образованнѣе графа де-Бюсси, какія наставленія онъ ему давалъ, и какъ ими воспользовался Бюсси.

Сен-Люкъ воротился чрезвычайно-довольный исполненіемъ даннаго ему порученія.

Бюсси поблагодарилъ его съ грустнымъ видомъ. Это чрезвычайно удивило молодаго человѣка: онъ не понималъ, какъ можно быть печальнымъ при извѣстіи о предстоящемъ ему такомъ блистательномъ поединкѣ.

-- Что вы нахмурились? спросилъ Сен-Люкъ: -- развѣ я дурно исполнилъ данное мнѣ порученіе?

-- Другъ мой, мнѣ жаль, что вы согласились на отсрочку.

-- Потерпите! Пусть пріѣдутъ ваши анжуйскіе пріятели. Да и къ-чему торопиться?

-- Мнѣ хочется скорѣе умереть.

Сен-Люкъ посмотрѣлъ на Бюсси съ изумленіемъ и сожалѣніемъ.

-- Умереть! вскричалъ онъ:-- въ ваши лѣта, съ вашимъ достояніемъ и любя счастливо!

-- Да! я убью ихъ всѣхъ четырехъ, и самъ получу ударъ, который на вѣки меня успокоитъ.

-- Откуда у васъ эти мрачныя мысли, Бюсси?

-- Посмотрѣлъ бы я, что бы вы сказали на моемъ мѣстѣ. Разнесся слухъ о смерти мужа, я обрадовался: ничего не бывало, мужъ ожилъ! теперь жена не отходитъ отъ постели мнимаго покойника; я не могу ни поговорить съ нею, ни улыбнуться ей, ни пожать ей руку! Mordieu! какъ-бы я охотно проучилъ кого-нибудь!...

Сен-Люкъ отвѣчалъ на эту выходку такимъ громкимъ смѣхомъ, что цѣлая стая воробьевъ поднялась съ рябинъ маленькаго луврскаго сада.

-- Ахъ! вскричалъ онъ: -- вотъ невинность! Я, право, не понимаю, за что женщины любятъ васъ, Бюсси!.. Другъ мой, вы сами не понимаете, что говорите! Я не знаю влюбленнаго счастливѣе васъ!

-- Не-уже-ли? докажите же... это вамъ, какъ женатому, не трудно.

-- Nihil facilius, говаривалъ іезуитъ Трике, мой наставникъ. Вы другъ Монсоро?

-- Къ стыду рода человѣческаго этотъ звѣрь называетъ меня другомъ.

-- Такъ что же?.. Будьте его другомъ.

-- О!.. употреблять во зло священное имя...

-- Prorsiis absurdum! говаривалъ тотъ же Трике. Точно ли онъ вашъ другъ?

-- По словамъ его...

-- Слова ничего не значатъ! Онъ не другъ, а врагъ вашъ, потому-что по его милости вы несчастны; цѣль же дружбы есть взаимное стремленіе ко взаимному счастію; такъ, по-крайней-мѣрѣ, опредѣляютъ дружбу ученые.

Бюсси засмѣялся.

-- Слушайте далѣе, сказалъ Сен-Люкъ.-- Если вы несчастны по его милости, такъ, стало-быть, онъ вашъ не другъ; итакъ, вы имѣете полное право поступать съ нимъ, какъ съ человѣкомъ совершенно чуждымъ вамъ, и въ такомъ случаѣ отнять у него жену; или же, какъ съ врагомъ, и убить его, если ему не понравится то, что вы отняли у него жену. Кажется, ясно?

-- О! я ненавижу его отъ души, сказалъ Бюсси.

-- А онъ боится васъ.

-- Вы думаете, что онъ меня не любитъ?

-- Отнимите у него жену и увидите.

-- Вы говорите по логикѣ отца Трико?

-- Нѣтъ, теперь по своей.

-- Поздравляю васъ.

-- Стало-быть, вамъ правится моя логика?

-- Нѣтъ. Я хочу остаться честнымъ человѣкомъ.

