VI.

Его величество король Людовикъ XIII.

Дѣло надѣлало много шуму. Де-Тревиль вслухъ очень бранилъ своихъ мушкетеровъ, а потихоньку поздравлялъ ихъ; но такъ какъ нельзя было терять времени и надо было немедленно предупредить короля, де-Тревиль поспѣшилъ отправиться въ Лувръ. Но было уже слишкомъ поздно -- король заперся съ кардиналомъ, и де-Тревилю сказали, что король занимается и въ эту минуту не можетъ принять его. Вечеромъ де-Тревиль явился къ королю во время игры. Король выигрывалъ, и такъ какъ его величество былъ очень скупъ -- онъ былъ въ отличномъ настроеніи духа и, еще издали замѣтивъ де-Тревиля, сказалъ ему:

-- Подите сюда, г. капитанъ, подите, я васъ хочу бранить; знаете-ли вы, что его высокопреосвященство жаловался мнѣ на вашихъ мушкетеровъ и былъ при этомъ такъ взволнованъ, что сегодня вечеромъ даже боленъ отъ этого. Однакожъ, эти наши мушкетеры какіе-то черти, люди, которыхъ надо перевѣшать!

-- Нѣтъ, государь, отвѣчалъ де-Тревиль, который съ перваго взгляда увидѣлъ, какой оборотъ приняло дѣло:-- нѣтъ, совсѣмъ напротивъ, это добрыя созданія, кроткія, какъ агнцы, и у которыхъ нѣтъ иного желанія, въ чемъ я ручаюсь, какъ только пользоваться своими шпагами исключительно для службы его величеству. Но, что дѣлать, гвардейцы г. кардинала безпрестанно ищутъ ссоры съ ними, и только для чести своего полка бѣдные молодые люди должны защищаться.

-- Послушайте господина де-Тревиля! сказалъ король,-- послушайте! можно подумать, что онъ говоритъ о какой нибудь религіозной общинѣ! Право, мой милый капитанъ, у меня является желаніе отрѣшить васъ отъ должности и отдать ее дѣвицѣ Шамеро, которой я обѣщалъ аббатство. Но не думайте, чтобы я вамъ такъ и повѣрилъ на-слово. Меня называютъ Людовикомъ Справедливымъ, господинъ де-Тревиль, и сейчасъ, сейчасъ мы увидимъ.

-- А именно потому, государь, что я полагаюсь на вашу справедливость,-- я и буду терпѣливо и спокойно ждать рѣшенія вашего величества.

Дѣйствительно, счастье перемѣнилось, и такъ какъ король начиналъ проигрывать то, что онъ выигралъ, онъ былъ не противъ того, чтобы найти предлогъ оставить игру.

Итакъ, спустя минуту, король всталъ и, кладя въ карманъ лежавшія передъ нимъ деньги, большая часть которыхъ была имъ выиграна, онъ сказалъ:

-- Ля-Віевиль, займите мое мѣсто, мнѣ надо поговорить съ де-Тревилемъ по очень важному дѣлу. А!.. передо мной лежало восемьдесятъ луидоровъ; положите и вы такую же сумму, чтобы тѣ, которые проиграли, не могли бы жаловаться. Справедливость -- прежде всего.

Затѣмъ, обернувшись къ де-Тревилю и направляясь съ нимъ къ амбразурѣ окна, онъ продолжалъ:

-- Итакъ, капитанъ, продолжалъ онъ,-- вы говорите, что именно гвардейцы его высокопреосвященства искали ссоры съ вашими мушкетерами?

-- Да, государь, какъ всегда.

-- А какъ все это произошло, разскажите-ка? Потому что, вы сами знаете, любезный капитанъ, судья непремѣнно долженъ выслушать обѣ стороны.

-- Ахъ! мой Богъ! самымъ естественнымъ и простымъ образомъ. Трое изъ моихъ лучшихъ солдатъ, которыхъ ваше величество знаетъ по именамъ и преданность которыхъ не одинъ разъ была вами оцѣнена и которые -- я могу въ этомъ завѣршь ваше величество -- очень дорожатъ службой у вашего величества,-- трое изъ моихъ лучшихъ солдатъ, говорю я, Атосъ, Портосъ и Арамисъ, отправились на прогулку съ однимъ молодымъ гасконцемъ, котораго я имъ рекомендовалъ въ то самое утро. Прогулку эту собирались, кажется, сдѣлать въ окрестностяхъ Сенъ-Жермена, для чего назначили другъ другу свиданье у монастыря босоногихъ кармелитовъ, какъ вдругъ они были встревожены появленіемъ гг. Жюссака, Каюзака, Бикара и двухъ другихъ гвардейцевъ, которые, конечно, явились туда въ такой многочисленной компаніи не безъ злого умысла противъ указовъ.

-- А! а! вы наводите меня на мысль, сказалъ король:-- безъ сомнѣнія, они сами пришли туда драться?

-- Я не обвиняю ихъ, государь, но предоставляю вашему величеству судить, что могутъ дѣлать пятеро вооруженныхъ людей въ такомъ пустынномъ мѣстѣ, какъ окрестности монастыря камерлитовъ.

-- Да, вы правы, де-Тревиль, вы правы.

-- Тогда, увидя моихъ мушкетеровъ, они измѣнили свое намѣреніе и изъ-за полковой вражды позабыли свои личные счеты; вѣдь вашему величеству, конечно, не безъизвѣстно, что мушкетеры, состоящіе исключительно при особѣ короля и служащіе исключительно королю,-- естественные враги гвардейцевъ, состоящихъ при особѣ кардинала.

-- Да, де-Тревиль, да, сказалъ король грустно,-- и очень печально, повѣрьте мнѣ, видѣть двѣ партіи во Франціи, двѣ главы въ королевствѣ... Но всему этому настанетъ конецъ, де-Тревиль, настанетъ конецъ. Итакъ, вы говорите, что гвардейцы искали ссоры съ мушкетерами?

-- Я говорю, что, вѣроятно, дѣло произошло такъ, но я не ручаюсь въ этомъ, государь. Вамъ извѣстно, какъ трудно узнать истину, развѣ только надо обладать такимъ удивительнымъ инстинктомъ, за который Людовикъ XIII называется Справедливымъ.

-- И ваша правда, Тревиль... Но ваши мушкетеры были не одни, съ ними былъ какой-то ребенокъ?

