V.

Мушкетеры короля и гвардейцы кардинала.

Д'Артаньянъ никого не зналъ въ Парижѣ. Онъ отправился поэтому на свиданіе съ Атосомъ безъ секундантовъ, рѣшившись ограничиться тѣми, которыхъ выберетъ его противникъ. Къ тому же, онъ имѣлъ положительное намѣреніе извиниться передъ храбрымъ мушкетеромъ въ самой приличной формѣ, но безъ слабости, боясь, чтобы эта дуэль не имѣла того непріятнаго исхода, который всегда получается въ результатѣ подобнаго дѣла, когда сильный молодой человѣкъ дерется съ противникомъ, ослабѣвшимъ отъ ранъ: побѣжденный, онъ удваиваетъ тріумфъ своего противника; побѣдивши, онъ бываетъ обвиненъ въ вѣроломствѣ и легкой побѣдѣ.

Впрочемъ, одно изъ двухъ: или мы плохо описали характеръ нашего искателя приключеній, или нашъ читатель долженъ былъ уже замѣтить, что д'Артаньянъ былъ человѣкъ, далеко не обыкновенный. Итакъ, продолжая повторять самъ себѣ, что его смерть неизбѣжна, онъ вовсе не покорился необходимости безропотно умереть потихоньку, какъ сдѣлалъ бы всякій, менѣе отважный и сдержанный, на его мѣстѣ. Онъ обсудилъ различные характеры тѣхъ людей, съ которыми ему придется драться, и началъ болѣе ясно представлять себѣ свое положеніе. Онъ надѣялся, съ помощью заранѣе приготовленныхъ прямодушныхъ извиненій, сдѣлаться другимъ Атоса, серьезный и важный видъ котораго очень ему нравился Онъ льстилъ себя надеждой запугать Портоса приключеніемъ съ перевязью, про которое онъ могъ, если не будетъ убитъ на мѣстѣ, разсказать всему свѣту, а этотъ разсказъ, ловко пущенный въ ходъ, долженъ выказать Портоса съ смѣшной стороны; наконецъ, что касается до угрюмаго Арамиса, то къ нему онъ не чувствовалъ особенно большого страха и, предполагая, что доберется и до него, онъ ручался отправить его на тотъ свѣтъ, или, по крайней мѣрѣ, ударивъ въ лицо, какъ приказывалъ Цезарь поступать съ солдатами Помпея, навсегда испортить красоту, которой онъ такъ гордился.

Д'Артаньянъ, къ тому же, ни за что не хотѣлъ отступать отъ своего рѣшенія, которое принято было имъ вслѣдствіе совѣтовъ отца,-- совѣтовъ, сущность которыхъ заключалась въ слѣдующемъ: "Никому ничего не спускать, кромѣ короля, кардинала и де-Тревиля". А потому онъ скорѣе летѣлъ, чѣмъ шелъ къ монастырю босоногихъ кармелитовъ, родъ зданія безъ оконъ, окруженнаго полями предмѣстья Prés au Clercs, служившаго обыкновенно мѣстомъ для свиданій людей, не имѣющихъ возможности попусту тратить время.

Когда д'Артаньянъ дошелъ до небольшого пустопорожняго участка земли, расположеннаго у самыхъ стѣнъ монастыря, Атосъ уже ждалъ его, хотя только всего пять минутъ; пробило двѣнадцать часовъ. Онъ былъ пунктуаленъ, какъ самаритянинъ, и самый строгій казуистъ относительно дуэлей не нашелъ бы къ чему придраться.

Атосъ, который попрежнему очень страдалъ отъ раны, хотя на ней и была сдѣлана новая повязка хирургомъ де-Тревиля, сидѣлъ на межѣ и ожидалъ своего противника съ тѣмъ спокойнымъ и полнымъ достоинства видомъ, который никогда не покидалъ его. При видѣ д'Артаньяна, онъ вѣжливо всталъ и сдѣлалъ нѣсколько шаговъ ему навстрѣчу. Этотъ послѣдній, съ своей стороны, приблизился къ своему противнику со шляпой въ рукѣ, перо которой волочилось по землѣ.

-- Милостивый государь, сказалъ Атосъ,-- я предупредилъ двоихъ моихъ друзей, которые будутъ моими секундантами, но эти два друга еще не пришли. Удивляюсь, отчего они опоздали: это не въ ихъ привычкахъ.