-- То-есть, вы хотите, чтобъ графиня де-Монсоро и морально и физически вылечила своего мужа? Не забудьте, что если васъ убьютъ, Діана вполнѣ будетъ принадлежать своему мужу...

Бюсси насупилъ брови.

-- А, вотъ кстати и моя жена! продолжалъ Сен-Люкъ: -- она можетъ подать хорошій совѣтъ. Она нарвала своихъ любимыхъ цвѣтовъ, и потому, вѣроятно, въ добромъ расположеніи духа. Послушайте ее: она умѣетъ давать совѣты.

И точно, Жанна приближалась веселая, беззаботная; на лицѣ ея было написано счастіе. Есть счастливыя натуры, которыя придаютъ всѣмъ окружающимъ ихъ предметамъ радостный, смѣющійся видъ.

Бюсси поклонился ей; она дружески подала ему руку.

-- Что ваше сердце? спросила она, перевязывая букетъ золотой тесьмой.

-- Ноетъ, отвѣчалъ Бюсси.

-- Жанна, поврачуй бѣдное, раненное сердце Бюсси, сказалъ Сен-Люкъ.

-- Покажите же вашу руку, сказала молодая женщина.

-- Вотъ въ чемъ дѣло, отвѣчалъ мужъ ея:-- г. де-Бюсси не въ состояніи притворяться другомъ графа Монсоро и онъ рѣшился не видѣться съ нимъ.

-- И оставить ему Діану? вскричала Жанна съ испугомъ.

-- О, графиня! поспѣшно проговорилъ Бюсси: -- Сен-Люкъ не говоритъ вамъ, что я хочу умереть.

Жанна посмотрѣла на него съ состраданіемъ.

-- Бѣдная Діана! проговорила она:-- вотъ твоя награда! Можно ли послѣ этого любить мужчинъ?.. О, они всѣ до одного неблагодарны!

-- Прекрасно, сказалъ Сен-Люкъ: -- жена начинаетъ уже свои нравоученія.

-- Неблагодаренъ, я! вскричалъ Бюсси:-- за то ли, что я боюсь унизить любовь свою, подвергая ее безчестнымъ правиламъ лицемѣрія?

-- Э, полноте! Это одинъ пустой предлогъ, сказала молодая женщина.-- Еслибъ вы любили искренно, то боялись бы одного только униженія... именно -- вѣроломства!

-- А-га! сказалъ Сен-Люкъ:-- то ли вы еще услышите!

-- Но, графиня, возразилъ Бюсси:-- есть жертвы...

-- Ни слова; признайтесь, что вы не любите болѣе Діаны; это будетъ проще и благороднѣе.

Бюсси поблѣднѣлъ при одной этой мысли.

-- Вы не смѣете признаться ей въ этомъ? Такъ я берусь...

-- Графиня, ради Бога!

-- Вы, мужчины, очень-забавны, когда толкуете о жертвахъ... а развѣ мы ничего не приносимъ вамъ въ жертву? Какъ! Діана подвергаетъ жизнь свою опасности, противясь такому дикому звѣрю, какъ Монсоро; она все забываетъ изъ любви къ вамъ... не-уже-ли это не героизмъ! О, клянусь вамъ, я бы и четверти того не сдѣлала, что дѣлаетъ для васъ Діана каждый день, каждую минуту!

-- Покорно благодарю, сказалъ Сен-Люкъ съ низкимъ поклономъ, заставившимъ Жанну громко засмѣяться.

Бюсси колебался.

-- И онъ еще думаетъ! вскричала Жанна:-- онъ не падаетъ на колѣни и не кричитъ: mea culpa! mea culpa!

-- Вы правы, возразилъ Бюсси:-- лучшій изъ мужчинъ не стоитъ послѣдней изъ женщинъ... а я мужчина, и не лучшій...

-- Насилу-то! сказала Жанна.

-- Что же мнѣ дѣлать?

-- Ступайте сейчасъ...

-- Къ г. де-Монсоро?

-- Ахъ, кто вамъ говоритъ объ немъ!.. Ступайте къ Діанѣ.

-- Но она не отходитъ отъ него.