-- Да, государь, и еще одинъ изъ нихъ былъ раненый, такъ что трое мушкетеровъ короля, изъ которыхъ одинъ раненый, и еще ребенокъ, не только не уступили самымъ отчаяннымъ изъ гвардейцевъ кардинала, но еще четырехъ положили на мѣстѣ.

-- Но это побѣда! вскричалъ король, весь сіяя:-- полная побѣда!

-- Да, государь, такая же полная, какъ у моста Се.

-- Четыре человѣка, изъ которыхъ одинъ раненый и одинъ ребенокъ, говорите вы?

-- Его едва можно назвать молодымъ человѣкомъ, но, однако, онъ велъ себя такъ превосходно въ этомъ дѣлѣ, что я возьму смѣлость рекомендовать его вашему величеству.

-- Какъ его зовутъ?

-- Д'Артаньянъ, государь. Это сынъ одного изъ моихъ старыхъ пріятелей; сынъ человѣка, участвовавшаго съ королемъ, родителемъ вашимъ, блаженная ему память, въ партизанской войнѣ.

-- И вы говорите, что онъ хорошо себя велъ, этотъ молодой человѣкъ. Разскажите-ка мнѣ объ этомъ, де-Тревиль; вы знаете, что я люблю разсказы о войнахъ и сраженіяхъ.

И при этомъ король Людовикъ XIII гордо закрутилъ усы.

-- Государь, сказалъ де-Тревиль,-- какъ я уже сказалъ вамъ, д'Артаньянъ почти ребенокъ, и такъ какъ онъ не имѣетъ еще чести быть мушкетеромъ, то онъ и былъ въ гражданскомъ платьѣ; гвардейцы г. кардинала, видя его крайнюю молодость, тѣмъ болѣе, что онъ не принадлежалъ къ полку, предложили ему удалиться, прежде чѣмъ они нападутъ.

-- Въ такомъ случаѣ, вы ясно видите, Тревиль, прервалъ король,-- что они напали первые.

-- Совершенно справедливо, государь: въ этомъ болѣе не можетъ быть сомнѣнія. Они требовали, чтобы онъ удалился, но онъ отвѣтилъ, что онъ сердцемъ -- мушкетеръ и весь преданъ его величеству, а потому и останется съ господами мушкетерами.

-- Храбрый молодой человѣкъ! прошепталъ король.

-- Дѣйствительно, онъ остался съ ними, и ваше величество имѣете въ немъ самаго искуснаго бойца, потому что это именно онъ нанесъ Жюссаку тотъ страшный ударъ шпагой, который такъ сильно прогнѣвилъ г. кардинала.

-- Это онъ ранилъ Жюссака? вскричалъ король:-- онъ -- ребенокъ?! Но, Тревиль, это невозможно!

-- Это было именно такъ, какъ я имѣлъ честь докладывать вашему величеству.

-- Жюссака, одного изъ первыхъ бойцовъ въ королевствѣ?!

-- Ну, что-жъ, государь,-- нашла коса на камень.

-- Я хочу видѣть этого молодого человѣка, Тревиль, я хочу его видѣть, и если можно что нибудь для него сдѣлать, ну, что-жъ!-- мы позаботимся объ этомъ.

-- Когда ваше величество удостоите принять его?

-- Завтра, въ двѣнадцать часовъ, Тревиль.

-- Долженъ-ли я привести только его одного?

-- Нѣтъ, приведите ихъ мнѣ всѣхъ четверыхъ. Я хочу поблагодарить ихъ всѣхъ разомъ; преданные люди рѣдки, Тревиль, и надо вознаграждать преданность.

-- Въ двѣнадцать часовъ, государь, мы будемъ въ Луврѣ.

-- Да! съ малаго подъѣзда, Тревиль, съ малаго подъѣзда. Вовсе не слѣдуетъ, чтобы объ этомъ зналъ кардиналъ.

-- Да, государь.

-- Вы понимаете, Тревиль, указъ всегда остается указомъ. Въ концѣ концовъ, драться все-таки запрещено.

-- Но эта встрѣча, государь, совершенно не подходитъ подъ обыкновенныя условія дуэли, это -- драка, доказательствомъ чего можетъ служить то, что пятеро гвардейцевъ г. кардинала были противъ моихъ трехъ мушкетеровъ и д'Артаньяна.

-- Совершенно справедливо, согласился король:-- но все равно, Тревиль, приходите съ малаго подъѣзда.

Тревиль улыбнулся. Но такъ какъ для него было много уже и достигнутаго результата, онъ почтительно откланялся королю и съ его соизволенія удалился.

Въ тотъ же самый вечеръ всѣ три мушкетера были увѣдомлены о предстоящей имъ чести. Такъ какъ они давно уже знали короля, то это извѣстіе не привело ихъ въ особенно сильное волненіе, но д'Артаньянъ, со своимъ гасконскимъ воображеніемъ, видѣлъ уже въ этомъ свое будущее счастье и провелъ ночь въ золотыхъ грезахъ. Неудивительно, что съ восьми часовъ утра онъ уже былъ у Атоса.

Д'Артаньянъ заставъ мушкетера совершенно одѣтымъ и готовымъ выйти изъ дома. Такъ какъ свиданіе у короля должно было состояться только въ двѣнадцать часовъ, онъ сговорился съ Портосомъ и Арамисомъ отправиться сыграть партію въ мячъ въ игорномъ домѣ, находящемся недалеко отъ конюшенъ Люксембурга. Атосъ пригласилъ д'Артаньяна отправиться вмѣстѣ и, несмотря на свое незнаніе этой игры, въ которую онъ никогда не игрывалъ, послѣдній принялъ приглашеніе, не зная, какъ убить все время отъ неполныхъ девяти часовъ до двѣнадцати.