-- А у меня нѣтъ секундантовъ, сказалъ д'Артаньянъ,-- потому что я только вчера пріѣхалъ въ Парижъ и никого здѣсь еще не знаю, кромѣ г. де-Тревиля, которому я былъ отрекомендованъ моимъ отцомъ, имѣвшимъ честь быть когда-то его другомъ.

Атосъ призадумался на минуту.

-- Вы никого не знаете, кромѣ де-Тревиля? спросилъ онъ.

-- Да, я здѣсь положительно никого, кромѣ него, не знаю.

-- Но, продолжалъ Атосъ, говоря отчасти самъ съ собой, отчасти съ д'Артаньяномъ,-- но если я васъ убью, я буду имѣть видъ какого-то изверга!

-- Не совсѣмъ такъ, отвѣчалъ д'Артаньянъ, съ поклономъ, не лишеннымъ достоинства:-- не совсѣмъ такъ, потому что вы мнѣ дѣлаете честь драться со мной, имѣя рану, которая, по всей вѣроятности, очень безпокоить васъ.

-- Очень безпокоить, честное слово; я долженъ признаться, что вы причинили мнѣ чертовскую боль, но я возьму шпагу въ лѣвую руку; въ подобныхъ случаяхъ я обыкновенно дѣлаю такъ. Не думайте же, что я васъ помилую: я также хорошо владѣю и лѣвой рукой, это даже будетъ для васъ невыгодно: для людей не подготовленныхъ имѣть дѣло съ лѣвшой, это даже очень стѣснительно. Я жалѣю, что раньше не сообщилъ вамъ объ этомъ обстоятельствѣ.

-- Вы положительно такъ любезны, сказалъ д'Артаньянъ, снова кланяясь,-- что я какъ нельзя болѣе вамъ благодаренъ.

-- Вы меня смущаете, отвѣчалъ Атосъ съ свойственнымъ ему видомъ истаго джентльмена:-- пожалуйста, поговоримте о чемъ нибудь другомъ, если вамъ только это непріятно.-- Ахъ! чортъ возьми, какъ вы мнѣ сдѣлали больно! Плечо горитъ.

-- Если бы вы только позволили, замѣтилъ робко д'Артаньянъ.

-- Что?

-- У меня есть чудесный бальзамъ для ранъ, бальзамъ, полученный мною отъ матери, и дѣйствіе его я испыталъ на себѣ.

-- Ну, что же?

-- А то, что, я увѣренъ, менѣе чѣмъ въ три дня этотъ бальзамъ вылѣчилъ бы васъ и, по прошествіи трехъ дней, когда вы выздоровѣли бы, я счелъ бы для себя, милостивый государь, большою честью быть къ вашимъ услугамъ.

Д'Артаньянъ произнесъ эти слова съ той простотой, которая дѣлала честь его любезности, никоимъ образомъ не умаляя его храбрости.

-- Честное слово, сказалъ Атосъ,-- вотъ предложеніе которое мнѣ нравится, не потому, чтобы я принялъ его, но въ немъ за цѣлую милю чувствуется, что имѣешь дѣло съ джентльменомъ. Такъ именно говорили и поступали храбрые богатыри временъ Карла Великаго, которыхъ каждый благородный человѣкъ долженъ брать себѣ за образецъ. Къ несчастью, мы живемъ не во времена великаго императора, мы живемъ во время господина кардинала и черезъ три дня узнаютъ, какъ бы хорошо мы ни сохраняли тайну,-- узнаютъ, повторяю я, что мы должны драться, и нашей дуэли воспрепятствуютъ. Однакожъ, что же эти гуляки не идутъ?

-- Если вы спѣшите, сказалъ д'Артаньянъ Атосу съ той же самой простотой, съ которой за минуту до этого онъ предложилъ ему отложитъ дуэль на три дня:-- если вы спѣшите и если вамъ будетъ угодно отправить меня на тотъ свѣтъ сейчасъ же, прошу васъ, не стѣсняйтесь.

