II.

Комната королевы наваррской.

Герцогъ де-Гизъ проводилъ свою невѣсту, герцогиню де-Неверъ, домой, въ Улицу-дю-Шомъ, въ домъ, стоявшій прямо противъ Улицы де-Бракъ. Отдавъ ее попеченію ея фрейлинъ, онъ ушелъ въ свою комнату перемѣнить костюмъ; надѣлъ ночной плащъ и вооружился острымъ, короткимъ кинжаломъ -- оружіемъ, извѣстнымъ подъ именемъ "дворянской чести", которое носили безъ шпаги. Но, снимая кинжалъ со стола, на которомъ онъ лежалъ, герцогъ замѣтилъ записку, втиснутую между лезвіемъ и ножнамию

Онъ развернулъ ее и прочелъ:

"Надѣюсь, что герцогъ де-Гизъ не воротится эту ночь въ Лувръ или, если воротится, то не забудетъ по-крайней-мѣрѣ надѣть добрый панцырь и взять добрую шпагу."

-- А! воскликнулъ герцогъ, обращаясь къ своему слугѣ:-- вотъ странное предостереженіе, Робенъ. Скажи, кто входилъ сюда безъ меня?

-- Одинъ только человѣкъ.

-- Кто?

-- Господинъ дю-Гастъ.

-- Да! да! То-то мнѣ показалось, рука знакома. Ты увѣренъ, что дю-Гастъ былъ здѣсь? Ты его видѣлъ?

-- Я даже говорилъ съ нимъ.

-- Хорошо. Такъ я послѣдую его совѣту. Панцырь и шпагу!

Слуга, привыкшій уже къ подобнымъ переодѣваньямъ, принесъ то и другое. Герцогъ надѣлъ панцирь, стальныя кольца котораго были не толще основы (нитокъ) бархата; сверхъ кольчуги исподній камзолъ и сѣрый съ серебрянымъ шитьемъ полукафтанъ. Это былъ его любимый цвѣтъ. Потомъ онъ надѣлъ сапоги, доходившіе до половины ляжекъ, бархатную шапочку безъ перьевъ и аграфа, завернулся въ плащъ темнаго цвѣта, заткнулъ за поясъ кинжалъ, и, отдавъ шпагу пажу, единственному проводнику, которому приказалъ за собою слѣдовать, пошелъ къ Лувру.

Когда онъ выходилъ изъ дома, на башнѣ Сен-Жермен-л'Оксерруа пробило часъ

Не на поздній часъ ночи и на опасности ночнаго путешествія по улицамъ въ то время, ничего особеннаго не случилось съ принцемъ-искателемъ приключеній. Здоровый и невредимый дошелъ онъ до колоссальной массы стариннаго Лувра; огни погасали во дворцѣ одинъ за другимъ, и самъ дворецъ грозно возвышался среди мрака и тишины.

Передъ королевскимъ замкомъ тянулся глубокій ровъ; къ нему выходили окна комнатъ большей части принцевъ, жившихъ во дворцѣ. Комната Маргериты была въ первомъ этажѣ.

Но этотъ первый этажъ, очень-доступный, еслибъ не было рва, возвышался, благодаря ему, футовъ на тридцать отъ земли, такъ-что ни воръ, ни любовникъ не могли туда забраться. Это не помѣшало, однакожь, герцогу де-Гизу смѣло спуститься въ ровъ.

Въ ту же минуту, послышался шумъ отъ окна, отворяемаго съ rez-de-chaussée. Окно было съ желѣзной рѣшеткой; но чья-то рука приподняла часть рѣшетки, отдѣленной отъ окна заранѣе, и спустила сквозь отверстіе шелковую петлю.

-- Это вы, Гильйонна? спросилъ въ-полголоса Герцогъ.

-- Да! еще тише отвѣчалъ женскій голосъ.

-- А Маргерита?

-- Она ждетъ васъ.

-- Хорошо.

