IV.

Плечо Атоса, перевязь Портоса и платокъ Арамиса.

Взбѣшенный д'Артаньянъ въ три прыжка перескочилъ пріемную и бросился на лѣстницу, по которой хотѣлъ сбѣжать, перескакивая по четыре ступеньки заразъ, какъ вдругъ, въ своемъ бѣгствѣ съ опущенной головой, онъ столкнулся съ однимъ мушкетеромъ, выходившимъ отъ де-Тревиля по черному ходу, и ударился головой объ его плечо, что заставило того испустить крикъ или. скорѣе, рычаніе.

-- Извините, сказалъ д'Артаньянъ и хотѣлъ продолжать бѣжать,-- извините, я очень спѣшу.

Едва онъ спустился съ первой лѣстницы, какъ сильная рука схватила его за шарфъ и остановила.

-- Вы спѣшите, вскричалъ мушкетеръ, блѣдный какъ саванъ:-- подъ этимъ предлогомъ вы меня толкаете, говорите: "Извините" и воображаете, что этого довольно? Не совсѣмъ-то. молодой человѣкъ. Вы предполагаете, что разъ де-Тревиль при васъ говорилъ сегодня съ нами немножко рѣзко, съ нами и въ самомъ дѣлѣ можно обращаться такъ же, какъ и онъ. Образумьтесь, товарищъ, вѣдь вы не де-Тревиль.

-- Честное слово, возразилъ д'Артаньянъ, узнавъ Атоса, который послѣ перевязки, сдѣланной ему докторомъ, возвращался въ свою квартиру:-- честное слово, я это сдѣлалъ не нарочно, а потому я извинился передъ вами; мнѣ кажется, этого довольно. Но я, впрочемъ, снова,-- что можетъ быть ужъ слишкомъ,-- извиняюсь, такъ какъ, честное слово, я спѣшу, очень спѣшу. Пустите же меня, прошу васъ, и позвольте мнѣ идти, куда мнѣ надо.

-- Милостивый государь, сказалъ Атосъ, отпуская его,-- вы невѣжа; видно, что вы пріѣхали издалека.

Д'Артаньянъ перескочилъ уже три или четыре ступеньки, но при этомъ замѣчаніи Атоса вдругъ остановился.

-- Чортъ возьми, сказалъ онъ,-- какъ бы ни было далеко то мѣсто, откуда я пріѣхалъ, ужъ никакъ не вы будете давать мнѣ уроки хорошихъ манеръ, предупреждаю васъ.

-- Можетъ быть, сказалъ Атосъ.

-- Ахъ! если бъ я не такъ спѣшилъ, вскричалъ д'Артаньянъ,-- и если бъ я не бѣжалъ за нѣкшмъ господиномъ...

-- Господинъ спѣшащій, меня вы найдете, не имѣя надобности бѣгать, слышите!

-- А гдѣ это, скажите, будьте добры.

-- Около монастыря босоногихъ кармелитовъ.

-- Въ которомъ часу?

-- Около двѣнадцати.

-- Около двѣнадцати. Хорошо, я буду тамъ.

-- Постарайтесь не заставить меня ждать себя, потому что въ двѣнадцать часовъ съ четвертью я вамъ обрѣжу уши на бѣгу.

-- Хорошо! вскричалъ д'Артаньянъ,-- я тамъ буду въ двѣнадцать безъ 10 минуть.

И онъ пустился бѣжать, какъ будто чортъ уносилъ его, надѣясь еще найти своего незнакомца, который, идя своимъ медленнымъ шагомъ, не могъ уйти особенно далеко. Но у двери, выходившей на улицу, Портосъ разговаривалъ съ какимъ-то гвардейцемъ. Между разговаривающими было пространство какъ разъ только для одного человѣка. Д'Артаньянъ думалъ, что этого пространства будетъ для него достаточно, и бросился между ними, чтобы пролетѣть, какъ стрѣла, но д'Артаньянъ не принялъ въ расчетъ вѣтра. Когда онъ проходилъ, вѣтеръ распахнулъ длинный плащъ Портоса, и д'Артаньянъ влетѣлъ прямо въ плащъ. Безъ сомнѣнія, Портосъ; имѣлъ причины не снимать эту необходимую часть своей одежды, потому что, вмѣсто того, чтобы опуститъ полу, которую онъ держалъ, онъ потянулъ ее, такъ что д'Артаньянъ, повернувшись кругомъ, что объясняется сопротивленіемъ упрямаго Портоса, завернулся въ бархатный плащъ. Д'Артаньянъ, слыша проклятія мушкетера, хотѣлъ высвободиться изъ-подъ плаща, который мѣшалъ ему видѣть, и старался выпутаться изъ складокъ. Онъ болѣе всего страшился попортить новую чудную перевязь, о которой мы уже говорили, но, робко открывъ глаза онъ увидѣлъ, что уткнулся носомъ между плечами Портоса, то есть какъ разъ въ перевязь. Увы! какъ большинство вещей на этомъ свѣтѣ, которыя имѣютъ за собой только внѣшность, перевязь была изъ золота только спереди, а сзади -- изъ простой буйволовой кожи. Портосъ, какъ истый гордецъ, не имѣя возможности имѣть перевязь всю изъ золота, имѣлъ ее, по крайней мѣрѣ, вполовину: съ этой минуты становилась понятнымъ необходимость насморка и крайняя нужда въ плащѣ.