-- Вотъ еще слова, которыя мнѣ нравятся, сказалъ Атосъ, дѣлая учтивый поклонъ д'Артаньяну,-- и которыя доказываютъ, что вы человѣкъ съ умомъ и, навѣрно, съ сердцемъ. Милостивый государь, я люблю людей вашего закала и вижу, что если мы не убьемъ другъ друга, я буду впослѣдствіи находить истинное удовольствіе въ бесѣдѣ съ вами. Я прошу васъ, подождемте этихъ господъ, у меня есть время и это будетъ гораздо правильнѣе. А, вотъ, кажется, одинъ изъ нихъ.

И дѣйствительно, въ концѣ улицы Вожирара показался гигантъ Портосъ.

-- Какъ, вскричалъ д'Артаньянъ,-- вашъ первый секундантъ Портосъ?

-- Да, развѣ вы имѣете что нибудь противъ этого?

-- Нѣтъ, нисколько.

-- А, вотъ и второй.

Д'Артаньянъ обернулся въ сторону, указанную ему Атосомъ, и узналъ Арамиса.

-- Какъ? вскричалъ онъ еще съ большимъ удивленіемъ чѣмъ въ первый разъ,-- вашъ второй секундантъ -- Арамисъ?

-- Безъ сомнѣнія; развѣ вы не знаете, что насъ никогда не видятъ одного безъ другого и что насъ зовутъ между мушкетерами и гвардейцами, при дворѣ и въ городѣ: Атосъ, Портосъ и Арамисъ, или три неразлучки? Но такъ какъ вы пріѣхали изъ Дакса или изъ По...

-- Изъ Тарбъ, поправилъ д'Артаньянъ.

-- Вамъ позволительно не знать этихъ подробностей.

-- Честное слово, вскричалъ д'Артаньянъ,-- васъ справедливо такъ называютъ, господа, и мое приключеніе, если оно надѣлаетъ какого нибудь шума, докажетъ по крайней мѣрѣ, что вашъ союзъ основанъ не на контрастахъ.

Тѣмъ временемъ Портосъ приблизился и привѣтствовалъ Атоса рукой, затѣмъ, обернувшись къ д'Артаньяну, онъ остановился въ удивленіи.

Скажемъ мимоходомъ, что онъ перемѣнилъ перевязь и снялъ плащъ.

-- А! а! сказалъ онъ,-- что это значить?

-- Я дерусь съ этимъ господиномъ, сказалъ Атосъ, указывая рукой на д'Артаньяна и тѣмъ же жестомъ отвѣчая на его привѣтствіе.

-- Я тоже съ нимъ дерусь, сказалъ Портосъ.

-- Но только въ часъ, отвѣчалъ д'Артаньянъ.

-- И я тоже дерусь съ этимъ господиномъ, прибавилъ Арамисъ, приближаясь въ свою очередь.

-- Но только въ два часа, замѣтилъ съ прежнимъ спокойствіемъ д'Артаньянъ.

-- Но изъ-за чего ты, Атосъ, дерешься съ нимъ?

-- Честное слово, самъ не знаю хорошо. Онъ толкнулъ меня въ больное плечо; а ты, Портосъ, изъ-за чего?

-- Я дерусь, потому что дерусь, отвѣчалъ Портосъ, краснѣя.

Атосъ, ничего не опускавшій изъ виду, замѣтилъ, какъ легкая улыбка промелькнула на губахъ гасконца.

-- У насъ вышелъ споръ относительно туалета, сказалъ молодой человѣкъ.

-- А ты, Арамисъ? спросилъ Атосъ.

-- А я дерусь вслѣдствіе спора по поводу одного богословскаго вопроса, отвѣчалъ Арамисъ, дѣлая знакъ д'Артаньяну, которымъ онъ просилъ сохранить втайнѣ причину ихъ дуэли.

Атосъ замѣтилъ, какъ у д'Артаньяна вторично промелькнула улыбка.

-- Въ самомъ дѣлѣ? переспросилъ Атосъ.

-- Да, мы поспорили по поводу св. Августина, относительно котораго мы не согласны, подтвердилъ гасконецъ.

-- Положительно, это умный человѣкъ, прошепталъ Атосъ.

-- А теперь, когда вы всѣ собрались, господа, сказалъ д'Артаньянъ,-- позвольте мнѣ принести вамъ мои извиненія.