Съ этими словами герцогъ далъ знакъ своему пажу, и тотъ досталъ ему изъ-подъ своего плаща веревочную лѣстницу. Герцогъ прикрѣпилъ конецъ ея къ опущенной петли. Гильйонна встянула лѣстницу къ себѣ, привязала ее накрѣпко, и герцогъ, притянувъ шпагу поясомъ, началъ взбираться, и взобрался благополучно. Рѣшетка опустилась за нимъ, окно было заперто, и пажъ, увѣрившись, что герцогъ благополучно вошелъ въ Лувръ, къ окнамъ котораго онъ двадцать разъ провожалъ его подобнымъ образомъ, завернулся въ плащъ и легъ спать на травѣ во рву подъ тѣнью стѣны.

Ночь была темна, и крупныя, теплыя капли падали съ облаковъ, пропитанныхъ электричествомъ.

Герцогъ пошелъ за своею путеводительницею, -- это была не меньше, какъ дочь Жака де-Матиньйонъ, маршала Франціи. Это была задушевная повѣренная Маргериты, нескрывавшей отъ нея ничего, и думали даже, что къ числѣ тайнъ, порученныхъ ея неподкупной вѣрности, были такія ужасныя, что онѣ противъ воли заставляли ее молчать обо всемъ остальномъ.

Ни одной свѣчи не горѣло ни въ комнатахъ, ни въ корридорахъ; только изрѣдка блѣдная молнія озаряла мрачные покои какимъ-то голубоватымъ блескомъ, и исчезала въ то же мгновеніе.

Герцогъ все шелъ за Гильйонной, держа ее за руку; наконецъ они достигли спиральной лѣстницы, сдѣланной въ стѣнѣ, ведущей къ потайной, незамѣтной двери въ прихожую аппартаментовъ, занимаемыхъ Маргеритою.

Эта прихожая, такъ же какъ и торжественныя залы, корридоры и лѣстница, была погружена въ глубочайшую тьму.

Здѣсь Гильйонна остановилась.

-- Принесли ли вы съ собою чего желаетъ королева? спросила она шопотомъ.

-- Принесъ, отвѣчалъ герцогъ: -- но отдамъ только лично королевѣ.

-- Пойдемте же не теряя ни минуты! произнесъ во мракѣ голосъ, заставившій герцога вздрогнуть.-- Онъ узналъ голосъ Маргериты.

Въ то же время поднялась шитая золотомъ завѣса изъ фіолетоваго бархата, и герцогъ могъ разсмотрѣть въ темнотѣ королеву, пришедшую, въ нетерпѣніи, къ нему на встрѣчу.

-- Я здѣсь, сказалъ герцогъ, и вошелъ за занавѣсъ, который тотчасъ же за нимъ опустился.

Теперь настала очередь Маргериты Валуа быть путеводительницею герцога въ этой комнатѣ, хорошо, впрочемъ, ему извѣстной. Гильйонна, оставшись у дверей, успокоила свою госпожу, приложивъ палецъ къ губамъ.

Маргерита, какъ-будто догадываясь о ревнивомъ безпокойствѣ герцога, довела его даже въ свою спальню. Здѣсь она остановилась.

-- Довольны ли вы, герцогъ? спросила она.

-- Доволенъ... отвѣчалъ онъ: -- а чѣмъ бы, на-примѣръ?

-- Тѣмъ, что я вамъ доказываю своимъ поступкомъ, возразила Маргерита легкимъ тономъ досады: -- что принадлежу человѣку, который въ самую ночь своей свадьбы такъ мало обо мнѣ думаетъ, что не пришелъ даже поблагодарить меня за честь, которую я ему оказала, не избравъ его своимъ мужемъ, а просто согласившись быть его женою.

-- О, успокойтесь! печально отвѣчалъ герцогъ:-- онъ прійдетъ, особенно, если вы этого желаете.

-- И вы говорите это, Генрихъ, вы, который больше всѣхъ увѣрены въ противномъ? Если бъ я желала этого, какъ вы предполагаете, просила ли бы я васъ прійдти въ Лувръ?

-- Вы просили меня прійдти въ Лувръ, Маргерита, потому-что хотите уничтожить послѣдній слѣдъ нашего прошедшаго, и потому еще, что это прошедшее жило не только въ моемъ сердцѣ, но и въ этомъ серебряномъ ящикѣ. Вотъ онъ.