-- Vertubleu! вскричалъ Портосъ, дѣлая усилія, чтобы освободиться отъ д`Артаньяна, который копошился у него на спинѣ:-- взбѣсились вы, что-ли, что такъ бросаетесь на людей?

-- Извините, сказалъ д'Артаньянъ, снова показываясь изъ-за плеча гиганта,-- но я очень спѣшу, я бѣгу въ догонку за однимъ...

-- Забываете вы, что-ли, гдѣ ваши глаза, когда вы бѣжите? спросилъ Портосъ.

-- Нѣтъ, отвѣчалъ д'Артаньянъ, задѣтый за живое,-- нѣтъ и, благодаря моимъ глазамъ, я вижу даже то, чего не видятъ другіе.

Понялъ-ли Портосъ или нѣтъ, но только разсердился не на шутку:

-- Вы заставите себя хорошенько вздуть, предупреждаю васъ, если только будете такъ тереться около мушкетеровъ.

-- Вздуть! вскричалъ д'Артаньянъ,-- это грубость!

-- Эти грубости говоритъ человѣкъ, привыкшій смотрѣть въ лицо своимъ врагамъ.

-- Тьфу, пропасть! знаю я хорошо, что вы не поворачиваете спины ни передъ кѣмъ!

И молодой человѣкъ, въ восторгѣ отъ своей шутки, удалился, смѣясь во все горло.

Портосъ пришелъ въ ярость и сдѣлалъ движеніе, чтобы броситься на д'Артаньяна.

-- Послѣ, послѣ! закричалъ этотъ,-- когда на васъ не будетъ уже вашего плаща.

-- Итакъ, въ часъ, сзади Люксембурга.

-- Очень хорошо, въ часъ, отвѣчалъ д'Артаньянъ, поворачивая за уголъ.

Но ни въ улицѣ, которую онъ пробѣжалъ, ни въ той, которую теперь обнималъ взглядомъ, онъ никого не увидѣлъ. Какъ бы тихо ни шелъ незнакомецъ, онъ скрылся изъ виду; быть можетъ, онъ вошелъ въ какой нибудь домъ. Д'Артаньянъ справлялся о немъ у всѣхъ встрѣчныхъ, спустился до парома, поднялся по улицѣ Сены и Краснаго Креста, но нигдѣ, рѣшительно нигдѣ не нашелъ его. Между тѣмъ эта скорая ходьба оказалась для него очень полезна въ томъ смыслѣ, что чѣмъ болѣе выступало поту на его чело, тѣмъ болѣе отлегало отъ сердца. Онъ принялся тогда размышлять о только что случившихся обстоятельствахъ; они были многочисленны и нечальнаго свойства: еще не было одиннадцати часовъ утра, а ужъ это утро принесло немало непріятностей.

Де-Тревиль, конечно, не могъ не найти немножко рѣзкимъ то, какъ умчался отъ него д'Артаньянъ. Кромѣ того, ему предстояли двѣ дуэли съ людьми, изъ которыхъ каждый способенъ былъ убить трехъ д'Артаньяновъ, однимъ словомъ, съ двумя мушкетерами, то есть съ двумя личностями, которыхъ онъ такъ сильно уважалъ и которыхъ и въ мысляхъ, и въ сердцѣ считалъ выше всѣхъ остальныхъ. Обстоятельства складывались неутѣшительно. Убѣжденный, что онъ будетъ убить Атосомъ, понятно, молодой человѣкъ не очень много думалъ о Портосѣ. Однакожъ, такъ какъ надежда послѣднею угасаетъ въ сердцѣ человѣка, онъ кончилъ тѣмъ, что авось либо ему удастся пережить, само собою разумѣется съ ужасными ранами, эти двѣ дуэли, и на случай, если онъ останется въ живыхъ, онъ принялся читать себѣ наставленія.