При словѣ "извиненіе" Атосъ нахмурился, на губахъ Портоса показалась презрительная улыбка и отрицательный знакъ былъ отвѣтомъ Арамиса.

-- Вы меня не понимаете, господа, сказалъ д'Артаньянъ, поднявъ голову; на лицо его въ эту самую минуту упалъ лучъ солнца, освѣщая тонкія, смѣлыя черты,-- я прошу у васъ извиненія на тотъ случай, если мнѣ не удастся расквитаться со всѣми вами, такъ какъ г. Атосъ имѣетъ право убить меня первымъ, что очень обезцѣниваетъ мой долгъ относительно васъ, г. Портосъ, и обращаетъ его въ ничто въ отношеніи г. Арамиса. А теперь, господа, я повторяю вамъ, извините меня, но только въ этомъ смыслѣ!

Съ этими словами, съ самымъ ловкимъ движеніемъ, которое когда либо удавалось видѣть, д'Артаньянъ обнажилъ шпагу. Кровь прилила къ головѣ д'Артаньяна, и въ минуту онъ готовъ былъ обнажить шпагу противъ всѣхъ мушкетеровъ королевства, не только что противъ Атоса, Портоса и Арамиса.

Было ровно двѣнадцать часовъ съ четвертью. Солнце стояло въ зенитѣ, и мѣсто, выбранное ими для дуэли, было совершенно открыто дѣйствію его лучей.

-- Очень жарко, замѣтилъ Атосъ, въ свою очередь обнажая шпагу,-- а между тѣмъ я не могу снять камзола, потому что я сейчасъ почувствовалъ, что изъ моей раны опять пошла кровь, и я боюсь смутить г. д'Артаньяна видомъ крови, которую не онъ мнѣ пустилъ.

-- Совершенно вѣрно, подхватилъ д'Артаньянъ,-- и будь вамъ пущена кровь мною или кѣмъ нибудь другимъ, увѣряю васъ, я всегда съ большимъ сожалѣніемъ увидѣлъ бы ее у такого храбраго человѣка, а потому я буду такъ же драться въ камзолѣ, какъ и вы.

-- Ну, ну, вмѣшался Портосъ,-- довольно всѣхъ этихъ любезностей: подумайте, что и мы ждемъ очереди.

-- Говорите, Портосъ, только про себя, когда вамъ придетъ желаніе говорить такія глупости, прервалъ Арамисъ.-- Я нахожу, что все, что говорятъ эти господа, сказано хорошо и вполнѣ достойно кавалеровъ.

-- Когда вамъ угодно начать? обратился Атосъ къ д'Артаньяну, становясь въ позицію.

-- Я ожидалъ вашихъ приказаній, сказалъ д'Артаньянъ, скрещивая оружіе.

Но едва рапиры коснулись одна другой, какъ на углу монастыря показался обходъ гвардейцевъ его высокопреосвященства Жюссака.

-- Гвардейцы кардинала! вскричали въ одно время Портосъ и Арамисъ.-- Шпаги въ ножны! Господа, шпаги въ ножны!

Но было уже слишкомъ поздно. Оба сражающихся были замѣчены въ позѣ, которая не позволяла сомнѣваться въ ихъ намѣреніяхъ.

-- Ага! замѣтивъ Жюссакъ, приближаясь къ нимъ и давая знакъ своимъ людямъ поступить также,-- ага! такъ мушкетеры здѣсь дерутся? А указы, на что-жъ они?

-- Вы очень великодушны, господа гвардейцы, отвѣчалъ Атосъ со злобой, такъ какъ Жюссакъ былъ однимъ изъ главныхъ зачинщиковъ третьеводнишней драки.-- Еслибы мы видѣли, что вы деретесь, ручаюсь вамъ, что мы не стали бы мѣшать вамъ. Оставьте же насъ дѣйствовать, и вы доставите себѣ удовольствіе безъ всякаго труда.

-- Господа, обратился къ нимъ Жюссаісъ,-- я съ большимъ сожалѣніемъ долженъ объявить вамъ, что это невозможно. Долгъ прежде всего: вложите же ваши шпаги и слѣдуйте за нами.

-- Господа, произнесъ въ отвѣть Арамисъ, передразнивая Жюссака,-- съ величайшимъ удовольствіемъ, мы послѣдовали бы вашему любезному приглашенію, если бы это зависѣло отъ насъ, но, къ несчастію, это невозможно: г. де-Тревиль запретилъ намъ это. Отправляйтесь же своей дорогой, это самое лучшее, что вы можете сдѣлать.