-- Сказать ли вамъ, Генрихъ? сказала Маргерита, пристально глядя на герцога: -- вы похожи въ эту минуту не на принца, а на школьника. Чтобъ я отреклась отъ любви къ вамъ! чтобъ я хотѣла потушить пламя, которое, можетъ-быть, угаснетъ, но отблескъ котораго не исчезнетъ никогда! Любовь человѣка моего сана озаряетъ и часто сжигаетъ все современное... Нѣтъ, нѣтъ, герцогъ! Вы можете оставить у себя письма вашей Маргериты, и ящичекъ, который она дала вамъ. Изъ всѣхъ писемъ, хранящихся въ этомъ ящичкѣ, она требуетъ отъ васъ только одно, и то потому, что это письмо столько же опасно для васъ, сколько и для нея.

-- Все принадлежитъ вамъ, сказалъ герцогъ.-- Выбирайте и уничтожьте, какое угодно.

Маргерита проворно начала рыться въ открытомъ ящикѣ и дрожащею рукою перебрала одно за другимъ съ дюжину писемъ, Она взглядывала только на адресы, какъ-будто этого довольно было, чтобъ напомнить ей содержаніе каждаго письма; кончивъ объискъ, она взглянула на герцога и, поблѣднѣвъ, сказала:

-- Герцогъ! письмо, которое я ищу, -- его здѣсь нѣтъ. Ужь не потеряли ли вы его? Надѣюсь, что передать его...

-- Какое письмо вы ищете?

-- То, въ которомъ я вамъ писала, чтобъ вы немедленно женились.

-- Чтобъ оправдать вашу измѣну?

Маргерита пожала плечами.

-- Нѣтъ, чтобъ спасти вашу жизнь. То письмо, въ которомъ я вамъ писала, что король, замѣтивъ нашу любовь и усилія мои разорвать вашъ будущій союзъ съ португалльскою инфантиною, призвалъ своего брата бастарда ангулемскаго и сказалъ ему, показывая двѣ шпаги: "убей этою шпагою Генриха де-Гиза сегодня же вечеромъ, или этою я убью тебя завтра". Гдѣ это письмо?

-- Вотъ оно, отвѣчалъ герцогъ, доставая его съ груди своей.

Маргерита почти вырвала письмо изъ рукъ его, открыла съ жадностью, увѣрилась, что это точно то письмо, которое она требовала, вскрикнула отъ радости и поднесла его къ свѣчѣ. Бумажка вспыхнула, и черезъ минуту ея ужь не было. Маргерита, какъ-будто опасаясь, чтобъ не отъискали безумнаго извѣщенія ея въ самомъ пеплѣ, растоптала его ногою.

Герцогъ слѣдилъ за нею взорами въ-продолженіи всѣхъ этихъ лихорадочныхъ движеній.

-- Довольны ли вы теперь, Маргерита? спросилъ онъ, когда она кончила.

-- Да, теперь вы женились на принцессѣ Порсіанъ, и братъ проститъ мнѣ вашу любовь; но онъ не простилъ бы мнѣ открытія тайны, подобной той, которую я невольно высказала вамъ въ письмѣ.

-- Это правда, сказалъ герцогъ: -- тогда вы любили меня...

-- Я люблю васъ и теперь, Генрихъ, -- люблю еще больше.

-- Вы?

-- Да, я; потому-что никогда еще не нуждалась я до такой степени въ преданномъ, вѣрномъ другѣ. Я королева безъ престола, жена безъ мужа.

Молодой герцогъ печально покачалъ головою.

-- Но я говорю вамъ, Генрихъ, повторяю вамъ, что мужъ мой не только не любитъ меня, но ненавидитъ, презираетъ; впрочемъ, присутствіе ваше въ комнатѣ, гдѣ долженъ бы быть онъ, кажется, достаточно доказываетъ эту ненависть и презрѣніе.

-- Еще не поздно; король наваррскій долженъ былъ еще отпустить своихъ придворныхъ... онъ не замедлитъ прійдти.

-- А я говорю вамъ, воскликнула Маргерита съ возрастающею досадою:-- я говорю вамъ, что онъ не пріидетъ.

-- Ваше величество! проговорила Гильйонна, растворивъ дверь и приподнимая завѣсу.-- Король наваррскій выходитъ изъ своихъ комнатъ.