-- А развѣ уродливая и ревнивая обезьяна отходила отъ мадамъ де-Барбзь е, когда вы навѣщали ее?

Бюсси и Сен-Люкъ засмѣялась. Жанна послѣдовала ихъ примѣру.

-- Графиня, сказалъ наконецъ Бюсси: -- я сейчасъ иду. Прощайте.

И они разстались. Бюсси просилъ Сен-Люка, чтобъ онъ не говорилъ женѣ о вызовѣ, сдѣланномъ миньйонамъ.

Бюсси засталъ г. де-Монсоро въ постели.

Обер-егермейстеръ съ радостью встрѣтилъ молодаго дворянина.

Реми обѣщалъ ему, что рана заживетъ совсѣмъ черезъ три недѣли.

Діана приложила палецъ къ губамъ: такимъ образомъ она всегда привѣтствовала Бюсси.

Надобно было разсказать обер-егер-мейстеру всю исторію порученія, возложеннаго герцогомъ анжуйскимъ на Бюсси, представленіе королю, смущеніе послѣдняго и холодную встрѣчу съ придворными.

Бюсси упомянулъ только о холодной встр ѣ ч ѣ. Эти слова заставили Діану засмѣяться.

Монсоро задумался и, попросивъ Бюсси наклониться къ нему, шепнулъ ему на ухо:

-- У анжуйскаго есть замыслы?

-- Кажется, возразилъ Бюсси.

-- Послушайте, сказалъ Монсоро:-- напрасно вы жертвуете собою для этого человѣка; я знаю всю степень коварства его... онъ измѣнитъ.

-- Знаю, сказалъ Бюсси съ улыбкой, которая напомнила графу тотъ случаи, когда молодой дворянинъ пострадалъ отъ измѣны герцога.

-- Такъ-какъ вы мнѣ другъ, продолжалъ Монсоро: -- то я хочу предостеречь васъ... я готовъ служить вамъ словомъ и дѣломъ во всѣхъ затруднительныхъ случаяхъ, могущихъ вамъ встрѣтиться.

-- Графъ! послѣ перевязки нуженъ покой, спите! скомандовалъ Реми.

-- Хорошо, любезный докторъ. Другъ мой, проводите жену мою въ садъ, сказалъ графъ: -- кажется, погода хороша.

-- Съ удовольствіемъ, отвѣчалъ Бюсси.

XXI.

Предосторожности графа де-Монсоро.

Сен-Люкъ былъ правъ; Жанна говорила правду; по прошествіи недѣли, Бюсси убѣдился въ томъ.

Благородно было бы идти по слѣдамъ древнихъ мужей, но любовь развратила Бюсси, и онъ пересталъ читать Плутарха.

Діана была простодушнѣе его. Она предавалась двумъ инстинктамъ, которые, по словамъ мизантропа Фигаро, врождены женщинѣ: обманывать и любить. Она никогда не доводила своихъ понятій о чести до философскихъ умозрѣній. Она любила Бюсси, и въ этомъ заключалась вся ея логика: принадлежать одному Бюсси называла она своею нравственностью; трепетать при одномъ прикосновеніи руки его было всей метафизикой ея.

Г. де-Монсоро поправлялся съ каждымъ днемъ. Онъ спасся отъ горячки, благодаря компрессамъ и холодной водѣ, какъ вдругъ неожиданное извѣстіе произвело въ немъ сильное сотрясеніе: онъ узналъ, что герцогъ анжуйскій прибылъ въ Парижъ съ королевой и своими приближенными.

Графъ безпокоился не напрасно: на другой же день по пріѣздъ, принцъ, подъ предлогомъ освѣдомленія о здоровьѣ, пришелъ къ обер-егермейстеру. Не было возможности не принять его высочества. Принцъ былъ весьма-любезенъ съ Монсоро, и въ-особенности съ его женою.

Немедленно по отъѣздъ принца, Монсоро позвалъ жену, оперся на руку ея и, не смотря на возраженія Реми, прошелся съ ней три раза вокругъ своего кресла, потомъ сѣлъ съ чрезвычайно-довольнымъ видомъ, и съ лукавой улыбкой посмотрѣлъ на Діану...