Эта насмѣшка привела въ бѣшенство Жюссака.

-- Въ такомъ случаѣ, мы силой возьмемъ васъ, если вы не повинуетесь намъ!

-- Ихъ пятеро, вполголоса сказалъ Атосъ,-- насъ всего трое, мы еще разъ будемъ побиты и должны будемъ умереть на мѣстѣ, такъ какъ я объявляю: снова побѣжденнымъ я не покажусь капитану.

Атосъ, Портосъ и Арамисъ въ ту же минуту приблизились одинъ къ другому, между тѣмъ, какъ Жюссакъ равнялъ своихъ солдата. Этой одной минуты достаточно было д'Артаньяну, чтобы принять окончательное рѣшеніе: это было одно изъ тѣхъ событій, которыя рѣшаютъ участь человѣка, это былъ выборъ между королемъ и кардиналомъ, и разъ выборъ былъ сдѣланъ, надо было не отступать отъ него. Драться, это значило ослушаться закона, то есть рисковать своей головой, иначе сказать однимъ ударомъ сдѣлаться врагомъ министра, болѣе могущественнаго, чѣмъ самъ король; все это предвидѣлъ молодой человѣкъ и, скажемъ ему въ похвалу, онъ не колебался ни секунды. Итакъ, обратившись къ Атосу и его друзьямъ, онъ сказалъ:

-- Господа, я возьму нѣсколько словъ назадъ изъ того, что вы сказали. Вы сказали, что васъ только трое, но мнѣ кажется, что насъ четверо.

-- Но вы не изъ нашихъ, сказалъ Портосъ.

-- Это правда, отвѣчалъ д'Артаньянъ,-- я не нашъ по платью, но я нашъ душой. У меня сердце мушкетера, я это чувствую и оно меня увлекаетъ.

-- Спасайтесь, молодой человѣкъ, вскричалъ Жюссакъ, который, безъ сомнѣнія, по жестамъ и по выраженію лица угадалъ о намѣреніяхъ д'Артаньяна.-- Вы можете удалиться, мы на это согласны. Спасайте вашу шкуру, живѣе уходите.

Д'Артаньянъ не двигался съ мѣста.

-- Положительно, вы славный малый, сказалъ Атосъ, пожимая ему руку.

-- Ну же, ну! Рѣшайтесь же! настаивалъ Жюссакъ.

-- Правда, сказали Портосъ и Арамисъ,-- надо же на что нибудь рѣшиться.

-- Этотъ господинъ очень великодушенъ, сказалъ Атосъ.

Но всѣ трое думали, что д'Артаньянъ слишкомъ молодъ, и боялись его неопытности.

-- Насъ будетъ только четверо, изъ которыхъ одинъ раненый и затѣмъ одинъ ребенокъ, возразилъ Атосъ,-- а тѣмъ не менѣе все-таки скажутъ, что насъ было четыре человѣка.

-- Да, но отступить! сказалъ Портосъ.

-- Это трудно, сказалъ Атосъ.

Д'Артаньянъ понялъ ихъ нерѣшительность.

-- Господа, все-таки испытайте меня, сказалъ онъ,-- и я, клянусь вамъ честью, не уйду съ этого мѣста, если мы будемъ побѣждены.

-- Какъ зовутъ васъ, мой любезный храбрый молодой человѣкъ? спросилъ Атосъ.

-- Д'Артаньянъ.

-- Итакъ, Атосъ, Портосъ, Арамисъ, впередъ! вскричалъ Атосъ.

-- Ну, что-жъ, господа, рѣшаетесь вы на что нибудь? въ третій разъ спросилъ Жюссакъ.

-- Рѣшено, отвѣчалъ Атосъ.

-- А на что вы рѣшаетесь? спросилъ Жюссакъ.

-- Мы будемъ имѣть честь напасть на васъ, сказалъ Арамисъ, одной рукой снимая шляпу, а другой вынимая шпагу.

-- А! вы сопротивляетесь?-- вскричалъ Жюссакъ.

-- Чортъ возьми! это васъ удивляетъ?