-- А! я зналъ, что онъ прійдетъ! воскликнулъ Гизъ.

-- Герцогъ, сказала Маргерита торопливо и схвативъ его за руку: -- теперь вы увѣритесь, можно ли полагаться на мое слово. Войдите въ этотъ кабинетъ.

-- Нѣтъ, позвольте мнѣ уйдти, если есть еще время; обдумайте, что при первой ласкѣ его я выйду -- и тогда горе ему!

-- Вы съ ума сошли! Войдите, войдите, говорю вамъ. Я отвѣчаю за все.

Она втолкнула герцога въ кабинетъ.

И въ-пору. Дверь едва успѣла затвориться за Гизомъ, какъ король наваррскій съ улыбкою явился на порогѣ комнаты въ сопровожденіи двухъ пажей, несшихъ восемь свѣчей изъ розоваго воска въ двухъ канделабрахъ.

Маргерита скрыла свое замѣшательство, дѣлая глубокій реверансъ.

-- А вы еще не легли? спросилъ Беарнецъ съ веселымъ, открытымъ выраженіемъ лица.-- Не ждали ли вы меня?

-- Нѣтъ, отвѣчала Маргерита:-- вы вчера еще сказали мнѣ, будто очень-хорошо знаете, что наша женитьба политическій союзъ, и что вы не станете меня принуждать.

-- Пусть такъ; только это не мѣшаетъ намъ побесѣдовать другъ съ другомъ.-- Гильйонна, затворите дверь и оставьте насъ.

Маргерита встала и протянула руку, какъ-будто приказывая пажамъ остаться.

-- Прикажете позвать вашихъ женщинъ? спросилъ король.-- Я согласенъ, если вамъ это угодно, хоть и признаюсь, лучше бы. Желалъ переговорить съ вами наединѣ.

Съ этими словами, король наваррскій подошелъ къ кабинету.

-- Нѣтъ! сказала Маргерита, быстро заступая ему дорогу:-- нѣтъ, это ненужно; я готова выслушать васъ.

Беарнецъ зналъ, что хотѣлъ знать; онъ бросилъ быстрый и пронзительный взглядъ на кабинетъ, какъ-будто хотѣлъ проникнуть сквозь закрывавшую его завѣсу въ самую темную глубину его. Потомъ, обративъ взоръ на блѣдную отъ страха жену свою, онъ сказалъ совершенно-спокойнымъ голосомъ:

-- Въ такомъ случаѣ, поговоримте о чемъ-нибудь.

-- Какъ угодно вашему величеству, отвѣчала она, больше падая, нежели садясь на мѣсто, которое указалъ ей мужъ.

Беарнецъ сѣлъ возлѣ нея.

-- Что бы ни говорили многіе, сказалъ онъ: -- наша женитьба, я думаю, хорошая женитьба. Я вашъ, а вы моя.

-- Но... проговорила въ испугѣ Маргерита.

-- Слѣдовательно, продолжалъ король, какъ-будто не замѣчая: замѣшательства Маргериты:-- мы должны вести себя въ-отношеніи другъ къ другу какъ добрые союзники, потому-что дали сегодня въ этомъ союзѣ клятву передъ Богомъ. Не такъ ли?

-- Конечно.

-- Я знаю вашу прозорливость; знаю, какими пропастями усѣяна придворная почва; я молодъ, и хотя никому не сдѣлалъ зла, но у меня много враговъ. Куда же причислить ту, которая носитъ мое имя и которая поклялась мнѣ въ вѣрности при алтарѣ Божіемъ?

-- Можете ли вы думать...

-- Я ничего не думаю; я надѣюсь, и хочу увѣриться, что надежда моя не безъ основанія. Дѣло извѣстное: нашъ бракъ -- или предлогъ, или ловушка.

Маргерита вздрогнула; эта мысль шевелилась, можетъ-быть, и въ ея душѣ.

-- Что же изъ двухъ? продолжалъ Генрихъ.-- Король меня ненавидитъ, герцогъ д'Анжу ненавидитъ, герцогъ д'Алансонъ ненавидитъ, Катерина Медичи такъ глубоко ненавидѣла мать мою, что не можетъ не ненавидѣть и меня.