-- Какого безмозглаго я корчу изъ себя, и что я, въ самомъ дѣлѣ, за дуралей! Этотъ храбрый и несчастный Атосъ былъ раненъ именно въ то плечо, въ которое, какъ баранъ, я толкнулъ его головой. Единственная вещь, которая удивляетъ меня, это то, что онъ но уложилъ меня на мѣстѣ; онъ имѣлъ на это право, и боль, которую я причинилъ ему, должна быть ужасной. Что касается до Портоса,-- о! что касается до Портоса, честное слово, это болѣе забавно.

И, противъ собственнаго желанія, молодой человѣкъ принялся хохотать, оглядываясь, однакоже, какъ бы этотъ смѣхъ, одинъ на одинъ, безъ видимой причины, въ глазахъ тѣхъ, которые видѣли его смѣющимся, не оскорбилъ бы кого нибудь изъ прохожихъ.

-- Что касается до Портоса, это болѣе забавно; но тѣмъ не менѣе, я все же несчастный вѣтреникъ. Развѣ такъ бросаются на людей, не сказавши: посторонитесь; развѣ можно заглядывать имъ подъ плащи, чтобы видѣть то, чего тамъ нѣтъ! Онъ навѣрно бы извинилъ меня, если бы я не сказалъ ему про эту проклятую перевязь, намекнулъ, правда, не прямо, а все-таки намекнулъ. Ахъ, я проклятый гасконецъ,-- я, кажется, не перестану острить и на сковородѣ. Послушай, д'Артаньянъ, мой другъ, продолжалъ онъ, говоря самъ съ собой со всею любезностью, къ которой по отношенію къ себѣ считалъ себя обязаннымъ -- если ты избѣжишь смерти, что неправдоподобно, то на будущее время надлежитъ быть безукоризненно вѣжливымъ. Съ этой минуты нужно, чтобы тобою восхищались, чтобы тебя ставили въ примѣръ. Быть предупредительнымъ и вѣжливымъ, это не значитъ быть трусомъ. Взгляните лучше на Арамиса: Арамисъ -- это сама кротость, сама грація. А развѣ кто нибудь посмѣетъ когда нибудь сказать, что Арамисъ трусъ? Нѣтъ, навѣрно, и отнынѣ я хочу во всѣхъ отношеніяхъ брать его за образецъ. А! вотъ и онъ.

Д'Артаньянъ, идя и разговаривая самъ съ собою, очутился въ нѣсколькихъ шагахъ отъ отеля д'Эгильонъ и передъ этимъ отелемъ онъ замѣтилъ Арамиса, весело разговаривавшаго съ тремя кавалерами изъ гвардіи короля. Съ своей стороны Арамисъ замѣтилъ д'Артаньяна, но такъ какъ онъ не забылъ, что именно передъ этимъ молодымъ человѣкомъ де-Тревиль такъ сильно погорячился сегодня утромъ и какъ свидѣтель упрековъ, сдѣланныхъ мушкетерамъ, не былъ ему никоимъ образомъ пріятенъ, онъ сдѣлалъ видъ, будто не видитъ его. Д'Артаньянъ, напротивъ, всецѣло занятый своими планами примиренія и учтивости, подошелъ къ четыремъ молодымъ людямъ и съ самой любезной улыбкой низко поклонился имъ. Арамисъ слегка наклонилъ голову, но не улыбнулся. Всѣ четверо, впрочемъ, сейчасъ же прекратили разговоръ.

Д'Артаньянъ былъ не настолько глупъ, чтобы не замѣтить, что онъ лишній, но былъ недостаточно опытенъ въ пріемахъ большого свѣта, чтобы ловко выйти изъ ложнаго положенія, въ которое обыкновенно попадаетъ человѣкъ, вступающій въ разговоръ, вовсе до него не касающійся, съ людьми, едва ему знакомыми. Онъ мысленно подыскивалъ какой нибудь предлогъ, чтобъ сдѣлать свое отступленіе болѣе удобнымъ, какъ вдругъ замѣтилъ, что Арамисъ уронилъ платокъ и, безъ сомнѣнія нечаянно, наступилъ на него ногой. Эта минута показалась ему очень удобной, чтобы загладить свое неприличіе; онъ наклонился и съ самымъ любезнымъ видомъ выдернулъ платокъ изъ-подъ ноги мушкетера, несмотря на всѣ усилія, которыя дѣлалъ послѣдній, чтобы удержать его, и сказалъ, подавая его:

-- Я думаю, милостивый государь, что вамъ было бы досадно потерять этотъ платокъ.