И девять сражающихся бросились одинъ противъ другого съ яростью, которая, однако, не помѣшала соблюденію нѣкоторыхъ правилъ. Атосъ выбралъ себѣ противникомъ нѣкоего Каюзака, любимца кардинала; Портосъ -- Викара, а Арамисъ очутился противъ двухъ противниковъ. Что касается до д'Артаньяна, онъ принужденъ былъ бороться съ самимъ Жюссакомъ. Сердце молодого гасконца такъ билось, что, казалось, выскочитъ изъ груди, но не отъ страха,-- слава Богу, этого не было и тѣни,-- а отъ желанія одержать верхъ; онъ дрался, какъ бѣшеный тигръ, десять разъ обходя своего противника, двадцать разъ мѣняя свои движенія и мѣсто. Жюссакъ былъ, какъ говорили тогда, лакомка до клинка и очень много практиковался; а между тѣмъ ему стоило неимовѣрныхъ трудовъ защищаться противъ прыгающаго и ловкаго противника, который каждую минуту уклонялся отъ принятыхъ правилъ, нападая со всѣхъ сторонъ разомъ, и все это съ видомъ человѣка, очень дорожащаго своей шкурой.

Наконецъ, эта борьба кончилась тѣмъ, что заставила Жюссака потерять всякое терпѣніе. Взбѣшенный тѣмъ, что его дѣйствіямъ мѣшалъ тотъ, на котораго онъ смотрѣлъ, какъ на ребенка, онъ началъ горячиться и началъ дѣлать ошибки. Д'Артаньянъ, не особенно сильный въ практикѣ, но глубоко изучившій теорію, удвоилъ свою ловкость. Жюссакъ, желая покончить, нанесъ ужасный ударъ своему противнику, растянувшись на землѣ; но этотъ послѣдній отразилъ ударъ, и въ то время, какъ Жюссакъ поднимался, д'Артаньянъ, успѣвъ проскользнуть. какъ змѣя, подъ его клинкомъ, прокололъ его шпагой насквозь. Жюссакъ упалъ, какъ пластъ.

Д'Артаньянъ окинулъ быстрымъ, тревожнымъ взглядомъ поле сраженія.

Арамисъ уже убилъ одного изъ своихъ противниковъ, но другой сильно тѣснилъ его. Все-таки Арамисъ былъ въ хорошихъ условіяхъ и могъ еще защищаться.

Бикара и Портосъ взаимно ранили другъ друга. Портосъ получилъ ударъ шпаги въ руку, а Бикара -- въ бедро, но такъ какъ ни та, ни другая раны не были опасны, то они продолжали драться еще съ большимъ ожесточеніемъ.

Атосъ, снова раненый Каюзакомъ, видимо, блѣднѣлъ, но не отступалъ ни на шагъ: онъ взялъ только шпагу въ другую руку и сражался теперь лѣвой рукой.

Д'Артаньянъ, по законамъ дуэли того времени, имѣлъ право прійти кому-нибудь на помощь; оглядываясь на своихъ товарищей, чтобы узнать, кто болѣе нуждается въ его помощи, онъ подмѣтилъ взглядъ Атоса. Этотъ взглядъ былъ въ высшей степени краснорѣчивъ. Атосъ скорѣе бы умеръ, чѣмъ позвалъ къ себѣ на помощь, но онъ могъ смотрѣть и взглядомъ просить поддержки. Д'Артаньянъ понялъ его, сдѣлалъ страшный скачекъ и съ фланга напалъ на Каюзака, вскричавъ:

-- Ко мнѣ, г. гвардеецъ, я убью васъ!

Каюзакъ обернулся, и во-время: Атосъ, котораго поддерживало единственно мужество, упалъ на колѣни.

-- Sangdieu! вскричалъ онъ д'Артаньяну,-- не убивайте его, молодой человѣкъ, прошу васъ; мнѣ нужно покончить съ нимъ одно старое дѣло, когда я поправлюсь и буду здоровъ. Обезоружьте его только, возьмите у него шпагу. Вотъ такъ. Хорошо! Очень хорошо!

Это восклицаніе вырвалось у Атоса при видѣ того, какъ шпага Каюзака отлетѣла отъ него на двадцать шаговъ. Д'Артаньянъ и Каюзакъ стремительно бросились вмѣстѣ: одинъ -- чтобы снова схватить ее, а другой -- чтобы завладѣть ею; но д'Артаньянъ, болѣе легкій, успѣлъ опередить и сталъ на нее ногой.