-- О! что вы говорите?

-- Я говорю правду, отвѣчалъ король: -- и желалъ бы, чтобъ кто-нибудь насъ слышалъ; иначе, Могутъ думать, что я не догадался объ убіеніи Муи и отравленіи моей матери.

-- О! живо подхватила Маргерита съ самымъ спокойнымъ и улыбающимся лицомъ: -- вы знаете очень-хорошо, что здѣсь только вы да я.

-- Потому-то именно я такъ и откровененъ; потому-то я и осмѣливаюсь сказать вамъ, что меня не обманутъ ни ласки французскаго, ни ласки лотарингскаго двора.

-- Ваше величество!...

-- Что жь тутъ такое? спросилъ Генрихъ, улыбаясъ въ свою очередь.

-- То, что такіе разговоры очень-опасны.

-- Да, не наединѣ, отвѣчалъ король.-- И такъ, я вамъ говорю...

Маргерита очевидно была какъ на пыткѣ; она хотѣла бы остановить каждое слово на губахъ короля; но Генрихъ продолжалъ съ своимъ кажущимся простодушіемъ:

-- И такъ, я вамъ говорю, что мнѣ грозятъ со всѣхъ сторонъ; мнѣ грозитъ король, герцогъ д'Алансонъ, герцогъ д'Анжу, королева-мать, герцогъ де-Гизъ, герцогъ де-Майеннъ, кардиналъ де-Лоррень, словомъ, весь міръ. Вы знаете, это чувствуешь какъ-то по инстинкту. Всѣ эти угрозы не замедлятъ превратиться въ настоящее нападеніе, и отъ этого-то я могу защититься съ вашею помощью: васъ любятъ всѣ, которые меня ненавидятъ.

-- Меня! сказала Маргерита.

-- Да, васъ, повторилъ Генрихъ-Наваррскій съ совершеннымъ простодушіемъ:-- да, васъ любитъ король Карлъ, любитъ (онъ налегъ на это слово) герцогъ д'Алансонъ, любитъ королева Катерина, любитъ, наконецъ, герцогъ де-Гизъ...

-- Ваше величество! проговорила Маргерита.

-- Что жь тутъ удивительнаго, что всѣ васъ любятъ? Тѣ, которыхъ я назвалъ, ваши братья или родственники. Любить своихъ родственниковъ или братьевъ -- значитъ жить по закону Божію.

-- Но къ чему же все это ведетъ?

-- Къ тому, что я уже сказалъ вамъ: если вы будете... не говорю моимъ другомъ, но только союзникомъ, я могу торжествовать; если же вы будете мнѣ врагомъ, я погибъ.

-- О! врагомъ вашимъ -- никогда! воскликнула Маргерита.

-- Но никогда и другомъ?

-- Можетъ-быть.

-- А союзникомъ?

-- Непремѣнно.

И Маргерита отвернулась, протягивая руку королю.

Генрихъ взялъ эту руку, поцаловалъ ее, и, не выпуская назадъ больше для того, чтобъ наблюдать за женой, нежели изъ нѣжнаго чувства, продолжалъ:

-- Я вѣрю вамъ и принимаю васъ въ союзницы. Насъ женили, когда мы не знали и не любили другъ друга; насъ женили не спрашивая нашего согласія. Слѣдовательно, какъ мужъ и жена, мы не обязаны другъ другу ничѣмъ. Вы видите: я предупреждаю ваши желанія и подтверждаю теперь то, что сказалъ вчера. Но политическій союзъ свой мы заключаемъ по доброй волѣ, безъ всякаго принужденія. Мы заключаемъ его какъ двѣ честныя души, обязанныя покровительствовать другъ другу. Не такъ ли?

-- Дà, отвѣчала Маргерита, стараясь освободить свою руку.

-- Итакъ, продолжалъ Беарнецъ, не сводя глазъ съ дверей кабинета: -- въ доказательство чистосердечности нашего союза и совершенной довѣренности, я разскажу вамъ во всей подробности планъ, слѣдуя которому надѣюсь торжествовать надъ этого враждою.