Портосъ и Арамисъ уже были тамъ и, шутя, перебрасывались мячами. Атосъ, чрезвычайно искусный во всѣхъ тѣлесныхъ упражненіяхъ, прошелъ съ д'Артаньяномъ на противоположную сторону и хотѣлъ начать игру. Но при первомъ движеніи, какъ только онъ сдѣлалъ попытку бросить мячъ, несмотря на то, что онъ игралъ лѣвой рукой, Атосъ нашелъ, что его рана была еще слишкомъ свѣжа, чтобы позволять себѣ подобное упражненіе. Такимъ образомъ д'Артаньянъ остался одинъ, и такъ какъ онъ объявилъ, что еще слишкомъ неловокъ, чтобы вести игру по всѣмъ правиламъ, то всѣ продолжали только перекидываться мячами не въ счетъ игры. Но одинъ изъ мячей, пущенный геркулесовской рукой Портоса, пролетѣлъ такъ близко отъ лица д'Артаньяна, что если бы мячъ, вмѣсто того, чтобы пролетѣть мимо, попалъ въ него, аудіенція навѣрно была бы потеряна, потому что ему никоимъ образомъ нельзя было бы показаться передъ королемъ. А такъ какъ отъ этой аудіенціи, по его гасконскому воображенію, зависѣла вся его будущность, онъ вѣжливо поклонился Портосу и Арамису, объявивъ, что онъ приметъ участіе въ игрѣ только тогда, когда выучится играть не хуже ихъ, и съ этими словами, вернувшись въ галерею, занялъ мѣсто около веревки. Къ несчастью для д'Артаньяна, между зрителями находился одинъ изъ гвардейцевъ его высокопреосвященства, который, при извѣстіи о пораженіи своихъ товарищей, случившемся только наканунѣ, далъ слово воспользоваться первымъ случаемъ, чтобъ отомстить. Онъ нашелъ, что случай представился, и, обращаясь къ сосѣду, онъ сказалъ:

-- Неудивительно, что этотъ молодой человѣкъ испугался мячика; это, безъ сомнѣнія, ученикъ мушкетеровъ.

Д'Артаньянъ обернулся, точно ужаленный змѣей, и пристально посмотрѣлъ на гвардейца, сдѣлавшаго такое дерзкое предположеніе.

-- Чортъ возьми! продолжалъ тотъ, нахально покручивая усы,-- смотрите на меня, сколько угодно, маленькій господинчикъ, я сказалъ именно то, что хотѣлъ сказать.

-- Такъ какъ то, что вы сказали, слишкомъ ясно для того, чтобы ваши слова нуждались въ объясненіи, вполголоса отвѣтилъ д'Артаньянъ,-- я попрошу васъ слѣдовать за мной.

-- А когда это? спросилъ гвардеецъ съ тѣмъ же насмѣшливымъ видомъ.

-- Сію же минуту, если угодно.

-- А вы, безъ сомнѣнія, знаете, кто я?

-- Мнѣ это рѣшительно все равно, да я нисколько и не безпокоюсь объ этомъ.

-- И вы не правы, потому что если бы вы знали мое имя, можетъ быть, вы не такъ бы спѣшили.

-- Какъ васъ зовутъ?

-- Бернажу, къ вашимъ услугамъ.

-- Ну, что-жъ! Господинъ Бернажу, спокойно сказалъ д'Артаньянъ,-- я буду ждать васъ у двери.

-- Идите, милостивый государь, я слѣдую за вами.

-- Не слишкомъ торопитесь, чтобы не замѣтили, что мы выходимъ вмѣстѣ; вы понимаете, что для того, что мы намѣреваемся дѣлать, лишній народъ былъ бы помѣхой,

-- Хорошо, отвѣчалъ гвардеецъ, удивленный, что его имя не произвело дѣйствія на молодого человѣка.

Дѣйствительно, имя Бернажу было извѣстно всему свѣту, исключая, можетъ быть, только одного д'Артаньяна, такъ какъ это былъ одна изъ тѣхъ личностей, которыя чаще всего фигурировали въ ежедневныхъ дракахъ и для обузданія которыхъ были совершенно безсильны указы короля и кардинала.

Портосъ и Арамисъ были такъ заняты своей игрой, а Атосъ смотрѣлъ на нихъ съ такимъ вниманіемъ, что они даже не замѣтили отсутствія своего молодого товарища, который, какъ было условлено съ гвардейцемъ его высокопреосвященства, остановился у двери; спустя минуту, туда прошелъ и Бернажу. Такъ какъ д'Артаньяну было некогда терять время въ виду того, что аудіенція у короля была назначена въ двѣнадцать часовъ, онъ оглянулся кругомъ и, видя, что на улицѣ никого нѣтъ, обратился къ своему противнику:

-- Право же, большое счастье для васъ, хотя васъ и зовутъ Бернажу, что вы имѣете дѣло только съ ученикомъ мушкетеровъ; впрочемъ, будьте спокойны, я приложу всѣ мои старанія. За дѣло!

-- Но, сказалъ тотъ, котораго такимъ образомъ вызывалъ д'Артаньянъ,-- мнѣ кажется, что это мѣсто дурно выбрано и что намъ было бы удобнѣе позади Сенъ-Жерменскаго аббатства, или Пле-о-Клерісь.

-- Ваше замѣчаніе вполнѣ справедливо, отвѣтилъ д'Артаньянъ:-- къ несчастью, у меня нѣтъ времени, такъ какъ у меня назначено свиданіе ровно въ двѣнадцать часовъ. Итакъ, за дѣло, милостивый государь, за дѣло!

Бернажу былъ не такой человѣкъ, чтобы заставить два раза повторять подобное приглашеніе. Въ ту же самую минуту шпага блеснула въ рукѣ, и онъ бросился на своего противника, котораго, видя его крайнюю молодость, онъ надѣялся запугать.

Но д'Артаньянъ наканунѣ получилъ хорошій урокъ и, только что одержавъ блестящую побѣду, гордый предстоящей ему милостью, рѣшился не отступать ни на шагъ: обѣ рапиры были пущены въ дѣло до самаго эфеса, и такъ какъ д'Артаньянъ твердо держался на мѣстѣ, то противникъ отступилъ на шагъ. Но д'Артаньянъ уловилъ минуту, когда рапира Бернажу нѣсколько отклонилась въ сторону, бросился на него и дотронулся до плеча своего противника. Не медля затѣмъ, д'Артаньянъ тоже отступилъ на шагъ и поднялъ свою шпагу; но Бернажу закричалъ ему, что это ничего не значить и, безразсудно бросившись на него, самъ наткнулся на его шпагу. Однако, онъ не упалъ и не призналъ себя побѣжденнымъ, а только направился къ отелю де-ла-Тремулля, у котораго служилъ одинъ изъ его родственниковъ. Д'Артаньянъ, самъ не зная, насколько была серьезна послѣдняя рана, нанесенная имъ противнику, сильно наступалъ на него и, безъ сомнѣнія, третьимъ ударомъ покончилъ бы съ нимъ, но шумъ, поднявшійся на улицѣ, достигъ до игорнаго дома, и двое изъ друзей гвардейца, слышавшіе ихъ разговоръ и видѣвшіе, какъ они вышли вслѣдъ за этимъ, бросились изъ игорнаго дома со шпагами въ рукахъ и напали на побѣдителя. Но Атосъ, Портисъ и Арамисъ тоже бросились не медля туда и заставили двухъ гвардейцевъ, напавшихъ на ихъ молодого товарища, отступить. Въ эту самую минуту Бернажу упалъ, и такъ какъ гвардейцевъ было только двое противъ четверыхъ, они стали звать на помощь:

-- На помощь къ намъ изъ отеля Тремулль!