Каюзакъ подбѣжалъ къ тому изъ гвардейцевъ, который быль убитъ Арамисомъ, завладѣлъ его рапирой и хотѣлъ вернуться къ д'Артаньяну, но на своемъ пути встрѣтилъ Атоса, который во время минутнаго отдыха, доставленнаго ему д'Артаньяномъ, перевелъ духъ, и изъ боязни, чтобъ д'Артаньянъ не убилъ его врага, хотѣлъ снова начать бой. Д'Артаньянъ понялъ, что помѣшать Атосу значило-бы оскорбить его. И въ самомъ дѣлѣ, нѣсколько минутъ спустя Каюзакъ упалъ, пораженный шпагой въ горло.

Въ эту-же самую минуту Арамисъ упиралъ свою шпагу въ грудь опрокинутаго противника и заставлялъ его просить пощады.

Оставались Портосъ и Бикара. Портосъ прибѣгалъ къ тысячѣ хвастовскихъ шутокъ, спрашивая Бикара, который можетъ быть часъ, и говоря ему всякія любезности и поздравляя его съ ротой, только что полученной его братомъ въ Наваррскомъ полку, но, подсмѣиваясь, онъ все-таки ничего не выигрывалъ. Бикара былъ одинъ изъ тѣхъ желѣзныхъ людей, которые падаютъ только мертвыми. Между тѣмъ пора было кончить: могъ прійти обходъ и забрать всѣхъ сражающихся, раненыхъ или нѣтъ, приверженцевъ короля или кардинала.

Атосъ, Арамисъ и д'Артаньянъ окружили Бикара и требовали, чтобы онъ сдался. Хотя Бикара и оставался одинъ противъ троихъ и, къ тому-же, былъ раненъ въ бедро, онъ все-таки не хотѣлъ отступать, но Жюссакъ, приподнявшись на локтѣ, закричалъ, чтобы онъ сдавался. Бикара былъ гасконецъ, какъ и д'Артаньянъ; онъ притворился, что не слышитъ, и сталъ смѣяться, а затѣмъ, уловивъ минуту между двумя ударами, онъ концомъ своей шпаги указалъ точку на землѣ и сказалъ, пародируя стихъ изъ Библіи:

-- Здѣсь умретъ Бикара, единый изъ тѣхъ, которые съ нимъ.

-- Но ихъ четверо противъ тебя; кончай, я тебѣ приказываю.

-- А! если приказываешь, это другое дѣло, отвѣчалъ Бикара:-- такъ какъ ты мой бригадиръ, я долженъ повиноваться.

Сдѣлавъ скачокъ назадъ, онъ переломилъ свою шпагу о колѣно, чтобы не отдавать ея, перебросилъ обломки черезъ стѣну монастыря и, скрестивъ руки, сталъ насвистывать кардинальскую пѣсню.

Храбрость всегда уважается, даже въ непріятелѣ. Мушкетеры отдали честь Бикара своими шпагами и вложили ихъ въ ножны. Д'Артаньянъ сдѣлалъ то-же самое, затѣмъ, съ помощью Бикара, единственнымъ лицомъ, оставшимся на ногахъ, онъ снесъ на паперть монастыря Жюссака, Каюзака и того изъ противниковъ Арамиса, который былъ только раненъ. Четвертый, какъ мы уже сказали, былъ мертвъ. Послѣ этого они позвонили въ колоколъ и, унося четыре шпаги изъ пяти, весело направились къ дому де-Тревиля.

Они шли, обнявшись, загораживая улицу во всю ея ширину и останавливая каждаго мушкетера, котораго встрѣчали, такъ что, наконецъ, образовалось тріумфальное шествіе.

Сердце д'Артаньяна сильно билось въ груди отъ восторга; онъ шелъ между Портосомъ и Атосомъ, нѣжно обнимая ихъ.

-- Если я еще не мушкетеръ, говорилъ онъ своимъ новымъ друзьямъ, переступая порогъ отеля де-Тревиля,-- по крайней мѣрѣ я уже принятъ ученикомъ. Не такъ-ли?