-- Государь, проговорила Маргерита, въ свою очередь невольно обращая глаза къ кабинету, между-тѣмъ, какъ Беарнецъ, видя, что хитрость его удалась, смѣялся внутренно.

-- Вотъ, что я намѣренъ сдѣлать, продолжалъ онъ, какъ-будто не замѣчая замѣшательства жены:-- я...

-- Позвольте мнѣ отдохнуть, громко сказала Маргерита, поспѣшно вставая и схвативъ короля за руку: -- душевное волненіе... жаръ... мнѣ душно.

Дѣйствительно, Маргерита была блѣдна и дрожала, какъ-будто готова была упасть на коверъ.

Генрихъ пошелъ къ отдаленному окну и раскрылъ его. Окно выходило къ рѣкѣ.

Маргерита пошла за нимъ.

-- Тише! тише! шепнула она.-- Пожалѣйте себя!

-- Какъ! сказалъ улыбаясь Беарнецъ:-- вѣдь мы, сказали вы, здѣсь одни?

-- Да; но развѣ вы не знаете, что посредствомъ слуховой трубы, вдѣланной въ потолокъ или стѣну, можно все слышать?

-- Правда, правда, сказалъ тихо и поспѣшно Беарнецъ.-- Вы не любите меня, это такъ; но вы честная женщина.

-- Что вы хотите сказать?

-- То, что еслибъ вы хотѣли выдать меня, вы позволили бы мнѣ продолжать, потому-что я выдалъ бы себя самъ. Вы остановили меня. Теперь я знаю, что кто-нибудь здѣсь скрывается, что вы невѣрная жена, но вѣрная союзница; а теперь, прибавилъ Беарнецъ улыбаясь: -- политическая вѣрность мнѣ нужнѣе супружеской.

-- Послушайте...

-- Хорошо, хорошо, мы поговоримъ объ этомъ послѣ, когда мы лучше узнаемъ другъ друга, прервалъ ее Генрихъ.

Потомъ, возвысивъ голосъ, онъ продолжалъ:

-- Освѣжились ли вы?

-- Да, отвѣчала Маргарита: -- да, ваше величество.

-- Въ такомъ случаѣ я не хочу безпокоить васъ долѣе. Я долженъ былъ засвидѣтельствовать вамъ мое почтеніе и дружбу; пріймите же ихъ, они чистосердечны. Отдохните; покойной ночи.

Маргерита взглянула на мужа взоромъ, полнымъ благодарности, и въ свою очередь протянула ему руку.

-- Рѣшено, сказала она.

-- Союзъ политическій, чистосердечный и честный? спросилъ Генрихъ.

-- Чистосердечный и честный.

Беарнецъ пошелъ къ дверямъ, увлекая за собою Маргериту взорами, какъ обвороженную. Когда занавѣска опустилась между ими и спальнею, онъ тихонько и проворно сказалъ:

-- Благодарю васъ, Маргерита, благодарю! Вы истинная француженка. Я ухожу спокойный. За недостаткомъ любви, мнѣ не измѣнитъ ваша дружба. Я полагаюсь на васъ, какъ вы, съ вашей стороны, можете положиться на меня. Прощайте.

Генрихъ поцаловалъ руку жены своей, слегка сжимая ее; потомъ поспѣшилъ къ себѣ, говоря въ корридорѣ съ самимъ собою:

-- Кто бы это, чортъ возьми, былъ у нея? Король, или герцогъ д'Анжу? герцогъ д'Алансонъ или Гизъ? Братъ или любовникъ? или и то и другое? Право, мнѣ теперь почти досадно, что я назначилъ баронессѣ свиданіе. Но слово дано, и Даріола ждетъ... быть такъ! Для нея, конечно, не выгодно, что я иду къ ней черезъ спальню жены моей, потому-что -- ventre-saint-gris! эта Марго, какъ зоветъ ее Карлъ, премиленькое созданіе.

И Генрихъ пошелъ по лѣстницѣ, ведущей въ комнаты г-жи де-Совъ. Поступь изобличала его душевное волненіе.

Маргерита слѣдила за нимъ глазами, пока онъ не скрылся изъ вида; потомъ воротилась въ свою комнату. Герцогъ стоялъ въ дверяхъ кабинета: при видѣ его, она почти почувствовала угрызеніе совѣсти.