На эти крики вышли всѣ, бывшіе въ отелѣ, и бросились на четырехъ товарищей, которые съ своей стороны начали кричать: "Къ намъ, мушкетеры!" На этотъ крикъ имъ обыкновенно являлась помощь, потому что знали, что мушкетеры -- враги его высокопреосвященства, и ихъ любили за ту ненависть, которую они питали къ кардиналу, а потому гвардейцы другихъ ротъ, кромѣ ротъ "Краснаго герцога", какъ называлъ кардинала Арамисъ, обыкновенно въ ссорахъ подобнаго рода принимали сторону королевскихъ мушкетеровъ. Изъ числа трехъ гвардейцевъ роты г. де-Десессара, проходившихъ мимо, двое прибѣжали на помощь четыремъ друзьямъ, между тѣмъ какъ третій побѣжалъ къ отелю де-Тревиля, крича: "Сюда, мушкетеры, къ намъ!" Такъ какъ, по обыкновенію, отель де-Тревиля былъ полонъ солдатами этого полка, то они поспѣшили на помощь къ товарищамъ. Произошла общая свалка, но сила была на сторонѣ мушкетеровъ: гвардейцы кардинала и люди изъ дома де-ла-Тремулля спрятались въ отелѣ и во-время заперли ворота, чтобы помѣшать вторженію своихъ враговъ. Что касается до раненаго, онъ немедленно былъ перенесенъ въ отель и находился въ очень плохомъ состояніи.

Раздраженіе мушкетеровъ и ихъ союзниковъ достигло высшей степени, такъ что они начали уже совѣщаться о томъ, не надо-ли, чтобы наказать нахальство и дерзость прислуги г. де-ла-Тремулля, осмѣлившейся сдѣлать вылазку на королевскихъ мушкетеровъ, поджечь его отель. Предложеніе было сдѣлано и принято съ восторгомъ, но, къ счастію, пробило одиннадцать часовъ; д'Артаньянъ и его товарищи вспомнили о предстоящей имъ аудіенціи, и такъ какъ имъ было въ высшей степени обидно, что они не будутъ участниками этого задуманнаго ими превосходнаго плана, имъ удалось успокоить разгоряченныя головы. Удовольствовались только тѣмъ, что бросили нѣсколько булыжниковъ въ двери, но двери устояли. Всѣ утомились, а главные зачинщики оставили толпу и направились къ отелю де-Тревиля, который ждалъ ихъ, уже извѣщенный объ этой исторіи.

-- Скорѣе въ Лувръ, сказалъ онъ,-- не теряя минуты, и постараемся увидѣть короля, прежде чѣмъ кардиналъ предупредитъ его; мы разскажемъ ему о случившемся, какъ о послѣдствіи вчерашней стычки, и оба дѣла сойдутъ за одно.

Де-Тревиль, вмѣстѣ съ четырьмя молодыми людьми, направился къ Лувру; но, къ большому удивленію капитана, ему объявили, что король отправился на охоту на оленя въ Сенъ-Жерменскій лѣсъ. Де-Тревиль заставилъ дважды повторить ему эту новость, и сопровождавшіе его видѣли, что съ каждымъ разомъ лицо его все болѣе и болѣе омрачалось.

-- Развѣ его величество, спросилъ онъ,-- уже со вчерашняго дня имѣлъ намѣреніе отправиться на эту охоту?

-- Нѣтъ, ваше превосходительство, отвѣчалъ камердинеръ короля,-- только сегодня утромъ оберъ-егермейстеръ увѣдомилъ его, что нарочно для него устроили облаву на оленя. Сначала онъ отвѣтилъ, что не поѣдетъ, но затѣмъ не смогъ устоять противъ удовольствія, которое ему обѣщала эта охота, и послѣ обѣда уѣхалъ.

-- А видѣлъ-ли король кардинала? спросилъ де-Тревиль.

-- По всей вѣроятности, отвѣчалъ камердинеръ,-- потому что я сегодня видѣлъ запряженную карету его высокопреосвященства, и когда я спросилъ, куда онъ ѣдетъ, мнѣ отвѣтили: въ Сенъ-Жерменъ.

-- Насъ предупредили, сказалъ де-Тревиль.-- Господа, я увижу короля сегодня вечеромъ, но вамъ не совѣтую пока попадаться ему на глаза.

Совѣтъ бы.ть очень благоразуменъ и при томъ исходилъ отъ человѣка, который слишкомъ хорошо зналъ короля, чтобы четыре молодыхъ человѣка вздумали его ослушаться. Де-Тревиль предложилъ каждому вернуться къ себѣ и ждать отъ него извѣстій.

Вернувшись къ себѣ въ отель, де-Тревиль раздумался о томъ, какъ ему быть. Онъ послалъ одного изъ слугъ къ де-ла-Тремуллю съ письмомъ, въ которомъ просилъ не укрывать у себя гвардейца кардинала и сдѣлать выговоръ своимъ людямъ за ихъ дерзкую вылазку противъ мушкетеровъ. Но де-ла-Тремулль, уже извѣщенный обо всемъ своимъ конюхомъ, которому, какъ уже извѣстно, Бернажу приходился родственникомъ, отвѣтилъ, что не де-Тревилю и не его мушкетерамъ надо бы жаловаться, но, напротивъ, ему, де-ла-Тремуллю, такъ какъ мушкетеры напали на его людей и хотѣли поджечь его отель. Такъ какъ споръ между двумя вельможами могъ затянуться надолго, тѣмъ болѣе, что каждый изъ нихъ естественно очень настойчиво держался своего мнѣнія, де-Тревиль рѣшился сразу все покончить: онъ лично отправился къ де-ла-Тремуллю.

Пріѣхавъ къ нему въ отель, онъ велѣлъ доложить о себѣ и былъ не медленно принять.

Вельможи вѣжливо поклонились другъ другу, потому что если между ними и не было дружбы, то они, по крайней мѣрѣ, уважали другъ друга. Оба были люди честные и съ сердцемъ, и такъ какъ де-ла-Тремулль, какъ протестантъ, рѣдко видѣлъ короля и не принадлежалъ ни къ одной партіи, то въ своихъ общественныхъ сношеніяхъ большею частью относился ко всѣмъ безъ предубѣжденій. Тѣмъ не менѣе, на этотъ разъ его пріемъ, хотя и вѣжливый, былъ холоднѣе обыкновеннаго.