Но это принадлежитъ къ частной исторіи дома Монсоро. Возвратимся же къ пріѣзду герцога анжуйскаго.

Очень-понятно, что возвращеніе Франсуа де-Валуа въ Лувръ было происшествіемъ весьма-немаловажнымъ для придворныхъ. Вотъ что они замѣтили:

Необыкновенное высокомѣріе короля.

Большую холодность вдовствующей королевы.

И дерзкую покорность герцога анжуйскаго, какъ-бы говорившаго: "Зачѣмъ же вы призвали меня, если принимаете такъ невѣжливо?"

Во все время представленія, дворяне двухъ противныхъ партій бросали другъ на друга огненные взгляды. Гг. де-Ливаро, де-Риберакъ и д'Антраге, предувѣдомленные графомъ де-Бюсси, всячески старались доказать будущимъ своимъ противникамъ, что они нетерпѣливо ожидаютъ предстоящаго поединка.

Шико ужасно суетился и бѣгалъ взадъ-и-впередъ по Лувру.

Потомъ наступила совершенная тишина.

На третій день послѣ представленія королю, герцогъ анжуйскій опять извѣстилъ раненнаго.

Монсоро, извѣщенный о малѣйшихъ подробностяхъ свиданія короля съ братомъ, всячески ласкалъ послѣдняго и вмѣстѣ съ тѣмъ старался поддерживать его непріязненное расположеніе къ королю.

По отбытіи герцога, онъ опять позвалъ жену и прошелся уже не только вокругъ кресла, но по всей комнатѣ, и потомъ сѣлъ съ еще болѣе-довольнымъ видомъ.

Въ тотъ же вечеръ, Діана дала знать Бюсси, что, безъ всякаго сомнѣнія, Монсоро придумывалъ что-нибудь недоброе.

Нѣсколько минутъ спустя, Бюсси сидѣлъ уже возлѣ больнаго.

-- Странно, сказалъ Монсоро Бюсси:-- этотъ самый принцъ, который выказываетъ теперь ко мнѣ такое участіе, мой злѣйшій врагъ!.. Онъ подкупилъ Сен-Люка, чтобъ тотъ убилъ меня.

-- О, подкупилъ! сказалъ Бюсси:-- берегитесь, графъ Сен-Люкъ храбрый дворянинъ, и вы сами сознаетесь, что вызвали его, что вы первый обнажили шпагу и были ранены въ равномъ поединкѣ.

-- Правда: но все-таки онъ дѣйствовалъ по наущенію герцога анжуйскаго.

-- Послушайте, возразилъ Бюсси: -- я знаю герцога и, въ особенности, Сен-Люка; а потому долженъ вамъ сказать, что Сен-Люкъ вполнѣ преданъ не принцу, а королю. Еслибъ васъ ранилъ Антраге, Ливаро или Риберакъ... это другое дѣло... но Сен-Люкъ...

-- Вы не знаете исторіи Франціи такъ хорошо, какъ я ее знаю, сказалъ Монсоро, упорствуя въ своемъ мнѣніи.

Бюсси могъ бы отвѣчать ему, что если Монсоро зналъ лучше исторію Франціи, такъ онъ зато зналъ лучше исторію анжуйской провинціи и особенно той части, гдѣ находился Меридоръ.

Наконецъ, Монсоро сталъ уже выходить въ садъ.

-- Этого мнѣ довольно, сказалъ онъ, воротившись въ комнату.-- Сегодня же мы переѣзжаемъ.

-- Зачѣмъ? спросилъ Реми.-- Развѣ вамъ здѣсь не хорошо? Развѣ вамъ здѣсь мало развлеченій?

-- Не мало, а слишкомъ-много; герцогъ анжуйскій надоѣдаетъ мнѣ своими посѣщеніями, отвѣчалъ Монсоро: -- онъ всегда приводитъ съ собою человѣкъ тридцать дворянъ, и шумъ шпоръ ихъ раздражаетъ мои нервы.

-- Куда же вы хотите переѣхать?