Платокъ, въ самомъ дѣлѣ, былъ богато вышитъ, съ гербомъ и коронкой на одномъ изъ угловъ. Арамисъ страшно покраснѣлъ и скорѣе вырвалъ, чѣмъ взялъ его изъ рукъ гасконца.

-- А! А! вскричать одинъ изъ гвардейцевъ,-- будешь-ли ты еще и теперь продолжать утверждать, скромный Арамисъ, что ты въ дурныхъ отношеніяхъ съ г-жей де-Буа-де-Траси, когда эта любезная дама обязательно одолжаетъ тебѣ свои платки?

Арамисъ бросилъ на д'Артаньяна одинъ изъ тѣхъ взглядовъ, которые даютъ понять человѣку, что онъ пріобрѣлъ смертельнаго врага, затѣмъ, снова принявъ свой кроткій видъ, онъ сказалъ:

-- Вы ошибаетесь, господа,-- это не мой платокъ и не знаю, зачѣмъ этому господину пришла фантазія отдать скорѣе его мнѣ, а не кому-нибудь изъ васъ; и въ доказательство того, что я говори: вотъ мой платокъ, который я вынимаю изъ моего кармана.

Съ этими словами онъ вынулъ свой собственный платокъ, тоже очень изящный, изъ тонкаго батиста, хотя батистъ въ тѣ времена стоилъ очень дорого, но безъ вышивки, безъ герба, только съ вензелемъ своего владѣльца. На этоіъ разъ д'Артаньянъ не произнесъ ни слова: онъ понялъ свою ошибку; но друзья Арамиса не дали себя убѣдить его запирательствомъ, и одинъ изъ нихъ обратился къ молодому мушкетеру съ притворною серьезностью:

-- Если это такъ, я буду принужденъ, мой милый Арамисъ, взять его у тебя, потому что, какъ ты самъ знаешь, де-Буа-де-Траси одинъ изъ моихъ интимныхъ друзей и я не хочу, чтобы хвастались вещами его жены.

-- Ты не такъ требуешь этого, отвѣчалъ Арамисъ,-- и, въ сущности вполнѣ сознавая справедливость твоего требованія, я отказываю, потому что просьба твоя плохо выражена.

-- Дѣло въ томъ, осмѣлился робко замѣтить д'Артаньянъ,-- что я не видѣлъ, выпалъ-ли платокъ изъ кармана господина Арамиса. Онъ наступилъ на него ногой, вотъ почему я и подумалъ, что платокъ принадлежитъ ему.

-- И вы ошиблись, холодно отвѣчалъ Арамисъ, какъ будто не замѣчая попытки д'Артаньяна исправить свою ошибку; затѣмъ, обращаясь къ тому изъ гвардейцевъ, который заявилъ себя другомъ де-Буа-де-Траси, онъ продолжалъ:

-- Впрочемъ, я передумалъ, дорогой пріятель де-Траси: такъ какъ я ему не менѣе тебя нѣжный другъ, то этотъ платокъ могъ такъ же выпасть изъ моего кармана, какъ и изъ твоего.

-- Нѣтъ, клянусь честью! вскричалъ гвардеецъ его величества.

-- Ты будешь клясться своею честью, а я своимъ честнымъ словомъ, и тогда, очевидно, кто нибудь изъ насъ солжетъ. Послушай, сдѣлаемъ лучше вотъ какъ, Монтаранъ: возьмемъ каждый половину.

-- Платка?

-- Да.

-- Превосходно, вскричали другіе два гвардейца:-- это рѣшеніе царя Соломона. Положительно, Арамисъ, ты мудрецъ.

Молодые люди расхохотались и, какъ легко понять, дѣло не имѣло дальнѣйшихъ послѣдствій. Спустя минуту, разговоръ прекратился и 3 гвардейца и мушкетеръ, дружески пожавъ другъ другу руки, разошлись -- гвардейцы въ свою сторону, а Арамисъ -- въ свою.