-- Кажется,-- такъ приступилъ къ дѣлу де-Тревиль,-- кажется, каждый изъ насъ считаетъ себя въ правѣ жаловаться одинъ на другого, и я лично явился къ вамъ, чтобы вмѣстѣ выяснить дѣло.

-- Охотно, отвѣчалъ де-ла-Тремулль,-- но я васъ предупреждаю, что имѣю самыя подробныя и вѣрныя свѣдѣнія и знаю, что вся вина на сторонѣ мушкетеровъ.

-- Вы человѣкъ слишкомъ благоразумный и справедливый, чтобы не принять предложенія, которое я хочу намъ сдѣлать, сказалъ де-Тревиль.

-- Говорите, я васъ слушаю.

-- Какъ себя чувствуетъ г. Бернажу, родственникъ вашего конюха?

-- Очень плохо. Кромѣ раны въ руку, не особенно опасной, онъ еще получилъ сильный ударъ въ легкое, такъ что докторъ подаетъ мало надежды.

-- Но раненый въ памяти?

-- Совершенно.

-- Говоритъ онъ?

-- Съ трудомъ, но говоритъ.

-- Въ такомъ случаѣ, отправимся къ нему и будемъ заклинать именемъ Бога, передъ Которымъ онъ, можетъ быть, скоро предстанетъ, сказать всю правду. Я беру его судьей въ собственномъ его дѣлѣ и повѣрю всему, что онъ скажетъ.

Де-ла-Тремулль задумался на минуту, но затѣмъ, такъ какъ было трудно сдѣлать болѣе справедливое предложеніе, онъ принялъ его.

Они вмѣстѣ спустились въ комнату, гдѣ лежалъ раненый. Этотъ послѣдній, при видѣ двухъ важныхъ вельможъ, пришедшихъ навѣстить его, попробовалъ приподняться на кровати, но онъ былъ слишкомъ слабъ и, обезсиленный усиліемъ, которое онъ сдѣлалъ, снова упалъ почти безъ чувствъ. Де-ла-Тремулль подошелъ къ нему и далъ понюхать ему соль, что привело его въ чувство. Тогда де-Тревиль, не желая, чтобы его могли обвинить въ томъ, что онъ оказалъ вліяніе на больного, предложилъ де-ла-Тремуллю самому задавать ему вопросы. Случилось то, что предвидѣлъ де-Тревиль.

Находясь между жизнью и смертью, Бернажу и не думалъ утаивать истины и разсказалъ все такъ, какъ происходило. Только этого и желалъ де-Тревиль; онъ пожелалъ Бернажу скораго выздоровленія, простился съ де-ла-Тремуллемъ, вернулся въ свой отель и тотчасъ же послалъ сказать четыремъ пріятелямъ, что онъ ждетъ ихъ къ обѣду.

У де-Тревиля собиралось очень хорошее общество, состоящее, впрочемъ, все изъ враговъ кардинала. Понятно, что въ продолженіе всего обѣда разговоръ шелъ о пораженіяхъ, дважды понесенныхъ гвардейцами его высокопреосвященства. И такъ какъ д'Артаньянъ былъ героемъ этихъ двухъ послѣднихъ дней, то къ нему именно и относились всѣ похвалы, тѣмъ болѣе, что Атосъ, Портосъ и Арамисъ предоставили ему эту честь не только какъ добрые товарищи, но и какъ люди, которымъ, въ свою очередь, часто приходилось бывать въ подобномъ положеніи. Около шести часовъ де-Тревиль объявилъ, что ему пора идти въ Лувръ, но такъ какъ часъ аудіенціи, назначенный его величествомъ, уже прошелъ, то, вмѣсто того, чтобы пройти съ малаго подъѣзда, онъ прошелъ съ молодыми людьми въ пріемную. Король еще не возвращался съ охоты. Едва прошло какихъ нибудь полчаса съ тѣхъ поръ, какъ наши молодые люди замѣшались въ толпу придворныхъ, ожидавшихъ короля, какъ вдругъ всѣ двери отворились и извѣстили о пріѣздѣ его величества.

При этомъ извѣстіи д'Артаньянъ почувствовалъ дрожь во всѣхъ членахъ. Предстоящая минута должна была, по всей вѣроятности, рѣшить его участь, а потому глаза его въ томительномъ ожиданіи устремились на дверь, изъ которой долженъ былъ выйти король.

Людовикъ XIII показался, идя впереди всѣхъ; онъ была, въ охотничьемъ костюмѣ и еще весь въ пыли, въ высокихъ сапогахъ и съ хлыстомъ въ рукѣ. Съ перваго взгляда д'Артаньянъ рѣшилъ, что король былъ сердитъ. Какъ ни было очевидно недовольное расположеніе его величества, но это не помѣшало придворнымъ выстроиться въ рядъ на его пути: въ королевскихъ пріемныхъ все-таки лучше быть замѣченнымъ сердитымъ окомъ, чѣмъ быть вовсе незамѣченнымъ. А потому три мушкетера, не колеблясь, выступили на шагъ впередъ, между тѣмъ какъ д'Артаньянъ, напротивъ, спрятался позади ихъ. Хотя король зналъ въ лицо Атоса, Портоса и Арамиса, онъ прошелъ мимо, даже не взглянувъ на нихъ и не сказавъ имъ ни слова, какъ будто онъ ихъ вовсе не видѣлъ. А де-Тревиль, когда глаза короля на одну минуту остановились на немъ, выдержалъ этотъ взглядъ съ такою твердостью, что король первый отвернулся. Его величество, говоря что-то про себя, прошелъ къ себѣ.

-- Дѣла идутъ нехорошо, замѣтилъ Атосъ, улыбаясь -- и на этотъ разъ мы еще не будемъ награждены орденами.

-- Подождите здѣсь десять минутъ, сказалъ де-Тревиль,-- и если черезъ десять минутъ я не выйду, вернитесь въ мой отель, потому что будетъ совершенно безполезно ждать меня дольше.

Четверо молодыхъ людей прождали десять минутъ, четверть часа, двадцать минутъ, и, не дождавшись де-Тревиля, ушли, очень безпокоясь насчетъ того, что могло случиться.