-- Я приказалъ привести въ порядокъ мой маленькій домикъ въ Турнельской-Улицѣ.

Бюсси и Діана помѣнялись взглядами, исполненными любви и сладостныхъ воспоминаній.

-- Какъ! въ эту лачугу? неосторожно вскричалъ Реми.

-- А! вы развѣ знаете ее? спросилъ Монсоро.

-- Еще бы! отвѣчалъ молодой человѣкъ: -- кто не знаетъ имуществъ обер-егермейстера Франціи? Тѣмъ-болѣе, что я жилъ въ Улицѣ-Ботрельи.

Монсоро, по привычкѣ, подозрительно посмотрѣлъ на доктора.

-- Да, да, я переѣду туда, сказалъ онъ: -- и мнѣ тамъ будетъ лучше. Тамъ больше четырехъ человѣкъ нельзя принимать. Домъ укрѣпленъ какъ крѣпость, и изъ оконъ далеко видно, кто идетъ.

-- Что жь изъ этого? спросилъ Реми.

-- То, что можно будетъ отказывать, сказалъ Монсоро: -- особенно, когда я буду здоровъ.

Бюсси призадумался: онъ опасался того времени, когда Монсоро будетъ отказывать и ему.

Діана вздохнула. Она вспомнила, что въ этомъ домикѣ видѣла Бюсси больнаго, раненнаго.

Реми также задумался, но первый прервалъ молчаніе:

-- Вы не можете переѣхать туда, сказалъ онъ.

-- А отъ-чего бы это, почтеннѣйшій господинъ докторъ?

-- Отъ-того, что обер-егермейстеръ Франціи долженъ жить соотвѣтственно своему сану; принимать, имѣть экипажи, многочисленную прислугу. Изъ прихоти онъ можетъ выстроить своимъ собакамъ дворецъ, но никакая прихоть не дозволяетъ ему самому жить въ собачьей конурѣ.

-- Гм! справедливо! сказалъ Монсоро.

-- Кромѣ-того, продолжалъ Реми: -- я не только врачъ вашего тѣла, но и души; вы напрасно говорите, что переѣзжаете для себя.

-- Для кого же?

-- Для графини; вы хотите ее удалить.

-- Такъ что жь?

-- Пусть графиня и переѣзжаетъ.

-- Вы хотите, чтобъ я разлучился съ нею! вскричалъ Монсоро, устремивъ на Діану взглядъ, въ которомъ, безспорно, было болѣе гнѣва, нежели любви.

-- Такъ подайте въ отставку, сложите съ себя званіе и должность обер-егермейстера; потому-что положеніе ваше будетъ затруднительно: либо вы будете исполнять свои обязанности, либо нѣтъ. Если не будете, такъ разсердите короля, а если будете, такъ...

-- Я самъ знаю, что мнѣ нужно дѣлать! сказалъ Монсоро, стиснувъ зубы: -- но съ графиней не разлучусь.

Едва онъ договорилъ эти слова, какъ на дворѣ послышался шумъ.

Монсоро задрожалъ.

-- Опять герцогъ! проговорилъ онъ.

-- Да, это онъ, сказалъ Реми, подошедъ къ окну.

Реми не успѣлъ договорить этихъ словъ, какъ герцогъ вошелъ безъ доклада.

Монсоро пристально смотрѣлъ на принца и замѣтилъ, что онъ бросилъ первый взглядъ на Діану.

Вскорѣ неистощимая любезность герцога еще болѣе взволновала Монсоро. Франсуа принесъ Діанѣ въ подарокъ одно изъ тѣхъ мастерскихъ произведеній, за которыми терпѣливые и великодушные художники просиживали десятки лѣтъ.

Это былъ прелестный кинжалъ съ рукояткой изъ чеканнаго золота; въ рукояткѣ былъ флакончикъ; на лезвеѣ, съ изумительнымъ искусствомъ и терпѣніемъ была выгравирована охота по голубому полю золотомъ и серебромъ.

-- Покажите, сказалъ Монсоро, желавшій посмотрѣть, не была ли спрятана записка въ рукояткѣ.

Принцъ предупредилъ его, развинтивъ кинжалъ на двѣ части.