-- Вотъ удобная минута помириться съ этимъ любезнымъ господиномъ, подумалъ д'Артаньянь, державшійся немного въ сторонѣ во время этого послѣдняго ихъ разговора, и съ этимъ похвальнымъ намѣреніемъ онъ приблизился къ Арамису, который не обращалъ на него никакого вниманія.

-- Милостивый государь, обратился онъ къ Арамису,-- надѣюсь, вы меня извините.

-- А! прерваль Арамисъ,-- позвольте вамъ замѣтить, что вы поступили въ данномъ случаѣ не такъ, какъ слѣдовало бы сдѣлать порядочному человѣку.

-- Какъ, вскричалъ д'Артаньянъ,-- вы предполагаете!..

-- Я предполагаю, что вы не дуракъ и что вы хорошо знаете, хотя и пріѣхали изъ Гасконіи, что безъ причины не ходятъ по батистовымъ платкамъ. Чортъ возьми, Парижъ не вымощенъ батистомъ!

-- Да, но вы не правы, стараясь меня унизить, вспылилъ д'Артаньянъ, у котораго природная наклонность къ спорамъ брала верхъ надъ намѣреніями мирнаго свойства.-- Я изъ Гасконіи, это правда, и разъ вы это знаете, мнѣ не надобно вамъ говорить, что гасконцы нетерпѣливы, такъ что, если они разъ извинились, хотя бы въ глупости, они убѣждены, что они уже сдѣлали наполовину больше того, что должны сдѣлать.

-- Все, что я сказалъ, отвѣтилъ Арамисъ,-- я сказалъ вовсе не съ тѣмъ, чтобы искать ссоры съ вами. Слава Богу, я не забіяка и, будучи мушкетеромъ только на время, я дерусь только тогда, когда меня принуждаютъ, и всегда съ большимъ отвращеніемъ. Но на этотъ разъ дѣло очень серьезно, потому что вами скомпрометирована дама.

-- То есть нами! вскричалъ д'Артаньянъ.

-- Зачѣмъ вы имѣли неловкость отдать мнѣ платокъ?

-- Зачѣмъ вы были такъ неловки, что уронили его?

-- Я сказалъ и повторяю, что этотъ платокъ упалъ не изъ моего кармана.

-- Ну, что-жь? Вы солгали дважды, потому что я видѣлъ, какъ вы его уронили.

-- А! вы заговорили другимъ тономъ, господинъ гасконецъ! Ну, что-жъ, я научу васъ вѣжливости!

-- А я верну васъ въ монастырь, господинъ аббатъ! Обнажайте шпагу и не медля!

-- Ну, нѣтъ; если вы этого хотите, мой прекрасный другъ, по крайней мѣрѣ только не здѣсь. Развѣ вы не видите, что мы стоимъ какъ разъ противъ отеля д'Эгильонъ, заполненнаго креатурами кардинала. Кто мнѣ поручится, что это не его высокопреосвященство поручилъ вамъ доставить мою голову? Къ тому же, я до смѣшного стою за свою голову, такъ какъ, мнѣ кажется, она какъ нельзя лучше подходитъ къ моимъ плечамъ. Я хочу васъ убить, будьте покойны, но убить тихо, безъ огласки, въ укромномъ и скрытомъ мѣстѣ, тамъ, гдѣ бы вы никому не могли похвастаться вашей смертью.

-- Я согласенъ, но не очень надѣйтесь на это и унесите вашъ платокъ, принадлежитъ-ли онъ вамъ, или нѣтъ; можетъ быть, придетъ случай, что онъ вамъ понадобится.

-- Вы гасконецъ? спросилъ Арамисъ.

-- Да, гасконецъ, который не откладываетъ свиданіи изъ предосторожности.

-- Осторожность -- добродѣтель довольно безполезная для мушкетеровъ, но необходимая для людей духовнаго званія; и такъ какъ я мушкетеръ только случайно, я стою за то, чтобы быть осторожнымъ. Въ два часа я буду имѣть честь ждать васъ въ отелѣ де-Тревиля; тамъ я укажу вамъ удобное мѣсто.

Молодые люди раскланялись, затѣмъ Арамисъ удалился вверхъ по улицѣ, ведущей къ Люксембургу, между тѣмъ какъ д'Артаньянъ, вида, что скоро полдень, направился по дорогѣ къ монастырю босоногихъ кармелитовъ, говоря самъ съ собою:

-- Положительно, я не могу прійти въ себя; но, по крайней мѣрѣ, если меня убьютъ, я буду убитъ мушкетеромъ.