Де-Тревиль смѣло вошелъ въ кабинетъ короля и нашелъ его величество въ страшно сердитомъ настроеніи; онъ сидѣлъ въ креслѣ и постукивалъ ручкой хлыстика о свои сапоги. Несмотря на это, де-Тревиль съ самымъ невозмутимымъ спокойствіемъ спросилъ его о здоровьѣ.

-- Плохо, сударь, плохо, отвѣчалъ король,-- я скучаю.

Это была, дѣйствительно, одна изъ худшихъ болѣзней Людовика XIII, который часто подзывалъ кого нибудь изъ своихъ придворныхъ, подводилъ къ окну и говорилъ ему: "Господинъ такой-то, будемте скучать вмѣстѣ".

-- Какъ! ваше величество скучаете? сказалъ де-Тревиль.-- Развѣ сегодняшняя охота не доставила вамъ удовольствія?

-- Хорошо удовольствіе, сударь! Все вырождается.-- Честное слово!-- и я уже не знаю, дичь-ли перестала водиться, или собаки потеряли чутье. Десятью охотничьими рожками выгнали матераго оленя, шесть часовъ бѣгаемъ за нимъ, и когда уже онъ почти пойманъ, когда Сенъ-Симонъ подноситъ рожокъ къ губамъ, чтобы протрубить "ату его, ату",-- вдругъ вся свора гончихъ мѣняетъ направленіе и бросается на годовалаго оленя. Вы увидите, что я долженъ буду отказаться отъ охоты за звѣрями, какъ я долженъ былъ отказаться отъ птичьей охоты. Ахъ! я очень несчастный король, де-Тревиль,-- у меня оставался всего одинъ кречетъ, и тотъ третьяго дня околѣлъ.

-- Да, государь, я понимаю ваше отчаяніе; это большое несчастіе, но мнѣ кажется, что у васъ остается еще достаточное количество соколовъ, ястребовъ и кречетовъ.

-- И ни одного человѣка, чтобы обучить ихъ; соколиныхъ охотниковъ нѣтъ, и я одинъ только знаю охотничье искусство. Послѣ меня все будетъ кончено, и будутъ охотиться съ капканами, западнями и ловушками. Если бы еще у меня было время создать учениковъ! Но кардиналъ не даетъ мнѣ ни минуты покоя и все говоритъ мнѣ про Испанію, говоритъ про Австрію, говорить про Англію! Ахъ! кстати о кардиналѣ: я недоволенъ вами, де-Тревиль.

Де-Тревиль ждалъ, что король кончить этимъ. Онъ отлично зналъ короля съ давнихъ поръ; онъ понялъ, что всѣ эти жалобы были только вступленіемъ, чтобы придать самому себѣ храбрости, и что ему удалось наконецъ высказать то, что главнымъ образомъ хотѣлось сказать.

-- Чѣмъ же я имѣлъ несчастіе не угодить вашему величеству? спросилъ де-Тревиль, притворяясь крайне удивленнымъ.

-- Развѣ такъ вы исполняете вашу обязанность, сударь? продолжалъ король, не отвѣчая прямо на вопросъ де-Тревиля:-- развѣ для того я назначилъ васъ капитаномъ моихъ мушкетеровъ, чтобы эти послѣдніе убивали людей, бунтовали цѣлый кварталъ и поджигали городъ, а вы не говорите объ этомъ ни слова? Но, впрочемъ, прибавилъ король,-- безъ сомнѣнія, я поторопился обвинить васъ, безъ сомнѣнія бунтари уже въ тюрьмѣ, и вы явились донести мнѣ, что правосудіе совершено?

-- Государь, спокойно отвѣтилъ де-Тревиль,-- напротивъ, я пришелъ просить его у васъ.

-- Но противъ кого? вскричалъ король.

-- Противъ клеветниковъ.

-- А-а! вотъ это ново, возразилъ король:-- не станете-ли вы мнѣ разсказывать, что ваши проклятые мушкетеры, Атосъ, Портосъ и Арамисъ, и вашъ молодой беарнецъ не бросились, какъ бѣшеные, на бѣднаго Бернажу и не избили его такъ, что, очень вѣроятно, въ настоящую минуту онъ умираетъ? Не скажете-ли вы, что они не стали осаждать затѣмъ отель герцога де-ла-Тремулля и не хотѣли сжечь его? Это, можетъ быть, не было бы особенно большимъ преступленіемъ въ военное время, потому что отель этотъ -- гнѣздо гугенотовъ, но въ мирное время этотъ поступокъ является очень дурнымъ примѣромъ. Ну, что, станете вы отрицать все это?

-- Но кто вамъ сочинилъ всю эту прекрасную басню, государь? спокойно спросилъ де-Тревиль.

-- Кто сочинилъ эту басню, милостивый государь! Но кго же, по вашему, могъ это сдѣлать, какъ не тотъ, который бодрствуетъ, когда я сплю, который работаетъ, когда я забавляюсь, который правитъ всѣмъ внутри и внѣ королевства, и во Франціи, и въ Европѣ?

-- Ваше величество, безъ сомнѣнія, говорите о Богѣ, сказалъ де-Тревиль,-- потому что я не знаю никого, кромѣ Бога, который стоялъ бы настолько выше вашего величества.

-- Нѣтъ, милостивый государь, я хочу сказать объ опорѣ государства, о моемъ единственномъ слугѣ, о моемъ единственномъ другѣ -- о кардиналѣ.

-- Его высокопреосвященство не папа, государь.

-- Что вы хотите этимъ сказать?

-- Что одинъ только папа непогрѣшимъ и что эта непогрѣшимость не распространяется на кардиналовъ.

-- Вы хотите сказать, что онъ меня обманываетъ; вы хотите сказать, что онъ мнѣ измѣняетъ. Вы его, значитъ, обвиняете. Ну, скажите же, признайтесь откровенно, что вы его обвиняете!

-- Нѣтъ, государь, я говорю, что онъ получилъ невѣрныя свѣдѣнія; я говорю, что онъ поспѣшилъ обвинить мушкетеровъ вашего величества, почерпнувъ свѣдѣнія изъ плохихъ источниковъ.

-- Обвиненіе идетъ отъ самого де-ла-Тремулля, отъ самого герцога. Что вы отвѣтите на это?

-- Я могъ бы отвѣтить, государь, что онъ слишкомъ заинтересованъ въ этомъ вопросѣ, чтобы быть безпристрастнымъ въ этомъ дѣлѣ, но я далекъ отъ этого, государь; я знаю герцога, какъ благороднаго дворянина, и я во всемъ положусь на него, только съ однимъ условіемъ, государь.