Герцогъ былъ мраченъ, и наморщенныя брови его говорили о горькой думѣ.

-- Маргерита сегодня сохраняетъ нейтралитетъ, сказалъ онъ;-- черезъ недѣлю Маргерита будетъ врагомъ.

-- А! вы подслушивали? сказала Маргерита.

-- А что же мнѣ было дѣлать въ этомъ кабинетѣ?

-- И вы находите, что я вела себя не такъ, какъ должна была вести себя королева наваррская?

-- Нѣтъ, не то; но вы вели себя не такъ, какъ любовница герцога де-Гиза.

-- Я могу не любить мужа, отвѣчала королева: -- но никто не имѣетъ права требовать отъ меня, чтобъ я его выдала. Скажите по совѣсти, измѣнили ли бы вы тайнамъ принцессы де-Порсіанъ, жены вашей?

-- Полно-те, оставимъ это! сказалъ герцогъ, покачивая головою.-- Я вижу, вы уже не любите меня такъ горячо, какъ любили въ то время, когда разсказывали, что затѣваетъ король противъ меня и моихъ приверженцевъ.

-- Король былъ сильный, вы -- слабый. Генрихъ теперь слабый, а сильный -- вы. Я играю ту же роль, какъ видите.

-- Только вы переходите отъ одного знамени къ другому.

-- Это право я пріобрѣла, спасши вашу жизнь.

-- Прекрасно; а такъ-какъ, разставаясь, любовники возвращаютъ другъ другу свои подарки, я спасу вашу жизнь въ свою очередь, и мы поквитаемся.

Съ этими словами, герцогъ поклонился и вышелъ. Маргерита не останавливала его.

Въ передней онъ нашелъ Гильйонну, которая проводила его обратно къ окну съ рѣшеткой. Во рву дожидался его пажъ, и они возвратились домой.

Между-тѣмъ, Маргерита въ раздумьи подошла къ окну.

-- Какая свадебная ночь! проговорила она.-- Мужъ бѣжитъ отъ меня, и любовникъ меня оставляетъ!

Въ эту минуту, по-ту-сторону рва шелъ, подбоченясь, отъ Турде-Буа къ мельницѣ де-ла-Моннэ школьникъ, и пѣлъ:

Pourquoi doncques quand je veux

Ou mordre tes beaux cheveux,

Ou baiser ta bouche aimée,

Ou toucher à ton beau sein,

Contrefais tu-la nonnain

Dedans un cloître enfermée?

Pourquoi gardes-tu tes yeux

Et ton sein délicieux,

Ton front, ta lèvre jumelle?

En veus-tu baiser Pluton

Là-bas après que Caron

T'aura mise en sa nacelle?

Après ton dernier trépas,

Belle, tu n'auras là-bas

Qu'une bouebette blèmie;

Et quand, mort, je te verrai,

Aux ombres je n'avouerai

Que jadis tu fus ma miel

Doncques tandis que tu vis,

Change, maîtresse, d'avis,

Et ne m'épargne ta bouche,

Car au jour où tu mourras

Lors tu te repentiras

De m'avoir été farouche (*).

(*) Скажи, зачѣмъ, когда хочу я поиграть твоими кудрями, поцаловать алыя губки, коснуться прекрасной груди твоей, зачѣмъ разъигрываешь ты роль монахини, заключенной въ монастырѣ?-- Къ чему бережешь ты свои глаза, чудесный станъ, чело и дѣвственныя губы? Или хочешь ты поцаловать ими Плутона, когда Харонъ прійметъ тебя въ челнокъ свой?-- Нѣтъ, красавица, тамъ, за гробомъ, поблѣднѣютъ твои губки; когда я встрѣчусь съ тобою послѣ смерти, я не признаюсь тѣнямъ, что когда-то ты была моею возлюбленною.-- Одумайся же, пока еще ты жива, не отказывай мнѣ въ поцалуѣ; когда умрешь, ты будешь раскаиваться въ своей жестокости.

Маргерита слушала пѣсню съ грустной улыбкой; когда голосъ ученика исчезъ въ отдаленіи, она закрыла окно и позвала Гильйонну помочь ей раздѣться.