-- Вамъ, охотнику, лезвее, сказалъ онъ:-- а графинѣ рукоятку. Здравствуйте, Бюсси! вы, кажется, теперь въ тѣсной дружбѣ съ графомъ?

Діана покраснѣла.

Бюсси остался покоенъ.

-- Вы забываете, ваше высочество, сказалъ онъ:-- что вы сами поручили мнѣ сегодня освѣдомиться о здоровьѣ г. де-Монсоро. Я повиновался, какъ всегда, приказаніямъ вашего высочества.

-- Правда, правда, сказалъ герцогъ.

Потомъ онъ сѣлъ возлѣ Діаны и сталъ разговаривать съ нею тихо.

-- Графъ, сказалъ онъ наконецъ: -- у васъ нестерпимо-жарко. Я предложу графинѣ руку, и прогуляюсь съ нею по саду.

Мужъ и любовникъ помѣнялись гнѣвными взглядами.

Діана встала по приглашенію принца и подала ему руку.

-- Помогите мнѣ встать, сказалъ Монсоро Бюсси.

И Монсоро пошелъ вслѣдъ за женою.

-- А! сказалъ герцогъ: -- вы, какъ я вижу, совсѣмъ поправились?

-- Слава Богу, ваше высочество; надѣюсь, что вскорѣ буду въ состояніи выходить съ графиней.

-- Тѣмъ лучше! но все-таки я совѣтовалъ бы вамъ не напрягать своихъ силъ.

Монсоро самъ чувствовалъ всю справедливость замѣчанія герцога, и потому сѣлъ въ такомъ, однакожь, мѣстѣ, откуда могъ слѣдить взоромъ за принцемъ.

-- Графъ, сказалъ Монсоро молодому дворянину: -- будьте добры, проводите сегодня же графиню въ мой маленькій домикъ близь Бастильи; тамъ ей будетъ лучше. Я вырвалъ ее изъ когтей этого коршуна въ Меридорѣ не для того, чтобъ онъ растерзалъ ее въ Парижѣ.

-- Нѣтъ, графъ, сказалъ Реми своему господину: вы этого не можете сдѣлать.

-- Отъ-чего? спросилъ Монсоро.

-- Отъ-того, что вы на службѣ у его высочества, а онъ никогда не проститъ вамъ, что вы помогли графу съиграть съ нимъ эту шутку.

-- А мнѣ что за дѣло! хотѣлъ вскричать пылкій молодой человѣкъ, но взглядъ Реми заставилъ его замолчать.

Монсоро задумался.

-- Реми правъ, сказалъ онъ:-- вы не можете оказать мнѣ этой услуги; итакъ я самъ провожу жену, потому-что завтра или послѣ-завтра мнѣ можно будетъ выйдти.

-- Напрасно, сказалъ Бюсси:-- вы лишитесь своего мѣста.

-- Можетъ-быть, сказалъ графъ:-- но жена мнѣ дороже.

И съ этими словами онъ нахмурилъ брови; Бюсси невольно вздохнулъ.

Монсоро не вытерпѣлъ и въ тотъ же вечеръ проводилъ жену въ турнельскій домикъ, знакомый нашимъ читателямъ.

Реми помогъ выздоравливавшему поселиться въ этомъ домикѣ.

Потомъ, какъ человѣкъ вполнѣ-преданный своему благодѣтелю, онъ понялъ, что въ маленькомъ домикѣ Бюсси будетъ нуждаться въ помощи, и опять сблизился съ Гертрудой, которая сначала приняла его съ гнѣвомъ, а потомъ помирилась.

Діана опять заняла свою комнатку, выходившую окнами на улицу.

Маленькій корридоръ отдѣлялъ эту комнату отъ спальни Монсоро.

Бюсси рвалъ на себѣ волосы.

Сен-Люкъ увѣрялъ, что веревочныя лѣстницы доведены до такого совершенства, что вполнѣ могутъ замѣнять настоящія лѣстницы.

Монсоро потиралъ руки и улыбался, думая о досадѣ его высочества герцога анжуйскаго.