-- Съ какимъ?

-- Что ваше величество призовете его къ себѣ, спросите, но наединѣ, безъ свидѣтелей, и что я увижусь съ вашимъ величествомъ тотчасъ послѣ пріема герцога.

-- Хорошо! сказалъ король.-- И вы полагаетесь на де-ла-Тремулля?

-- Да, государь.

-- И примите его рѣшеніе?

-- Безъ сомнѣнія.

-- И дадите ему удовлетвореніе, котораго онъ потребуетъ?

-- Непремѣнно.

-- Ла-Шене! закричалъ король.-- Ла-Шене!

Довѣренный камердинеръ Людовика XIII, стоявшій всегда у дверей, вошелъ.

-- Ла-Шене, приказалъ король,-- пошлите сію же минуту за де-ла-Тремуллемъ; мнѣ нужно съ нимъ, поговорить сегодня вечеромъ.

-- Ваше величество даете мнѣ слово ни съ кѣмъ не видѣться прежде меня послѣ ухода де-ла-Тремулля.

-- Ни съ кѣмъ, слово дворянина!

-- Въ такомь случаѣ до завтра, государь.

-- До завтра!

-- Въ которомъ часу угодно будетъ вашему величеству, чтобы я явился?

-- Въ какомъ хотите.

-- Но если я приду слишкомъ рано, я боюсь разбудить ваше величество.

-- Разбудить меня? Развѣ я сплю? Я больше не сплю: я только дремлю иногда, вотъ и все. Приходите же такъ рано, какъ вамъ вздумается, въ семь часовъ; но берегитесь, если ваши мушкетеры окажутся виновными.

-- Если мои мушкетеры окажутся виновными, государь, виновные будутъ преданы въ руки вашего величества, и вы поступите съ ними, какъ вамъ будетъ угодно. Угодно-ли вашему величеству потребовать отъ меня еще чего нибудь? Прикажите, я готовъ повиноваться.

-- Нѣтъ, нѣтъ, меня недаромъ прозвали Людовикомъ Справедливымъ. Итакъ, до завтра, милостивый государь, до завтра.

-- Господь да сохранитъ ваше величество!

Какъ мало ни спалъ король, но де-Тревиль спалъ и того меньше; онъ еще съ вечера предупредилъ трехъ мушкетеровъ и ихъ товарища, чтобы они явились къ нему въ шесть съ половиной часовъ утра. Онъ повелъ ихъ съ собою, не говоря имъ ничего утвердительно, ничего не обѣщая и не скрывая отъ нихъ, что ихъ судьба, равно какъ и его собственная, рѣшится въ это утро.

Когда они пришли къ малому подъѣзду, онъ приказалъ имъ подождать. Если король все еще раздраженъ противъ нихъ, они могутъ незамѣтно удалиться; но если король согласится принять ихъ, то ихъ позовутъ. Придя въ собственную пріемную короля, де-Тревиль встрѣтилъ тамъ ла-Шене, который сказалъ ему, что герцога де-ла-Тремулля наканунѣ вечеромъ не застали дома, что онъ возвратился слишкомъ поздно, чтобы явиться въ Лувръ, что онъ только что пришелъ и въ эту самую минуту находится у короля.

Это обстоятельство очень обрадовало де-Тревиля, который такимъ образомъ былъ увѣренъ, что никакое постороннее вліяніе между показаніями де-ла-Тремулля и его не могло имѣть мѣста.

И дѣйствительно, едва прошло какихъ нибудь десять минутъ, какъ двери королевскаго кабинета отворились, и де-Тревиль увидѣлъ, какъ изъ нея вышелъ де-ла-Тремулль и, подойдя къ нему, сказалъ:

-- Г. де-Тревиль, его величество посылалъ за мной, чтобы узнать о вчерашнемъ приключеніи около моего отеля. Я сказалъ ему правду, то есть, что вина на сторонѣ моихъ людей и что я готовъ извиниться передъ вами. И такъ какъ я встрѣтилъ васъ, соблаговолите принять извиненія и всегда считать меня однимъ изъ своихъ друзей.

-- Г. герцогъ, отвѣчалъ де-Тревиль,-- я такъ былъ увѣренъ въ вашемъ благородствѣ, что не хотѣлъ другого защитника передъ его величествомъ, кромѣ васъ. Я вижу, что не обманулся, и благодарю васъ зато, что во Франціи есть еще человѣкъ, о которомъ безошибочно можно сказать то, что я сказалъ о васъ.

-- Хорошо, хорошо! сказалъ король, стоявшій въ дверяхъ и слушавшій всѣ эти любезности:-- только скажите ему, де-Тревиль, такъ какъ онъ считаетъ себя однимъ изъ вашихъ друзей, что я тоже хотѣлъ бы быть его другомъ, но что онъ пренебрегаетъ мной: скоро будетъ три года, какъ я его не видѣлъ, и вижу его только тогда, когда посылаю за нимъ. Скажите ему все это отъ моего имени, потому что это такія вещи, которыхъ король не можетъ сказать самъ.

-- Благодарю, государь, благодарю, проговорилъ герцогъ:-- но пусть ваше величество не думаетъ, что только тѣ,-- я говорю въ этомъ случаѣ не про де-Тревиля,-- что только тѣ, которыхъ онъ видитъ постоянно передъ собою, преданы ему больше всего.

-- А! вы слышали, что я сказалъ,-- тѣмъ лучше, замѣтилъ король, показываясь въ дверяхъ.-- А! Это вы, де-Тревиль! гдѣ ваши мушкетеры? Я вамъ сказалъ третьяго дня, чтобъ вы ихъ привели, отчего же вы этого не сдѣлали?

-- Они внизу, государь, и съ вашего позволенія ла-Шене позоветъ ихъ сюда.

-- Да, да, пусть они придутъ сейчасъ же; скоро восемь часовъ, а въ девять я жду гостя. Идите, герцогъ, а главное -- приходите опять. Войдите, де-Тревиль.

Герцогъ поклонился и вышелъ. Въ ту самую минуту, какъ онъ отворилъ дверь, три мушкетера и д'Артаньянъ, сопровождаемые ла-Шене, показалась наверху лѣстницы.

-- Подите, мои храбрецы, сказалъ король,-- подите, мнѣ нужно побранить васъ.

Мушкетеры подошли, низко кланяясь; д'Артаньянъ шелъ позади нихъ.

-- Какъ, чортъ возьми! продолжалъ король,-- удалось вамъ четверымъ въ два дня обработать семерыхъ гвардейцевъ сто высокопреосвященства? Это ужъ слишкомъ, господа, слишкомъ! Если такъ все пойдетъ, его высокопреосвященство принужденъ будетъ черезъ каждыя три недѣли пополнять свою роту, а я вынужденъ буду примѣнять мои указы со всей строгостью законовъ. Если бъ случайно одного -- я ничего бы не сказалъ; но въ два дня -- семерыхъ, повторяю, это ужъ слишкомъ, слишкомъ много.

-- Потому-то, государь, они, опечаленные, съ раскаяніемъ явились просить прощенія у вашего величества.

-- Опечаленные и съ раскаяніемъ! Гм!.. сказалъ король,-- я нисколько не довѣряю ихъ лицемѣрной наружности, а въ особенности... я вижу тамъ, между ними, какого-то гасконца. Подите-ка сюда, молодой человѣкъ!

Д'Артаньянъ, который понялъ, что эта любезность относилась къ нему, приблизился съ самымъ унылымъ видомъ.

-- Что-жъ вы говорили мнѣ, что это молодой человѣкъ?-- это ребенокъ, де-Тревиль, настоящій ребенокъ! И это онъ нанесъ такой жестокій ударъ шпагой Жюссаку!

-- И два прекрасныхъ удара Бернажу.

-- Въ самомъ дѣлѣ!

-- Не считая еще того, сказалъ Атосъ,-- что если бы онъ не освободилъ меня изъ рукъ Бикара, то, очень вѣроятно, я не имѣлъ бы чести въ настоящую минуту явиться съ почтительнымъ поклономъ передъ вашимъ величествомъ.

-- Но въ такомъ случаѣ вашъ беарнецъ, де-Тревиль настоящій демонъ, чортъ возьми!-- какъ сказалъ бы мой отецъ. При такомъ занятіи, должно быть, страшно рвутся камзолы и безпрестанно ломаются шпаги. Потому-то гасконцы всегда и бѣдны, не правда-ли?

-- Государь, я долженъ сказать, что въ ихъ горахъ еще не открыто золотыхъ рудниковъ, хотя Господь долженъ бы былъ сотворить для нихъ это чудо въ награду за то усердіе, съ какимъ они поддерживали короля, вашего отца.

-- Вы хотите, другими словами, сказать, что именно гасконцы сдѣлали меня королемъ, не такъ-ли, Тревиль, потому что я сынъ своего отца? Ну, что-жъ! въ добрый часъ, я не говорю нѣтъ. Ла-Шене, посмотрите, не найдетели вы, пошаривъ въ моихъ карманахъ, сорока пистолей, и если найдете, принесите ихъ мнѣ. А теперь, молодой человѣкъ, разскажите-ка мнѣ, положа руку на сердце, какъ все это случилось.

Д'Артаньянъ передалъ вчерашнее приключеніе со всѣми подробностями: какъ онъ не могъ спать отъ испытанной имъ радости, что увидитъ короля, и пришелъ къ своимъ товарищамъ тремя часами ранѣе назначенной аудіенціи; какъ они всѣ вмѣстѣ отправились въ игорный домъ и какъ онъ испугался, чтобы мячъ не попалъ ему прямо въ лицо и за это былъ осмѣянъ Вернажу, который едва не поплатился жизнью за свою насмѣшку, а де-ля-Тремулль, рѣшительно ни въ чемъ тутъ неповинный,-- своимъ отелемъ.

-- Это именно такъ, прошепталъ король,-- да, совершенно то же самое разсказалъ мнѣ и герцогъ. Бѣдный кардиналъ! семь человѣкъ въ два дня, и при томъ изъ самыхъ его любимыхъ! Но этого довольно, господа, слышите-ли, довольно; вы отомстили за улицу Фену и даже черезчуръ,-- вы должны быть вполнѣ удовлетворены.

-- Если ваше величество довольны, сказалъ де-Тревиль,-- то и мы тоже.

-- Да, я доволенъ, прибавилъ король, принимая отъ ла-Шене горсть золотыхъ и передавая ее въ руки д'Артаньяна.-- Вотъ доказательство того, что я доволенъ.

Въ ту эпоху о такомъ самолюбіи, какъ въ наше время, не имѣли понятія. Дворянинъ изъ рукъ въ руки бралъ деньги отъ короля, нисколько не считая это для себя унизительнымъ. Поэтому д'Артаньянъ безъ малѣйшей церемоніи положилъ въ карманъ сорокъ пистолей и горячо поблагодарилъ за нихъ его величество.

-- А теперь, замѣтилъ король, посматривая на часы,-- теперь ужъ половина девятаго,-- удалитесь, потому что я уже сказалъ вамъ, въ девять часовъ я жду гостя. Благодарю за вашу преданность, господа! Я могу на не разсчитывать, не правда-ли?

-- О, государь, въ одинъ голосъ вскричали всѣ четверо:-- мы позволимъ изрубить себя на куски за ваше величество!

-- Хорошо, хорошо; оставайтесь цѣлы, это лучше, и вы будете мнѣ болѣе полезны. Де-Тревиль, прибавилъ король вполголоса, въ то время какъ они уходили:-- такъ какъ у васъ въ мушкетерахъ нѣтъ вакансій, а мы рѣшили къ тому же, что для поступленія въ этотъ полкъ нужно подвергать испытанію, то помѣстите этого молодого человѣка въ роту гвардейцевъ г. Десессара, вашего двоюроднаго брата. Ахъ, честное слово, де-Тревиль! мнѣ становится весело, когда подумаю о гримасѣ, какую сдѣлаетъ кардиналъ: онъ будетъ взбѣшенъ, но мнѣ это все равно -- я правъ.

И король знакомъ руки простился съ де-Тревилемъ который вышелъ и, догнавъ мушкетеровъ, увидѣлъ, что д'Артаньянъ дѣлилъ между ними свои сорокъ пистолей. А кардиналъ, какъ сказалъ его величество, былъ дѣйствительно взбѣшенъ, такъ взбѣшенъ, что въ продолженіе цѣлыхъ восьми дней не являлся для игры съ королемъ, что не мѣшало королю быть съ нимъ въ высшей степени любезнымъ и каждый разъ при встрѣчѣ съ нимъ спрашивать его самымъ ласковымъ голосомъ;

-- Ну, что же, г. кардиналъ, какъ себя чувствуютъ вашъ бѣдный Бернажу и вашъ бѣдный Бикара?